В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ПРОРОКИ И ПОЭТЫ Назад
ПРОРОКИ И ПОЭТЫ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

И.Гарин.

Пророки и поэты


Том шестой

М.: Издательство `Терра`, 1994
ОСR Бычков М.Н.


ШЕКСПИР


ТЫ ПАМЯТНИК ВОЗДВИГ НАЗЛО ВЕКАМ

О Шекспир! Дух! Владычил ты горами
Превыше гор, создателем рожденных,
Вещал слепцам о пропастях бездонных...
Ты бесконечность сблизил с нами!
Я предпочел бы в мраке быть глубоком,
Но видеть мир твоим хотел бы оком.

Ю. Словацкий

Я прожил 50 лет, равных векам, 50 лет, вместивших в себя первобытность,
рабство, феодализм, инквизицию, распад и возврат к неолиту - время между
двумя зверствами, гигантскую протяженность человеческого бессмыслия,
хлыстовства, скотства, дури. Я прожил 50 лет, равных всем человеческим
эпохам, дающих мне право на Данте и Шекспира. И я могу с глубоким
прискорбием заявить, что все ужасное, написанное ими о человеке, - малая
толика правды. Их ад - наш рай...

Ричард III - не герой нашего времени лишь потому, что он - жалкий
щенок, обремененный рефлексией... И дочери короля Лира - благородные
девицы... А Калибан - вершина разума... Ибо в жизни все куда страшней, чем в
драмах Великого Вила, в жизни куда более жутко, чем в фарсах театра абсурда,
вышедших из Шекспира, в мире, в который забросила нас судьба, хуже, чем в
самых страшных фантазиях, рожденных безумием...

Все провидцы рода человеческого оказались недальновидны: не провидели
нас... Впрочем, найдись мужественный гений, способный единым взглядом
обозреть все наши непотребства, его ждала бы жуткая участь - шок безумия...

И все мы в разной степени безумны. Миазмы земли, устланной метровым
слоем костей, политой морями крови, отравляют живущих, превращая всех нас в
безумную орду, спасающуюся от самой себя.

Российская шекспириана часто возвращается к нескольким малозначительным
упоминаниям Лебедя Эйвона о России и русских: русские соболя, русская икра,
русский император...

Отцом моим был русский император

Удивительно, что, обсасывая случайно брошенные Шекспиром слова о
России, никому не пришло в голову сравнить годы жизни Шекспира (1564-1616) с
шекспировскими событиями, происходящими в то время на Руси. Что это были за
события? Кровавое царствование Ивана Грозного, череда убийств в царском
окружении, жуть опричнины, массовый террор против народа, разорение и
закрепощение крестьян, генетический отбор на тупость, злобность и
аморальность, казни опричного капитула, царствование слабоумного Федора
Ивановича, затем Бориса Годунова и Василия Шуйского, смутное время, Гришка
Отрепьев, Тушинский вор, измена Басманова, крестьянские бунты русских Кедов,
голодомор и чума, унесшие более трети населения страны, разруха, запустение
полей, шайки на дорогах...

В 1605 г. в Лондоне вышла в свет книга со следующим длинным, по
обычаю того времени, заглавием: `Сэра Томаса Смита путешествие и
пребывание в России, с описанием трагической смерти двух императоров и
одной императрицы, случившейся в течение одного месяца, когда он был
там, а также чудесного спасения ныне царствующего императора,
считавшегося умершим 18 лет тому назад`.

Самое любопытное - никем не замеченное почти хронологическое совпадение
жизни Шекспира с эпохой русского опустошения и распада (1572-1614), имеющего
мистическую тенденцию к повтору {Сегодня Шекспир вновь остро необходим С
последовательностью исторических волн настало очередное смутное время Я
завершаю эту книгу в дни очередных Лжедмитриев, и новые Кеды уже сбивают
свои шайки}.

Да ведь Шекспир писал обо всем этом! Писал, когда в России вообще не
было писателей. Печатный букварь Василия Бурцева появился спустя 18 лет
после смерти Шекспира, первый театр - спустя 56, Славяно-греко-латинская
школа - спустя 70 лет... Да, первая печатная книга Федорова действительно
появилась в год рождения Шекспира, но в России все `культурные революции`
почему-то совпадали с царствованиями некрофилов и убийц.

