ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Урсула Ле Гуин.
Резец небесный

-----------------------------------------------------------------------
Ursulа Lе Guin. Тhе Lаthе оf Неаvеn (1971). Пер. - В.Старожилец.
`Миры Урсулы Ле Гуин`. `Полярис`, 1997.
ОСR & sреllсhесk by НаrryFаn, 30 Маrсh 2001
-----------------------------------------------------------------------

1

Конфуций и ты - вы оба с ним сновидение, да и я,
утверждающий это сейчас, сам себе снюсь. В том-то и
заключается весь парадокс. Завтра, может статься, появится
величайший из мудрецов, способный его объяснить; но, быть
может, до наступления этого самого завтра успеют смениться
тысячи и тысячи поколений.
`Чжуан-цзы`, II

Влекомая подводными токами, в беспокойной пучине колыхалась изрядно
потрепанная штормами гигантская медуза, брошенная судьбой на милость
всемогущей стихии. Ее то пронизывали бледные лучи света, то поглощала
непроглядная тьма. В извечном своем стремлении из никуда в никуда зыбкий
живой купол дрейфовал без руля и ветрил, вяло помавая радужными полами
призрачного пеньюара; жизнь едва теплилась в хрупкой обитательнице глубин
- как бы бессильным откликом на еженощные гравитационные призывы далекой
Луны к отзывчивой акватории. Этот эфемерный сгусток почти иллюзорного
бытия, беспредельно уязвимый, насмерть стоял в поединке с безбрежным и
беспощадным океаном, коему так бездумно вверил изменчивую свою судьбу и
незавидную будущность.
Но вот проступили очертания земной тверди, взметнулись к небу голые
закопченные скалы, исхлестанные и морскими волнами, и атомными ударами, -
ужасающее зрелище предательски радиоактивной суши, отторгающей отныне все
живое. И сразу же течение, упрямо подталкивая к берегу, перестало быть
верным союзником; предательски разомкнув свои уютные объятия, волны
выдавливали, гнали медузу вместе с пеной на гулкий прибой, где сами же и
разбивались вдребезги...
Как уцелеть на раскаленном радиоактивном песке существу, сотканному из
одних лишь морских флюидов, как спастись ему под палящими лучами
неумолимого солнца? А как сможет сохраниться сознание, стряхнувшее поутру
после столь вожделенного и вместе с тем внезапного пробуждения липкую
паутину дремоты?

Наполовину обгоревшие веки не в силах были защитить глаза от
беспощадного света, опалявшего, казалось, самый мозг. Повернуть голову
удалось тоже далеко не сразу - ее сдавило, точно в тисках, бетонное
крошево с торчащими из него арматурными стержнями. Лишь расшатав их
помаленьку, сумел он высвободиться и перевести дух. Оказалось, что сидит
он на единственном незаваленном клочке пыльной бетонной ступеньки; под
рукой порскнул крохотными парашютиками одуванчик, пробившийся сквозь
трещину в марше и невесть как уцелевший. Отдышавшись, он неловко поднялся
и тут же ощутил, что ноги стали ужасающе ватными - лучевая болезнь
неумолимо начинала брать свое. Но до двери рукой подать, а там рядом - к
счастью, это его этаж - родная комнатушка, добрая половина которой занята
пневмокроватью. Он смог сделать эти два столь необходимых теперь шага и, с
великим трудом приоткрыв дверь, едва перебрался через внезапно как бы
возросший порог. Дальше тянулся бесконечный линолеум коридора, в самом
конце которого - в глазах снова все плыло - терялась мужская уборная.
Пытаясь держаться стены, цепляясь за нее неверными пальцами, он двинулся в
путь, но далеко пройти не успел - поднявшись внезапно на дыбы, пол жестоко
хлобыстнул по лицу...
- Полегче-полегче! Теперь заноси...
Перед глазами бумажным фонариком маячило знакомое бледное лицо,
окаймленное жидкой седой бахромой, - над ним низко склонялся лифтер.
- Это радиация, - прохрипел лежащий, но Мэнни, судя по ответу:
`Тихо-тихо, паря, теперь все будет в ажуре!` - ни черта не разобрал.
Под лопатками оказались родные вмятины пневмоматраца, перед глазами
были знакомые трещины в потолке. Плюс как будто несколько новых.
- Ты что, набрался в стельку?
- Не-а...
- Намарафетился?
- Больно мне...
- Видать, успел все же что-то принять?
- Не сумел подобрать... - выдавил он, имея в виду скорее ключ от той
двери, через которую врывались ночные видения и которую он уже давно и
тщетно пытался запереть.
- Сейчас подгребет лекаришка с пятнадца... эта... - Голос Мэнни снова
едва доносился сквозь неумолчный грохот прибоя.
Отчаянно пытаясь выплыть, едва не захлебнувшись горькой морской пеной,
забился он в конвульсиях. И сразу же наткнулся на незнакомца, сидящего на
краешке матраца со шприцем на излете.
- Должно помочь, - заметил тот негромко. - Верное средство. По-моему,
он уже приходит в себя. Что, болезный ты наш, нутро-то горит? Ну не
переживай! Могло быть гораздо хуже. Неужто и вправду все это он принял
зараз? - Врач зашуршал пластиковой фольгой аптечных конвертиков. -
Гремучая смесь - барбитураты с декседрином. Ты что, прямиком на тот свет
собирался?
