Вадим МОШКОВИЧ: Мы хотим знать политику государства в области сельского хозяйстваНазад
Вадим МОШКОВИЧ: Мы хотим знать политику государства в области сельского хозяйства
Компания `Русагро`, не дожидаясь закона об обороте сельхозземель, приобрела за последние два года 11 сельскохозяйственных предприятий. Торгово-производственная компания с годовым оборотом $500 млн, решила создать собственную сырьевую базу и начиная с 2000 года потратила на построение нижнего звена производственной цепи около $20 млн. Вернутся ли они, руководство компании не знает. Президент `Русагро` Вадим Мошкович называет свой сельскохозяйственный бизнес экспериментом, который должен ответить на извечный российский вопрос: может ли сельское хозяйство страны быть эффективным и прибыльным? О ходе эксперимента МОШКОВИЧ рассказал обозревателю `Финансовых Известий` Игорю ПОПОВУ.
- С чего вдруг успешная торгово-производственная компания занялась сельским хозяйством?
- Производители сельскохозяйственной продукции для нас всегда были `черным ящиком`. Начиная с 1998 года мы пытаемся понять, что есть сельское хозяйство, какие законы там управляют и что там можно сделать. Сегодня у нас 11 сельскохозяйственных предприятий, которые обрабатывают около 4% посевных площадей Белгородской области, в хозяйствах трудится 3000 человек. Для нас это эксперимент, который мы стараемся выполнить чисто - с соблюдением всех технологий. Попытались построить базу для эффективной работы - мотивировать сотрудников, попытались полностью перекрыть воровство, заставить людей выполнять ту работу, которую они должны выполнять. (О порядках, заведенных `Русагро`, в сельхозпредприятиях рассказывают страшные для советского человека вещи: о делении всех сотрудников по званиям, что позволяет старшим делать замечания и пробивать `дырки` в корпоративных талонах младших, - чем больше `дырок`, тем меньше зарплата; о комиссарах, которые следят за старшими и вообще за жизнью и деятельностью всего бывшего совхоза-колхоза. - `Финансовые Известия`.)
- Судя по затратам, вы забрали лучшие хозяйства области?
- А кто нам их даст? Нет, взяли, что называется, убитые хозяйства. По сути, взяли землю и людей, которые когда-то ее обрабатывали. Не самых эффективных работников, надо признать.
- Уже начало вашего эксперимента показывает, что можно стать собственником сельхозземель, несмотря на слабую законодательную базу в этой области.
- Законодательной базы просто нет. Мы вносим в предприятие деньги, собственник - свой земельный пай. Мы начинаем управлять предприятием, но не имеем гарантий, что, когда оно начнет работать эффективно, собственники не выкинут нас из бизнеса. Сегодня мы получили контроль над сельхозпредприятиями через создание закрытых АО, в которых являемся держателями контрольных пакетов.
Во-первых, закон о земле должен сделать эту процедуру законной, а во-вторых, он должен повысить капитализацию всей страны. Страна располагает 400 млн гектаров сельскохозяйственных земель - под это можно привлечь минимум $40 млрд. Сегодня землю у крестьянина можно забрать за бутылку, у нее нет стоимости, нет капитализации. А значит, в комплекте с землей вы еще получаете и социальную базу. И от этого никуда не денешься. Выгонишь пьяницу из хозяйства, а он все равно по деревне слоняться будет и всем мешать. Приходится заниматься всеми проблемами сельских жителей. Пока не будет решен вопрос с землей и с миграцией сельского жителя в город и обратно, социальные факторы будут оставаться одними из главных негативных аспектов в этом и без того пока низкорентабельном бизнесе.
Государство предоставило сельскому хозяйству полную свободу - нет регулирования, помощи в виде дотаций и лизинга. Однако реальность такова, что крупные хозяйства если и смогут изыскать средства на `оборотку` (ГСМ, удобрения, гербициды ) за счет собственных возможностей и привлечения инвесторов, но средств на закупку техники они не найдут однозначно. По нашим расчетам, при существующем объеме средств, выделяемых по программе федерального лизинга, потребуется 78 лет для возобновления парка сельхозтехники до уровня 1990 года.
- А зачем государству заниматься сельским хозяйством? На вашем примере чиновники увидят, что все разрешается само собой - заработала торговая структура, инвестировала деньги в сельское хозяйство, на новые комбайны финансы изыскала. И не вы одни, кстати, в сельхозпроизводство пришли. `Интеррос` `Росхлебопродукт` купил, а `Вимм-Билль-Данн` создает собственную сырьевую базу.