Когда смельчак возьмет на себя труд сравнить всего Шекспира со всей
Русью, то окажется, что только о России и русских Ричардах III он и писал.
Вот бы нам своего Шекспира вдобавок к `Борису Годунову` Александра
Сергеевича Пушкина! А то ведь что получается? Что мы можем добавить к
сказанному в хрониках величайшего англичанина? Разве что нашу всеобщую
историю, обработанную `Сатириконом`:

Любимейшей забавой молодого царя было жениться.
У Iоанна в сущности было очень нежное сердце, и единственной причиной
его жестокости было любопытство.
Женившись и пожив некоторое время с женой, он начинал думать:
- Любопытно было бы посмотреть, какова будет моя вторая жена?
Несколько месяцев Iоанн Васильевич боролся со своим любопытством, но
потом не выдерживал и постригал жену в монахини, а сам брал другую жену.
- Ничего не поделаешь! - говорил он, - уж очень я любопытен.
Игрушки молодому царю заменяли бояре, - молодые и старые.
Поиграв с боярином, Iоанн начинал томиться мыслью:
- Что у моей новой игрушки делается внутри. Любопытство до тех пор
мучило царя, пока он не распарывал боярина и не узнавал, что делается у него
внутри.
Сначала Iоанну Васильевичу нравились бояре Глинские.
- Славные игрушки! - восхищался он: - Вот интересно было бы знать,
какие у них пружины внутри? Должно быть, заграничные!
Не долго крепился Грозный и велел распороть Глинских.
Потом то же самое он сделал с Шуйскими; потом с Бельскими.
Каждый год Iоанн Васильевич производил набор новых любимцев.
Однажды он велел в шутку бросить псам своего любимца Андрея Шуйского.
К сожалению, псы не поняли шутки и загрызли бедного боярина...
В другой раз Iоанн обратил внимание на длинные бороды новгородских
купцов.
- Вы бы побрились, - посоветовал им царь.
- Рады побриться! - отвечали купцы: - Да парикмахерской поблизости нет.
- Это пустяки! - сказал Iоанн Васильевич: - Можно и без парикмахера.
Он приказал облить бороды купцов дегтем и поджечь. В одну минуту
подбородки у них стали чистенькими, как ладонь.

Летописцы уверяют, что остаться живым при Iоанне Грозном было так же
трудно, как выиграть двести тысяч.

До Бориса почти царствовал Федор Iоаннович. Но...
Наконец, его похоронили и стал царствовать Борис. Во время венчания на
царство Борис сказал:
- Клянусь, что у меня не будет ни одного бедняка.
Он честно сдержал слово. Не прошло и пяти лет царствования Бориса, а уж
ни одного бедняка нельзя было сыскать во всей стране с огнем.
Все перемерли от голода и болезней.

Именно во время Шекспира - он не мог не знать об этом! - Иван Грозный,
вслед за шестибрачным Генрихом VIII изведший своих жен, затребовал очередную
из королевской семьи Елизаветы и даже прислал Ф. Писемского за `царской
невестой` в Лондон. Женитьба русского царя на Марии Гастингс не состоялась.
Грозный вскоре умер, но даже перед смертью похвалялся московским англичанам,
что, если леди Гастингс откажется быть его женой, он возьмет ее силой.

Вообще Шекспира легко `привязывать` к истории: можно обосновать ведьм
`Макбета` демонологией Якова I или связать `Гамлета` с заговором Эссекса. Но
интерпретация `века Шекспира` как `века Елизаветы` - поверхностна. Еще
Гундольф отметил, что не время выдвигает Цезарей, а Цезари создают свое
время. Гетевеликому Гете, придавшему своему времени собственные черты, -
изменила мудрость, когда он говорил, что сила Шекспира обусловлена его
временем. Нет, мощь века Елизаветы обусловлена Шекспиром! `Век Елизаветы`
пуст без Шекспира, Марло, Донна, Бен Джонсона... Для самораскрытия
шекспировского гения, для постижения его личности необходим не век, а только
сам Шекспир!

Почему нам близок Шекспир? Потому что время, в которое он жил, - это
наше страшное время. Террор, междоусобицы, беспощадная борьба за власть,
самоуничтожение, `огораживание` Англии ХVII века - это наш `великий
перелом`, наша `перестройка`, наш переход к эпохе первоначального
накопления. Впрочем, у Шекспира все это `спрятано`, он не любил говорить,
что его предки теряли землю, а он ее приобретал, он не распространялся о
гонениях на крестьян, он был поэтом, писавшим страсти человеческие.

Шекспир - это вневременность и внеисторичность: прошлое, настоящее и
будущее у него - одно. По этой причине он не устаревает и не может устареть.
Вот почему сегодня мы прочитываем все, что он написал, как сказанное о нас.

Вот почему,
Отец мой, власть я Анджело доверил:
Пускай он именем моим разит,
А я останусь в стороне от боя
И незапятнан.

Разве слова Герцога, что `очень много воли дал народу`, не из нынешней
политики?

...Анджело суров,
Наветам недоступен, словно кровь
В нем не течет живая, словно пища
Его не хлеб, а камень: поглядим,
Как власть меняет и что станет с ним!

Разве Анджело не живое свидетельство того, `как власть меняет` и
`словно кровь в нем не течет живая`?

Имеют право воры на грабеж,
Когда судья крадет.