Дышать было тяжело по-прежнему, но сама боль уже отступала, оставляя за
собой лишь чудовищную слабость.
- Все препараты помечены датами одной недели, - задумчиво протянул
эскулап, прыщавый юнец с конским хвостиком и скверными зубами. - Из этого
следует, что не все они сняты с твоей фармакарты. Придется доложить о
факте заимствования, ты уж извини. Не хотелось бы, да никуда не денешься -
присягу давал. Но ты не дрейфь, за эти препараты еще никого не сажали.
Просто попадешь полиции на заметку и отправят на проверку в медцентр или в
окружную клинику. А оттуда - либо в меддепартамент, либо на ДНД -
добровольную наркологическую диспансеризацию. Я по твоему удостоверению
уже заполнил необходимую форму, осталось только внести данные, как давно
ты это зелье глотаешь в количествах сверх установленного.
- С месяц-другой...
Медик поскреб пером по бумаге на коленях.
- А с чьей фармакарты снимал?
- Друзья помогали.
- Нужны имена. - И после краткой паузы: - Хотя бы одно. Это пустая
формальность, ни для кого никаких неприятностей. Уверяю, твоему дружку
грозит лишь полицейский выговор да надзор за использованием фармакарты в
течение года. Семечки... Одно имя.
- Не могу. Мне же помочь хотели.
- Видишь ли, если не назвать имен, это уже трактуется как сопротивление
властям. Ты можешь оказаться за решеткой или угодить на ПНЛ -
принудительное лечение. В весьма и весьма закрытом учреждении. Тогда ведь
все равно выяснится, по чьей карте ты получал препараты, так что искренне
советую не тратить даром свое и мое время. Ну давай же, не тяни резину!
Закрыв глаза от нестерпимого света ладонями:
- Не могу. Никак не могу... Обещал.
- Впиши мою карточку, - вмешался лифтер. - Мэнни Аренс, номер
247-602-6023.
Перо в руках медика отчаянно заскрипело.
- Никогда... ни разу с твоей карты не брал...
- Ну так разыграем их малость. Проверять ведь никто не станет.
Фармакарты вечно в обороте, концов никому не найти. Когда моя кончается,
сам занимаю у других, и наоборот. А полицейских замечаний у меня скопился
вагон и маленькая тележка, стенки оклеивать можно. И ничего. Как понимаю,
в ЗОБ-контроле [ЗОБ - здравоохранение, образование, благосостояние (в
оригинале НЕW - Неаlth, Еduсаtiоn, Wеlfаrе; как глагол имеет также
значения `рубить, выполнять неприятную работу о них и не слыхивали.
Зато ты выскочишь из воды сухим. Не бери в голову, паря!
- Не мо-гу... - прохрипел он, пытаясь высказать несогласие с
рискованной затеей приятеля, беспокойство за него, а также полное свое
бессилие удержать Мэнни от идиотской лжи.
- Часа через два-три тебе заметно полегчает, - заметил эскулап. - Но
сегодня лучше бы из дому не выходить. Все одно через центр не пробиться -
машинисты подземки снова затеяли бучу, и национальная гвардия наводит в
старом городе порядок. В новостях сообщают, что там невесть что творится -
просто ад кромешный. Отлежись лучше. А мне пора на службу, провались она
пропадом, отсюда десять минут пешком - лечебный комплекс в центре квартала
Макадам. - Матрац вздрогнул и заметно просел. - Представляешь, двести
шестьдесят младенцев, загибающихся от квашиоркора, и все на моей шее. Все
как один - отпрыски важных шишек. А что я в силах сделать для них, черт
меня подери? На мои отчаянные запросы обеспечить детей усиленным белковым
рационом из любых инстанций всегда приходят одни лишь витиеватые
извинения. Родители готовы за все заплатить, постоянно суют деньги. Но
ведь купить-то негде! Гори оно все синим пламенем! Пичкаю детей инъекциями
витамина С и делаю вид, что сражаюсь с обыкновенной цингой...
Хлопнула дверь. Матрац снова хрюкнул и вспучился - под весом Мэнни,
занявшего место эскулапа. Едва уловимый запах, сладостный, как от
свежестриженой лужайки, и голос из мрака за плотно закрытыми веками -
далекий, как сквозь туманную кисею:
- Ну не кайф ли быть живым, а, Джорджи?

2

Небесные Врата - это отсутствие
чего бы то ни было...
`Чжуан-цзы`, ХХIII

Живописный вид на Маунт-Худ отнюдь не открывался из окон кабинета
доктора Уильяма Хабера, как ожидалось поначалу, когда посетитель входил в
вестибюль, а затем оказывался в стремительно возносящемся лифте. Из окон
вполне по-деловому обставленного офиса на шестьдесят третьем этаже
небоскреба в восточном Вильяметте вообще не открывалось никаких
примечательных видов. Зато одна из глухих стен блистала огромной
пластиковой фотофреской, изображавшей тот же Маунт-Худ во всей красе, и
взор хозяина кабинета, ведущего селекторные переговоры с секретаршей,
отдыхал сейчас именно на ней.
