|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Филипп Дик
ЧЕЛОВЕК В ВЫСОКОМ ЗАМКЕ
Глава I
Всю неделю мистер Чилдан с волнением просматривал почту, но ценная
посылка из Средне-Западных Штатов до сих пор не пришла. Когда он открыл
свой магазин утром в пятницу и на полу под прорезью для почты увидел только
письма, он подумал, что заказчик будет недоволен. Нацедив из пятицентового
автомата, встроенного в стену, чашку растворимого чая, он взялся за веник.
Скоро торговый зал магазина `Американские художественные промыслы` был
готов к открытию: все блестело и сверкало, касса полна мелочи, в цветочной
вазе свежие бархатцы, из репродуктора льется тихая музыка.
Снаружи по тротуару Монтгомери-стрит клерки спешили в свои конторы.
Вдалеке прошел троллейбус. Чилдан остановился и с удовольствием поглазел на
него. Женщины в длинных пестрых шелковых платьях: на них он тоже поглазел.
Тут позвонил телефон, и он отвернулся, чтобы снять трубку.
- Алло, - прозвучал знакомый голос.
Сердце Чилдана упало.
- Это мистер Тагоми. Не прибыл ли заказанный мной вербовочный плакат
времен гражданской войны, сэр? Вспомните, пожалуйста, вы обещали, что он
прибудет еще на прошлой неделе.
Резкий, нервный голос, на грани соблюдения приличий.
- Разве я не оставил вам задаток, мистер Чилдан, сэр, договариваясь с
вами? Вы понимаете, что это будет подарок. Я ведь уже объяснял. Клиенту...
- Международная справка, - начал Чилдан, - которую я навел за свой
собственный счет, мистер Тагоми, сэр, в отношении обещанной посылки,
которая, как вы понимаете, не из этого района и поэтому, следовательно...
- Значит, она еще не получена... - перебил его Тагоми.
- Нет, мистер Тагоми, сэр.
Наступило ледяное молчание.
- Я больше не могу ждать, - сказал Тагоми.
- Разумеется, сэр.
Чилдан угрюмо посмотрел сквозь стекло витрины на теплый солнечный день
и на конторы Сан-Франциско.
- Тогда замену. Ваши рекомендации, мистер Чилдан,
Тагоми умышленно произнес фамилию неправильно: оскорбление в пределах
Кодекса и потому уши Чилдана вспыхнули.
Горькое чувство обиды объяснялось его положением. Желания, страхи и
муки с новой силой вспыхнули в нем, подавляя волю, лишая дара речи. Он с
трудом подбирал слова, не в силах оторвать руки от телефонной трубки. Запах
бархатцев и спокойная музыка наполняла магазин, но ему казалось, что он
тонет в каком-то дальнем море.
- Ну, - удалось выдавать его, - кремосбивалка, миксер для
приготовления мороженого, что-то около I900 года...
Мозг отказывался думать. Только бы не забыть об этом. Только бы не
показаться дурачком. Ему было тридцать восемь лет, и он помнил довоенное
времена, совсем другие времена, Франклина Делано Рузвельта и Всемирную
выставку, прежний лучший мир.
- Могу ли я вам занести на работу соответствующие предметы? -
промямлил он.
Встречу назначили на два часа.
`Придется закрывать магазин, - подумал он, вешая трубку. - Выбора нет.
Нужно сохранять расположение таких покупателей, от них зависит бизнес`.
Он все еще стоял, дрожа, когда понял, что кто-то - какая-то пара -
вошла в магазин. Молодой человек и девушка, оба красивые, хорошо одетые,
само совершенство.
Взяв себя в руки, он с профессиональной легкостью пошел им навстречу,
улыбаясь. Склонившись над застекленным прилавком, они разглядывали
прелестную пепельницу. `Муж и жена, - предположил он, - Живут в каком-
нибудь из этих новых, страшно дорогих кварта- лов на окраине, с видом на
горы`.
- Здравствуйте, - выговорил он.
Он почувствовал себя лучше. Они улыбнулись ему в ответ безо всякого
превосходства, простыми и добрыми улыбками. Прилавки с товарами - а они
действительно были лучшими в своем роде на всем побережье - привели их в
состояние некоего благоговейного трепета, он понял это и был за это им
благодарен. Они знали толк.
- Действительно отличные экземпляры, - сказал молодой человек.
Чилдан непринужденно поклонился.
Взгляды их, согретые не только чисто человеческой симпатией, но и
особым наслаждением, которое доставляли продаваемые им произведения
искусства, их взаимными вкусами и привычками, оставались устремленными к
нему. Они как бы благодарили его за то, что у него есть такие вещи для них
и они могут ими любоваться, брать с прилавка и осматривать, просто держать
в руках, даже не покупая. `Да, - подумал он, - они знают, в каком магазине
они находятся. Это не какой-нибудь хлам, не дощечки красного дерева, `из
секвойи, мерин-каунти`, не смешные значки, брелки и девичьи кольца, не
почтовые открытки с видом моста. А глаза у девушки большие, темные. Как
легко, - подумал Чилдан, - я мог бы влюбиться в такую девушку. Насколько
трагична значит вся моя жизнь, как будто и без того не было уже плохо.
