В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
Труп который живет Назад
Труп который живет
ТРУП, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ- 3
Специальный корреспондент `МК` проехал всю Чечню

...В нынешней Чечне, по сути, три трассы: на Хасавюрт, Моздок и Назрань. Это хорошо укрепленные дороги, на которых в пределах прямой видимости стоят мощные посты. Идут постоянные проверки на мины: то и дело приходится медленно тащиться за колонной саперов, которые, впрочем, не особенно утруждают себя - это видно даже невооруженным глазом. Солдаты просто неторопливо идут под прикрытием БТРов.
Но стоит свернуть с трассы вбок, как окружает безлюдье. Два-три километра - асфальт исчезает, все окутывает туман. И только по натужному рычанию машины догадываешься, что едешь в гору...

В салоне - напряженное молчание: мы въезжаем в самую опасную часть республики - Ножайюртовский и Веденский районы, которые до сих пор считаются оплотом боевиков. Водитель откровенно нервничает: `жигуль` бросает на скользкой, как каток, дороге из стороны в сторону. То и дело буксуем. Приходится вылезать под холодный дождь и, хлюпая в рыжей чеченской грязи, толкать авто. От этого настроение становится совсем мерзким.
Время от времени мы проезжаем через притихшие, совсем призрачные деревушки. В первую войну на этом перевале шли страшные бои. Сейчас каждое село заперто армейскими блокпостами, похожими на небольшие крепости. Но в 96-м году захват боевиков Грозного начался именно с того, что чеченцы сбросили за месяц с небольшим все эти укрепления. Отсюда до Грозного - километров тридцать-сорок. Идеальная позиция...
На этот раз решили не повторять прежнюю ошибку. С боевиками начали бороться их же тактикой - партизанской. Весной были созданы группы специального назначения. В каждую группу входит несколько специалистов-штурмовиков из российского спецназа, несколько оперативников ФСБ, саперы.
Вот в гости к таким ребятам мы сейчас и ехали...
Прошли замершее, разрушенное Ведено и углубились в лес. Дорога здесь разбита танками и БТРами, поэтому водитель с машиной остается на окраине райцентра, а мы с сопровождающим идем дальше. Месим грязь примерно час. Смешно, но дорога напоминает чем-то городскую улицу: навстречу идут дети, женщины с покупками, приветливые старики в высоких папахах... Правда, идут очень странно: след в след по траковой колее. Придорожные кусты, да и все леса вокруг буквально нашпигованы минами. Народ подрывается на них каждый день.
Чеченцы сами по себе очень религиозны, но набожность местных жителей - притча во языцех даже на Кавказе. Именно здесь - центр фанатичного, идейного сопротивления. Местные боевики признают только власть ислама. Вернее, тех догматов, которые они сами считают истинной религией. Именно этих людей финансируют международные радикальные организации.
Наконец выходим к уже привычным укреплениям на окраине крошечного села. Называю нужные имена, и вытаращенные глаза вышедшего навстречу Арсена искупают все мучения! Журналист здесь, в горах, - это такая же дикость, как, например, джакузи. Арсен - один из оперативников ФСБ, живущий безвылазно в горах с мая. Он и сам уже мало чем отличается от ваххабита, а человек из внешнего мира кажется ему, наверное, инопланетянином.
Меня отводят в `резиденцию` его группы. Это крепость внутри крепости. Военный городок, разместившийся на окраине, занимает часть села - а несколько домов находятся внутри городка за колючкой. В одном из них и живут новые российские `чекисты`.
Меня принимают по-королевски. Правда, старший офицер, командир группы, сразу убирает в сторону камеру и диктофон: `Не надо этого`. В полуподвале, служившем когда-то кухней, в углу - цветной телевизор, вместо кроватей - деревянные лежаки, в другом углу - целый ворох обмотанных какими-то тряпками снайперских винтовок. Меня устраивают на единственном диване, где почему-то сидит молчаливая чеченская женщина. Пока накрывают импровизированный стол, женщина теребит кончик платка. После кивка командира - выходит. Арсен качает головой, разливая коньяк.
- Водку не пьем, - объясняет он. - Да и коньяк, честно говоря, тоже не очень. Опасно.
Возвращается старший и, качая головой, садится за стол. Он тоже без маски.
- Ну что, за встречу, что ли?.. Вот занесло же тебя! - усмехается он и поднимает стакан.
После паузы мне рассказывают историю молодой чеченки:
- Ее муж был упертый ваххабит. С первой войны воюет. Молодой парень, лет двадцати пяти. И уже трое детей. Где-то месяц назад вернулся домой, - рассказывает Арсен. - Сдал мне лично схрон. Повел в лес, сам откопал. Говорит, просто устал... А вчера ночью - убили парня. Прямо дома. Вот так и живем...
Охота на `червяка`