- А что там, у этого Орра? Напомни-ка, Пенни. Симптомы истерической
проказы, кажется?
Секретарша располагалась в трех шагах, сразу за стенкой, но
использование офисного селектора вкупе с солидным дипломом в рамке на
стене внушало, пациентам чуть ли не благоговейный трепет. Впрочем,
устройство это производило впечатление и на самого владельца - как
элегантным дизайном, так и ценой. Да и, в конце-то концов, негоже
солидному психотерапевту собственноручно распахивать дверь и драть горло
криком: `Следующий!`
- Нет, доктор Хабер. Такие симптомы у мистера Грина, которому назначено
на завтра, в десять. Сегодня же у нас протеже доктора Вальтера из
университетского медцентра. Случай ДНД.
- Злоупотребление препаратами, точно! У меня ведь на столе лежит его
досье. О`кей, как появится, пропусти сразу же.
Еще не договорив, Хабер услышал стон тормозящего на этаже лифта, тяжкий
пневматический выдох его дверей, затем нетвердые шаги по коридору. После,
видимо, некоторых колебаний гостя скрипнула дверь приемной. Если
прислушиваться, доктор мог различить и множество других звуков: хлопанье
дверьми, стрекот пишущих машинок, голоса, журчанье воды в бачке унитаза -
и на их этаже, и на соседних. Но штука заключалась как раз в обратном -
научить свой слух вовремя вырубаться и не замечать всей этой деловой
какофонии. Устанавливать в сознании нечто вроде глухой корабельной
переборки.
Сейчас, пока Пенни улаживала с посетителем обычные для начала визита
формальности, доктор продолжал глазеть на фреску, дивясь, кому же это и
когда удалось сделать подобную фотографию. Пронзительно синее небо над
девственно-чистым снежным покровом, укутывающим Маунт-Худ от подножия до
самой макушки. Может, в семидесятые или даже шестидесятые? Ведь парниковый
эффект не свалился людям на голову вдруг, изменения в атмосфере
накапливались исподволь, и Хабер - год рождения 1962-й - еще отчетливо
помнил голубизну небосвода своего раннего детства. Теперь снежных шапок и
ледников на склонах уже на Земле не увидишь - их сбросили все горные пики,
включая знаменитый Эверест и даже огнедышащий Эребус в Антарктике. Но,
может статься, снимок сделан не столь уж давно, попросту чуток смухлевали
- небо подсинили, склон выбелили. И нет проблем!
- Добрый день, мистер Орр! - Просияв гостеприимной улыбкой, Хабер
поднялся навстречу гостю, но руки не подал - слишком многие пациенты в
последнее время стали остерегаться лишних физических контактов, приходили
просто в ужас и напрочь замыкались при виде дружелюбно протянутой пятерни.
Посетитель слегка смешался, неловко отдернув руку, потеребил цепочку на
шее и неуверенно произнес:
- До... добрый день, доктор!
Его шею украшала, как отметил Хабер, незатейливое ожерельице из
посеребренной нержавейки. Да и сам посетитель, одетый вполне ординарно,
являл собою типичный образчик офисного клерка. Прическа стандартной длины,
до плеч, аккуратная бородка. Невысокий сероглазый блондин лет тридцати,
подросткового сложения, малость истощенный, но с виду здоровый и вполне
привлекательный - доктор уже набрасывал себе начерно портрет визитера.
Воспитанный, толерантный, безвольный, подавленный, закомплексованный.
Первые десять секунд знакомства с пациентом, любил повторять доктор Хабер
и про себя, мысленно, и коллегам вслух, наиболее важны для создания
доверительной атмосферы в будущем.
- Присаживайтесь, мистер Орр! Да-да, именно сюда! Не угодно ли
закурить? С темным фильтром весьма крепкие, с белым - послабее. - Гость не
курил. - Тогда, не теряя времени даром, попробуем разобраться в непростой
вашей ситуации. ЗОБ-контроль заинтересовался, по какой причине
заимствовали вы стимуляторы и снотворное с чужой фармакарты. Почему не
хватило установленных вам персонально лимитов? Не так ли? И вас послали к
парням с холма, а те в свою очередь, прописав добровольную наркологическую
диспансеризацию, переадресовали ко мне. Пока все верно?
К собственным сердечным интонациям, призванным пробудить в собеседнике
живой отклик, усыпить настороженность, доктор был весьма чуток - не
хватить бы лишку! Пока, похоже, срабатывало не очень: часто мигая, гость
сидел как деревянный, руки приклеены к коленям, и, как бы сглатывая в
горле ком, изредка кивал - классическая иллюстрация состояния затаенной
тревоги.
- Чудненько, пока что ничего из ряда вон выходящего. Вот если бы вы
складывали пилюли в кучку с целью перепродажи на черном рынке или для
покушения на чью-либо жизнь, тогда дело табак. Но так как вы их попросту
использовали для личных нужд, то весь ваш приговор - всего лишь несколько
сеансов в моем кабинете! А это не столь уж и страшно. Естественно, и меня
заинтересует, на кой ляд потребовалась вам эта чертова уйма снадобий - но
только затем, чтобы точнее определить стиль нашего с вами общения, вернуть
вас к нормальной полноценной жизни в пределах вашей собственной
фармакарты, а может статься, и вовсе без химической зависимости. Очень
надеюсь на это. Согласно сему документу, - Хабер перевел взгляд на
распахнутый скоросшиватель, пересланный из медцентра, - вы в течение
нескольких недель принимаете барбитураты, затем на несколько дней
переключаетесь на декстроамфетамины, а затем - возвращаетесь назад к
снотворному. Как это началось, что вас побудило? Бессонница?
