Людмила Нарусова демонстрирует завидную любовь к отеческим костямНазад
Людмила Нарусова демонстрирует завидную любовь к отеческим костям
В эти дни в далеком Париже открылась выставка `Время мамонтов`. Музеи трех стран мира свезли во Францию свои сокровища: скелеты, бивни, поделки - все, что имеет хоть малейшее отношение к мамонтам.
И только главного экспоната - жемчужины всей выставки, ради которой, собственно, и затевалось все дело, - в Париже нет: уникальной коллекции `севских мамонтов`, найденных в 1988 году в окрестностях Брянска.
Французы бьют тревогу. Наш посол в Париже отбивает волнительные депеши: дружба народов в опасности. Президиум РАН, дирекция Палеонтологического института грозят, умоляют, взывают: выпустите мамонтов. Но `севская коллекция` по-прежнему лежит мертвым грузом в московских запасниках.
Она может уехать в Париж в одном только случае: если первобытные инстинкты возьмут верх над разумом и наукой. Это очень нелегко - бороться с первобытными инстинктами. Победить их столь же тяжело, как и выдержать бой с Людмилой Борисовной Нарусовой: вдовой Анатолия Собчака, сенатором от Республики Тува, самой экспрессивной гранд-дамой российской политики... Ведь с недавних пор Людмила Борисовна прониклась удивительной любовью к палеонтологической науке. Это произошло вскоре после того, как ее дочь - модная `львица` Ксения Собчак - отдала свое сердце русско-американскому дельцу Алексу Шусторовичу. А любящая женщина, известно, способна своротить любые горы.
Время мамонтов
Есть такой привычный стереотип. Дескать, наука - это храм, этакое святилище, где рассеянные ученые в белых одеждах мыслят одними лишь формулами и спят прямо в лабораториях.
Грешным делом, так думал когда-то и я. И хотя умом понимал, что сосуды сообщаются; что научный мир живет не в параллельном пространстве, а значит, здесь тоже должны казнокрадствовать и воровать, слишком сильны были эти стереотипы, хранящие еще рыбный запах пришедшего из Холмогоров обоза.
С иллюзиями прошлого расставаться нелегко, ведь с ними уходит и частица тебя самого. Но чем раньше мы простимся с иллюзиями, тем быстрее наступит конец бизнесу, построенному олигархами с научными степенями. Эти иллюзии нужны только им - тем, кто, приватизировав сегодня науку, в совершенстве овладел виртуозностью профессиональных нищих: `Сами мы не местные, бе-е-еженцы...` А приглядишься - `бе-е-женцы` эти богаче всех нас, вместе взятых, и сердобольных медяков вполне хватает им, чтобы жить безбедно и даже покупать квартиры и дачи...
...Палеонтологический институт (ПИН) Российской академии наук. Цитадель ученой мысли, отсчитывающая свою историю еще с петровской Кунсткамеры. Здесь работали крупнейшие специалисты, мировые светила, лауреаты.
Все изменилось с кончиной Советского Союза. В одночасье государство бросило науку на произвол судьбы (тоже нашли себе занятие - гнилые кости откапывать), и дирекции пришлось озаботиться поисками пропитания.
Тут-то и нарисовались на горизонте предприимчивые дельцы. Они объяснили опечаленным ученым, что на самом деле сидят те в буквальном смысле на мешках с золотом; что во всем мире палеонтологические образцы - кости и скелеты доисторических животных - стоят баснословные деньги, и от десятка-другого черепов российская наука не обеднеет.
Ходоков было много, но особенную активность развили двое: немецкий коммерсант Вордеманн и британец Манинг.
Работавший в те годы в ПИНе Владимир Жегалло (впоследствии зам. директора геологического музея) рассказывает, что Вордеманна, точно дорогого гостя, водили по лабораториям института и предлагали на выбор все, что угодно душе. Узнав об этом, тогдашний директор ПИНа академик Татаринов запретил пускать Вордеманна, но его приказ выполнен не был. А уж потом, после ухода Татаринова, для иностранных дилеров и вовсе наступило раздолье.
Под крылом института была организована фирма `Русские фоссилии` (ее создал тот самый Аркадий Захаров, что водил немецкого дельца по закромам ПИНа), Вордеманн стал официальным ее партнером, и останки динозавров и мамонтов бурным потоком потекли за рубеж.
