В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ТИШИНА Назад
ТИШИНА

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Алексей Корепанов
Круги рая


    1.

    Я дошел до последних домов и остановился. Здесь улица обрывалась и
начиналась каменистая равнина с редкими островками жесткой желтой травы.
Там я уже был.
    Дома не особенно радовали глаз, потому что были самыми заурядными:
двухэтажными, одноликими, без каких-либо архитектурных украшений. Ни тебе
кариатид, ни пилястр или, на худой конец, дорических колонн. Дома сливались
в сплошную тускло-серую стену, и некоторое разнообразие в нее вносили
только небольшие квадратные окна.
    Улица была безлюдной и в окна никто не смотрел. Я немного полюбовался на
равнину -- пейзаж был самым унылым, серая поверхность растворялась вдали в
сером небе -- и направился обратно. Теперь я знал, как выглядит эта часть
Города. Она выглядела точно так же, как те улицы, по которым я уже успел
пройти.
    Стояла глубокая, даже давящая тишина, бесстрастно серело над крышами
небо, и я шагал да шагал по потрескавшемуся асфальту, разглядывая скучные
молчаливые дома.
    В бар на одном из перекрестков я зашел просто так. Сегодня я все, в
общем-то, делал просто так, не утруждая себя анализом. Точнее, собирал
предварительную информацию, выяснял, что к чему в этом Городе. Не хотелось
спешить с выводами, дабы не оказаться в положении тех слепцов из
буддийского предания, которым царь приказал зачем-то там потрогать слона.
Один слепец ощупал бивни, другой ногу, а третий -- хвост. Вот и получилось,
что слон показался одновременно подобным рукояти плуга, колонне и метле.
Именно из-за неполной информации. Не стоило уподобляться древним
слепцам.
    В баре было тихо и уютно. Дальняя его стена тонула в полумраке, играла
едва слышная музыка, небольшие столики и кресла стояли то редко, то густо.
Окон не было, мягкий свет излучали разноцветные шары, парящие на разной
высоте возле стен, исчерченных спиральными узорами. Спирали свивались в
круги, разбегались в стороны, превращались в какие-то фантастические цветы,
то и дело неуловимо меняющие форму и окраску. От их причудливых извивов
слегка кружилась голова. Внезапно мне показалось, что я попал в царство
теней и вот-вот появится Харон и пригласит проследов
ать на поля, поросшие асфоделями.
    Впрочем, подобное состояние продолжалось недолго, потому что меня
окликнули.
    -- Эй, закрой дверь.
    Я вгляделся в полумрак. За столиком у стены полулежала в кресле девушка.
Голова ее была опущена на плечо, в руке зажат высокий бокал на тонкой
ножке. Длинные черные волосы, черные брови, черное платье почти до пола, а
из-под платья чернеет носок узкой туфельки -- все эти подробности я успел
рассмотреть, пока подходил к ее столику. Девушка была симпатичной, но
что-то мне в ней не понравилось. Хотя после увиденного в Городе в эти
первые часы можно было ожидать все, что угодно. Любой абсурд.
    Я остановился у столика и положил руки на мягкую спинку кресла. Разговор
был бы очень кстати. Может быть, он хоть что-то прояснит.
    -- Садись.
    Девушка сделала глоток, посмотрела, как я усаживаюсь напротив, потерлась
щекой о плечо.
    Видно, с церемониями здесь было просто.
    -- Выпей, -- после недолгого молчания предложила она, рассеянно
посмотрела поверх моей головы и опустила черные ресницы.
    -- Но где? -- спросил я, еще раз осмотревшись.
    -- Приду-уриваешься? -- лениво протянула девушка. -- Ну-ну.
    Она постучала пальцем по центру столика, и из отверстия вынырнул высокий
бокал на тонкой ножке. Зеленоватая жидкость в бокале слегка подрагивала.
    После первых же глотков в голове поплыл легкий приятный туман. Девушка
отрешенно смотрела сквозь меня и я понял, ч т о мне в ней не понравилось.
    Глаза. Глаза у нее были совершенно равнодушными.
    Я тоже откинулся на спинку кресла и задумался, выбирая линию поведения.
Вопросов к Городу накопилось уже порядочно, и я решил не тратить время на
дипломатические тонкости.
    -- Первый день в Городе, -- сообщил я, наблюдая за реакцией девушки.
    -- Угу, -- девушка кивнула и опять отпила из бокала. -- Первый день.
    Реакция была совсем не той, на которую я рассчитывал. Что ж, попробуем
дальше.
    -- Вообще-то я с Земли, -- очень внятно сказал я. -- Вернее, не с Земли,
а с межзвездной космической базы. Прибыл на разведку. Собственно, нам эта
планета давно известна, но никто и не подозревал о вашем существовании.
    Да, никто ничего не подозревал. Поэтому ракетный удар на первом же витке
был для меня полнейшей неожиданностью. Катапультироваться я все-таки успел,
но капсула моя превратилась в груду обломков, посыпавшихся на равнину. А я,
спускаясь на парашюте, заметил на горизонте Город.
    Девушка поскучнела и явно потеряла ко мне интерес.