- Нет, сплю как сурок.
- Тогда, видимо, неприятные сны?
Пациент растерянно зыркнул на доктора - в глазах светился чуть ли не
животный страх. Случай, похоже, не из сложных - все у больного как на
ладони.
- Вроде того, - отозвался тот хрипло.
- Угадать было не так уж сложно, мистер Орр. Никакой мистики - всех
своих сновидцев медцентр обычно и сбагривает мне. - Хабер заулыбался: - Я
ведь специалист по сновидениям. В самом буквальном смысле. То бишь
онейролог. Сон и сновидения - хлеб мой насущный. О`кей, можем еще немножко
поиграть в шарады. Полагаю, от скверных сновидений вы пытались избавиться
с помощью фенобарбитуратов, и сперва это срабатывало. Затем наступило
привыкание, вы оказались в некоторой химической зависимости, а эффект
воздействия пилюль стал снижаться, пока и вовсе не сошел на нет. Точно та
же история с декседрином. Тогда вы и стали их перемежать. Все верно?
Пациент одеревенело кивнул.
- А почему же декседриновый период у вас всегда оказывался короче?
- Эта гадость делала меня таким... неуравновешенным.
- Естественно, иначе и быть не могло. А этот ваш последний коктейль из
обоих препаратов - вообще нечто особое! Хотя сам по себе он и не
смертелен, но вы играли в опасные игры со своим здоровьем, мистер Орр. -
Сделав для вящего эффекта паузу, Хабер веско добавил: - Вы могли лишить
себя способности засыпать вообще!
Снова в ответ кивок.
- Могли бы вы обойтись без воды или пищи, мистер Орр? Никогда не
пробовали перестать дышать, наконец?
Уловив в голосе доктора сдержанный сарказм, пациент выдавил некое
подобие улыбки, весьма далекое от оригинала жалкое подобие.
- Вы ведь прекрасно знаете, что никому на свете еще не удавалось
обойтись без сна. Равно как и без пищи, воды или воздуха. Но известно ли
вам, что собственно сна еще недостаточно, что человеческий организм
испытывает насущную потребность именно в сновидениях? Если систематически
их подавлять, ваше сознание начнет чудить, откалывать самые неожиданные
коленца. Вы станете без какой-либо видимой причины раздражаться, обвинять
окружающих во всех смертных грехах, утратите способность к нормальному
сосредоточению - не правда ли, мистер Орр, вам знакомы эти симптомы? И
дело тут уже не в одной только декседриновой зависимости - вы начинаете
грезить среди бела дня, становитесь крайне рассеянным, утрачиваете чувство
ответственности, приобретая взамен склонность к параноидальным фантазиям.
В конце концов вы все равно уснете и увидите сон, не суть важно какой! Ни
одно лекарство на свете не убережет от сновидений, кроме разве что
цианистого калия и ему подобных.
К примеру, хронический алкоголизм может привести к рассеянному
склерозу, а это верная смерть. И причина ее - гибель клеток спинного мозга
от нехватки именно сновидений. Отнюдь не от недосыпания! Именно от
дефицита весьма специфического состояния организма, наступающего в момент
сновидения, в стадии так называемых быстрых снов, или попросту сон-фазе.
Но вы у нас не алкоголик, а также не вполне еще покойник. Отсюда вывод:
все ваши попытки самоуничтожения пока возымели лишь частичный эффект. Тем
не менее вы: а) в скверной физической форме и б) уткнулись в глухую стену.
Вы в тупике. Весь вопрос, как теперь из него выбираться? Ваша фобия перед
неприятными сновидениями, как я понимаю, коренится в их содержании. Не
поведаете ли что-нибудь из своих кошмаров?
Орр колебался, одолевал нерешительность.
Хабер приоткрыл было рот и тут же осекся. Ему постоянно доводилось
убеждаться, что для пациента настоятельно необходимо самому выговориться
перед внимательным слушателем, и спешка здесь неуместна. Именно в этой
стадии и должен больной делать первый самостоятельный шаг навстречу
исцелению. Лучше уж немного молчания, чем риск наглухо захлопнуть калитку.
Этот разговор, в конце концов, весь носит чисто предварительный характер -
своего рода прелиминарии, унаследованные от первопроходцев психоанализа,
смысл которых - помочь врачу решить, какой тактики придерживаться в
дальнейшем, какой метод терапии избрать, чтобы верней помочь пациенту.
- Думаю, что кошмары преследуют меня не больше, чем остальных, - почти
прошептал наконец Орр, опустив очи долу. - Ничего необычного. Просто я...
просто я боюсь снов.
- Дурных снов.
- Любых снов.
