От тейпов остались лишь анекдоты
В России до сих пор считают Чечню первобытной

Сухов Иван
5 декабря 2002

Большая часть наших представлений о жителях Чечни, к сожалению, относится к области мифов. И этим часто руководствуются высокопоставленные политики, принимая ответственные решения. Одним из убеждений, прочно закрепившемся в массовом сознании, является миф о доклассовой, тейповой структуре чеченского общества.

В начале 90-х годов, когда появились первые публикации о людях, десятилетиями находившихся в рабстве в горной Чечне, и преступных группировках, принесших в Москву и Петербург древние законы кровной мести, сложилось представление о чеченцах, как о народе, живущем исключительно по варварским правилам и не признающем современных законов. Появились сомнительные публикации о традиционном доклассовом устройстве чеченского общества, из которых вытекало, что его основой едва ли не до сих пор являются род и племя. У среднестатистического читателя эти слова напрямую ассоциировались с учебником по истории первобытности.

Старые родоплеменные истории по-настоящему получили второе дыхание, когда Чечню захватила волна национально-демократического движения, катившаяся по разваливающемуся СССР. Новые этнические элиты, которые шли на смену партийной номенклатуре, старались мобилизовать людей, заставить их вспомнить общее прошлое. Чеченцы вспомнили Кавказскую войну против царской России, сталинскую депортацию и свои кровнородственные связи. Даже на новом зеленом флаге с черным волком появились девять звезд - символ девяти главных чеченских тукхумов. Тукхумом на Кавказе зовут большой союз семей, строго говоря, племя. Среди народов соседнего Дагестана это слово было в ходу даже `в лучшие годы` советской власти - от уважительного `он нашего тукхума` до презрительного - `он взял себе невесту из этих`. В Чечне о тукхумах помнили куда слабее - современные этнологи не могут даже толком решить, сколько их, - девять, как звезд на флаге, или все-таки одиннадцать. Тукхум состоял из тейпов.

Традиционная чеченская семья - очень большая. Если женщина средних лет говорит вам, что у нее 125 племянников, удивляться этому не приходится. Просто чеченцы гораздо внимательнее относятся к родству, знают всех своих двоюродных, троюродных и более дальних родственников, всех старших и детей. Детей в чеченских семьях действительно бывает много - совсем не редкость пять или шесть. Младшие дети остаются в доме родителей, старшие уходят и обзаводятся семьями, но связи с родным домом не теряют, даже если живут в другом селении. Связи эти очень крепки. Если чеченскому ребенку доводится остаться без родителей, он едва ли попадет в приют или интернат - долг семьи принять сироту на воспитание, даже если ближайшие родственники живут в Казахстане. Собственно говоря, тейп - это и есть разросшаяся семья, род. Тейпов насчитывают от 130 до 300 - сколько их точно, сказать нельзя. Есть большие и маленькие тейпы, горные и равнинные, чисто чеченские или такие, чья кровь смешалась с грузинами, турками, русскими. Некоторые тейпы исторически считались более богатыми, другие прозябали в бедности, одни воевали больше, другие меньше. Были среди них и такие, над которыми было принято шутить. Например, членов тейпа Ламро до сих пор называют `чеченскими габровцами`, беноевцы, которых в Чечне больше всего, считаются неуклюжими, а над Харачой, к которым относится, например, Руслан Хасбулатов, принято посмеиваться за привычку слишком громко разговаривать.

Чеченский народ создал Сталин?

Но анекдоты едва ли не единственное, что осталось от тейпов после того, как чеченцы вернулись из ссылки после 1957 года. Многие из них говорят сегодня, что депортацией Сталин добился совсем не того, чего хотел - в Сибирь и Казахстан уезжали люди разных родов, а обратно возвратился единый народ, спаянный лишениями. Семьи по-прежнему были большие, но тейпы перемешались, их представители стали селиться вне своих исторических вотчин, привыкать к обычному миру послевоенного Советского Союза и постепенно забывать родовые корни. Грозный, быстро разраставшийся как центр нефтехимической индустрии, стал одним из самых цветущих городов Северного Кавказа. Там жила треть населения Чечено-Ингушетии, а городская жизнь стремительно вытесняла старые традиции. Горы тоже не были заповедником: в самых отдаленных чеченских ущельях по-русски разговаривали лучше, чем в Дагестане на равнине. Жили чеченцы все это время по вполне советским законам, а свои традиции соблюдали ровно настолько, насколько это позволяла современная жизнь.