    -- Я сегодня прилетел сюда, к вам, -- повторил я, слабо надеясь, что она
меня просто не поняла. Хотя говорили мы на одном языке.
    Девушка закрыла глаза, вздохнула и лениво спросила:
    -- Ну и что?
    Звучала медленная музыка, змеились спирали по стенам, неторопливо гасли,
загорались, вновь гасли и вновь загорались разноцветные шары, и
черноволосой девушке в длинном черном платье было, судя по всему, абсолютно
все равно, откуда я здесь и зачем я здесь. У меня стало складываться
впечатление, что я попал в какое-то заколдованное царство. И заколдовал его
явно злой волшебник.
    Черт побери, для чего я столько отшагал по этим камням?!
    -- Вам что, не интересно?
    Девушка, не открывая глаз, медленно покачала головой. Я видел, что ей
действительно не интересно.
    -- Но почему?
    Я подался к ней, напряженно ожидая ответа.
    -- А вон те только о Земле и болтают. Надоели уже...
    Я резко повернулся, чуть не опрокинув свой бокал. В дальнем углу, в
полумраке, сидели трое, почти касаясь друг друга головами. Они, кажется,
разговаривали, потому что их губы шевелились, но тихая музыка заглушала
слова.
    Я встал, пробрался между столиками, остановился возле них и сказал,
памятуя о простоте церемоний:
    -- Здравствуйте. Можно к вам присесть?
    Нехорошее предчувствие появилось у меня еще на полпути к их столику, уж
больно странен был вид этой троицы. Предчувствие меня не обмануло -- с
таким же успехом я мог обратиться к креслу или стене. Бормотание
продолжалось в прежнем темпе.
    -- Они что, глухие? -- громко спросил я девушку, но та не открыла глаз и
ничем не показала, что услышала мой вопрос.
    Интересно, где то веретено, о которое она укололась? Я подавил
раздражение и еще раз внимательно рассмотрел троицу.
    Они были бородаты и длинноволосы, в темных бесформенных балахонах с
прорезями для рук и головы. Вглядевшись получше, я обнаружил, что бормочут
они с закрытыми глазами, причем каждый свое. Я попытался разобрать слова,
но не смог. Больше всего это походило на однообразный шум отдаленного
водопада. Тихий непрерывный шум.
    Я довольно долго смотрел на их костлявые лица, наводящие на мысли о
схимниках, пока не понял, что готов хотя бы и с применением силы прекратить
это бормотание. А поняв это, я поспешно засунул руки в карманы комбинезона
и вернулся к девушке, которую мысленно окрестил Равнодушной.
    Она на мгновение приоткрыла глаза, когда я снова сел напротив, и привычно
потянулась за бокалом.
    -- Послушайте, они нормальные?
    Равнодушная едва заметно пожала плечами и промолчала.
    Полумрак засасывал, музыка начинала действовать на нервы, троица с
раздражающей монотонностью молилась неведомому богу. Девушка терлась щекой
о плечо, иногда глядела сквозь меня, и с размеренностью автомата подносила
к губам бокал.
    Куда же дальше? Где искать ответы? Снова тащиться через Город в мэрию мне
не хотелось -- я не очень надеялся, что со времени моего визита там
произошли какие-либо изменения. Я сидел в удобном кресле, и никак не мог
встать, и вдруг почувствовал себя очень уставшим.
    -- Где здесь можно переночевать?
    Девушка несколько мгновений смотрела на меня полусонным непонимающим
взглядом.
    -- Все придуриваешься? -- наконец произнесла она одобрительно. -- Или
память отшибло? Толкни дверь да занимай любую пустую квартиру.
    Меня даже удивила такая длинная тирада. Что ж, на сегодня, пожалуй,
хватит. Выспаться, кое-что обдумать...
    Я встал.
    -- Пока, Спящая Красавица!
    Она опять посмотрела сквозь меня и ничего не ответила. Кажется, она уже
забыла о моем присутствии.
    На улице стемнело и вдоль тротуаров бежали светящиеся желтые полосы. В
небе не было видно ни одной звезды. Сплошная пелена облаков придавила к
земле серые дома. В домах кое-где светились безликие квадраты окон.
    На перекрестке стояли четверо парней в широких брюках и темных коротких
куртках-безрукавках. Поколебавшись, я направился по тротуару, удаляясь от
них, услышал, как они перебросились несколькими негромкими фразами, и
затылком почувствовал, что они смотрят мне вслед.
    Улица впереди была безлюдной. Я подумал, что, возможно, в такое время по
Городу небезопасно ходить в одиночку и чуть ускорил шаги. По звукам за
спиной я понял, что парни идут за мной. Вступать в конфликт с местным
населением я пока не собирался, хотя с четверкой можно было бы справиться
-- ведь не зря же учили, -- поэтому повернул за угол, прошел, держась в
тени дома, к подъезду и прислушался. Шаги приближались.
    Я быстро поднялся по узкой лестнице на второй этаж и постучал в одну из
дверей, выходящих на тускло освещенную площадку. За дверью было тихо. Я
постучал громче -- дверь открылась, и я чуть не попятился от неожиданности.