- Понимаю. Не могли бы вы припомнить, мистер Орр, когда и как это
началось? А также уточнить, чего именно вы страшитесь во сне, чего
стремитесь избежать?
Так как пациент, не отводя взгляда от собственных кистей -
короткопалых, в рыжеватых волосках, все еще намертво приклеенных к
коленям, - сразу не ответил, Хабер решил подбросить в огонь дровишек,
немного подсуфлировать.
- Не иррациональность ли это, столь типичная для сновидений?
Разнузданность? Жестокость? Может, безнравственность ваших поступков во
сне, иногда даже свальный грех? Что именно причиняет вам такие неудобства,
мистер Орр, что так страшит?
- Нечто вроде... Но не совсем. Моя беда в другом. Здесь нечто
совершенно особенное. Понимаете, доктор, я во сне... я...
Так вот в чем загвоздка, вот где вся закавыка, соображал Хабер, не
отрывая взгляда от одеревеневших рук визитера. Несчастный, исстрадавшийся
ублюдок! Его мучит комплекс вины по поводу грязных, сальных и влажных
снов. Подростковое недержание мочи, тайная сладость поллюций, суровый
родительский диктат...
- ...Боюсь, вы не поверите мне...
А коротышка-пациент, похоже, болен серьезнее, чем показалось на первый
взгляд.
- Специалисту, занятому сновидениями всерьез, не свойственно
зацикливаться на их правдоподобии или соответствии жизненным
обстоятельствам, мистер Орр. Я редко использую в своей практике категории
веры, неверия. Они здесь редко приложимы, а подчас и вовсе неуместны.
Давайте забудем ваше `не поверите` и продолжим. Я, признаться, весьма
заинтригован.
Не прозвучала ли последняя сентенция слишком покровительственно,
свысока? Глянув на гостя, чтобы проверить впечатление, Хабер впервые
встретился с ним взглядом по-настоящему. Впечатление получилось изрядным.
Необыкновенные, потрясающие глаза, отметил врач и сам себе подивился -
эстетические категории в его работе тоже не в великой чести. Но эти
бездонные, такие ясные серо-голубые глаза буквально завораживали. Доктор
даже на миг забылся, утонув в их непостижимости, но лишь на миг -
наметанный взгляд профессионала обнаружил во взгляде следы невысказанной
муки.
- Ладно, я скажу вам, - продолжил Орр несколько принужденным тоном. - Я
вижу сны, которые как бы... как бы воздействуют... на... на окружающий
мир. Изменяют реальность.
- Не вы один, мистер Орр, все мы сталкиваемся с чем-то подобным.
Орр не сводил с доктора округлившихся светлых глаз. Прямо душа
нараспашку.
- Впечатления от сновидений, наступающих непосредственно перед
пробуждением, - тут же дополнил Хабер, - обусловлены особым
эмоционально-психическим состоянием и могут сказаться на...
Договорить не удалось - Орр поспешно его перебил:
- Нет-нет, я имел в виду нечто совсем иное! - И после краткой заминки:
- Я что-то вижу во сне, что-то совершенно новое, а проснувшись,
обнаруживаю, что оно стало реальностью.
- Почему вы решили, что в такое трудно поверить, мистер Орр? Я говорю с
вами совершенно серьезно, без околичностей - чем дальше продвигаешься в
нашей науке, тем меньше остается невероятного. И даже невозможного.
Провидческие или вещие...
- Ни вещие сны, ни ясновидение здесь ни при чем, док. Я ничего не
предвижу. Ничего не знаю заранее. Я попросту изменяю окружающую
действительность. - Пальцы пациента судорожно сцепились.
Неудивительно, что мудрецы из медцентра перепасовали его сюда - все
орешки, что им не по зубам, перепадают Хаберу.
- Не затруднит ли вас привести какой-либо конкретный пример? И лучше
всего припомнить самый первый подобный сон. Сколько лет вам тогда
стукнуло?
Пациент задумался и наконец, после некоторых колебаний, ответил:
- Примерно шестнадцать, по-моему. - Казалось, он рывком преодолел некое
внутреннее сопротивление и как бы сдался на милость доктора; тревога
по-прежнему читалась в глазах, но панцирь самозащиты был уже сброшен. - Но
тогда я еще не был вполне уверен в том, на что жалуюсь...
- Расскажите о первом случае, когда были уверены.
- Это когда мне уже минуло семнадцать... Жил я тогда с родителями, и у
нас гостила, вернее, загостилась моя тетка по материнской линии. После
развода она потеряла работу и сидела на минимальном пособии. И, по-моему,
была малость не в себе. Мы жили в обычной трехкомнатной малогабаритке, и
она практически никуда из нее не выходила. Достала этим мать мою, а свою
сестру, буквально до печенок. Ни с кем не считалась - тетка Этель, я хочу
сказать. Свинячила в ванной - у нас тогда еще была собственная ванна.
Обожала меня дразнить - в самом дурном смысле слова. Входила в мою комнату
в распахнутой пижаме и всякие такие штуки. Тетке, кстати, еще и тридцати
не было. А это, понятное дело, причиняет известные неудобства. Я был тогда
девственник, ну и... вы понимаете. Известно ведь, подросток. Хозяйство
торчком, и на все клюешь, как пескарь. Я страшно переживал, буквально
возненавидел самого себя. Она ведь была все-таки моей родной теткой...
