`США в региональных конфликтах:малые войны и большая политика`Назад
`США в региональных конфликтах:малые войны и большая политика`
No 8, 1999 г.
Б.Н. Занегин (доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник ИСКРАН)
`США в региональных конфликтах:
малые войны и большая политика`
В развернувшемся c началом перестройки процессе `деидеологизации` общественных наук в Советском Союзе заметное место нашла критика известного положения немецкого (прусского) военного теоретика и историка К.Клаузевица (1780-1831) о войне как продолжении политики насильственными средствами. Как известно, это положение было заимствовано В.И.Лениным и вошло в теоретический арсенал марксизма, в частности, в марксистскую военную науку. Оно-то и было подвергнуто критике со стороны отечественной политологии, представители которой широко привлекались во второй половине 80-х годов к разработке `нового политического мышления` в сфере военной безопасности. Основанием для критики послужили, как можно предположить, представления о положении Клаузевица не столько как об объективной исторической закономерности (каковой оно на самом деле является), сколько как о политической доктрине, неприемлемой при наличии у субъектов международного взаимодействия средств массового истребления.
Серьезный спор не успел развернуться: проблема потеряла остроту с окончанием идеологического противостояния в Европе и на трансатлантическом направлении и изменением внешнеполитической ориентации Советского Союза и России. Но интерес к теме соотношения между политикой и войной не угас в военных кругах. Об этом свидетельствует обращение к этому вопросу в современной военной литературе (См., например: Гареев М. Если завтра война? М., Академия военных наук, 1995, с.9-12).
Вместе с тем, период военной истории, начатый американскими ядерными бомбардировками японских городов, заполнен вооруженными конфликтами с участием держав, располагающих таким оружием (США, Советский Союз, Китай). Тем не менее, в этих конфликтах (корейская и вьетнамская войны, кризис в Тайваньском проливе в 1958 г.), несмотря на остроту противоречий, объем использованных сил и средств и угрозы со стороны США, ядерное оружие применено не было и, как представляется, этого не могло быть в обстановке, которая сложилась тогда в мире. Между тем происхождение и ход конфликтов достаточно наглядно подтверждали не только справедливость, но и актуальность выводов Клаузевица. Бросаются в глаза в особенности изменения условий реализации его положения. В прошлом зависимость войны от политики наблюдалась в рамках отдельно взятых государств. Но уже первая, а потом и вторая мировые войны велись ради коллективно выработанных целей широких коалиций. Социально-политические итоги второй мировой войны привели к дальнейшему расширению политической базы военного противостояния: мир оказался расчлененным на два противостоящих друг другу военных лагеря, структурированных системами многосторонних и двусторонних союзов. Соответственно, в условиях глобализации международной жизни, ускорившейся во второй половине XX в., изменилось существо и значение локальных конфликтов, т.е. войн на ограниченных театрах военных действий: некоторые из таких войн, возникая в результате местных противоречий, включая гражданские конфликты, в действительности отражали общемировые, формационные противоречия, а на поле боя противостояло друг другу оружие коалиций, представлявших разные социальные системы и разные полюса мировой политики. При этом возникало ранее не наблюдавшееся явление обратной связи: исход столкновений на локальном уровне оказывал существенное влияние на направление развития международных процессов глобального масштаба. Именно эти соображения дают основание поставить проблему соотношения между малыми (региональными) войнами и большой (мировой) политикой, выяснить, как реализуется положение Клаузевица во второй половине XX в. Думается, что это представляет определенный теоретический интерес, а возможно, имеет и прикладное значение.
