Сегодня можно констатировать, что не только серьезного научного осмысления, но и практических действий в СССР и России по адаптации глобальным процессам не предпринималось. А то, что предпринималось, в частности, во внешней политике СССР, получившей название `политика нового мышления`, трудно назвать правильным, а тем более эффективным ответом. Попытка по-новому осознать меняющийся мир, в т.ч. происходящие в нем глобальные процессы, советским и российским руководством в 80-е и 90-е годы, носила декларативно-публичный характер, нередко служила декорацией борьбы за власть в стране, а зачастую имитацией внешнеполитической деятельности. Мы похожи на неумелого мастера, который, не разобравшись в механизме, попытался его починить.
В последнее время во внешней политике России просматривается, очевидно, больше последовательности и осмысленности. Это связано с более четкой ориентацией на национальные интересы страны, а также с тем, что произошло переосмысление - на теоретическом и практическом уровне - внешнеполитической концепции России, уход от односторонней ориентации на внешнюю политику США.
В немалой степени этому содействовала теоретическая работа российских международников в Министерстве иностранных дел, Совете Безопасности, таких общественных организаций, как СВОП, которые начали дискуссию о задачах внешней политики России в эпоху глобализации, месте страны в мире, наиболее эффективной тактики российской дипломатии. Естественно, что место и роль России в глобализирующемся мировом сообществе стали центральными темпами такой дискуссии. Спектр возможных вариантов внешней политики России, обсуждавшийся в эти годы в стране, был чрезвычайно широк - от полного изоляционизма до формирования агрессивно-наступательных союзов, имеющих явно выраженную антиамериканскую направленность. В итоге, как нам кажется, политическая элита страны сформировала, если и не консенсусное понимание, то достаточно согласованное представление о месте и роли России в мире, основанное на прагматизме и адекватном восприятии международных реалий. Эту реальность, в частности, ясно сформулировал министр иностранных дел И.Иванов: `На современном этапе перед российской внешней политикой стоит двуединая задача: необходимо, с одной стороны, создать благоприятные внешние условия для обеспечения надежной безопасности и успешного продолжения внутренних реформ с целью выхода страны на этап устойчивого роста, а с другой - обеспечить весомое участие России в формировании новой системы международных отношений эпохи глобализации. Причем проблемы эти настолько взаимосвязаны, что решать их возможно только в комплексе. Для России `уйти в себя, замкнуться только на внутренних вопросах или текущих международных делах означало бы утратить роль одного из основных игроков в формирующемся новом миропорядке со всеми вытекающими из этого негативными последствиями для внутренней и внешней политики страны`.4
Очевидно, что глобализация испытывает на себе влияние политических или международных событий, и в то же самое время она сама влияет на уровень международных отношений, на развитие обстановки на этом уровне. И здесь далеко не со всеми положениями, высказываемыми российскими авторами, можно согласиться. Академик Е.М.Примаков полагает, например, что деидеологизация международных отношений произошла в условиях такого проявления глобализации, как возникновение опасности для всего человечества в результате развития оружия массового уничтожения. Вместе с тем, деидеологизация международных отношений в свою очередь создает благоприятные условия для глобализации процессов на экономическом уровне.
Вряд ли можно целиком согласиться с этим утверждением. Деидеологизация внешней политики накануне распада СССР, безусловно, происходила. Также, впрочем, как во внешней политике России начала 90-х годов, отсутствовали идеология и стратегия.
Надо понимать, что под термином `деидеологизация` в России, а до этого в СССР, понимают отказ от коммунистической идеологии во внешней политике. К сожалению, произошел отказ не только от коммунистических принципов и ценностей, но и принципов и ценностей вообще, в т.ч. и отказ от защиты национальных интересов России в мире. `Деидеологизация` по существу привела к отказу от внешнеполитической стратегии государства как совокупности взглядов на цели внешней политики страны и способы их достижения.
Что же касается Запада, особенно США, то там отнюдь не отказались от идеологии. Идеология атлантизма, расширения НАТО присутствовала во внешней политике западноевропейских стран и США все 90-е годы.