Разве это не из сегодняшней газеты самой коррумпированной страны мира?

Шекспир чутко уловил и сокрытие преступных замыслов тирана под покровом
притворства и лицемерия, и роль `верных Русланов`, и мразь массы, и всегда
единый финал - растерзание трупа `грозы мира` его же шакалами.

Гений - зеркало времени. В нем они узнают себя. Смотря на него,
самовыражаются. Анализируя его, познают себя. Отрицая его, выражают
недовольство собой.

Вольтер, Гете, Толстой и многие другие... говорили не только и не
столько о Шекспире, сколько, подчиняясь таинственному притяжению
Шекспира, попадали в стихию самовыражения или, иначе говоря, в стихию
выражения общественных, искусствоведческих тенденций своего времени.

Понося Шекспира, Толстой говорил о себе. Восхваляя Шекспира, Гете и
Пушкин пели себе осанну. Романтики видели в нем вдохновенного пророка,
реалисты подчеркивали его правду жизни, символисты называли Лебедем Эйвона,
я вижу в нем Джойса и Беккета, ожидающего Годо. Видимо, это и есть главная
отличительная особенность гения - концентрация времени, эйдосов и ликов.
Притом все, что написали о нем реалисты и декаденты, романтики и акмеисты, -
вымысел: Шекспир был обыкновенным человеком, актером елизаветинского театра,
всецело принадлежащим концу ХVI-началу ХVII века, а горы написанного о нем,
включая все то, что напишу здесь я, - чистый вымысел, придумка, магия слов,
куда больше относящихся к нам, чем к нему. Но в том и секрет харизмы
великого человека, что, являясь человеком обычным, он дает пищу всем эпохам,
заставляет других титанов соизмеряться с собой. Принадлежа времени, он
образует вечность.

Игровой, фиктивный момент драматургии Шекспира-приглашение к
соавторству, свободе интерпретации, безграничным возможностям самовыражения.
Артистичность, сценичность Шекспира - прежде всего призыв к игре, игре
интеллектуальной, философской, психологической, психоаналитической, если
хотите, к игре в бисер.

Многообразие Шекспира - это его открытость, универсальность,
человечность, всемирность, то самопроявление глубинной человеческой
достоверности, которое позволяет каждому выразить самого себя - режиссеру,
актеру в такой же степени, в какой поэту, философу, теологу или музыканту.
Это именно то важнейшее качество, которое делает обыденное гениальным, -
игра фантазии, фикция, мистерия, свободный полет воображения, сон,
сновидение {С.Д. Кржижановский обнаружил, что сон - самый сквозной из всех
символов Шекспира, проходящий через все его творчество. Это не случайно: сон
- игра фантазии, окно в подсознание, фанатизм духа.}, мираж, пламя.

Шекспир - это он сам, но и все интерпретации Шекспира - это обязанная
Шекспиру культура, о которой он не подозревал. Гений - это семя,
божественный ген, мистическая сила, реликтовый взрыв, рождающий огромные
расширяющиеся миры, это космическая иррадиация, вселенское поле, в котором
находятся миллионы негениев, поле, которое питает их человечность.

Не будь Шекспира, культура была бы иной: многие книги вообще не были бы
написаны, а написанные были бы другими. Впрочем, сказанное относится ко всем
гениям-матерям.

Тайна Шекспира - это тайна предела человеческих возможностей, тайна
высшего творчества, тайна `Божьего дара`. Разгадывать эту тайну будут
столько, сколько просуществует человечество. Ибо Шекспир и есть человечество
в миниатюре.

Тайна Шекспира - тайна `высшей игры ума, который освобождается от
жестоких законов жизни и сам, в свою очередь, становится творцом жизни,
властным издавать законы, управляющие миром, который он сам создал по
образцу существующего`.

Благотворное действие искусства будет тем больше, чем ярче
иллюзия, и в то же время - чем глубже будет ощущение сна.

Сна, который - жизнь...

Тайна Шекспира - тайна самой природы, гласом которой является гений.
Томас Манн так и говорил: Шекспир - это сама природа, наивная, морально
индифферентная, вездесущая и всеутверждающая.

Почему же тогда у Шекспира столько хулителей? - Вольтер, Ницше,
Толстой, Шоу, Ибсен, Гатри, Уитмен, Пристли...

Целые эпохи и многие выдающиеся люди считали Шекспира
непоследовательным, неотесанным, грубым, фальшивым, напыщенным. Даже в 20-е
годы нашего века многие выдающиеся деятели искусства `не видели в Шекспире
ничего, кроме фальши и рева`. В одном ревю комик Гью Петри пел: `О Шекспир,
ты велик, но не можешь заполнить места`. После первой мировой Шекспира почти
не ставили, а когда сгорел Стратфордский Мемориальный театр, Б. Шоу
поздравил соотечественников с этим событием. Но вот что симптоматично:
хулители Шекспира были еще большими его ревнителями. Когда театр сгорел, Г.
Ферджен писал:

Мы не знаем в точности, было ли это простой случайностью или
делом какого-нибудь благонамеренного поджигателя с подлинной страстью
к Шекспиру.