* * *
Геополитическая катастрофа, вызванная исчезновением Советского Союза и нарушением, таким образом, существовавшего равновесия, покончила с послевоенным международным устройством мира и правопорядком, позволявшим так или иначе удерживать расколотое мировое сообщество от сползания к новым мировым катаклизмам. Соединенные Штаты, избавившись от противовеса в лице Советского Союза, оказались на какое-то время в уникальном положении единственной сверхдержавы, способной в силу своей экономической мощи и военного превосходства навязывать международному сообществу свои представления о мироустройстве. Вместе с этим угроза экологического кризиса, и, более всего, сырьевого голода, поставили индустриальные капиталистические страны перед необходимостью консолидации в целях использования открывшихся возможностей и противостояния новым вызовам и угрозам (связанным с оскудением невозобновляемых ресурсов) в совокупных интересах индустриально развитых капиталистических держав.
На наших глазах формируется социально-экономическая база ультраколониализма XXI в.: если в период первоначального накопления колониальная экспансия европейских держав мотивировалась поисками сокровищ, а с конца XIX в. - рынков сбыта и сфер приложения капиталов, то теперь целью политики колониализма индустриальных держав становится утверждение тотального контроля над невосполняемыми естественными ресурсами, прежде всего энергоносителями и промышленным сырьем, расширение пространственной базы колониализма за счет отстающих в своем экономическом развитии стран Европы и стран с нерыночной экономикой в других частях света. Эта гипотеза дает, как представляется, возможность найти рациональное объяснение для тех или иных явлений современной международной жизни (в частности, во внешней политике и стратегии США), для объяснения которых в Вашингтоне и ряде других столиц привлекаются не всегда применимые к возникающим ситуациям моральные категории. Ультраколониализм как тенденция в мировой политике привлекает внимание тем, что в случае его развития он неизбежно изменит архитектонику международных отношений: противоречия между индустриальными и сырьевыми странами трансформируются в конфликт, возможно, вооруженный, который может приобрести мировой характер. На это обращают внимание военные специалисты. Опираясь на выводы экологов и экологических центров, природоохранных организаций, они приходят к заключению, что соперничество за источники сырья не только становится причиной международной напряженности, но и может стать чуть ли не главным поводом вооруженных конфликтов, в том числе новой мировой войны (Гареев М. Ук. соч., с.13, 36; Андреев В. Новые тенденции развития средств противоборства. - `Независимое военное обозрение` (еженедельное приложение к `Независимой газете`, 26.02-04.04.1999, с.6.).
В предлагаемой вниманию статье новые тенденции в мировой политике рассматриваются в ходе сопоставления общемировой ситуации 90-х годов, суть которой отразила война в Персидском заливе, а позже агрессия НАТО против Югославии, с обстановкой начала 50-х годов, развивавшейся под знаком корейской войны - первым крупным вооруженным конфликтом после второй мировой войны, обозначившим новую, на этот раз социально детерминированную расстановку сил и остроту разделяющих эти силы противоречий.
* * *
Войны оставляют глубокий след в исторической памяти народов и запоминаются как бедствие. Вместе с тем войны как социальный феномен занимают важное место в историческом процессе. Являясь самой острой формой разрешения противоречий, они нередко служат поворотным пунктом в истории народов, цивилизаций, всего человечества или, по крайней мере, обозначают такие повороты. В условиях глубоких перемен в расстановке международных сил на рубеже 80-90-х годов такую роль сыграла война Соединенных Штатов и их западных союзников против Ирака. Она обозначила еще не вполне осознанный мировым общественным мнением и еще не исследованный теоретиками поворот в мировой политике.
К числу вооруженных конфликтов, отмеченных этим признаком, несомненно относится корейская война 1950-1953 гг. Возникнув между двумя частями искусственно разделенной корейской нации, вооруженный конфликт на Корейском полуострове был в действительности обусловлен глубоким поворотом в мировой политике. А именно распадом антигитлеровской (и антияпонской) коалиции на западные демократии и отдельно - Советский Союз и его союзников и утверждением нового противостояния, на этот раз между двумя социально различными блоками, каждый из которых включал бывших членов альянса держав-победительниц и страны, потерпевшие поражение во второй мировой войне. Это противостояние между капитализмом (Запад) и социализмом (Восток) стало именоваться холодной войной.
