ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Брайан ОЛДИСС

ГАЛАКТИКИ КАК ПЕСЧИНКИ

Все входящие в этот сериал главы первоначально
печатались как отдельные рассказы и были включены (за
исключением первого) в авторский сборник `Тент времени`
(1959 г.). Сериал в настоящем виде под названием `Галактики
как песчинки` был впервые опубликован в 1960 году.

Из тех законов, которые мы можем выявить в окружающем нас мире, один
стоит надо всеми: ЗАКОН ПЕРЕМЕНЧИВОСТИ - НИЧТО НЕ ОСТАЕТСЯ НЕИЗМЕННЫМ.
Деревья год за годом роняют свою листву, горы разрушаются, галактики
выгорают как высокие сальные свечи. Ничто не остается неизменным, за
исключением времени. Покрывало вселенной изнашивается, но время
продолжается. Время - как башня, как бездонная шахта, время чудовищно,
время - герой. Человеческие и нечеловеческие характеры иссушаются временем
как бабочка на листе бумаги, хоть крылья еще ярки, но полет уже забыт.
Время, как и вещество, может быть твердым, жидким и газообразным,
тоже имеет свои три стадии. В настоящем - это поток, который мы не в силах
уловить, в будущем - туманная пелена, в прошлом оно застывает и делается
стекловидным, тогда мы называем это историей, в этот миг оно не может
показать нам ничего другого, кроме наших собственных насыщенных лиц. Время
- ненадежное зеркало, оно освещает лишь ограниченную правду. В нем слишком
много от человека - и потому объективность делается невозможной, оно
слишком нереально, и это порождает враждебные чувства.
Некоторые из следующих далее материалов были написаны очевидцами,
некоторые являются реконструкциями, часть может оказаться мифами, слишком
давно замаскированными под правду и потому воспринимаемыми как правда. Но
все они фрагментальны.
Цельное зеркало прошлого расколото на куски, и его осколки лежат у
нас под ногами. Некогда оно охватывало все стены во всех дворцах, ныне же
сохранились лишь некоторые эпизоды, именно их вы и держите в своих руках.

1. ЭРА ВОЙН

Начнем. Конечно же, это имеется ввиду не `начало` в буквальном
смысле, с первого эпизода, когда над миром сгустились тучи национализма и
разразились ураганом войны. Над забытыми континентами - Азией, Америкой,
Африкой - неслись всесокрушающие снаряды. В те дни осажденные люди не
вполне понимали природу сражения, в которое они оказались втянуты.
Осознание политической ситуации у этих простых черных, белых, серых
людей могло быть изменено достаточно быстро с незначительными затратами
сил. Но в основе этих побуждений лежали факторы, которые вряд ли
достаточно понимались в правительственных особняках Пекина, Лондона, Каира
или Вашингтона - факторы, источник которых крылся в длительном и диком
прошлом расы; факторы инстинктивные и демонстрирующие полную бесполезность
инстинктов, факторы страха, вожделения и пробуждающейся совести; факторы
неотделимые от юности вида, маячащие позади всех жертв рода человеческого
подобно непреодолимым горным хребтам.
И люди начинали сражаться друг с другом, вместо того, чтобы бороться
с самим собой. Наиболее храбрые стремились избегнуть потоков ненависти,
вырвавшись наружу, к ближайшим планетам Солнечной Системы, малодушные всю
свою жизнь проводили в забвении в обширнейших ульях, именуемых мечтаниями,
где красоты выдуманного мира могли в какой-то степени нейтрализовывать
разрушительные последствия войны. Но ни один из путей не предоставлял
реального убежища, когда начинается землетрясение, рушатся и дворцы и
хижины...
Знаменательно, что первый эпизод начинается с человека, беспомощно
сидящего в кресле, в то время как вокруг рвутся бомбы.

ВНЕ ДОСЯГАЕМОСТИ

Директор Мечтария-Пять выскользнул из своего кресла перед молчащим
контрольным пультом; проблема Флойда Мильтона вызывала в нем непреодолимую
тревогу. Серия сильных и частых взрывов на поверхности давала знать, что
вражеская атака еще продолжается, это вряд ли способствовало спокойствию
директора. И хотя он мог считать себя в полной безопасности, находясь в
подземельи, и спокойно изучать мечты Флойда Мильтона, другие соображения
заставили его воспользоваться лифтом и спуститься в неприветливые глубины
Мечтания-Пять.
Он видел лицо Мильтона в тот день, когда вступил в должность, тогда
Мильтон был подобен смерти.
На этажах спящих стояла та же сырость, что и обычно, они насквозь
пропахли спиртом, применяемым роботами при массаже.
- Вот слизняки! - громко произнес Директор в сторону длинных рядов
спящих.
Они лежали неподвижно, упрятав головы в шлемы обратной связи. Порой
спящих заставляли скорчиться, до такой степени, что колени подтягивались к
плечам, а ягодицы зависали в воздухе, и тут же обтянутые резиной
механические приспособления начинали бить и мять их. Потом спящих вновь
вытягивали и начинали массаж грудной клетки, осторожно обходя спускающиеся
с потолка питающие трубки, подключенные к венам.