Более того, именно в 90-ые годы в США были разработаны новые концептуальные (в т.ч. вполне идеологизированные) внешнеполитические и военно-политические концепции.
Особенно отчетливо идеологические мотивы за звучали в политике Запада с приходом к власти в США республиканской администрации, когда тезис о защите американских интересов и ценностей во всем мире стал открыто формулироваться в официальных документах. Например, в `Стратегии национальной безопасности` за 2002 год этот тезис стал отправным пунктом документа и итоговым абзацем.5
Вряд ли можно назвать деидеологигизированной и кампанию по обличению коррупции, или `защиту демократических СМИ` в России, или прочеченскую позицию Парламентской Ассамблеи Совета Европы. Видимо, можно говорить об усилении прагматизма, даже цинизма во внешней политике, но отнюдь не об отказе от базовых идеологических ценностей правящей элиты США и западноевропейских государств. Более того, у авторов складывается впечатление, что усиливается тенденция навязывания идеологических ценностей другим странам стороны США и некоторых союзников. Во всяком случае, идеи мессианства, навязывание своих принципов и ценностей стали пропагандироваться открыто.
Мы полагаем, что полезно критически рассмотреть еще несколько `классических` положений, сформулированных советской и российской научной и дипломатической практикой. В качестве основы для дискуссии мы предлагаем выступление Е.М.Примакова, посвященное внешней политике России и глобализации на XI Ассамблее СВОП. Так, Е.М.Примаков, например, считает, что прекращение конфронтации двух систем, завершение `холодной войны` означают окончание эпохи `супердержавизма`.
Весьма спорное, на наш взгляд, утверждение. Действительно, Советский Союз, Россия перестали быть супердержавами. Это совершенно ясно. Но нам кажется, - продолжает Е.М. Примаков, - можно утверждать, что и Соединенные Штаты - самое мощное в экономическом отношении, самое сильное в военном и самое влиятельное в политическом отношении государство - тоже не являются супердержавой в том смысле, в котором принято это понимать. Дело в том, что термин супердержава - это категория `холодной войны`.6
На наш взгляд, подобная оценка применительно к США несправедлива. Тем более, что далее Е.М.Примаков пишет: `Ее функции: в обязательном порядке объединение вокруг себя конгломерата государств, которые находятся в конфронтации с другой группой государств, определение поведения `своей` группы, обеспечение ее безопасности и в то же время определение `правил поведения` для этой группы. Такой ситуации сейчас нет (!?-авт.). Поэтому, если в политике Соединенных Штатов прослеживается `супердержавизм`, а он прослеживается, то это, как мне представляется, инерционный процесс (выд. авт.) Ему не принадлежит будущее`.
Можно предположить, что Е.М. Примаков пытается прогнозировать, какую роль будет играть США на мировой арене. На наш взгляд, ситуация весьма противоречива. Пока что в позициях прослеживается очевидная тенденция непрекрытому гегемонизму. Одновременно открыто игнорируются нормы международного права, интересы союзников (как, например, в случае с Ираком) и даже объективные тенденции в развитии международных отношений. Это проявляется, в частности, в стремлении к развертыванию национальной системы ПРО, попытках в одностороннем порядке решать вопросы контроля над вооружениями и т. д. В этом же контексте звучит стремление к сохранению превосходства Соединенных Штатов в технике технологий, т.е. к лидерству не только в процессах глобализации, но и гонке вооружений.
Может быть, стремление к мировому лидерству и является `инерционным процессом`, но, мы полагаем, это утверждение все-таки не бесспорно. Инерционный процесс - остаточное по своей сути явление, не питающееся внутренней или внешней энергией. В случае с США, как раз, наоборот. Заявления об американском лидерстве в мире - не только риторика или дань прошлому. Они подкрепляются вполне конкретными акциями: будь то Балканы или Ирак. Они несут на себе явный и недвусмысленный отпечаток политики США. Реакция американской администрации на развитии двусторонних отношений России с Ираком, Кубой или Ливией и вербальная, и практическая - следует мгновенно. Она свидетельствует о том, что США подчеркивают свою вовлеченность в любые мировые процессы, готовность не только фиксировать свою позицию, но и активно ее отстаивать.