Модная прическа, лакированные ногти, уши, проколотые для длинных,
покачивающихся сережек ручной работы`.
- Ваши серьги, - пробормотал он. - вы, вероятно приобрели их здесь?
- Нет, - ответила она, - Дома.
Чилдан поклонился. Не современное американское искусство, только
прошлое могло быть представлено здесь, в таком магазине, как у него.
- Вы надолго сюда? - спросил он. - К нам, в Сан-Франциско?
- Пока не знаю, - ответил мужчина. - Я работаю в комиссии по
планированию повышения жизненного уровня в отсталых районах.
На его лице отразилась гордость. Это был не военный, не из тех, жующих
жвачку, грубых мужланов с жадными крестьянскими рожами, которые рыскают по
Маркет-стрит, глазея на непристойные афиши, толкаются у касс порнокиношек,
заполняют дешевые ночные клубы, стены которых увешаны фотографиями
блондинов не первой молодости, зажимающих между морщинистыми пальцами соски
дряблых грудей и плотоядно взирающих на зевак, которые не вылезают из
притонов, понатыканных в трущобах, заполнивших большую часть равнинного
района Сан-Франциско и составленных из шатких жестяных или фанерных
бараков, которые выросли как грибы, еще до того, как упала последняя бомба.
Нет, этот человек принадлежал к злите. Утонченно воспитанный, культурный,
образованный. Наверняка, в этом отношении он был еще выше мистера Тагоми,
который являлся, между прочим, высокопоставленным чиновником Главного
Торгового представительства на Тихоокеанском побережье. Но Тагоми - пожилой
человек. Его мировоззрение сформировалось еще в дни правления военного
кабинета.
- Вы хотите купить подарок? Что-нибудь из традиционных американских
народных поделок? - спросил Чилдан. - Или может быть желаете украсить новую
квартиру? Если так, то...
Настроение его поднялось в предвкушении выгодной сделки.
- Вы верно догадались, - сказала девушка. - Мы начинаем обставлять
квартиру и никак не можем на чем-нибудь остановиться, вы бы не смогли что-
нибудь нам посоветовать?
- Разумеется, мы можем встретиться в вашей квартире, - сказал Чилдан.
- Я захвачу все самое наилучшее и помогу вам в выборе. Когда только
пожелаете. Это мой долг.
Он опустил глаза, пряча свою надежду. Здесь, наверное, пахнет
тысячами.
- Я должен получить кленовый стол из Новой Англии, весь на деревянных
шпильках без единого гвоздя, изумительно красивый и заслуживающий внимания,
и еще зеркало времен войны I8I2 года, затем искусство аборигенов -
несколько ковриков козьей шерсти, выкрашенных натуральными красками.
- Я лично, - сказал мужчина, - предпочитаю городское искусство.
- Да, - живо откликнулся Чилдан. - Послушайте, сэр. У меня есть
стенное панно времен покорения дикого Запада. Оно стояло в почтовой
конторе, очень оригинальное на четырех досках, изображает Горация Грилея.
Бесценный предмет почитания коллекционеров.
- О! - отозвался мужчина.
Его темные глаза заблестели.
- И стенной шкаф в викторианском стиле, переделанный в I92О-х годах в
бар.
- О...
- И, послушайте, сэр: подписанная картина кисти Джина Харлоу в
багетной раме.
Мужчина смотрел на него во все глаза.
- Значит, мы договорились? - сказал Чилдан.
Он старался не упустить верного психологического момента. Он вынул из
внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку.
- Я запишу ваши имена и телефон, сэр и леди.
Когда пара ушла, Чилдан заложил руки за спину и стал глядеть на улицу.
Какая радость!
Если бы все дни были похожи на этот.
Нет, это не просто бизнес, это больше чем просто успех для его
магазина, это возможность встретиться с молодой японской парой в
неофициальной обстановке, когда его будут принимать за человека, а не как
янки, который продает произведения искусства.
Да, эта новая молодежь, подросшее поколение, которое не помнит ни
военного времени, ни даже самой войны - именно она составляет надежду мира.
Местные различия не имеют для нее никакого значения.
`Все это кончится, - подумал Чилдан, - когда-нибудь. Сама идея места.
Ни угнетенных, ни правительств - просто люди`.
Все же он дрожал от страха, представляя себе, как он будет стучаться в
их дверь.
Он проверил свои записи. Казоура. Его пригласят к столу, несомненно,
предложат чай.
Все ли он сделает как надо? Как надо поступать и что говорить в каждом
случае? Либо же он опозорится, как бестактное животное? Девушку зовут
Бетти. `В ее лице столько понимания, - подумал он. - Нежные приятные
глаза`. Конечно же даже за то малое время, что она была в магазине, она
разглядела и его надежды, и их крушение.
Его надежды - у него неожиданно закружилась голова. Какое желание,
граничащее с безумием, если не с самоубийством, у него возникло! Но ведь
известны случаи связи между японками и янки, хотя в основном между
мужчинами-японцами и женщинами-янки.