Орр посмотрел на доктора, чтобы проверить произведенное впечатление, -
и убедился, что доктор в искренности его исповеди вроде бы не сомневается,
во всяком случае не выражает явно своего отношения.
С чем только не доводилось сталкиваться Хаберу в медицинской практике.
И он давно пришел к выводу, что вседозволенность конца двадцатого столетия
сексуальных фобий и комплексов породила ничуть не меньше, чем некогда
строгий пуризм века девятнадцатого. Похоже, Орр всерьез опасается, что
доктора удивит его нежелание делить постель с собственной тетушкой. Хабер
постарался придать своему лицу выражение пытливой заинтересованности, и
пациент продолжил:
- Ну вот, тогда и начались тревожные сны, и во всех фигурировала тетка
Этель. В самых разных обличьях, порой совершенно неузнаваемая, ну как это
и бывает порой во сне. Как-то, например, предстала в виде белой кошки, но
я почему-то все равно знал, кто она на самом деле. В конце концов, как-то
раз, после посещения киношки, где тетка всячески прижималась и терлась об
меня действительно как кошка, когда по возвращении домой мне не без труда
удалось ее спровадить восвояси, я и увидел тот самый сон. Очень яркий и
отчетливый. Мог бы пересказать его, когда проснулся, до мельчайших
подробностей. Мне снилось, что тетка Этель погибла в автокатастрофе где-то
под Лос-Анджелесом, а нас о несчастье оповестили телеграммой. Мать, стоя
над плитой, кропила варево в кастрюле слезами, я от души сопереживал ей,
соображая, чем бы утешить, и не в состоянии был абсолютно ничего
придумать... Вот и все, пожалуй, если вкратце. Проснувшись поутру,
выскочил из комнаты - диван в гостиной пуст. Тетки и дух простыл, никаких
следов, хоть шаром покати. Родители и я, больше в квартире никого... И не
то чтобы она просто вышла куда-то или внезапно уехала, никому не
сказавшись. Она _никогда_ у нас и не гостила. Не стоило спрашивать
родителей, не было в том нужды - я и сам это _помнил_ прекрасно. Я знал,
что тетка Этель погибла в автокатастрофе полтора месяца назад по пути
домой после встречи с адвокатом. По поводу предстоящего развода. Скорбное
известие мы получили по телеграфу сразу же после трагедии. И весь мой сон
оказывался как бы простым отображением произошедшего. Только ничего такого
ведь не было - до того, как я увидел свой сон. Понимаете, я ведь
_одновременно помнил_ также и то, что она жила у нас, спала на диване в
гостиной, свинячила в ванной, флиртовала со мной - вплоть до прошлой ночи.
- Но ведь ничего в квартире на это не указывало? Доказательств никаких
не осталось?
- Абсолютно никаких! Ни следа. Тетки как не бывало. И никто, кроме
меня, не помнил о ее житье-бытье в нашей квартире. А я, стало быть, просто
что-то перепутал. Вот так вот.
Погрузившись в задумчивость, Хабер кивнул и рассеянно потеребил
бородку. То, что поначалу казалось случаем легкой наркотической
зависимости, на поверку оборачивалось серьезным помрачением рассудка.
Доктору еще не доводилось сталкиваться со столь стройной системой
галлюцинаций, изложенной к тому же вполне связно и внятно. Судя по всему,
Орр не обычный шизофреник, напротив - на вид вполне разумный человек,
умеющий соблюдать приличия, а его не слишком очевидные шизоидные заскоки
носят, по-видимому, нерегулярный характер. Правда, для полноты диагноза в
больном явно недоставало того нескрываемого внутреннего апломба, что
присущ всем подобным больным, - что-то у Хабера тут пока не вполне
складывалось.
- А почему вы так уверены, что родители изменения реальности не
заметили?
- Но они ведь не видели моего сна. Хочу сказать, что именно он и
изменил всю реальность. То есть создал иную, с иным прошлым и с памятью об
этом ином прошлом. А прожив это новое прошлое, иметь воспоминания о
каком-то другом родители никак не могли. А я мог, я помнил оба, так как
был там... в самый момент... в момент изменения. Только так я и мог
объяснить себе все. Звучит дико, понимаю, но нужно же было найти хоть
какое-то объяснение, иначе выходило, что я попросту сбрендил.
Нет, решил Хабер, этот паренек определенно не кисейная барышня, не
размазня.
- Не мне судить об этом, мистер Орр. Я имею дело с фактами. И все
выверты сознания для меня те же факты, можете поверить. Когда
_рассматриваешь_ чей-либо сон записанным черным по белому в виде ЭЭГ, то
есть электроэнцефалограммы, что мне приходилось делать тысячи и тысячи
раз, о его содержании уже не можешь говорить как о чем-то нереальном.
Сновидения существуют, они представляют собой нормальный событийный ряд,
они оставляют за собой видимый след. Ладно, поехали дальше. Полагаю, вам
приходилось видеть и другие сны с тем же самым эффектом?
- Приходилось. Но не слишком часто. Только в стрессовом состоянии,
когда разволнуешься. А вот сейчас, в последнее время, они как бы... стали
случаться чаще. И меня это начинает беспокоить.
