МУНТЯН М. А: ИДЕОЛОГИЯ ГЛОБАЛИЗМА И СОВРЕМЕННЫЙ МИРНазад
МУНТЯН М. А: ИДЕОЛОГИЯ ГЛОБАЛИЗМА И СОВРЕМЕННЫЙ МИР
В определении современных основных векторов мирового развития существуют немалые научные трудности. Они отражают не только недостаточно высокий для понимания всей сложности и противоречивости этих объективных феноменов уровень науки, что само по себе верно, но и тот самоочевидный факт, что до настоящего времени в восприятии и трактовке тех или иных тенденций глобализации доминируют факторы политико-идеологического порядка. Н. А. Косолапов констатировал в этой связи, что создается впечатление даже о `намеренной переоценке реального значения глобализации в современном мире` . Нет, существование глобализации как объективного жизненного явления не вызывает сомнений и никем практически не оспаривается, особенно если речь идет о трех во многом взаимосвязанных ее сторонах:
- во-первых, о появлении в разных сферах жизни процессов, по масштабам и повседневному ходу развивающихся на глобальном уровне экономики, финансов, военного дела и т. д.;
- во-вторых, о появлении в мировой политике и экономике таких субъектов - государств, транснациональных корпораций и других, - которые обладают глобальными интересами и такого же масштаба способностями к действию;
- в-третьих, о процессе исчерпания пределов и возможностей цивилизаций традиционного типа и кризисе этих цивилизаций, выражающемся во все более очевидной экологической невозможности продолжения их существования и жизнедеятельности в ныне известных формах.
Вместе с тем несомненные интересы материального и политико-стратегического характера стоят за спиной основных игроков на поле глобализации, что политизирует и идеологизирует казалось бы сугубо хозяйственные проблемы и экономические вопросы, а также многие явления из других сфер жизни народов и всего человечества. Все чаще перед аналитиками возникают целый ряд логичных вопросов:
а) где заканчивается объективное содержание глобализационных процессов и начинается идеологический флер, инструментальные идеи, спекуляции, становящиеся инструментами политики?;
б) охватывает ли глобализация весь мир или это процесс, затрагивающий в основном народы и страны, принадлежащие к `золотому миллиарду`?;
в) оставляет ли глобализация за `своим бортом`, отсекает, выталкивает за рамки `нового сверкающего глобального мира` большинство человечества или это временное, преодолимое со временем обстоятельство?;
г) где граница между позитивными и негативными следствиями глобализации как объективного мирового процесса и политикой, которая должна проводиться в этой связи государствами как его субъектами?;
д) насколько широк или узок коридор возможностей, который предоставляется субъектам мировой политической сцены в их внутренней и внешней политике реалиями глобальных процессов?
В этой связи возникает проблема разведения действительно реальных и объективных явлений глобализации и их разнообразных отражений в теоретическом сознании ученых и политиков в виде различных идеологических концептов, доктрин и теорий. В. И. Максименко полагает, что `реальный процесс глобализации средств и технологий передачи информации, финансовых рынков, новейших видов вооружения находит свое оформление в идеологии глобализма. На сегодняшний день это самый влиятельный `изм` из всех существующих`, он `предстает унифицированной и, надо сказать, своевременной заменой двух сошедших со сцены либо существенно потесненных идеологий Нового времени - либерализма и коммунизма` . Н. А. Косолапов пишет в этой связи, что `идеологически явление глобализации во многом воспринимается через призму глобализма - конгломерата воззрений, сводящегося в целом к подчеркиванию роли и значения глобальных начал в жизни современного человечества и видящего в этих началах исключительно или почти исключительно позитивное содержание. При этом остаются в стороне конкретные вопросы социально-политической организации, а также содержания таких начал; глобальное рассматривается как самоценность и средство решения накопленных в мире проблем`. Он выделяет также политический глобализм, который `во многом питается представлениями идеологического`, опираясь на интересы и возможности государств и группировок, более других выигрывающих от современных процессов глобализации, прежде всего в финансово-экономической их части. Такой глобализм отражает интересы США, современного капитализма. Выгодные Западу проявления, тенденции глобализации представляются как универсальный мировой процесс, неотвратимость коего не должна вызывать возражений` .
Несколько иначе трактует проблемы современной идеологизации глобализационных процессов А. С. Панарин. `Сегодня идея глобализации имеет все шансы стать основанием одной из самых новых мировых идеологий, - писал он, - определяющих общественный климат первой половины ХХI века. Причем адрес страны-изготовителя этой идеи хорошо известен - речь идет об американской версии американского либерализма. Англо-американский либерализм в свое время породил идею открытого общества (К. Поппер). Глобализация есть вариант открытого общества в планетарном масштабе, мир вездесущего экономического и информационного обмена, не ограниченного какими бы то ни было протекционистскими барьерами` . Он также рассматривает проблему глобализма, опубликовав в этой связи монографию под названием `Искушение глобализмом`. Под таковым известный российский философ имеет в виду не только `наимоднейшее слово либерально-прогрессистской мысли` и `новейшую форму нигилизма, ищущего себе алиби в так называемых объективных тенденциях`. Глобализм у него выступает как идеология и стратегия, в соответствии с которыми `усилиями глобалистов, вопреки их либеральной риторике, конструируется мир экономического и политического монополизма, в котором нормальная соревновательность и партнерство подменены делением на расу господ и расу неприкасаемых, на `золотой миллиард` и бесправную периферию` . Поэтому за видимой `непреложностью` и `объективностью` тенденций глобализации он призывает вскрывать `субъективные - слишком субъективные - поползновения тех, кто спешит `приватизировать` прогресс, превращая его в привилегию. Не разоблачив этой субъективной стороны, - полагает этот автор, - не вскрыв якобы за непреложными закономерностями своекорыстной `идеи`, невозможно утвердить наше право творить лучшую действительность, чем та, которую нам навязывают ныне` .
И А. С. Панарин, и В. И. Максименко, и В. В. Соколов, и множество других отечественных и зарубежных авторов связывают тенденции узурпации возможностей глобализационного прогресса с США. Французский исследователь А. Валладао, например, отмечал в этой связи: `Особое преимущество мирового положения США состоит в том, что в силу своей экономической, политической и военной мощи они являются единственным государством, которое может позволить себе не приспосабливаться к мировому сообществу, а приспосабливать это сообщество к себе. Гигантская сверхдержава сегодня способна одновременно извлекать выгоды как из всемирных процессов глобализации, так и из использования инструментов национально-государственной политики, которые она может применять исключительно по своему усмотрению` . Этот ученый полагает, что `США выигрывают от становления взаимозависимого и глобального мира по той простой причине, что их собственное общество уже частично глобализировано и живет в условиях, когда отдельные люди и самые разнообразные их объединения постоянно ищут правила поведения, которые не нарушали бы их взаимоотношений. Америка сейчас оказалась в центре мира потому, что весь мир находится в Америке` . Этот ученый верно подметил, что США первыми почувствовали наступление эры глобализации, но вывод о том, что они сумели приспособиться к ее последствиям, представляется не совсем корректным. Точнее было бы сказать, что они на первых порах сумели направить глобализационные процессы в русло, обеспечивавшее им в основном привилегии, в то время как негативные моменты канализировались в иные регионы и ложились тяжким бременем на плечи иных стран и народов.
