Что-то нужно подправить в консерватории, это точно. Сколько бы ни старался бизнес стать социально ответственным, выделяя средства на медицинские программы, среднестатистический российский пенсионер, пряча в сумку полученные по этой программе лекарства, проворчит: `Всю Россию скупили. Теперь уже и лекарства государство распределить не может`. Бизнес, выходит, плохой. Сколько бы ни старались правозащитные организации привлекать, как принято говорить, широкие слои населения к поддержке своей деятельности, среднестатистический житель российского города, проходя мимо митинга за прекращение войны в Чечне, подумает: `Делать им нечего. Вся эта демократия на деньги Запада`. Правозащитники, выходит, плохие.
Что-то нужно подправить в консерватории, это точно. Сколько бы ни старался бизнес стать социально ответственным, выделяя средства на медицинские программы, среднестатистический российский пенсионер, пряча в сумку полученные по этой программе лекарства, проворчит: `Всю Россию скупили. Теперь уже и лекарства государство распределить не может`. Бизнес, выходит, плохой.
Сколько бы ни старались правозащитные организации привлекать, как принято говорить, широкие слои населения к поддержке своей деятельности, среднестатистический житель российского города, проходя мимо митинга за прекращение войны в Чечне, подумает: `Делать им нечего. Вся эта демократия на деньги Запада`. Правозащитники, выходит, плохие.
Как же так, дела хорошие, а те, кто их делает - плохие? Формула, по которой один плюс один в сумме будет давать отрицательную величину, проста как мычание: бизнес - плохой, правозащитник - продажный, значит, добрые дела их тоже плохие и продажные. От изменения постоянных величин в этой формуле зависит сегодня эффективность деятельности правозащитных организаций. К сожалению, ни одно доброе и даже жизненно необходимое для страны и граждан дело не будет эффективным без кредита доверия к его исполнителю. Без известности или узнаваемости этого исполнителя. Ведь еще чаще, чем ругают, правозащитников просто не замечают, отводя им роль исторических ископаемых. Хорошие правозащитники были тогда. А сейчас? Можно всплеснуть руками по-грибоедовски: `Дома новы, но предрассудки стары./ Порадуйтесь, не истребят/ Ни годы их, ни моды, ни пожары`. Можно победить в себе пессимизм `времен Очаковских и покоренья Крыма` и, как это делал Грибоедов-дипломат, подвергнуть ситуацию тщательному анализу, чтобы выработать план действий.
СТЕРЕОТИПИЯ
Стереотип - копия печатной формы (набор и клише) высокой печати в виде монолитной пластины. Широко используется для печатания многотиражных изданий.
В детстве нас, как инопланетян, высаживают на планету, которая сплошь состоит из ассоциаций. Мы, пока еще с удивлением выглядывая из скафандров, узнаем, что Куклу принято звать Лялей, Собаку - Барбосом, Космонавта - Гагариным, а Галерею - Третьяковской. Чуть позже, когда костюмчик уже не жмет, мы просим родителей купить в магазине `какой-нибудь пепси-колы` (в смысле, любой газированной воды), а к совершеннолетию обзаводимся Жилеттом (любой бритвой).
На этой планете сила мысли пасует перед тем, что мы называем стереотипами. Стереотипам сопутствуют брэнды, которые являются либо первопричиной, либо последствием стереотипа. Причем само понятие `брэнд` (предмет, название которого мы железно соотносим с определенной вещью) уже давно выросло из одежки только товара и бодренько примеривает костюмы политиков, общественных деятелей и даже целых стран.
Если сопоставить понятие `правозащитник` (российский) и фамилию Сахаров, то второе является брэндом первого. Этот брэнд обладает определенной эмоциональной окраской, повышенной устойчивостью и активно тиражируется в печати. И в то же время это стереотип.
Стереотипы - устойчивое (чрезвычайно) и ограниченное представление о социальном объекте или ситуации.