Следующий тезис Е.М.Примакова. Мы уже коротко говорили о другом феномене процесса глобализации - изменении соотношения между понятиями территориальной целостности и правом нации на самоопределение. В контексте этой главы, однако, хотелось бы обратить внимание на другой аспект этой проблемы, а именно: среди этих новых вызовов особую опасность приобретают конфликтные ситуации. По мнению Е.М.Примакова, их выход на глобальный уровень менее вероятен, чем во время холодной войны. Но их урегулирование в нынешних условиях еще более затруднено. Казалось бы, глобализм должен способствовать собиранию сил для урегулирования конфликтной ситуации, но этого не происходит. Почему? Видимо, потому, - считает Е.М.Примаков, - что конфликты в настоящее время развиваются преимущественно не на межгосударственном, а на внутригосударственном уровне. В таких условиях глобально-демократический подход, выражающийся в защите прав человека и прав национально- этнических меньшинств, сталкивается с задачей сохранения территориальной целостности государств. И не просто сталкивается, но становится инструментом внешней политики стран-лидеров глобализации в случае, когда им необходимо под предлогом отстаивания `общедемократических` или `гуманистических` ценностей обеспечения политико-информационную поддержку своей внешней политики. Примеры с Югославией, Ираком, Ираном, Северной Кореей, Кубой вполне убедительны, ибо значительная часть внешнеполитической `аргументации` в пользу силового воздействия в отношении этих стран имеет очевидный ценностной характер - `борьба с режимом`, `восстановление демократических институтов`, `прав человека` и т.д.
Можно с уверенностью заявить, что для современной России многие вызовы связаны с глобализацией, и, прежде всего, во внешней политике. Здесь можно назвать все более сложный комплекс взаимодействий между физическими лицами, предприятиями, институтами и рынками для решения многообразных задач, с которыми государства не могут успешно справиться только собственными силами. Термин `глобализация` с точки зрения интересов внешней политики отдельной страны, - относительно новый. Но процессы, им обозначаемые, возникли не вчера. И здесь вновь нам придется вернуться к понятию `глобализм`, но уже в его международном аспекте.
Любопытно, что аргументация, как и прежде, в основном. `Если рассматривать глобализацию в чисто географическом аспекте, - говорит, например, Генеральный секретарь ООН Кофи А.Аннан, - то практически ничего нового в этом процессе нет. Взаимосвязанная человеческая деятельность в масштабах всего мира осуществлялась на протяжении столетий`.
История вопроса также уходит вглубь веков. Применительно к внешней политике государств, можно проследить признаки глобализации в формировании мировых колониальных империй, считает профессор О.Бельков. `Много позже говорилось об интернационализации экономической и всей общественной жизни вообще. Совсем недавно у нас декларировалось становление общечеловеческих ценностей и пропагандировалось строительство общеевропейского дома. Пока не стало ясно, что все в нем имеют и благоустраивают свои национальные квартиры, а для России не предусмотрена даже `боковушка`. О.Бельков справедливо считает, что `ни колонизация, ни интернационализация, ни все другие формы интеграции человечества - теперь мы знаем - в исторической перспективе не стали тем, к чему стремились их `вдохновители и организаторы`. Жизнь внесла серьезные коррективы, определив характер и последствия этих процессов. Авторы считают, что было бы неконструктивно рассматривать глобализацию как жестко детерминированный процесс, формы и результаты которого должны быть познаны и приняты как рок. Именно поэтому проблемы внешней политики государства, существования вообще самого государства в эпоху глобализации становятся ключевыми. Сначала остановимся на судьбах государства.
По крайней мере, сегодня остается вообще открытым вопрос о конечной судьбе государства в эпоху глобализации. Есть немало тех, кто утверждает, что оно отмирает. Правда, во-первых, остается в стороне вопрос о политической организации будущего `безгосударственного` человечества. Во-вторых, объективное усиление роли общественных организаций в эпоху глобализации отнюдь не означает, что этот процесс идет в ущерб функциям государства. В-третьих, об обмирании государства, как правило, не говорят в США.