Несмотря на их умственное состояние, спящие поддерживались в хорошей
физической форме, и все это время они прибывали в прострации, погруженные
в мир своих смутных мечтаний.
- Слизняки! - неприязненно повторил Директор.
Вряд ли можно было бы отыскать человека, который бы любил спящих,
находящихся на его попечении, ему, в одиночестве несущему дежурство в
огромных, автоматизированных помещениях мечтания, было слишком легко
заглядывать в фантазии этих беспомощных, ушедших полностью в свой мир
существ.
За исключением единиц, побуждаемых любопытством, в мечтарии ложились
в основном лишь психопаты и неудачники, пытающиеся переиграть свою жизнь в
бесплодных мечтах, к сожалению они составляли изрядный процент населения.
Шестьдесят лет холодной войны, которая теперь обратилась в нечто до
отвращения горячее, породили огромное количество умственных инвалидов,
которые были готовы с радостью сбежать от действительности в свой
собственный выдуманный мир, воспользовавшись услугами мечтариев.
Флойд Мильтон не принадлежал к такому типу людей, не принадлежал он и
к числу тех твердокаменных космонавтов, которые после долгого и нелегкого
рейса куда-нибудь к Марсу или к Ганимеду, порой заглядывали сюда ради
небольшой передышки. Он больше всего походил на человека, который сам
предал себя и ясно осознавал это.
Потому-то директор и заглядывал часто в его мечты. Порой люди -
настоящие люди - могут избавиться от самих себя до того, как опустятся
слишком низко.
Директор задержался возле кровати Мильтона. Вновь прибывший лежал
неподвижно. Дыхание поверхностное. Лицо его также было скрыто под шлемом
обратной связи. Номер не сообщал ничего, и Директор поспешил к ближайшей
контрольной кабине, где принялся быстро манипулировать ручками настройки.
Потом водрузил шлем на себя.
Мгновение спустя он будет автоматически подключен к мечтаниям
Мильтона, судя по выражению лица Мильтона, когда тот поступил в
Мечтарий-Пять, это вряд ли окажется приятным, но соответствующие
электронные цепи давали Директору возможность сохранять свой собственный
рассудок при любой модуляции эффекта сопереживания.
Как всегда, когда приходилось заниматься подобного рода наблюдениями,
Директор сделал быстрый обзор своего собственного мира, иначе в чьих-то
посторонних мечтах могут возникнуть трудности с самоориентацией. Этот мир
не был уютным. Идеологические барьеры расчленили всю Землю с тех пор, как
в сороковых годах предшествующего столетия был положен конец любым
попыткам человека добиться счастливой жизни.
В конце шестидесятых годов первые пилотируемые корабли спустились на
Лунную поверхность. В конце восьмидесятых - принципы надпорогового
внушения были применены к спящему мозгу, в соединении с техникой обратной
связи это позволило разработать методы, дающие возможность личности
воспринимать собственные фантазии более жизненно, чем трехмерные
кинофильмы. Не прошло и трех лет как был построен первый мечтарий.
А на самой грани веков прибыли солиты. И прибыли не на космических
кораблях, а на судах которые сами называли пристанищами, напоминающих дома
на сооружениях, способных транслировать себя из мира солитов на Землю. Их
наука являлась паранаукой и лежала за пределами понимания землян, и все и
они находили на Земле свои невинные радости.
- Они любили Землю! - тихо произнес Директор.
И тут он увидел, как солиты, с разрешения землян, загружали свои
пристанища дарами планеты, загружали не ураном или золотом, а земными
растениями, животными и бабочками. Они были утонченными дикарями,
очаровательным народом, посвятившим всю жизнь удовольствиям. Но когда
холодная война внезапно сменилась горячей, они исчезли, заявив, что больше
никогда не вернутся. И тот момент для всех рассудительных людей во всем
мире, стал мгновением, когда умерла надежда. Земля снова осталась в полном
одиночестве, наедине со своими бедами.
- Все подготовлено, сэр, - сообщил металлический голос.
Директор взял себя в руки. И через секунду был уже подключен к мечтам
Флойда Мильтона.
Это было изумительно. После промозглых подземелий мечтария-Пять,
после приглушенных отзвуков глобальной войны это все было изумительно
вдвойне. И в то же время - для Директора - все казалось странным и
одновременно невероятным.
Растения щеголяли цветами, нежными, как губы девушки, цветы пускали
побеги, раскрывали бутоны, увядали, выбрасывали узкие ленты длиной в
пятьдесят ярдов, раскачиваемые ветерком и рассыпающие благоухающие семена.
Стена растений образовывала круг, и этот круг был комнатой.
Только одной комнатой. Стены второго помещения мерцали от бессчетного
количества рыб и небольших серых созданий с черными змееподобными
язычками. Они плавали в башнях из воды, которая омачивала вам палец, если
вы прикасались к ней. Трансматериальные поля в две молекулы толщиной
заставляли их стоять неподвижно, взметаясь в янтарного цвета воздух.
