В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
СЛЕДЫ Назад
СЛЕДЫ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Алексей Барон

ТЕ, КТО СТАРШЕ НАС

Фантастическая повесть


1. СТАНЦИЯ ГРАВИТОН-4

Существует убеждение, что все ее помещения невозможно обойти за
десять лет. Не знаю, не проверял. Точно известно, что она способна
приютить шестьдесят четыре тысячи девятьсот семьдесят шесть человек. Эту
искусственную планету строили в расчете на долгую перспективу, оснастив и
украсив с необычайной щедростью. Станция до сих пор является крупнейшим
научным центром за пределами Солнечной системы. Пресса нарекла ее
`приборным раем`.
Сейчас все эти кубические километры лабораторий и экспериментальных
залов пусты. Уже больше полувека на борту Гравитона нет ни единой живой
души. Точнее, ни одного человека. Но Гравитон не погиб. Уцелевшие автоматы
не дадут ему упасть до тех пор, пока не иссякнет тысячелетняя энергия
реактора. Реактора, к которому намертво припаялись вязальные спицы - след
Лауры, след печали.
Кроме спиц на станции остались и другие следы. Не знаю, откуда в
герметичных помещениях берется пыль, но она там есть. И в этой пыли я
своими глазами видел следы знаменитых зябликов, хотя Сумитомо и клянется,
что вывез всех, до единого.
Возможно, сейчас в этой пыли появились и новые следы тех, кто старше
нас, за пятьдесят минувших лет они могли и наведаться. Впрочем, те, кто
старше нас, не обязаны оставлять следы, они не люди. Это человек -
существо неизбывно следящее. Каждый наш шаг, каждый поступок непременно
где-то отпечатывается - либо на поверхности небесного тела, либо в
сознании окружающих. Более того, личные воспоминания регулярно
записываются и питают всемирную информационную сеть, таков уж закон, закон
людей. И это хорошо, поскольку полезно.
Особенно полезно в отношении бывших гравитонцев. Жаль, что в этих
записках мне придется обнажиться, но делать нечего - я непосредственный
участник событий у Кроноса. Увы, те, кто старше нас, не спрашивали, хотим
ли мы получить то, что получили, иначе многие бы отказались. Сложно жить
среди нормальных людей, имея то, что каждый из нас имеет.
О Круклисе и Мод, конечно, можно долго не беспокоиться, сейчас их с
нами нет, но вот Абдид, Зара, Сумитомо, многие остальные ощущают по
отношению к себе настороженность, это я точно знаю. Больше всего достается
бедняге Скрэмблу - мало того, что он видит в инфракрасном свете, так еще и
носит имя Джошуа.
Чтобы в какой-то степени рассеять опасения общества, я и хочу
рассказать о том, что видел и понял. Это - во-первых. Во-вторых, напомню,
что софус, искусственный интеллект станции, сломался в самый разгар
событий. Считается, что его погубила гравитационная волна. Но почему та же
волна не уничтожила, а всего лишь повредила софус спасательного звездолета
`Туарег`, находившегося гораздо ближе к Кроносу? Эксперты, конечно, это
противоречие заметили, но набраться храбрости не смогли. Ох, напрасно! Чем
раньше мы привыкнем к мысли о том, что встретили, наконец, тот самый
внешний разум, который так долго искали где-то в соседних галактиках, тем
более подготовленными окажемся к следующему контакту.
В том, что он состоится, я ничуть не сомневаюсь. И боюсь, что скоро.
Между тем, через шесть недель стартует `Фантаск`, на котором улетают все
главные действующие лица предлагаемой истории. Быть может, мы и не
вернемся. Вот по этим причинам я и взялся за стило, намереваясь создать
нечто среднее между отчетом и мемуарами. А оно вон что вышло. Сам не
ожидал.