ХХ век, повторив и отразив всю человеческую историю, повторил и все
многообразие отношения потомков к Шекспиру - от уничижения до обожествления,
от нигилизма и скептицизма до героизма.

Пьесы Шекспира не просто `ставят` - пьесами Шекспира великие режиссеры
отвечают на вызов времени, реагируют на свое бытие, обличают и наставляют
свою эпоху. Если бы вообще не было пьес, кроме драм Шекспира, то их одних
хватило бы, дабы отразить дух всех времен. Всю человеческую историю можно
сыграть по Шекспиру и с помощью Шекспира. Одного Гамлета достаточно!

Вторая мировая война явилась очередным прозрением Шекспира. На дверях
книжных магазинов в Лондоне в 40-м году можно было встретить объявления:
`Извините, но Шекспир и `Война и Мир` распроданы`. В Шекспире искали глотка
красоты, но еще больше - глотка правды. В конце войны, когда Ричард III
метался в конвульсиях на сцене, публика думала о скорой победе и расплате за
гитлеровские злодеяния.

Любое европейское событие отражалось на Шекспире: мировые войны,
экономические кризисы, мюнхенский сговор.

Когда Льюис Кессон поставил патриотического `Генриха V` (сентябрь
1938), имевший такой успех в `Олд Вик` только год назад, публика не
желала на него ходить: `период Мюнхена был фатальным для такой пьесы,
как Генрих V`. Она шла только три недели.

Для чего разные эпохи обращались к Шекспиру? Только ли чтобы постичь и
отразить себя? Да, и для этого тоже, но главное, для того чтобы постичь суть
жизни, времени, мира, человека. Шекспир - это и есть постижение глубин. Он
не монументален - сущностен. Связь Шекспира с мировой культурой - в родстве
всех величайших жизнепостигающих творений гениев разных эпох и народов.

В `Докторе Фаустусе` Шекспир оказывается недосягаемой вершиной для
композитора Леверкюна, никогда не расстающегося с томиком его сонетов, -
недосягаемой по непосредственности выражения, жизнелюбию, красочности и
мощи. Шекспир постоянно присутствует на страницах романа Томаса Манна - в
виде скрытых цитат, фраз в разговорах, подражаний модерниста Леверкюна
модернисту Шекспиру. Больше того, вся жизнь и творчество Леверкюна
оказываются модернистскими параллелью и контроверзой шекспировским, как бы
завершая ту линию культуры, исходной точкой которой являлся Великий Бард.

Главные темы Шекспира - добро, зло, любовь, ненависть - можно найти у
любого поэта, но Великому Вилу свойственно то видение обнаженного духа, та
бездонность, та раскрытая механика ужасной реальности, то запредельное
знание грядущего и то сокровенное постижение жизни и времени, которые, не
являясь жизнью, являют собой ее эйдос, содержание и цель.

Гомер, Иов, Эсхил, пророки Исайя и Иезекииль, Лукреций, Ювенал, Тацит,
апостолы Павел и Иоанн, Данте, Рабле, Сервантес, Шекспир - я перечислил 14
гениев-матерей Гюго, упомянутых им в книге о Шекспире.

Если бы нас заставили выбрать одного-единственного поэта, мы
остановились бы на Потрясающем Копьем, великом творце человеческих
характеров. Шекспир, быть может, единственный художник нового времени,
который превзошел античных мастеров...

Гениальность - всякий раз новое человечество. Не боясь погрешить против
истины, утверждаю, что новое человечество Шекспира - наиболее адекватно
единственно существующему и что единственно существующее - здесь и сейчас -
самое шекспировское из всех когда-либо существовавших.

Главное открытие Шекспира - существование многих правд - не только
правды поэзии, правды чувств, правды характеров, но разных правд разных
людей.

И Шекспиров - великое множество: Раймера и Вольтера, Дюсиса и Роу,
Китса и Колриджа, Гете и Шиллера, Пушкина и Толстого, Шоу и Джойса, Бонда и
Тревора Нанна, Шекспира `Бинго` и `Смуглой леди сонетов`. Есть Шекспир
южный, влюбленный, и Шекспир, переполненный ненавистью ко всему миру: `Я
ненавижу. Короткое тяжелое слово. Начинается с шипения, а заканчивается
плевком`. Есть Шекспир, выпивающий свою цикуту из бутылочки Бен Джонсона.
Есть умирающий от самосожжения. О котором вести речь?..