Следующий зал, казалось, был обшит звездами, гигантские мотыльки
порхали над головами, и если мотылек касался звезды, то та начинала
звенеть как колокольчик.
Дальше шел холл, в котором высокая трава сверкала от обильно выпавшей
на рассвете росы.
А здесь постоянно шел снег, снег преувеличенный, поскольку падал в
виде трехслойных кристаллов, которые, коснувшись пола, сразу же исчезали.
А там... но каждая комната отличалась от другой, поскольку это был
дворец Амады Малфрейи, а дворец находился на Солите, и сама Амада была
тоже здесь, она только что вернулась из своего путешествия на Землю, где
обзавелась цветами и тиграми. Сейчас она давала прием, на котором собирала
всех своих старых друзей, чтобы представить им своего второго мужа.
Гостей набралось около пяти сотен. Изящную гармонию образовывали
супружеские пары, яркие расцветки свободных мужских мантий удачно
контрастировали с оттененной черными одеждами полуобнаженностью женских
тел. Многие женщины и некоторые мужчины прибыли в сопровождении животных -
гепардов, попугаев аба, великолепных ящериц особого рода, достигающих трех
футов высоты, когда они вышагивали на задних лапах. Веселой толпой они
заполнили изумительные помещения.
Нарядные аэростаты, плывущие в древних торговых ветровых струях,
разносили бокалы по всему веселящемуся дворцу. Каждый из присутствующих,
казалось, был пьян, но никто не казался перепившим. И еще одна деталь
делала этот прием непохожим на другие званые вечера на Земле - здесь
говорили все, и в то же время никто не пытался перекричать другого.
Ослепленный открывшимся перед ним зрелищем, Директор подумал, что до
сих пор он никогда не наблюдал ни у кого фантазий даже на половину богатых
как эта. На основании всех этих тщательно проработанных деталей он мог
сказать, что это скорее воспоминания, чем воплощение желаний, вызванное в
жалком ущербном умишке большинства узников Мечтария-Пять. Флойд Мильтон
должен был в самом деле прогуливаться по этому невероятному зданию, чтобы
представить все подробности.
Он и в самом деле посещал эти нарядные анфилады, залитые холодным
аргоновым светом, который освещал всеми цветами радуги лица собравшихся,
бродил по невидимым тропинкам над бурлящим потоком, вкушал фантастические
блюда и беседовал с гостями, слегка запинаясь в своем твердом недостаточно
солитском произношении.
И ничто из окружающего не удивляло Мильтона, поскольку это был его
дворец, ибо именно он и был вторым мужем Амады, и этот прием был устроен в
его честь, и именно ради знакомства с ним прибывали сюда гости. Настала
величайшая ночь в его жизни, и все же он не был счастлив.
- Ты выглядишь озабоченным, мой звереныш, - прошептала ему Амада.
Она могла бы быть женщиной Земли, причем очаровательной женщиной,
если бы не редкие волосы, плотно уложенные вокруг головы. И сейчас она
напустила на себя страдальческий вид, как становится страдающей любая
женщина, когда ее муж неловко ведет себя в щекотливом положении.
- Я не озабочен, Амада, - возразил Мильтон. - И, пожалуйста, не
называй меня `зверенышем`. Зверушка - это твой голубой тигр.
- Но это же комплимент, Флойд, - ответила она, похлопывая животное по
загривку. - Разве Сабани не прекрасный зверек?
- Сабани - тигр, а я - человек. Ты можешь усвоить и запомнить эту
небольшую разницу?
Амада никогда не выглядела рассерженной, но теперь ее страдальческое
выражение усилилось. `Это сделало ее еще более женственной` - отметил про
себя Мильтон.
- Для меня эта разница совершенно очевидна, - тихо сообщила она. - А
жизнь ведь слишком коротка, чтобы тратить ее на выяснение очевидных вещей.
- Ты права, но для меня они не настолько очевидны, - раздраженно
буркнул Мильтон. - Что надо вашему народу? Вы прибыли на Землю, вы
получили там все, что хотели: траву, деревья, рыб, птиц...
- Даже мужей! - заметила Амада.
- Да, даже мужей. И ты, Амада, располагаешь всем этим, потому что ваш
народ настолько пропитался любовью ко всему земному. И если тебе
вздумается раздобыть еще что-нибудь - твой корабль тут же доставит это. А
это заставляет меня воспринимать себя ничем не лучшим какого-нибудь
экзотического растения или пуделя.
Она грациозно повернулась к нему спиной.
- Сейчас ты ведешь себя нисколько не умнее пуделя.
- Амада! - позвал он, и когда она медленно повернулась к нему,
произнес: - Прости меня, милая! Ты же знаешь, я болезненно чувствителен,
все никак не могу избавиться от мыслей о войне на Земле. И... и от
прочих...
- От прочих? - напомнила она.
- Да. Почему, вы, солиты, так скрытны насчет того, в каком месте
вселенной находится ваш мир. Почему ты не указала мне даже направление, в
котором он находится на ночном небе Земли. Я знаю, что для ваших пристанищ
расстояния несущественны, но я просто хотел бы знать. Для тебя это может
быть мелочью, но это одна из тех вещей, что беспокоят меня.