В прихожей, залитой зеленым светом, стояла высокая фигура, с ног до головы
закутанная в розовое одеяние. Лицо, кроме глаз, тоже было закрыто. Глаза
выжидающе смотрели на меня.
    К местным несколько экзотическим нарядам я уже почти привык эа этот день
и все же некоторое время собирался с мыслями, молча рассматривая розового
незнакомца. Одеяние зашевелилось и показалась волосатая рука, сделавшая
приглашающий жест. Розовый медленно повернулся и поплыл в глубь квартиры.
    Выбирать пока не приходилось и я шагнул следом.
    Обстановка комнаты, в которой я очутился, была не слишком богатой:
посредине стол, у стены широкий низкий диван с веселой желто-розовой
обивкой, большой видеоэкран на подоконнике и несколько газет на полу.
Закрытая дверь, вероятно, вела в другую комнату.
    -- Садись, незнакомец, -- пророкотал Розовый неожиданно густым басом. --
Садись и послушай о Розовой земле, куда скоро все мы попадем.
    Такое начало меня не очень обрадовало. Бред, кажется, грозил
продолжаться. Но выбора все-таки пока не было.
    Я еще раз оглядел комнату, надеясь обнаружить не замеченный раньше стул,
но не обнаружил. Тогда я присел прямо на край стола, а Розовый сбросил на
пол свое шутовское одеяние и повалился на диван, оставшись в похожих на
пижамные брюках и белой майке, с которой скалилась красноглазая
отвратительная рожа. Без розового облачения он оказался довольно пожилым
мужчиной с короткими курчавыми волосами, слегка тронутыми сединой, мясистым
носом и широким подбородком. Что-то в нем было от древних восточных владык.
Не хватало только ухоженной бороды. Глаза под густым
и бровями остановились на мне, потом Розовый перевел взгляд на потолок и
закинул руки за голову.
    -- Поклоняешься ли ты тому, чье имя нам неизвестно и скрыто под символом
Агадон? -- вопросил он и насторожился.
    Вопрос был задан прямо и требовал ответа.
    -- Нет, -- честно признался я, на всякий случай приготовившись быстро
подняться. Кто знает, может быть, Розовый не приемлет иноверцев? -- Не
слышал об Агадоне.
    -- Так я и предполагал, -- с грустью сказал Розовый. -- Не знают, не
знают ничего, заблудшие, погрязшие в грехе, и знать не хотят, и не
готовятся к переселению в Розовую землю. Что ж, слушай.
    Я устроился поудобнее, насколько это было возможно в моих условиях и
напомнил себе, что пока должен принимать любую информацию. Никаких
просветов не брезжило, но нужно было всегда надеяться на лучшее, памятуя об
оптимистических словах Вольтера. Любой бред должен опираться на
определенные закономерности и иметь какую-то причину. Эту причину или
причины мне еще предстояло отыскать.
    -- В далеких пространствах есть прекрасная Розовая земля, созданная тем,
чье имя неведомо никому и скрыто под символом Агадон, -- воздев руки к
потолку, торжественно загудел Розовый и я поверил, что от звука труб
действительно могли рухнуть стены иерихонские. -- Она далеко, но не в том
смысле, как ты думаешь. До нее не добраться, пока жив и здоров, и тратишь
дни свои на праздные занятия, на тщетную суету и нелепые дела. Зато души
умерших могут мгновенно перенестись туда, опуститься на розовые луга, где
не смолкает музыка.
    Ага, сказочка знакомая... Рассказчик из Розового, в общем-то, был
неважный, потому что говорил он с излишней аффектацией, не говорил, а
вещал, словно действительно изображал восточного владыку в провинциальном
театре. Да еще и подвывал в конце фраз.
    -- Души умерших водят там хороводы, прославляя всемогущего, чье имя
скрывается под символом Агадон, давшего им по милости своей вечное
блаженство.
    Розовый помолчал, переводя дух. Я с тоской подумал о том, что
давным-давно ничего не ел.
    -- Благодетель наш милостив -и дает приют любому, пусть при жизни он
доброго слова не стоил. Все, все попадем в Розовую землю, и всем наконец-то
будет хорошо и спокойно. И счастлив я, что появились уже слуги Агадона, что
здесь они, среди нас... -- Розовый понизил голос и оглянулся на окно. -- Но
я знаю больше. Намного больше любого. Настанет день, когда Розовая земля
превратится в бездонную яму, и души наши провалятся туда. А что будет
дальше -- я пока не ведаю, но каждый час жду прозрения, жду, когда придет
дальнейшее понимание, и увижу я внутренним взором всю нашу суд
ьбу.
    Представление, кажется, окончилось. Мои барабанные перепонки отдыхали, а
перед глазами стоял хорошо прожаренный бифштекс.
    Все эти словоизлияния показались мне не очень интересными, куда им до
Софонии или Иоанна, хотя кое-какие любопытные моменты в них все-таки были.
Ну, скажем, слова о слугах Агадона. На всякий случай я их запомнил.
    -- Я знаю больше всех, -- с грустью повторил Розовый, -- потому что верю
в того, чье имя скрыто под символом Агадон, и хочу, чтобы другие тоже
поверили. -- Он вздохнул и с надеждой посмотрел на меня. -- Уверовал ли ты,
