ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Джоан ВИНДЖ

ХРУСТАЛЬНЫЙ КОРАБЛЬ



Хрустальный корабль, летящий по своей вечной орбите, завис над
покрытым облаками миром, проплывающим глубоко под ним. Внутри его
молчаливых залов находились искатели Забвения и Красоты. Здесь было около
пятидесяти из них, но никто не был в состоянии вспомнить, почему они
прилетели сюда, не один пытался сделать это, никто даже не задумывался над
этим. Однако, они все еще прилетали сюда в течение всех этих пятисот лет,
словно это был какой-то ритуал.
Из обширного шара центрального зала Искатели смотрели наружу, на
грандиозную панораму своего мира или думали в глубоком трансе в полужидких
подушках кресел и диванов общего зала. Темно-красный сироп читты, как
свернувшаяся кровь, застыл на краях хрустальных бокалов.
Читта окрасила губы Таравасси, звезда танцевала на кончиках ее
пальцев, словно она отбросила в сторону барьер бытия и ощущений, чтобы
остаться наедине со вселенной, бесформенной, безвременной, бездумной...
Таравасси грезила, как грезили все они и как всегда будут грезить, и
словно не было никакого инцидента с Андаром.


Краски солнечного заката на вечернем небе побледнели. Кроваво-красные
лепестки растворились в пастельных тонах, их приятный аромат развеялся.
Осталось только воспоминание о нем. Какой барьер окружал ее, оковы плоти,
поддерживающая их опора из набора костей образовывала форму ее тела. Она
вновь вернулась к действительности. Она была озабочена.
- Это правда! Это правда! - внезапный звук голосов обрушился на нее,
взорвался в мозгу жарким пламенем.
Она неуверенно пошевелила рукой, неспособная решать, что ей закрыть:
глаза или уши. Бледное лицо, резкие ограниченные контуры в окружающей ее
полутьме нависли над ней, она была вырвана, потрясена и вышвырнута в
коридор окружающим оглушительным шумом.
- Посмотрите на себя, вы... вы... вы... не понимаете, звери,
испорченные, отвратительные... - слабый вскрик, после которого она
полностью проснулась, чтобы совладаать с болью, которая пронзила ее,
однако она снова была отброшена в ячеистую мягкость кушетки.
Лицо отдалялось от нее, становилось реальностью, медленно обретая
фигуру. Она узнала Андара, его светлый балахон, как ветер, развевался над
зеленым лучом и он снова и снова кричал:
- Я знаю правду! Но ВЫ не можете ее увидеть! - его пальцы извивались
в странных жестах, он медленно брел по помещению. Она инстинктивно
приподнялась, чтобы проследовать за ним по прозрачному залу и увидела, как
он, натыкаясь на другие неподвижные тела, пробивал себе дорогу,
прокладывая путь к самому прекрасному - к Звездному Источнику. - Я люблю
тебя, я ненавижу тебя! - невозможно было понять, смеется он или ругается.
- Ваша полужизнь! Ваша живая смерть! Я единственный, единственный живой и
я не могу долго жить с вами. - Он достиг края источника, встал на колени и
нагнулся над холодной пульсирующей глубиной. - Я знаю вашу тайну! - Он
повернулся к собственному лицу, отражавшемуся под ним - и я готов, готов
победить дракона и погрузиться в черную бездну. Возьми меня! Есть одно
небо, и это смерть...
Плача, он соскользнул в глубину Источника, обняв свою собственную,
такую незначительную тень. Фосфоресцирующие волны, прошедшие по тесному
аквариуму, взволновали поверхность не воды, потом тело его замерло.
Пораженная Таравасси стояла неподвижно, неспособная связать происшедшее с
истинностью его сути.
И он лежал там, абсолютно неподвижно и спокойно. Другие, которые
видели эту сцену вместе с ней и которые были в состоянии понять ее,
подошли и собрались вокруг Таравасси, а она тихо и спокойно, и плавно, с
легким удивлением скользила через зал, чтобы, наконец, остановиться на
краю источника.


Тело Андара лежало у его ног, неподвижное, обмякшее, странным образом
повисшее над бездной. Сине-зеленая волна мягко обмыла его, пошевелила его
богато украшенный балахон, заиграла его светлыми волосами, завилась вокруг
его застывших пальцев. Таравасси знала, что его рука не чувствует ничего,
кроме слабого холодка, и она опустила руку в бездонную глубину. Тайна
сине-зеленого Источника никогда не волновала ее, она даже редко думала об
этом. Но когда она взлянула в гклубину, звезды показались ей очень
бледными и близкими.
- Андар... Андар? - кто-то возле нее снова очнулся, схватил
неподвижную руку, робко потянул за нее. Никакой реакции. Она смотрела, как
Сабовин оттащил тело Андара к краю, чтобы перевернуть его, все еще
парящего над бездной.
- Что произошло?
- Что он сделал?
Шепчущие голоса задавали вопросы. Сабовин молча и беспомощно покачал
головой.
- Я этого не знаю. По-моему... по-моему, он умер. - Его рука
коснулась губ Андара. Они не пошевелились, на них все еще оставалась
улыбка безмятежного счастья. Его глаза были открыты: он, не мигая, смотрел
сквозь хрустальный купол на звезды и дальше, застывший в безграничном
удивлении.
