НАРОДНЫЙ АРТИСТ РОССИИ УЖЕ 40 ЛЕТ ВЫСТУПАЕТ НА СЦЕНЕ ЛЕНКОМА И ДАЖЕ ОТКРЫЛ В ПОДВАЛЕ ТЕАТРА СВОЙ РЕСТОРАН

Александр Викторович не любит давать интервью. Для нашей газеты он сделал исключение, сказав, что "Труд" отличается уважительным отношением к человеку. Я думаю, нет смысла перечислять фильмы, в которых снимался этот большой артист, их у него более пятидесяти, и каждый кинозритель вспомнит "свои" Збруевские роли... Нынче он озвучивает новую картину и выглядит так, что мог бы хоть сейчас сыграть своего молодого героя в знаменитом спектакле "104 страницы про любовь". Наша встреча состоялась в гримерной артиста, где готовятся к выходу на сцену и другие мастера.

- Насколько я знаю, Марк Захаров редко приглашает постановщиков со стороны. И вот недавно такое исключение было сделано для режиссера Эльмо Нюганена из Эстонии, спектакль которого "Все продано" сейчас идет у вас с большим успехом. Скажите, как вам с ним работалось?

- Сложно. Для моих товарищей - Чуриковой и Янковского - все складывалось легко и просто, а мне было трудно. Дело в том, что у меня всегда есть свое видение того или иного произведения, часто не совпадающее с режиссерским, поэтому пока мы не найдем общих точек соприкосновения, мне трудно выйти на одну стратегическую линию с постановщиком. После общения с Анатолием Эфросом я долго приспосабливался к другим мастерам. У него на репетициях все происходило естественно, без натуги, текст роли ложился сам собой, а теперь стараются работать по-западному: быстренько учат текст и только после этого занимаются разработкой характеров. Понимаете, от режиссера всегда ждешь точного слова, в которое ты бы поверил. Не хочется быть просто мебелью, стулом в его руках.

- Выходит, вам всегда трудно перестраиваться на новую волну?

- Да нет, в кино я мгновенно перехожу из одного состояния в другое. В театре все сложнее, пока ты "притрешь" себя с партнерами, пока договоришься с режиссером, - на это уходит много сил и времени.

- Ваш персонаж - художник-любитель в спектакле "Все продано" - рисует картину и дарит ее герою Янковского, чтобы доказать: не все в этой жизни продается. Лично вы могли бы так поступить?

- Я бы ничего не доказывал, просто подарил и все.

- Сейчас происходит переоценка ценностей, на первом плане - деньги. У вас тоже меняются жизненные ориентиры?

- Да полноте - что в принципе могло измениться в нас? Чувства? Так они как были, так и остались: любовь, жалость, сострадание, боль, страх за близких и родных...

- Но ведь вы не будете отрицать, что отношения между людьми стали гораздо более прагматичными, жесткими, с прицелом на выгоду?

- Так было всегда. Человек и раньше искал выгоду в дружбе, в деловых отношениях. При советской власти большое значение имела карьера. Люди ради этого вступали в коммунистическую партию. Даже в нашем коллективе молодые актеры пытались обзавестись партийными билетами, чтобы не было задержек со званиями, а секретарь партийной организации считался одним из первых лиц театра и решал, кому из нас можно ехать на зарубежные гастроли, а кого придержать.

Если вы думаете, что мы освободились от внутреннего рабства, то ошибаетесь. Мы только делаем вид, будто свободны, а ту свободу, которую нам "подарили", используем грубо, не по-людски. Так, недавно вернувшись домой слишком рано - в 11 часов ночи, я включил телевизор, который почти не смотрю, и увидел, как голые мужчина и женщина изображают сто один способ любви. Причем показывается это крупным планом, во всех подробностях. Я просто обалдел. В той же свободной Америке, где мне приходилось бывать, такое можно увидеть только по платным каналам, а у нас любой ребенок может включить телевизор и "учиться". Да какая же это свобода? Просто беспредел, отсутствие каких бы то ни было нравственных ценностей и сдержек. При этом мы очень быстро научились считать и готовы зарубить на корню любое интересное дело, если оно не дает "навар". К примеру, прихожу я на встречу с деловыми людьми и радостно им говорю: "Вот хотелось бы осуществить один интересный театральный проект". И излагаю его. А мне отвечают: "Все это замечательно, но что мы будем с этого иметь?" Настроение падает, и я выдавливаю из себя: "Ну давайте договариваться"...

- Странно, что вы болезненно реагируете на очевидные вещи... Может, срабатывают комплексы, связанные с вашей профессией, когда не вы выбираете, а вас выбирают?