Амада подождала, пока подобие гигантской бабочки опустится ей на
палец, и потом осторожно ответила:
- При теперешнем уровне развития земной цивилизации вы не можете
достичь нашего мира, тогда какое же значение имеет, где мы находимся?
- Ах, да знаю я, что наши крохотные космические корабли... но ведь
это же только начало...
Он позволил своему голосу затихнуть. Цивилизация солитов была слишком
могущественной и в то же время слишком прекрасной, в этом-то и заключалась
основная трудность. Они могли внешне выглядеть как земляне, но думали и
поступали всегда по-своему, они были... чужими. Это, в основном, и было
предметом беспокойства Мильтона. Застарелый пуританизм заставлял его
интересоваться тем, не совершил ли он некий безымянный грех, женившись на
женщине с другой планеты.
Всего лишь после месяца супружества он и Амада обнаружили свою
несхожесть, нет конечно, до раздоров дело не доходило, но определенные
различия все же выявились. Они любили друг друга, да, это было так. Но
Мильтон, подвергая проверке свою любовь, пытался выяснить, не руководило
ли им осознание того, что лишь женившись на Амаде, он сможет попасть на
сказочную Солиту. Лишь тот, кто женится на обитательнице этой планеты с
матриархальной системой правления, мог посетить ее, иначе она оказывалась
недостижимее самых дальних небес, практически - вне досягаемости.
Презирая себя, Мильтон все же вернулся к своим наболевшим вопросам.
- Земля - бедный мир, - начал он, пытаясь не обращать внимания на
скуку, которая уже приобрела заметные очертания на его лице - Солита -
богатый мир. И все же почему-то вам так нравятся разные земные безделушки.
Вы импортируете их, и при этом ничего не даете взамен земле - даже
собственного местонахождения.
- Нам нравятся земные дары по трем причинам, которые вы в них
почему-то не замечаете, - ответила она.
Он вновь столкнулся с чуждой ему логикой рассуждения. Его охватил
озноб, несмотря на тепло в помещении.
- Вы ничего не дали Земле, - повторил Мильтон, и тут же осознал всю
низость сказанного им. Он говорил не думая, мозг его заплутал во множестве
самых разнообразных вещей.
- Я готова дать тебе все, что только захочется, - беспечно ответила
она. - А теперь иди, пожалуйста, поулыбайся ради меня собравшимся.
Хотя подозрения в душе сохранились, Мильтон все же сумел загнать их в
самый дальний край мозга. Комплекс вины одолевал его: там, дома, в его
родной стране, приходилось воевать, здесь же все было создано для
наслаждения. Да, сама Солита по себе безмерно приятна. Мильтону нравилась
ее атмосфера гедонизма, в которой, тем не менее, все-таки ощущался вяжущий
привкус. Ему нравились местные женщины за их красоту и изысканную
деликатность, которой маскировалась их решительность с какой они правили
миром. Мужчины Солиты произвели на него менее сильное впечатление: он
никак не мог простить им, что они здесь - слабый пол - старые привычные
взгляды умирают с трудом.
Новая толпа женщин и животных, плотная - настолько, что Мильтону не
удалось устоять на месте, подхватила его и понесла в странствования по
дворцу. Все прибывали в изумленной растерянности: некоторые комнаты,
казалось, находились внутри здания, а некоторые - снаружи; сочетание плоти
и меха возбуждало, калейдоскоп красок опьянял. Тут Мильтон обнаружил, что
его давно уже осаждают вопросами о Земле. Он отвечал на них не
задумываясь, все меньше и меньше обращая на это внимания, теперь процессия
начала превращаться для него в этакое подобие причудливого танца.
Несомненно, веселье проникло и в него, согревая душу и ускоряя биение
сердца.
То, что думали о нем солиты - было достаточно ясно: создание
примитивное, экзотическое, возможно даже - ужасное, но, следовательно, еще
в большей степени возбуждающее. Что ж, пусть считают, что он - пещерный
обитатель, благодаря которому этот изумительный прием продлится несколько
дольше.
Несмотря на все свои восторги, Мильтону все же удалось кое-что
выведать о цивилизации, членом которой он теперь стал, подбирая крохи
информации, падающие во время случайных разговоров. Солита оказалась по
большей части бесплодным миром, половину вытянувшегося от полюса до полюса
континента занимали лощеные почвы и изрытые кратерами территории. На
остальных районах солиты пытались реализовать свое представление о рае,
возводя редкие оазисы посреди пустыни. Эти оазисы снабжались флорой и
фауной с Земли, поскольку местные виды можно было пересчитать по пальцам.
- А вы не завозите животных и растения с других планет Галактики? -
поинтересовался Мильтон у женщины с колдовскими глазами.
В следующее мгновение он подумал, что она сбилась с ритма в танце. Ее
зеленые глаза изучающе остановились на нем, пока он не отвел свой
внимательный взгляд.