Таравасси отвернулась, неспособная вынести поток неприятных ощущений,
отразившихся на его лице. Она взглянула вниз, чтобы увидеть свое
собственное лицо, нечетко отражавшееся в обманчивой поверхности источника:
зелено-голубые глаза, едва заметные в отражении на поверхности, черные
волосы, слившиеся с их нечетким отражением.
- Он _м_е_р_т_в, - сказала Мирро, ее рука легла на грудь Андара.
- Но как он мог умереть? Как он мог умереть?
- Он хотел умереть. Он всегда говорил об этом.
- Он был не в себе.
- Но как он мог...
Голоса окутывали ее сетью пурпурной невероятности. Таравасси
поднялась, отвернувшись от слабого отражения.
- Источник. Звездный источник. Он исполнил его желание.
- Это Источник Исполнения Желаний? - кто-то за ее спиной усмехнулся с
намеком. - Так ли это?
- Бедный Андар. Он сошел с ума. Он был полоумным, и никогда не был
счастлив.
- Теперь он нашел свое счастье. - Сабовин поднялся, указывая на
вытянувшееся тело... - Смотрите! Взгляните на его лицо! Оно кажется таким
радостным! - Вздохнув, он откинул волосы с лица Андара и снова склонился
над ним.
- Но я думаю, что никто из нас больше не использует Источник для
самоубийства.
- Не знаю, - Сабовин покачал головой. - Это не имеет никакого
значения. Бедный Андар, теперь он счастлив. Это больше ничего не значит.
- Но что нам делать с его телом?
- Мы отправим его обратно в город. Кто-нибудь заберет его у нас.
- Бедный Андар.
- Бедный Андар... Бедный Андар... - Их голоса звучали, как хорал. -
Но теперь он счастлив.
Таравасси все еще стояла на коленях на краю Источника, закрыв глаза,
и ее голова качалась из стороны в сторону, а остальные встали и пошли
прочь.
Он _н_а _с_а_м_о_м _д_е_л_е _м_е_р_т_в.
- Таравасси, - рука Мирро мягко легла на ее плечо. - Я снова
воозвращаюсь к своим снам. Ты не хочешь ткать на станке?
Таравасси поднялась, и суставы ее свело судорогой. Она и на этот раз
покачала головой.
- Нет. Я не могу. Я должна вернуться в город.
- Зачем?
- Моя мать больна, - она повторяла это в тысячный раз. Никто,
казалось, не вспомнил об этом, но она не была опечалена или расстроена. -
Мне нужно пойти навестить ее.
- О, - Мирро отвернулась, с отсутствующим видом она шагнула на
спиральный спуск. - Я найду кого-нибудь другого.
Таравасси последовала за мужчинами, несущими тело Андара к самой
глубокой точке хрустального корабля. Мягкая кожа их стоптанных подошв не
вызывала ни малейшего шума, скользя по прозрачному полу. Наконец, они
достигли небольшого помещения, они все вместе стали ждать появления
посадочного бота. Долгое время она стояла в этом помещении и смотрела
наружу через прозрачные стены, молча, не боясь ужасающей пустоты у них под
ногами. Мир был пятнистой птицей, голубой, а с мягким ржавым оттенком,
смешанным с белизной облаков, краски его уже наполовину растворились в
темноте ночи. Таравасси могла обнять силуэт планеты своими руками и она
несколько мгновений стояла неподвижно, опьяненная этим грандиозным
спектаклем.
- Идем, сказал кто-то. Она вышла из своего оцепенения и взглянула на
ослепительное сияние солнца, которое отражалось от стеклянно блестевшей
поверхности медленно приближающегося корабля. Она наблюдала за медленно
приближающимся ботом и почувствовала легкую дрожь, когда каплеобразный бот
слился с гигантским корпусом корабля, и его втиснуло в ангар.
Послышался тихий звон; как и все остальные, она повернулась, когда в
противоположной стене открылся люк, в котором пульсировало зеленое сияние.
Она подождала, пока тело Андара не поместят в одно из кресел в тесном
чреве бота и не пристегнут ремнями. Потом, когда все это было сделано, она
тоже вошла внутрь.
- Ты хочешь сопровождать его? - спросил Сабовин.
Она бросила беглый взгляд в тесное чрево бота и опустилась в другое
кресло, пристегнувшись своим собственным ремнем.
- Да. Моя мать больна. Я должна с ней повидаться.
- О! Хорошо, когда будешь внизу... ты уже знаешь... если ты
кого-нибудь увидишь, скажи, чтобы о нем позаботились. Скажешь, да?
- Я буду помнить об этом, - она согласно кивнула.
Сабовин коснулся одной из вделанных в стену серебряных пластин, и
воздушный шлюз закрылся. Теперь бот был отдельным космическим телом,
независимым от корабля-матки. Он мягко поднялся с пола ангара и повис, как
капля дождя, потом оторвался от корабля и начал свободное падение к
поверхности планеты. Таравасси почувствовала, что утратила вес в пустоте
космоса, но она была прижата к креслу ремнями безопасности, корабль
остался далеко позади. Она посмотрела вверх, откинув голову на серую
обивку кресла, наблюдая за хрустальным караблем, который медленно
превращался в маленький ограненный, излучающий драгоценный свет камень.