О. Бельков справедливо отмечает, что, параллельно с глобализацией, устраняющей экономическую разобщенность территорий, развертывается процесс фрагментации, выражающейся и в новом витке государственного строительства. Так, Стокгольмский институт стратегических исследований констатирует, что возникающий режим безопасности характеризуется одновременно глобализацией и фрагментацией.
Обращает на себя внимание тот, факт что, по прогнозам американских ученых, в течение ближайших 15-20 лет на земном шаре в результате территориального передела образуются более 100 новых государств. Согласно тем же расчетам, должна распасться и Россия. Это один из вызовов России.
Другой вызов связан с тем, что в процессе глобализации утверждается новое разделение труда между территориями (независимо от того, сохранится ли их государственная определенность и оформленность), закрепление за ними определенных функций в мировом хозяйстве.
Есть основания говорить о том, что России в нем может выпасть доля сырьевого придатка и кладбища вредных отходов. `Ее (глобализации) преимущества и риски распределяются неравномерно, а рост и достаток, которые она несет одним, компенсируются все большей уязвимостью и маргинализацией других`, - говорит Кофи А.Аннан. Не относится ли к этому ряду бегство капиталов, поток которых из России составляет порядка 20 млрд. долл. в год, что, кстати сказать, определяет крайне низкую долю накоплений в ВВП - примерно в 1,5 раза меньше, чем в развитых странах. Еще один вызов заключается в том, что технические достижения и открытые границы, которые позволяют коммерческим фирмам налаживать производство товаров и оказание услуг на транснациональном уровне, открывают возможность выхода на международный уровень и перед террористическими организациями, преступными синдикатами, торговцами наркотиками и лицами, участвующими в `отмывании` денег.
Защищая общедемократические ценности, нельзя игнорировать опасность сепаратизма. Марксистская формула `самоопределение вплоть до отделения`, которую мы сумели, так сказать, зафиксировать и в Уставе Организации Объединенных Наций, для нашего времени устарела. Сейчас 2,5 тыс. этнических и национальных групп населяют 150 многонациональных государств. Вы представляете себе, какой бы хаос был в международных отношениях, если бы мы пошли на обеспечение права любой из этих этнических или национальных групп выделяться в самостоятельное государство. Например, попытки защитить, как тогда говорили, албанскую часть населения Косово от геноцида, обернулись другой стороной медали, - геноцидом сербского населения и стремлением албанцев Косово выйти из Югославии. Глобально-демократический подход не может служить оправданием для поощрения сепаратизма и потому, что в Косово тот же сепаратизм - это путь к большой балканской войне. Точно такой же подход можно определить и в отношении Чечни.
Глобалистские тенденции проявляются, в том числе, и в росте наднациональной религиозной солидарности. Это совершенно ясно. В таких условиях особо тщательно следует подходить к определению исламского экстремизма. Действительно, в ряде конфликтов проявляется исламо-экстремистская связь. Существует определенный треугольник: Афганистан - Чечня - Косово, в котором налицо переброска и финансирования боевиков, оружия. Наднациональное движение религиозного характера, которое является одной из отличительных черт глобализма на международной арене, может ассоциироваться с конкретными проявлениями исламского экстремизма, который делает трудно урегулируемыми многие конфликты.
Глобализм не должен подталкивать к бездумному и бессрочному использованию экономических санкций против стран, вовлеченных в конфликт и даже по ряду позиций противопоставивших себя мировому сообществу. Пример Ирака очень характерен в этом отношении. В отношении Ирака существовало две тактики, и они существуют по сегодняшний день, проявляясь, то более, то менее контрастно. Одна из этих тактических линий - линия России, которая и заключается в том, чтобы Ирак действительно соблюдал все резолюции Совета безопасности по разоруженческим проблемам, но при этом шаг за шагом шел к закрытию четырех разоруженческих досье.
