|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Sеrgеy Сhеrnоv 2:5030/1158.13 13 Sер 00 21:10:00
Сергей Чернов
`Поэт Васильев`
`В глазах безмозглых у толпы
Лишь пиво, бабы и любовь
Весна, природа и цветы,
Только мне волнуют кровь`.
`Нет, так не годится, `любовь-кровь`, рифма детская, изъезженная, но что
же мне делать, так сложно подобрать рифму к слову `любовь`, да чтобы еще и
подходила по смыслу. Ладно, оставлю так, ведь, в самом деле, все три
перечисленные в третьей строчке явления волнуют мне кровь. Волнуют? Волнуют. Но
эти бездарные критики ни разу не сочинившие ничего достойного никогда не поймут,
что я оставил все, как есть не потому, что не понимаю примитивизм рифмы, а из
других более глубоких побуждений`, - так думал поэт Петр Ильич Васильев,
разрисовывая нервной рукой листок в клетку с только что написанным
стихотворением. Он всю жизнь свою посвятил стихосложению, и в каждом явлении
социума или природы замечал заложенные кем-то, может быть богом, рифмы. Недаром
сказано в библии: `В начале было слово.`. Богом предназначено человеку познавать
мир словами, верхом словесного искусства является стихосложение, которое
является некоторым компромиссом, между непознаваемым вербально миром и
человеческой долей. Человек, как явление природы, наиболее близкое и понятное
Петру Ильичу, естественно вызывало у него наибольший интерес. Петр старался
посещать мероприятия, на которых собиралось большое количество человек, каждый
из них был страницей в стихотворном сборнике, но, к большому сожалению,
большинство этих живых стихов, были настолько примитивны и понятны, что не
стоило никакого труда перенести их на бумагу. Такие люди не интересовали Петра
Ильича, он считал, что они не окупают затраченных на них усилий.
Вчера Петр Ильич был на одном из таких мероприятий. Звуки музыки и общая
атмосфера опьянила его настолько, что голова его наполнилась мечтами и
фантазиями, непонятными простым смертным, божественной красоты стихи сами
сложились у него в голове, и ему захотелось поделиться этим чувством с другими
людьми. Во время небольшой заминки он подошел поближе к сцене и попросил:
`Разрешите, я прочитаю свои стихи`. Ему мерещилось, что именно сейчас произойдет
то, чего он ждет многие годы, скромный и вдохновленный он выйдет на сцену, с
выражением прочитает свои стихи, и люди поймут, что такое настоящее искусство,
слова, заключающие в себе музыку, живопись, скульптуру, даже синематограф.
`Извините, сейчас не поэтический вечер`, - сказал с некоторым презрением
волосатый парень, и словно ушат воды был вылит Петру Ильичу за шиворот. Кто мог
подумать, что не все окружающие понимают то, что понимает он. Да и не может
такого быть, просто этот парень силой захватил сцену и не пускает туда Петра
Ильича, чтобы не быть опозоренным, ведь если бы он прочел вслух свои стихи, то
все окружающие бы поняли, как мало стоят творческие потуги этой гориллы.
Естественно, что тот не мог допустить такого казуса. Хотя, другие собравшиеся
здесь наверняка не лучше, все они согласны с гориллой, им тоже было бы неприятно
узнать, что любимая ими музыка, всего лишь мыльные пузыри перед лицом вечности.
Может, конечно, они поступают так бессознательно, что-то в них препятствует
познанию прекрасного, может это физиологическая привычка к суррогату,
навязываемому современным миром. Да, нам срочно необходима новая эпоха
Возрождения, способная перевернуть эту мусорную кучу, привить зародыш истинных
ценностей, а именно такие люди, как он, Петр, призваны богом, или провидением,
возглавить начало новой эры в истории человечества.
Домой, Петр Ильич, отправился, когда уже начало темнеть. Да, наступает
осень - это прекрасно. Осень - любимая пора Александра Сергеевича Пушкина,
Александр Сергеевич - любимый поэт Петра Ильича, а логика - наука точная. Почти
сразу подошел автобус, современный, иностранный, квадратный. Автобус черного
цвета, с вкраплениями красного, внутри был похож на гроб, набитый до отказа
живыми людьми, хотя живыми их можно было бы назвать с большой натяжкой.
Телевизор им природу заменил. Автобус этот был, словно символ4 эпохи, Петр Ильич
очень удивился, что в нем не было видно телевизора. `А здесь телевизор есть?`,-
спросил Васильев у подошедшего к нему кондуктора. `Телевизор им подавай. Сами
непонятно из какой помойки вылезли, а хотят ездить как в загранице, насмотрелись
сериалов, алкоголики. Восемьдесят процентов льготников, никто за проезд не
платит, а хотят туда же. Вот вы проезд оплатили? `,- разразился тирадой усталый
кондуктор. У Петра Ильича была карточка, но предъявить ее ему стало стыдно, и он
робко протянул кондуктору четыре рубля. Особенно обидела его реплика про
помойку, выглядел он, конечно, не лишком опрятно, но в пределах приличия. Чуть
помятый старенький пиджачок синего цвета, надет на помятую, когда-то белую
рубашку, синие обтертые джинсы, мультисезонные ободранные туфли. Чего вы ждете
от одинокого мужчины средних лет, получающего мизерную зарплату на
государственном предприятии. Да одет он был, конечно же, не слишком опрятно, но
и кондуктор одевается не от кутюр.