- Возможно, но моя биография - это мой характер. Ведь я никуда не дену то, что засело в моей подкорке и осталось на всю жизнь. Я ведь считался сыном "врага народа" и до шестилетнего возраста находился с мамой в исправительно-трудовых лагерях. Моя мама, красивейшая женщина, с актерским образованием, вернувшись в Москву из ссылки, работала контролером на электроламповом заводе. Я понимаю: так сложилась жизнь и мстить никому за это не собираюсь, но у меня есть свое отношение ко всему, что я читаю, репетирую.

- Теперь я понимаю, почему во многих ваших ролях есть внутренняя боль... Мне всегда казалось странным, что при располагающей и открытой улыбке вы кажетесь человеком замкнутым.

- Да, вы правы, я закрытый человек. Ведь актер, когда репетирует или играет, внутренне "раздевается", рассказывая о своих самых интимных вещах. Это то, что я могу позволить себе в жизни только с очень близкими людьми: матерью, детьми, а тут я должен делиться своим сокровенным с чужими людьми. Поэтому хороший партнер, понимающий и чувствующий меня, очень много значит в моем творчестве. Это только на первый взгляд кажется, что профессия артиста такая легкая и состоит из оваций, букетов и света прожекторов. Я бы сравнил ее с трудом молотобойца или спортсмена-альпиниста, когда достаточно одного неверного шага, чтобы сорваться и упасть. А падать с большой высоты особенно больно, можно и не встать.

- Видимо, поэтому в молодости вы занялись боксом? Хотели научиться "держать удар"...

- Спорт - это всегда борьба, желание доказать, что ты крепкий, выносливый, что у тебя есть воля. Кстати, в спортивной гимнастике я преуспел гораздо больше, чем в боксе. Сейчас мне трудно ответить, почему я стал заниматься боксом, но в спорте меня всегда привлекали красота, гибкие, подвижные тела. Наверное, тяга к прекрасному мне передалась от мамы. Помню, когда она принесла домой приемник "Рекорд", и я, крутанув ручку настройки, услышал неземную музыку, то мне немедленно захотелось выразить нахлынувшие чувства на бумаге. Так я начал сочинять стихи.

- Вы импульсивный человек?

- Ну я всякий, могу и сдержаться, хотя терпения мне не всегда хватает.

- Не наговаривайте на себя, это какое же терпение надо иметь, чтобы 40 лет выходить на одну и ту же сцену, бегать по одним и тем же лестницам, пересчитывать ступеньки...

- Но ведь по одним и тем же ступенькам можно ходить в разном расположении духа и не считать их, когда тебе хорошо, а вот если плохо... Тогда хочется все бросить и заняться чем-нибудь другим.

- Ваш ресторан возник именно в тот период, когда вам захотелось чего-то новенького?

- Да нет. Бывая часто за границей, я видел там при театрах множество кафе, ресторанчиков, где обычно собирались актеры и им было хорошо вместе. Вот и мне захотелось того же. Нашлись люди, которые согласились вложить в это деньги, и таким образом возник "ТРАМ".

- И вы обнаружили в себе коммерческую жилку?

- Для меня это никакая не коммерция. Я просто компаньон наряду с другими учредителями "ТРАМа". Вначале эта идея в театре была принята в штыки, но потом, когда меня поддержал Марк Захаров, все как-то постепенно наладилось. Сейчас многие актеры занимаются раскруткой своих ресторанов, тот же Максим Суханов. Лично мне всегда бывает приятно, когда говорят: пойдем, посидим у Збруева. Причем все работники нашего театра могут пообедать в "ТРАМе" за доллар. Разве плохо?

- Ну а сами-то вы часто бываете в ресторанах?

- Нет, редко. Причем люблю ходить один и, тихо сидя в уголке, наблюдать за людьми. Все, что отмечает мой глаз, я складываю в свою актерскую копилку.

- Что вам доставляет радость?

- Ее так мало бывает, этой радости. Наверное, неожиданные встречи, любовь в конце концов. Дело в том, что я никогда ничего не планирую заранее. Если бы делал это, то наверняка достиг бы в жизни большего, чем имею сейчас. Но я об этом не жалею.

- И все-таки мне кажется, что свою главную роль вы пока не сыграли.

- Я не знаю, какая моя главная роль. Вначале я сокрушался, когда другой, а не я играл полюбившийся образ, а потом, когда видел результат, нередко думал: ну и хорошо, что меня там не было. Мы все стремимся к совершенству, но достигнуть его не каждому дано.

Беседу вела

Лебедина Любовь.

Труд Nо047 за 16.03.2004http://nvolgatrade.ru/

Док. 201745
Перв. публик.: 25.03.04
Последн. ред.: 31.03.08
Число обращений: 403