* * *

12 ноября 2716 года в систему Кроноса прибыл лайнер `Цинхона` с
очередной сменой наблюдателей. Опасаясь сбить настройку наших антенных
полей, звездолет затормозился в сорока тысячах километров от Гравитона. К
нему направился ракетный паром станции.
Среди прочих отъезжающих в нем улетала моя бывшая жена, утомленная
заключением в просторных, но все же ограниченных стенах. Побежденная
скукой и разочарованная мужем. Расстались мы отрешенно. Даже то
обстоятельство, что новая встреча нам почти не грозила, ничего не меняло.
Любовь себя исчерпала. И находясь в пассажирском зале, я не испытывал
никаких чувств, как робот с отключенными датчиками - функционировал, тихо
шумел, но ничего не ощущал. Рядом со мной на балконе стоял Абдид. Опустив
унаследованный от граждан царства Урарту нос, он следил за группой людей,
прибывших с `Цинхоны`, выглядел слегка расстроенным и был более озабочен,
чем я. Мы с ним принадлежали к секте эрогуманистов, поскольку не способны
покинуть женщину, пока она нас любит или считает, что любит. Разница же
между нами заключалась в том, что жена Абдида все еще оставалась на
станции, и с отлетом `Цинхоны` ситуация автоматически продлевалась до
прибытия следующего рейсового корабля, то есть минимум еще на один земной
год.
Сверху мы хорошо видели новую смену отшельников. Их было много,
человек сорок. Еще больше народу пришло их встречать, надеясь на свежие
впечатления и знакомства. В центре зала, под большой люстрой, образовалась
жужжащая толпа. Слышались смех, возбужденные восклицания, никто не спешил
уходить. Лишь одна женщина вежливо, но твердо пробиралась к лифтам.
- Затворником больше, - констатировал Абдид.
Он оказался прав по сути, но не по форме. Среднюю норму общения Мод
вполне выдерживала, регулярно появляясь не только на рабочем месте, но и в
местах общественных. В продолжительные беседы, однако, не вступала, а если
ее к этому принуждали обстоятельства (мужчины романтических склонностей),
ограничивалась самыми общими суждениями.
Со временем ее стремление к обособленности становилась все заметнее,
тем более, что недостатка внимания она не испытывала. Но один лишь
Круклис, самая экстравагантная личность Гравитона, вызывал у нее некоторый
интерес, да и то - не очень сильный.
Будучи несколько уязвленным, Круклис назвал ее `вещью в себе и
женщиной вне себя`, после чего, по-видимому, восстановил свое душевное
равновесие.
Мод записалась в мою лабораторию, поэтому познакомились мы с ней уже
на следующий день после отлета `Цинхоны`. Познакомились, да и только.
Долгое время наши отношения оставались чисто служебными. К тому же так
получалось, что работали мы постоянно в разных сменах. Я приходил, она
уходила. И наоборот. Довольно скоро я понял, что это происходит не
случайно, и не стал навязывать своего общества. Но однажды, когда я
подписывал протокол какого-то наблюдения, Мод заинтересовалась моим
автографом.
- Ваша фамилия, вероятно, имеет славянское происхождение?
- Да.
- Извините, я называла вас Сержем.
- А как же меня еще называть? - удивился я.
- Сергеем, - сказала Мод.
Помолчав, добавила:
- Или Сережей.
Когда женщина интересуется вашим именем, она не может не
интересоваться собственно вами. Так все и началось.


* * *

Станция Гравитон-4, база исследований Кроноса, в то время готовилась
к особому событию. Двигаясь по гигантской дуге, она сближалась с Виктимом,
звездой-компаньоном и звездой-жертвой ненасытного Кроноса. Миллионы лет
коллапсар высасывал из нее горячие газы. Разогнавшись до световых
скоростей, частицы этих газов падают на Кронос. Перед тем как исчезнуть,
они испускают жесткое рентгеновское излучение, по которому астрономы
двадцатого столетия и обнаружили Кронос, самую близкую к Солнцу `черную
дыру`.
Но Гравитон-4 построили не только для изучения коллапсара и кружащего
рядом с ним Виктима. Войдя в поле тяготения несчастного светила, станция
обогнула Виктим и начала приближаться к весьма любопытной планете,
единственной в этой системе. Когда -то она была украдена Кроносом у
пролетавшей мимо звезды, что само по себе - событие редчайшее.
Еще более странно то, что планета избежала фатального столкновения,
но поселилась не у Кроноса, а у Виктима на единственно безопасной орбите.
Назвать ее как-то иначе, чем Феликситур, было невозможно.
Внешне Феликситур вполне зауряден - те же кратеры, разломы, брекчии,
тот же толстый слой пыли, что и на Луне, или, скажем, Меркурии. Бурная
судьба лишила планету атмосферы, изуродовала поверхность бесчисленными
метеоритными воронками и так опалила всеми видами излучений, что вопрос о
наличии на ней хоть какой-то жизни даже и не возникал, настолько
невероятным казалось такое предположение. Вдобавок, будучи почти таким же
массивным, как Венера, Феликситур имел неприличную картофелевидную форму -
следствие борьбы двух звездных систем. Только одна особенность привлекала
к этому космическому страдальцу, но особенность важная: под слоями пыли и
базальта планета скрывала целые океаны жидкой серы. Нечто подобное люди
встречали только на Ио, одной из спутниц Юпитера, но в гораздо более
скромных масштабах.
Сера на Феликситуре встречалась всюду - устилала поверхность в виде
застывших лав, плескалась во внутренних морях, в виде сульфидов железа
входила в твердое ядро планеты, рассеянные атомы все того же элемента
образовывали вокруг планеты слабо светящуюся оболочку. Кроме серы на
Феликситуре можно было добывать металлы и ядерное горючее, поэтому
предполагалось построить на нем базу обслуживания Гравитона.
По мере сближения с планетой экипаж станции пробуждался от спячки.
Кто-то серьезно штудировал сравнительную планетологию, многие увлеклись
проектированием будущего города, а оригиналы занялись изучением теории
внешней жизни, которую никто еще не встречал. Большинство же просто
радовалось возможности побродить пусть по унылой, но огромной поверхности,
над которой не висели наскучившие потолки. Любители острых ощущений
пытались убедить Абдида, представителя страховых компаний, в том, что
исследование серных каверн Феликситура - дело чересчур ответственное для
роботов. По-настоящему с ним справится только человек, поскольку мы не
превзошли еще себя в творениях своих. При этом намекали, что запрета наука
не простит, а разрешения - не забудет. Среди желающих самолично опуститься
в преисподнюю были не одни лишь юнцы двухсот-трехсотлетние, но и мужи
зрелые весьма. Особую настойчивость проявлял Круклис. Сначала Абдид его
искренне не понимал, потом отравился демагогией, рассвирепел и пожаловался
Лауре. После этого `старый бедный Круклис` как-то стих: Лаура пользовалась
заслуженной славой укротительницы диких круклисов.
Изменения происходили не только с людьми, но и со станцией. В
грузовом трюме убрали часть переборок, распаковали планетную технику, там
происходил монтаж промышленных установок и мощного реактора для будущей
базы. Мешая арбайтерам, в рабочей зоне бродили любопытствующие
индивидуумы. Особо нетерпеливые примеряли выходные скафандры, трепетно
подбирая свой, абсолютно неповторимый стиль, фасон, расцветку,
расположение световых и радарных отражателей. Суета поднялась невероятная.
Она, суета то есть, по-прежнему заменяет нам смысл жизни. К счастью, иначе
страшно.
Первым к планете стартовал ракетный паром со строительными
арбайтерами. Они должны были подготовить траншеи и котлованы для подземных
сооружений будущего поселения. Затем от борта Гравитона отвалили
транспорты с машинами, монтажными конструкциями, многообразными предметами
комплектации, джипами, запасами жидких газов, сборными домиками и
продовольствием. И лишь после этого, когда пятнистый лик Феликситура уже
хорошо различался в оптические телескопы, наступила очередь всех желающих.
Желающие заполнили оставшиеся паромы и даже, вопреки инструкциям
(дрогнул-таки Абдид!), - часть спасательных шлюпок. Я забрался в паром
планетологов, поскольку в нем летела Мод.


