ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Валерий Вотрин.
Человек бредущий

----------------------------------------------------------------------------
© Сорyright Валерий Вотрин, 1996
Dаtе: 10 Fеb 2000

----------------------------------------------------------------------------
Глава 1
Замок Безумцев стоял в долине, у которой не было своего названия, но
имелась репутация, почти столь же зловещая, как и у самого замка.
Малахитовое небо сверкало над ним алыми полотнищами зарниц, острые шпили
устремлялись вверх, и безобразные птицы сидели на зубцах его башен. Окна
замка светились странным светом, который не имел определенного оттенка, а
переливался и мерцал, завораживая всевозможными цветами. У основания
замшелых стен, на ровной, хорошо освещенной светом кровавой луны площадке
Хейзинга и Намордник Мендес играли в бамбару.
Дорога начиналась невдалеке от них, заросшая дикой травой и
кустарником, и уходила за холмы, на серую необъятную равнину, покрытую
ядовитым ковылем и змеиными норами и залитую нехорошим лунным сиянием. По
этой дороге к замку подходил Каскет.
Каскет был парнем лет двадцати с бледным подвижным лицом, ясными
голубыми глазами, крупным носом и улыбчивым ртом. Его волосы, темные и
прямые, спадали на лоб небрежными прядями. Каскет был одарен во многих
отношениях: он хорошо говорил, знал и любил древних философов, пел, плясал и
умел играть на музыкальных инструментах. Он также был сведущ в колдовстве и
мог постоять за себя в драке, зная, как управляться и шпагой, и мечом. Он
нравился женщинам и некоторым мужчинам тоже. Его манера одеваться всегда
была одна и та же: красный кожаный камзол и зеленый плащ. На поясе Каскет
носил короткий меч с изумрудами на эфесе. В его карманах не было ничего
сейчас и никогда ничего не водилось. Каскет был легкий и веселый человек.
Тучи наползли на луну, когда он приблизился к замку. Еще издалека до
него донеслись обрывки беседы, смысл которой уходил в дебри вековой игорной
казуистики:
- Когда на третьей семерке выпадает вилка, которую также называют
чертовыми рогами, а валет червей вынимает кинжал, чтобы поразить двойку и
короля пик, - тогда и выходит бамбара.
- А дама? Куда девается она? Нет, вилка колет ее в бок, она взвизгивает
и вскакивает на короля, превращаясь в семерку и становясь срединным зубцом в
вилке.
- Так ты не про вилку говоришь, а про трезубец. А он получается так,
смотри... во-от... потом так... р-раз!
В воздухе слышалось шуршание и азартное шлепанье картами.
- Э! А туза? Туза-то ты забыл!
- Да не забыл я. Вот он. Он - башня пик. Дама томится у зарешеченного
окна, а валет лезет к ней по веревочной лестнице.
- Хм. А если лестница обрывается?
- Это и будет бамбара.
Каскет подошел к ним и уселся рядом. Хейзинга был толстяк со впаянным в
глазницу железным моноклем и париком, сделанным из стальных стружек. Глаза
Намордника Мендеса, карлика с большими вислыми ушами, светились во тьме
зеленым огнем. Над ними было вечно-беззвездное небо с красным оком луны и
светящиеся окна замка. За ними глухо возносилась вверх стена из дикого
камня. Под ними был холодный выщербленный камень площадки. Перед ними был
Каскет. Ему дали его карты, и он уставился в них.
- Десятка, - сказал Каскет, - вертит хвостом и заглядывает в глаза
королю бубен, ибо пора отправляться на соколиную охоту.
- А на кого охота? - спросили его.
Каскет немного помедлил.
- На пустельгу, - наконец сказал он.
Намордник Мендес встал и потянулся.
- Недавно я сочинил стихи, - провозгласил он. - Слушайте.
Однажды в суровом и диком краю
К сосне привязал я лошадку свою.
Сходил по делам я, вертаюсь назад -
Сожрал мою лошадь бесстыжий бинфэн!
- Ха-ха-ха!
- Браво, браво!
- Стихи, достойные... м-м... даже сам не знаю кого!
Намордник Мендес расшаркался и сел.
- Итак, - произнес Хейзинга, уставясь моноклем в раскрытый веер своих
карт, - на повестке ночи - определение бамбары. Первое: игра. Второе: игра
карточная.
- То есть азартная, - вставил Каскет, покрывая шестерку бубен двойкой
пик.
- Именно. Поскольку это так, а никак не иначе, что могут подтвердить по
меньшей мере три свидетеля, не считая прочих, число которых совершенно точно
установлено быть не может, что также засвидетельствовано упомянутым уже мною
числом видоков, а именно - тремя, заключается, что бамбара - игра, игра
карточная, игра азартная и, что самое главное, игра сложная. Все ли
согласны? Несогласных не было.
- Тогда, - продолжал Хейзинга, заставляя своего валета лезть под юбку
даме треф, - зададимся вопросом тождественности обыденных реалий и тем, что
происходит здесь, под стенами строения, известного больше под именем Замка
Безумцев, хотя непосвященному странно сие название и даже весьма странно,
каковое название отнюдь не странно человеку посвященному, искушенному и
сведущему. То есть, говоря слишком упрощенно, тождественно ли тождество и
реальны ли реалии? Имеет ли кто высказаться?
