Гауптвахта возвращается: Прожекты Минобороны России уже предал анафеме Европейский суд по правам человекаНазад
Гауптвахта возвращается: Прожекты Минобороны России уже предал анафеме Европейский суд по правам человека
В жаркую июльскую пору министр обороны Иванов во время одного из своих визитов в войска выступил с инициативой возвращения гауптвахт в армейский и флотский быт: наряд вне очереди и выговор, по мнению министра, - `это просто смешно`, а бывают ситуации, когда нужно сажать быстрее (например, в море никаких судей нет), о чем, по словам Иванова, следовало бы задуматься и как следует проработать этот вопрос.
Идея министра, по-видимому, возникла не на пустом месте - командиры всех рангов не раз роптали в прессе в связи с лишением их эффективной меры воздействия на правонарушителя рядового и сержантского состава, если содеянное им выходит за рамки отмены увольнительной, но не достигает по своей тяжести заключения в дисбате. Особенно огорчают их контрактники, склонные к употреблению спиртных напитков и опозданию на службу, что провоцирует офицеров на рукоприкладство, строго запрещенное уголовным законом. Не горя желанием бросить вызов офицерскому рукосуйству (впрочем, и дедовщина как метод, с помощью которого негодяи управляют воинскими коллективами, у него заметной озабоченности не вызывает), министр предпочел обратиться к наследию не самого лучшего времени - `губе`, где нерадивый солдат сидел по решению командира части, имея возможность задуматься о своем поведении в течение каких-то 10 суток без ремня и сигарет.
Всякая армия сильна традициями, однако и они существуют отнюдь не в вакууме. Арест как мера дисциплинарного воздействия - в отличие от вида уголовного наказания, предусмотренного ст. 54 УК РФ, назначаемого по приговору суда и отбываемого в силу прямого указания в законе именно на гауптвахте, - в настоящее время утратил прочную правовую основу в национальном законодательстве. Весьма слабую опору он имеет в нормах международного права, согласно ст. 15 Конституции РФ пользующихся заслуженным приоритетом перед внутренним законом. Проблема исправления нерадивых военнослужащих в правовых рамках довольно давно изучена в практике Европейского суда по правам человека, в частности, в решении по делу `Энгель и другие против Нидерландов` от 8 июня 1976 г.
Господин Энгель, носивший звание сержанта, обвинялся в самовольной отлучке, за что командование определило ему наказание `мягкого`, а затем и `усиленного` ареста, которое арестом можно было назвать только условно - военнослужащему не разрешалось выходить в служебное время из казармы, а затем обязали проводить внеслужебное время в особом помещении, которое не запиралось. Видя, что на г-на Энгеля увещевания не действуют, командир временно подверг его аресту со строгим режимом содержания до определения ему дальнейшего наказания - подержал его два дня в камере, запертой как в служебное, так и внеслужебное время. Энгель и ряд его непутевых товарищей обратились к офицеру, занимающемуся разбором жалоб, а затем в Высший военный суд, который по существу подтвердил оспариваемые решения (кое-кому даже пришлось отправиться в дисциплинарное подразделение).
Все заявители утверждали, что дисциплинарное наказание, примененное к ним, противоречит статье 5 п. 1, которая устанавливает:
`Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:
(а) законное содержание лица под стражей после его осуждения компетентным судом;
(b) законный арест или задержание лица за невыполнение законного решения суда или с целью обеспечения выполнения любого обязательства, предписанного законом;
(с) законный арест или задержание лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным судебным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения`.
Рассмотрев жалобу, Суд указал, что система военной дисциплины по самой своей природе подразумевает возможность наложения на некоторые права и свободы военнослужащих ограничений, которые не могут быть применены к гражданским лицам. Существование такой системы само по себе не противоречит их обязательствам. Военная дисциплина тем не менее не выпадает из сферы применения статьи 5 п. 1.
Военная служба в том виде, как она существует, никоим образом не представляет собой лишение свободы по смыслу Конвенции. Довольно широкие ограничения свободы передвижения военнослужащих вызваны особыми требованиями военной службы; другие ограничения, сопровождающие ее, не подпадают под действие статьи 5.
Вывода о лишении свободы нельзя сделать из 3-4-дневного ареста с мягким или усиленным режимом содержания, которому вначале подвергся г-н Энгель. Военнослужащие, подвергнутые такому наказанию, хотя и не могут пойти, например, в кино, но не содержатся под замком и продолжают выполнять свои обязанности - они остаются в рамках более или менее обычной армейской жизни. Однако строгий арест, несомненно, является лишением свободы и требует проверки соблюдения ст. 5, и `арест г-на Энгеля, в свою очередь, как это совершенно очевидно, не попадает в ее рамки. Упомянутая мера в действительности скорее напоминает ту, о которой говорится в п. 1 (с) ст. 5 Конвенции. Однако в настоящем деле она не отвечает одному из требований этой статьи, поскольку задержание Энгеля не было `произведено с тем, чтобы он предстал перед компетентным судебным органом`. Следовательно, лишение заявителя свободы произошло в условиях, противоречащих этой статье`.