- Нет, только с вашей Земли, - после паузы произнесла она и,
скользнув в сторону, скрылась от него в толпе.
Солиты подсчитали, что возраст их культуры составляет около
пятнадцати тысяч лет. Сейчас они достигли периода стабилизации. И Мильтон
решил, что несмотря на их показную веселость, в душе каждого из них
просматривается одиночество. Но, наконец, его ощущение отстраненности
растворилось в возбуждении вечернего приема. Он начал слегка пьянеть, хотя
пил совсем мало.
Сейчас дворец напоминал мираж, сверкающий от людей и искрящийся от
музыки, казалось, что вся его архитектура была создана по воле случая или
по законам точно рассчитанной магии.
- А теперь пойдемте все вниз, к морю! - воскликнула Амада. - Такая
ночь будет не полной без океана. Мы полетим недалеко, на Юнион Бей. Пусть
будут волны, пусть вокруг нас звучит ритм прибоя!
Тем временем залы стали напоминать грезы. Пристанища казались
способными на любое чудо, поскольку чувствительные сверхмеханизмы,
встроенные в них, улавливали настроение гостей. Сначала на освещенную
стену накатила яркая волна, комнаты поплыли, раскачиваясь вверх и вниз,
проникая одна в другую вместе с наполняющими их весельчаками, так что
звезды и снежные хлопья смешивались в прекраснейшем и одновременно реально
невозможном урагане, а рыбы-ангелы запорхали среди ветвей зеленых
кактусов. Скрытая музыка увеличила темп, приняв форму марша со
свойственным ему ритмом.
И тут прибыла Вэнгаст Илсонт, последняя из приглашенных. В ее волосах
извивался пурпурный хамелеон, гармонируя своим цветом с пурпурным цветом
ее щек и сосков грудей. Венгаст тоже как и Амада побывала на Земле и
вернулась оттуда с мужем-туземцем. Едва прибыв, она сразу же направилась к
Амаде и Флойду Мильтону.
- Это будет такая радость для вас обоих, - заявила она, тепло
улыбаясь Мильтону и сжимая его руку, - ведь вы оба тоскуете по дому,
уверена, что с моим мужем вы станете лучшими друзьями, будете вместе
веселиться и охотиться. Мы живем почти совсем рядом с вами, до нас отсюда
на лошади можно добраться так же быстро, как и на пристанище.
Она вытолкнула вперед своего земного мужа и представила:
- Чжун Хва.
Мужчины взглянули друг на друга, и в следующий миг каждый, казалось,
выцвел, растерявшись в критический момент.
На лице Чжун Хва достаточно ясно проступили охватившие его чувства.
Сперва - злобная неприязнь. Затем - сожаление по этой неприязни. Потом
смущение, за ним - мучительные поиски, и наконец - гримаса, словно
говорившая: `Ладно, не то время и не то место, чтобы быть невежливым.`
Выдавив на лице улыбку, он протянул Флойду свою руку.
Мильтон пришел в себя менее быстро.
Не обращая внимания на протянутую ему руку, он раздраженно повернулся
в сторону Амады.
Этот человек - представитель нации, с которой мы в данный момент
находимся в состоянии войны, - заявил он.
Напряженное молчание тотчас же охватило всю группу. Отчасти причиной
этого молчания служило непонимание. Хоть Мильтон и говорил на солитском
языке, но поскольку здесь не было даже близких аналогов таких слов как
`война` и `нация`, он попытался подобрать существующие здесь им близкие по
значению эквиваленты - `группа` и `неприятности`.
- Какие же неприятности могут быть между вами? - спросила Амада
достаточно мягко, но в ее словах наряду с изумлением таилась едва ощутимая
угроза. - Теперь вы оба стали мужчинами Солиты. Теперь Земля осталась
далеко позади и у нее больше нет никаких прав на тебя.
Но сказанные ею слова оказали на Мильтона противоположный эффект. Все
его комплексы вины потоком хлынули наружу. Он сжал кулаки, и в этот момент
какая-то часть его мозга осознала, что сейчас он готов совершить самый
глупейший поступок.
- У нас есть между собой кое-какие счеты, - произнес он, стараясь не
дать волю охватившей ее ненависти. - Одному из нас придется уйти.
- Ничего не понимаю, - прошептала Вэнгаст, приведенная в полное
замешательство реакцией Мильтона. - Ведь вы же оба - земляне...
- Вы были раньше знакомы? - спросил кто-то.
- О чем это вы здесь болтаете? - поинтересовался другой.
- Что за неприятности?
- Не обращайте внимания! - обратилась ко всем Амада, затем
повернулась к своему мужу.
Сабани, ее тигр, не мог соперничать с ней в опасной красоте, когда
она начинала сердиться. В гневе она становилась неотразимо притягательной
и в то же время грозной.
- Я хочу наконец разобраться в смысле всего этого кретинизма, -
потребовала она от Мильтона.
Чжун Хва попытался дать объяснения. Его солитский, раздраженно
отметил про себя Мильтон, был более беглым, чем у него самого. Было
похоже, что концепция национализма оказалась выше понимания большинства
присутствующих женщин, они жили в малонаселенном мире, где вездесущие
пристанища превратили сегрегацию в группирование по принципу мимолетных
любовных связей.