Желающих не имелось.
- Вот, к примеру, ты, - обратился Хейзинга к Каскету. - Имя?
- Каскет, - сказал Каскет.
- Вот видишь, - сказал Хейзинга Наморднику Мендесу. - Он реален, а
значит, существует, дабы иметься в наличии.
- Да, - молвил тот.
- Далее. Замок Безумцев. Все знают, что в нем хранится благородный
черный опал, называемый Сажей Вельзевула, из чего следует, что наш друг
Каскет, что называется в просторечии, вор. Ворюга.
- Совершенно с вами согласен, - откликнулся Каскет, побивая туза треф
королем пик и делая вилку.
- Но возникает один вопрос. - Хейзинга поднял вверх почему-то четыре
пальца. - По какой причине помянутый Каскет - единственный вор, пришедший
сюда за последние семь лет? Имеется ли на этот мой вопрос разумный - я
подчеркиваю, разумный, - ответ, или такового не имеется?
По-видимому, такового не имелось, ибо Каскет и Мендес продолжали молча
обмениваться ходами. Луна, наконец, очистилась от туч, и вновь красный ее
свет залил площадку.
- Имеется! - торжествующе вскричал Хейзинга, самолично отвечая на свой
собственный вопрос. - Этот замок - Замок Безумцев. Он обитаем, если,
конечно, можно назвать обитателем мага. А уж с ним не захотел бы встретиться
никто, уверяю вас!
- Да уж, - согласился Намордник Мендес. - Никто, это точно. Даже я.
- А что за маг? - поинтересовался Каскет. Игра немного утомила его, и
он был рад возможности перевести дух.
- Милый мой, - прочувствованно положил руку ему на плечо Хейзинга. -
Никто не знает его имени, ибо он не выходит из своего замка уже много лет, а
за этот срок прозвание, если таковое и было, забылось. Но он там есть, и это
доказывается хотя бы тем, что последний вор, тот, что был здесь семь лет
назад, обратно к нам не вышел. Так что ты будешь очередной поживой этого
старого хитреца.
- А, - спросил Каскет, - Сажа Вельзевула все еще там?
- Там, - печально кивнул Намордник Мендес, незаметно плутуя. - Но и
колдун - тоже там.
- А как он выглядит?
- Кто? Камень?
- Нет. Колдун.
- Это длинный ужасный старик с пустыми белыми глазами и в балахоне,
испещренном таинственными символами.
- И больше никого в замке нет?
- Он надеется, - сказал Мендес Хейзинге. - Он еще на что-то надеется.
Молодец. Я бы так не смог.
- Там один колдун, - произнес Хейзинга, звеня своим париком. - Раздать
еще раз?
- Не надо, - поднялся Каскет. - Я иду.
- Давай, давай, - сказал Мендес и - Хейзинге: - Смотри, у тебя тузовая
упряжка. Проморгал?
- Я все вижу. У меня цуг, у тебя - карета.
- Ну-ну. Только вот бамбары еще нет.
- Нет - так будет.
Когда Каскет входил внутрь замка, последними словами, им услышанными,
были:
- Итак, на повестке ночи - определение игры. Первое: игра...
Внутри замок был темен. Начинаясь в сравнительно малом холле, вверх
разбегалось множество лестниц. Лестницы были узкие, и казалось, что где-то
наверху они перевиваются друг с другом, образуя огромный, запутанный узел.
- Ку-ку? - сказал Каскет. Ответа не последовало. Он покрутился на одном
месте и решил подняться по той лестнице, которая была прямо перед ним. При
этом он старался идти тихо, ногами не шаркать и не хрустеть коленными
суставами.
Лестницей, по которой он поднимался, в давние времена пользовались
часто: камни ее ступеней были отшлифованы и сглажены ногами в прошлом
многочисленными гостей. Но сейчас она явно не использовалась: на ней лежала
пыль и тлен веков.
Преодолев последнюю ступеньку, Каскет оказался перед низкой железной
дверью. Над нею длинным медным гвоздем был приколочен бурый и
растрескавшийся человеческий череп. Замков у двери не было. Каскет вытащил
из кармана длинную деревянную щепку и сунул ее в темное глубокое отверстие,
зияющее в двери, словно голодный распахнутый рот. Раздался звучный хруст, и
дверь начала отворяться. Каскет вытащил щепку обратно. Около половины ее
отсутствовало. Конечно же, он не удивился такой хитрости со стороны
волшебника. То ли еще будет. Просто можно было легко лишиться руки.
Внутри было темно. В маленькой комнате с полукруглыми сводами в мутных
тиглях рычало белое острое пламя, играя четкими геометрическими тенями на
стенах. Все остальное тонуло во тьме. Пахло серой и еще чем-то - очень
неприятно.
На первый взгляд комната казалась необитаемой. Каскет так и решил. Он
неспешно вошел внутрь и подошел к выступившему из тьмы столу, заваленному
свитками, заставленному пустыми ретортами, засыпанному шкурками неизвестных
животных и птичьими черепами, заляпанному разноцветными кляксами от едких
кислот и пахучих жидкостей. Камень тоже был здесь, по соседству с рыжим
огарком свечи и двумя обшарпанными перьями, - черный отшлифованный опал в
золотой корзинке, сделанной в виде гнезда феникса. Каскет, довольный,
протянул руку, чтобы взять его.