Сахаров, разумеется, не единственный правозащитник. Более того, это уже не действующий правозащитник. Но, по законам брэндовской неминуемой ассоциативности, когда людям предлагают навскидку назвать правозащитников, - большинство называют именно эту фамилию. Рассуждать на тему `стереотипы - это плохо` не буду. Ассоциативность мышления - свойство, которое у общества не отнять. И очень хорошо - ведь именно ассоциации заложены в самом процессе коммуникации. Поэтому со стереотипами нужно не бороться, а работать с ними и менять их, используя механизмы коммуникации. Собственно, на это и нацелена во многом работа по связям с общественностью. Избавление от стереотипов - это, по сути, процесс замены их новыми. Например, таким: `Сахаров-правозащитник` - это стереотип.
Стереотипы нельзя игнорировать. Убедительно ударив по клавишам, любой сметливый правозащитник в два счета напишет ответную статью, `Пушкин - поэт, ну и что?`. А то, что гамбургский счет никто не отменял, и для любого поэта по сей день почетна Пушкинская премия, а нарисованные в профиль бакенбарды на обложке книги автоматически отнесут читателя именно к незабвенному Александру Сергеевичу, а не к поэту Новичкову, написавшему эту книгу. И не замечать этого - ошибка пиар-менеджера поэта Новичкова.
Поэтому весь пиар по продвижению правозащитной деятельности и правозащитников как таковых неминуемо должен отталкиваться от тех стереотипов, которые уже существуют в обществе, и выстраивать исходя из них наиболее эффективную стратегию.
НЕПРОШЕННЫЙ МУНДИР
`Ничто не может быть бесцветнее и неопределеннее общих выражений: обскурант, прогрессист, либерал, консерватор, славянофил, западник; эти выражения нисколько не характеризуют того человека, к которому они прикладываются; они надевают непрошенный мундир на его умственную личность и вместо живого человека, мыслящего и чувствующего по-своему, показывают нам неподвижную вывеску замкнутого круга убеждений`.
Д.И. Писарев, `Русский Дон-Кихот`
Перед моим компьютером лежит распечатанный список. В нем фамилии журналистов и редакторов центральных общественно-политических СМИ. Я снимаю трубку и последовательно набираю телефонные номера. Моя задача - застать своих коллег врасплох (неподготовленными к нашему разговору), чтобы слету поинтересоваться, деятельность каких правозащитников им известна и с чем они ассоциируют правозащитную деятельность. На пятом звонке я перестаю записывать наши беседы. Надоело на одни и те же вопросы получать одни и те же ответы. Все равно, что самому с собою играть в `крестики-нолики`. Причем каждый раз выходит ничья.
`Крестики`
Стереотип `правозащитник - это диссидент` пересек реальные исторические границы, игнорировав даже разницу поколений. О диссидентах рассказывают в школах, в вузах - тем более. Демонстрацию 1968 года помнит старшее поколение, до сих пор переживает среднее, изучает младшее. И вот сегодня этот образ правозащитника как диссидента фактически затмил действующих, в плоти и крови, правозащитников (а вернее, просто не дал прорасти новому образу). Журналисты, оторвавшись от своих рабочих забот, нервно (не видела, но предположить могу) щелкая кнопкой авторучки, обдумывая свои статьи или редакционные будничные проблемы, выстреливали в меня первой ассоциацией: диссидент-т-т. Сахаров. Гинзбург. Солженицын. Самиздат. И снова `Сахаров, Сахаров, Сахаров`. Но если раньше, говорили мои коллеги, ко всему периоду диссидентства и его основным фигурам сохранялось отношение почтительное, близкое к невыразимому восхищению, а самым распространенным эпитетом к любому из диссидентских имен была `совесть страны`, то теперь диссидентство переживает эпоху развенчания. Теперь Солженицына ругают за высокопарность и претензию на роль пророка в Отечестве, Сахарова - за излишнюю интеллигентность (что, интересно, имеется в виду?).