Она закрыла глаза, утомленная своим последним сном под воздействием
читты, чувствуя, как существование хрустального корабля теряет свое
значение, а мир под ним становится все больше и больше. Она старалась
сконцентрироваться на своих теперешних обязанностях, но дух ее был слишком
утомлен, она старалась уклониться от неуютного бремени реальности и забот.
Ее мать умирала, и не было ничего, что могло бы помочь старой женщине. Но
она должна была ее увидеть. Она должна была попытаться облегчить ее
страдания - хотя не было такого утешения, которое она была в состоянии ей
дать - а потом как можно быстрее вернуться назад, на хрустальный корабль
назад в мир грез, где забываются все заботы.
Когда она открыла глаза, на нее внезапно нахлынула величественная
необьятность планеты, утонувшей в голубом тумане, которая теперь заняла
все небо перед ней. Внезапная тяжесть, возвращение естественного веса
прижало ее к спинке кресла; все контрмеры казались ей насмешкой перед
мощной вибрацией, сотрясающей тело. Она только повернула голову в сторону;
возле нее замер Андар, его глаза, которые уже больше ничего не видели,
казалось, любовались величественным великолепием мира - но они теперь
пронизывали взглядом все миры, на его губах все еще играла загадочная
улыбка.
- Андар... - внезапно пришедшее понимание захлестнуло ее. Она тут же
повернулась к нему и посмотрела. - О... - в нахлынувшем возбуждении она
провела рукой по его лицу, ощупала его волосы, золотой обруч, мешающий им
упасть на лицо, почувствовала, как его пальцы ложатся на ее собственную
руку, свисающую и белую, как мрамор. Она знала его не особенно хорошо, она
вообще никого не знала так близко, не больше, чем другие знали ее. Но все
же она знала обо всех, обо всех людях города на хрустальном корабле, и все
они были, как одна семья, ради нежных снов, которые она делили с ними.
Однако Андар никогда не испытывал внутреннего беспокойства и часто картины
его снов были пугающими, резко контрастировали с пьянящей красотой снов
других.
Отсутствующий взгляд Андара, казалось, проходил сквозь нее и
устремлялся в небо над ними.
- Теперь ты счастлив, - это был не вопрос, и на него не могло быть
ответа. - Но почему? - Она знала, что никогда не получит ответа на это,
может быть, ответа вообще не существует, но это было бы ответом так же и
на другие вопросы.
Но Звездный Источник... Она вспомнила свои собственные слова: `Вы
наполняете его своим собственным желанием`. Никогда прежде источник не
видал никого никогда, за все эти годы, насколько она помнила это. А теперь
Андар подошел к его краю, уставший от своей напрасной жизни, опустошенный
своей болью. Он молил источник принять его, дать ему смерть - и он бы ему
ответил, в этом она была уверена. Он умер почти без мучений и никогда
больше не будет страдать, никогда больше...
Они медленно погрузились в верхний слой облаков, которые
развернулись, чтобы в конце концов исчезнуть и открыть вид на строения
города. Вибрация возобновилась, группа жилых домов под ними становилась
все ближе и ближе и, наконец, они сели на полуосвещенной посадочной
площадке. Внешний люк бота открылся. Таравасси отстегнула пояс и выскочила
наружу, в отозвавшихся эхом сумерках посадочного купола. Он, как всегда,
был пуст, тут не было никого, кому она могла бы сообщить о бренных
останках Андара. Другие капсулы-боты стояли, чинно выстроившись в ряд
внутри зала, их хрустальные корпуса были покрыты слоями пыли. Она не
обратила никакого внимания на запущенное состояние большинства ботов, она
никогда не видела, чтобы хоть один из них когда-нибудь использовался.
Мягкие порывы осеннего ветра играли великолепного цвета украшениями
ее одежды, пока Таравасси шла по заброшенной улице к дому своей матери.
Она шла медленно, но постепенно шаги ее ускорялись, пока она не пошла
своей обычной походкоой, не обращая внимания на ветер, который яростно
набрасывался на нее. Она расскажет матери об Андаре... Нет, нет! Как она
может? Она видела воображаемые волны, накатывающиеся на нее, отражающиеся
от темной зеркальной поверхности стен домов, и исчезавшие, пылая, в
неровных дорожках аллей, в сердцеобразных листьях деревьев, беспомощно
гонимых ветром. Она дошла до поворота улицы, которая вела к дому ее
матери, и замедлила шаг в маленьком дворике, вымощенном щебнем. Ветер дул
ей в спину, пока она, наконец, не дошла до темного отверстия в стене
здания и начала подниматься по ступенькам лестницы. Здесь кроме ее матери
не могло быть никого, все уже уехали из этого здания, кроме еще одного
жильца... Болезнь ее матери, ее старость сделали ее упрямой: оно считала,
что должна была защищать древние семейные традиции от разлагающего
действия неизвестного будущего. Теперь же она была не в состоянии покинуть
свою кровать. Старый грозный Цефер смотрел за ней, когда Таравасси здесь
не было. Он был слишком стара, чтобы предпринять путешествие на
хрустальный корабль: возле ее матери оставался один-единственный житель,
оставшийся в щестиэтажном доме.