- Вор!
Каскет оглянулся. Из темного угла с лежанки, которую трудно было
заметить с первого взгляда, смотрел на него пустыми белыми глазами старик со
спутанной бородой и в балахоне, испещренном таинственными символами.
Некоторое время они молчали, глядя друг на друга.
- Тайна жизни, - наконец произнес старик, продолжая неподвижно смотреть
на Каскета. - Никому не удавалось постичь ее, разве только древним. Но они
мертвы. Ты вор.
- Не буду отрицать, - с поклоном произнес Каскет.
- Да падет на тебя столбняк до тех пор, пока не скроется за тучами лик
луны, - молвил маг, и на Каскета пал столбняк. Он застыл на месте, не моргая
и не двигаясь. Только глаза его обежали всю комнату и вновь остановились на
старике.
Голова колдуна упала на подушки. Он устало закрыл глаза и прошептал:
- Неистовые деяния моей жизни не дают мне спокойно уйти в другой мир.
Довлея надо мной, они вынуждают оставаться здесь, пребывая в бренной
оболочке тела и скорбя о прожитом. Знание тяготит меня, вор. Страшные тайны
известны и подвластны мне, ибо в своем добровольном заточении я не терял
времени даром, проникая за древние завесы прошлого. Ты содрогнешься, услышав
мои слова.
Каскет молчал - принужденный заклятием.
- Тайна Бога, - говорил старый чернокнижник. - Чего только ни дали бы
мне некоторые, чтобы узнать ее. Я же постиг эту тайну. Ты тоже узнаешь ее
сейчас.
Луна продолжала мертвенно сиять.
- Есть условие. Узнавший тайну должен передать ее другому, иначе не
покинет этот мир. Шесть лет я томлюсь на этом жестком ложе и семижды семь
раз пожалел, что убил того последнего вора, который пришел сюда, чтобы
украсть мой драгоценный опал. Моя душа давно горела бы в аду, но сколь слаще
для меня котел с кипящей серой по сравнению с этим неудобным ложем. Ты
восприимешь мою тайну, а я уйду, ибо устал. Ты согласен? Но ты не можешь
ничего сказать, связанный заклятием.
Он хотел сказать что-то еще, но в это время тучи внезапно наползли на
луну, и она перестала расточать свой тревожный свет. Заклятие спало с
Каскета. Он выдернул свой меч. Волшебник говорил, закрываясь бессильными
руками, Но Каскет махнул мечом, и голова мага покатилась по полу. Из разреза
не выкатилось ни единой капли крови. Голова подкатилась к столу и уставилась
на Каскета ненавидящими глазами.
- Может, так тебе станет легче? - съязвил Каскет и, схватив черный
опал, сунул его себе за пазуху. Голова внизу что-то пробормотала.
- Что-что? - спросил Каскет, склоняясь к ней и прикладывая ладонь к
уху. - Ты что-то хочешь сказать?
На него упала тень. Он медленно поднял голову и увидел, что над ним
возвышается нечто, стоящее на ногах, оканчивающихся двойными копытами. Оно
было рогато и черного цвета.
- Боги Пора! - проблеял Каскет севшим голосом.
Нечто заговорило голосом мягким и приятным:
- Как ты повелишь казнить его, господин?
Голова на полу что-то хрипло выкрикнула.
- Я понял, господин. - Демон поклонился. Подняв недовольную голову
волшебника, он бережно положил ее рядом с беспомощно шарящим руками телом.
Затем повернулся к дрожащему Каскету.
- Пойдем, - сказал он, и Каскета схватило за шиворот, головой вперед
протащило в узкое окно, ободрав одежду, стремительно и мгновенно пронесло по
воздуху, и в ту же секунду он обнаружил, что висит на грубом деревянном
кресте, а его руки и ноги крепко привязаны к перекладинам. Крест стоял как
раз на опушке того самого леса, который находился недалеко от Замка Безумцев
и который путники старались обходить стороной. Низкое небо было мрачно. Над
стоящим в отдалении замком на фоне багрового круга луны кружили черные
силуэты огромных птиц.
До Каскета донесся смех. Внизу, под крестом, стоял демон, принесший его
сюда.
- Если ты волшебник, - глумливо произнес он, - сойди с креста!
С этими словами демон показал Каскету черный опал, темнеющий в его
правой руке, и исчез.
Луну в очередной раз закрыло тучами. Пошел холодный дождь, ледяными
струями окативший Каскета с головы до ног. В лесу рычали - не по-человечески
и не по-звериному. Зловещие молнии полыхали над мрачным замком.
Каскет в отчаянии задрал голову к неприветливым небесам.
- Лама савахфани! - завопил он.
Глава 2
Каскет висел на кресте, и в голове его проносились мысли, чистотой
своей и четкостью сравнимые разве только с алгебраическими формулами:
`Холодно если не удастся слезть с креста погибну замерзну веревки
остановят кровообращение и тогда все конец лес рядом звери хищные птицы
другие тоже хищные сожрут надо же было попасть в такую дурацкую передрягу
опал пропал смотри-ка рифма дорога правда рядом но что толку никто по ней не
идет путники путники не оставьте меня здесь холодно холодно холодно`.