`Таким образом, глобализм не должен подталкивать, - делает вывод Е.М.Примаков, - к бездумному наложению экономических санкций`. Вместе с тем он считает, что такой политикой США сами загнали себя в тупик. `Кстати говоря, - пишет Е.М.Примаков, - сейчас американские политики сами ищут выход из создавшегося положения. Они, судя по всему, понимают, что если они не найдут этот выход, то эти санкции окажутся неэффективны. Потому что уже сегодня Ирак вышел из изоляции в арабском мире, уже открылся аэропорт в Багдаде, и Соединенные Штаты сделать ничего не могут`.
На наш взгляд, с этим утверждением принципиально нельзя согласиться потому, что США рассматривает санкции против своих оппонентов в качестве военного и эффективного инструмента заявления, не рассчитывая зачастую на немедленный политический эффект. Механизм использования санкций Вашингтоном обработан до совершенства. Отнюдь не всегда он носит публичный характер, но любое правительство немедленно чувствует на себе влияние таких санкций, как только оно предпринимает шаги, которые рассматривают Соединенными Штатами как нежелательный Диапазон и интенсивность таких санкций может быть разные, но говорить об их неэффективности, как это делает Е.М.Примаков, нельзя, по меньшей мере, по двум причинам. Во-первых, их эффективность прямо зависит от поставленных внешнеполитических задач. Так, говоря об их неэффективности по отношению к Кубе, Е.М.Примаков не объясняет какую же, собственно говоря, внешнеполитическую задачу преследовала политика США по отношению к Кубе: `другой пример - Куба. 40 лет Соединенные Штаты использовали экономические санкции против Кубы. Сейчас они вынуждены отказаться от экономической блокады в поставках продовольствия и медикаментов. Это, конечно, лишь один только шаг, но он свидетельствует о том, что санкции в условиях глобализации, которые, казалось бы, должны приносить свои плоды, их не приносят. Они не угрожают тем режимам, против которых направлены`. (подч. авт.)
Такое утверждение, конечно, не соответствует действительности. Санкции США именно угрожают. И плоды свои приносят - они изолируют и ослабляют государства. Е.М.Примаков, кроме того, выделяет и еще один внешнеполитический аспект глобализации: `Несмотря на несомненное лидерство США в процессах глобализации, это не может механически переноситься на процессы урегулирования конфликтов в форме монополизации посреднической миссии, как это было на Ближнем Востоке, и в форме решения о применении силы, (подч. авт.) как это было в Югославии. Иначе говоря, США не могут, даже будучи лидером процесса глобализации, монополизировать процесс урегулирования конфликтов (подч. авт.) или в то же время принимать самостоятельные, самостийные, без решения Совета безопасности ООН решения о применении военной силы`.
И здесь утверждение Е.М.Примакова, на наш взгляд, очень спорное. По всем трем выделенным позициям.
Во-первых, США стремятся монополизировать миссию, когда они в этом заинтересованы, даже не особенно пытаясь скрыть от мировой общественности степень своей заинтересованности. Декларируется, как это происходило в Афганистане, Иране, Северной Корее, Венесуэле и т.д., - `угроза интересам национальной безопасности` или `фундаментальным демократическим ценностям`. Это не зависит ни от региона, ни от режима в стране. По одному и тому же поводу, в зависимости от времени и, главным образом, степени заинтересованности, может быть сформирована различная степень `вовлеченности` США. Очевидные примеры с позицией США по Грузии, Чечне, которые формировались на фоне военного конфликта в Афганистане и Ираке.
Во-вторых, стремление к использованию военной силы очевидно усиливается. И подтверждается прямыми примерами, в т.ч. и примерами эффективного (как в Афганистане) использования военной силы.
В-третьих, США по сути дела удается если и не монополизировать, то взять под свой контроль урегулирование конфликтов. Степень этого контроля может быть разной - от очень высокой до значительной, - но всегда существенной. Другое дело, что такой контроль внешне выглядит как контроль международный.
Как видно из приведенных примеров, Е.М. Примаков пытается избежать жесткой оценки глобализма во внешней политике США, найти в ней противоречивые тенденции.