Здесь же... Он испугался одной только мысли об этом. Да к тому же она
замужем. Он отогнал эту живую картину, выкинул из головы непроизвольные
мысли и начал деловито вскрывать утреннюю почту.
Руки у него при этом еще тряслись. Он это обнаружил, как постфактум.
Тут он вспомнил о своем свидании с мистером Тагоми, назначенном на два
часа, руки сразу перестали дрожать, и волнение сменилось решимостью. `Я
должен приехать с чем-нибудь стоящим`, - сказал он себе. С чем? Где? Что?
Позвонить по телефону. Связи, деловые качества, способности...
По кусочку наскрести полностью восстановленный `форд` модели I929
года, включая матерчатый верх черного цвета.
Как большой `шлем` в покере это может навеки обеспечить
покровительство. Или совершенно новенький почтовый самолет, обнаруженный в
сарае на заброшенной ферме в Алабаме, и так далее. Такое поднимет репутацию
не только среди американских любителей антиквариата по всему тихоокеанскому
побережью, но и среди снобов на Родных Островах.
Чтобы взбодриться, он закурил сигарету с добавкой марихуаны и с
клеймом великолепной фирмы ``Земля улыбок``. Френк Фринк лежал на кровати в
своей комнате на улице Хейнса, никак не решаясь подняться. Яркое солнце
пробивалось сквозь штору на валявшиеся на полу одежду и очки. Как бы не
наступить на них? `Надо как-то попытаться добраться до ванной, - подумал
он. - Хоть ползком, хоть на карачках`. Голова разламывалась, но он не
унывал. `Никогда не оглядывайся`, - решил он. Время? Часы на комоде
показывали одиннадцать тридцать, Ну и ну! А он все валяется.
`Меня уволят, - подумал он.
Вчера на фабрике он поступил глупо, разглагольствовал черт знает о чем
перед мистером Уиндемом-Матсеном - изогнутый сократовский нос,
бриллиантовое кольцо, золото запонок. Другими словами - могущество, высокое
положение. Мысли Фринка беспорядочно завертелись.
`Да, - подумал он, - теперь не миновать, мне черного списка. От мозгов
проку нет другой профессии не имеется. Пятнадцатилетний опыт, все
насмарку`.
Да еще придется предстать перед Рабочей Дисциплинарной Комиссией, а
так как он не мог никогда разобраться во взаимоотношениях Уиндема-Матсона с
`пинки` - этим белым марионеточным правительством в Сакраменто, то не в
силах был понять и глубины власти своего бывшего нанимателя на подлинных
правителей, японцев, В Р.Д.К. заправляют `пинки`. Он будет стоять перед
четырьмя или пятью толстыми белыми лицами. Если же ему не удастся
оправдаться в комиссии, то придется отправиться в одно из импорто-
экспортных торговых представительств, управляемых из Токио и имеющих
конторы по всей Калифорнии, Орегону, Вашингтону м части Невады, включенной
в Тихоокеанские Штаты Америки. Но если ему и там не удастся добиться
успеха...
Планы теснились в голове, пока он, глядя на древний плафон на потолке,
лежал в кровати. Он мог бы, например, улизнуть в Средне-Западные Штаты. Но
они били тесно связаны с ТША и могли выдать его. А как насчет Юга?
Все тело содрогнулось от отвращения. Нет, только не это. Как белый, он
мог бы там найти любое место, фактически там было гораздо лучше, чем в ТША,
но он не хотел бы попасть туда.
Хуже всего то, что Юг был жестко связан экономически, идеологически и
еще бог знает как с рейхом. А Френк Фринк был еврей.
Первоначально его звали Френк Финк. Он родился на восточном побережье,
в Нью-Йорке, и в I94I году был призван в Вооруженные Силы Соединенных
Штатов Америки, как раз после поражения России. Когда японцы захватили
Гавайи, его послали на западное побережье. Там его и застал конец войны, на
японской стороне линии разграничения. Здесь он так и остался, и живет уже
пятнадцать лет.
В I947 году в День Капитуляции он почти что обезумел. Страстно
возненавидя японцев, он поклялся отомстить, закопал в подвале свое оружие
на трехметровую глубину, предварительно любовно обернув и обильно смазав,
чтобы в целости и сохранности откопать его в день, когда начнется
восстание.
Однако время - великий целитель. Этого тогда он не принял во внимание.
Когда он теперь вспоминал об этих надеждах, об этой грандиозной кровавой
бане, о резне `пинки` и их хозяев, у него возникало такое чувство, будто бы
он перечитывает пожелтевшие дневники школьника, перелистывает мальчишеские
грезы: Френк, Харасик Финк собирается стать палеонтологом и клянется
жениться на Норме Праут. Норма Праут была первой девушкой класса, и он на
самом деле поклялся жениться на ней. Теперь это далеко в прошлом. В первые
же месяцы, тогда, в I947 году, он встречался и разговаривал, наверное, не
меньше чем с несколько тысячами японцев, а его желание творить насилие над
любым из них, или над всеми сразу так никогда и не материализовалось.
Теперь же оно было уже просто неуместным.
Но стоп. Был один, некий мистер Амуро, который скупил контроль над
большим жилым районом в центре Сан-Франциско и который одно время был
хозяином дома, где жил Френк.