В лесу раздавались шорохи и хруст ветвей, мелькали светящиеся нехорошим
вожделением глаза. Внезапно он услышал шаги. По дороге, слабо виднеющейся в
темноте, торопливо двигалась фигура в капюшоне.
- Добрый человек, - взмолился Каскет с высоты своего креста, - помоги
мне, и я клянусь, что я отплачу тебе сполна за это доброе дело.
Человек остановился, с сомнением оглядывая высокий крест.
- Это слишком трудоемко, - сказал он хриплым голосом. - И потом, откуда
мне знать, - может, ты опасный разбойник, распятый здесь за свои мерзкие
преступления, и, освободив тебя, я подвергнусь большому риску?
- Клянусь тебе, - вскричал Каскет, - я мирный человек и терплю над
собой надругательство исключительно за незлобивый и добродетельный свой
нрав. Спаси меня и будешь вознагражден.
- А может, - продолжал вслух размышлять человек, - ты закоренелый
грешник, и такое времяпровождение тебе только на пользу? Тогда снять тебя с
креста значит навлечь на себя твои же тяжкие грехи, а я законопослушный и
искренне верующий человек.
- Добрый человек, - сказал Каскет, - поторопись, ибо я вижу, что вышел
на опушку большой сируйт и ощерил свою громадную пасть. А мне не очень
хочется попасть туда.
Человек внизу решился.
- Лучше я оставлю тебя здесь, - пробормотал он, собираясь идти дальше.
- Человече! - заорал Каскет, страх которого достиг своего предела. -
Остановись! Ибо ты бросаешь жертву на произвол хищных бестий. Я дам тебе
все, что имею.
Человек приостановился.
- А что ты имеешь?
- Я владею землей, золотом, - начал перечислять Каскет, со страхом
видя, что сируйт приближается к ним, - драгоценными камнями невиданной
огранки, великолепными тканями, шитыми серебром, мягкими, как серый дым на
ветру, прекрасными женщинами с гладкой смуглой кожей и загадочными
глазами...
- Подожди, - торопливо произнес человек, бросаясь развязывать путы
Каскета. - Хоть я и сам богат, но, видать, есть на свете люди и побогаче
меня. Только поклянись, что дашь мне все, что перечислил.
- Клянусь фаллосом Тука, бога стрекоз, - пылко произнес Каскет.
- Тогда пойдем. Ибо ночь и непогода застигли меня в пути. Хотя, думаю,
что ты не будешь клясть судьбу за это.
И они пошли по дороге, уводившей их прочь от замка. Продрогший Каскет,
разминающий свои члены, затекшие от долгой пытки на кресте, непрестанно
озирался. Ему казалось, что сируйт следует за ними, принюхиваясь к их
запаху. Но в это время он сам почувствовал зловоние. Так мог пахнуть только
сируйт. Каскет отшатнулся от своего ничего не подозревающего спутника и стал
ступать по возможности тише. Зверь был рядом, и это пугало его еще больше,
чем долгое висение на грубом нетесаном кресте. Внезапно возле него сверкнули
глаза чудовища, и тяжкое тело навалилось на спутника Каскета.
- Во имя всего сущего, - закричал тот, - помоги мне! Ибо ужасный сируйт
напал на меня в ночи.
- Постой, - глубокомысленно проговорил Каскет. - А что ты мне дашь за
это?
- А-а! - вопил путник, погибая в зубах сируйта.
- Ты не очень-то многословен, - недовольно констатировал Каскет,
собираясь идти. - Ради спасения своей жизни можно было сказать на пару слов
больше. Но я уже ухожу. Говори скорей, не испытывая моего терпения долее.
- Я дам тебе земли, золото, драгоценные камни невиданной огранки,
великолепные ткани, шитые серебром, легкие, как серый дым на ветру...
- Где-то я это уже слышал, - пробормотал Каскет, быстро уходящий на юг.
Он пришел в город Ыбдуз, в котором никогда не бывал, но слышал, что
здесь живут люди простодушные и бесхитростные. Каскету всегда нравились
такие люди, умиляющие его своею честностью и верой в высокие идеалы. Поэтому
он без колебаний решил остановиться здесь в надежде разжиться хоть малой
толикою денег, так как опал остался у хитрого старого колдуна, а
возвращаться назад Каскету совсем не хотелось.
Он ввалился в первую попавшуюся таверну, дом с толстыми каменными
стенами и с непристойными картинками над грубо сколоченными столами, и
потребовал себе комнату и ужин, потому что был ужасно голоден, - прошедшая
переделка возбудила в нем зверский аппетит. Служанка внесла ужин - хлеб,
холодное мясо и кувшин пива - в комнату, где разместился Каскет, и он,
поужинав, крепко уснул.
Наутро он отправился осматривать город. Ыбдуз был город большой, но
небогатый, что соответствовало характеру его жителей, промышлявших
земледелием и разведением скота. Вдобавок он лежал далеко в стороне от
торговых путей, редкие караваны заходили в него, чтобы проследовать на
местный рынок, и их нечастым визитам отнюдь не способствовало то, что
окрестные леса кишели разбойниками, хищными сируйтами и злыми колдунами,
насылающими черную порчу. Сами же местные жители почти все без исключения
были людьми отталкивающего обличья, страдающими разными физическими
недостатками, и многие из них в полнолуние оборачивались волками и страшными
ящерами. Но, в общем, это были добрые и гостеприимные люди.