Шекспир - разный. Есть ренессансный, барочный, маньеристский,
романтический, реалистический, модернистский. Каждое время вкладывало в него
частичку себя, забывая при этом, что был еще средневековый, елизаветинский,
всецело принадлежавший своему времени Шекспир, что был еще сделанный из снов
магический Шекспир, Шекспир ужасов, фарсов, фанатизмов и фикций.
Шекспир-шут, юродивый, буффон...

Шекспир `в манере Ватто` с клоунскими лацци и Шекспир в манере Беккета
с `отважными новациями` ожидания Годо, тышлеровский Шекспир для камерных
выставочных залов и вагнеровский Шекспир для огромных байрейтовских действ.
Харкот Уильямс требовал от актеров `умереть в пьесе`, Гатри выпускал на
сцену Петруччо в женском корсете викторианской поры, Гилгуд очищал Шекспира
от натурализма Бирбома Три, Крэг уподоблял актера `механическому
плясунчику`, пародируя сверхчеловека Ницше...

ВЫХОДЕЦ ИЗ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Нам лгут, будто человековедение Шекспира восходит к Пико делла
Мирандолла, к его труду `О достоинстве человека`. Человековедение Шекспира
типично средневековое: человек - венец творения и пригоршня праха. Именно
последние слова произносит Гамлет в знаменитой речи. Именно между венцом и
прахом помещало человека Средневековье.

Да, мировидение Шекспира типично средневековое: божественный порядок
космоса, иерархия, великая цепь бытия. Мир состоит из бесконечного
количества звеньев. все в нем связано и взаимообусловлено, низшее подчинено
высшему, нарушение в одном месте влечет ломку целого, добро и зло космичны -
все эти идеи черпались непосредственно из патристики и христианского видения
бытия. Шекспир часто использовал слово dеgrее, ранг, порядок подчинения.
Многие его пьесы символизируют действия, составленные в триаду
`порядок-хаос-порядок`. Налицо постоянное противопоставление идеалов
`центра, ранга, старшинства, обычая и порядка` ужасам хаоса, раздора,
развала, анархии, царящих там, где порядок разрушен.

Как у Дионисия Ареопагита, основы иерархии - степень благородства,
близость к Небесам. Высшие миры, низшие миры... Как у Бодена, идея полноты
мироздания, олицетворяющая щедрость Творца, идея иерархии сущего, идея
непрерывности переходов от низшего к высшему. Всем своим творчеством Шекспир
поддерживал традиционную веру в божественное устройство мира, в порядок,
установленный и соблюдаемый Богом.

В `Великой цепи бытия` А. Лавджоя прослежено влияние средневековой
парадигмы с ее иерархией духовных ценностей на европейскую культуру и
философию эпохи Ренессанса и Просвещения. Христианская идея мира как единой
и разумно организованной иерархии, простирающейся между Богом с его высшими
духовными ценностями и мертвой материей, пронизывает всю культуру Европы. У
Шекспира она находит выражение в речи Улисса (`Тротил и Крессида`):

На небесах планеты и Земля
Законы подчиненья соблюдают,
Имеют центр, и ранг, и старшинство,
Обычай и порядок постоянный.
И потому торжественное солнце
На небесах сияет, как на троне,
И буйный бег планет разумным оком
Умеет направлять, как повелитель.
Распределяя мудро и бесстрастно Добро и Зло.

Далее речь идет о связи государственных порядков и божественных
установлении, а также о том, что нарушение божественной иерархии чревато
торжеством грубой силы: `Забыв почтенье, мы ослабим струны - и сразу
дисгармония возникнет`.

О, стоит лишь нарушить сей порядок,
Основу и опору бытия -
Смятение, как страшная болезнь,
Охватит все, и все пойдет вразброд,
Утратив смысл и меру.

Те же идеи - во второй части Генриха IV:

Есть в жизни всех людей порядок некий,
Что прошлых дней природу раскрывает.
Поняв его, предсказывать возможно
С известной точностью грядущий ход
Событий, что еще не родились.
Но в недрах настоящего таятся,
Как семена, зародыши вещей;
Их высадит и вырастит их время.

...слова Улисса из `Троила и Крессиды` о космическом порядке
вещей - чисто средневековая концепция, состоящая из амальгамы идей
Ветхого завета и Платона. У шекспировского Улисса планеты - каждая
знает свое место по отношению к центру, потому и нет во вселенной
хаоса. Эти слова - верность средневековому пониманию вещей с его
нормами связи, порядка, соподчинения, нерушимой стабильностью
общества, с его иерархией и на небе и в земной жизни - по степеням
восхождения от виллана к монарху.

Космогония Шекспира мало отличается от космогонии Данте - стройного
представления о мировом порядке, взаимосвязи вещей, соподчинения разных
явлений жизни и бытия. Как и для Данте, для Шекспира Ад - это хаос, а
порядок - Бог.