* * *

Медленно разъехались лепестковые створы. Минуту паром плыл рядом с
полированным боком Гравитона. Потом включились двигатели, станция начала
отдаляться. Пять треугольных пластин в ее борту беззвучно сомкнулись, не
оставив ни малейшнй щелочки, сквозь которую могли бы просочиться газы.
Нанометровая точность. Что и говорить, человек кое-чему научился со времен
ведических, какие бы доводы ни приводили скептики. Быть может, мир до
конца и не познаваем, но жить в нем становится все удобнее, это факт.
Несколько суток мы находились в автономном полете. Обогнав станцию,
паром жестко затормозился у Феликситура. Софус, электронный мозг судна,
проложил курс в виде скручивающейся спирали, чтобы люди могли выбрать
подходящий объект исследований. На первом витке вокруг планеты
планировалось наметить пять-шесть подходящих точек, а потом выбрать
лучшую.
Паром снизился до восемнадцати миль, пролетая над самыми верхушками
гор. Все прилипли к окнам. В открытом космосе, где нет ориентиров,
скорость не ощущается, взамен нее имеет место скучная висючесть, а
Феликситур дарил редкую возможность насладиться зрелищем пожираемого
пространства. Под дюзами парома чередой вырастали детали первозданного
ландшафта - кольцевые кратеры, трещины, затвердевшие серные озера, пыльные
равнины, по лунной традиции именуемые морями. Особо красочно выглядели
действующие вулканы. От них на сотни километров тянулись извилистые
кроваво-красные потоки жидкой серы. По мере удаления от породившего их
жерла они меняли цвет сначала на оранжевый, затем, остывая, - на желтый,
соответствующий минимальной температуре, при которой адский элемент все
еще сохраняет текучесть. Требовалось отыскать `холодный` желтый вулкан,
чтобы опустить в него сульфоскаф, который мы везли на грузовой платформе.
Этот погружаемый аппарат должен был проникнуть в глубь серной начинки
Феликситура так глубоко, как сможет.
В одном месте наше судно прошло прямо над фонтаном извержения.
Вулкан, дремавший, быть может, не одну тысячу лет, вдруг ожил и выбросил в
небо струю серы, перемешанной с базальтовыми обломками. Раздались гулкие
удары, паром тряхнуло. Пульт перед Зеппом, контролирующим полет, вспыхнул
целой гроздью предупреждающих сигналов. Нижние иллюминаторы покрылись
горячей пленкой, зловеще зашипел утекающий за борт воздух. Но все это
продолжалось считанные секунды, никто даже испугаться не успел как
следует. Включилось аварийное освещение, из стенных пазов выдвинулись
отсекающие переборки, пузырящийся пластик заполнил пробоины. Выяснилось,
что на борту появился гость: из-под кресла Оксаны Марченко вытащили
большой кусок базальта, горяченький такой. Пробив днище, камень оцарапал
ей ногу и застрял в амортизаторе. Молодежь тут же превратила инцидент в
повод для веселья:
- Будем считать это приветственным салютом! Господин Феликситур явно
неравнодушен к Оксанкиным ногам!
- Требую увеличить высоту полета, - холодно сказал Абдид.
- Чую, не зря мы явились, - изрек Круклис.
- Мод, а вы что думаете? - спросил я.
- Думаю, этот вулкан нам не подойдет.