Это была паршивая овца, акула, никогда не делавшая ремонта, делившая
комнаты на крохотные клетушки, взвинчивая квартплату.
Во время депрессии начала пятидесятых он надувал нищих, особенно
нуждавшихся бывших военнослужащих. И ведь именно эти Торговые
Представительства отрубили Амуро голову за спекуляции. И теперь такое
нарушение жестокого, сурового, но справедливого японского гражданского
кодекса просто немыслимо. Это заслуга неподкупных высших японских
представителей, пришедших после падения Военного Кабинета.
Вспомнив о суровой, стоической честности Торговых Представительств,
Френк обрел уверенность. Даже от Уиндема-Матсона они отмахнутся, как от
назойливой мухи. Будь он владельцем `Уиндем Матсон Корпорейшн`, или кто
угодно еще. Он, Френк, по крайней мере, на это надеялся.
`Кажется я начинаю верить в эту муру насчет Сопротивления
Тихоокеанского Содружества`, - сказал он про себя. - `Оглядываясь в
прошлое... тогда все это казалось очевидной фальшивкой, пустой пропагандой.
А сейчас...`
Он поднялся с кровати и не твердыми шагами отправился в ванную. Пока
он мылся и брился, радио вещало дневные новости.
- И пусть не смеются над этими попытками, - сказал радио, когда он
включил горячую воду.
`Нет, мы и не думали смеяться, - с горечью решил Френк. Он знал о
каких таких попытках шла речь. Однако, в конце концов, в этом было даже
что-то забавное, особенно в картине, где бесстрастные, хмурые немцы шагают
по Марсу, по красному песку, на который еще не ступала нога человека...
- Цивилизация сопроцветания должна остановиться и рассмотреть,
сочетаются ли наши поиски обеспечения сбалансированного равенства
обязанностей и ответственности с вознаграждением... `Типичный жаргон
правящей иерархии`, - отметил Френк.
- Мы прекрасно понимаем, что будущей ареной, где будут вер- шиться
деяния людей, будь они нордической, японской, негроидной...
И все в том же духе. Тем не менее, факт оставался фактом: Тихий океан
почти ничего не предпринимает в деле колонизации планет. Он эанят - а
скорее завяз - в Южной Америке. Пока немцы были поглощены суматохой запуска
в космос огромных автоматических систем, японцы все еще выжигали джунгли во
внутренних районах Бразилии и возводили восьмиэтажные дома из глины для
бывших охотников за черепами. А к тому времени, когда японцы запустят свой
первый космический корабль, немцы приберут к рукам всю Солнечную систему,
как говорилось в старинных учебниках истории, немцев не было, когда
остальная Европа накладывала последние штрихи на мозаику своих колониальных
империй. `Однако, - размышлял Френк, - на этот раз они не собираются
становиться в хвост очереди, они научились.
Потом он подумал об Африке, об эксперименте, проведенном там наци. От
этой мысли кровь застыла в жилах.
Эти гигантские опустошенные руины...
- Мы должны, - продолжало радио, - невзирая на свои личные симпатии и
антипатии, признать нужды всех народов и их духовных...
Френк выключил радио, потом, несколько успокоившись, снова включил
его.
`Христа на виселицу, - подумал он. - Африка`. За этот призрак
умерщвленных племен, стертых с лица земли, чтобы освободить землю - для
чего? Кто знает? Возможно, даже главные зодчие в Берлине не знают`.
Компания роботов, строящихся и опутывающих колючей проволокой.
Строящих? Скорее перемалывающих. Чудовища из палеонтологического музея,
призванных делать чаши из черепов врага. Дружная семейка, поставившая на
конвейер вычерпывание мозгов - и только для того, чтобы съесть. А
практическое использование человеческих костей. Как это экономно - думать
не только о том, как пожрать людей, кои не пришлись по вкусу, но пожрать из
их собственных черепов.
Лучшие в мире инженеры! Питекантроп в стерильно белом халате в какой-
нибудь университетской лаборатории Берлина, размышляющий над тем, для чего
можно приспособить черепа, кожу, уши, жир других людей. `Да, герр доктор.
Новое применение больших пальцев ног: смотрите, можно приспособить сустав в
качестве быстродействующего механизма для зажигалки. Теперь герр Крупп
сможет производить их в количествах...`
Его ужаснула эта мысль: древний гигантский недочеловек - людоед - ныне
процветает, вновь завладев миром. `Мы потратили миллионы лет, стараясь
подальше убежать от негы, - думал Френк, - и теперь он вернулся, но не
просто как соперник, а как повелитель`.
- Мы не можем порицать, - говорил по радио голос маленькой желтой
красавицы из Токио.
`Боже, - подумал Френк, - а ведь мы их называли обезьянами, этих
цивилизованных кривоногих малюток, которые не возводили газовых печей и не
топили жир из женщин`.
- И мы часто порицали в прошлом за эту ужасную растрату людей в
фанатичном стремлении удалить основную массу индивидов из общества,
поставив их вне закона.
Они, эти японцы настолько сильны в законах.