незнакомец?
    Я уклончиво пожал плечами и произнес в пространство:
    -- Интересно, а дают там поесть этим душам, в Розовой земле?
    Зтот Валтасар печально посмотрел на меня, с кряхтеньем сел и понуро
уставился на грязный коврик у дивана.
    -- Разве души нуждаются в еде?
    Ох, как укоризненно это прозвучало!
    Розовый грузно поднялся с дивана и скрылся за дверью.
    Я подошел к окну и посмотрел на улицу. Вдоль тротуаров все так же бежали
светящиеся полосы, кто-то, покачиваясь, вышел из-за поворота и скрылся в
темном подъезде напротив. Горело с десяток окон, и черное безглазое небо
обессиленно висело на крышах домов.
    За спиной скрипнула дверь.
    -- Ешь, незнакомец. -- Розовый протянул мне тарелку. -- Ублажи тело,
порадуй душу, недолго уже осталось.
    -- Что -- недолго? -- спросил я, принимая тарелку.
    -- А! -- Розовый махнул рукой и опустился на диван. -- Будто не знаешь.
Уверуй в покровителя нашего и ни о чем не думай.
    С содержимым тарелки я справился очень быстро и меня сразу потянуло ко
сну.
    -- Спасибо, -- с чувством сказал я.
    -- Чего там! -- Розовый опять махнул рукой. -- Ступай своей дорогой и
помни о Розовой земле. Готовься.
    -- К чему?
    Розовый поскреб ухмыляющуюся рожу, украшавшую его майку, и ничего не
ответил.
    Ладно. Пора отдохнуть от этого царства абсурда. Может быть,
действительно, утро окажется мудренее вечера и что-то прояснит?
    -- Где-нибудь поблизости можно переночевать?
    -- А чего ж, -- охотно отозвался Розовый. -- Жил тут рядом один, да
испугался, подался куда-то. Заходи и ночуй, там не заперто.
    Без своих театральных ужимок Розовый производил впечатление вполне
нормального человека. Я хотел спросить, чего же испугался сосед, но
передумал. Кажется, некоторых вопросов тут не любили.
    -- Еще раз спасибо, -- сказал я и направился к двери. -- До свидания.
    -- Ага, -- ответил Розовый. -- Подумай об Агадоне.
    Я вышел на лестничную площадку. Мне показалось, что ниже, там, гле
лестница делала поворот на первый этаж, шевельнулась какая-то тень. Я, не
раздумывая, толкнул соседнюю дверь -- за ней сразу вспыхнул свет, -- быстро
защелкнул замок и прислушался. Все было тихо.
    Квартиру я обследовал довольно подробно, потому что, возможно, ей
предстояло на некоторое время стать моим жильем. Если, конечно, не вернется
испугавшийся чего-то хозяин.
    Жилище состояло из двух захламленных комнат и маленькой кухни с овальной
дверцей продуктопровода и рядами кнопок на белой стене. В ванной почему-то
прямо на полу стоял оранжевый телефон без диска, а раковину загромождали
пустые бутылки. В одной из комнат располагались сразу два дивана; в углу
из-под груды тряпок виднелся экран видео; в другом углу покоилась горка
грязных тарелок и лежал обрывок газеты со скрюченными окурками. В соседней
комнате у окна стоял стол, заставленный бутылками с уже знакомыми по ванной
этикетками, два или три стула и еще один ди
ван. Настенная полка была беспорядочно забита нераскрытыми пачками
сигарет. Еще в квартире было очень много разного тряпья, разбросанных по
полу легких смятых стаканчиков, каких-то разноцветных оберток и прочего
хлама. В воздухе застоялся тяжелый давний запах табачного дыма. Нельзя
сказать, что квартира мне очень понравилась, но идти куда-то в поисках
другой не было ни желания, ни сил. Слишком много впечатлений принес этот
день.
    Я распахнул окна, неожиданно обнаружил в стенном шкафу чистое постельное
белье, разделся, выключил свет и с наслаждением растянулся на диване.
    За окном было очень тихо. Я лежал на спине, подложив руки под голову, и
перед глазами кружили образы прошедшего дня.
    ...Путь по равнине был очень долгим. Я шел под низким серым небом,
спотыкаясь на камнях, и вглядывался в горизонт, надеясь увидеть Город.
    И наконец добрался до него. И уже на первом перекрестке Город преподнес
свой первый жутковатый сюрприз. Эти двое сидели прямо на тротуаре, парень и
девушка, оба длинноволосые, босоногие, в одинаковых синих брюках и
рубашках-безрукавках. Вначале мне показалось, что парень целует девушке
руку, но, подойдя ближе, я понял, что ошибаюсь. Глаза их были абсолютно
бессмысленными, и рядом с ними, на тротуаре, лежал короткий окровавленный
нож.
    Я стоял, не веря своим глазам. Парень повернулся ко мне, проворчал что-то
нечленораздельное, не отрывая рта от бледной руки своей партнерши, и кровь
пузырилась на его губах и стекала по подбородку. На руке его маленькой
дугой краснел след чужих зубов. Прямо на тротуаре, в окружении безмолвных
серых домов, сидели вампиры, и лица их были отрешенны и страшны.
    Я шел, не решаясь оглянуться, потому что боялся не сдержать эмоций.
Тянулись одинаковые серые кварталы, уходили назад одинаковые безлюдные