Хабер подался вперед:
- Почему?
Орр ошарашенно захлопал длинными ресницами:
- Почему... что?
- Почему вас это беспокоит? - уточнил вопрос доктор.
- Потому что я отнюдь не желаю менять порядок вещей! - воскликнул
пациент, как бы объясняя нечто самоочевидное. - Кто я такой, чтобы решать,
чему и как быть? Не мое это дело, к тому же я даже не в состоянии
проконтролировать что-либо - за меня все решает во сне мое подсознание. Я
пробовал заниматься самовнушением, проштудировал несколько, фолиантов, но
толку от этого как от козла молока. Сновидения - штука непоследовательная,
личностная, иррациональная, они вне морали, наконец, как вы сами изволили
утверждать только что. Они поднимаются из самых темных глубин нашего
подсознания, ну, какая-то часть, во всяком случае. Я ведь вовсе не желал
смерти бедняжке Этель. Просто хотел убрать ее из своей жизни, отодвинуть
со своего пути. Ну а мой сон взял да нашел более радикальное решение.
Сновидения всегда выбирают что попроще и поэффективней. Таким образом я и
убил свою тетку. С помощью автомобильной аварии, случившейся за тысячу
миль и шесть недель назад. И всецело несу за это моральную
ответственность.
Хабер снова ухватился за бороду.
- Ага, - задумчиво протянул он, - тогда-то и налегли вы на лекарства,
подавляющие сновидения. Чтобы в дальнейшем избежать чувства вины?
- Да. Снотворное как бы размывало мои сновидения, делало их совершенно
туманными. Кроме отдельных, очень уж интенсивных, которые все-таки... -
Орр поискал подходящее слово, - ...прорывались.
- Понятно. Хорошо. Но давайте все же разберем ситуацию подробнее. Вы не
женаты, работаете чертежником на гидроэнергоцентрали Бонвиль-Уматилья. Как
вам ваша работа?
- Прекрасно, вполне устраивает.
- А как обстоят дела в интимной сфере?
- Разок испробовал, что такое законный брак. Стаж - два года. Прошлым
летом развелся.
- По чьей инициативе развод - вашей или жены?
- Думаю, по обоюдной. Жена не хотела иметь детей. А без этого к чему
брак?
- Ну а с тех пор?..
- Встречался, несколько раз, то с одной, то с другой девицей из нашей
конторы. Да и вовсе не такой уж я... жеребец, что ли, понимаете?
- Вполне. А как вообще обстоит у вас с коммуникабельностью? Нашли вы
свою экологическую нишу в эмоциональной среде, с людьми сходитесь без
затруднений?
- По-моему, да.
- Таким образом, станем считать, что все в вашей жизни внешне обстоит
благополучно. Верно? Ну и ладно. Тогда скажите мне вот что: вы хотите, вы
_действительно_ хотите освободиться от химической зависимости?
- Разумеется.
- Отлично! Значит, резюмируя вкратце, вы пользовались лекарствами,
чтобы подавить сновидения. Но опасность для вас представляют далеко не все
сны - только наиболее яркие и отчетливые. Тетка снилась вам в виде белой
кошки, но наутро кошкой не стала, верно ведь? То есть какая-то часть ваших
снов вполне приемлема, не так ли? - Хабер дождался утвердительного кивка
собеседника. - Тогда предлагаю поразмыслить вот о чем. Как вы отнесетесь к
предложению исследовать весь этот феномен в целом и, возможно, научить вас
видеть лишь безопасные сны, сны без страхов?
Позвольте объяснить подробнее. Предмет вашего сна складывается из
эмоциональных пиков в подсознании, и вас страшит именно невозможность
контроля над способностью отдельных сновидений влиять на реальную
действительность. В онейрологии принято рассматривать сны как весьма
изысканный и метафорически многозначный язык, на котором ваше подсознание
пытается сообщить сознанию нечто как раз о реальности, вашей личностной
реальности, пытается подать сигнал, воспринять который рассудком вы еще не
готовы, то есть не в состоянии истолковать рационально. Но мы ведь можем
воспринять метафору и буквально как метафору - на этой стадии исследования
вовсе нет нужды переводить ее в рассудочные термины. И упираемся мы тогда
прямо в суть вашей проблемы: вы боитесь своих снов и одновременно
нуждаетесь в них. Вы пытались подавить сны лекарствами, но это не
сработало.
Что ж, давайте попробуем нечто совершенно обратное. Клин клином
вышибают. Давайте нарочно дадим вам поспать. Спокойно поспать и увидеть
сон, яркий и отчетливый, с заранее известным содержанием, прямо здесь и
сейчас. Под моим присмотром, под строгим медицинским надзором. Таким
образом вы как бы сохраните контроль над тем, что, казалось бы,
проконтролировать невозможно.
- Как же я смогу увидеть _действенный_ сон по заказу? - удивился Орр не
без тревоги в голосе.
- Сможете, сможете. Во Дворце Грез доктора Хабера. Доводилось ли вам
раньше подвергаться гипнозу?
- Только у стоматолога.
- Отлично. Великолепно. Мой метод прост: я погружаю вас в гипнотический
транс, затем приказываю заснуть и увидеть сон _определенного_ содержания.