В статье с модным названием `Образ диссидента-правозащитника в постмодернистском дискурсе` автор Наталья Серова обращает внимание как раз на этот обратный эффект: сделав из человека икону, его потом втаптывают в грязь (Серова Н. Образ диссидента-правозащитника в постмодернистском дискурсе. - Русский журнал/Культура, 24 июля 2002). И сами диссиденты, живые и мертвые, затмеваются стереотипом ДИССИДЕНТА, которого теперь недолюбливают. Серова цитирует Илью Мильштейна, `наехавшего`, по ее выражению, на диссидентов и превратившего их в неких `подпольных крыс`: `Любое из самых благородных побуждений создаваемое движением сопротивления почти обречено на `мерзость подполья`, и наши диссиденты не избежали этой участи... Мрачноватая атмосфера заговора оборачивалась позже светом юпитеров на гэбэшных пресс-конференциях, где вчерашние герои каялись и сдавали всех подряд. Бесовщина была нормой социалистического общежития: и наверху, и там, где можно встретить только крыс` (статья Мильштейна была опубликована в электронном издании `Грани.ру` 22 июля 2002).
От всего этого, как едким дымком, тянет `достоевщиной`, в бесовские одежды которой теперь рядят и современных правозащитников, потому что правозащитник - диссидент. Но, сдается мне, в данном случае Достоевский совсем уж ни при чем. И даже Новодворская ни при чем, которую тоже обвиняют во внесении лепты в дискредитацию диссидентов-правозащитников. Просто новые фигуры на арену так и не вышли. Плохие или хорошие, которых будут ругать или из которых будут делать иконы. `Кого из действующих правозащитников вы можете назвать?` - мучаю я коллег. Сергея Ковалева, Людмилу Алексееву, Алексея Симонова, Льва Пономарева. `А организации?` - Московскую Хельсинкскую группу, `Мемориал`, Фонд защиты гласности. Между тем, только в базе данных Информационного центра правозащитного движения в интернете выставлено более 1 400 правозащитных организаций, действующих на территории России (в Москве их, например, более 180). Неужто и в самом деле все они прячутся по подвалам и чердакам и в строжайшем секрете вершат свои правозащитные заговоры? И тогда Мильштейн, сравнивающий правозащитников с подпольными крысами, оказывается прав? Ничего подобного. `(Плохая острота; но я ее не вычеркну. Я ее написал, думая, что выйдет очень остро; а теперь, как увидел сам, что хотел только гнусно пофорсить, - нарочно не вычеркну!)` - Ф.М. Достоевский, `Записки из подполья`. Гнусная острота, действительно. Но вычеркивать ее нельзя.
`Нолики`
Потому что современным правозащитникам обязательно нужно принимать в расчет то, как о них говорят, что о них пишут. И в настоящей ситуации еще не известно, что практичнее: образ правозащитника-диссидента или же образ современного правозащитника-демократа - вторая, так сказать, ипостась правозащитника как такового в глазах общества.
Правозащитника-демократа, к сожалению, можно охарактеризовать как образ отрицательный, основными чертами которого являются продажность, бездействие, даже антипатриотизм. Вот, например, начало интервью с белорусским правозащитником под характерным названием `На долларовой игле`, вышедшее из-под руки Сергея Плетнева: `В России уже сложился стойкий образ правозащитника, который получает деньги из каких-то западных фондов, проводит политику в интересах в первую очередь США и любит цитировать фразу о том, что патриотизм - последнее прибежище негодяев`( Плетнев С. На долларовой игле. - НГ, 10 ноября 1999) . Можно `наехать` на зарвавшегося журналиста, уничижающего российский институт правозащиты, но стоит ли, если сами правозащитники признают существование именно такого образа? Сергей Смирнов объясняет создание рубрики `Форум` на ресурсе Human Rights Online двумя основными причинами: `Во-первых, чтобы познакомить интернетовскую аудиторию с правозащитным движением... Во-вторых, чтобы противостоять `интервенциям` чернорубашечников, которые существуют и успешно развиваются в интернете. В их риторике правозащитники - люди, которые работают за деньги ЦРУ, разных спецслужб, стараются подорвать национальную безопасность и т.д.`. К сожалению, `интервенты` оккупируют не только сеть. И одного сетевого форума, хотя он действительно многое делает для формирования нормального, правдивого образа современного правозащитника и правозащитной деятельности, на всю Россию не хватит.