2. ФЕЛИКСИТУР

Столько гуманоидов сразу Феликситур еще не видывал за всю свою
историю, - больше трехсот человек. Немало не мешкая, гравитонцы приступили
к покорению высочайшего пика планеты, дабы даровать ему достойное
название, организовали спортивные игрища, весьма азартные в условиях
пониженной гравитации, принялись гонять на вездеходах, бросились
разыскивать редкие минералы для своих коллекций. Некоторые неспешно
прогуливались, обмениваясь впечатлениями, а человек двадцать топталось у
кромки первого котлована будущей базы. Половина из них советовала крепить
анкеры на кляммеры, а другая настаивала на прямо противоположном, приводя
пани Станиславу, главного строителя Гравитона, в состояние легкой
прострации. Кроме нее делом занимались, пожалуй, одни планетологи.
К счастью и несчастью, проработав лет семьдесят, любой человек
обеспечивает себя настолько, что всю оставшуюся жизнь может заниматься чем
угодно, либо вовсе ничем не заниматься. Главной движущей силой истории
давно стала не матушка-экономическая необходимость, а унаследованное от
приматов любопытство. Оно, это любопытство, порой принимает размеры
стихийного бедствия. Честное слово, иногда с завистью думаю о славных
временах рабовладения, когда было чему достойно посвятить свою жизнь -
борьбе за лучшее будущее человечества, которое мы не совсем заслуженно
имеем сейчас. Обнадеживает то, что если верить Гегелю, где-то за углом
сумрачное прошлое нас еще ожидает, поскольку исторический процесс имеет
форму и повадки змеи.
Со своей стороны, ответственно заявляю, что лично я, некто Серж
Рыкофф, по планете скакал мало, и хоть пользы от меня было примерно
столько же, ни у кого под ногами не путался, а тихо сидел и наблюдал за
сборкой глубокосерного аппарата. Ну, и за Мод еще наблюдал, было дело.
После технической проверки батискаф подняли на гребень невысокого
вулкана, который правильнее было бы считать гейзером. Экипаж парома
собрался в командном модуле. Наступал один из тех моментов, ради которых и
стоит стремиться в космос, - момент перед неизвестностью.
Нервно потерев ладони, Оксана надела сенсорный шлем, а Круклис нажал
клавишу пуска. На вершине вулкана механическая рука подхватила батискаф и
бережно опустила его в серное озеро.
Вокруг аппарата вздыбились пузыри и обломки серного льда. Влекомый
тяжелейшим иридиевым балластом, он проломил кору и начал погружаться.
- Пока холодно, - сказала Оксана.
Ее мозг принимал сигналы датчиков, имитирующих органы чувств
человека. Кроме того, часть из них позволяла, `видеть` в ультрафиолетовом
и инфракрасном диапазонах спектра, ловить биотоки, и много еще чего.
Оксана играла роль глаз и ушей всего эксперимента. Разумеется,
чувствительность приборов была отрегулирована с учетом условий,
существующих в недрах Феликситура: Оксана ощущала холод при плюс ста
десяти градусах Цельсия, температуре замерзания серы.
Любопытен все же этот любимый элемент богов преисподней -при
разогревании из желтого становится оранжевым, потом краснеет, а по
достижении двухсот пятидесяти градусов, приобретает непроницаемо черный
цвет с едва уловимой рыжинкой. Если происходит быстрое охлаждение,
затвердевшая сера сохраняет соответствующую окраску. Поэтому поверхности
серных планет очень цветасты. Еще необычность: в жидком состоянии сера
имеет меньшую плотность, чем в твердом, отчего серные льдины тонут. Наш
батискаф перенес многочисленные удары погружающихся кусков серного льда,
обломков твердого панциря, покрывавшего кратерное озеро. Его разметал
поток, неожиданно поднявшийся из глубины. Этот же поток как игрушку
подбрасывал сорокатонный аппарат до тех пор, пока софус не придал ему
вращательного движения, ввинчивая в расплав.
На экранах начали проступать неровные очертания вулканического
канала. Изображение дрожало, смазывалось тепловой конвекцией.
- Работать можно, - сказал Круклис. - Алло, Гравитон, картинку
принимаете?
- Да, - отозвался далекий Сумитомо. - Береги рули, второго батискафа
нет. - Легко сказать!
Батискаф швыряло в перпендикулярных плоскостях и время от времени
припечатывало к скальным стенкам.
- Кто-нибудь жалеет о том, что не находится там, внутри? -
поинтересовался Абдид.
Круклис решил подремать, но просил, чтоб разбудили, когда `уляжется
злая ирония`. После долгих рысканий по курсу и глубине батискаф все-таки
справился с восходящим течением и пошел вниз.
- Оксана, налить тебе чего-нибудь горяченького?
- Спасибо, мне уже не холодно.
- Глубина девятьсот метров от гребня. Братцы, а посудину-то качает!
- Эка невидаль.
- Зепп, ты не понял. Качает ритмично.
- Вот как? Круклису устроили срочную побудку.
- Ага, - сказал он. - Разогретая сера стала более вязкой. В
результате отсеялись случайные колебания. Хотя давление тоже возросло.
Нет, не понимаю. Надо посчитать.
- Такое может быть, если чья-то туша бьется в узком канале, - пошутил
Зепп.
Завязалась дискуссия, не менее тягучая, чем сам серный расплав. Меня
в ней интересовал не столько предмет, сколько участники. Точнее, одна из
участниц. Мало вникая в то, что она говорила, я слушал к а к она говорила,
ловил интонации. И в конце концов поймал пару недоуменных взглядов. Пора
было прекращать пялиться. Я решил погулять снаружи. Пропустить что-то
интересное я не боялся. Если специалисты заспорили, ничего интересного не
будет, закон такой.