Связь между современной глобализацией и либерализмом обнаруживает в одной из своих статей и В. Б. Кувалдин. Как подчеркивал ученый, глобализация - это совокупность процессов, ведущих к складыванию `мегаобщества` в условиях, когда либеральный проект `всемирного устройства` человечества `оказался наиболее жизнеспособным`. Правда, в данной связи он добавлял, что `история на этом не заканчивается` . Один из руководящих работников администрации президента Российской Федерации, А. А. Игнатов в специальной статье, опубликованной `Независимой газетой`, выдвинул идею `ментальной или культурно-идеологической глобализации`. Она в его трактовке предстала как мир, `поделенный` между шестью религиозными системами, которые контролируют власть (христианство и иудаизм), финансы (иудаизм и ислам), трудовые ресурсы (индуизм и конфуцианство), `ментальную` сферу (ислам и буддизм). Другим важным аспектом `ментальной глобализации`, по его мнению, `являлся непрерывный процесс унификации культурных предпочтений человечества` . Приведенные свидетельства существования разнообразных форм идеологии глобализма можно было умножить как за счет отечественных, так и зарубежных авторов, но для нас важно констатировать два факта. Первый из них касается использования термина `глобализм` для характеристики идеологических концепций, связанных с глобализацией как объективным вектором мирового развития и реальными явлениями в жизни человечества, что послужило причиной многих подмен и недоразумений, которые сплошь и рядом можно обнаружить и в научных трудах, и в общественно-политической литературе. Второй связан с тем, что глобалистские идеологические концепции, во множестве создаваемые в разных странах, в известной мере камуфлируют стратегию глобализма, которую в современном мире способны проводить лишь наиболее развитые государства - США и их партнеры по клубу `золотого миллиарда`.
Научная классификация типов глобализма, которые, переплетаясь, формируют пеструю и в целом обманчивую картину современного мира, позволяет выделить среди них:
- глобализм, идущий от эпохи Просвещения с ее интенцией к формированию единого мирового пространства, основанного на универсалиях прогресса и единой судьбы всех людей на планете;
- глобализм правящих элит, которые, равным образом дистанцируясь от `национального эгоизма` и местных интересов, образуют консорциум мирового правящего меньшинства и работают над созданием такого мирового порядка, который был бы прозрачным для всех участников этого привилегированного клуба;
- глобализм, основанный на традиционной процедуре превращения одной державы, со всей ее национальной и местнической ограниченностью, в монопольного носителя мировой власти - однополярной глобальной системы. А. С. Панарин пишет в этой связи, что `каждый из этих трех типов глобализма был задействован при переходе от биполярного мира к однополярному, но с разной степенью подлинности. Для манипулирования широким общественным мнением, направляемым демократической интеллигенцией, была использована пропагандистская форма просвещенческого глобализма, верующего в универсалии прогресса и единства мировых судеб народов. Чем добросовестнее были усилия пропагандистов нового мирового порядка, тем скорее дискредитировались и разрушались традиционные средства национальной самозащиты, от которых стали открещиваться как от чего-то одиозного и устаревшего` . `Идеология нового глобализма, - пишут А. Ю. Капков и В. В. Черный, - фактически проповедует отказ от прежнего гуманистического понимания идеи прогресса, который мыслился как процесс единого, хотя и не одновременного, развития стран и общечеловеческое будущее. Теперь же перспектива прорыва в будущее объявляется привилегией наиболее богатых наций` .
Два обстоятельства способствовали тому, что идеологические варианты глобализма, несмотря на несовершенство и отсутствие в них сколько-нибудь привлекательных для людей идей, очень быстро распространились по миру и в 70-е годы уже превалировали в идейном спектре преференций образованной части человечества. Во-первых, речь идет об объективно детерминированной и в то же время хорошо организованной Западом кампании по деидеологизации многих сфер жизни стран и народов, в первую очередь международных отношений и системы общечеловеческих взглядов на мировое развитие. С одной стороны, вспышка исследований `конца идеологий`, была во многом `очевидным бунтом рационалистического сознания начинавшейся НТР`, которая готовила производительные силы для постиндустриальной стадии жизни человечества, против иррациональности родившихся еще в ХIХ веке идеологий, грозивших ввергнуть мир в термоядерную катастрофу. С другой стороны, деидеологизация стала знаменем `нового класса` технократов и менеджеров, которые пытались с помощью этой концепции ослабить контроль над их действиями со стороны политиков и гражданского общества. Девизом `синих воротничков`стал тезис, согласно которому все, чего левые силы или либералы были готовы достигать с помощью болезненных для людей социальных революций, можно и нужно достигать с помощью более эффективного и менее затратного научно-технического прогресса. Деидеологизация держала в своем прицеле два общественных адресата: научно-техническую интеллигенцию и обывателя, воплощающего современный тип `потребительского человека`. Для первых деидеологизация была идеалом точного, верифицируемого знания, опираясь на которое поднимающееся сообщество технократов делало попытку освободиться от критики и контроля идеологов и политиков. Для `экономического человека`, ориентированного на потребительство и взятого технократами в союзники для борьбы с `традиционным менталитетом`, дезидеологизация означала реабилитацию `принципа удовольствия`, ослабления морали, мешавшей приобщаться к `цивилизации потребительства и досуга` .
Во-вторых, реалии менявшегося мира, развитие которого было ориентировано в направлении постиндустриально - информационного общества, требовали если не отказа, то, во всяком случае, научной ревизии всех сторон такой сложной научной категории, как идеология, отражавшей еще более сложный и реальный мир влияющих на жизнь людей идей. С тех пор, как в 1801 г. Антуан Дестю де Трейси поставил вопрос, почему те или иные комплексы идей, в том числе и ложных, оказывают доминирующее воздействие на общество, тогда как многие соседствующие с ними и несомненно правильные такого общественного резонанса не достигают, обществоведение в основном концентрировало свои усилия на расшифровке `учения об идеях` как теории причин их ложности, на раскрытии идеологии как `ложного сознания` и т.д. Но ученым было ясно и то, что если бы идеологии не играли какой-то весьма важной социальной роли, то они вряд ли могли бы десятилетиями и столетиями направлять волю и энергию миллионов людей на реализацию тех или иных проектов и ценностей. Действительно, будь идеологии стопроцентно ложными, то их политическая и практическая ценность измерялась отрицательными показателями, в связи с чем они быстро исчезали как общественное явление. Возникновение идеологий возвестило, по всей видимости, тот этап развития политики, когда сутью налаживания отношений человека с властью оказалась защита групповых интересов и основанных на них индивидуальных прав. В этих условиях политическая стабильность стала в немалой степени определяться характером представлений о ней населения, которые, в свою очередь, зависели от способности той или иной идеологической конструкции логически объяснять настоящее время и проектировать приемлемое будущее.
В частности, марксизм пытался определить социальный `вес` идеологий через их связи с интересами общественных групп и классов, которые трактовались как приоритетные. Но `реальный социализм` продемонстрировал, что и служение интересам - отнюдь не главный признак идеологии. М. Вебер использовал концепцию идеологии для исследования того, как влияет религия на становление индивидуализма в общественной психологии, а с ним и капитализма в общественных отношениях. Им были высвечены созидательные функции идеологии даже в тех случаях, когда по ее содержанию ту или иную идеологию можно признать ложной. К. Мангейм начал характеризовать идеологию как метод социального познания, что оказалось весьма важным и ценным для интерпретации этого феномена. Но и такая функция не может быть признана основной для идеологии. `Появившийся в научном арсенале благодаря работам Мангейма и Маркса концепт `идеологии` за долгие годы своего академического существования приобрел известную теоретическую самодостаточность. Он не только используется, что называется, `по назначению`, описывая, скажем, процессы формирования различных доктрин и учений, но и нередко функционирует в гораздо более широком предметном поле, предлагая свой эвристический потенциал для отображения совершенно иных по характеру идеальных контактов политических акторов с властью и даже претендуя на объяснение всех информационно - коммуникативных политических взаимодействий`, - пишет профессор МГУ А. И. Соловьев.