Толпа этих людей окружила Каскета на большой рыночной площади, куда он
забрел, будучи по натуре человеком любознательным. Такое поведение Каскету
совсем не понравилось. Еще секунду назад люди вокруг него были поглощены
своими собственными делами, заключавшимися в том, чтобы похитрее надуть друг
друга или стянуть то, что плохо лежит, и вдруг немая, но недоброжелательно
настроенная толпа окружила его сплошным кольцом. Люди Ыбдуза молча и явно
враждебно изучали Каскета. Наконец один из них, высокий человек с черной
дырой вместо рта, сказал:
- Откуда ты, чужеземец, и расскажи нам также, чем ты занимаешься?
- Человек я мирный, - ответил ему на это Каскет, - идущий к святым
местам храмов Нергала и Сотота кормиться подаянием, любитель тихой
задушевной беседы и восторженный созерцатель чудес природы, кои являют нам
справедливые и неусыпные боги.
Люди Ыбдуза с сомнением оглядели его.
- Нергал и Сотот весьма почитаемы в нашем городе, - сказали они, - но
вокруг в лесах обретаются кровожадные и лютые банды разбойников. Не из их ли
ты числа?
- Нет, нет, - горячо запротестовал Каскет. - Я не могу даже помыслить
об убийстве - это приводит меня на грань нервного припадка, и я начинаю
трястись и дрожать, словно осиновый лист на холодном осеннем ветру.
- А как ты относишься к детям? - спросили его.
- Дети, - сердечно произнес Каскет, - единственная отрада в моей отнюдь
не достойной примера жизни, наполненной скверной и грехами. Эти божьи
создания своим невинным лепетом и сиянием восторженных глазенок исцеляют мою
душу, раненную мерзостями мира, и мне начинает казаться, что посредством
этого я становлюсь ближе к небесам.
Жители города после этой речи восторженно зашумели. Их подозрительность
как рукой сняло.
- Он - то, что нам нужно! - вопили в толпе женские голоса. - Он спасет
их! Скажите же ему! Скажите!
Каскету сказали. Оказалось, вот уже долгие месяцы город терроризируют
компрачикосы. Никто не знал, сколько их, но судя по тому, что недосчитались
многих детей, компрачикосов вокруг города тоже хватало. Это были остроумные
компрачикосы: они прислали бургомистру записку, в которой просили не
обвинять их во всех смертных грехах и благодарили за детей, кои оказались
такими же уродливыми, как и их родители, что значительно упрощало труды
компрачикосов по превращению детей в карликов и других столь же потешных
созданий. Записка была торжественно сожжена на городской площади, а город
объявил компрачикосам беспощадную войну. Однако дети продолжали пропадать.
Причем жители Ыбдуза вовсе не отличались большой любовью к своим отпрыскам.
Скорее тут вступала в права дилемма охотников и дичи, а дети значили не
больше, чем неизбежная причина конфликта. Кто-то высказал предположение, что
объявился новый гаммельнский крысолов, но предположение с великим гулом и
негодованием было отвергнуто, ибо родителями пропавших детей категорически
отметалось даже какое-либо отдаленное сходство их чад с непотребными
гаммельнскими грызунами. Бургомистр города, худой паралитик в
кресле-каталке, затесавшийся здесь же в толпе, обратился к Каскету:
- Чужеземец! Наш город небогат и даже можно с уверенностью сказать, что
город наш просто беден. Но мы с радостью дадим тебе некоторое количество
денег, лишь бы нашел нам наших детей. Ибо они - наше счастье, а счастье,
можно сказать, из рук выпускать нельзя.
На что Каскет высказался в том плане, что с удовольствием готов помочь.
Ему тут же была вручена некоторая весьма солидная сумма, которую Каскет с
внутренним ликованием и принял. Несколько благодарных донельзя женщин чуть
не подрались друг с дружкой за право предоставления ночлега новоявленному
спасителю детей, но тут вперед вышла девушка, выгодно отличающаяся от
спорщиц и лицом, и фигурой, и Каскет поспешно выбрал ее дом для предстоящего
ночлега. Спорящие с неохотой и завистью проводили их взглядами, и толпа
быстро разошлась.
Дом девушки, которую звали Нонией, был чист и пуст. Хозяйка молча
пригласила Каскета внутрь, молча подала ему обед и молча удалилась. Каскет
услышал звук льющейся воды: было похоже на то, что хозяйка принимала ванну.
С удвоенной энергией он проглотил свой обед, и в это время Нония появилась в
комнате. Они возлегли на ее невинное девичье ложе и проделали ряд несложных
телодвижений, которые до того понравились им обоим, что все оставшееся время
и всю ночь они занимались тем же.