Пусть небеса разверзнут хляби вод.
Пусть хлынут волны нового потопа.
Пускай умрет порядок. Пусть во всех
Проснется Каин, а в крови потонет
Последний акт трагедии веков...

Обстоятельное обследование творчества Шекспира выявляет огромное
количество поэтических образов, метафор и аллегорий, непосредственно
связанных со средневековой концепцией `великой цепи бытия`. Теодор Спенсер в
книге `Шекспир и природа человека` выяснил, что не только философия
Потрясающего Копьем, но вся идеология Возрождения - дань средневековой
иерархии ценностей, прямые заимствования поэтики, системы образов и понятий
`темных веков`, средневековой философии жизни и философии человека.
Последняя - инвариант патриотической.

Человек сотворен из двух природ: одной - телесной и земной,
другой - божественной и небесной. Одной природой он подобен животным,
другой - тем бесплотным существам, которые обитают в небесах.

Чем не Ареопагит, Григорий Великий, Эриугена, Боэций, Иоахим Флорский,
Бонавентура, Ришар СенВикторский, Бернард Клервоский?..

При известной разнице мировидений Шекспира и Данте они совпадают в
ключевых моментах. Основой мировидения являются три уровня природы: низший,
плотский и животный, определяемый вожделениями и страстями, высший,
ангелический и божественный, зависящий от духа, и средний, человеческий,
зависящий и от чувств, и от разума. Сила человека - в индивидуальной
способности возвыситься до высшего.

Вдохновенный монолог Гамлета о достоинстве и прахе человека - всего
лишь пересказ средневековой концепции `срединности` человека, его положения
между ангелами и животными, столь ярко выраженной в `Божественной Комедии`.

Мы лжем, утверждая, что средневековая философия считала человека
существом жалким и ничтожным. Жалким и ничтожным его сделали `темные века`,
сотворенные нами. А для Абеляра, Фомы Аквинского, Данте человек был
посредником, посланником Бога на земле.

В `Троиле и Крессиде` наличествует средневековое представление об
обществе как живом организме с головой, конечностями, щупальцами,
функциональными органами - с его ненасытностью, `всеобщей волчьей, звериной
алчностью`, организме, пораженном недугами невоздержанности, организме,
обреченном на неминуемую погибель.

Шекспир был художником и актером, а не монахом. Тем не менее он был
бессознательным теологом, и вся его интерпретация человека и жизни -
интерпретация христианская. Чтение `Зимней сказки`, писал Бетелл,
подтверждает, что Шекспир писал с позиций ортодоксального христианина. Все
западные исследователи - Спенсер, Сидни, Ради, Хукер, Ульрици, Фрай,
Уитейкер, Баттенхауз, Сандерс, Арнольд, Тильярд, Блекмор, Симпер - едины в
христианизации Великого Вила, причем речь идет не только о `великой цепи
бытия`, а о всех аспектах аллегорики Мастера - от доктрины воздаяния до
доктрины искупления. Г. Ульрици открыл в творениях Шекспира христианское
учение о всеобщей греховности. В `Эзотеризме Шекспира` П. Арнольд пришел к
заключению, что углубленный анализ творчества великого поэта `придает этому
пласту человеческой мысли и поэтического творчества смысл, гораздо более
близкий к Средневековью с его мистической атмосферой, чем к современной
литературе, с которой пытались сблизить Шекспира и его соратников нынешние
комментаторы`. Как выяснил У. Сандерс, Шекспир не только знал, но и активно
пользовался идеями Дионисия Ареопагита и Аквината. Он был глубоко верующим
человеком, хотя не кричал о своей вере на всех углах. Но это видно из его
пьес, из нравственности бытия, которая из них вытекает.

Шекспир далек от ренессансного эпикурейства: будем пить и веселиться,
ибо завтра умрем. Его представления о любви - всецело теософические,
неоплатонические. Любовь плотская ниже любви божественной, духовной. Лишь
духовность делает любовь вечной.

У Времени любовь - не жалкий шут:
Пусть губ и щек соцветья Время скосит, -
Нет над любовью власти у минут,
Она годам свой приговор выносит.

У Шекспира чисто средневековый идеал любви - сочетание верности и
брака, а в философии - открытие бессмертной красоты и слияние с ней.

Как выяснил У. Карри, даже терминология `Макбета` дышит Средними
веками. Т. Манн считал, что многие шекспировские герои - великолепный реликт
средневековых аллегорических действ, посвященных черту.

Трагедия Шекспира - торжество принципов христианства, идей
альтруистической любви и всепрощения, с одной стороны, и экзистенциальной
идеи силы мирового зла и абсурда, с другой. Экзистенциализм и христианство
не противоречат друг другу, это две стороны единого целого.

Основа морали последних драм Шекспира - христианское милосердие,
спасительность которого познал стареющий поэт с утихшими страстями, - именно
христианское, а не светское, какое ему навязывают наши служивые.