В последней трети ХХ века произошла не просто реабилитация идеологии как важнейшего признака современного цивилизованного общества, но и в результате многолетней дискуссии был снят тезис об идеологии как ложном сознании. Ревизии было подвергнуто все терминологическое поле использования понятия `идеология`: как процесса производства значений, знаков, ценностей в социальной жизни; как совокупности идей, присущих конкретной социальной группе или классу; как ложного сознания, используемого для обеспечения политического господства; как систематически разорванной, искаженной, но постоянно реализуемой коммуникации; как социально необходимой иллюзии, мифа, виртуальности; как канала или пространства, в рамках которого человек определяет смысл окружающего его мира; как совокупности убеждений, ориентирующих на действия . Если суммировать итоги прошедшей в этой связи научной дискуссии, то в позитивной их части можно отметить следующие моменты:
- идеология в целом признается объективным явлением, а не следствием и/или проявлением исторически преходящих заблуждений, злой воли, попыток намеренного манипулирования, хотя в литературе сплошь и рядом можно встретить все перечисленные оценки;
- идеология есть не просто система взглядов (любая наука и многое иное суть системы взглядов) и не только способ обеспечения социальных интересов. Идеология - это система взглядов, которая позволяет человеку и обществу ориентироваться в окружающем их физическом и социальном пространствах, притом во всем диапазоне доступного им времени: от прошлого до будущего, от хронологического до исторического;
- идеология есть синтез накопленных к определенному рубежу знаний: практических и научных, универсальных и прикладных, общечеловеческих по сфере приложения и специфических для данного этноса, социума, общества. Ничто иное, кроме сознания личности, не обеспечивает такого синтеза знаний;
- идеология есть не просто синтез знаний, но такое их сочетание и взаимное дополнение, которое направлено на решение вставших в определенный исторический период задач организации, жизни и деятельности. Причем, что очень важно, даже задач, с точки зрения современного рационалистического сознания не очень прагматических, даже иллюзорных и иррациональных;
- идеология при выполнении всех вышеперечисленных функций обращается, в отличие от политических платформ, программ, разного рода планов, к макроуровню социальных явлений и процессов, концентрируясь при этом на самых долговременных их аспектах и проявлениях. В этом смысле идеология действует на самом верхнем для своего времени горизонте представлений, знаний и социального опыта человека, равно как и на самом высоком пределе масштабов стоящих перед ним задач;
- идеология, организуя определенным образом духовную сферу личности и общества во всех наиболее значимых ее компонентах, сплавляя воедино знания и опыт, вопросы и ответы, проблемы и решения, императивы этики и выживания, тем самым создает по отношению к личности и обществу мощную систему социальной мотивации и самоконтроля. Заменить ее не в состоянии никакие общественные институты ни врозь, ни все вместе (будь то право, полиция, фискальные органы и т. п.);
- идеология объективно выполняет крайне важную функцию высшей, психологической легитимации всего, с чем она имеет дело и что `одобряет` в содержательном плане: представлений о мире и месте человека в нем, общественного уклада и устройства, социальных отношений, определенных нравственности и морали, типов поведения и образа жизни и пр.;
- идеология, освящая некие реалии и идеальные модели как высшие, наилучшие или даже единственно допустимые, тем самым выступает как долговременный источник волевых импульсов к определенной общественной организации, ее поддержанию, развитию и экспансии, а также к определенным типам личного и социального поведения в рамках этой организации. Человек и общество живут определенным образом потому, что считают это во всех отношениях правильным, справедливым, нравственным, а не потому, что их принуждают к такому образу жизни силы неизбежности, необходимости или власти. Иначе неизбежен конфликт не только между обществом и властью (как непосредственной силой принуждения), но и внутри самого общества, разлад в его духовной сфере с самыми тяжелыми последствиями для его конкурентоспособности в мире. Вот почему жизнь без идеологии может сопровождаться благосостоянием, но обычно не дает ни взлетов духа, ни веса и авторитета стране на международной арене .
А. И. Соловьев отмечает в этой же связи, что по мере перехода западных стран к постиндустриальному этапу развития начали выявляться серьезные мутации. Индивидуализация политического пространства, когда предпочтение отдается персональному, а не групповому диалогу людей с властью, стали превращать идеологические концепции только лишь `в один из элементов пестрого мультикультурного интеллектуального пространства`, где идеологемы `утрачивают способность как к унификации сознания широких слоев, так и к мобилизации политического участия` . Выбор в таких случаях приоритетов в решении тех или иных проблем общественной жизни субъектами политической сцены осуществляется на основе прагматических расчетов, `демонстрационного эффекта`, привязки к `контексту`, когда действующие субъекты все меньше прибегают к помощи идеологических доктрин или учений и все чаще абстрагируются от них. Утверждение подобной культуры `каждого отдельного решения`, как писал М. Кастельс, свидетельствовало о постепенном становлении `сетевого общества` постиндустриального типа . Вместе с тем А. И. Соловьев подчеркивает: `Было бы неверно утверждать, что наступление постсовременности полностью сняло потребность в объясняющих политический миропорядок идеологических схемах. Макрогрупповые формы политического участия, обусловленные необходимостью национальной консолидации, вспышками мессианства, амбициями оппозиционных элит, хаотическими процессами на международной арене и другими факторами, вызывают к жизни различного рода идейные конструкции (такие, например, как доктрина `золотого миллиарда`, `стран-изгоев`, `трансатлантизма`, `новых стен` в объединенной Европе и т.п.), на которые ориентируются те или иные политические силы`. Однако, как полагает известный российский политолог, `подобные процессы не могут нивелировать действие значительно более мощных исторических тенденций, которые возникают на историческом перекрестке модерна и постмодерна. И хотя потенциал идеологий (особенно во внешнеполитической сфере) еще далеко не исчерпан, нельзя не видеть, что усиление прагматизма правящих кругов и прогрессирующее снижение влияния идейных разногласий на поведение широких слоев населения ограничивает идеологический схематизм` .
Подобную постановку проблемы вытеснения идеологии на политическую периферию не поддерживают и оспаривают многие, в том числе и отечественные, ученые. И дело не только в том, что не весь мир, а точнее, большая его часть пока что не вовлечена в постиндустриальные преобразования и для нее не характерны вызываемые ими последствия, в том числе и идеологического плана. Вслед за Альтуссером, значительная часть исследователей придерживается убеждения в вечности идеологий. Так, П. А. Рачков утверждает, что идеология `является жизненно необходимой в любом обществе - и в классовом, и в доклассовом, и в постклассовом, то есть можно сказать, что она бессмертна` . Более осторожен У. Матц, который полагает, что рефлексия идеологического типа остается необходимым инструментом преодоления кризиса в политическом процессе и существует `косвенное выражение спроса на идеологию в эпоху постмодерна` . Идею о доминирующем статусе идеологии в организации будущего общественного порядка отстаивают и те авторы, которые опасаются, что определенного рода идеологические конструкции послужат основанием для скорого краха цивилизации и наступления новой эпохи варварства. В частности, И. Валлерстайн в своих прогнозах возникновения где-то в середине ХХI века новой экономической мир-системы подчеркивает, что неотъемлемым условием достижения этого станет выдвижение `идеологии (то есть политической программы), основанной на первостепенной роли групп как социальных агентов`. При этом он полагал, что возможны `только две идеологии группового действия`. Первая из них характеризовалась американским ученым через идею `выживания наиболее приспособленных` групп. Вторую он связывал с принципом `не исключаемости` (nоn-ехсlusivity), имея в виду прежде всего признание равных прав всех человеческих групп на свою долю мирового дохода в реконструируемой по ходу развития мировой истории мир-системе . В таком случае перед США, по его мнению, возникала возможность пойти в своем развитии двумя альтернативными путями: а) неофашистским, полным социальных конфликтов, с помощью которых беднейшие классы удерживаются в самом низу общественной лестницы посредством насилия, и б) национальной солидарности, единства усилий, ведущих к равенству. Признавая, что первый путь для США неприемлем, он заключает: `До тех пор, пока США не осознают, что нет иного спасения, чем спасение всего человечества, ни они, ни остальной мир не выберутся из структурного кризиса мир-системы` .