- Таравасси, это ты? - послышался слабый голос матери. Старая женщина
больше не могла делать ничего, кроме как смотреть и слушать.
- Да, мама, - Таравасси, оставляя в пыли следы своих ног, подошла к
двери квартиры и вошла в нее.
Воздух все время здесь был плохим и спертым даже для ее собственного
острого обоняния. Ее мать часто жаловалась на это, но сама она не могла
открыть окно.
- Мама, как ты себя чувствуешь? - она глубоко вдохнула воздух и
задержала дыхание, словно хотела помешать этому затхлому воздуху разорвать
ее грудную клетку.
Я счастлива, счастлива, доченька, видеть тебя, - в голосе староой
женщины не было никакого упрека, но тихая печаль затмила ее глаза, пока
Таравасси смотрела на нее; она понимала ту скрытую боль, которую
испытывала ее дочь, слишком часто навещая ее.
Таравасси подошла по голому полу к кровати матери, опустилась возле
нее на колени и, прижав горячую руку к ее губам, почувствовала морщинистую
шероховатость ее кожи, ощутила улыбку матери...
- О, мама... - слезы побежали из глаз Таравасси, однако она скрыла их
от глаз своей старой матери, она отвернулась от нее и поправила ей
подушку. Мать вздохнула, издав тонкий, ломкий звук, когда Таравасси
ласково погладила ее седые волосы.
- Я сейчас приготовлю что-нибудь поесть, - Таравасси вложила в свои
слова как можно больше оптимизма, подойдя к холодильнику и достав из него
пол-банки мясных консервов. Внезапно она испытала острое смущение. Она
должна завтра утром не забыть зайти в раздаточную и взять побольше еды. На
этот раз она должна не забыть об этом.
Она поставила миску с мясом в маленькую настольную печь; когда дверца
открылась, она увидела, как раскаляется ее нутро. Свет. Она заметила, что
стало темнее, и включила шарообразный светильник, который сейчас же
наполнил помещение серебристым светом, и холодная пустота маленькой
комнатки внезапно показалась ей более гнетущей.
Таравасси начала кормить мать с ложки разогретым мясом, но старая
женщина все еще дрожала и трясла головой.
- Нет, не надо, Тара. Я не могу есть, - она лежала неподвижно.
Таравасси погладила ее лицо, слезы бежали по впалым щекам матери. Вот уже
два дня она ничего не ела.
- Мама, позволь мне принести тебе немного читты, с ней ты... снова
сможешь грезить, - голос ее дрогонул, она уставилась в пол. - Пожалуйст
а...
- Нет, - мать отвернулась, словно ей стало больно смотреть на свою
дочь. Взгляд ее устремился в окно, в полутьму города. - Это сожжет меня,
мне будет очень больно, я не могу больше грезить, - слезы текли из ее
глаз, ее била дрожь, глаза ее в свете лампы стали сверкающими кристаллами.
- Мама... - Таравасси почувствовала, как ее слова прокладывают себе
путь через барьер отказа, который, как она сама говорила, так важно было
разрушить. - Мама, сегодня произошло нечто странное. Умер Андар. Он... он
подошел к Звездному Источнику и попросил у него смерти. И он умер. Безо
всякой боли. Он улыбался...
Ее мать снова повернулась к ней, изучая и как бы вопрошая: `Как это
произошло?`
- Я этого не знаю. Он выглядел таким довольным, он, который никогда
не находил себе радости ни в чем, - она спрятала лицо в ладонях. - Он
сказал: `Есть только одно небо - это смерть`.
Мать сжала руку дочери, преисполнившись новой надеждой.
- Да, Тара, я пойду с тобой на корабль. Но я слаба... так слаба...
Таравасси покинула комнату, чтобы разыскать старого Цефера, потом с
его помощью она отнесла одетое в лохмотья тело матери по темным улицам
назад, к посадочному куполу ботов. Она с благодарнастью отметила, что за
это время кто-то обнаружил тело Андара и забрал его с собой. Она положила
мать на три сидения устроив ее как можно удобнее в спартанской обстановке
маленького корабля. Мать ее лежала тихо, только изредка на ее лице
вздрагивал какой-то мускул. Таравасси нажала на кнопку сигнала: люк
захлопнулсля, бот стартовал. Дрожа от аккордов слабой вибрации, он
помчался к хрустальному кораблю. Ее мать больше не разговаривала, как и
Андар, она почти не воспринимала окружающее.


Она попросила Сабовина помочь ей, и тот понес ее мать по залам
хрустального корабля к ждущему отверстию Звездного Источника. Таравасси
следовала за ним во время этого движения, ее охватывали волны стимуляции,
которые Мирро извлекала из своего станка. Прихотливая игра света и музыки
обволакивала ее сознание, она все время старалась изгнать из своей памяти
тени прошлых снов, которые снова и снова звали ее в этот мир снов.