Соответственно, последствия кровопролития на корейской земле далеко не исчерпываются тем влиянием, которое эта война оказала на жизнь целого народа. Корейская война с ее патовым исходом покончила с сентиментальными представлениями лидеров антигитлеровской коалиции во второй мировой войне о возможности проекции их военного альянса на мирное время, она придала холодной войне, уже набиравшей темп в американо-советских отношениях и в Европе, глобальный размах и завершенный характер, она закрепила новую расстановку сил, разбросав в новые противостоящие друг другу группировки прежних союзников и соединив их с прежними противниками, и, наконец, окончательно прочертила на Корейском полуострове по 38-й параллели границу между капитализмом и социализмом в Восточной Азии, дополнив этим символику мира, разделенного холодной войной на два враждующих лагеря. Сейчас, почти через полвека с начала этой войны, ее значение как поворотного пункта от военного сотрудничества между западными державами и СССР к конфронтации между ними признают также и американские ученые (Millet A. The Right War. The Korean Conflict and Revolution in United States Defence Policy, 1945-1955. - The 3rd International Conference of the Korean War. June 20, 1991 /текст доклада/).
Между корейской войной, изученной во всех ее деталях и аспектах, и войной США против Ирака есть примечательное сходство. Поводом для каждой послужило столкновение между двумя искусственно разделенными нациями, которые, в значительной мере в результате внешнего вмешательства, пошли по разным направлениям социально-экономического и политического развития; в обоих случаях интервенция Запада была инициирована Соединенными Штатами. В обеих войнах, коалиционных по форме, планирование операций и командование осуществлялось американской стороной. Американские вооруженные силы составляли преобладающую по численности и ударную по назначению часть западных группировок, участвовавших в конфликтах. Вашингтону принадлежало также идеологическое и политическое обоснование необходимости вступления западной коалиции в войны против КНДР и Ирака; и, наконец, и война в Корее и война в Персидском заливе обозначили вступление мировой политики в новую фазу, закрепляя, в частности, новую в каждом случае диспозицию международных сил.
Что касается войны западной коалиции против Ирака, начатой 16 января 1991 г. операцией `Буря в пустыне` и ведущейся до сих пор Соединенными Штатами при поддержке союзников и сателлитов в форме блокады (санкций) (В соответствии с историческими прецедентами блокада (`санкции` в американском политическом лексиконе) должна быть отнесена к актам войны) и эпизодических ракетно-бомбовых ударов, то она, наряду с корейской войной, должна быть отнесена к числу ключевых событий второй половины XX в. Такая оценка обусловлена, по крайней мере, тремя обстоятельствами: прежде всего, во-первых, нужно признать, что в основе военной акции западных держав против Ирака лежит не случайное стечение обстоятельств, а устойчивая тенденция, в возрастающей степени проявлявшаяся в подходе индустриальных капиталистических стран к бывшим колониям, которые, обретя политическую независимость, стали владеть и преобладающей частью мировых запасов невозобновляемого промышленного сырья. Давление индустриальных стран Запада на третий мир заметно усилилось в последней четверти XX в. Во-вторых, война против Ирака объединила западную коалицию с Советским Союзом. Москва, занявшая во второй половине 80-х годов прозападные позиции, воздержалась от применения вето в СБ ООН для предотвращения карательной военной акции Запада против Ирака. Более того, Советский Союз своим голосованием в Совете Безопасности поддержал весь комплекс предложенных американской стороной репрессивных мер против Ирака, присоединившись, таким образом, к колонизаторской политике Запада. Когда выше речь шла о повороте в мировой политике, обозначенном войной в Персидском заливе, имелось в виду формирование новой расстановки международных социальных сил и выдвижение на первый план противоречий между индустриальным Севером и сырьевым Югом. Следует подчеркнуть, что современная Россия, как и Советский Союз того времени, разделяет политические цели войны против Ирака и методы их достижения (за исключением применения вооруженных сил). Наконец, не в последнюю очередь значение войны в Персидском заливе определяется тем фактом, что Ирак, оказывая наряду с такими государствами, как Ливия, Иран, КНДР, сопротивление политике угроз и военного давления, создал прецедент борьбы `сырьевой` страны за суверенитет и право распоряжаться своим национальным достоянием. В результате сложились политические и психологические предпосылки для оказания отпора колониальной экспансии. Ниже приводятся некоторые аргументы в поддержку этой оценки.