Тема искупления проходит через большинство шекспировских трагедий.
Страдание - знак нравственного пробуждения человечества. Только ощутив боль
в своем сердце, человек становится человеком. Бруковский или скофилдовский
Лир очеловечивается, лишь пройдя крестные муки, лишь став на место
последнего человека в королевстве, опустившись пред ним на колени. Шекспир
цитирует Христа, вкладывая в уста прозревшего короля эти слова о принятии на
себя всех несчастий мира.

Этика Шекспира - христианский гуманизм: зло есть отсутствие добра, оно
- результат неподчинения людей божественным установлениям. Все злодеи
Шекспира - не исчадия ада, а атеисты, `строптивые сыны` - люди, поддавшиеся
своим неистовым страстям, жертвы собственного честолюбия, алчности и
своеволия. Фактически все этические монологи, вложенные Шекспиром в уста
своих героев, - переложенная на язык поэзии патристика. Нет, Шекспир не
имморален - он строгий последователь этики Христа. Изабелла в `Мере за меру`
принимает решение без колебаний, следуя заповеди Христа оставь отца и матерь
свою. Христианство не выдержало бы вековых гонений, если бы не было
неколебимо в выборе между праведностью и греховностью. Здесь - слепок с
христианского фатализма и стоической готовности к любой судьбе.

Нарушение божественной меры чревато гибелью - эта христианская идея
стержневая в трагедиях Страстного Пилигрима, отстаивающего личностное начало
человека и одновременно демонстрирующего тщету героизма. Героизм плохо
сочетается с моралью, поэтому удел героя - гибель, восстанавливающая хрупкое
равновесие добра и зла.

В Средневековье Шекспира привлекала не только христианская этика, но и
куртуазность, культура рыцарства, рыцарский кодекс благородства и чести,
культ любви, защита сильными слабых, художественные традиции, эстетика, мощь
фантазии, смеховая культура, театр улиц и площадей, сам терпкий дух ушедшей
эпохи. Шекспир скорбит об ушедшем рыцарстве. Редкими носителями благородных
идеалов в его ранних хрониках являются люди, преданные патриархальным
обычаям и нравам.

Трагический ход времени - это, помимо прочего, конец средневекового
веселого времени, доброй старой Англии.

Уитмет имел все основания называть Шекспира `певцом феодализма` в
аристократическом смысле последнего слова. Но Шекспир феодален и по другой
причине - по напряжению своей `средневековости`. Стендаль, отмечая мощное
влияние Средневековья на европейскую культуру ХIХ века, требовал
обрабатывать ее `подобно Шекспиру`.

Шекспир по-средневековому антиисторичен. В соответствии с Библией,
человек вышел готовым из рук Творца и потому неизменен. Люди всегда были
одинаковы. Прошлое и настоящее неразличимы. Эволюция и прогресс - внешние, а
не внутренние состояния человека и истории.

Шекспир не разделял ренессансные панегирики разуму. Он более близок к
Монтеню и Лютеру с его `блудницей дьявола`, чем к Ландино или Альберти.
Гамлет - трагедия разума, трагедия `знающего` человека, осознание слабости
рассудка индивидуального человека перед мощью совокупного человеческого
неразумия и зла. Вопрос `быть или не быть?` - это еще и вопрос быть или не
быть человеком разумным, или - для человека разумного - быть (существовать)
или покончить с собой. Гамлет - человек выдающегося ума, и это причина его
гибели. `Сознание делает всех нас трусами`, - говорит он. `Сознание делает
всех нас жертвами`, - говорю я. Вот что говорят наши:

Неизбежно возникает вопрос: неужели точка зрения Гамлета и
Шекспира на разум и свободу совпадают? Конечно же, нет...

Конечно же, да! `Гамлет`, `Макбет`, `Лир` - ответы наследника
средневековой теологии безродным материалистам еще не наставшего
Просвещения.

От древнего орфизма, положенного в основу розенкрейцерова `Братства
Розы и Креста`, Шекспир усвоил идею гармонии сфер и чудодейственного влияния
музыки на человека.

С аллегорическим путешествием души у Розенкрейца перекликается в
`Венецианском купце` эпизод с тремя ларцами: какой путь избрать -
легкий, приятный, цель которого богатство, власть, почет, или трудный,
но зато прямой путь к Богу? Порция сумела доказать, что логика - дело
Ада, а человеческий ум обманчив. Песня, которую поют Лоренцо и
Джессика, имеет что-то общее с католической литургией. Антонио,
живущий только ради идеальной до степени мистицизма дружбы, своим
скорбным ликом напоминает Христа. В `Цимбелине` скрыт шифр
`гностического Христа`.
И повсюду у Шекспира аллегории, притчи, символы, как в Священном
Писании; повсюду в его драмах горести, беды и испытания, чтобы достичь
неба и разгадать, что представляет собой `соnditiоn humаniе` -
человеческое существование.