С приходом Джохара Дудаева о тейпах действительно вспомнили - как сторонники Дудаева, так и его противники. Причем, оппозиционеры, пожалуй, сделали это первыми. Соратники главы Верховного Совета Чечено-Ингушетии Доку Завгаева заговорили, что новый президент (происходящий из горного тейпа Ялхорой) приводит в Грозный людей с гор, а равнинных чеченцев, которых в советских структурах было больше, наоборот, вытесняет. Завгаевский тейп Гендаргеной пытался даже переводить оппозиционные митинги в жанр тейповых собраний. Скорее всего, это делалось от дефицита идей: если Дудаеву удалось безо всяких тейпов мобилизовать большинство избирателей под вполне современным в политическом отношении лозунгом независимости, то противникам его искать идейное прикрытие было куда сложнее. По крайней мере, пока Россия не выступила на их стороне. После вооруженного вмешательства России воспоминание о тейпах перешло к сепаратистам, но и они толком не знали, что с ним делать.

Современная история тейпов - скорее, набор совпадений. Мелхинцы, например, привели в армию Ичкерии одно из наиболее боеспособных соединений, которое до сих пор не дает покоя федералам, будучи известно как банда Гелаева. Но другие мелхинцы воевали против этой банды с оружием в руках. Аслан Масхадов принадлежат к тейпу Алерой - но к нему же принадлежат и многие противники сепаратизма. В свое время вполне авторитарный Дудаев, политик прагматичный, прошедший, к тому же, школу советской армии, отказался от идеи созвать Мехк Кхел - исторический совет старейшин тейпов, понимая, что в политическом отношении эта структура не будет представлять никого.

Война всегда очень меняет общество, разрушая сложившиеся социальные связи и деформируя всю структуру. За десять лет чеченцы пережили фактический исход - был момент, когда на территории республики оставалась всего треть ее довоенного населения. На обстреливаемых дорогах, по которым двигались колонны беженцев, и в холодных палаточных лагерях рушились традиционные семейные устои. Они лишились города, который к исходу второго штурма в 2000 году представлял собой сплошные руины и только теперь медленно начинает восстанавливаться. Когда-то Грозный был гигантским культурным очагом, вокруг которого вращалась вся жизнь республики - теперь на его месте затопленные ямы и черные руины. Общество, прошедшее через мясорубку войны, распадается. Тейпов больше нет - не только тейпы, но почти каждая семья раздроблена войной. Тейповая принадлежность в современной Чечне не значит ничего.

Глава Чечни Ахмад Кадыров - беноевец. Но беноевец и один из его главных оппозиционеров среди московских чеченцев - предприниматель Малик Сайдуллаев, и дальнее тейповое родство отнюдь не делает их ближе в политическом смысле. Да и среди боевиков, которых все еще немало остается в горах, тоже есть беноевцы, а среди них - те, кто считает г-на Кадырова своим кровным врагом. Спецпредставитель президента Путина по защите прав и свобод человека и гражданина в Чечне Абдул-Хаким Султыгов создал целую комиссию по примирению `кровников`. Но на такое примирение уйдет еще много сил и лет.

Если смотреть на вещи реально, тейпы Чечни ни в коем случае нельзя рассматривать как аналог народов Дагестана, на базе представительства которых удалось выстроить вполне прочную структуру республиканского управления. Тейпов гораздо больше, в отличие от этнической группы тейп - крайне размытая, архаичная, неформальная социальная категория, которая к тому же не способна иметь четкого представительства во властных структурах. Возможно, принадлежность к тейпу может стать нюансом предвыборной борьбы того или иного политика, но основой политической системы современный тейп быть не может.

Шариат против адатов

Еще один миф, связанный с чеченской войной - представление о том, что идея `чистого` ислама незаметно проникла туда в последние восемь-десять лет как нечто абсолютно чуждое. Это верно лишь в той степени, в какой возвращение религии вообще было свойственно странам бывшего Советского Союза, где до середины 80-х любые религиозные движения по сути дела считались маргинальными общественными явлениями. Однако сам по себе `реформатский` ислам в тех или иных формах появился на Северном Кавказе еще в начале XIX столетия. Традиционный ислам на Кавказе всегда быстро и прочно срастался с местными традициями - адатами, восходящими к дремучим временам язычества. Суфизм сегодня считается вполне традиционным для Чечни, между тем именно суфийские максимы всего полтора века назад были начертаны на знаменах имама Шамиля. Ревнители `чистой` веры, мюриды Шамиля не признавали традиционного мусульманского духовенства - они сформировали собственную религиозную касту, вооруженную и готовую силой насаждать шариат. Но жизнь по шариату означала отказ от традиционного уклада, религиозный закон был слишком строг, сложен и чужд. В результате загнанные в подполье традиции взяли свое, и как знать, не это ли было причиной, приведшей Шамиля к сдаче быстрее и вернее русского оружия. Адаты гор встали на пути радикального ислама.