Думается, что такой подход - в нынешних условиях наиболее эффективен, и, может быть, даже единственно возможен в отношении спорных аспектов, где пересекаются интересы России и США. Там же, где они совпадают, он и другие исследователи гораздо более категоричны. В частности, в своем докладе на IX Ассамблее СВОП, академик Примаков развил эту мысль: `Если в отношении урегулирования конфликтов и кризисов я стремился главным образом подчеркнуть, чего не следует делать, какие шаги не следует предпринимать в условиях развития глобализма, то с иными мерками нужно подходить, как мне представляется, к нейтрализации такой опасности, как распространение ядерного оружия. Здесь вопрос стоит по-другому. Здесь вопрос заключается в том, как использовать тенденции глобализма для ликвидации этой угрозы (подч. авт.). Нет законченных ответов на этот вопрос, но направление и характер действий можно было бы назвать. Это и помощь развивающимся странам в мирном использовании атома, это укрепление МАГАТЭ и других механизмов, ставящих заслон созданию ядерного оружия, это поиски подходов, ограничивающих статус и возможности государств, не подписавших договор о нераспространении ядерного оружия или о всеобщем запрете на ядерные испытания`.
К сожалению, эта позиция Е.М.Примакова уже очень совпадает с позицией США. И, прежде всего с точкой зрения приоритетности. На наш взгляд, проблема распространения ОМУ, безусловно, одна из самых приоритетных для США, для России в нынешних условиях таким приоритетом не является. Ее акцентирование, как и вовлеченность России, сегодня лишь одна из форм международного сотрудничества России, но не безусловный приоритет при развитии двухсторонних отношений.
В решении основной глобальной проблемы современности - войны и мира, - как в никакой другой, пожалуй, существует противоречие между реальными процессами, происходящими в мире, и их субъективным восприятием советским и российским руководством в 80-е и 90-е годы. Дистанция между декларируемыми целями и задачами внешней политики СССР - России и объективными реалиями оказалась слишком большой. Такая неадекватность - теперь уже об этом можно говорить прямо - привела к серьезным негативным внешнеполитическим последствиям для России, которые, к сожалению, продолжают сказываться и сейчас.
В качестве примера такого противоречия можно привести текст `Делийской декларации о принципах свободного от ядерного оружия и ненасильственного мира`, в которой были сформулированы 10 принципов ненасильственного мироустройства, ставшие для многих в СССР и России программой действий в 90-е годы. На наш взгляд, эти принципы в наибольшей степени отражали понимание глобальных процессов руководством СССР и России в 80-е и 90-е гг. Парадоксально, но они совершенно не учитывали, что другие государства могут и будут руководствоваться иными принципами в своей внешней политике. Более того, эти принципы не только декларировались в те годы администрациями Р.Рейгана и Д.Буша, они реализовывались на практике. Реализовывались последовательно и целенаправленно. Приход к власти республиканцев в США с мессианской внешнеполитической программой в 2000 году - еще одно тому подтверждение.
Более того, социал-демократы Европы образца 90-х годов мастерски сумели уйти от идеалистических абстракций, интегрироваться с позиции национальных интересов в глобальные процессы, сделать то, что не смогли сделать в СССР, - найти ту `золотую середину`, которая учитывала и общечеловеческие закономерности развития, включая глобальные процессы 90-х годов, и национальную специфику.
Проблема адекватности оценки международных реалий и сегодня является актуальной для России. К сожалению, слишком часто еще чувствуется идеализм в анализе места и роли России в современном мире в эпоху глобализации, идеализм, который привел к катастрофическим последствиям для страны. Попробуем под этим углом зрения проанализировать 10 принципов `Делийской декларации`.
1. `Мирное сосуществование должно стать универсальной нормой международных отношений. Это положение очень часто воспринималось в СССР и воспринимается в сегодняшней России, как реальность, как принцип взаимоотношений государств. Но не в том случае, когда под угрозу ставятся интересы национальной безопасности США, или `интересы демократии` или когда возникает угроза распространения оружия массового поражения, или когда массово нарушаются `права граждан` других стран.
Более того, в целом ряде официальных российских документов этот принцип, фактически трансформированный в положение об отсутствии внешних угроз для России, заведомо вводит в заблуждение.