Уникальность роли и функции идеологии как явления заключается в том, что она обеспечивает способность индивида и общества к долговременной целесообразной деятельности в условиях лавинообразного нарастания вопросов, рациональные ответы на которые заведомо не могут быть получены в совместимые со сроками решения встающих задач и с продолжительностью человеческой жизни. И это - не претензия идеологии на какую-то особую миссию, но главная ее функция, обусловленная природой человеческого индивидуального и общественного сознания. Именно поэтому жизнь, общественные отношения без идеологии - иллюзия. Горизонты знаний, социально-исторического опыта людей и масштабы возникающих перед человеком задач непрерывно растут, расширяются, порождая все новые вопросы, способом ответа на которые в реальном времени может быть только `верую!` в ту или иную идею, концепцию, доктрину, программу, Бога. Идеологии в наше время могут создаваться под долговременные научно-технические проекты, социально-экономические программы, общественно значимые начинания, в связи с чем не может не происходить мощной идеологизации всех сторон жизни современного человечества. И если историю рассматривать прежде всего как историю идей, а мировое развитие - как сферу и направление реализации идей в их исторической хронологии, сложившейся в идеологических противоборствах прошлого и настоящего, то сама мысль об исторической обреченности идеологий представляется некорректной, во всяком случае на сколько-нибудь обозримом этапе человеческого бытия.
Представление о том, что с распадом ССР и победой Запада в `холодной войне` идеологии маргинализируются и во внутриполитической жизни государств, и в международных отношениях, что идеологическая борьба в мире завершена, что век идеологий подходит к концу, является чисто иллюзорным, не соответствующим действительности и конъюнктурным. Просто на смену идеологической борьбе либерализма и коммунизма, опиравшейся на военно-политические потенциалы двух сверхдержав - СССР и США, пришло господство идеологии политического и экономического либерализма, обусловленное доминированием в мире западной модели экономики и политики, гегемонией США. Н. А. Косолапов вместе с тем приходит к выводу, что идеологический пейзаж мира в начале ХХI века `многомерен и не сводим ни к одному лишь либерализму, ни к политическим идеологиям как таковым`, ибо `религиозные, а также социокультурные и неполитические формы и проявления идеологии начинают играть в нем все большую роль` .
Процессы, составляющие объективное содержание глобализации, просто не могут быть и не будут свободны от комплекса идеологических факторов, ценностей и аспектов, которые так или иначе будут сталкиваться между собой, на практике доказывая неустранимость из жизни людей идеологии как явления и в обозримом будущем. Основными источниками идеологии в настоящее время выступают следующие факторы:
- стабильные долговременные отрицательные экологические и иные последствия хозяйственной деятельности человека на планете, достигшие во второй половине ХХ века масштабов, чреватых опасностями не только близкого исчерпания не возобновляемых природных ресурсов, но и непрогнозируемой по ее последствиям мутации всей биосферы Земли, включая человека;
- развитие всех и всяческих коммуникаций, инфраструктур и отношений, возникновение такой степени социальной взаимосвязанности и взаимозависимости мира, когда многочисленные еще признаки социально-исторической дикости личности, конкретных обществ перестают быть проблемами изолированных медвежьих углов и становятся общей проблемой всего человечества, так как угрожают безопасности, перспективам восходящего развития и самому сохранению жизни на планете;
- появление новых субъектов мировой экономики и политики (транснациональных корпораций, государств, межправительственных организаций), сочетание интересов, способностей и возможностей которых требуют от них и позволяют им действовать глобально в одной или нескольких сферах жизнедеятельности на повседневной основе .
И все же для того, чтобы предметно представить себе все объективные процессы мирового развития и возникающие в этой связи проблемы глобального порядка, в большей или меньшей степени способные влиять на содержание и многообразие научных и общественно-политических идей и теорий, есть смысл просуммировать основные характеристики современного глобализирующегося мира:
- несмотря на понижение барьеров на пути торговых потоков, лишь рынок капиталов является подлинно глобальным и находится он в руках банков, трастовых фирм, консультативных компаний, корпораций северного постиндустриального полюса. При всем своем всеобъемлющем названии, глобализация затронула лишь северную часть полосы развитых стран, пройдя мимо огромных регионов, оставив их на обочине мирового развития;
- глобализация не всем дает шанс оказаться частью привилегированной системы, она практически не задела Африку и почти всю Латинскую Америку, Ближний Восток (за исключением Израиля), огромные пространства Азии. Понятно, что исключение большинства государств мира и целых его регионов из глобализационных процессов увеличивает риски этно-национальных конфликтов, международного терроризма, вооруженных столкновений различного масштаба, то есть глобализация в нынешней своей форме несет не стабильность, а скорее дестабилизирует ситуацию в мире;
- глобализация требует фактической унификации условий развития всех частей мира. Но в реальной жизни этого не происходит. Не только возрастают диспропорции между уровнями доходов жителей бедных и богатых стран, но и наиболее развитые государства все больше замыкаются в экономических взаимоотношениях друг на друге. Эти государства противятся переводам финансовых средств и технологий в страны с дешевой рабочей силой и допуску на свои рынки конкурентоспособной продукции из стран, где государства помогают своим экспортерам и где издержки в ходе производства товаров значительно меньше, чем в странах ОЭСР;
- апологеты глобализации убеждают всех в том, что рынок становится глобальным. В строгом смысле этого понятия подобное утверждение не соответствует фактам. Крупные страны, лидирующие в производстве валовой продукции, остаются ориентированными на внутренние рынки. Не вовлеченные во внешнюю торговлю и обмен отрасли и сектора американской промышленности охватывают 82% всех рабочих страны, почти 90% работающих заняты в экономике и сфере услуг, которые предназначены для собственного потребления. В трех крупнейших экономиках современности - США, ЕС и Японии, - на экспорт идет только лишь 12% ВВП ;
- глобализация все более превращается в арену ожесточенной борьбы, в которую включаются все те, кого охватывает чувство беззащитности, кто ощущает себя жертвой неподконтрольных процессов и слепой несправедливости жизни, кто не приемлет подрыва собственной культурной аутентичности унификаторскими тенденциями вестернизма и выступает за равенство и справедливость во всем, в том числе и в условиях социально-культурного и экономического развития. `Оскорбленное чувство самоуважения, озлобление, ощущение превращения в жертву складывающихся обстоятельств могут в значительной мере укреплять силы, выступающие против глобализации, которая все больше будет восприниматься как благотворная лишь для США, - писал бывший директор Института международных отношений в Лондоне Ф. Хейзберг ;
- практически все исследователи, и западные, и не западные, признают, что всемирное открытие всех или почти всех барьеров выгодно прежде всего сильнейшим государствам. Страной, больше всех получившей от мировой глобализации, являются США. Даже когда кризис 1997-1998 годов поразил часть азиатских государств, а экономика стран ЕС резко замедлила темпы своего роста, развитие американской индустрии и сельского хозяйства напоминало настоящий бум. `Получая наибольшие блага от глобализации, - отмечал американский политолог Э. Басевич, - Содиненные Штаты используют благоприятное стечение обстоятельств, их главная задача - выработка стратегии продления на будущее американской гегемонии` .