Война, начатая в качестве повода для защиты Кувейта от оккупации Ираком, в действительности была развязана Соединенными Штатами для реализации давних замыслов взять под достаточно жесткий контроль военно-политическую ситуацию в Персидском заливе и, таким образом, обеспечить бесперебойное, свободное от колебаний в международно-политической и экономической конъюнктуре поступление энергетического сырья. Сейчас, по прошествии восьми лет с начала этой войны, мало кто сомневается в ее истинных мотивах, тем более что в Вашингтоне не склонны скрывать этот факт. Предстоящая борьба за ресурсы нашла четкое выражение при определении военно-политических задач на 90-е годы: пересматривая стратегию в свете первых результатов войны в Персидском заливе, администрация Дж.Буша включила в число стратегических целей, перечисленных в президентском послании конгрессу `Стратегия национальной безопасности` (1991), обеспечение глобального доступа к мировым рынкам, минеральным ресурсам (подчеркнуто мной. - Б.З.), океанам и космическому пространству (См.: Тимохин П. Военная стратегия США - новый этап. - `Военная мысль`, 1992, No8-9, с.64.). В дальнейшем эта задача в той или иной форме неоднократно упоминалась в официальных американских документах. Возникает в связи с этим предположение, что Вашингтон был заинтересован в войне в Персидском заливе, которая, учитывая безусловное превосходство сил западной коалиции, обеспечила бы создание политических условий для постоянного военного присутствия США в этом регионе. Война началась, как только было установлено, что Советский Союз не будет препятствовать осуществлению замыслов США в Персидском заливе. В американской печати сообщалось, что накануне ввода иракской армии в Кувейт администрация Дж.Буша стремилась создать впечатление, что Багдаду можно не бояться `эф-фективной реакции` со стороны США. В частности, за восемь дней до вторжения Ирака в Кувейт американский посол в Ираке Эйприл Гласпи по указанию госдепартамента довела до сведения Саддама Хусейна, что `пограничные споры` Ирака с Кувейтом не касаются Соединенных Штатов (См.: Так зарождалась война - `Советская Россия`, 21.01.1991 /сокращенный перевод статьи американского журналиста Д.Гудгейма из журнала `Тайм`/) О том же говорил бывший министр юстиции США Рамсей Кларк в ходе общественных слушаний о военных преступлениях администрации Дж.Буша в Ираке. По его словам, начиная с 1988 г. Вашингтон, игнорируя возможности политического решения проблемы, вел дело к тому, чтобы спровоцировать Ирак на такие действия, которые потребовали бы военного отпора и уничтожения военного потенциала и промышленности Ирака (Линник В. Два десятка обвинений. - `Правда`, 15.05.1991.)
По-видимому, однако, желание упростить таким манером ситуацию в Персидском заливе посредством небольшой войны возникло в умах американской политической элиты значительно раньше. В 1973 г., в разгар так называемого нефтяного кризиса, вызванного попыткой стран-экспортеров нефти повысить цены на энергетическое сырье, автору этих заметок случилось быть в Брюсселе на научной конференции, посвященной проблеме безопасности в АТР. Достаточно редкое в то время появление советских политологов вызвало некоторый интерес в столице НАТО. В частности, внимание к советской делегации проявлялось со стороны лиц с неопределенным академическим статусом, но с хорошей выправкой и американским акцентом. Они охотно и с армейской прямотой делились своими соображениями по поводу возможного развития кризиса, подчеркивая неизбежность вступления Запада в войну `за справедливые цены на нефть`, высказывая при этом уверенность, что и в Брюсселе, и в Вашингтоне уже разработаны и материально обеспечены оперативные планы такой войны. Действительно, для тех, кто интересовался развертыванием коалиционных сил в Персидском заливе в конце 80-х - начале 1991 г. и наблюдал за ходом операции `Буря в пустыне`, было очевидно (учитывая весьма сжатые сроки для принятия решения об интервенции), что она осуществлялась в соответствии с заранее подготовленным, проработанным в штабах и отрепетированным в войсках оперативным планом.