перекрестки, и менялись лишь большие черные надписи на стенах домов, строго
через каждые три квартала: `сектор 7`, `сектор 8`, `сектор 9`...
    И нигде никакого подобия травы, деревьев, цветов. Только серый асфальт и
серые стены домов.
    Я забирался все дальше в глубь Города, и навстречу начали попадаться
люди. Прошел, пошатываясь и держась за стену, бородатый парень, вышла из-за
угла женщина с усталым лицом. Я спросил ее, как добраться до мэрии
(кажется, так это должно было называться), но она посмотрела сквозь меня и
неторопливо пошла дальше, и глаза ее были такими же бессмысленными, как у
двух вампиров, оставшихся позади. Еще один лежал навзничь прямо посреди
дороги и спал, улыбаясь серому небу. У подъездов возились с игрушками дети.
    Четырнадцатый сектор подарил мне очередное звено в цепи абсурда. Прямо
под окном второго этажа, привязанный веревкой за поднятые руки и опираясь
ногами на еле заметный выступ в стене, полувисел старик с красным
сморщенным лицом. Когда я поравнялся с ним, старик неожиданно подмигнул,
сплюнул и загадочно сообщил:
    -- Вчера было пять, а сегодня четыре. Уходят! А как ни одного не
останется -- ух и трахнем! Меньше -- лучше... -- И опять ловко сплюнул мне
под ноги.
    Цепь продолжала расти. Спустя некоторое время мне было преподнесено новое
звено. Из подъезда быстро вышла девушка -- и я невольно остановился. Она
шла прямо на меня, то и дело откидывая назад длинные золотистые волосы,
пышным ореолом взлетавшие над плечами, совершенно нагая, если не считать
одеждой белые туфли на высоких каблуках.
    -- Привет! -- Она подняла руку и очень мило улыбнулась. -- Нам не по
дороге?
    Впервые за все время моего долгого пути спрашивал не я, а меня. Это
давало некоторую надежду. Я решил не смущаться необычностью ситуации и
спросил, как пройти к мэрии. И к моему удивлению, сия новоявленная леди
Годива охотно мне все объяснила, махнула рукой на прощание, как старому
хорошему знакомому, и пошла дальше плавной походкой, слегка покачивая
великолепными бедрами, откидывая назад золотистые волосы и, вероятно,
совершенно уверенная в том, что именно в таком виде и надо ходить по улицам
Города.
    Мэрия оказалась абсолютно таким же безликим зданием, как и стоящие рядом.
Обыкновенный подъезд без какой-либо вывески, обыкновенная дверь на первом
этаже. За дверью простирался большой пустынный зал с рядами кресел. Пол был
захламлен обрывками газет, кое-где под креслами и на креслах валялись
пакеты с растрепанными бумагами. Складывалось впечатление, что этими
коричневыми пакетами швыряли друг в друга люди, когда-то (вчера или сотню
лет назад?) заседавшие в этом зале. В одной из стен находились десять или
одиннадцать одинаковых, с завитушками, массивных
высоких дверей. Я добросовестно по очереди открыл каждую из них и убедился,
что проделал длинный путь напрасно. В просторных кабинетах имелись широкие
полированные столы и стулья, длинные стеллажи вдоль стен, заваленные
бумагами, черные, белые и оранжевые телефоны, аккуратные письменные
приборы, объемные фотографии явно земных пейзажей и городов, элегантные
белые сейфы, безупречно чистые корзины для мусора и толстые ковры.
    Одного не было в этих имевших очень деловой вид кабинетах. Не было людей,
и толстый слой пыли на столах и разноцветных папках говорил о том, что ушли
они отсюда не вчера и даже не неделю назад.
    Впрочем, один из внушительных кабинетов вселял некоторую надежду. Ковер,
покрывавший пол, был обильно усеян сигаретным пеплом и окурками, и самое
главное -- в кабинете еще витала сизая пелена табачного дыма.
    Я просидел в пустынном зале больше часа, перебирая бумаги из пакетов --
это были многочисленные документы управленческого и хозяйственного
характера, -- но тщетно. Тихо и безлюдно было в мэрии, и никто не спешил в
кабинет с необъятным полированным столом и бесчисленными окурками.
    А потом продолжался путь по Городу, и цепь росла и росла. Я пересек
Город, вновь вышел к равнине, и был странный бар, равнодушная девушка,
невменяемая троица, парни на перекрестке и розовый поклонник покровителя
нашего, чье имя неизвестно никому и скрыто под символом Агадон...
    И была еще одна интересная надпись большими буквами прямо на асфальте, от
тротуара до тротуара. Надпись была лаконичной и выражала позицию ее автора
очень прямо и недвусмысленно. `Пропади все пропадом!` -- гласила надпись.
    Я лежал в темноте, вслушиваясь в тишину за окном, еще и еще раз перебирая
увиденное и услышанное, и думал, думал... Торопливо падали капли в ванной
за стеной, и в такт им стучало мое сердце.
    `Ладно, пора спать. Завтра продолжим разбираться`, -- сказал я себе и
закрыл глаза.
    Но сразу заснуть не смог. Лежал, слушал шепот капель и чувствовал, как
тяжело давит на крыши домов серое небо.