Если попытаться провести своего рода классификацию типов глобализма, которые бытуют в современном мире и в своем переплетении дают зыбкую и обманчивую картину, то их окажется всего три:
- к первому типу следует отнести глобализм Просвещения - интенцию, заложенную еще у истоков европейского модерна и ведущую к формированию единого мирового пространства, основанного на универсалиях прогресса, равно доступного всем;
- ко второму типу относится глобализм правящих элит, сговаривающихся между собой и образующих своеобразный новый интернационал правящего меньшинства. Делегированные в состав этого привилегированного клуба национальные представители работают над установлением мирового глобального порядка, который не был бы отягощен `национальным эгоизмом` и местными интересами. `Эпоха глобализма поставила национальные элиты, - пишет А. С. Панарин, - в некоторое промежуточное положение: между собственным народом и международными центрами власти. Причем вектор изменений совершенно определен: по мере нарастания тенденций глобализации национальные политические и экономические элиты все меньше прислушиваются к голосу своих избирателей и все больше связывают себя принятыми за спиной народов решениями нового интернационала` .
- третий тип глобализма, напротив, представляет собой традиционную процедуру превращения одной державы, со всей ее национальной и местнической ограниченностью, в монопольного носителя мировой власти - однополярной глобальной системы.
Противоборство и смешение всех трех типов глобализма в рамках осмысления реальных глобализационных процессов и попыток их использования в собственных интересах различными политическими силами происходит все же при доминировании разного рода концептов все чаще принимающей форму вестернизации в виде американизации, которую пытаются выдавать за истинную глобализацию. Настойчивость, с которой Запад стал реализовывать свои интересы в процессе глобализации, некоторые западные авторы даже назвали `вестерншизмом` . Таким образом, современное глобалистское мышление, возникнув в 70-е годы ХХ столетия как гуманистическая рефлексия на появившиеся мировые проблемы, решение которых требовало концентрации усилий всех людей планеты, то есть соответствуя первому типу глобализма, в 80 - 90-е годы стало переориентироваться на иные цели, приобретя черты второго и третьего типов глобализма . Отрыв вырвавшихся вперед в производстве и освоении информационных технологий США, Японии и ЕС от всего остального мира позволил лидерам мирового технологического прогресса получить право в рамках концепции открытого мирового рынка без особых помех использовать в своих интересах природные и человеческие ресурсы тех стран, которые по каким-то причинам от них отстали. `Передовики прогресса` выдвинули тезис, согласно которому рынок уже определил те страны и народы, которые способны наиболее рационально использовать существующие возможности природной среды для удовлетворения нужд человека, в связи с чем все другие страны должны отказаться от национального и прежде всего экономического суверенитета, согласившись с ролью поставщиков сырья и дешевого обслуживающего персонала. `Идеи нового глобализма были не столь уж и новыми, - отмечают в своей статье А. Ю. Капков и В. В. Черный. - По сути, они воспроизводят те установки, которыми руководствовались европейские колонизаторы в колониях. Последние целенаправленно превращались в рынки сырья и сбыта готовой продукции. Новыми явились лишь масштаб и форма подачи этих установок. Теперь их предлагают не покоренным колониям, а всему миру, и делается это в рафинированной оболочке - под предлогом заботы о рациональном использовании ограниченных природных ресурсов` .
Можно соглашаться или не соглашаться с такой оценкой современных глобализационных процессов. Можно и нужно стремиться к большей научной корректности формулируемых выводов, чтобы не упрощать сложные жизненные реалии глобализующегося мира. Но фактом остается то, что идеология нового глобализма на деле проповедует отказ от прежнего, выдвинутого эпохой Просвещения, гуманистического понимания идеи прогресса, который мыслился как процесс единого, хотя и не одновременного, развития стран и народов, и у которых предполагалось единое общее будущее. Демократическая идея открытого для всех народов прогресса подменяется идеей социал-дарвинистского отбора, который предполагает деление человечества на приспособленных и неприспособленных к эпохе глобализации, на тех, у кого в связи с глобализацией есть будущее, и тех, у кого осталось только прошлое, за которое они беспомощно цепляются. `Современная идеология глобального открытого общества, - пишет в этой связи А. С. Панарин, - потакает привилегированному меньшинству сильных, начавшим открыто тяготиться наследием демократической эпохи:
- системой сдержек и противовесов, ограничивающей политический и экономический монополизм;
- социальным государством как противовесом безграничной власти гегемонов;
- национальным суверенитетом государств как основной препоной мировому господству сильных;
- мерами национального экономического протекционизма как противодействия экономической экспансии `золотого миллиарда`. Более того, идеология глобального открытого общества в нынешней социал-дарвинистской версии откровенно противостоит общечеловеческим ценностям морали и культуры, связанным с гуманизмом, с христианской сострадательностью и демократической солидарностью с теми, кто страдает от угнетения и унижения. Глобальный социал-дарвинизм исходит из убеждения, что у слабых и неприспособленных нет алиби - они достойны своей участи` . В другой своей работе А. С. Панарин дает глобальному `открытому обществу` еще более резкую оценку. `За либеральной идеологемой `открытого общества`, вчера еще выступавшего как синоним социума, свободного от тоталитарных ограничений - пишет российский философ в своей книге `Искушение глобализмом`, - сегодня все отчетливее вырисовывается старый американский архетип, требующий очищения окружающего мирового пространства для того, чтобы американский `новый человек` смог беспрепятственно осуществить свою планетарную миссию` .
В той своей форме, в которой идеология всемирного открытого общества - современного глобализма, - формулируется на Западе, она в сущности порывает с `большинством из массовых завоеваний великой эпохи модерна`. Известно, что из трех возможных уровней эволюционной динамики человечества - глобального (планетарного), национального (суперэтнического) и племенного (этнического) Просвещение связало свою судьбу со вторым уровнем. Его эпоха стала временем формирования единых наций, для чего соседские этносы и субкультуры переплавлялись в крупные социально-исторические общности, обретающие единое большое экономическое, политико-правовое и информационно-образовательное пространство. В процессе же реализации нынешней формы глобализации предпринимаются попытки преобразовать саму структуру модерна, сместив все усилия прогресса со среднего уровня на самый высокий, глобальный. Золотая середина модерна заменяется ориентацией национальных элит на американский имперский комплекс, выступающий от имени и в защиту `господ глобализирующегося мира` - так называемых граждан мира. Они приобретают весь мир, освобождаясь от национальной привязки и связанных с нею ответственности. Но сделать это они могут, только последовательно разрушая национальные пространства и суверенитеты, выступив продавцами стратегического `товара` - территорий и ресурсов. `Оседлав` саму идею прогресса, превращая его в привилегию, элиты придают глобализации характер игры с нулевой суммой, когда растущее богатство и процветание элитарного меньшинства сопровождается демодернизацией и обнищанием большинства. Такого рода глобалисты разрушают все формы сложившейся национальной самоорганизации для того, чтобы на пустом месте построить новый, выгодный прежде всего только им, глобальный порядок. При этом не учитывается, что спровоцированный подобной `реконструкцией` мировой хаос может оказаться сильнее возможностей рационально устраиваемого порядка, что грозит миру непредсказуемыми последствиями.