Таравасси бросила взгляд на лицо матери, на котором неестественными
цветами появились признаки жизни. Последовала вспышка хитрых эмоций,
наполнив ее глаза, когда мать Таравасси взглянула на окружающие ее
предметы и людей. Таравасси краем глаза заметила, что остальные проснулись
от своих грез и, заметив процессию, следовали за ней, купаясь в мерцающем
свете похороной музыки.
Таравасси стояла на краю Звездного Колодца и смотрела вниз, в эту
призрачную нереальность, в темную безграничную глубину ночи. Она
обнаружила в себе страх перед своим собственным отражением. Рядом с ней
опустился на колени Сабовин; безо всякого выражения на лице он опустил ее
мать на край Источника.
Старая женщина в возбуждении с трудом подняла голову. Таравасси
взглянула ей в глаза, опустилась возле нее на колени и внезапно заплакала.
- Мама, я не хочу, чтобы ты уходила! - тонкая рука провела по ее
темным, как ночь, волосам.
- Я должна... я должна, Таравасси. Если ты меня действительно любишь,
то ты должна помочь мне. Расскажи мне еще раз, что сказал Андар...
- Он сказал, что готов. Сказал: `Есть только одно небо - это смерть`.
- Да... - прошептала ее маоть. - Да! Дай мне уйти, Таравасси... - ее
мать замерла в ласкающих руках дочери, и жизнь покинула ее. Таравасси
медленно опустила ее, и та соскользнула в блестящую звездами прозрачную
воду.
Ее мать вздохнула и закрыла глаза, потом улыбнулась, словно с нее
спала огромная ноша. Между ее пальцев вспыхнуло что-то зеленое и голубое.
Она лежала неподвижно.
Таравасси нагнулась вперед, ее рука в последний раз взяла руку матери
и слезы ее беззвучно стали капать в источник.
Потом она вернулась назад, в мир красок и звуков, к грезам, в которых
она теперь могла принимать участие. Другие люди, окружившие ее, что-то
тихо бормотали в тихом удивлении, а потом снова начали расходитьсся, когда
Таравасси заметила их присутствие. Кто-то извлек тело ее матери из
источника и понес его прочь. Таравасси стояла на коленях на площадке и
почти не сознавала, что плачет... скорбя о следах соприкосновения или
легких поцелуях приветствия, которыми она больше никогда не сможет
насладиться.
- Она была счастлива, ты выполнила ее желание, - Сабовин шел возле
нее, положив руку ей на плечо. Он откуда-то принес серебряную чашу,
наполненую чистой и светлой водой, и протянул ей. - Будь и ты тоже
счастлива и признательна за то, что твои страдания окончились.
Таравасси с благодараностью взяла чашу, выпила рубиновый сироп,
достаточно концентрированный, чтобы онаа почувствовала, как ее горло
обожгло холодным огнем. Сабовин повел ее по спиральному спуску в комнату
грез. Там он положил ее на покрытое шелковым материалом ложе и она быстро
перешагнула через тончайшую грань, которая отделяла экстаз от
действительности.

* * *

Таравасси проснулаась. Слезы струились по ее лицу - она не могла
сказать началось ли это только что, или она плакала уже целый час. Она
подняла голову. Пространство, звезды, радужная симфония и разнообразные
фигуры приобретали очертания, когда она сморгнула слезы и немного пришла в
себя... Здесь не было никакой красоты! Ее душа замкнулась от разочарования
и исчезновения иллюзий, от запачканных грязью красок и бессмысленных
звуков... Ничего приятного, никаких видений, только безобразие. Никто
прежде не видел таких грез. Как она могла вынести все это?
Сабовин лежал на другой кушетке, неподалеку от нее, глядя на
окружающее паустым взглядом. Протянувшись над маленьким столиком, она
осторожно коснулась его, потом потрясла, но безуспешно, как она раньше
трясла Андара. Андар... Не было ли это сном? Она удрученно поднялась и
направилась к краю Звездного Источника, где, покачнувшись, остановилась.
Она старалась найти в нем его лицо, лицо своей матери, но увидела только
свое собственное отражение, растворяющееся в ничто. Она задержала дыхание
и медленно шагнула в источник. Холод охватил ее лодыжки. Голова у нее
внезапно закружилась, она задрожала, как тростинка на ветру. Ничего не
случилось.
Она долго стояла и ждала, пока до нее, наконец, не дошло, что ничего
не происходит и вновь проснувшимся сознанием она отметила, что она только
что хотела сделать. Ее охватил страх перед плотиной, неподвижной
поверхностью, которая вдруг сомкнулась вокруг ее ног. При мысли, что она
погрузится в глубину Звездного Источника, ее охватила паника и она
отступила назад, к краю.
Она пошла назад, вверх по спиральному спуску, где ей встретилась
Мирро. Она играла на своем станко-цветооргане. Таравасси вошла в
помещение, проложила себе дорогу сквозь искрящийся призрак созданный Мирро
цветной паутины. Чем ближе она подходила к инструменту, тем больше
возбуждалась - сочетание цвета и звука, хотя и было только поверхностным,
представляло из себя полную гармонию, которая проникала в каждую клеточку
ее тела.