Думается, что для объективной оценки событий в Персидском заливе и выяснения истинных мотивов интервенции западной коалиции имеет значение непосредственная, по свежим следам событий реакция мирового общественного мнения на агрессивную линию, занятую Вашингтоном, и на навязанное Соединенными Штатами Совету Безопасности решение о военной акции против Ирака. Как оказалось, далеко не все разделяли расхожее мнение об альтруистических мотивах США и их союзников и видели в их политике по отношению к Ираку и странам Персидского залива в целом проявление обыкновенного колониализма. Примечательно, что такой подход обнаружился у политических кругов, далеких друг от друга в идеологическом и политическом отношениях. Не касаясь предсказуемой реакции социалистических стран, в частности Китая, отметим, например, что журнал `Чавильта каттолика` (Рим, февраль 1991г.) - официальное издание ордена иезуитов - в редакционной статье сделал дальновидный вывод, назвав начавшиеся боевые действия против Ирака `трагической прелюдией` конфликта между Севером и Югом. Долю ответственности за это журнал возложил на Организацию Объединенных Наций, которая, как сказано в статье, позволила вовлечь себя `в логику войны`. Нужно подчеркнуть, что редакционные материалы этого журнала фиксируются в государственном секретариате Ватикана и являются таким образом выражением позиции папского престола (католической церкви) и ватиканской дипломатии (См.: Першин Б. Иезуиты обвиняют ООН. - `Известия`, 29.02.1991). Другой пример: известный французский политический деятель Клод Шейсон, занимавший в свое время пост министра иностранных дел, в публичном выступлении квалифицировал вооруженную интервенцию западных держав как войну, носящую ярко выраженный колониальный характер и ведущуюся в интересах Соединенных Штатов, которые стремятся взять под контроль регион Ближнего и Среднего Востока (См.: Катин В. Типичная колониальная война. - `Советская Россия`, 20.02.1991). В самих США Р.Кларком была предпринята попытка подготовить в ходе серии общественных слушаний материал для международного суда в Гааге, подтверждающий обвинения в адрес президента Буша и ряда чиновников его администрации в развязывании войны, военных преступлениях и преступлениях против человечности (Линник В. Ук. соч.). Наконец, для характеристики неприятия американской политики в Персидском заливе и осуждения военных приготовлений США против Ирака интересен факт, который привлек внимание газеты `Нью-Йорк таймс`: в Саудовской Аравии, режим которой поддержал политически и материально войну западной коалиции против Ирака, с осуждением этой акции выступил крупный религиозный деятель и ученый, не принадлежавший, кстати сказать, к фундаменталистам, декан Исламского университета в Мекке Сафар эль-Хавали. В кассете с записью его заявления, распространявшейся еще на стадии развертывания американских сил, со ссылкой на американские источники, утверждалось, что, начиная с администрации Никсона, Вашингтон искал возможности обосновать постоянное военное присутствие Соединенных Штатов на Среднем Востоке. Войну против Ирака он назвал войной против ислама, а враждебную арабам силу предложил видеть в Соединенных Штатах, а не в Ираке (См.: Fandy M. The Hawaly Tapes. - `The New York Times`, 24.11.1990.).