* * *

Ракетный паром тех времен представлял собой треугольную платформу с
шарами по вершинам. В этих сферах, пронизанных трубами двигателей,
располагался экипаж, приборы и бортовые запасы. Каждая из капсул могла
отстыковываться с помощью особых катапульт-болтов и за две секунды
превращаться в самостоятельную спасательную шлюпку. А на открытой площадке
между модулями допускалось размещение грузов любой конфигурации массой до
девяноста тонн. Красивое конструкторское решение. Жаль, что от него сейчас
отказались.
Выбравшись из шлюза, я остановился. С грузовой платформы открывался
довольно интересный вид. Над близким горизонтом висел Виктим. Рядом с ним
сквозь прозрачную желтоватую дымку сияла яркая звезда. Это был
приближавшийся малым ходом Грави-тон. Ниже него взметывался и опадал в
кратер, позже названный Оксанкиным, султан серных выбросов. На вершине
вулкана торчали балки разрушенного крана. По склону к нему тянулась
красная нить кабель-троса. Окрестности горы покрывали остывшие наплывы. За
ними начиналась равнина с беспорядочно разбросанными кратерами,
окольцованная горами - стенами огромного цирка, на дне которого мы и
находились. Все это заливал потусторонний, шафранного оттенка свет,
оставляющий резкие тени за каждым камнем. До сих пор я могу без особых
усилий вызвать в памяти эту панораму, если нужно, вспомнить вплоть до
мелких деталей. Например, двадцатитонную мортиру, установленную на
платформе, украшала инструкция: ВРУЧНУЮ НЕ КАНТОВАТЬ.
Спустившись по лесенке, я ступил на серный снег. Особой прыгающей
походкой, изобретенной астронавтом Нейлом Армстронгом еще в двадцатом
веке, обогнул паром и направился к соседнему кратеру. В шлемофоне
немедленно пискнул индикатор. Это означало, что дежурный радар взял под
контроль мои перемещения.
- Серж, - сказал Абдид. - Там еще не ступала нога человека.
- Ну-ну. Сейчас исправим, - бодро ответил я. Но оглянулся.
Под днищем парома возились арбайтеры - заваривали пробоину. Выше них,
на грузовой площадке, вращался барабан с кабелем. Еще выше пролетал катер
с большущим прозрачным колпаком над пилотской кабиной. Мирный деревенский
пейзаж Эфир гудел от голосов. При необходимости стоило лишь позвать, и на
помощь бросились бы десятки людей. Но почему-то было беспокойно. Пришло
предчувствие близкого сбоя в будничном ходе событий. Предчувствие
маловероятного вывиха, как потом называла это Мод. Я хорошо его помню.
Сильное это предчувствие, внезапное и пугающее. Хочется вернуться,
затеряться среди других людей, схо-ваться. Чтобы неведомый выбор
неведомого мог пасть на кого-то другого.
Но так нельзя. Шарахаться от теней недостойно. А если уж оказался на
пути тайны, нужно принимать ее вызов. Не каждому так везет. Жизнь все
равно когда-то закончится. Я двинулся дальше.
Часто попадались припорошенные неземным снегом камни и обломки
серного льда, приходилось смотреть под ноги, чтобы не растянуться. Поэтому
склон вырос передо мной как-то сразу, вдруг. Он оказался крутым и
скалистым. Я поднял голову. Прямые лучи Виктима в то место не попадали,
поскольку это была теневая сторона, но вполне хватало света, отраженного
долиной в сел паром.
Я увидел грань кратера, перечеркнутую старыми потеками лавы. Она была
неровной, напоминала трехзубую корону, надетую чуть набекрень, с
королевской небрежностью. Это придавало горе своеобразный вид. Больше
ничего особенного поначалу я не заметил. Но поднявшись выше, остановился.
На среднем, самом малом зубце короны, различался темный нарост. Он имел
слишком уж округлые среди характерных для Феликситура ломаных линий
очертания. Когда я рассмотрел его через телеобъектив, то понял, что оно
вовсе не темное. Пятно имело поверхность такой густой черноты, какая может
быть присуща лишь абсолютно черному телу. Эта чернота выделялась даже на
фоне чернущего неба Феликситура. Оседлав скалу, неизвестное образование,
казалось, наблюдало за тем, что происходит внизу.
У меня возникло впечатление, что при этом оно то ли колышется, то ли
как-то переливается внутри себя. С помощью измерительной оптики скафандра
я определил его поперечник: что-то около семнадцати метров. Последнее, что
успел сделать, прежде чем попал `под макулу`.
О макулах тогда ничего не знали, поскольку как раз мне макула впервые
и встретилась. Да и сейчас, по прошествии без малого пятидесяти семи
геолет, знают не многим больше. В Энциклопедии Человечества макула
определяется как `локальный концентрат генерального поля с потенцией
переноса биомассы`. Прелестно, не правда ли? Знать бы, что такое
генеральное поле. .. В отношении переноса биомассы - это пока что только
предположение. На данный момент твердо установлено одно: макулы могут
воздействовать на психику человека, причем сила этого действия подчиняется
классическому закону механики - убывает с расстоянием. В тот раз, прыгая к
кратеру, я успел пересечь границу `зова макулы`. А может быть, она
зацепила меня еще на грузовой площадке, или даже внутри парома. Мне
кажется, я могу почуять ее издалека, но вот поддаюсь слабо, иначе не писал
бы сейчас ничего. Кроме того, не исключено, что макула попросту отпустила
меня. Так, на первый случай. Те, кто старше нас, тогда еще не решили, что
с нами делать. Да и Мод во-время появилась.
Часто спрашивают: каково это находиться `под макулой`? А никаково,
физические страдания отсутствуют. Чего не скажешь о голове. В старину
бытовало выражение о крови, стынущей в жилах. Вот так же застывает не
кровь, а мысли, активная рассудочная деятельность. Сознание у меня
сохранялось, окружающий мир я воспринимал, но он превратился в фон,
задники сцены, в нечто второстепенное. На какое-то время мозг превратился
в принимающее устройство и ничто более. В него врезалось одно, дьявольски
неотступное представление о бесцельности жизни. Жизни в
белково-нуклеиновой форме. Сам себя воспринимаешь уродливым мешком, чье
существование зависит от неприятного содержимого кишечника. Что это? ИХ
взгляд на НАС? Может быть и так, прекрасные мои соплеменники.