Глобализм, исповедывающий новую сегрегацию народов, делимых на избранных и изгоев, на всесильный центр и бесправную периферию, по существу покушается еще на один важнейший продукт эпохи модерна - демократию. Он хоронит демократию в ее прямом значении политического суверенитета народа, избирающего и контролирующего свою власть. Глобализм предполагает, что настоящие центры власти и принятия решений не зависят от воли избирателей, а выражают согласованные стратегии международных экономических и политических корпораций. Национальные элиты, которые ранее почти всегда были воплощением воли наций в их стремлении к лучшему будущему, ставятся эпохой глобализации в некое промежуточное положение между своими народами и указанными центрами власти. По мере нарастания глобализационных тенденций эти элиты все меньше прислушиваются к голосу собственного электората и все больше вовлекаются в деятельность некоего интернационала, выступающего от имени наднациональных сил и интересов. Более того, многие элитарные группы сегодня стремятся избавиться полностью от контроля своих народов, они тяготятся нормами национальной ответственности и лояльности. `Сегодня влиятельная часть экономической (в первую очередь финансовой) элиты стремится выйти из системы национального гражданского консенсуса, демонтировать многие социальные завоевания демократической эпохи, в частности, социальное государство, и установить новую экономическую власть, избавленную от социально-политических сдержек и противовесов, - пишет А. С. Панарин. - К такому же экстерриториальному статусу стремятся некоторые информационные элиты, связанные с `четвертой властью`. Эта власть, судя по многим признакам, также желает ускользнуть от национальной системы сдержек и противовесов и из национальной превратиться в наднациональную власть, напрямую связанную с мировыми центрами власти и влияния` .
Глобализм в его самом общем виде выступает как совокупность разнообразных идеологических концептов, призванных объяснять и пропагандировать, обеспечивать человеческую поддержку глобализации, в которой отражено одно из объективно неизбежных направлений мирового развития. Вместе с тем в них в большей или меньшей степени, но всегда содержится идеологическое кредо социально-политических сил, первыми обнаруживших основное содержание начавшихся глобальных перемен и сумевших приспособить к ним тактику и стратегию планетарного поведения своих стран. Либеральная модель современного этапа развития глобализационного процесса стала доминирующей потому, что наиболее развитым западным странам удалось частный, региональный опыт экономического и социального развития не просто представить в качестве всеобщего, глобального, но и навязать его как образец для подражания большей части не - западного мира. Главными `аргументами` при этом были:
- во-первых, вступление западной цивилизации в стадию информационного общества, где в сфере производства информации занято более половины самодеятельного населения, в то время как в других странах большинство людей еще было сосредоточено в сфере доиндустриального или индустриального материального производства;
- во-вторых, преимущества в технологическом обеспечении самого информационного производства, основанного на всесторонней компьютеризации;
- в-третьих, формирование глобального общества, заинтересованного в массовом информационном потреблении, которое местные системы производства информации обеспечить были не способны;
- в-четвертых, превращение США в единственную сверхдержаву современного мира, его фактического гегемона. З. Бжезинский писал об этом следующее: `Америка занимает доминирующие позиции в четырех имеющих решающее значение областях мировой власти: в военной области она располагает не имеющими себе равных глобальными возможностями развертывания; в области экономики остается основной движущей силой мирового развития, даже несмотря на конкуренцию в отдельных областях со стороны Японии и Германии (ни одной из этих стран не свойственны другие отличительные черты мирового могущества); в технологическом отношении она сохраняет абсолютное лидерство в передовых областях науки и техники; в области культуры, несмотря на ее некоторую примитивность, Америка пользуется не имеющей себе равных притягательностью, особенно среди молодежи мира, - все это обеспечивает Соединенным Штатам политическое влияние, близкого которому не имеет ни одно государство мира. Именно сочетание всех этих четырех факторов делает Америку единственной мировой сверхдержавой в полном смысле этого слова` .
В однополярном мире, окончательно отвергнув демократический универсализм и идеал общечеловеческого будущего в пользу глобализационного `проекта для избранных` (`золотого миллиарда`), США не избежать сначала неслыханного наплыва эмигрантов, стремящихся спастись от нищеты глобальной периферии. Везде, где населению нечего ожидать, кроме бедности, и где `туристы и телевизионные картинки демонстрируют жизненные стандарты высокоразвитых индустриальных стран, жадная до жизни молодежь поворачивается спиной к своей родине и и собирается в путь к земле обетованной` , - так пишут в своей книге `Западня глобализации` Г.-П. Мартин и Х. Шуманн. `Оказавшись не в состоянии остановить иммиграционный наплыв, - рассуждает тот же Валлерстайн, - она (Америка - авт.), быть может, примется за строительство дамбы между правами граждан и правами тех людей, которые не имеют гражданства. В мгновенье ока Америка может оказаться в ситуации, когда нижние 30, даже 50 процентов ее рабочих не будут полноправными гражданами, следовательно, будут лишены избирательных прав и надежного доступа к социальной помощи. Случись это, нам придется перевести часы на 150-200 лет назад` .
В разных странах существуют большие группы населения и влиятельные силы, не приемлющие идеи глобализации в том виде, в котором она реализуется в наше время, так как для большей части человечества она проялвяется как невыносимая, несправедливая и негуманная. Не случайно главный вызов современности, по мнению генерального секретаря ООН Кофи Аннана, состоит в том, чтобы осуществлять глобализацию в интересах всего человечества, а не обрекать миллиарды людей на нищету. Но надежды на то, что глобальная рыночная экономика может способствовать решению проблем бедности, слаборазвитости, углубляющейся экологической деградации, демократического контроля над природными ресурсами, то есть всего того, что продуцирует наиболее тяжелые социальные конфликты, весьма незначительны. В докладе `Глобальные тенденции в 2015 году`, подготовленном Национальным советом США по разведке, утверждается: процесс развития глобализации в начале ХХI века будет неровным, сопровождаться хронической финансовой нестабильностью и углубляющимся экономическим неравенством. Для многих стран это выльется в экономическую стагнацию, политическую нестабильность, культурное отчуждение . Причем это будет касаться не только неразвитой части мира. П. Кеннеди предупреждает в этой связи, что страны Латинской Америки, Индонезия, Индия, Китай и остальная Юго-Восточная Азия способны в следующем поколении вовлечь в глобальный рынок примерно 1,2 миллиарда рабочих. По мнению этого американского исследователя, их появление на рынке труда приведет к уменьшению заработной платы наемных рабочих в развитой части мира примерно на 50% , что вряд ли приведет к укреплению мировой стабильности. Глобализация как явление, вызывающее коренные изменения, затрагивающее интересы и судьбы людей, и в ХХI веке будет вызывать сопротивление всех тех из них, кто считает ее отходом от цивилизации и гуманизма, кого она лишает жизненных устоев и будущего.
Но не все те, кто не приемлет глобализацию в ее нынешней американоцентричной модели и многими на Западе относится к антиглобалистам, действительно являются таковыми. Это правомерное сомнение складывается из требующих ответа вопросов:
- если выдвигаются требования покончить с практикой поощрения глобализационных проектов, расчищающих дорогу глобализации-вестернизации, то следует ли относить инициаторов подобной постановки вопроса к антиглобалистам?;
- если те или другие политические силы инициируют идею установления демократического контроля за процессами глобализации, что предполагает глобализацию самой демократии, создание демократической системы, способной сосредоточиться на проблемах контроля и обратной связи в отношении тех практик, которые инициируют элиты наиболее крупных государств современности, то правильно ли будет называть их антиглобалистскими?;
- если ученые, общественные деятели, партии и движения вскрывают субъективные поползновения тех, кто реально `приватизирует` прогресс, превращая его в привилегию, кто выдает за общемировые закономерности опыты своего провинциально-регионального развития, кто готов демодернизировать большую часть современного мира, лишь бы овладеть жизненными ресурсами, то корректно ли относить их к стану противников глобализации?;
- если те или другие общественные движения и организации вскрывают несуразности и противоречия идеологии глобализма, подвергают критике стратегию гегемонистского эгоизма, в угоду которому одобряются общественные практики, способные нанести непоправимый ущерб делу развития всего человечества, то можно ли их квалифицировать как антиглобалистские?