- ...процитировать широко известного западного святого: `Что за выгода
человеку, если он заполучит себе весь мир, но при этом потеряет свою душу?`
Радио замолчало. Френк тоже прекратил завязывать галстук. Шло утреннее
промывание мозгов.
`Мне нужно с ними примириться, - осознал он.
Занесут его в черный список или нет, если он покинет территорию,
контролируемую японцами, и покажется на Юге, или в Европе, - в любом месте
Рейха - это будет означать смерть.
`Мне нужно помириться со стариком Уиндомом-Матсоном`. Усевшись на
кровать и приткнув рядом чашку чуть теплого чая, Френк достал экземпляр
древнекитайского оракула.
Из кожаного футляра он извлек сорок девять черенков тысячелистника.
Некоторое время он размышлял, приводя в порядок мысли и продумывая вопросы.
Вслух он сказал:
- Как мне следует подойти к Уиндему-Матсону, чтобы на сходных условиях
помириться с ним?
Он записал вопрос на обложке блокнота, а затем начал перебрасывать
черенки из руки в руку, пока не получил первую строчку, начало. Восьмерка.
При этом была отсечена половина из шестидесяти четырех гексаграмм.
Он разделил черенки и получил вторую строчку. Вскоре, умело обращаясь
с оракулом, он получил все шесть строк, гексаграмма лежала перед ним, и ему
не нужно было проверять ее идентичность по таблице. Он прочитал в ней
гексаграмму пятнадцать: скромность, низшие воспрянут, высшие падут вниз,
могучие семьи покорятся. Ему не нужно было обращаться к тексту - он знал
его наизусть. Хорошее предзнаменование. Оракул дает ему благоприятный
совет.
Все же он был чуточку разочарован.
Было что-то бесполезное в гексаграмме пятнадцать, слишком
благочестивое. Конечно, ему нужно быть скромным. Может быть правда, в этом
и заключался смысл, ведь после случившегося у него не было власти над
старым Уиндемом-Матсоном. Он не смог бы принудить его, чтобы тот взял его
назад. Все, что он мог бы сделать - это принять указания гексаграммы
пятнадцать видно наступил момент, когда нужно просить, надеяться и ждать.
Если бог даст, может, его и возьмет на прежнюю работу, а может быть, даже
на что-нибудь получше.
Читать другие строчки было не нужно: это были статичные строки. Значит
все, перехода на другую гексаграмму не было.
Тогда следующий вопрос. Собравшись с мыслями, он произнес: - увижу ли
я снова Юлиану?
Это была его жена или, вернее, бывшая жена. Юлиана ушла год тому
назад, и он не видел ее несколько месяцев. В сущности, он даже не знал, где
она сейчас живет, наверное, уехала из Сан Франциско, возможно даже из
Тихоокеанских Штатов.
Общие друзья или ничего не слышали о ней, или не хотели ему говорить.
Он углубился в манипуляции с черенками.
Сколько раз он спрашивал об Юлиане, задавая то один вопрос, то другой?
Вот и гексаграмма, порождение слепой случайности положения черенков
растения, была случайна, но тем не менее казалась связана тысячью незримых
уз с мгновением, в котором он находился, в котором его жизнь была связана
со всеми остальными жизнями и частицами вселенной. Сквозь рисунок
переменчивых и неизменных строк всегда находила себе путь неодержимая
необходимость, высвечивая положение в целом. Он, Юлиана, фабрика на Гоуч-
стрит, Торговые Представительства, хозяйничающие здесь, исследование
планет, миллиард кучек химических соединений в Африке, которые теперь уже
не были даже трупами, стремления тысяч людей вокруг него в мелких
курятниках Сан-Франциско, обезумевшие бестии в Берлине, с их хладнокровными
лицами и маниакальными планами - все соединилось в одно мгновение, когда он
бросал стебли тысячелистника, чтобы избрать точное, мудрое высказывание,
соответствующее этому мгновению, в книге, корни которой уходят в
тринадцатое столетие до нашей эры. В книге, созданной мудрецами Китая за
пять тысяч лет, отразившей доведенную до совершенства космологию еще до
того, как Европа научилась элементарной арифметике.
Гексаграмма. Сердце его упало. Сорок четыре. Лицом к лицу с ней. Ее
отрезвляющий приговор:
`Девица сильная. Не следует жениться на такой девушке`.
Он снова получил тот же ответ относительно Юлианы. `Значит, она не для
меня, я знал это. Но ведь не об этом я спрашивал оракула. Зачем оракулу
нужно было напоминать мне? Скверный жребий выпал мне встретить ее и
влюбиться - и любить до сих пор`. Юлиана - самая красивая из женщин,
которых он знал. Черные, как смоль брови и волосы: следы испанской крови
были видны даже в цвете губ. Упругая, неслышная походка: она носила туфли с
ремешками, оставшиеся еще со старых классов.
По существу, вся ее одежда была какой-то поношенной, казалась старой и
застиранной. И он и она были сломлены так давно, что, несмотря на свою
внешность, она должна была носить бумажный свитер, старый жакет на молнии,
коричневую твидовую юбку и коротенькие носки.
Он ненавидел это, и все из-за того, что эта одежда, как она сама
говорила, делала ее похожей на женщину, играющую в теннис, или даже хуже
собирающую грибы.
