В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Алексей Арбатов: `Военный бюджет еще не освободился от паранойи` Назад
Алексей Арбатов: `Военный бюджет еще не освободился от паранойи`
Основная часть из 27,6% прироста военного бюджета России в 2005 году будет потрачена не на новые танки и самолеты, а на перспективные системы связи и управления. Об этом `Газете.Ru` рассказал известный российский эксперт в области военной реформы Алексей Арбатов. Удивление у него вызвали только расходы на флот.

- Алексей Георгиевич, с чем связано столь значительное увеличение военного бюджета России?

- Военный бюджет растет пропорционально увеличению ВВП. В этом смысле его относительные пропорции мало меняются - как был 2,7%, так и остается 2,7-2,8%. Он даже не достигает 3%, о которых много лет назад говорили как о минимально необходимом уровне расходов. Если вы возьмете эти 500 млрд рублей и переведете их в доллары, то увидите, что это порядка 16-17 млрд долларов. При американском военном бюджете в 400 млрд. Это, конечно, немного. Но даже если сравнивать не с США, а с военными бюджетами Великобритании, Франции, Китая, то российский все равно остается более чем скромным.

- Судя по постатейной разбивке военного бюджета, практически весь прирост расходов приходится на научные исследования. Расходы на НИОКР вырастут в 2005 году почти на 40%...

- Увеличение, которое планируется в новом бюджете, действительно приходится на научно-исследовательские и опытные конструкторские работы. Почему? Дело в том, что у нас недостаточно денег для того, чтобы расширить массовое производство новых вооружений и военной техники. При этом у нас катастрофически устаревает парк вооружений и военной техники. В войсках уже меньше 20% вооружения относительно нового, то есть находящегося на службе менее 10 лет. Резко расширить производство этой техники возможности нет. Поэтому принято решение бросить больше средств на исследовательские работы, чтобы перескакивать через несколько поколений, - не выпускать каждое поколение нового оружия в массовое производство, а производить по несколько опытных образцов, смотреть, как они работают, и идти к следующему поколению. Тем самым не терять темп в развитии научно-технического прогресса в военной области, чтобы не отстать слишком далеко, прежде всего от США и от некоторых других стран включая Китай.
А когда экономические возможности позволят, когда можно будет увеличить средства на закупку вооружений, тогда мы сможем перейти к массовому производству вооружений того поколения, до которого наука нас дотянет.

Здесь возникает несколько серьезных вопросов. Сохранятся ли к тому моменту производственные мощности? Они не могут сидеть и ждать. Они потихоньку разваливаются, переходят в другие формы собственности, распродается оборудование, уходят квалифицированные рабочие, производственные площади передаются в частные руки. Поэтому может так случиться, что через десять лет, когда мы сможем перейти к массовому производству новейших на тот момент вооружений, у нас некому будет их производить, или нужно будет разрабатывать совершенно новую систему и передавать контракты частным предприятиям, чтобы они вернулись к военному производству.

Второе. Мы бы даже с нынешним бюджетом могли бы значительно расширить производство военной техники, чтобы хотя бы в войска минимально ее поставлять. Нельзя по три-пять новых самолетов в год в авиацию давать. Должно быть, по крайней мере, 20-30. Это очень умеренное количество, но самое минимальное. И вот чтобы хотя бы на самом минимальном уровне поставок держаться, нам нужно было уменьшить тот процент военного бюджета, который идет на текущее содержание вооруженных сил, то есть денежное довольствие, коммунальные платежи и так далее. Этого нельзя сделать, потому что нельзя понизить и без того очень невысокий материальный уровень, на котором содержатся наши офицеры, сержантский состав и рядовые. Следовательно, единственный способ уменьшить эту долю - это сократить численный состав армии. Это единственный путь, пойдя по которому, мы можем сделать армию высокомеханизированной и хорошо подготовленной.

При прежнем руководстве Генштаба, при генерале Квашнине, это никак не удавалось сделать. У нас как было миллион двести тысяч человек, так и оставалось, как будто какая-то замерзшая точка на термометре. Сколько ни бились, сколько армию не сокращали, а она все равно миллион двести. Всякие манипуляции со списочным составом, с мертвыми душами, с вакантными должностями, с теми, кто в штате, но не на оплате, или на оплате, но не в штате... И эта история беспрерывно тянулась.
Сейчас, может быть, с уходом Квашнина, министр обороны получил свободу рук, большую возможность влиять на военную политику, как я надеюсь, добьется разумного сокращения армии без ущерба для тех, кто увольняется.