Но из того факта, что процесс глобализации в принципе может быть демократизирован и универсализирован по единым критериям социальной справедливости и демократической доступности, вовсе не следует, что это может стать результатом действия каких-то анонимных сил объективного прогресса, которые автоматически все устроят наилучшим образом. Те социальные силы, которые уже освоили глобализацию как свою привилегию, вряд ли безропотно согласятся пойти на уступки, исходя из интересов здравого смысла или соображений выживания всего человечества. И тем не менее начавшаяся борьба в мире отнюдь не ограничивается столкновением интересов несопоставимых в количественном отношении преуспевающего меньшинства и деградирующего большинства человечества. Она идет между сторонниками двух принципиально отличающихся друг от друга глобальных проектов. Первый из них предполагает дальнейшее развитие все той же индустриально-технической цивилизации, но на более рафинированной, информационной технологической основе. Это может, в лучшем случае, позволить развитой части мира замкнуться в искусственно созданной техносфере до того, как периферия окажется в капкане экологической трагедии. Второй проект исходит из разрыва с моралью потребительского общества, изменения не только технологии, но и самих принципов и основ жизнестроения. В центре новой человеческой цивилизации в таком случае должен стать человек, ориентирующийся на духовные, культурные и экологические приоритеты. `Одно дело - сетовать на глоаблизацию, на сегодняшнюю мировую власть финансовой элиты и транснациональных корпораций, ушедших из-под национального контроля, - писал в этой связи А. С. Панарин. - Другое дело - попытаться противопоставить глобальным организациям капитала глобальную организацию реального созидательного труда, `глобальной исполнительной власти`, воплощаемой однополярным господством США, глобальную `законодательную власть`, объединяющую ныне политически не защищенное большинство , относящееся к странам мировой периферии` .
Идея демократического контроля за глобализацией неоднократно высказывалась не только инакомыслящими интеллектуалами и общественными деятелями. На саммите `G-7` в Лионе в июне 1996 году с таким предложением выступил президент Франции Жак Ширак. Вместе с канцлером и министром финансов Германии он настаивал на том, чтобы положить конец разорительной конкуренции ставок налогообложения и поставить мировые финансовые рынки под более жесткий контроль. Но из-за противодействия США и Великобритании заключительное коммюнике этой встречи на высшем уровне не содержало на этот счет ничего определенного. Международные аналитики давно пришли к выводу, что США на современном этапе остались единственным государством, способным переменой своей экономической и политической стратегии изменить модель и ход реализации всего процесса глобализации. Однако для них также ясно и то, что американский истеблишмент вряд ли захотят и смогут возглавить вызод человечества из западни нынешней глобализации. Возникают в этой связи идеи о том, что глобализация с `человеческим лицом`, учитывающая интересы общечеловеческого прогресса, может быть возглавлена Европейским союзом, который еще не готов к исполнению подобной миссии, но может достаточно реально уже в ближайшем будущем выдвинуться на такие позиции. Для этого, кроме внутренней консолидации и обретения силы государственно-самостоятельного объединения, ЕС должны быть осмыслены и преобразованы в политическую тактику и стратегию обстоятельства двоякого рода. Во-первых, речь идет о преодолении тех `ущемлений` жизни людей, которыми так богата современная глобализация, но которые не являются ее имманентными свойствами, а скорее являются результатом ее `приватизации` узким кругом государств и народов. Это прежде всего возникновение ксенофобии среди населения Западной Европы и США, существенное поражение в правах беженцев и иммигрантов посредством все более суровых законов и все более жесткого надзора за ними практически во всех высокоразвитых странах. `Придут миллионы, - заявил 27 октября 1992 года в интервью руководитель `Римского клуба` Бертран Шнайдер. - Кто отдаст приказ стрелять, чтобы от них отбиться?` Это также ущемление прав экономически слабых общественных групп, в первую очередь стариков, детей, безработных, которые объявляются `социальными иждивенцами` и которым оказывается все меньше поддержки и сочувствия со стороны тех, кого еще можно отнести к `выигравшим` от возникновения мирового рынка. Проблема заключается не только в восстановлении обычной человеческой солидарности и гуманизма в социальных отношениях, но прежде всего о сохранении демократических устоев жизнеустройства людей. Это в том числе и удар, наносимый глобализацией по женщинам, которые первыми теряют работу при сокращениях персонала, которым платят меньше чем мужчинам за одинаковый труд и отказываются учитывать их уникальный вклад в воспроизводство человеческой жизни на Земле. И дело здесь не только в элементарной несправедливости, чинимой практически к каждому второму человеку на планете, но и в `ужесточении и ожесточении` нравов и быта в целом общественной жизни.
Во-вторых, коррекция `узких мест` современной глобализации требует разрешения и в теории, и на практике ряда сложнейших вопросов. На первый план здесь выдвигаются:
- преодоление противоречий между демократией и рынком, требующее выяснения того, как соотнести уровень демократии с практическими нуждами свободного глобального рынка и насколько последний вообще нуждается в ней. Клаус Шваб, устроитель и президент Всемирного экономического форума в Давосе, который вряд ли может быть заподозрен в нелояльности к самой идее глобализации, высказывается в том духе, что существующие тенденции `умножают людские и социальные затраты на на процесс глобализации, доводя их до уровня, при котором социальная структура демократий подвергается беспрецедентному испытанию` ;
- прояснение способности рынка обеспечить решение тех задач социального плана, которые встали перед человечеством в связи с процессом глобализации. Глава машиностроительного гиганта Аsеа Вrоwn Воvеri, имеющего не менее тысячи дочерних компаний в 40 странах мира, Перси Барвик обратился в этой связи к проблеме обеспечения справедливости в обществе. Он заявил, в частности, что если не удастся найти `достойного ответа на проблемы бедности и безработицы, то противоречия между имущими и неимущими приведут к заметному росту насилия и терроризма` ;
- определение уровня зависимости стабильной и свободной всемирной торговли от существования и функций социально ответственного государства. Многие исследователи разделяют убеждение в том, что восстановление в своих правах государства всеобщего благоденствия с его средним классом как социальной консолью является необходимым элементом предотвращения возможного соскальзывания в экономический национализм, что было бы и нерационально, и опасно. В глобальной гонке за доли пирога мирового рынка действия отдельных стран можно сравнить с мчащимися по многополосной скоростной автостраде автомобилями, для которых каждая попытка обратного разворота чревата гибелью во всеобщей свалке. Все государства мира должны образовать такой мировой порядок, который позволит каждому из них реализовывать то `общее благо` отдельных народов и наций, которые и учредили их для этого. `Государство и его правительство, - как подчеркивают Г.-П. Мартин и Х. Шуманн, - остаются единственным институтом, к которому граждане и избиратели могут взывать, требуя восстановления справедливости, ответственности и позитивных тенденций` ;
- нахождение средств и методов ликвидации международной организованной преступности и терроризма, превратившихся в неразлучных спутников процесса глобализации. Дело в том, что криминальные международные организации активно воспользовались тем обстоятельством, что наряду с валютным и налоговым суверенитетом национальное государство в условиях глобализации стало терять еще одно из главных своих завоеваний - монополию на насилие. `Что хорошо для свободной торговли, то хорошо и для преступников`, - резонно заметил один из высокопоставленных офицеров Интерпола . Эксперты считают, что организованная преступность превратилась в настоящее время в наиболее быстро растущую отрасль мировой экономики, ежегодно приносящую прибыль почти в 1 триллион долларов. В преступные сети попали в одинаковой степени и бедные, и богатые страны . Трагедия 11 сентября 2001 года, связанная с уничтожением террористами зданий Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, превратила борьбу с международной преступностью и терроризмом в первоочередную задачу всего человечества. Программа методов `лечения` `раковой опухоли` международного терроризма между тем еще не сформулирована и не обсуждена мировым сообществом;
- превращение США из жандарма глобализированного мира и не самого лучшего стража мировой свободной торговли в авторитетную силу, поставленную на службу выгодной для всех народов глобализации. Конечно, практически нет надежд на то, что это может произойти в ближайшее время и как добровольный поворот в американской политике. Но также должно быть понятным и то, что демократический контроль за ходом глобализационных процессов не может быть осуществлен без участия Соединенных Штатов или вопреки их интересам. Поиск конструктивных альтернатив в примитивном антиамериканизме также бессмысленен, как и в ложных дилеммах демократии или тоталитаризма, либерализма или коммунизма, рынка или командно-административной системы, конкуренции или солидаризма. Но для того, чтобы США изменили свое миропонимание и трансформировали поведение в мире, там должна произойти революция сознания и созреть новая политическая элита. Это связано в первую очередь с изживанием архетипов американского сознания, о которых М. Лернер пишет следующее: `Философия американского представления о мире такова: Америка - это Новый Свет, тогда как весь остальной мир, помимо Америки, - это Старый Свет... Это ставит американцев в исключительное положение людей, верных природе, что может послужить оправданием вмешательства в дела мира, равно как и основанием для изоляции Америки от мира, запутавшегося в безнадежных раздорах. Таким образом, роль Америки как нации-отшельницы и ее роль как нации-освободительницы являются родственными импульсами в американской истории и в американском сознании` ;
- превращение экологических приоритетов в критерии и социально допустимые рамки, в которых могут и должны развиваться глобализационные процессы. Несмотря на серьезность и неотвратимость экологической катастрофы, надвигающейся на мир, экологическая политика государств, международных и неправительственных организаций продолжает ютиться на задворках политико-экономической жизни человечества. И, тем не менее, экологическое переустройство индустриального общества, его превращение в эколого-постиндустриальное уже началось. `Сегодня созрел новый парадигмальный сдвиг, связанный с повышением самого статуса природной экосистемы до роли верховного законодателя производственных практик, - считает А. С. Панарин. - Современные исследователи говорят в этой связи о коэволюционной парадигме, при которой научно-производственная система не стоит над природной, третируемой как резервуар и источник ресурсов, а вписана в нее и учитывает ее внутренние нормативы в качестве предварительного условия организации технологических практик` .