    2.

    Тяжелая дверь с завитушками неохотно поддалась и я остановился на пороге.
За светлым безбрежным столом сидел человек, окутанный дымом. Человек читал
газету. Лацканы его коричневого пиджака и широкий коричневый галстук были
покрыты пеплом. Я подождал немного, но человек, кажется, не собирался
обращать на меня внимания. Тогда я беззвучно прошел по толстому пружинящему
ковру и остановился у стола.
    -- Вы мэр Города?
    Человек несколько изумленно посмотрел на меня, словно усомнившись в
чем-то, потом отложил газету и потушил сигарету прямо о подлокотник кресла.
Видимо, эту операцию он проделывал уже не раз, потому что полированные
подлокотники были усеяны черными пятнами.
    Он выглядел так же внушительно, как и его кабинет: крупная фигура,
широкие плечи, большое, болезненно желтое лицо, коротко стриженные жесткие
волосы, крепкая борцовская шея. И мешки под глазами.
    -- Садись, приятель, -- сказал он с хрипотцой, откинувшись в кресле и
сцепив руки на животе. -- Ты угадал, я действительно мэр.
    Последнюю фразу он произнес с едва уловимой усмешкой.
    Я сел на стул возле стеллажей. Мэр покопался в кармане, достал очередную
сигарету, прикурил и, не глядя, бросил зажигалку. Она со стуком покатилась
по столу и ударилась об оранжевый телефон без диска.
    -- А ты, надо полагать, на прием пришел, приятель?
    -- Надо полагать, -- ответил я. -- Я разведчик с космической базы. Вчера
ваша система ПВО без предупреждения разнесла мою капсулу вдребезги. Вот и
пришлось добираться пешком. Заходил сюда, но тут никого не было.
    Мэр молча выслушал мое сообщение и взглянул на меня без особого интереса.
Как Равнодушная.
    -- С базы... -- задумчиво повторил он. -- А с чьей базы, если не секрет?
    -- Это одна из баз планеты Земля. Надеюсь, слышали о такой планете?
    -- Слышал, слышал, -- покивал мэр и вежливо спросил: -- И как там Земля?
    -- Земля в порядке, -- столь же вежливо ответил я. Не нравилось мне его
безразличие. -- А что вот у вас здесь происходит? Мы же о вас ничего не
знаем. Кто вы, что вы?
    Мэр, казалось, думал о чем-то своем. Внезапно он посмотрел на меня с
интересом.
    -- Так ты разведчик, говоришь? И связь у тебя с этой вашей базой есть?
    -- Нет, -- честно признался я. -- Связь была в капсуле. Но искать меня,
конечно, будут.
    -- Когда?
    Я пожал плечами.
    -- Ну уж не завтра, и даже не послезавтра. Но будут.
    Взгляд мэра вновь потух. Он молча сидел и курил и, казалось, забыл обо
мне.
    -- Может быть, вы все-таки хоть что-нибудь расскажете о себе? --
сдержанно спросил я.
    Мэр потушил сигарету о каблук и бросил окурок на ковер.
    -- Ты думаешь, кому-то это нужно? Ошибаешься, приятель. Не все ли равно?
    Кажется, опять начинались загадки и равнодушие. Но я уже знал, что не все
в Городе были равнодушными. Были и любознательные. Я прикоснулся к
нагрудному карману куртки и там зашуршала записка.
    -- Я бы все-таки, с вашего позволения, хотел узнать хоть немного о
Городе. -- Я решил пронять его веживостью. -- Хотя бы в самых общих чертах.
    -- В общих чертах... -- безразлично повторил мэр. -- Просто живем мы
здесь, приятель. Давно уже живем. Существуем. А что Город? Город как город.
Все автоматизировано, все идет по замкнутому циклу. Никаких забот. Только
кнопки нажимай. -- С каждым словом мэр почему-то все больше мрачнел. -- Ни
в чем отказа нет, приятель. Заводы-автоматы на окраине, под землей, туда не
пройти и не проехать, потому как наше вмешательство машинам вовсе ни к
чему. Они и так все делают, как надо. Могу тебе и схему показать, -- мэр
кивнул на стеллажи, -- где-то есть она, только искать надо. Да и заче
м тебе схема, приятель? Ясно ведь и без схемы.
    -- А откуда вы здесь? И почему?
    Мэр пожал плечами.
    -- С 3емли, откуда же еще. А почему?.. Видно, кому-то надо было это, я
так думаю. Не я же решал. Я что -- я сижу вот, газеты читаю. -- Он бросил
взгляд на небрежно отброшенную газету и стряхнул пепел на пол. --
Развлечение. А мэр я по наследству, приятель.
    Он замолчал, забарабанил пальцами по столу, а потом тщательно потушил
очередной окурок о телефон. Я проследил за тем, как он старательно стирает
с телефона черное пятно и машинально спросил, размышляя над его словами:
    -- А почему без диска?
    Мэр удивленно посмотрел на меня.
    -- У вас там, на Земле, что -- телефонов нет?
    -- У нас окты.
    -- А у нас телефоны, -- равнодушно сказал мэр и опять закурил.
    Это был не человек, а какая-то курительная машина. Я уже задыхался от
дыма. Пепел летел на стол, на аккуратный костюм мэра, но он, казалось,
этого не замечал. Сидел, развалившись в кресле, сощурившись, смотрел на
дверь, и курил, курил, курил.
    -- И газеты еще есть, -- сказал он с неожиданной злостью. -- Проще
простого. Поднял трубку и говори о чем угодно -- хоть стихи собственные
читай, хоть рассказывай, что и где интересного увидел, кто когда напился,
да что делал, да кто с кем переспал -- все напечатают, а утром получишь на
стол вместе с завтраком. Очень удобная штука. Типография, кстати, прямо под
нами. Там тоже одни машины.
    Судя по всему, газеты ему чем-то здорово насолило. Может быть, кто-то
выставил его в неприглядном виде? А он все-таки власть...
    Мэр прикрыл глаза, потер ладонью висок.
    -- Ладно, иди, приятель. Знакомься, развлекайся. Время еще есть.
    Его похоронный тон очень напоминал излияния розового поклонника Агадона и
вынудил меня задать еще один вопрос:
    -- Время -- до чего?
    -- Иди, иди, приятель. Прием окончен.
    Общаться со мной он явно больше не собирался, и я не был уверен, что
смогу убедить его продолжить разговор.
    Я встал и еще раз прикоснулся к нагрудному карману, в котором лежал
сложенный вчетверо листок бумаги.
    -- А где у вас Сад Трех Покойников?
    -- Вот это правильно, -- одобрительно сказал мэр. -- Гулять так гулять. В
двадцать первом секторе, приятель.
    В безлюдном зале я еще раз перечитал записку, которую подсунули под дверь
моего временного жилья. Я обнаружил ее утром, собираясь в мэрию, и сразу
вспомнил четверку парней на перекрестке и неясную тень на лестнице.
    `Зачем здесь шляешься? Ждем вечером в Саду Трех Покойников. Не придешь --
пожалеешь`. Подпись отсутствовала.
    Это было немного смешно и интересно, и я тогда же, стоя у двери, решил
обязательно придти вечером в сад с таким малопривлекательным названием.
    Я медленно порвал записку, бросил обрывки под кресло и вышел на улицу.
    Итак, давняя неизвестная колония землян. Исход с Земли, скорее всего,
тайный, не подлежащий разглашению. Впрочем, надо будет сделать запрос в
информаторий -- вдруг сохранились хоть какие-то сведения? Причина исхода?
Кто-то поставил эксперимент на выживание? Практическое воплощение идей
космической колонизации? Побег? Многолюдная, технически оснащенная колония,
этакий рай, где блага сами падают в руки с нажатием кнопки. Так почему же
они не поют, не танцуют, не наслаждаются беззаботной жизнью? Какая заноза
сидит в теле Города?..
    Я бродил, бродил по безликим кварталам и никак не мог сообразить, что же
делать дальше. Где искать занозу?
    Те же мысли занимали меня и в моем временном пристанище. Я вышагивал по
комнате от стола к дивану и обратно, и легкие стаканчики хрустели под моими
подошвами. За окном кто-то бледный и волосатый сидел посреди улицы,
обхватив руками острые колени, и уныло свистел, раскачиваясь в такт свисту.
Небожитель...
    Устав от вышагивания по комнате, я прилег на диван и, вероятно, задремал
под монотонный свист, потому что мне привиделась вдруг безобразная
бородатая рожа, подмигивающая красным глазом. Рожа соскочила с майки
розового поклонника Агадона, нависла надо мной и раскрыла клыкастую пасть.
Черные космы упали мне на лицо, я, задыхаясь, рванулся в сторону -- и
проснулся.
Кровь била в виски, спина взмокла от пота. Убрав из раковины пустые
бутылки, я подставил голову под кран. Оцепенение проходило, на смену
ему шли бодрость и уверенность в успехе. Ощутив подъем жизненных сил,
я решил использовать его для благоустройства быта и, разыскав тряпку,
принялся наводить порядок в квартире.