* * *

Вопреки всей сумятице в голове Мод я узнал сразу. До парома было
никак не меньше полумили, но как только на грузовой площадке появилась
фигурка в оранжевом скафандре, я сразу понял, что это она. - Ко мне,
Сережа. Идите ко мне.
Не ведая чего избежал, я отправился в обратный путь.
Сомнамбула-сомнамбулой.
Скатившись по релингу, она двинулась навстречу. - Отчего-то мне стало
за вас тревожно. С вами все в порядке?
- Все в порядке, - механически ответил я. Мне почему-то стало
тревожно за нее.
- Правда? Как вы себя чувствуете?
- Зара считает меня чересчур здоровым.
- Все же, мне кажется, вам не по себе.
- Да, был маленький абсенс.
- Инсайт?
- Нечто вроде. Уже прошло. А вы уже знаете?
- Про инсайты? Да.
Ко мне вернулась способность удивляться. Большинство старожилов
Гравитона так и не удостоились инсайтов, а Мод, прожившая на станции чуть
больше трех недель, уже успела. По неписанной традиции что-либо спрашивать
на эту тему было не принято. Но я не удержался.
- И каковы впечатления?
- Да так, - сказала Мод. - Присматриваюсь.
С нами связался Круклис.
- Хелло! Отойдите дальше. Сейчас буду стрелять.
- Мы в безопасности, Парамон, - сказала Мод. - Спасибо. То, что она
назвала его по имени, мне не понравилось.
- Не за что, - сказал Круклис и отключился. На платформе поднялось
крупнокалибкерное жерло. Развернувшись в сторону Оксанкиного кратера,
мортира выплюнула снаряд. Грунт под нашими ногами беззвучно дернулся.
- Это еще зачем? - спросил я.
- Вы разве не знаете?
- Собирался спросить, но самолюбие не позволило. Мод рассмеялась.
- Обаятельно. Серная льдина оборвала кабель. А в снаряде - станция
связи с батискафом. Прогуляемся? - С удовольствием.
Мы ступили на поверхность застывшей лавы. Поток был молодым, не
успевшим растрескаться, но замерзал он не одновременно, вспучиваясь,
образуя наплывы, на которые приходилось подниматься вбивая в податливую
серу носки сапог. Мод, шедшая впереди, упорно преодолевала препятствие за
препятствием. Выбравшись на плоскогорье, она остановилась, обвела широким
взмахом горизонт и сказала:
- Можете смеяться, но что-то здесь не так, я чувствую. И это - не
совсем суеверие.
- Да, необычная планета, - согласился я, отдуваясь.
- Необычная? Я бы сказала необыкновенная. Не удивлюсь, если здесь
произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее. Маловероятный вывих событий.
У меня засосало под ложечкой.
- Почему вы так думаете?
- Не могу представить, как она оказалась на своей нынешней орбите.
- Шансов на возникновение земной жизни тоже было не так уж много.
- Что вы хотите сказать?
- Гипотеза об искусственном происхождении жизни все еще не
опровергнута. Но можем ли мы себя считать плодом чьего-то эксперимента?
Есть вопросы, на которые нет определенного ответа сотни лет. Но это не
значит, что ответ должен быть обязательно м-м... парадоксальным.
- Кто знает... Те же сотни лет поиска внеземных цивилизаций пока
безуспешны. Одно из трех: либо их нет, либо очень далеки, либо трудно
распознаваемы. Но если следы разумной деятельности трудно различимы, не
значит ли это, что их легко принять за другое? Я рассмеялся.
- Например, за коллапсар?
- Почему бы и нет?
- Не знаю.
- Это все, что вы можете сказать, как специалист по физике `черных
дыр`?
- Не все. Но самое глубокое.
- Пора возвращаться, - неожиданно сказала она.