Это происходит из-за того, что идет до сих пор болезненная трансформация внешней политики России от провозглашенных прежде идей `мировой революции` и `борьбы двух систем` на современную российскую почву. Действительно, идеологические мотивы, но только идеологические, для признания неизбежности войны исчезли. Остались другие, которые не позволяют говорить о том, что мировое существование стало универсальным принципом.
В эпоху глобализации можно говорить, на наш взгляд, о стремлении России добиться того, чтобы этот принцип стал универсальным, обязательным для всех государств, в качестве нормы международного права.
2. `Человеческая жизнь должна быть признана высшей ценностью`. (Это бесспорное на первый взгляд, положение на практике очень часто уступает место в политике государств более важным приоритетам: во всяком случае интересы национальной безопасности, приоритеты `демократического общества` не раз ставили эту ценность под сомнение, в том числе в тот период, как казалось, отказались от идеологических принципов, сохранив, правда, ценности западной модели развития.
3. `Ненасилие должно быть основой жизни человеческого сообщества`.
Подобный принцип наивно был растолкован в СССР, и до сих пор трактуется многими в России, как вывод о том, что `военная сила потеряла свое значение`. Оказалось - что нет. Уступая по своей эффективности экономическим, информационным, политическим средствам внешнеполитического давления, военная сила использовалась США в 90-е годы не реже, а чаще, чем в 80-е. Другое дело, что формы (избирательные, высокоточные) ее использования изменились, но достаточно напомнить, что именно в 90-е годы фактически принята концепция глобальной ответственности НАТО, в т.ч. допускающее и глобальное использование военной силы.
Реальность такова, что не только негативные результаты реформ, но и бездумное утверждение о том, что `военная сила потеряла свое значение`, которое приобрело в СССР, а затем и в России форму пропагандисткой кампании, переросшей в политику государства, привело к фактическому развалу Вооруженных Сил. По оценкам американских специалистов, например, к 2007-2010 годам Россия лишится практически всех сил ядерного сдерживания. Примечательно, что это происходит на фоне развития потенциала стратегических наступательных и оборонительных вооружений США.
4. `Взаимопонимание и доверие должны прийти на смену страху и подозрительности`.
Действительно, противоречие двух систем, ликвидированное в 90-е годы, во многом способствовало сохранению атмосферы взаимного страха. Но вряд ли можно, говорить о росте взаимного доверия, например, в связи с расширением НАТО или ростом военного потенциала США - ядерного, противоракетного, обычного. К сожалению, можно допустить, что неравномерность развития глобальных процессов неизбежно приведет к росту подозрительности и страха, недоверия в отношении намерений друг друга, ибо механизма противодействия нет.
5. `Право каждого государства на политическую и экономическую независимость должно признаваться и уважаться`. Приходится признать, что за эти годы стало очевидным, что такое право и такая независимость должны соответствовать западным, точнее - американским стандартам.
1. `Ресурсы, расходуемые на вооружение, должны быть направлены на обеспечение социального и экономического развития`.
Нет нужды в дополнительной аргументации в пользу этого тезиса: ни у одной нации, да и всего сообщества в целом нет свободных ресурсов на вооружение. Проблема, однако, в том, что ресурсы на вооружения выделяются исходя из интересов национальной безопасности, а не из необходимости решения социальных проблем. В лучшем случае, выделяемые на вооружения средства как-то соотносятся в рамках национальных бюджетов с социальными статьями, а не наоборот. При этом объективное существование внешней угрозы - как показали 90-е годы - практически не сказывается на военных расходах.
7-й и 8-й пункты, где говорится о гарантиях развития личности с использованием материального и интеллектуального потенциалов, на наш взгляд, сегодня являются самыми важными при описании всех глобальных процессов, ибо только в данных пунктах предлагается единственная альтернатива нынешнему варианту развития человечества.