Образ правозащитника объективно зависим от идеологии, которой `маркируется` его деятельность. В случае с трансформацией образа правозащитника речь идет о замене диссидентской идеологии на идеологию демократическую. Если первая в основе своей имеет как таковое противоборчество, то вторая, по идее, должна основываться на созидании демократических ценностей. На деле же само понятие `демократия` окрашено сегодня в нашем обществе, скорее, в серые цвета несбывшихся надежд. `Почему общество испытывает большое разочарование в деятельности правозащитных организаций? Оно разочаровано и в нас, и в демократии, и его можно понять, - рассуждает Светлана Ганнушкина, руководитель юридической сети `Миграция и право` Правозащитного центра `Мемориал`. - Тот самый конкретный, живой человек рассчитывал на то, что государство повернется к нему лицом, но этого не произошло. Это разочарование он переносит на нас и на демократические институты, на которые раньше возлагал свои надежды`(Выступление на круглом столе `Развитие гражданского общества и защита прав человека - важнейшие компоненты международной политики и российско-швейцарского сотрудничества`. Цит. по: Общество.Ру, 23 сентября 2002). Чтобы отгородить себя от нежелательных стереотипов, правозащитникам придется продвигать какую-то третью идеологию либо же добиваться `отбеливания` демократической.
ПОЛИТИКИ ПОНЕВОЛЕ
- А кто тебе дал власть над ним? - Закон. - Закон? И ты смеешь поносить сие священное имя? Несчастный!.. - Слезы потекли из глаз моих; и в таковом положении почтовые клячи дотащили меня до следующего стана.
А.Н. Радищев `Путешествие из Петербурга в Москву`
Чтобы избавиться от `непрошенных мундиров` диссидентов и `новых демократов`, правозащитникам, как считают сами правозащитники, пора уже четко очертить круг своей деятельности. Чтобы не было никаких там придирок по поводу `достоевщины`, неоправданного политиканства и следования западным схемам.
Но до сих пор в правозащитных кругах никакого общего представления о содержании правозащитной деятельности нет. Увы, сами правозащитники, признавая необходимость достижения единства в программных действиях, пока что тянут одеяло в разные стороны. И эти стороны вовсе не Запад и Восток, а скорее, небо и земля.
Очень схематично эту ситуацию можно очертить так. Существует два основных лагеря, придерживающиеся разных точек зрения на суть правозащитной деятельности. Один лагерь - так называемый `политический` (правозащитник должен заниматься политикой), другой - так называемый `социальный` (правозащитник должен заниматься защитой социальных и экономических прав граждан). В общем, если бы игровое поле четко делилось только на эти два лагеря, даже активно, по-королевски играющие фигуры на этом поле не сильно мешали бы друг другу.
Но дробительный червячок изъедает лагеря изнутри. Те, которые связывают правозащитную деятельность с политикой, могут быть разделены, как минимум, еще на две группы. Первая считает, что во веки веков правозащитники - это оппозиция власти, и их функция именно в создании этой оппозиции. Так действовали диссиденты, так сегодня должны действовать независимые правозащитники. Приверженцы этой точки зрения, как правило, и есть выходцы из того - диссидентского - времени. `Мне кажется, что правозащитники должны быть не `идущими вместе`, а идущими самостоятельно и давящими на власть`, - говорит в своем интервью Елена Боннэр. Прекращение войны в Чечне с этой позиции - политическое требование. Другая группа этого же лагеря не столько стремится заниматься политикой, сколько вынуждена. Суть этого подхода - в словах Юрия Джибладзе, президента Центра развития демократии и прав человека: `Бессмысленно все время пытаться исправить последствия ошибочной социальной или другой политики: для того, чтобы реально изменить ситуацию, нужно оказывать на нее влияние на стадии принятия решений` , - то есть включаться в сам процесс принятия политических решений. Хочешь эффективно защищать социальные права - от политики никуда не деться.