* * *

Из-за малых размеров парома мне пришлось делить каюту с Круклисом.
Утром меня разбудил его недовольный голос. Он разговаривал со своей женой,
оставшейся на Гравитоне, по видеофону. Лицо Лауры выглядело расстроенным.
- Постараюсь, - буркнул Круклис.
Чтобы не мешать, я вышел. На кухне несколько человек завтракало. Лица
были меланхолические.
- Что случилось? - спросил я.
- В том-то и беда, что ничего, - вздохнула Оксана. Выяснилось, что за
прошедшие сутки батискаф забрался в обширную каверну, размеры которой не
определялись. Разогретая сера становилась все более вязкой, что снижало
скорость аппарата. Одновременно колебательные движения расплава,
обнаруженные накануне, потеряли свою периодичность. Накапливались данные о
том, что они являлись следствием сейсмической активности планеты. Проще
говоря, ничего необычного не происходило. Сенсация не состоялась.
- Нет ничего нового и под этим солнцем, господа, - утешил я их. -
Будут ли еще сюрпризы?
- Обязательно, - вдруг совершенно серьезно сказала Мод.
- Вы в это верите?
- Так же, как и вы.
У меня опять засосало под ложечкой, и я промолчал. Мод протянула мне
тюбик с питательным бульоном.
- Пейте. Хочу пригласить вас та прогулку Вы не против?
- Еще и спрашивают!
- Просьба за вулканы не прятаться, - сказал Абдид. - Серж, ты видел
свою вчерашнюю кардиограмму? От тебя не ожидал.
- Не все сердечные дела находятся в компетенции страховых компаний,
дружище. - Ну, ну, компетентный ты наш.
Жизнь замечательна пустяками. Простая вроде радость - помочь женщине
надеть скафандр, но от абстрактных мыслей отвлекает прекрасно.
- Не смотрите на меня так, - сказала Мод.
- А как на вас смотреть?
- Как на товарища по быту.
- Ах! Это возможно?
- Серж, не дурачьтесь. Вы еще не застегнуты, а за бортом вакуум,
между прочим. Глубокий такой. - Зато вы застегнуты за двоих.
Мод взглянула на меня снизу вверх. Ух, глазища! В восторге я поднял
лапки. И понял, что если у нас что-то получится, буду заниматься этим
постоянно. Есть женщины, которые в каждую секунду знаки, чего не хотят.
МЬ взяли открытый вездеход и покатались по окрестностям. Мод
лихачила, заставляя машину прыгать через трещины, взлетать по крутым
склонам, огибать скалы и воронки. Это явно доставляло ей удовольствие, и
она вела себя как школьница, сбежавшая с уроков.
На обратном пути вездеход подрулил к знакомому мне кратеру и
неожиданно затормозил.
- Поднимемся? - предложила Мод. Я напрягся.
- Зачем?
- Абдид утверждает, что туда еще не ступала нога человека. Смешно?
Она что-то подозревала. Чтобы не выдать себя, нужно было соглашаться.
- Нет. Естественно. Эйнштейн говорил, что ощущение тайны - самое
великое из чувств. `Тот, кто не способен к нему, подобен мертвому. Глаза
его закрыты`.
- Подобен мертвому, - повторила Мод. - Сильное выражение. Гора
оказалась так себе, высотой меньше мили. Мы оставили машину и через час
поднялись к скальному зубцу, на котором я видел макулу. Ничего подобного в
тот раз там не оказалось, никаких следов. Нетронутая пыль
свидетельствовала о мирном сне вулкана. Зато соседний Оксанкин кратер
продолжал буйствовать. Со своего места мы видели, как он выбросил
очередную станцию связи, уме пятую, кажется. Снаряд рухнул на склон и
эффектно покатился вниз, увлекая лавину камней. Планета неохотно
расставалась с тайнами.
Мод расстегнула кармашек, вытянула из него пружинный провод со
штепселем, который вставила в розетку моего скафандра. Наши
радиопередатчики при этом автоматически отключились. Предстоял разговор
наедине.
- Сергей, вы не думали, что когда-нибудь все может надоесть?
- Феликситур? - спросил я, выигрывая время. Серьезный разговор с тем,
кто старше вас - испытание. Нужно успеть сосредоточиться.
Мод попыталась разглядеть выражение моего лица. Хорошо, что
светофильтры помешали.
- Да, Феликситур, - сказала она. из, не дав мне успокоиться,
усмехнулась и добавила:
- И все, что его окружает.
Пропащее это дело - разыгрывать непонимание перед мафусаилом. Нужно
говорить то, что думаешь, нужно идти напролом.
- Я знаю, что от жизни устают. Вы это имели ввиду?
- Спасибо, что не притворяетесь.
- Мод, с вами все в порядке?
- Со мной -да. А с вами? Что здесь случилось вчера?
- Так, померещилось что-то.
- Опишите. Я описал.
- Странно. Если это и инсайт, то весьма необычный. Я думала, это
случится со мной. Почему вы не сказали сразу?
- Мне было тревожно за вас. Мод вздохнула.
- Сережа, я вижу ваши чувства.
- И что же?
- Боюсь, что доставлю много огорчений. Думаю, вы могли бы еще
остановиться.
- Зачем боятся того, чего может и не быть? Никто на знает будущего.
- Не будьте так уверенны. Я промолчал. Мод усмехнулась.
- Вы поняли меня совершенно правильно. Иногда, если живешь достаточно
долго. . . Назовем это предчувствием наименее вероятного варианта,
маловероятного вывиха.
- 0 вашей способности знают?
- Нет.
- Не хотите?
- Не хочу.
- Мне трудно поверить.
- Понимаю. Смотрите сюда.
Опустившись на колени, она начертила в пыли обтекаемое тело с
тюленьим хвостом и парой широких лопастей в передней части.
- Его назовут хвостоногим ухомахом. Скоро мы увидим это существо.
- Где?
- Здесь, на Феликситуре. Рисунок запомнили?
- Д-да.
- Хорошо.
Она поднялась, аккуратно отряхнулась. Потом взяла, да и затоптала
свое произведение. Такие вот поступки случаются у женщин. Поди их
разгадай. Одно слово - ведьмы.