`Зимняя сказка` - типичный религиозный миф с теологическим смыслом. Д.
Г. Джеймс считал, что здесь Шекспир пытался найти выражение своему
мистическому чувству, не прибегая к явным христианским аллюзиям. Тем не
менее рассказ об искуплении Леонтом своего греха выдержан в христианских
тонах, Гермиона постоянно ассоциируется с идеей божественной благодати, а
сцена ее возвращения к Леонту насыщена христианской фразеологией.

В пьесах Шекспира много мистики, сверхъестественных сил, духов,
призраков, ведьм. Отношения человека е потусторонним были для него не только
художественным средством, но и `второй реальностью`.

Средневековость Шекспира не в выисканных намеках на оккультные доктрины
и учения средневековых мистиков Экхарта, Рюинсбрука или Таулера, не в
розенкрейцеровом Братстве, не в сошедших с его страниц алхимиках, астрологах
и иллюминатах - Средневековость Шекспира в его `дантизме`, в опоре на
христианскую эзотерию, в его этическом комплексе целомудренной любви как
отражении небесной чистоты, в его поэтической мощи и космической широте, в
его средневековой цельности и единстве.

Но как совместимы Средневековье и модернизм Шекспира? Самым
непосредственным образом - как будущее, вырастающее из прошлого, как
модернизм средневекового Данте, как гениальность, впитывающая прошлую
культуру для ее трансформации в грядущую.

Естественно, Шекспир не просто средневековый человек, он - великий
синтезатор. Средневековье, Ренессанс, барокко, маньеризм сплавлены в нем
воедино в ренессансный модернизм с его диссонансами и парадоксами,
контрастами, противоречиями, буффонадой, глубинным реализмом и фарсом, живой
фантазией и холодной механикой, игрой и серьезностью, масками безумия и
шутовством, абсурдом и рассудительностью, многочисленными формами
самообретения и самоутраты.

Мы любим разглагольствовать о позднеренессансном Шекспире, о кризисе
Ренессанса, о трагическом Ренессансе, о страшных ударах, нанесенных
гуманизму, трагическом гуманизме Шекспира, окрашенном в оптимистические
тона, и о прочей галиматье. Но Шекспир никогда не принадлежал какому-либо
направлению - он принадлежал только Шекспиру.

Если хотите, Шекспир - не ренессансный художник, а противовес
Ренессансу, и противовес, не столько преодолевший его (Дойчбайн), сколько
противостоящий ему изначально. Шекспир не пересматривал гуманистическое
мировоззрение, а был человеком шекспировского мировоззрения, согласно
которому гармония между `я` и миром невозможна, земной мир - хаос,
бессмыслица, история - игрище страстей, и лишь божественность упорядочивает
мир, одновременно превращая человека в агнца, человечество - в Божье стадо.
Шекспир - это не крах гуманистического взгляда на мир, а мир краха и праха,
отличный от Дантового лишь пониманием того, во что превращает человека
послушание Небу.

СИНТЕЗ ИЕРУСАЛИМА И АФИН

Культура иерархична - во все времена она простирается между пещерностью
и музыкой небес. Каждый ищет себе нишу. Скажи мне, какую культуру ты
выбираешь, и я скажу, кто ты. Наши всегда выбирали разумное, вечное -
гильотину французской революции, моральные сюсюканья аморального Руссо,
`самое передовое учение`. Примитив тяготеет к примитиву. Ему подавай строй,
плац и сермяжное слово. Слово ему вполне может заменить - жизнь... Проследив
исторические корни зарождающейся культуры, нетрудно предсказать, какой она
станет. Наши корни - Спарта, Утопия, Стоя, Ренессанс, Просвещение,
рационализм. Черты - пафос, ходульность, претенциозность, примитивное
морализаторство. Короче - целомудрие, рождающее изуверство.

...У нас была страшно бедная и скудная философская антропология.
Она изначально была задана тем, что наши мыслители предпочитали
пользоваться до- статочно простым срезом философии ренессансного
гуманизма, европейского Просвещения и позитивистов ХIХ века. Этот
узкий срез общемировой философии как-то удивительно удачно внедрился в
русские головы, и даже отдельные вкрапления метафизики или мистики не
поколебали незыблемость основ. Коротко это можно сформулировать как
старую базаровскую позицию: человек здоров, обстоятельства больны, и
для всеобщего счастья нужно их вылечить. Это наш фундамент, наша база.
Многие явления русской культуры просто под нее подверстывались. Наши
философские представления были просто железобетонными - казалось, они
выработаны для того, чтобы существовать вечно.

И новое наше христианство тоже построено на позитивизме - лишь с
добавлением религиозных красок, которые замешаны на традиционном

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 131961
Опублик.: 17.01.02
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``