Постепенно хмелея, мои собеседники становятся более откровенными. Оказывается, каждая группа, кроме прочего, охотится за конкретными лицами. Мои хозяева, например, пасут ни много ни мало, как `кошелек партии` - араба Абу Валида, который пришел на смену Хаттабу.
- Летом чуть не поймали гада, - качает головой старший - Смотрим, чувак по тропе идет - ну, взяли его. А это, оказывается, `червяк` был, наживка. Он идет по тропе первым, а за ним - в пределах прямой видимости - остальные. Мы-то тогда неопытные были... А потом он рассказал, что следом шел Абу Валид с чемоданом денег.
Второй `клиент` этих ребят - глава местного клана боевиков, чеченец Борзоев. Это невероятно жестокий и изворотливый командир. В иерархии боевиков он удостоился высшей почести - клички Волк. Сейчас, после гибели многих известных полевых командиров, Борзоев стремительно выдвигается на первые роли. Как сказали `мои` офицеры, это уже новое поколение, не знающее мира и выросшее только ради того, чтобы убивать...
Позже выяснилось, что мой собеседник - подполковник ФСБ; он два года буквально с боем пробивал в Москве создание подобных групп.
- Это на сегодняшний день единственная возможная тактика в горах. Только наша группа за лето изловила восемнадцать боевиков, - говорит он. - И не каких-то там непонятных чеченцев, арестованных при зачистке. Бандитов, на которых клейма ставить негде...
Потом мы говорим о `Норд-Осте`. Я вспоминаю гневную реакцию палестинцев на взрывы в Нью-Йорке. Ребята качают головой:
- Нет, не было ничего такого даже близко, - говорит Арсен. - Чувствуется, что народ устал. Понимаешь, палестинцы, при всем их недовольстве, под Израилем очень неплохо живут. А эти здесь - десять лет жизни не видят. Что при Дудаеве, что при Масхадове, что при наших. То есть народ элементарно устал. Здесь проблема в другом. Более старшее поколение уже наелось всем этим. А вот молодежь, которая выросла на войне, честно говоря, просто рвется в бой...
- Я не сказал бы, что это фанатики, - вступает в разговор старший. - Это очень расчетливая, хитрая молодежь, которая хочет иметь много денег. Которая умеет убивать, знает, что никому доверять нельзя, и готова продать любого ради выгоды. Помяни мое слово: мы вырастили здесь, в горах, таких лидеров криминального мира, что солнцевские даже близко не валялись с ними. Они еще скажут свое слово...
Мы говорим о зачистках.
- Честно говоря, не всегда понимаем действия армии, - усмехается Арсен. - Из каких соображений происходят эти жесткие зачистки? Как, кто принимает решения?.. Проверять села, конечно, надо. Но нужно менять тактику. Сейчас как: военные еще только выезжают на позиции, а боевики или просто беспаспортные уже смылись из села. И, конечно, главная беда - мародерство. Убери его - и уже можно с чеченами договариваться...
Командир смотрит на часы и разливает остатки коньяка. В горах темнеет быстро, и намек понятен без слов. Я спешу задать последние вопросы:
- А чеченцы, которые служат на российской стороне, могут обеспечить порядок? Может, армию все-таки пора выводить?..
Командир ухмыляется:
- Разговоры идут об этом давно, но армию, даже при всем ее бардаке, убирать ни в коем случае нельзя. Сейчас на нашей стороне, формально, - 12 тысяч вооруженных местных. Но, знаешь, даже чечены из нашей группы поддержки иногда переговариваются по рации с боевиками. И так во всем - доверять далеко не всегда можно... Сейчас на нашей стороне - несколько крупных формирований. Это прежде всего кадыровская служба безопасности и братья Ямадаевы. Последние вообще считаются полными беспредельщиками. Мы не знаем, какие процессы происходят внутри этих групп, вернее, знаем, но не все. И армия в этих условиях - единственный буфер. Стоит ее вывести, как они тут же вцепятся друг другу в глотку. У местных, горских чеченов - знаешь, сколько кровников на равнине?..
Допиваем и выходим. Меня провожают до околицы, то есть до шлагбаума, рядом с которым вкопан в землю тяжелый танк.
- Блин, и не страшно? - кривится подполковник. - Может, охрану дать?.. - и тут же перебивает свое предложение: - Нет, сразу срисуют. Так лучше - за своего сойдешь. А насчет войны я тебе точно говорю: мы засели здесь на 20-30 лет. Ты про Масхадова спрашивал - на переговоры с ним не пойдут, хотя бы потому, что это уже отработанный вариант. Ему давали карт-бланш. Думаю, договариваться Кремль будет даже не с Кадыровым, а с бизнесменами. По сути, республику просто сдадут в аренду людям, которые смогут навести здесь хоть видимость порядка...
И здесь я не выдерживаю:
- А как же ты?! Почему ты сидишь здесь, если не доверяешь даже чеченам, которые у тебя служат, если у республики нет будущего? Ради чего ты здесь? Ради денег?..
Офицер задумывается:
- Может быть, и ради денег. Но ведь ты понимаешь, что Путин, Россия теперь уже никогда Чечню не отпустят? Особенно после `Норд-Оста`. Это означало бы развал страны. Наверное, я здесь, чтобы Россия осталась Россией. И если мои ребята месят здесь дерьмо под пулями, то, значит, не все офицеры еще продажные, правда?..