* * *

Несколькими часами позже батискаф добрался до дна каверны. Оксана
сказала, что ей страшно.
- Тебе?
- Нет, кому-то там, - она показала на пол. Круклис прекратил пить
кофе.
- Не устала?
- Проверьте.
- Сигнал слабый?
- Слабоватый. Круклис оглянулся.
- Ищу женщину. Женщины чутче.
Мод молча распустила прическу и взяла шлем.
Кабина быстро наполнилась людьми.
- Ну как?
- Пока не слышу. Я протолкался ближе.
- А сейчас слышу.
- Пеленг? Мод покачала головой.
- Я плохой сенсолог.
- Дайте мне, - нетерпеливо сказала Оксана. - Так. Левый разворот,
курс двести восемнадцать. Быстрее!
Софус немедленно включил полные обороты, но винты тяжело
проворачивались в серном студне, скаф полз черепашьим ходом. Все же, одна
из теней на экране постепенно оформлялась в пятно.
- Сигнал усиливается, - подтвердила Оксана.
- Вот тебе и сюрприз, братец Серж, - ехидно заметил Круклис. -
Подходит? Я молчал, не решаясь поверить.
- Ой! - сказала Оксана. - Мне очень страшно.
- Хватит, отключайся. Мы его видим.
- А сейчас я сердита. Чувствую гнев, злобу.
- Да дайте же форсаж! - взмолился Зепп.
- Хорошо, хорошо, успокойся. Сейчас дадим форсажик. Аппарат понемногу
набрал скорость. Смутное пятно вытянулось, приобрело узнаваемые контуры.
Легко скользя между каменными выступами дна, оно некоторое время
выдерживало дистанцию, но потом начало сдавать. Стали различимы
раздвоенный хвост и что-то вроде плавников. Вдруг существо резко изменило
направление.
- Уходит! - восхищенно сообщил молоденький техник. Софус переложил
рули и вновь поймал беглеца в перекрестие визиров. Включилась внешняя
связь.
- Эй, что у вас происходит? - спросил Сумитомо.
- Ненавижу! - крикнула Оксана.
- Кого? - оторопел губернатор.
- Это она не вас, ваше превосходительство, - рассеянно пояснил Зепп.
- А кого?
- Это она нас всех ненавидит.
- Да за что же?
А мы, за ней гонимся.
- Послушайте, вы что. . .
- Суш1 - взревел Круклис, - отстань. На экран-то взгляни!!!
И он добавил что-то на старояпонском языке. Мод покраснела.
- Оксана, отключайся, - строго сказал Абдид.
- Вот еще! Такое открытие. . . Я вижу. . .
- Что?
- Ничего подобного... Ох! Батюшки, огонь. Внезапно экраны померкли.
Все. И те, через которые шла информация с батискафа, и даме те, по которым
контролировались системы самого парома. За окнами Оксанкин кратер выпустил
мощный фонтан серы. Была видна очередная станция связи, кувыркающаяся по
склону.
- Вот тебе, бабушка, и даблю, - сказал Круклис. Это он
по-староанглийски выразился, полиглот.
Оксана упала, возникла паника. А я погрузился в самый несомненный
инсайт. Явился первозданный океан Земли. Горячий, но уже не кипящий. Во
вспышках молний, сиянии жесткого ультрафиолета рождались и тут же
разваливались цепочки молекул. Это повторялось бессчетное количество раз -
хоровод шариков, причудливо слипавшихся в замысловатом танце, кружил и
кружил, без устали перемешиваемый течениями и прибоем. Взрывались

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 134811
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``