(В 2000 году, сотрудники смоленской таможни конфискуют гигантскую партию ископаемых, в том числе 6 скелетов пещерных медведей и 2 скелета мамонтов, которую `Русские фоссилии` везли Вордеманну. Разрешение на вывоз было дано экспертом ПИНа, однако четыре повторные экспертизы признали, что коллекция является уникальной и стоит не менее 3 миллионов долларов. Двумя годами раньше, на выборгской границе, за контрабанду палеонтологических образцов и минералов возьмут и самого Вордеманна.)
`В течение последних 10 лет, - пишет в своем заявлении в МВД старший научный сотрудник ПИНа, доктор наук Лариса Догужаева, - из института исчезли палеонтологические материалы большой научной и музейной ценности. Кражи и сопровождающая их политика замалчивания, проводимая директором института и его заместителями, происходят на фоне нелегального сбора и контрабандного вывоза остатков древних животных, а зам. директора Новиков был задержан сотрудниками таможенного комитета при попытке нелегального вывоза черепа древнего животного`.
Сколько всего было похищено из ПИНа в 90-е годы, учету не поддается. Хотя бы еще и потому, что дирекция института предпочитала неизменно хранить молчание и многие факты признавала лишь под давлением улик.
Дошло до того, что иностранные палеонтологи, обеспокоенные такой вакханалией, организовали рабочую группу во возвращению украденного ископаемого материала (IWGRSRF), в которую вошли ученые из Англии, Франции, Японии, США и России. Самое поразительное, что руководство ПИНа, которое, казалось бы, больше других было заинтересовано в таких поисках, международной группе помогать отказывалось и вообще взирало на нее, точно на классового врага.
В отчете, подготовленном группой в 1997 году, называется как минимум 50 похищенных образцов. В их числе есть и совершенно уникальные вещи. Например, два гигантских бивня мамонта, найденных будущим адмиралом Колчаком на месте последней стоянки барона Толля - легендарного исследователя Арктики, погибшего в поисках Земли Санникова. Или 27 черепов триасовых земноводных (лабиринтодонтов), пропавших из запертого экспозиционного зала.
Большинство краж так или иначе вело к `поставщику двора` Вордеманну: именно он активнее прочих торговал на международных палеонтологических ярмарках. В 1992 году один из участников рабочей группы - штутгартский профессор Вильд - самолично приобрел у Вордеманна один из украденных в ПИНе черепов лабиринтодонта: злоумышленники так торопились, что впопыхах не заметили нацарапанный внутри инвентарный номер. Когда же Вордеманна допросили в полиции, он признался, что купил череп, как и все остальные `товары`, в ПИНе.
`Многочисленные доказательства указывают на существование внутри ПИНа организованной группы, которая имеет хорошо налаженные контакты с зарубежными дилерами и возможность перемещать украденные образцы через российские таможни`, - к такому неутешительному выводу пришла международная группа.
Дирекция института отреагировала на эти обвинения весьма своеобразно: упразднила лабораторию амфибий, которой заведовал один из подписавших отчет ученых - доктор наук Михаил Шишкин, ибо выносить из избы сор не позволено никому. Точно так же репрессиям подверглись и все другие сотрудники, осмелившиеся выступать против новых порядков. Доктору наук Ларисе Догужаевой (ее заявление я процитировал выше) понизили зарплату. Крупнейшему специалисту по мамонтам Евгению Мащенко - одному из самых активных `отступников` - объявили выговор. Не продлили контракт с доктором наук Владимиром Сухановым. Ну а Владимира Жегалло, хоть и покинул тот институт, директор ПИНа до сих пор именует не иначе как `придурком`.
Я слышал это сам, из директорских уст, когда всемирно известный ученый, член-корреспондент РАН Алексей Розанов на голубом глазу пытался убедить меня, что против его института развернута массированная клеветническая кампания. Правда, на вопрос, кто же так ненавидит российских палеонтологов, Розанов отвечать отказался. `Я привык оперировать только фактами, а не домыслами`.
Фактами? Ну что ж, приступим к фактам...
Наследники Бубенцова
Имя Александра - или, как он предпочитает себя называть, Алекса - Шусторовича не раз фигурировало в громких публичных скандалах. Этот молодой эпатажный бизнесмен, передвигающийся по Москве на `Роллс-Ролсе` с мигалкой, - непременный участник светских раутов и тусовок. Вдвоем со своей официальной подругой Ксенией Собчак они составляют едва ли не самую колоритную пару столичного полусвета.