Но Амада и Вэнгаст успели побывать на Земле, они кое-что знали о
чудовищных орудиях войны и даже присутствовали при начале глобального
конфликта перед своим возвращением на Солиту. И обе были очень
встревожены, заметив эхо той отчаянной схватки здесь, в их привычной
среде. Пытаясь разобраться в потоке объяснений, они начали понемногу
заполнять пробелы в сведениях, поначалу утаиваемых от Мильтона, частью
случайно, частью намеренно: теперь когда война разразилась, пристанища
прекратили свои посещения Земли. Они оказались полностью отрезанными от
своего родного мира.
Тем временем Чжун Хва, сама вежливость и смирение, развесил уши, а
Мильтон, не способный уследить за всем тем, что говорилось обнаружил, что
теперь ему совершенно ничего не хочется знать. Смятение поглотило его;
рассудок, уже заплутавший среди цветов, красок, соблазнительных женщин,
сейчас раздирали противоречия. Ощущение того, что здесь он чужой, что он
поражен невероятной, восхитительной жизнью здесь, подавляло.
Обозленный, он повернулся ко всем спиной и ушел. Амада не сделала
даже попытки удержать его.
В своем теперешнем состоянии веселой неразберихи, дворец оказался
местом, в котором новичку спрятаться было совершенно невозможно. Он
смешался с прогуливающимися, стараясь уйти как можно быстрее и как можно
дальше, агонизирующий мозг гнал его вперед.
Как же он виноват, что оказался здесь, что же он натворил, покинув
Землю. Он страстно любил Амаду, но он любил также и свой край. И теперь
ему предстояло разрешить это жестокое противоречие. Мысли его сейчас были
еще более спутанными и смятенными, чем скрытая музыка.
Он преодолел немалый путь, пробираясь сквозь толпы изумленных,
восторженных гостей порой снова оказываясь в комнатах, через которые уже
проходил. Но теперь здесь декорации изменились.
Пытаясь спасти свой прием от провала, Амада переместила свой дворец в
другое место. Будучи до своего замужества офицером-электронщиком, Мильтон
кое-что знал о тех трудностях, которые крылись за этой такой простой с
виду переменой положения. Тем не менее, даже в теперешнем его настроении,
удивление вспыхнуло в нем.
Огромное здание внезапно оказалось наполовину погруженным в море.
Задние комнаты стояли на берегу, передние, словно нос затонувшего корабля,
оказались под водой. Здесь была ночь. Иллюзорная фосфоресценция накатывала
на стены и, благодаря хитростям обратного проецирования растекалась по
всему дворцу.
Участники сверхъестественного балета начали прибывать под покров
прозрачных вод. Тюлени, украшенные светящимися шарами, острокрылые
рыбы-корнеты, угри, голавли, крупные пурпурные рыбы-попугаи, косяки
рыб-докторов, дельфины, акулы, электрические скаты - все мелькало в
круговороте на водной арене. Они плыли мимо прозрачных стен, расходясь и
сближаясь в причудливой сарабанде.
- Вернуться бы домой! - воскликнул Мильтон и отвернулся от рыбьего
парада.
Он вновь обратился в бегство, проскочил ряд полузатопленных комнат и,
наконец, оказался в помещении, которое несмотря на камуфляж, он узнал.
Здесь он был в одиночестве.
Он просунул руку под скопление плавающих цветов. Достал из-под них
металлическую коробку, раскрыл ее и, проверяя свое везение, прикоснулся к
одному из контактов. В этой небольшой коробочке помещался манипулятор,
который, согласно указаниям компьютера, расположенного глубоко в
фундаменте здания, устанавливал трехмерные координаты дня для этой
ключевой комнаты в соответствии с пространственно-временным
местонахождением.
Мильтон, припав лицом к сладковатым цветам, рванул на себя провод,
идущий к первому контакту. Стоило проводу отделиться, как он исчез из-под
его
Комната оказалась отрезанной от окружающего мира.
Где-то зазвучал сигнал тревоги, потом он резко упал на целую октаву.
В следующий миг дворец исчез. Люди, музыка, цветы, ярко освещенные террасы
и стены - все разом пропало.
Из-за неисправности, вызванной вмешательством Мильтона, компьютер
возвратил дворец на его основное местонахождение.
А Мильтон оказался в двадцати футах под поверхностью моря.
Когда он вынырнул - все вокруг было погружено в молчание. Подводный
зверинец разбежался. Только морская птица, убитая в момент материализации
здесь дворца, покачивалась на волнах неподалеку от Мильтона. Над его
головой беременным полумесяцем сиял таинственный спутник Солиты, светясь
зловещим красным цветом, словно глаз с залитым кровью зрачком.
Выплюнув попавшую в рот воду, Мильтон поплыл к берегу.
- Я хочу домой! - сказал он сам себе вслух.