- Да, никто производством не занимается. Все ограничиваются торговлей, переработкой и услугами. Я разговаривал с нынешним руководством `Росхлебопродукта` - насколько я понял, они собираются заниматься пока лишь торговлей и переработкой. У `Вимм-Билль-Данна` в этом вопросе совершенно прагматичный подход - приходят к производителю и говорят: мы тебе поставим хорошее оборудование, а расплатитесь за него сырьем. С одной стороны, они размещают оборудование с какой-то надбавленной стоимостью, с другой - получают гарантированные поставки молока.
Интерес к сельскому хозяйству, который стал заметен два года назад, обусловлен в основном конъюнктурными факторами - неурожай в России по зерновым способствовал тогда росту цены в 2 раза. Весной прошлого года мы продавали зерно третьего класса по $140 за тонну, а сегодня оно стоит $60 за тонну. Кстати, мы пересчитали доходы хозяйства и убедились, что в неурожайный год они были больше, чем в урожайный. Этот год для производителя оказался неэффективным. Тем не менее то, что в российский АПК пошли крупные компании, нас, конечно же, радует. Это говорит о том, что рынок начнет хоть как-то структурироваться.
- Чем государство может поддержать агроолигархов в их нелегком бизнесе?
- Нам не нужна помощь в чистом виде. Мы хотим знать политику государства в области сельского хозяйства. Когда она будет определена, можно будет понять, заниматься этим бизнесом или его сворачивать.
Уже в этом году мы получим статистику, на основании которой можно будет сделать окончательные выводы. Определим эффективность сельского хозяйства, после этого посмотрим, что скажет нам государство по своей политике. Мы свои расчеты чиновникам предоставили. Если не будет приемлемой для отечественного сельхозпроизводителя системы таможенно-тарифного регулирования, не заработает лизинг, не будут разработаны и внедрены интервенционные механизмы - таких экспериментаторов, как мы, на селе не останется.
- Но ведь уже существует лизинговый фонд, проводились в прошлом году и интервенции.
- А что, интервенции состоялись? Из 2 млрд рублей потрачено 25%. Деньги за зерно, которое мы поставили государству в ноябре-декабре, мы начали получать совсем недавно. Впрочем, надо отметить, что государство действительно начало что-то делать. Сложности понятны. Я хочу делать все правильно, поэтому вкладываю деньги куда следует и в полном объеме, а государство исходит из величины бюджета и делает пока то, что оно в состоянии делать. Но этого явно недостаточно для развития бизнеса только в рамках сельхозпроизводства. У нас вертикально-интегрированная структура, в которой можно перераспределять доходы, - все выращенное мы пускаем в переработку и в итоге сохраняем рентабельность всей цепи. Сельхозпроизводство во всем мире является отдельным бизнесом - каждый занимается своим делом. Но мы вынуждены строить вертикали - без этого не выжить.
- Но вы же понимали, что сельское хозяйство в России не может приносить прибыль. Зачем было проводить дорогостоящие опыты?
- А с чего вы взяли, что мы это понимали? По этому вопросу нет и не было статистики, анализа. Кто знал, к примеру, что в 2001 году будет урожай в 90 млн тонн? Оценки экспертов разнились на 20 млн тонн. Какой урожай будет в этом году, тоже никто не знает. Погрешность, как правило, составляет плюс-минус 10 млн тонн, а это именно тот объем, который является определяющим для бизнеса.
На самом деле мы видели, что в российском сельском хозяйстве все происходит не так, как должно происходить: технологии не соблюдаются, машинно-технического парка нет, средств защиты растений не хватает. Мы решили просто попробовать все сделать правильно - по учебнику и посмотреть, что получится.
- Какова сегодня доля сельхозпроизводства в бизнесе холдинга?
- По инвестициям он самый большой.
- Когда, по вашим расчетам, вложения окупятся?
- Хороший вопрос. Но я пока не знаю на него точного ответа. Я знаю результаты нашей работы. А они неплохие. Сегодня у наших хозяйств лучшие производственные показатели в регионе. Речь идет не о колхозах-миллионерах, а о показателях эффективности. Мы получили хороший результат. Теперь мы должны решить, как наиболее эффективно распорядиться этим результатом в существующих макроэкономических условиях. Если получится - пойдем дальше и продолжим расширять свою производственную базу. К нам уже просятся десятки хозяйств. За нами наблюдают. Если у нас все получится, в сельхозпроизводство придут другие компании.