Шусторовичу - 37 лет. Еще в школьном возрасте родители вывезли его в США, дали блестящее образование. Алекс окончил Гарвардский университет, но стопроцентным американцем все равно не стал. Его неудержимо тянуло на родину - в страну, превратившуюся в те годы в настоящую Мекку для авантюристов.
В 88-м году Шусторович впервые приезжает домой. Авторитет его отца - известного в Союзе химика, член-корреспондента Академии наук - раскрывает перед ним двери в научный мир и, главное, в президиум АН СССР. С этого и начинается его взлет.
При поддержке академиков Шусторович создает СП International Academic Publishing Co и получает права на печатание и распространение за кордоном научных трудов РАН. Молодой бизнесмен рассчитал все правильно. Любому ученому нужно регулярно публиковаться, без этого наука мертва. А значит, кто владеет печатным словом - тот владеет всей отраслью. (Через несколько лет Шусторович возьмет под контроль практически все академические журналы страны.)
Своему главному успеху - скандально известному проекту `ВОУ-НОУ`, когда его фирма оказалась посредником в многомиллиардном российско-американском `урановом` контракте, - Шусторович также обязан водителям российской науки. Тогдашний министр атомной энергетики Виктор Михайлов честно признавался потом, что Шусторовича к нему привел президент РАН Юрий Осипов. Они-то и убедили министра продавать высокообогащенный уран, извлекаемый из ядерного оружия, в США. Ну а брокером, понятно, должен быть Шусторович. (Вскоре Михайлов стал академиком РАН.)
Впрочем, на кону стояла слишком высокая ставка - 12 млрд. долларов. За контракт разгорелась нешуточная борьба, и в итоге конкуренты вытеснили Шусторовича из уранового бизнеса, а министр Михайлов, чьи счета обнаружились в американских банках, был отправлен в отставку.
Пришлось Шусторовичу возвращаться туда, откуда начинал, - в ставшее уже родным академическое лоно. Конечно, о миллиардах речи уже не шло, но за неимением гербовой пишут и на простой...
В легендарной александровской `Весне` был такой персонаж Бубенцов (его блестяще сыграл Плятт). Завхоз института Солнца, который знал ученых как облупленных: `Без меня они и банки консервов не откроют!`
Фильму уже 60, а смотрится будто снимали вчера, ибо все основные денежные потоки РАН сосредоточены теперь в руках Шусторовича, и без него не то что консервную банку не открыть - и ложку мимо рта не пронести.
В 97-м году Академия наук и фирма Шусторовича `Плеадис` учредили коммерческую структуру - ООО `Международное академическое агентство `Наука` (сокращенно - МААН). Отныне все права на использование любых экспонатов, коллекций, архивов, принадлежащих РАН, передавались МААНу.
По странному совпадению, МААН возглавил сотрудник ПИНа и одноклассник Шусторовича Николай Парин. И с этого момента воровство в ПИНе если и не закончилось, то хотя бы пошло на спад. (Последний скандал случился пару лет назад, когда выяснилось, что на таможне представлялись документы, не соответствующие вывозимым грузам.)
Это и понятно. Если раньше президиуму РАН было не до безобразий, творящихся в институте, то теперь речь шла уже о своих кровных. (Все равно как в анекдоте про гаишника и вернувшегося с курорта водителя: за мой счет гуляешь, сволочь!)
Надо сказать, что к тому времени интерес вокруг палеонтологии вырос до необычайных пределов. С выходом `Парка юрского периода` начался `динозаврово-мамонтовый` бум. Игрушки, картинки, наклейки, мультфильмы - на `пещерной` индустрии ковались миллиарды.
А поскольку все основные коллекции сосредоточены именно в России, этой золотой жилой грех было не воспользоваться.
Начиная с 98-го ПИН провел уже за рубежом 13 выставок. Многие экспонаты россияне могут увидеть лишь за пределами страны, ибо их не успевают даже распаковывать. Правда, сам институт получает за свои коллекции гроши: деньги за выставки перечисляются на заграничные счета фирмы Шусторовича, и лишь крохи возвращаются в Россию. Да и к науке отношение эти выставки имеют самое отдаленное (в нашем распоряжении есть видеозапись, на которой отчетливо видно, как якобы отправленный в американский музей динозавр из ПИНа красуется посреди крупного торгового центра, завлекая покупателей).