Однако наибольший вес для оценки войны США против Ирака как первой колониальной войны надвигающейся стадии суперколониализма, имеет последующее развитие событий. Оно дает основания полагать, что военная идеология американской политической элиты переживает серьезные изменения: судя по внешнеполитическим декларациям (Только в качестве последнего примера см.: National Security Strategy for a New Century, October 1998. Общие положения статьи, переведенные на русский язык, дает `Независимая газета`: `Сценарии`, февраль 1999, No2/36; `Военная политика` - `Независимое военное обозрение`, 12-18.02.1999, No5/128.) и военно-политическим мероприятиям международного плана, применение насильственных средств для достижения политических целей становится императивом внешней политики Вашингтона. Соответственно, заметно меняется поведение США на международной арене. Вмешательство во внутренние дела суверенных государств становится нормой, разрабатываются и находят применение концепции, узаконивающие такое вмешательство (`принуждение к миру`, `право на гуманное вмешательство`), упрощается принятие решений об использовании вооруженных сил в обход Совета Безопасности ООН, где тот или иной постоянный член (Россия, Китай) могут проявить строптивость. Возможности односторонних решений со стороны США расширяются в связи с очевидным кризисом ООН в области поддержания всеобщего мира и международной безопасности. СБ ООН, задуманный как беспристрастный арбитр в международных спорах и конфликтах, потерял это качество с распадом Советского Союза и изменением внешнеполитической ориентации его преемника России. Практически этот орган ООН, несущий основную ответственность за поддержание мира, оказался под контролем НАТО: из пяти его постоянных членов три (США, Великобритания и Франция) входят в Североатлантический альянс, с которым Россия (до агрессии НАТО против Югославии) находилась в партнерских отношениях, юридически закрепленных в соответствующих соглашениях. Проектируемая на Западе реформа ООН предусматривает включение в число постоянных членов СБ Германии и Японии (хотя бы и без права вето), что еще более усилит влияние НАТО на этот орган. Невольно возникает соблазн провести аналогию с положением Лиги Наций накануне второй мировой войны, когда ее возможности воздействовать на развитие ситуации в мире были парализованы обструкцией стран-агрессоров и усилиями их умиротворителей из числа западных демократий.
С того момента, когда к власти в Германии пришла национал-социалистическая партия, поставившая задачу разрушения существующего миропорядка, основанного на незыблемости принципа суверенитета государств, мир не был свидетелем такого пренебрежения и к этому принципу, и к международному праву в целом, какое наблюдается в настоящее время со стороны Соединенных Штатов и поддерживающих Вашингтон индустриальных западных держав. В этой связи было бы непростительной ошибкой проглядеть вполне предсказуемую, но пока мало заметную реакцию третьего мира на агрессивное давление со стороны Соединенных Штатов и их союзников. Третий мир значительно менее консолидирован по сравнению с группой ведущих индустриальных государств `Большой семерки`: слишком глубоки различия между составляющими его народами в культурно-историческом плане, по уровню экономического и политического развития, по внешнеполитической ориентации. К тому же, с дезинтеграцией Советского Союза и распадом социалистического содружества развивающиеся страны в значительной мере лишились идеологической ориентации, морально-политической поддержки, а в ряде случаев материальной и военной помощи со стороны социалистических стран. Тем не менее, никак нельзя сбрасывать со счетов их стремление к объединению перед лицом общих или сходных проблем в отношениях с блоком индустриальных капиталистических государств. Это проявляется в создании таких организаций, как Движение неприсоединившихся стран, или `Группа 77`, в солидарном голосовании в ООН, когда затрагиваются общие интересы развивающихся стран и др. Однако самым значительным событием в этом смысле стало присоединение двух ведущих стран третьего мира - Индии и Пакистана - к числу ядерных держав. Большинство, если не все наблюдатели легкомысленно ограничивают мотивировку и значение этого события только местными обстоятельствами - противоречиями между Индией и Пакистаном или Китаем и Индией, обходя молчанием неизбежность его воздействия на соотношение сил в мире и мировой конфликтный потенциал. Нельзя в полной мере согласиться и с утверждениями, что вооружение Индии и Пакистана ракетно-ядерным оружием - дезинтегрирующий фактор, осложняющий международные отношения на региональном уровне. Если поставить это событие в контекст текущей мировой политики, то на поверхность выступит тенденция к консолидации третьего мира перед лицом вызовов со стороны индустриальных стран. Третий мир (Индия, Пакистан, Иран, КНДР и другие страны, наряду с Китаем) превращается в фактор глобального соотношения стратегических сил, способный сдерживать колониальную экспансию Запада.