Но самое главное его с самого начала привлекала эксцентрическое
выражение ее лица: безо всякой причины она приваживала незнакомых мужчин
многозначительной улыбкой Моны Лизы, которая приводила их в замешательство
- отвечать ей тем же, или нет? Сила ее обаяния была так велика, что в
большинстве случаев, когда Юлиана проплывала мимо, с нею здоровались.
Сначала он думал, что причиной этого является плохое зрение, но потом
подумал, что это приоткрывает глубоко скрытую при всех других
обстоятельствах глупость. Эта ее манера, да еще походка, обычное выражение
лица, будто она знает какую-то только ей известную тайну - все это очень
досаждало Френку. Но даже перед разрывом, когда они очень часто ссорились
он никогда не видел в ней ничего другого, как только прямого,
непосредственного изобретения самого бога, которое попало в его жизнь по
причинам, о которых он никогда не узнает. Именно вследствие этого - какой-
то религиозной интуицией, верой в нее - он никак не мог смириться с тем,
что потерял ее.
Казалось, что сейчас она где-то совсем рядом, как будто он все еще с
ней.
Это ощущение никогда не покидало его.
Особенно сильным оно было, когда он брал в руки Оракул. Сидя на
кровати и готовясь выйти на улицу и начать свой день, Френк Фринк размышлял
над тем, спрашивает ли кто-нибудь еще совета у оракула в этом огромном
городе Сан-Франциско? Все ли получают такое же мрачное предсказание, как и
он?
Являются ли складывающиеся в этот момент обстоятельства столь же
неблагоприятными, для них, как и для него?
Глава 2
Мистер Нобусуке Тагоми присел, чтобы испросить совета у пророческой
пятой книги конфуцианской мудрости оракула, известного много столетий назад
под названием `Я-Чинг` или `Книги перемен`. В полдень у него возникли
какие-то смутные предчувствия, связанные со встречей с мистером Чилданом,
которая должна была состояться через два часа.
Несколько комнат, занимаемых Главным представительством в `Ниппон Тайм
Билдинг`, на двадцатом этаже на Тейлор-стрит, выходили окнами на залив.
Через стеклянную стену можно было наблюдать, как суда, проходя под мостом
`Золотые ворота`, заходят в бухту. Как раз сейчас, возле острова Алькатраз
был виден сухогруз, но мистер Тагоми не проявил к нему никакого интереса.
Он подошел к стене, отстегнул шнур и спустил бамбуковые шторы. В
главном центральном кабинете стало темнее. Теперь ему не нужно было
щуриться от яркого света и мысли становились более ясными.
Он решил, что, видимо, не в его силах угодить своему клиенту. С чем бы
не пришел мистер Чилдан, на клиента это не произведет особого впечатления.
`Приходится признаться в этом, - сказал он самому себе. - Но мы, по крайней
мере, можем сделать так, чтобы не доставить клиенту огорчений. Мы можем
сделать так, чтобы он не оскорбился дурным подарком`.
Клиент скоро прибудет в аэропорт Сан-Франциско в новой немецкой
высотной ракете типа Мессершмидт-ГЕ. Мистеру Тагоми еще ни разу не
приходилось летать на таком аппарате. Когда он встретит мистера Бейнеса, он
должен придать лицу невозмутимость, какой бы огромной не оказалась эта
ракета.
Надо немного попрактиковаться. Он встал перед зеркалом, которое висело
на стене кабинета, придал лицу холодный, слегка скучающий вид, и стал
внимательно рассматривать свои черты, чтобы они не выдавали его волнения.
`Да, они такие шумные, мистер Бенейс, сэр. Совершенно невозможно читать. Но
зато весь полет из Стокгольма в Сан-Франциско длится всего сорок пять
минут`. Тут бы еще вставить словечко о неполадках в машинах немецкого
производства. `Я полагаю, вы слышали сообщение радио о катастрофе над
Мадагаскаром. должен признать, что тоже самое можно сказать и о старых
поршневых самолетах`.
Важно избегать разговора о политике, потому что ему ничего неизвестно
о взглядах мистера Бейнеса на спорные проблемы современности. Но такой
разговор может возникнуть. Мистер Бейнес, будучи шведом, должно бить
занимает нейтральную позицию. Однако, он все-таки предпочел Люфтганзу своим
авиакомпаниям. `Один щепетильный вопрос. Мистер Бейнес, сэр, говорят, что
герр Борман очень сильно болен, что этой осенью на партийном съезде будет
избран новый рейхканцлер. Это слухи. Увы, так много секретности между
Тихоокеанией и Рейхом`.
Мистер Тагоми достал папку с выдержками из недавней речи мистера
Бейнеса, опубликованной в `Нью-Йорк таймс`, и стал критически изучать их,
низко склонившись из-за неправильной коррекции его контактных линз. В речи
говорилось о необходимости еще раз - в девяносто восьмой? - произвести
разведку источников воды на Луне. `Мы еще можем разрешить эту надрывающую
сердце проблему, - цитировался газетой мистер Бейнес. - Наша ближайшая
соседка, и пока что совершенно бесполезная для нас, если сбросить со счетов
военные цели`. `Стоп, - подумал мистер Тагоми. - Это кажется ключ к мистеру
Бейнесу. Так мог выразиться только военный`.