Утром, как только рассвело, Каскет с некоторым сожалением посмотрел на
спящую Нонию и вышел из дома. Его путь лежал за стены города, к густым и
неприветливым лесам, состоящим по большей части из грабов, дубов и
чинчуйских секвой. Солнце едва только встало, небо было серо-розовым, и по
нему плыли облака, напоминающие своим видом спаривающихся животных. Птицы
только начинали петь свои утренние песни, ненавязчиво переходящие вскоре в
дневные, а потом в вечерние, к ночи совершенно стихая, - к великой радости
невольных слушателей.
Немного поблуждав по лесу, Каскет встретил одинокого дровосека. Он
спросил его, где здесь обитают компрачикосы, и дровосек подробно объяснил,
где они обитают, что делают сейчас и чем занимаются вообще. Попутно он также
внятно и многословно изложил свои собственные взгляды на их деятельность, а
также на то, почему он, зная их местоположение, до сих пор не сообщил куда
следует. Последнее вышло у него достаточно невнятно и неубедительно. Каскет
поблагодарил его и пошел по указанной честным тружеником тропе, которая
привела его вскоре к длинному каменному строению с крошечными оконцами и
дверью, сделанной из цельной каменной плиты. На строении было написано:
`Компрачикосы. Мастерская. Вход слева`. Возле указанного входа Каскета
встретил улыбчивый толстячок с выпученными блеклыми глазами, и они, немного
повременив от первоначального изумления, бросились затем друг другу в
объятья. Произошел некий быстрый и малопонятный разговор, в котором
вспоминалось прошлое и нещадно клялось нынешнее, а затем толстячок,
звавшийся Воозом, пригласил Каскета в дом. Здесь Каскет был представлен
второму компрачикосу, Ипсиланти, сухопарому и желчному типу со вставными
железными зубами. Ипсиланти был специалист по приданию нужных форм. Каскет
удивился, что компрачикосов всего двое, а также тому, какими хитроумными и
осторожными способами они выкрадывали детей у тупоголовых жителей Ыбдуза.
Вооз подмигивал и вопил, что это - секрет производства и что тут ничего не
поделаешь, хоть Каскет и старый друг, а тайны ремесла - это тайны ремесла,
извиняюсь. Ипсиланти взвизгивал каким-то особенным смешком и блестел своими
зубами. Каскет на это витиевато высказался в том смысле, что, не ожидая
ничего от такого неприятного во всех отношениях поручения, он встретил
внезапно и вдруг двух старых друзей, а это уже радость и, если не бояться
этого слова, даже счастье. После этих слов двое компрачикосов окончательно
прониклись к нему пылкой и многословной симпатией.
Потом пошли смотреть воозовских подопечных. Они размещались в большом
помещении, которое на первый взгляд было похоже на мастерскую горшечника.
Тут и там стояли большие кувшины, из которых торчали детские головы,
остриженные наголо. Некоторые головы спали, другие таращились на вошедших
круглыми испуганными глазами. Каскета разобрал смех, и он согнулся надвое.
Ипсиланти начал объяснять, какие уродцы получаются из тех, что в горшках, а
какие пользуются спросом, служа на потеху местным князьям и прочим
аристократам.
- Мы копим, - пояснил его слова Вооз. - Надо расширять производство,
усиливать темпы, заменять устаревшее оборудование. Появилась конкуренция. С
такими моделями сейчас много не заработаешь. Методы, которыми мы пользуемся,
также безнадежно устарели. Но не ломать же им кости молотками! Каскет,
понимая справедливое возмущение Вооза, смеялся.
- В знак нашей старой дружбы, - наклонился к нему Вооз, - дарим тебе
любого... да хотя бы вот этого, он как раз готов для продажи. Учти, просить
за него следует не меньше 500 оболов. И то этого будет мало, ибо за те
труды, которые мы положили на него, он потянет на целую 1000 оболов.
- Отлично, - сказал довольный Каскет, осматривая товар. - Ну, приятно
было повидаться.
- Ты куда идешь? - спросил Ипсиланти.
- Перевалю через горы, а там видно будет. Хочу пойти сейчас, потому
что, как мне показалось, местные жители производят впечатление людей хоть и
недалеких, но весьма быстроногих.
- О да! - заулыбался Вооз. - Но ты же от них уйдешь?
- О да! - заулыбался и Каскет.
Компрачикосы снабдили его плетенкой вина и некоторым количеством
съестных припасов, и Каскет отправился в путь, захватив с собой мальчика лет
десяти, карлика с непомерно большой головой и носом, набрякшим какой-то
темной жидкостью. Так как Каскет отправлялся в путь без денег, то ему
требовалось побыстрее сбыть свой товар, а потому он зашел в один большой и
богатый замок, где карлика приобрели у него за 800 оболов. Больше получить
не удалось, хотя Каскет долго и упорно торговался, отстаивая каждый грош и
нудно перечисляя все достоинства своего спутника. Но ему удалось выжать из
представившейся возможности все, переночевав в замке и стянув несколько
мелких, но ценных безделушек, отсутствие которых обитатели замка, люди
богатые и немелочные, заметят еще нескоро. В полдень Каскет двинулся в путь
по седой от выпавшей за ночь росы долине к серым горным цепям вдалеке.
Глава 3
`Муза скажи мне о том многоопытном муже который боги Пора он настигает
мчится словно молния вот уж не ожи оп хоп ямы какие глубокие коряги черт бы
их побрал оп взобраться бы на гору а там оп-па черт ямы а там я в
безопасности меч потерял нет не по оп нет не потерял слава небе`.