Парижская выставка `Время мамонтов`, с описания которой я начал свой материал, должна была стать уже 14-й по счету. Но не стала. Впервые за эти годы бунт, устроенный группкой непокорившихся ученых и работников Минкульта, принес свои результаты. Не желая мириться с доисторическими нравами современной науки, эти люди буквально легли костями, чтобы не выпустить за рубеж кости `севских мамонтов`...
Всем бы таких тещ...
Для того чтобы понять, в чем причина этого сыр-бора, несколько слов о самой коллекции.
Она была найдена в 1988 году в окрестностях городка Севск. Скорее всего стадо мамонтов утонуло в пойме реки во время наводнения.
Раскопками занимались уже знакомые нам Мащенко и Жегалло. Они-то первыми и поняли, что перед ними уникальные образцы.
- Это единственная в мире семейная группа мамонтов: мамонтиха и мамонтята, - говорит Жегалло. - То есть по ним можно выяснить генетические особенности, наследственность. Уникален и скелет самки: в мире нигде больше нет целого скелета, только сборные. Это еще и самые поздние мамонты, найденные на Русской равнине: где-то XII век до н.э.
Поскольку скелеты лежали не в мерзлоте, сохранились они плохо. Инструменты входили в кости, словно по маслу. Но с победой `колбасной революции` все это никого не тревожило: главное - шкуры и мясо. И в 92-м ПИН впервые вывозит мамонтов за рубеж: в Голландию и Германию.
Это поездка дорого обошлась ученым. Процитирую экспертное заключение Минкульта: `Коллекции были нанесены многочисленные повреждения в ходе неоднократных перемонтировок и снятия слепков, которое было произведено немецкой стороной. Реставрация костей за рубежом производилась без участия российских специалистов, с применением веществ неизвестного состава, сделавших дальнейшую консервацию и укрепление материала почти невозможным`.
Иными словами: сегодня провести тотальную консервацию костей уже невозможно. Иностранцы покрыли скелеты какой-то хитрой противопожарной смесью, которую теперь не смыть. А раз так - гнилые изнутри кости с каждым годом будут становиться все более хрупкими.
Немцы вообще обращались с мамонтами безобразно. Дефекты и сколы закрашивали масляной краской. Если кости ломались, просто склеивали их впопыхах. Неудивительно, что все последующие годы `севские мамонты` не покидали стен лабораторий. Пока не объявился шустрый Шусторович.
В октябре прошлого года дирекция ПИНа, МААН и представитель фирмы Шусторовича `Плеадис` подписали контракт с парижским музеем естественной истории. Согласно контракту, ПИН должен отправить в Париж 6 скелетов мамонтов. Срок выставки: 10 месяцев. И скелеты стояли бы уже сейчас в центре Парижа, кабы не упрямство Минкульта. Проведенная здесь экспертиза (в состав группы входили и раскопавшие коллекцию Мащенко с Жегалло) пришла к заключению, что `вывоз коллекции в ее теперешнем состоянии чреват нанесением ущерба уникальному палеонтологическому материалу`.
Ох уж этот Минкульт! Ведь сколько раз академики просили его включать в состав экспертных групп только тех, на кого они сами укажут, дабы избежать `неверных` решений. Отчаявшись, шли даже на безрассудство: тот же директор ПИН выпустил в 1999-м приказ, по которому все экспертные заключения надлежало согласовывать с МААНом (сиречь, с Шусторовичем).
Нет, все без толку. Не поддавался министр Швыдкой обаянию американских дельцов.
А аванс-то в счет будущей выставки уже получен (не ПИНом, понятно). Уплывающие деньги заставили академиков броситься в атаку. Они закидывают Минкульт гневными письмами (особенно активничает вице-президент РАН Николай Лаверов, он же - председатель наблюдательного совета МААН, в открытую обвиняя Минкульт в `заранее спланированной акции против РАН в целом`). Подключают тяжелую артиллерию из президентской администрации и МИДа. Наконец, сам президент РАН Юрий Осипов звонит министру Швыдкому, и в итоге рождается соломоново решение: провести повторную экспертизу. Наряду с прежними экспертами к ней привлекают людей, рекомендованных ПИНом. Естественно, мнения делятся, Минкульт вынужден выбирать. И снова - не в пользу РАН.