Вынужденный путь, который приходится проходить правозащитникам от конкретной, социальной по сути, деятельности к политике описывает Светлана Ганнушкина: `Мы пытаемся помочь человеку, помочь ему жить достойно, пытаемся помочь ему обрести нормальные человеческие права. Это, в первую очередь, социальные права, но когда мы пытаемся добиться их реализации, мы сталкиваемся с тем, что они не реализуются из-за нарушения гражданских и политических прав. А попытки добиться соблюдения гражданских и политических прав для людей, которые нас окружают, приводят к тому, что мы начинаем заниматься уже менее конкретными вещами, - мы требуем соблюдения законов, а далее переходим к тому, чтобы участвовать в их изменении и разработке. Но ведь просто так никто законы менять не будет. Законы меняются в связи с определенной политикой в государстве и, следовательно, мы приходим к тому, что должны заниматься политикой` .
А знаете, что самое грустное в такой вот `политике поневоле`? Что неволя эта навязывается вовсе не только `сверху` - неспособностью государства создавать работающие законы, но и `снизу` - все теми же стереотипами. Какая у нас самая актуальная правозащитная тема, в связи с которой правозащитники упоминаются в многотиражных изданиях и даже порою удостаиваются чести быть представленными как эксперты широкой ТВ-аудитории? Разумеется, война в Чечне. Этнические чистки и погромы, теракты, лагеря беженцев. Арсений Рогинский, председатель правления Общества `Мемориал`, принадлежащий, кстати, ко второму `социальному` лагерю, не зря сетует: `Обратите внимание на то, что в деятельности правозащитных организаций вызывает самый живой отклик у окружающих? Разве это наша каждодневная работа по защите прав конкретных людей и социальных групп? Нет! Это участие правозащитников в разрешении проблемы Чечни, которая, между прочим, только до некоторой степени может быть названа проблемой прав человека. Таким образом, правозащитники как бы присвоили себе право говорить не только о правах человека, но и о многом другом - о Косово и о Чечне, об Ираке и об ультиматуме, предъявленном Россией Грузии. Разве это правозащита? Но совершенно очевидно, что в сознании общества все эти заявления по этим вопросам, как и наша реакция на попытку восстановления памятнику Дзержинскому, - это именно то, чего от нас ожидают`.
Железный Феликс - это пока еще `брэнд` наших спецслужб. Хотя что-то в этом ассоциативном ряду уже подвинулось, `поджалось` - возможно, под влиянием геройских сериалов, возможно, потускнело в лучах обаяния бывшего разведчика, занявшего самый главный государственный пост. Стереотип же, который навязывает правозащитнику политическую деятельность, все так же крепок. Это его тиражируют наши СМИ, причем не столько методами многократных упоминаний (не так часто, даже в связи с политическими темами, `светятся` наши правозащитники в печати), сколько игнорированием всей остальной деятельности.
Пролистав страницы центральных российских изданий за первые полтора месяца 2003 года, можно составить неутешительное представление о том, в связи с какими темами упоминаются в печати правозащитники.
`КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА`
1. Скандал, связанный с выходом учебника `Основы православной культуры` - 2
2. Дело Закаева
3. Поправки к закону об уголовной ответственности за нравственное растление
`МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ`
1. Захват `Норд-Оста` - 3
2. Чечня - 2
3. Российско-туркменские отношения
4. Появление должности регионального омбудсмена
5. Защита прав автовладельцев
6. Кинофестиваль `Сталкер`
`РОССИЙСКАЯ ГАЗЕТА`
(за 1,5 месяца 2003 года правозащитники в материалах газеты не упоминались, сведения за весь 2002 год)
1. Упоминание памятных дат, связанных с правозащитниками - 4
2. Принятие Кодекса РФ об административных правонарушениях
`МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ`
1. `Шпионские дела` - 3
2. Деятельность омбудсменов в регионах
3. Русскоязычные в Латвии
4. Скандал, связанный с выходом учебника `Основы православной культуры`
5. Депортация из Узбекистана правозащитника `Мемориала`
6. Чечня
`НОВАЯ ГАЗЕТА`
1. `Учения` ФСБ в Рязани
2. Побеги солдат из ВЧ
`ОГОНЕК`
(за 1,5 месяца 2003 года правозащитники в материалах журнала не упоминались, сведения за весь 2002 год)
1. Захват `Норд-Оста` - 2
2. Принятие Кодекса РФ об административных правонарушениях - 2
3. Чечня
4. Проблема миграции
5. Тюремное заключение
`АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ`
1. Поездка правозащитников в колонию
Явные `хитовые` правозащитные темы российской печати за исследуемый период - захват `Норд-Оста`, Чечня, принятие Кодекса РФ об административных правонарушениях и скандал, связанный с выходом учебника `Основы православной культуры` (опускаю тему омбудсменов, потому что никаких проблем в материалах, где о них говорилось, не поднималось, просто констатировался факт появления этой должности). Все это, опять же, куда ближе к политике, чем к каждодневной правозащитной деятельности. И решение любых из этих вопросов требует вмешательства в государственную политику.