Каскет бежал по светлой березовой роще, ловко прыгая через коряги и
глубокие ямины, а следом за ним скакало, сопя и взрывая землю короткими
толстыми ногами, опасное чудовище бинфэн. Обе головы его, расположенные
спереди и сзади мускулистого кабаньего туловища, покрытого короткой
лоснящейся щетиной, громко хрюкали от возбуждения. Они бежали так довольно
долго, и только недостаточная для быстрого бега длина ног бинфэна до сих пор
спасала Каскета. Но бинфэн был упорен в достижении своей цели - сожрать
Каскета, а сам Каскет уже порядком устал. Где-то по дороге он потерял пояс,
в котором хранились все его вырученные деньги, и это отнюдь не придавало ему
сил. Как назло, береза - дерево не очень-то удобное, чтобы мигом взобраться
на него, не обладая цепкими когтями, а потому Каскета могла спасти только
виднеющаяся немного впереди гора - преддверие вечного льда, снега и
разреженного воздуха.
Роща, как мельком успел заметить Каскет, не была необитаемой. Когда они
с бинфэном с шумом проносились между прямых и белых древесных стволов, ломая
и приминая кустарник, по сторонам мелькали некие плохо различимые фигуры в
зеленых колпаках. По-видимому, это были альрауны. В одном месте такая фигура
с белой бородой и с топором в руке восхищенно заулюлюкала им вслед, и
радостно захрюкали ей в тон головы бинфэна.
Роща вплотную примыкала к каменистому боку горы, поднимавшейся вверх,
словно ступени гигантской лестницы. Каскет с ходу запрыгнул на первые
исполинские валуны и быстро начал взбираться вверх. Но и бинфэн не отставал.
Он проявил чудеса прыти и ловкости - видимо, был сильно голоден. Так они
некоторое время молча, с сопением, карабкались вверх, пока, наконец, Каскет
не заметил немного в стороне от себя вход в пещеру, возле которого толпились
какие-то карлики в оранжево-бурых плащах. При его приближении карлики резво
скрылись в недрах горы, а вход закрыла большая бронзовая дверь с четырьмя
наклепанными сверху железными полосами. Каскет не раздумывая налег на эту
дверь плечом, и она утробно скрипнула. Бинфэн уже был где-то рядом:
слышалось его шумное хрюканье. Каскет налег сильнее. За дверью завозились, и
чей-то голос сипло прокричал:
- Эй! Ты сейчас нам дверь выломаешь! Полегче налегай, дурило! Каскет с
руганью пнул дверь, вызвав тем самым обильный поток ответной ругани, и,
путаясь в собственном изодранном плаще, начал карабкаться на почти отвесную
стену возле пещеры. Ему удалось залезть на скальный козырек, нависающий над
бронзовой дверью. Здесь Каскет устроился и с любопытством стал ждать
появления бинфэна. Тот себя ждать не заставил. Он тяжело дышал, отдувался и
оглядывал окрестности двумя парами налитых кровью глазок. Каскет, сидя на
козырьке, с помощью специальных упражнений привел в порядок свое дыхание и
крикнул бинфэну: - Наверх посмотри. Что, слопал? А ты постучись вот в эту
дверь. Или не открывают?
Бинфэн с радостным хрюканьем устремился к двери, одним ударом вышиб ее
и скрылся в недрах горы. Из темного лаза послышались громкие и горестные
вопли. Каскет с удовольствием прислушался к ним, еще немного передохнул и
полез дальше вверх.
Когда он достиг вершины этой горы, его глазам представился грандиозный
пейзаж громадного хребта, частью которого, как оказалось, и была гора. Вид
был - точно на плоском белом чертеже, потонувшем в прозрачном мареве
облаков, что особенно подчеркивало чисто геометрические пропорции
открывшегося пейзажа: четкие треугольники пиков, устремляющиеся вверх;
округлая бесконечность туманных бездонных пропастей; трапеции пиков
поменьше, которым будто не хватило сил дорасти до своих громадных братьев,
сравняться с недосягаемыми треугольниками; многогранники горных цепей,
закидывающих сети своих скал далеко в сердце мирных зеленых долин. И надо
всем этим ровным и сверкающим кругом - символом вечной бесконечности -
висело холодное горное солнце.
Вершина горы была плоской и каменистой, только в дальнем ее углу, на
маленьком клочке земли росла старая ель, у корней которой журчал
пробивающийся между камней слабый ручеек. Под этой елью толстый старик по
имени Лаплас лепил из влажной земли глиняного голема. Когда на вершине
показался Каскет, утомленный, исцарапанный и в изодранном плаще, Лаплас уже
заканчивал свой труд.
- Собственно, я уже заканчиваю свой труд, - сказал он подошедшему
Каскету, который жадно приник к воде ручейка, а потом, напившись, устало
присел на камни у корней дерева. - Правда, остались кое-какие детали......
нос... глаза - вместо них я вставлю вот эти два камешка, правда, красивые?..
рот... у-у, какой большой, в него поместишься даже ты...
Взгляд старика скользнул по Каскету.
- Давно лепишь? - спросил тот, отдышавшись.
- Давно, давно. Как создан мир.