Это было достижимо. Большие пристанища, осуществляющие рейсы на Землю
находились не очень далеко отсюда, до них можно было добраться пешком. А
затем нужно было тайком пробраться на борт и заставить их вернуть себя
домой. Чувство долга проснулось в нем внезапно и с абсурдной силой.
Ради возвращения он был готов без колебаний даже совершить убийство.
Солиты были для него чужаками, даже возлюбленная Амада не смогла понять
его. Она не захотела сообщить ему даже такую простую вещь, как сколько
световых лет отделяют от него Землю; значит - ее любовь была неглубокой.
Он должен забыть ее. Может быть потом, после войны... если только ему
удастся выжить в той чудовищной бойне...
Сейчас он нуждался в оружии.
Небольшой мол отходил от берега. Мильтон подплыл к нему и по лестнице
поднялся наверх. Неподалеку он увидел лачугу, она казалась красной в
жутковатом лунном свете. Одним ударом плеча Флойд вышиб дверь.
Ему везло. По стенам лачуги было развешано снаряжение для
аквалангистов. Ласты, маски, эхолоты, водоскопы - все лежало в состоянии
готовом к использованию. Там же висело великолепное гарпунное ружье -
подарок судьбы. Мильтон задумался, припомнив миролюбивую натуру солитов.
Осматривая ружье, он обнаружил, что оно пневматическое и стреляет грозно
выглядевшими стрелами с зарядами на острие, которые взрываются при
соприкосновении с добычей.
Мильтон откопал среди запасного снаряжения патронную ленту, взял
ружье и вышел из хижины. Но едва переступив порог хибарки, он застыл как
вкопанный: по молу в его сторону шел Чжун Хва.
Да, конечно... должно быть, они сообразили, что произошло, когда
суматоха кончилась, а отыскать его было недолго. И теперь они поспешили
вернуться за ним... Оскалившись, Мильтон поднял ружье и прицелился. Чжун
Хва тот час же остановился.
- Не стреляйте! - взмолился он по-солитски. - Флойд Мильтон,
выслушайте меня, пожалуйста. Я вам не враг! Вы просто не понимаете;
совершенно очевидно, что вам известно об этом мире гораздо меньше, чем
мне.
- Я не желаю ничего слушать! - отрезал Мильтон.
Кровь прибоем стучала в ушах. В красной ночи он мог различить
суетящиеся на берегу фигуры, они спешили сюда, вполне возможно, что могли
выследить его.
- Выслушайте меня, Мильтон! Не стреляйте, пожалуйста! Эти люди
спасают и нас, и растения, и животных потому что война скоро все это
уничтожит у нас на Земле. Вы понимаете, Мильтон?! Солиты - наши...
Флойд прервал его диким криком. Люди теснились на поросшем кактусами
берегу. Они спешили к молу. Некоторые из них атаковали прибой, выкрикивая
его имя. Он надавил спусковой крючок гарпунного ружья - и, почти
мгновенно, патрон взорвался, поразив свою кричащую мишень.
Все вокруг опустело, застыло монотонной бесформенной серой массой...
Директор еще довольно долго продолжал сидеть в своей контрольной
кабине, до боли сжав руки. Воздействие мечты Флойда Мильтона было
настолько ярким, что он чуть ли не воображал себя человеком застреленным
из гарпунного ружья. Когда же наконец это ощущение рассеялось, он резко
вскочил, возвращая себя в реальный мир. Что-то заставило оборваться мечты
Мильтона, сам он не мог прекратить их так внезапно.
С контролируемым бешенством директор схватил свой визор, набрал номер
Главной Централи мечтария и пожелал узнать, что собственно происходит.
- Крыло Мечтария-5, из которого вы в данную минуту говорите, -
прозвучал спокойный голос робота, - пострадало от непрямого попадания
кобальтовой боеголовки. Все поглотители задействованы на полную мощность,
ремонтные отряды приступили к работе.
Взглянул из окна кабинки в подвал, Директор увидел длинные ряды
беспокойно шевелящихся спящих, двое из них даже приняли сидячее положение.
Явился гигант и наступил на их умилительные - крохотные слайдики,
высвечиваемые магическим фонарем. Позже они могли все проснуться и
засуетиться в панике - этого следовало избежать любой ценой.
Директор взялся за визор.
- Всем ввести через питательные трубки тройную дозу стандартного
успокоительного, всем, находящимся в этом крыле... немедленно! -
распорядился он.
Это должно заставить их спать не хуже семерых спящих, а легкая
головная боль только окрасит их сновидения, пока не будут восстановлены
все поврежденные линии. Но его приказ распространялся не на всех, было
исключение.
Поспешив наружу, Директор устремился к распластанному телу Флойда
Мильтона. Одним быстрым движением он отсоединил обе трубки, резиновую и
серебряную, уходящие в грудь человека. Затем еще более осторожно отключил
и снял с Мильтона шлем.
- Флойд! - позвал он. - Флойд Мильтон! Очнитесь!
Мильтон открыл глаза, казалось, они глядят на него из океана пустоты,
серого, зловещего и давно забытого.