Они могут переходить во внутренние войска, в правоохранительные органы, в пограничную службу, там очень нужны люди. Но саму армию, вооруженные силы, нужно сократить хотя бы до 800-700 тысяч, для того чтобы военный бюджет не съедался их текущим содержанием и большую долю в нем можно было бы выделить на производство техники и вооружений.

Так что нынешний бюджет, несмотря на его абсолютный размер, к сожалению, не решает многих задач. То, что выделено больше средств на науку, это, в принципе, хорошо, но это не от хорошей жизни делается. Потому что если мы и дальше будем оставлять оборонный комплекс без государственных заказов, он или уйдет в другие сферы, или развалится, или полностью переквалифицируется на торговлю оружием, то есть будет вооружать другие армии, которые когда-нибудь смогут представить для нас угрозу. Это, конечно, неправильно. Вот у нас многие сторонники увеличения военного бюджета любят поговорку, которую еще Наполеон сформулировал, что вот народ, который не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую, имея в виду оккупацию. Так вот эти люди должны понимать, что наш военно-промышленный комплекс уже вооружает чужие армии из-за того, что не хватает оборонного заказа.
А не хватает его потому, что никакой разумный военный бюджет не может содержать армию в миллион двести тысяч человек. И не нужна она, такая армия. Мы же не собираемся новую Отечественную войну вести.

А чтобы сократить ее до разумных пределов, есть огромное сопротивление и вооруженных сил, и парламента, который в значительной степени лоббирует их интересы, и бюрократии. Поэтому получается такой тришкин кафтан.

Не надо впечатляться этими цифрами в миллиарды рублей. Возможно, по отношению к масштабам наших ассигнований на здравоохранение, социальное обеспечение, науку, образование это и много, но мы должны сравнивать эти показатели не с нашим образованием и нашей наукой, а с тем, какие есть другие армии. И в этом смысле средства, которые выделяются, безусловно, большие по меркам нашего федерального бюджета и валового внутреннего продукта, недостаточны, чтобы нормально содержать, обеспечивать и оснащать армию в 1200000 человек. А разрубить этот гордиев узел и пойти на радикальное сокращение ее численности не решается ни политическое руководство, ни парламент, ни министерство обороны. Остается надеяться, что все-таки в конечном итоге этот вопрос будет решен. Тогда можно будет говорить и о переводе армии на контракт при меньших размерах, и об увеличении денежного довольствия, и о выделении достаточных средств не только на науку, но и на оснащение армии, потому что армия должна обучаться на новых образцах оружия. Она не может смотреть на картинки в журналах с этими опытными образцами и так учиться. Ей нужно иметь эту технику в руках.

- На какие именно исследования тратятся деньги, которые выделяются на науку?

- Это государственная тайна. У нас это, к сожалению, засекречено, что абсолютно глупо, потому что засекречивается это, прежде всего, от своего парламента, от своей общественности и от своей прессы. Но, к сожалению, мы еще не преодолели этой паранойи.
Не раскрывая большой тайны, могу сказать, что сейчас самые большие средства идут на информационные системы, то есть системы управления, информационное обеспечение, компьютеры, новейшую технику связи, наблюдения, навигацию, в том числе космическую, - вот это самая большая статья расходов.

Это не просто танки, пушки и корабли. На ракеты, то есть на стратегические вооружения, идет очень немного. И это неправильно, как раз на это нужно было больше денег выделять. Много идет на флот, потому что он, видимо, имеет большое влияние на политическое руководство страны. Оно любит флот, хотя не совсем понятны его боевые задачи и стратегические функции в обозримом будущем. Крайне мало идет на авиацию, хотя опыт всех последних войн показал, что на сухопутных театрах - а других в ближайшие 20 лет у России и не будет - решающую роль играет именно авиация. У нас почти не заменяется парк самолетов. Мы почти не закупаем новых самолетов, а просто глубоко модернизируем уже существующие. Это неправильные приоритеты. На сухопутные войска идет сравнительно немного, но поскольку они большие, то в абсолютном исчислении это существенно. На стратегические силы идет едва ли десятая часть, может чуть больше.

23 АВГУСТА 2004

`Газета.Ru`.http://nvolgatrade.ru/

Док. 208648
Опублик.: 24.08.04
Число обращений: 583

  • Арбатов Алексей Георгиевич

  • Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``