Сил я не жалел, но все-таки повозиться пришлось порядочно - грязи
хватало. Небо уже потемнело, когда я управился с уборкой, принял душ
и с удовольствием отведал яства, преподнесенные продуктопроводом.
Райские жители питались совсем неплохо, во всяком случае, не хуже,
чем мы на нашей современной великолепной базе. Как там моя база?
Что-то там Зоечка поделывает, грустит ли? Снаряжает ли помощь Дитрих?
Пора бы им уже и сообразить, что со мной не все в порядке. Впрочем,
пока соберутся да пока доберутся...

Вернувшись в комнату, я услышал за распахнутым окном негромкий скрип.
Выглянул на улицу и увидел странную процессию. Во всю ширину дороги в
четыре ряда шли женщины в белых перчатках, одетые в красные плащи с
откинутыми капюшонами. Они шли медленно, глядя прямо перед собой,
молодые, пожилые и совсем дряхлые; каждая держала синюю ленту, и
ленты эти, переплетаясь, превращались в канаты, привязанные к черной
повозке, которая со скрипом двигалась вслед за ними. Повозка проехала
под моим окном и я хорошо разглядел, что лежало там, на небольшой
красной подушке.

Там лежали две руки. Две отрезанные по локоть человеческие руки.

Они лежали ладонями вверх, и желтые пальцы были немного скрючены.

Я вышел на улицу, спокойный, как сжатая пружина. Огляделся по
сторонам и направился искать двадцать первый сектор.

Через несколько кварталов улицы стали оживать. Люди выходили из
подъездов, из-за серых домов. Хлопали двери, шаркали по асфальту
подошвы. Люди шли в одном направвлении, в глубь серой пустыни Города,
туда же, куда шел и я.

Я догнал двух совсем молодых девчонок в причудливых нарядах с
множеством разноцветных лент. Девчонки что-то со смехом говорили друг
другу, и ленты весело развевались над серым асфальтом.

- Послушайте, где тут Сад Трех Покойников?

- Он не знает, где Сад Трех Покойников! - девчонка засмеялась. Хорошо
она смеялась. Беззаботно. Нормальным человеческим смехом.

- Он не знает, где Сад Трех Покойников! - подхватила другая. - Все
идут в Сад Трех Покойников.

- Сегодня в Саду погреются ручки!

- И попрыгают ножки!

Девчонки взялись за руки и стремительно полетели по тротуару, и яркие
ленты понеслись за ними вслед.

Быстро темнело, вдоль тротуаров вспыхнули знакомые желтые полосы, а
впереди, за крышами, забрезжило какое-то радужное сияние. Улица
внезапно сузилась, превратившись в щель между домами, меня стиснули и
вынесли на широкую полукруглую площадь. Над площадью, над длинной
решетчатой оградой, вращались два огромных разноцветных сияющих шара,
а за оградой виднелись деревья - деревья! - и люди входили в высокие
черные ворота, гостеприимно распахнутые под сиянием огромных шаров.

Сразу за оградой зелень кустов и деревьев прорезали светлые неширокие
дорожки. Дорожки разбегались от входа, ныряли в кусты, за которыми
плескалось веселое сияние, предвещая чудесные развлечения. Я шел в
людском потоке, радуясь и удивляясь этому неожиданному зеленому
озеру, возникшему в каменной толще серых стен, и ловил обрывки
разговоров.

- Танцевать! Танцевать!.. Хочу танцевать! - задыхаясь, шептали сзади.
- Ох, танцевать!

- Всю ночь выла под окном. А утром и нет никого, только следы, -
говорил кто-то негромким хрипловатым голосом.

- Залез на стол и запел пятую песнь отчаяния. А они его стащили за
ноги и бутылками по голове, представляешь?

- В двадцать шестом. Там, где двое унылых. Помнишь, прямо на
подоконнике...

- Ничего... Ничего не сделают... Не бойся...

Я обернулся - и не обнаружил людей. Прямо на меня сплошным потоком
шли маски - черные и голубые, белые и зеленые, желтые и розовые, с
прорезями для глаз и рта, - и собственное лицо показалось мне
настолько незащищенным, что я невольно поднял руку, словно собираясь
его прикрыть.