- Я - ваш друг, - медленно произнес директор, сомневаясь, видит ли
его Мильтон. - Теперь я знаю, что привело вас сюда, и считаю вас слишком
хорошим человеком, чтобы растрачивать свою жизнь подобно этим слизнякам,
что окружают нас здесь. Вы можете взглянуть правде в глаза, более того -
вы должны сделать это! Люди вроде вас крайне необходимы наверху.
- Я - убийца! - судорожно простонал Мильтон в ответ, принимая сидячую
позу. - О Господи, что я...
- Я знаю, что вы наделали, - сказал Директор. - Я заглянул в ваши
сновидения. Вам не следует называть это убийством, скорее вы исполнили
свой долг и с честью вышли из положения.
Мильтон смущенно уставился на него.
- Солиты сделали специальный рейс и доставили вас на пристанище
домой. - напомнил ему Директор. - Я неоднократно говорил вам об этом,
когда вы прибыли к нам. Это лишний раз доказывает, что они не считают вас
виновным: в вашем акте убийства они увидели лишь то, что не имеют права
далее удерживать вас на Солите, и отправили вас домой.
- Вы с ума сошли! - воскликнул Мильтон, впервые осмысленно посмотрев
на Директора. - Они не отправили меня домой. Они меня сослали! Они не
желали больше ни одного мгновения находиться рядом со мной. Они испытывали
ко мне отвращение, ясно? Они заявили, что я - пещерный человек, что, вне
сомнений, мне лучше всего вернуться и отдохнуть в своем первобытном мире.
То, что произошло со мной дальше - их собственный цивилизованный метод
убийства в наказание за преступление.
- Но Чжун Хва... он же был нашим врагом, - возразил директор. -
Поэтому, когда вы застрелили его на молу, то...
В ответ из груди Мильтона вырвался стон. Он спрятал лицо в ладонях,
раскачиваясь взад и вперед.
- Я не убивал Чжун Хва, - наконец выдавил он. - Я убил Амаду, свою
жену...
Прерывающимся голосом он подробно описал произошедшее. Той кошмарной
ночью Амада первой прибежала на мол. Она попыталась отобрать у него ружье,
умоляла пощадить Чжун Хва, когда Мильтон пригрозил застрелить его, и тут
вспыхнувшая внезапно ревность высвободила ярость Мильтона. Он нажал на
пуск.
Отброшенная ужасным взрывом Амада не могла удержаться на краю мола и
упала в море. Катушка ружья, когда прикрепленный к гарпуну линь начал
вытравливаться, пронзительно завизжала.
Вспоминая все это, Мильтон пустился в горестные жалобы. Директор
беспомощно стоял возле него, положив на плечо собеседника руку.
Новые взрывы доносились снаружи до мечтария. В свое время
правительство обещало, что это война - война ради окончания всех войн, и
она будет вестись главным образом на эпических пустынях Луны, что ж, это
был не первый случай, когда правительству приходилось лгать. Но только
сейчас всеобщая трагедия внезапно стала чем-то незначительным по сравнению
с личной трагедией Флойда Мильтона.
- Вам так и не удалось узнать, где находится Солита, - произнес
директор. - Она так и осталась недосягаемой... А ведь каждому однажды было
бы интересно узнать это...
Мильтон поднял на собеседника свои затуманенные глаза.
- Да, я знаю это, - пробормотал он. - Я случайно выяснил это, когда
возвращался домой, на пристанище они подсунули мне технический справочник,
чтобы было чем убить время. Я был в состоянии слишком сильной депрессии,
чтобы взяться за него, и отложил в сторону. Но одна прочитанная фраза
прочно застряла в моей памяти. Там было сказано: `Передача материи
практически осуществима лишь при гравитационных факторах, активно
воздействующих на передаваемую массу`, не могу поручиться за отдельные
слова, но смысл я передал точно.
- Простите, но для меня это ровным счетом ничего не говорит, -
возразил директор.
- Это может иметь только одно единственное толкование. - вяло ответил
Мильтон. - Это означает, что пристанища не могут перемещаться между
планетами, где гравитационное притяжение незначительно. Так что та луна,
которую вы видели, опалена ядерным огнем. И, как вы, может быть сами
догадались, это н_а_ш_а_ Л_У_Н_А... Когда до меня дошла эта мысль, я сразу
же догадался... эх... Солита - это то же, что мы называем нашей Землей,
что солиты - это те же земляне, тот же биологический вид, что и мы. И что
моя дорогая Амада - эх, если бы я знал это раньше! - вовсе не чуждое
создание...
Директор мертвенно побледнел.
- Если это так, - произнес он раздражительно, прерывая причитания
Мильтона, - если они все вовсе никакие не космические путешественника, то,
насколько я понимаю, они просто вернулись назад во времени?
Мильтон кивнул.
- На пятнадцать тысяч лет, - безразличным тоном добавил он.
- Так почему же они не сказали нам об этом? Почему они нам не
сообщили? Или они ненормальные?
- По очень простой причине, - объяснил Мильтон. - Им прекрасно
известно, что мы находимся на грани всеобщей катастрофы, и могли попросту

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 133770
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0