Если прав В. О. Ключевский, определив, что `закономерность исторических событий обратно пропорциональна их духовности`, то смысл прихода человека в мир, по всей видимости, заключается в том, чтобы наименее вероятные события - Добро, Порядок, Красоту, - делать все более вероятными. Иллюзии, творческое воображение и интеллектуальный прагматизм этого очарованного жизнью странника продолжают осмысливать и современную историю, подтверждая важность духовно-нравственных, идеологических начал в бытии людей и человеческих сообществ, творящих Историю. Как представляется, так было и так будет и впредь, во всяком случае до тех пор, пока человек будет оставаться человеком.
Косолапов Н. Глобализация: сущностные и международно-политические аспекты // МЭиМО. 2001, Nо 3. С. 69.
Максименко В. Происходит ли глобализация ? // Рrо еt Соntrа. Осень 1999. Т. 4, Nо 4. С. 95.
Косолапов Н. Глобализация: сущностные и международно-политические аспекты, с. 71.
Панарин А. Глобальное информационное общество: вызовы и ответы // Власть. 2001, Nо 1. С.14.
Панарин А. С. Искушение глобализмом. М, 2000. С. 5, 10.
Там же, с. 25.
МЭиМО. 2000, Nо 2. С. 123.
МЭиМО. 1998, Nо 3. С. 15.
Кувалдин В. Глобализация - светлое будущее человечества? // НГ-сценарии. Nо 9. 11.10.2000.
Игнатов А. Стратегия `глобализационного лидерства` для России // НГ. 07.09.2000.
Панарин А. С. Искушение глобализмом, с. 47-48.
Дипломатический ежегодник. 2000. М., 2001. С. 98.
В технократическом варианте концепцию дезидеологизации в 60-е годы ХХ столетия развивали Д. Белл, Дж. Гэлбрейт, Р. Арон, Ж. Фурастье, в потребительско- гедонистическом варианте - М. Каплан, Л. Ловенталь, Ж. Дюмадезье, Э. Морен, Ж. Казанев и др. См. Веll D. Тhе Еnd оf IdеоlоgyЖ Оn thе Ехаustiоn оf Роlitiсаl Idеаs in thе Fiftiеs. Nеw Yоrk, 1960; Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1995.
Соловьев А. И. Политическая идеология: логика исторической эволюции // Полис. 2001, Nо 3. С. 5.
Еаglеtоn Т. Idеоlоgy: Аn Intrоduсtiоn. N. Y., 1991. Р. 2.
См. подр.: Косолапов Н. А. Идеология и международные отношения: взаимосваязь на рубеже тысячелетий // Дипломатический ежегодник. 2000. М., 23001. С.33-34.
Соловьев А. И. Политическая идеология, с.14.
Кастельс М. Информационная эпоха. М., 2000. С.351-430.
Соловьев А. И. Политическая идеология, с. 16.
Рачков П. А. О смерти и бессмертии идеологии // Вестник МГУ. Сер. Философия. Nо 2. М., 1999. С. 42.
Матц У. Идеология как детерминанта политики в эпоху модерна // Полис. 1992. Nо 1-2. С. 141.
Wаllеrstеin I. Whо ехсludеs whоm? Оr thе соllарsе оf libеrаlism аnd thе dilеmmаs оf аntisystеmiс strаtеgy. Вinghаmрtоn, 1991. Р. 20.
Wаllеrstеin I. Аmеriса аnd thе WоrldЖ tоdаy, yеstеrdаy аnd tоmоrrоw. Вinhаmрtоn, 1990. Р. 35.
Косолапов Н. А. Идеология и международные отношения: взаимосвязь на рубеже тысячелетий, с. 23.
Косолапов Н. Глобализация: сущностные и международно-политические аспекты, с. 69.
Цифровые данные приводятся по: Уткин А. И. Мировой порядок ХХI века, с. 65.
Там же, с.66.
Ваsеviсh А. Роlising Utорiа/ Тhе Мilitаry Imреrаtivеs оf Glоbаlizаtiоn // Nаtiоnаl Intеrеst. Summеr 1999. Р. 9.
Панарин А. С. Искушение глобализмом. М., 2000. С. 7.
См.: Костюк В., Смолян Г. Фантомные цели российского самоопределения // Независимая газета. 17.06.2000.
Капков А. Ю., Черный В. В. Корпоративные пределы глобализма // Дипломатический ежегодник. 2000. М., 2001. С. 98.
Панарин А. Глобальное информационное общество: вызовы и ответы // Власть. 2001, Nо 1. С. 14.
Панарин А. С. Искушение глобализмом, с. 101.
Панарин А. Глобальное информационное общество: вызовы и ответы, с.16.
Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., 1998. С.36.
Мартин Г.- П. Западня глобализации. Атака на процветание и демократию. М., 2001. С.64.
Там же, с. 76.
Цит. по: Юрлов Ф. Н. Социальные издержки глобализации // Социс. 2001, Nо 7. С.17.
Кеnnеdy Р. Тhе Glоbаl gаlеs аhеаd // Nеw Stаtеsmаn аnd Sосiеty. Маy 3, 1996. Р. 28-29.
Панарин А. С. Искушение глобализмом, с. 370.
Intеrnаtiоnаl Неrаld Тribunе. 01.02.1996.
Мартин Г.- П., Шуманн Х. Западня глобализации, с. 302.
Там же, с. 278.
Intеrnаtiоnаl Неrаld Тribunе. 30.08.1995.
Мартин Г.-П., Шуманн Х. Западня глобализации, с. 277.
Лернер М. Развитие цивилизации в Америке. М., 1992. Т. 2. С. 456.
Панарин А. С. Искушение глобализмом, с. 279.