Следует отметить, что в федеральном законе о ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод была сделана оговорка - Российская Федерация заявила, что `положения пунктов 3 и 4 ст. 5 Конвенции не препятствуют применению положений законодательства РФ, основанных на п. 2 ст. 26 Закона РФ `О статусе военнослужащих` от 22 января 1993 г. (утратил силу в 1998 г. - Прим. ред.), статей 51-53 и 62 Дисциплинарного устава Вооруженных Сил РФ, утвержденного указом президента РФ от 14 декабря 1993 г. # 2140, устанавливающих арест с содержанием на гауптвахте в качестве меры дисциплинарного взыскания, налагаемой во внесудебном порядке на военнослужащих - солдат, матросов, сержантов, старшин, прапорщиков и мичманов`. Эта оговорка могла бы сохранить дисциплинарный арест, однако Россия добавила, что `срок действия этой оговорки ограничен периодом, который потребуется для внесения в законодательство РФ изменений, полностью устраняющих несоответствия указанных выше положений положениям Конвенции`. Впрочем, в любом случае сохранение внесудебного ареста солдат и матросов грубо противоречило бы ст. 22 Конституции РФ, допускающей арест только в соответствии с решением суда. По-видимому, она установила и рамки для воплощения в жизнь министерского новаторства - военные власти могут иметь возможность применять к военнослужащим менее строгие меры, чем уголовные наказания, но лишение свободы - хотя бы кратковременное и имеющее не уголовно-правовой характер - может назначаться исключительно по решению суда.
Поскольку в последнее время неоднократно высказывалась критика по поводу сохранения в России системы военных судов - ее высказал на страницах `НВО`, в частности, бывший полковник ФРГ Манфред Диль, поставив возможность признания российских порядков демократическими в зависимость от упразднения военных судов (`НВО` # 22, c. 4), - интересно посмотреть, как относится к этой проблеме Европейский суд. По делу Энгеля и других Страсбургский трибунал указал, что Высший военный суд, перед которым в процессе обжалования предстали несколько товарищей Энгеля, является `независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона`, и `нет никаких указаний на то, что он не обеспечил им `справедливое разбирательство`.
Усмотрев, что заседания военного суда были закрытыми, Суд установил нарушение одной из статей Конвенции, однако не признал дискриминации военнослужащих, подлежащих военному суду. Суд указал: `Различия между типами судопроизводства в законодательствах Высоких Договаривающихся Сторон объясняются разницей в условиях армейской и гражданской жизни. Они не могут считаться дискриминационными в отношении военнослужащих`. По недавнему делу Оджалана (решение от 12 марта 2003 г.) Суд поставил под сомнение справедливость так называемого `суда госбезопасности` в Турции, несколько напоминающего сталинские Особые совещания, однако в деле была определенная специфика - Оджалан никогда не был военнослужащим, а напротив, сражался против турецкой армии с оружием в руках. Поэтому беспристрастность полковника в качестве председательствующего на процессе и суда ГБ в целом, естественно, вызвала в Страсбурге подозрения (кстати, в момент вынесения приговора полковника уже заменили гражданским лицом), так как подобным судьям, бесспорно, трудно приговорить попавшего в их руки врага к иной мере, кроме смертной казни.
Еще более возмутительная ситуация была вскрыта в английском военном судопроизводстве по делу Финдли (Европейский суд рассмотрел его 25 февраля 1997 г.) - `созывающий офицер` назначал членов суда из числа своих подчиненных, не имевших никакого понятия о законе; суд апелляционной инстанции также не имел в своем составе юристов. Над этим `судом` можно было бы посмеяться, если бы он не имел власть приговаривать к длительным срокам лишения свободы. Однако и это решение едва ли надо понимать как априорный отказ военным судам - если в их составе заседают грамотные юристы - в способности принимать законные и справедливые решения.
Позицию Европейского суда, вероятно, следует считать разумной. Не стоит забывать и о российских реалиях - на бескрайних просторах нашей родины может оказаться весьма обременительной доставка обвиняемых в районный суд - за десятки километров от гарнизона, - а по делам об убийстве - даже в суд субъекта Федерации, где счет может пойти на сотни километров по бездорожью. Военные суды вполне могут обеспечить необходимые гарантии прав участников процесса, тем более что Верховный суд - по крайней мере теоретически - вправе отменить любое их решение.
Гауптвахты - памятники архитектуры - украшают многие российские города, охраняются государством и указом президента даже внесены в перечень памятников культуры федерального значения. Но они могут украсить каждый российский гарнизон только в соответствии с федеральным законом и при строгом соблюдении норм международного права, так как от иного наследства не грех и отказаться, как учил товарищ Ленин, и это отнюдь не противоречит современному гражданскому праву.