Создание материального богатства все более будет зависеть не от экстенсивного труда, а от интеллектуального развития его субъекта, от степени научного познания человеком и обществом законов природы и технологий. Соответственно, главными становятся вложения в человека, в науку, образование, культуру. И мерой общественного богатства все более будет становиться не рабочее время и создаваемая им меновая стоимость, а свободное время, необходимое человеку для непрерывного развития и самореализации в творчестве.
Кроме того, за последнее десятилетие в этой области произошли колоссальные, объективные изменения: именно в области культуры, образования, информатики глобальные процессы опережают все остальные. Именно от их последствий (т.е. проблем, угроз) зависит будущее человечества. Но именно от негативных последствий этих глобальных процессов каждая нация спешит защититься самостоятельно. Угроза национальной идентичности, угроза культуре, угроза образованию для каждой из наций более, чем очевидные факторы, а в отсутствие предохранительных мер может привести к непоправимым последствиям.
Но, вернемся к `Делийской декларации`.
Пункт 9 сформулирован следующим образом: `На место `равновесия страха` должна прийти всеобъемлющая международная безопасность. (Первая часть формулы успешно решена - `равновесия страха` нет. Но есть господство одной военно-политической системы. Господство неоспоримое. Это господство сегодня определяет расстановку сил в мире, например, в Косово).
И, наконец, последний, 10-й пункт, который, на наш взгляд, не нуждается в комментариях: `Свободный от ядерного оружия и ненасильственный мир требует конкретных и безотлагательных мер, направленных на разоружение...`. Надо ли говорить о том, что меры по разоружению в прошлом десятилетии сводились к тому, что государства избавлялись от тех видов и систем оружия, которые или не нужны, или экономически нецелесообразны.
Таким образом, мир далеко не идеален и не стремится к идеалу. В современных условиях глобализации доминируют прежние модели и концепции международных отношений, основанные на защите национальных и государственных интересов, в т.ч. и с активным использованием силы.
Понятия, что формы силового давления модернизируются. Нынешние инструменты внешней политики меняют свои качества. Так, например, высокоточное оружие повсеместно вытесняет массовое, `грубое` использование военной силы, делает военные операции более скоротечными, эффективными, сводя, в т.ч. и потери гражданского населения к `разумному минимуму`.
Меняются и приоритеты в использовании силовых средств. Так, на нынешнем этапе глобализации информационное силовое воздействие - `информационная война` - стало не только средством обеспечения, но и самостоятельным эффективным средством борьбы.
Суть, философия международных отношений, однако на нынешнем этапе глобализации осталась прежняя. В международной жизни, к сожалению, как и в других областях, нравственная составляющая отстает от стремительно развивающихся материальных возможностей.
Фактически в современных международных отношениях идет борьба за то, чьи ценности, чьи правила будут господствовать в мире. США заинтересованы не демократизации вообще, а в демократизации по американским стандартам, в соответствии с американскими ценностями (напомним в этой связи еще раз о тезисе `деидеологизации` международных отношений, который все еще продолжает оставаться популярным). Причем признается это официально, в т.ч. и в официальных американских документах. Не свобода информации, а свобода в соответствии с национальными критериями и ценностями США.
И винить их за это, собственно говоря, нельзя: любое государство заинтересовано в том, чтобы его представление и ценности его цивилизации превалировали в мире, ибо так существовать удобнее, безопаснее. Терпимость к чужой культуре, чужим ценностям отнюдь не стали доминирующими в поведении государств, ибо эти качества, как правило, приобретаются вынужденно, под давлением обстоятельств. Толерантность и политкорректность современных США стали следствием активной нетерпимости в недавнем прошлом.
Применительно к внешней политике государств, в т.ч. России, это означает, что на новом этапе научно-технической революции, связанной с информатикой, образованием и культурой, - возникают процессы глобализации, которые буквально на наших глазах создают серьезные угрозы национальной безопасности. Если у национальных правительств не хватит политического мужества и экономических ресурсов влиять на эти глобальные процессы, то их страны попадут под влияние чужих цивилизаций, их интересов и ценностей. В конечном счете, это означает утерю главного атрибута суверенитета - национальной идентичности.
Док. 153946
Опублик.: 06.03.03
Число обращений: 174
Подберезкин Алексей Иванович
|