- Да, давненько, - согласился с ним Каскет. - Что там вдали, за этими
горами?
- Страны.
- Это хорошо. А то я подумал было, что горы эти никогда не кончатся.
- Все кончается и заканчивается. Все начинается и зачинается. Все
претворяется и притворяется.
- Вода в твоем ручейке вкусная.
- Обычная вода. Вода жизни.
- А.
Ель шумела своими ветвями. Было прохладно.
- Все. - Лаплас долепил своего истукана. - Теперь самое главное. Теперь
надо его оживить. Поможешь?
- А почему нет? - бездумно согласился Каскет.
- Сначала нужно узнать текущее имя бога, - наставительствовал Лаплас. -
Но какое? Текущих имен великое множество. Затем - кровь. Нужно сбрызнуть
кровью голову голема. Можно, конечно, этого и не делать. Но лучше сбрызнуть.
Тогда он будет прямо как человек.
- Где ты найдешь здесь кровь? - наивно спросил Каскет.
- Они растут быстро, - говорил старик. - За неделю вырастают до
громадных размеров. Конечно, риск. Но зато сколько возможностей! Имя бога
может быть совершенно неведомым, иным словом, еще не слышанным доселе этим
миром. Попробуем?
И они стали изощряться в произнесении невнятных и чуждых разуму словес,
каждое из которых по своему звучанию чем-то роднилось с шумами, издаваемыми
органами пищеварения. Сначала Каскету это нравилось, но затем порядком
наскучило. Он сильно проголодался и устал. Отойдя от Лапласа, который
продолжал что-то бормотать и выкрикивать, Каскет сел возле ручейка и
задремал.
Разбудил его звук голоса Лапласа, который произнес что-то вроде
очередного `грмрдр`, и последовавший за этим странный шорох. Он открыл глаза
и увидел, что голем больше не походит на серую бесформенную глыбу
затвердевшей глины, но более похож на облепленного влажной почвой человека,
правда, немного уродливого. Глаза-камешки его странно блестели, а руки были
разведены в стороны. Но что самое главное, в правой руке его был меч, и этим
мечом голем описывал в воздухе угрожающие круги, направляясь к Каскету.
Лаплас за спиной голема тихонько хихикал и потирал руки.
- Вот видишь, - крикнул он Каскету, - Мне удалось узнать текущее имя
бога. А теперь ты узнаешь, чья кровь необходима моему голему для полного
завершения.
Каскет вскочил на ноги и сделал выпад своим мечом в сторону голема. Тот
ловко отскочил. Лаплас прыгал и громко смеялся. Каскет и глиняное порождение
магии закружили друг против друга, обмениваясь частыми ударами. Голем
двигался упруго и ловко, тогда как уставший после длительного подъема Каскет
был не в форме и скоро понял, что, если поединок будет продолжаться так и
дальше, он действительно очень быстро узнает, чья же кровь нужна для полного
завершения голема. Тот обрушился на него с новыми силами, которых у него,
судя по всему, оставалось еще много, и ослепил сериями эскапад и туше.
Каскету пришлось плохо. Он кое-как сумел отбиться, не обращая внимания на
издевательский смех творца голема. Затем прыгнул за большой камень,
оттягивая время. Голем на секунду потерял ориентацию. Они стали ходить
вокруг камня, время от времени обмениваясь ударами. Каскет пока думал.
- Все по правилам! - вопил Лаплас. - Все по правилам!
Судя по всему, он был в восторге.
Не придумав ничего лучшего, Каскет стал подбирать с земли увесистые
булыжники и метать их в своего противника. Эта прогрессивная метода вскоре
оказала свое действие: один булыжник выбил меч из руки голема, другой
раздробил ему живот, а третий, метко запущенный, снес истукану голову. После
этого голем рассыпался, превратившись в кучку серой глины, а улыбка быстро
сползла с лица Лапласа.
Каскет крепко связал его и прислонил спиной к камню. В рот Лапласу он
сунул кусок своего плаща - дабы старик не учинил еще какого-нибудь
злонамеренного колдовства. Закончив, Каскет отошел и полюбовался на плоды
своих трудов. Затем вытащил меч.
- Блаженны идиоты, - произнес он, - ибо их есть царство небесное.
Блаженны тупые ублюдки, ибо они соль земли. Блаженны нелепые ханжи, ибо они
бога узрят. Блаженны гонители и мракобесы, ибо они - свет мира. Блаженны
алчущие и жаждущие чужого, ибо они насытятся. Блаженные нечистые душой и
оскверненные пороками, ибо они наследуют землю. И если просто изречешь: `да,
да` или `нет, нет`, то это от лукавого. И если правый глаз соблазняет тебя,
соблазнись, ибо не причинишь так себе вреда. Ты слышал, что сказано: `Око за
око, зуб за зуб`? И я говорю тебе: воистину!
С этими словами он кончиком своего меча сделал несколько аккуратных
надрезов на теле Лапласа в месте залегания крупных сосудов и с минуту с
удовлетворением смотрел, как кровь вымывает из колдуна жизнь, орошая землю и
одежду темно-красным. Потом Каскет ушел с этого места.
Когда же сошел он с горы, за ним не следовало множество народа.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Россия

Док. 132123
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0