- Моя позиция очень проста, - объясняет начальник Департамента по сохранению культурных ценностей Анатолий Вилков. - Коллекция уникальна. Зачем же рисковать, подвергать ее опасности? Для того чтобы кто-то зарабатывал на этом деньги?
(Кстати, примерно то же сказал мне и Михаил Швыдкой, добавив, что в ближайшее время собирается организовать проверку в `самом благополучном институте РАН`: так именуют его академики в письмах.)
У директора ПИНа Алексея Розанова позиция противоположная. `А я вообще не понимаю, чем она так уникальна, - говорит Розанов. - Да, мы получаем не все деньги, которые платят французы, но это меня абсолютно не волнует: есть хоть что-то, и слава богу. Минкульт же занимает очень странную позицию, и это вызывает у нас массу вопросов`.
Есть масса вопросов и у нас, ибо настоящие размеры парижской сделки и ПИН, и РАН тщательно скрывают. В контракте, который ПИН отправил в Минкульт, не хватает самого интересного: приложения, регламентирующего финансовые вопросы.
Алексей Розанов признался мне, что ежемесячно институт должен получать 4-5 тысяч долларов. В действительности же общая сумма контракта в три раза больше: без малого 130 тысяч. Деньги французы должны переводить на зарубежный счет `Плеадис` (первый транш уже ушел).
К сожалению, это мало кого сейчас интересует. Мамонтовая война случилась не в самое лучшее время. Ее апогей совпал с отставкой правительства. Швыдкой потерял портфель, новый же министр культуры Александр Соколов в мамонтах пока не разбирается.
Очень удачный момент. И Шусторович с академиками наперевес ринулся в очередную атаку. На этот раз - куда как более успешную, ибо в игру неожиданно вступила гранд-дама российской политики Людмила Нарусова.
Я спрашивал у директора ПИНа Розанова, чем объясняется эта неожиданно проснувшаяся любовь сенаторши к ископаемым. Розанов в очередной раз от ответа ушел: не моя, мол, епархия. Но гадать здесь особо и не приходится, ведь дочка Нарусовой - Ксения Собчак - состоит с Шусторовичем в гражданском браке. Всем бы таких тещ. (На траурных мероприятиях она сумела даже подвести `гражданского` зятя к президенту. Вряд ли Путин знает, что когда Шусторович послал чек на $250.000 в предвыборный фонд его американского коллеги, Джордж Буш вернул эти деньги обратно: от греха подальше.)
Нам доподлинно известно, что Нарусова уже звонила министру культуры, была на приеме у его заместителя Льва Надирова, после чего тот специально ездил в ПИН и внимательно разглядывал скелеты. Побывала она и в ФСБ.
Везде Нарусова рассказывает о том, что жена французского президента ее лучшая подруга, что Ширак возмущен и обижен и собирается уже звонить Путину. Да и сама она, Нарусова, вполне может поведать президенту об издевательской бюрократии Минкульта: `Вы же знаете, как Володя относится к нашей семье`. И, надо сказать, эти аргументы впечатляют любого чиновника. По крайней мере, они гораздо убедительней, чем всякие экспертизы, петиции ученых или резолюция международной конференции мамонтологов, прошедшей в Канаде, которая признала коммерческое использование севской коллекции нецелесообразным и опасным.
`Для меня главное - наука`, - уверяет директор ПИНа Алексей Розанов. Как будто парижская выставка имеет с наукой хоть что-то общее. `Здесь можно взглянуть на пыльцевое зерно под микроскопом, - анонсирует действо французский археологический журнал, - протрубить, как мамонт, собрать первобытную хижину и поиграть в другие игры`.
Я не знаю, как трубят мамонты. Но мне очень хочется верить, что их трубный глас окажется громче, чем возгласы заботливой тещи Алекса Шусторовича.
Неправда, что нельзя умереть дважды. Когда-то мы уже потеряли мамонтов. Теперь `севские мамонты` могут погибнуть снова. Только ради того, чтобы пополнить семейный бюджет сенатора Нарусовой...
Парижская выставка называется `Время мамонтов`. Очень символично. Ведь если главная жемчужина ее - семья мамонтов из окрестностей Брянска - все-таки приедет во Францию, это будет означать, что время мамонтов в России не кончилось. Что живем мы по-прежнему в доисторической, пещерной эпохе, где нет ничего важнее, чем шкуры и мясо, даже если на шкурах этих красуется надпись: In God We Trust...
Выставка начала свою работу три недели назад. Время пошло...