Разделяй и властвуй?

Назад после коньяка идти было не так страшно. Но все же вздохнули мы свободно, только, когда перемазанные, как классические свиньи (`жигуль` с лысой резиной буксовал чуть ли не на каждом пригорке), спустились на равнину, где прямиком заехали в село Новогрозненское. Это место считается одним из самых лояльных российским властям поселений. Тем не менее сразу после событий в Москве Новогрозненское и еще несколько соседних сел окружили военные и почти неделю зачищали. Открыли село только сегодня утром.
Меня сразу ведут в дом местного имама и кади (то есть шариатского судьи). Когда началась зачистка, военные сразу же ограбили несколько домов. Имам Исмаилов вместе с главой администрации тут же составил акт и понес к отцам-командирам. Тем это не понравилось, и имама тут же арестовали, продержав без всяких объяснений в Ханкале в кузове автомобиля.
- Это чтобы права не качал!.. - кипятится маленький бородатый дедушка. - Но меня вот только выпустили - и, сам видишь, людей сколько пришло... Я составляю акты, пишу заявления - и сразу в прокуратуру, в Ханкалу. Пусть лежат - когда-нибудь понадобятся. Пусть через много лет, но все будут знать, что мы живем здесь по закону, а они - нет!
Арест имама чуть не превратил мирное село в очаг сопротивления. Военные так и не объяснились. То ли им все без разницы, то ли... И я сразу вспомнил слова Арсена о том, что слишком многое в действиях военных не понимают даже офицеры ФСБ.
Собственно, об этом я и размышлял всю обратную дорогу. `Норд-Ост` заставил еще раз задуматься о наших отношениях с этой республикой и, самое главное, - с этим народом. Не вызывает никаких сомнений, что второй приход России сюда оказался куда лучше и благотворнее, чем раньше. Одно то, что здесь появилось электричество и газовое отопление... Но Россия принесла с собой и свою главную болезнь - чиновничий беспредел во всем и везде.
И вдруг подумалось: если наша страна сможет преодолеть эту болезнь здесь и сейчас - возможно ли, что возрождение России начнется именно с мира в Чечне?..


`Московский Комсомолец`
от 13.11.2002

Док. 149935
Опублик.: 13.11.02
Число обращений: 129


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``