Вы наденете на себя трансшлем - для вящей уверенности, что заснете под
гипнозом по-настоящему, а не сомнамбулически. На протяжении всего
эксперимента я буду вас наблюдать, снимать всяческие параметры и
приглядывать за энцефалограммой. Потом разбужу вас, и мы обсудим
результаты. Если все пройдет без сучка без задоринки, то, полагаю, все
ваши страхи развеются, как утренний туман.
- Боюсь, ничего не выйдет. Один такой сон приходится у меня на
несколько десятков ночей, а то и на сотню, - упирался Орр. И его довод
звучал как будто резонно.
- Неважно, развлекайтесь себе сном любого типа, какой получится, зато
все его содержание и эффект воздействия будут полностью зафиксированы. Я
занимаюсь этим скоро уже десятилетие и уверен, что все будет в полном
порядке - если, конечно, наденете трансшлем. Не приходилось еще? - Орр
отрицательно помотал головой. - Но хотя бы догадываетесь, что это за штука
такая?
- Вырабатывает сигнал для... для попутной мозговой стимуляции, кажется.
- Если грубо, то так оно и есть. Русские пользуются психическими
трансшлемами более полусотни лет, израильтяне, как следует
усовершенствовав, тоже уже порядком, наконец-то и мы спохватились и
наладили выпуск собственных - для профессиональных нужд, вроде
умиротворения разбушевавшихся психов, и даже для домашнего использования в
качестве генератора альфа-ритмов, замены снотворному.
Скажем, года два назад я занимался одним весьма трудным случаем ПНЛ в
Линтоне - женщиной в глубочайшей депрессии. Как все жертвы подобного
синдрома, спала она крайне мало и практически не погружалась в сон-фазу,
не видела снов. Вернее, как только та наступала, больная тут же
просыпалась и подскакивала как оглашенная. Порочный круг: чем глубже
депрессия, тем слабее сон, слабее сон - сильнее депрессия. Разорвать бы
его. Но как? Ни одно из известных нам лекарств сон-фазу не усиливает. ЭМС
- электронная мозговая стимуляция? Тогда придется имплантировать
электроды, и глубоко - в участки мозга, ответственные за сон. Но всегда
ведь предпочтительнее обойтись без хирургии. И я надумал воспользоваться
трансшлемом.
Что произойдет, если смодулировать специальный низкочастотный сигнал,
нацеленный на определенный участок мозга? Это был новый подход, и, прежде
чем удалось создать портативный электронный комплект для такого рода
исследований, пришлось несколько месяцев корпеть над громоздким
стационарным оборудованием. За это время я успел перепробовать воздействие
на мозг пациента записей ритмов здорового мозга из самых различных стадий
сна. Толку было не слишком много. Сигналы эти то находили слабый отклик в
больном мозгу, то нет - последнее куда чаще. Требовалось нечто обобщающее,
усредненный сигнал, выработанный по результатам анализа сотен контрольных
записей.
Тогда, занимаясь параллельно и другими пациентами, я надумал выделять
полезные состояния и монтировать записи - когда мозг подопечного четко
вырабатывал искомый здоровый сигнал, я его фиксировал, наращивал, усиливал
и продлевал. В результате, воспроизводя полученную запись, я получил
возможность лечить больной мозг его же собственными нормальными ритмами.
Нечто вроде положительной обратной связи. Поднакопив опыта, я несколько
усложнил аппаратуру - взгляните, что вышло из простой комбинации ЭЭГ плюс
трансшлем. - Хабер указал на электронную чащу за спиной Орра. Добрая доля
всей этой машинерии, дабы не шокировать наиболее пугливых посетителей,
таилась за пластиковыми панелями, но и на виду оставалось предостаточно -
на добрую четверть небольшого кабинета. - Это и есть мой Храм Грез, мой
`сон из машины`, - добавил доктор с горделивой улыбкой, - или Аугментор,
если выражаться по-научному. Его функция - погрузить вас в сон со
сновидениями, легкими и поверхностными или же глубокими и яркими, какие
только пожелаем. Да, кстати сказать, та депрессивная дамочка из Линтона
выздоровела полностью и выписалась еще прошлым летом. - Хабер кивнул на
аппаратуру. - Ну как, рискнем, попробуем?
- Прямо сейчас?
- А чего еще ждать?
- Как-то не совсем обычно это - отправиться на боковую среди бела
дня... - смутился Орр, а Хабер тем временем, вытянув из набитого доверху
ящика бланк, уже заполнял наспех форму `Добровольное согласие на гипноз в
соответствии с требованиями ЗОБ-контроля`.
Приняв протянутую доктором авторучку, Орр послушно, хотя и несколько
принужденно, подмахнул листок.
- Ну вот, все в полном порядке. Теперь уточним следующее, Джордж. Ваш
дантист пользовался гипнозаписью или же манипулировал голосом и жестами?
- Записью. У меня тройка по шкале внушаемости.
- Ага, в точности посередке! Так-так, значит, чтобы внушить вам сон с
конкретным содержанием, безусловно, следует достичь глубокого погружения в
транс. Поскольку мы намерены добиться у вас, мистер Орр, не

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 135116
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 0