- Вперед, чего остановился? - недовольно пробурчала, обходя меня,
высокая маска, и я вновь двинулся в глубь Сада Трех Покойников.

Шествие масок влекло меня все дальше от входа, возбужденные голоса
говорили каждый о своем, над головой празднично разгоралось веселое
сияние.

Но чем-то вдруг сад показался мне странным. Слишком неожиданным он
был в этом Городе. Я присмотрелся к тускло блестящей стекловидной
массе, покрывавшей пространство между деревьями, внимательно изучил
очень уж яркую в свете фонарей зелень деревьев, попытался сломать
ветку одного из кустов у дорожки и убедился в справедливости своей
внезапной догадки.

Сад Трех Покойников был бутафорским. Зеленое озеро в толще серых стен
не имело никакого отношения к природе. Видимо, не прижились здесь
земные деревья.

Маски окружали меня, теснили, подталкивали в спину. Я споткнулся о
ступени, поднялся куда-то наверх, повернул вместе со всеми налево,
прошел еще немного по узкой дорожке, стиснутый со всех сторон, - и
неожиданно остановился, наткнувшись на спины идущих впереди. Люди
стояли, вытянув шеи, пытаясь разглядеть что-то, чего не видел я. Я
решительно протолкнулся вперед, невзирая на недовольные возгласы, и
оказался в первых рядах. Сзади навалились, задышали в затылок
перегаром.

Люди широким квадратом обступили просторную площадку. Посредине
площадки полыхал костер и возвышалась знакомая черная повозка,
окруженная женцинами в красных плащах. Женщины стояли спиной к
повозке, взявшись за руки, и печально глядели на нас.

Сзади тяжело вздохнули, и меня вновь обдало перегаром. Толпа
неожиданно, как по сигналу, затихла, смолкли разговоры, и в этой
тишине под темным безглазым небом слышался только шорох бумаги,
горящей на стекловидной поверхности площадки.

`Сегодня погреются ручки`, - вспомнил я слова веселой девчонки и с
трудом подавил в себе желание уйти.

Внезапно в тишине, за спинами женщин, возник тонкий болезненный то ли
вопль, то ли стон, и женщины одинаковыми движениями заученно и четко
надвинули на головы капюшоны, повернулись к черной повозке и подняли
руки в белых перчатках.

Вопль нарастал, звенел, множился - казалось, кричит само небо - и
вдруг оборвался. И в тишине прозвучал рыдающий голос:

- Да спасут нас руки твои!

- Да спасут нас руки твои! - хором подхватили женщины в красных
плащах и медленно шагнули к повозке.

- Да спасут нас руки твои! - торжественно и нестройно выдохнула
толпа.

Меня похлопали по плечу. Я обернулся и встретился с туманным взглядом
в прорезях черной маски.

- Идем, - сказала маска, вновь знакомо дохнув перегаром. - Мы тебя
уже заждались.

Мы начали продираться сквозь толпу, а сзади опять раздался вопль: `Да
спасут нас руки твои!` - и толпа взволнованно задышала, колыхнулась,
подалась вперед в предвкушении зрелища.

Мы пробрались сквозь кусты, спустились по ступеням и оказались на
пятачке, окруженном деревьями. Здесь поджидали еще двое. Я не
сомневался, что имею дело со вчерашними парнями с перекрестка, хотя
четвертого они где-то потеряли и изменили наряды; теперь они были в
масках и каких-то черных трико.

Я остановился, обвел их взглядом и спросил:

- Ну, что дальше?

- Идем, - угрюмо повторила Первая маска и пошатнулась.

Я пожал плечами и направился вперед, в гущу бутафорской зелени. Все
это меня смешило и немного злило.

За спиной вновь возник однообразный вопль, оборвался на мгновение и
повторился, усиленный десятками голосов. Теперь вопила вся толпа,
окружавшая Голгофу с черной повозкой, вопила самозабвенно, вопила
непрерывно и исступленно, с визгом и завываниями, и я предположил,
что отрезанные руки сейчас будут возложены на костер.

Я шел, не оборачиваясь, и только выбрав дерево с толстым стволом,
остановился и повернулся к моим маскам. Теперь нападение сзади
исключалось, а лицом к лицу с троими я мог справиться. Тем более, что
под трико не скрывалось ничего похожего на оружие.

- Слушаю, - сказал я и опустил ладони в карманы комбинезона. - Что же
вам угодно?

Маски остановились напротив. Были они примерно одного роста,
сухощавые и немножко смешные в своих черных трико. Арлекины.

- Ты полегче! - вызывающе сказала Вторая маска. - А то пожалеешь.

Молодые совсем они были ребята. И задирались по-мальчишески.

- Зачем в `Приют` ходишь? - угрюмо процедила Первая маска. - Откуда
там взялся?

- В какой приют? - искренне удивился я.

- Бар так называется, - хмуро пояснил третий арлекин. - А то не
знаешь!

`Обидно, - подумал я. - Очень обидно`.

Судя по всему, ребята приставали просто так. Убивали время. И записку
от безделья написали. Почему бы не попугать незнакомца?

Я вынул руки из карманов, сел под деревом и приглашающе похлопал
ладонью по бутафорской земле.

- Садитесь, ребята. Устанете стоять.

- Ладно, больно умный! - с вызовом сказала Вторая маска. - Знаем
таких умных. Только потом весь ум вылетает. Попробовать?

- Хватит! - резко оборвал я арлекина. - Как бы я не попробовал. Лучше
меня не зли, мальчик. Что там у вас еще? Только побыстрее.

Это подействовало. Арлекины сникли. Забава у них явно не получилась.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ




Россия

Док. 136919
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``