* * *
Сказанное выше имеет в виду показать взаимосвязь между мировой политикой и региональными войнами, которые стали в нынешних условиях основной формой разрешения противоречий общемирового масштаба, а также аргументировать предположение, что война западной коалиции против Ирака и последующие события, особенно агрессия НАТО против Югославии, составляют первую фазу надвигающегося мирового кризиса, основным содержанием которого станет противостояние между агрессивной частью индустриальных государств, ведомых Соединенными Штатами, и странами, отставшими в своем экономическом и технологическом развитии, но сохранившими свои естественные ресурсы. Исчерпав или законсервировав на черный день свои собственные сырьевые ресурсы, Запад оказался в этом отношении на полном иждивении своих бывших колоний. Сталкиваясь с растущим сопротивлением со стороны третьего мира, где идет сложный процесс ухода от архаических форм бытия и становления национального сознания, и опасаясь, что его гигантская промышленность окажется отрезанной от источников промышленного сырья, Запад переходит от недостаточно эффективных методов неоколониализма к попыткам установить прямой контроль над мировыми сырьевыми ресурсами. Возможно, эти соображения (хотя бы в форме предчувствий катастрофы) лежат в основе политики выживания, к которой переходят страны Запада, и того нового порядка, который Соединенные Штаты предлагают миру. Агрессивные действия против Ирака и Югославии дают представление о том, какими методами этот порядок будет вводиться и поддерживаться. Новая военная доктрина НАТО, объявленная на церемонии, посвященной 50-летию альянса, в Вашингтоне, предусматривает отказ от территориальных ограничений для его деятельности и утверждение самостоятельности, от права на применение силы против суверенных государств - членов ООН без санкции Совета Безопасности.
В силу геополитического положения и исторических причин России суждено быть в эпицентре вызревающего конфликта между Западом и третьим миром. Из ряда факторов, побуждающих Соединенных Штаты как лидера западных стран придавать российскому направлению стратегии приоритетное значение, можно выделить два обстоятельства. Во-первых, Россия располагает по крайней мере одной третью мировых запасов невосполняемых минеральных ресурсов, а также пространствами, гидроресурсами, плодородными почвами, лесами, промышленным и научно-техническим потенциалом. Запад просто не может исключить этот резерв выживания из своих расчетов. Во-вторых, Россия в ее нынешних границах занимает уникальное геостратегическое положение: на востоке она имеет протяженную сухопутную легко проходимую границу с Китаем - наиболее опасным вероятным противником Соединенных Штатов; на юге границы России соприкасаются с бурлящим, неоднородным и непредсказуемым, рвущимся в мировую политику миром ислама, угрожающим по многим пунктам американским позициям; на севере - протяженное побережье позволяет России держать под контролем арктический бассейн, по другую сторону которого на кратчайшем расстоянии расположены политические центры и промышленные районы США. Вряд ли можно допустить, что в Соединенных Штатах эти обстоятельства не находят места в долгосрочном стратегическом планировании, исходя из понимания, что исход конфликта между Западом и миром развивающихся стран, если он возникнет, будет в значительной, если не решающей степени зависеть от России. Парадоксы российско-американских отношений позволяют думать, что Вашингтон готов действовать по различным сценариям. Один из них разыгран в Ираке и Югославии.