- Мирро, - прошептала Таравасси чераз нежнейшие цветовые оттенки в
окружающие ее звуки. - Как может Звездный Источник давать смерть? Что он
такое? Зачем он здесь? Почему... почему я тоже не могу умереть?
- Ты что, хочешь умереть? - Мирро удивленно смотрела на нее, по
старой привычке наморщив лоб. Ее пальцы скользили по клавишам инструмента,
по сверкающим паутинкам.
Краски замерли в воздухе, разливаясь по стенам, оплетая их
филигранным кружевом чистого сияния.
Таравасси закрыла глаза, чтобы защититься от гипнотического сияния и
борясь с воспоминаниями померкшего сна.
- Я не могу сказать так. Но... я не хочу грезить.
Мирро снова повернулась к инструменту, ее, словно охваченные пламенем
одежды сверкали при каждом движении.
- Ты опечалена. Но это скоро пройдет. Ты еще молода, ты сама скоро
убедишься в этом.
- Но Звездный Источник? Ты представляешь, как действует твой
инструмент, - а можешь ли ты сказать это о Звездном Источнике?
- Я ничего о нем не знаю, - Мирро пожала плечами. - Никто о нем
ничего не знает. Но это нас не волнует. Это не играет для нас никакой
роли. Не печалься об этом.
- Но я хочу что-нибудь узнать о нем. Как мне это сделать?
- Ты не сможешь сделать этого. Никто из нас не знает его тайны.
- А как насчет жителей города? Или аборигенов? Андар однажды был
далеко за пределами города, и он знал ответ, - Таравасси играла рукавами
своей одежды, непрестанно теребя их.
Мирро покачала головой, ее волосы как поток черноты и серебра упали
на плечи.
- Андар был помешанным. Он не должен был ходить туда, и ты тоже не
должна делать этого. Для этого нет никаких оснований.
Таравасси отвернулась, прервала барьер паутины грез и направилась
вниз, к самой нижней части корабля, где ждал бот. Она взяла накидку и
осветительный фонарь-шар из кучи различных вещей, сваленных на полул.
Активизировав механизм выходного шлюза, она быстро огляделась, однако
здесь никого не было и никто не заметил ее ухода.


Таравасси шагала по освещенным улицам города. Первый путь ее привел к
площади Обмена, куда аборигены приносили пищу, одежду и напитки - а так же
читту в глиняных горшках или пластиковых емкостях. Аборигены, как и многие
другие дикие существа - приходили сюда и делили город с его собственным
населением, которое не находило никакого применения этим протянувшимся на
многие мили строениям из бетона и стекла, и не проявляло к ним никакого
интереса. Люди обитали только на ограниченном пространстве вблизи
космодрома и были этим вполне довольны.
Выступающая платформа, которая когда-то для чего-то служила, была
покрыта приготовленными тушками мелких животных, огромным количеством
сушеных фруктов и коробами, полными молотого зерна. Когда она взглянула
туда, из-за кустов раздался резкий крик и испуганно вылетало какое-то
крылатое существо красного цвета. Разочарованая, не найдя никого кому она
могла бы задать вопрос, она направилась к углу платформы, ее тело знобило
в прохладном вечернем воздухе.
Когда она увидела всю эту массу продуктов, она почувствовала голод,
однако одновременно с этим она почувствовала и отвращение. Она не могла
припомнить, когда ела в последний раз. Сырое мясо ей было противно есть,
поэтому она удовлетворилась безвкусными сушеными фруктами. Тут так же
стояли наготове сосуды с читтой, привлекавшие множество насекомых, которые
заканчивали свой полет в мучениях на липкой поверхности сиропа. Руки ее
дрожали, ее тянуло к сосуду, как муху, однако она повернулась к нему
спиной. Позже, позже она вернется сюда, если в этом будет необходимость.
Граница города отсюда была недалеко, она могла рассмотреть меж старых
башен луга, далекую равнину, поросшую серо-золотистой травой, волнующиеся
под дуновением ветра зонтичные деревья, отягощенные плодами. Затянутое
облаками небо прояснилось, стало розовым и желтым, над горизонтом плавала
зелень, пятная сине-фиолетавый купол небосвода. Все это способствовало ее
возбужденным чувствам.
Наступило утро. И она заметила первые признаки жизни здесь, на
площади. Паявились тени, они замирали, играли, потом снова исчезали в
глубокой темноте, когда она слишком громко кричала:`Постойте!`
Она побежала на площадь, однако вокруг нее не было ничего и никого за
исключением покинутых улиц, наполовину заваленных щебнем и мусором. Она
услышала шум - где-то вдалеке что-то упало на мостовую и снова воцарилась
тишина, свалившаяся на нее, как только замерло эхо падения. На мгновение
она затаила дыхание, замерла в углу, испуганная этим внезапным движением и
разозленная всем остальным. Но кто-то был здесь, кто-то мог дать ей ответ.
Как же иначе Андар мог узнать тайну Звездного Источника? Она неуверенно
вышла на улицу.