СНЯТЬ ТРЕУГОЛКУ МЮНХГАУЗЕНА
- В 17 - война с Англией!
- Чем ему Англия-то насолила?!
Г. Горин, `Тот самый Мюнхгаузен`
Обижаться на СМИ за то, что они не идут наперекор общественному мнению, совершенно бесполезно. Вот уж, право слово, где стереотип так стереотип: СМИ виноваты в разжигании, раздувании и т.п. Тогда как виноваты они чаще всего (исключения, как известно, бывают всегда) лишь в отражении. Неча на зеркало пенять. Стоит исправить р... образ. Поработать над созданием иного имиджа. И выработать стратегию пиар по продвижению именно той деятельности, которая остается за объективами камер и газетных полос. Разве это журналисты виноваты в том, что правозащитники, за редким исключением, не могут интересно представить свою повседневную деятельность, организовать из `текучки` - событие? Так же, как и журналистам, `текучка` неинтересна их читателям, слушателям и зрителям.
Но, возможно, читателям и зрителям, равно как и журналистам, не будет в принципе интересна никакая правозащитная деятельность, кроме политической? Может быть, не стоит зря ломать копья и, действительно, `лучше быть Дон Кихотом, чем мельницей, которую принимают за великана`? На это можно дать вполне обнадеживающий и отрезвляющий ответ: стоит. Потому что от любого стереотипа, если только его все время не подкреплять новыми действиями, человек рано или поздно устает. Так, устав от диссидента-героя, мы трансформировали этот стереотип в диссидента-почивающего-на-лаврах. И от диссидента-правозащитника скоро сознательно или бессознательно общество будет готово отказаться.
Вот что говорили журналисты и редакторы, отвечая на мои вопросы по телефону. Как обыкновенные люди, мы хотели бы, чтобы правозащитники защищали наши `маленькие права`. Чтобы сам институт правозащиты был доступен каждому простому гражданину. Чаще всего слышим и пишем мы, действительно, о правозащитниках, которые занимаются громкими делами.
Но уважаем и ценим - те, которым посчастливилось ближе познакомиться с правозащитной деятельностью - других. Неизвестных широкой публике, ежедневно работающих с детьми, стариками, беженцами. Мы понимаем, что заниматься конкретной защитой прав конкретного гражданина гораздо сложнее, чем говорить о ситуации в целом и выносить свои правозащитные резолюции. Но такая работа, если только специально не заниматься ее продвижением, устраивая сопутствующие пиар-акции, никогда не попадет на первые полосы газет и в телевизионные новости.
А это значит, что отказ от образа правозащитника-политика фактически означает снижение статуса правозащитной деятельности и гораздо большие, по сравнению с нынешними, усилия по ее продвижению. Готовы ли сами правозащитники к этому шагу? Готовы ли они отказаться от `войны с Англией` ради подвига каждый день ходить на работу? Снять треуголку Мюнхгаузена и стать `просто баронами`? Ответ только за ними. И это еще и ответ на вопрос, кого завтра будут называть правозащитником.
В Москве, где Садовое кольцо продавливает набережную Яузы, в некотором отдалении от автодороги, со стены музея, который носит его имя, смотрит Андрей Сахаров, правозащитник. В том, что его можно называть именно так, никто не сомневается.
Автор: Елена Глинская, опуликовано `АСИ`http://nvolgatrade.ru/
Док. 193011
Опублик.: 18.06.03
Число обращений: 1
|