Мистер Тагоми мысленно взял это на заметку.
Тронув кнопку интеркома, он сказал:
- Мисс Эфрикян, мне хотелось бы, чтобы вы занесли сюда диктофон,
пожалуйста.
Наружная дверь скользнула в сторону и появилась мисс Эфрикян. Прическа
ее была со вкусом украшена голубыми цветами.
Еще бы немного сирени, - заметил мистер Тагоми.
Когда-то на родине, на острове Хоккайдо он был профессиональным
цветоводом.
Мисс Эфрикян, высокая, темноволосая армянка любезно склонилась перед
шефом.
- Ваш аппарат готов? - спросил мистер Тагоми.
- Да, мистер Тагоми.
Мисс Эфрикян села и приготовила к работе портативный диктофон на
батарейках.
Мистер Тагоми начал:
- Я спросил у оракула: `Будет ли встреча с Чилданом полезна для меня?`
и получил, к собственному страху, зловещую гексаграмму: `Преимущество
величия. Подпорка, удерживающая шатер, оседает. Слишком большой вес в
центре, все неуравновешено`.
Магнитофон крутился. Мистер Тагоми размышлял. Мисс Эфрикян выжидающе
посмотрела на него и выключила запись.
- Пусть на минутку войдет мистер Рамсей, пожалуйста, - сказал мистер
Тагоми.
Она поднялась, положила диктофон и застучала каблуками к выходу из
кабинета.
Мистер Рамсей появился, держа под мышкой большую папку со счетами и
накладными отправленных грузов.
Молодой, улыбающийся, с аккуратно завязанным галстуком-шнурком в стиле
Среднего Запада, в клетчатой рубахе и голубых джинсах до пояса, столь
ценимых у ревнителей моды, он бодро приветствовал японца:
- Добрый день, мистер Тагоми. Какой прекрасный день, сэр.
Мистер Тагоми ответно кивнул. Мистер Рамсей сейчас же встал по стойке
смирно и тоже поклонился.
- Я консультировался у оракула, - сказал Тагоми.
Мисс Эфрикян снова уселась к своему диктофону.
- Вы понимаете, что мистер Бейнес, который, как вам известно, вскоре
прибивает лично, придерживается нордической идеологии по отношению к так
называемой культуре Востока. Я мог бы попытаться поразить его, чтобы он
более проникся ее сутью, например, с помощью китайской живописи на
Пергаменте или нашей керамикой периода Такуогавы, но это не наше дело -
обращать его в нашу веру.
- Понимаю, - сказал мистер Рамсей.
Его лицо, типичное для представителя белой расы, сморщилось от
мучительной сосредоточенности.
- Поэтому мы не дадим пищи его предрассудкам и подарим ему вместо
этого какой-нибудь бесценный предмет американской культуры, произведение
народа, близкого его народу и по духу и по крови.
- Да.
- Ваши предки, сэр, американцы. Хотя вы и не погнушались сделать цвет
вашей кожи более темным.
Он внимательно посмотрел на мистера Рамсея.
- Это загар кварцевой лампы, - промямлил мистер Рамсей. - Только для
того, чтобы запастись витамином Д.
Однако выражение униженности на его лице сразу выдало его попытку хоть
чем-то быть похожим на новых хозяев.
- Уверяю вас, что я храню подлинную приверженность...
Мистер Рамсей запнулся, не находя нужного слова.
- Я еще не разорвал все связи с этнически-близким образом жизни...
Мистер Тагоми сказал мисс Эфрикян:
- Продолжайте, пожалуйста.
Диктофон снова зажужжал.
- Получив от оракула гексаграмму двадцать восемь, я потом еще получил
строку девять на пятом месте, которая гласит: `Высокий тополь выбросил
цветы. Более строгая женщина возьмет молодого мужа`. Ни порицания, ни
хвалы. Это ясно указывает на то, что в два часа мистер Чилдан не предложит
нам ничего стоящего...
Мистер Тагоми сделал паузу.
- Давайте будем искренними. Я не могу положиться на свой собственный
вкус в отношении произведений американского искусства. Вот почему...
Он помешкал, стараясь найти точное выражение.
- Вот почему вы, мистер Рамсей, являясь, как я сказал, уроженцем этих
мест, будете необходимы. Наверное, вместе мы сделаем все лучшим образом.
Мистер Рамсей не отвечал. Несмотря на все попытки сохранить
самообладание, все его черты выдавали боль, гнев, мучительную и безмолвную
тщетную реакцию.
- Сейчас, - сказал мистер Тагоми, - мне нужно еще раз посоветоваться с
оракулом. Из соображений благоразумия я не могу задать вопрос при вас,
мистер Рамсей.
Другими словами его тон означал, что вам и всем вашим `пинки` не дано
право участия в тех же важных делах; с которыми мы сталкиваемся.
- Однако, уместно сказать, что я получил в высшей степени вызывающий
ответ. Он заставил меня очень долго размышлять над ним.