Нынешних `имамов` манят на Кавказ нефтяные интересы, рынки нелегального оружия и наркотрафик. Но набор тезисов у них, по сути, тот же - традиционное духовенство, якобы, отступившее от истинной веры, устраняется (нередко физически), а на его место, как и раньше, приходят вооруженные исламские радикалы, не имеющие ни малейшего почтения к вековым местным традициям. Объяснять людям мистические доктрины им, как и раньше, не под силу. И не только потому, что они остаются непонятыми, а еще и потому, что их собственная теологическая подготовка часто оставляет желать лучшего. Поэтому на место вероучения в итоге приходит простая идея войны с Россией.

О степени опасности такой проповеди сказано уже все, что можно, и даже больше. Лучше всего проповедовать ненависть удается там, где есть бедность, несправедливость и насилие, зато нет ни образования, ни работы. Пока Россия опаздывает с восстановлением социальной сферы, а в ее солдатах жители Чечни чувствуют скорее врагов, чем защитников, идеологический вакуум заполняет этот варварский вариант ислама. Россия уже столкнулась с новым поколением боевиков, которое в отличие от их отцов не имеет советского прошлого и выросло на войне. Первые сепаратисты хотя бы ходили в ту же школу, что и мы - их систему координат мы, по крайней мере, можем себе представить. С теми, кто пришел им на смену, трудно даже разговаривать. Между тем, эта смена поколений прошла на наших глазах - еще три года назад она фигурировала только в пессимистических прогнозах социологов. Если положение вещей не изменится, следующие три года вполне могут привести Чечню к окончательной катастрофе.

Война возродила сельские общины

Россия ищет политическое решение и готова предложить Чечне конституцию. Это, безусловно, необходимо - Чечня должна почувствовать себя полноценной российской территорией, а не полигоном беззакония. Чеченцы десять лет жили в ситуации, когда право олицетворял человек с автоматом Калашникова. Они очень устали от вооруженных людей - кем бы они ни были, боевиками или федералами. Россия может и должна быстро предложить им что-то взамен. Это не только строительство домов, создание рабочих мест, выплата социальных пособий и строительство гражданских общественных институтов. Кроме этого, Россия должна справиться с идеологическим вакуумом. На этом поле официальная пропаганда, даже выполненная на высочайшем профессиональном уровне, неизбежно проиграет. Главными противниками государства на идеологическом фронте по-прежнему являются `имамы`. И вот здесь, вероятно, можно было бы вспомнить о традиции.

В годы катастрофы общество обратилось к древнейшим механизмам выживания - не к мифам о тейпах, а к живой традиции сельской общины. На уровне селений традиционная общественная структура действительно отчасти сохранилась - именно ее, а не первобытную кровнородственную структуру, можно было бы использовать при создании новых институтов представительства и организации муниципалитетов. Чеченские семьи, живущие в нескольких соседних домах, образуют `сектор` - куп. Во главе сектора стоит староста, наиболее уважаемый домохозяин. Он представляет куп на собрании села - юрт. Глава общины села - юрт-да - участвует в решении дел всей местности, или района, а представители районов образуют национальное собрание. На войне, когда вставал вопрос о выживании и физической сохранности населенных пунктов, именно традиционные институты начинали работать весьма эффективно - шла ли речь о распределении помощи, переговорах с российским военными или боевиками. Существование общины, безусловно, дань адату. Фактор усталости населения от войны, которую многие негативно ассоциируют с религиозными фундаменталистами, может быть использован для снижения уровня радикальных религиозных настроений и восстановления социально приемлемой роли адата. Однако переоценивать местную этническую специфику тоже ни в коем случае нельзя - неизменной остается задача ввести Чечню в гуманное пространство универсального европейского права.

16 дек 2002
Республика Чечня

Док. 150786
Опублик.: 16.12.02
Число обращений: 0