Весь день она бродила по улицам города. Иногда она слышала звуки,
далекие и неясные, иногда ей казалось, что кто-то наблюдает за ней - или
это была только игра ее воображения? Она не могла сказать наверняка. Она
кричала, но ей отвечало только эхо или шорох маленьких убегающих существ,
хлопанье крыльев в кронах деревьев над головой. Решетка, сделанная из
тяжелых балок и тонких досок, бросала сетчатую тень на их следы,
исчезающие в переплетении растительности, оплетающей стену из обломков и
земли и скрывающей древний металл. Стена из обманчивой каменноой кладки с
блестящими окнами внезапно преградила ей путь.
Охваченная странным отвращением, она не решилась, не отважилась
вступить в это строение, пока не наступила половина дня. Наконец, с дико
бьющимся сердцем, она прошла под аркой входа в темное нутро строения. Ее
шар-фонарик распрастранял бледное сияние, она увидела стены, покрытые
мозаикой - сцены из древней жизни - и два глаза, как раскаленные угли,
светились в темноте. Глухое ворчание и тонкий стон молодого животного
заставили ее, охваченную жуткой паникой, выбежать наружу, на солнечный
свет. Перепуганная до смерти, она не отважилась еще раз войти в здание.
Тени становились все длинне, и ее охватаила некоторая неуверенность.
В последствии она не могла сказать, почему она пришла сюда и что надеялась
найти здесь. Тело ее болело от непрерывного напряжения, желудок ее урчал
от голода. Голод... Грызущий голод...
Она почувствовала непреодолимое желание выпить сиропа читты. Прошло
довольно много времени, остатки эйфории, которые делали часы бодрствования
между снами вполне сносными, были израсходованы, она испытывала эмоции,
которые не пожелала бы испытать никому. Ей нужна была читта, она нуждалась
в ней...
Она устремилась назад по улице быстрыми шагами, новая цель уже
маячила перед ее глазами, но скоро стало ясно, что она не сможет ее
отыскать. Ее охватил внезапный страх, она поняла, что ей придется влезть
на что-то высокое, откуда она сможет найти известное ей место, которое
поможет ей вернуться назад.
Она выбрала винтовую лестницу, которая ввинчивалась в прозрачнвый
воздух и вела на маленькую площадку, увитую виногродной лозой. Она бегло
подумала о назначении этой лестницы, может быть, она была предназначена
для человеческих ног, а может быть, она вообще не имела никакого
предназначения. Но это не играло никакой роли, нужна была только читта...
только читта. Ее ноги осторожно ступили на лестницу. Таравасси рукой
проверила ее прочность. Подъем оказался очень крут, но мокасины помогали
ей взбираться по изъеденным временем ступеням. Она поглядела вниз.
Лестница сузилась, при каждом шаге ее тихий скрежет давил на мозги.
Раздался звук рвущегося металлла, и она шагнула в пустоту. Она
рухнула вперед, и ее громкий испуганный крик тысячекратно отразился от
стен и исчез в темноте.
Таравасси открыла глаза, мигнула и вытерла со своих губ пыль и
засохшую грязь. Она облизала губы, почувствовав, что это был привкус
крови. Она огляделась: под ней была куча деревянных обломков, что-то
острое уперлось ей в грудь. Она попыталась оттолкнуться руками и встать,
но сильная боль пронзила ее запястье. Она снова упала, затем подняла
голову и снова была вынуждена заморгать, чтобы смахнуть пыль с ресниц.
Наблюдатель неподвижно сидел на корточках вне пределов ее досягаемости и
опасливо смотрел ей в глаза. Это был не человек. Глаза его были серыми, с
длинными зрачками, которые были косо вставлены в радужную оболочку, и в
этих глазах не было ни малейлшего признака белков. Его лицо казалось
достаточно экзотичным и подвижным и не напоминало жуткую морду. Е г о
лицо? Она инстинктивно определила его пол по оценке, которая не всегда
может быть правдивой. Туземец? Удивление забило все ее другие мысли - ее
щекотливое положение, неуместность ее собственного присутствия здесь. Она
приподнялась, тело ее свело судорогой и она погрузилась в океан боли.
Туземец испуганно вскочил, и одним мягким движением отпрыгнул назад.
- Нет, подожди! - она махнула ему рукой, голос ее осекся.
Чужак нерешительно остановился, серебристый мех покрывал его кожу на
плечах. Он поднял руку, дотронулся до ноги, потом почесал одну ногу о
другую, его ноги были обуты в мягкие сапоги, тщательно выделанные, похожие
на его собственную кожу.
Она опустила свою руку, застонав от боли. Она смотрела на туземца, ей
хотелось с ним заговорить, но она не знала, что сказать. Она вспомнила,
что туземцы были очень боязливыми и очень глупыми.
Чужак медленно отступал, потом опустился снова на корточки, все еще
вне пределов ее досягаемости. В его глазах мелькало непонятное чувство,
может быть, сострадание. Он поднял голову. Его кнутообразный хвост обвился
вокруг икр. Кончик хвоста был голым и серым, как и ладони его сложенных
рук, остальная часть тела была покрыта серебристым мехом. На нем было
нечто вроде кожаного фартука, который был обвязан вокруг бедер,
бесформенный кусок красной материи, украшенной вышивкой. На его боку
болтались кожаная сумка и нож. Глаза Таравасси быстро скользнули по нему,
потом ее взгляд снова переместился на его руки. Они были необычайно
гибкими, и Таравасси заметила, что на одной из них было только три пальца,
а не четыре.