Оба, и мистер Рамсей, и мисс Эфрикян, внимательно следили за ходом его
мыслей.
- Мой вопрос относительно мистера Бейнеса, благодаря таинственным
деяниям Тао привел к гексаграмме сорок шесть, к весьма неплохому суждению,
и к строчкам шесть в начале и девять на втором месте.
Его вопрос состоял в том, успешной ли будет его сделка с мистером
Бейнесом, и строка девять на втором месте уверяла, что так оно и будет. Она
гласила:
`Если кто-то искренен, то он может ограничиться еще меньшим
повышением. Его не осудят`.
Очевидно, мистер Бейнес будет удовлетворен любым подарком от Главного
Торгового Представительства, врученным ему мистером Тагоми.
Но мистер Тагоми, задавая вопрос, имел в виду нечто более глубокое,
нечто, о чем он сам догадывался весьма смутно.
Как часто это случалось, оракул постиг более сокровенный, основной
вопрос, и, отвечая на другой, высказанный вслух, заодно ответил и на этот,
подсознательный.
- Насколько мы знаем, - сказал мистер Тагоми, - мистер Бейнес везет с
собой подробный отчет о новых способах литься под давлением, разработанных
в Швеции. Если нам удастся подписать контракт с его фирмой, мы безусловно
сможем заменить многие металлы, которых нам не хватает, пластмассами.
В течение многих лет Тихоокеания пыталась добиться помощи рейха в
области применения синтетических материалов, однако крупные немецкие
химические картели, в частности ИГ Фарбениндастри, не разглашали своих
секретов. В сущности, они добились мировой монополии пластмасс, особенно в
части получения полиэстера. Такими мерами Рейх сохранял свое преимущество и
над Тихоокеанией в мировой торговле и опережал Японию в области технологии
по крайней мере лет на десять.
Межпланетные ракеты, стартовавшие из состояли главным образом из
пластмасс, очень легких, жаростойких и настолько прочных, что выдерживали
столкновение с метеоритами. У Тихоокеании не было ничего подобного, до сих
пор применялись натуральные металлы, а также такие материалы, как дерево и,
конечно, металлокерамика.
Мистер Тагоми съежился от благоговейного трепета при оной мысли: на
промышленных ярмарках - достижения германских заводов, включая автомобили,
сделанные полностью из синтетических материалов, автомобили, продаваемые по
цене шестьсот долларов в валюте ТША.
Но его внутренний, подсознательный вопрос, который бы он никогда не
разгласил перед этими `пинки`, как мухи облепившими конторы Торговых
Представительств, был связан с обратной стороной мистера Бейнеса, которая
предполагалась в той шифровке из Токио. Прежде всего, содержание было
зашифровано частотным ко дом, характерным для органов безопасности, а не
торговых фирм, да шифр представлял собой метафору, содержащую поэтические
намеки для того, чтобы сбыть с толку операторов рейха, прослушивавших
иностранные передачи и могущих расшифровать любое прямое сообщение
независимо от сложности используемого шифра.
Было ясно, что шифруя телеграмму, токийские власти имели в виду именно
рейх, а не вроде бы враждовавшие между собой группировки на родных
островах.
Ключевая фраза `Сними сливки с молока, что он будет есть относилась к
`Цинафоре`, к жуткой песне, в которой разъяснялась эта ключевая фраза:
`Вещи редко оказываются такими, какими кажутся. Снятая с молока пена
часто принимается за сливки.
`Книга перемен`, к которой обратился за советом мистер Тагоми,
укрепила в нем эту точку зрения. Комментарий во втором томе к полученной
гексаграмме гласил:
`Предполагается, что это сильный человек. В действительности, он не
соответствуют своему окружению, так как он слишком резок и не обращает
внимания на форму. Но если у него прямой характер, он встретит ответное...`
Интуиция просто подсказывала, что мистер Бейнес совсем не тот, кем
кажется, что истинное целью его приезда в Сан-Франциско совсем не является
подписание контракта о сотрудничестве в сфере применения пластмасс.
Следовательно, мистер Бейнес по сути - шпион.
Но жизненный опыт мистера Тагоми пока что не мог подсказать ему,
какого рода шпионом он является, на кого он работает и ради чего.
В час сорок пополудни Роберт Чилдан со страшной неохотой запер двери
`Американских художественных промыслов`. Он подтащил к краю тротуара
тяжелые сумки, подозвал педикэб и велел китаезе- рикше отвезти его к
`Ниппон Таймз Билдинг`.
Китаеза с изможденным видом сгорбился над сумками и, пыхтя, стал
укладывать их за сидением пассажира.
Затем он помог самому мистеру Чилдану сесть на покрытое ковриком
сиденье, включил счетчик на собственном седле и завертел ногами, набирая
скорость, лавируя между автобусами и автомобилями.
Весь день ушел на то, чтобы найти подходящую вещь для мистера Тагоми.
Волнение и обида почти захлестнули его, когда он приближался к
представительству, но вот - ура!
Он наконец нашел нужную вещь, его мастерство не подвело и на этот раз.
Мистер Тагоми должен смягчиться, а его клиент, кем бы он ни был, будет ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 138780
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0
|