Неожиданно он поднял руку и протянул ее к ней. Острие одного из его
великолепных когтей заблестело, как слоновая кость. Он издал серию звуков,
что-то среднее между щебетом и ревом, а потом снова присел на корточки,
напряженно смотря на нее. Она не ответила. Тогда он снова повторил свой
звук, на этот раз показавшийся более продолжительным. Потом снова стал
ждать.
Она покачала головой, неспособная понять, что он хотел от нее. Ее
взгляд оторвался от него, она осмотрела поверхность стены. Солнце освещало
только верхушки башен, казавшиеся позолоченными иглами, но свет падал
откуда-то с другой стороны. Неужели она пролежала здесь всю ночь? Она
содрогнулась. Но в этом освещенном ущелье что-то было не так... Почему ее
оставили здесь? Кстати, здесь, на улице, валялись кости. Темные глаза
выбитых окон глядели на нее сверху вниз, везде возвышались кучи мусора и
щебня, отделяя старые стены от новых, мостики, прорезающие пыль. Это был
не ее город, не тот город, который она помнила.
В_ч_е_р_а_ в_с_е_ б_ы_л_о_ п_о_-_д_р_у_г_о_м_у!
Она прикрыла рот ладонью, чтобы сдержать крик безумия.
- Что... - с вами? - спросил голос туземца.
Он нагнулся к ней, вытянул шею, словно попытался дотронуться до нее
сквозь прутья клетки. Слова были нечеткими, с сильным акцентом, он
произносил их с большим трудом - но она поняла их смысл. Его глаза были
очень человечными, когда он напряженно и сочувственно смотрел на нее.
- Вы плохо себя чувствуете?
- Плохо? - она опустила руку и неожиданно разразилась истерическим
смехом. - Плохо?
Когда он увидел ее реакцию, его лицо осветилось внутренним светом.
- Плохо... здесь? - острием своего хвоста он обвел вокруг своей
сидящей на корточках фигуры. - Или плохо... здесь? - его хвост похлопал по
голове, изображая полноео отчаяние.
Таравасси снова опустилась в пыль.
- Плохо... мне кажется, везде, - голос ее дрожал. - Как ты научился
говорить? - Ей не пришло в голову спросить, как он выучил ее язык, она не
думала о том, что были и другие языки.
- Не учил, - он покачал своей серебристой головой. - Знал. Всегда
знал. - Серебристый мех на его морде сморщился. Казалось, что образование
слов, сам акт их произношения, представлял для него огромную трудность. -
Я человек. Все люди знают.
- Ты не человек! - громко воскликнула она.
Она поднялась, преодолевая оцепенение своих мускулов. Тело ее болело.
Она добралась до ближайшего окна и взглянула в темную отражающую
поверхность. Очень долго она стояла там, стояла очень тихо и смотрела на
чучелообразную фигуру, закутанную в древнее пыльное платье, на худое
окровавленное лицо - отчаяние в сине-карих глазах - они единственные, еще
помнившие о грезах, в которых прошла вся жизнь Таравасси. А потом с
какой-то грацией она отшатнулась от темного стекла, соскользнула по стене
и медленно упала в пыль.

* * *

В окружающей полутьме Таравасси снова открыла глаза. Она лежала на
боку на куче тряпок. Мягкий свет солнца струился через отверстие в сырой
поверхности стены и странный свет мерцал за ее спиной, такой же теплый,
как и цвет солнца. Она огляделась. Туземец сидел возле маленького очага,
его серебристый мех был залит золотым светом. Он ритмично тер шар-фонарик
обеими руками. Его хвост внезапно поднялся вверх и схватил полено, которое
туземец тут же бросил в огонь. Над пламенем, на длинной цепи,
прикрепленной к крюку в потолке, над пламенем висел медный котелок. Она
впервые ощутила приятный аромат. Запах пищи, возбуждающий аппетит и
соблазнаяющий сильнее, чем все, что она помнила.
- Я голодна! - воскликнула она.
Туземец удивленно взглянул на нее.
- Я слышу тебя! - он отложил шар в сторону и наклонился на коленях
вперед, кивнул, и глаза его засверкали сильнее, чем если бы в них просто
отражался свет.
Он взял чашку тончайшего фарфора, окунул ее в котелок, наполнив ее,
протянул Таравасси. Она рассматривала очаровательный узор из цветов на
поверхности чашки, жадно прихлебывая густой, дымящийся бульон. Она
наслаждалась терпким ароматом овощей и густым мясным наваром. Долгое время
еда для нее была тяжелой обязанностью, а сама пища была безвкусной,
неаппетитной кашей, которую нужно было глотать, чтобы утолить голод. Она
прежде не испытывала никакого голода и никогда прежде не знала, какое
удовольствие может доставить еда. Грусть, недомогание и слабость исчезли,
мысли ее прояснились... Она вспомнила вид своего собственного истощенного

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Россия

Док. 133091
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0