В однокомнатной квартире было темно и пыльно, но как-то поэтически
уютно. Среди всеобщего беспорядка особенно выделялся письменный стол. Бумаги
лежали идеальными стопочками по бокам, а в центре, рядом с настольной лампой,
лежала бронзовая пепельница, в виде головы льва с широко разинутым ртом. Около
пепельницы находилась чернильница с гусиным пером. Петр Ильич, не курил, да и
чернильницей не пользовался, но приобрел эти вещи в комиссионном магазине.
Продавец клялся и божился, что пепельница когда-то принадлежала Маяковскому, а
чернильница самому Пушкину. На эти вещи ушла вся месячная зарплата Петра Ильича,
а он сам был вынужден жить на хлебе с водой, но зато теперь антиквариат стал
украшением квартиры. Если кто-либо имел наглость сомневаться в подлинности
происхождения чернильницы и пепельницы, он моментально становился кровным
врагом, и с тех пор, должен был довольствоваться только укорительными взглядами
поэта. Как уже говорилось, Петр женат не был, да и близких родственников не
имел. Где-то за Уралом была у него двоюродная бабка по материнской линии. Бабке
было уже, наверное, лет сто, но она оставалась живой и проворной, одна содержала
большое хозяйство. Раз в год Петру приходило от нее письмо, в котором она звала
Петра скорее переезжать на историческую родину, обещала завещать ему все свое
хозяйство и сосватать за соседскую красавицу. Петр Ильич отвечал на письма
кратко и в уклончивых выражениях, ничего не обещая, но и напрямую не
отказываясь. Иногда ему хотелось махнуть на все рукой и укатить за Урал, где на
лоне природы, в естественной атмосфере деревенской жизни, работать над великим
произведением, какой-нибудь поэмой или стихотворным романом, но у никогда не
хватало у него решимости и свободы воли, ведь привык он жить по течению, куда
занесет, там и лучше всего.
В молодости он, подражая своему кумиру, много времени проводил в поисках
любви. Влюблялся во всех привлекательных девушек, встречавшихся на его жизненном
пути, писал в их честь длинные стихи, повсюду бегал за своими избранницами,
подолгу по ночам не мог уснуть из-за переполнявших его чувств. Девушки
относились к нему несерьезно, иногда подхихикивали над его бесплодными попытками
понравиться. Петр от такого отношения к себе очень страдал, но в последствии
пришел к мысли, что раз Пушкина в этом плане ему не догнать, то он вполне может
наверстать упущенное в творчестве, и через пару столетий имя Васильева будет
находиться рядом с именем его кумира.
Одним из немногих друзей Петра Ильича, был Александр Игнатьевич.
Дружили они еще со школьной скамьи, в школе сидели за одной партой, а потом
вместе поступили в институт, правда, на разные специальности. Александр был
полной противоположностью Петра, крепкий, коренастый, всегда аккуратно одет по
последней моде, причесан, гладко выбрит. Но несмотря на все различия, а может
быть благодаря им, дружбы их с каждым годом только крепла. Александр жил в
хорошо обставленной трехкомнатной квартире, имел жену-толстушку, прекрасно
готовившую борщ, и двух детей. Старший недавно окончил школу, и поступил в
престижный университет, учиться на экономиста, младший, учился в школе с
углубленным изучением финского языка, и готовил себя к карьере филолога. Петр
Ильич иногда захаживал в гости к Александру Игнатьевичу, там его кормили от
пуза, поили дорогим вином, после вечных макарон с сосисками, и пельменей - это
было очень даже кстати. После того, как Петр Ильич наедался, а голова его
начинала немного кружиться от недавно выпитого вина, начинали они вести беседы.
Александр Игнатьевич попыхивал трубкой и, откинувшись на спинку кресла, говорил:
- Счастливый ты человек, Петр, посвятил себя искусству, а я кто,
обыватель, таких миллионы.
- Что толку в таком искусстве, если оно пропадает в ящике моего стола,-
отвечал Петр Ильич.
- Зато ты самодостаточен, ты сам себе хозяин, занимаешься любимым делом,
а я кто, работа- дом- семья, вот и весь мой мир. Я держусь только на окружающей
меня обстановке, убери ее и не останется меня, останется только пустое место.
- У меня даже убирать ничего не надо, я и так пустое место.
- Не принижайся, Петр, твое время еще наступит, а мое время уже уходит.
Так они и говорили, вроде об одном, но каждый о своем. Иногда надолго замолкали,
и было слышно только тихой тиканье часов, да возня Сашиной жены на кухне.
В темной комнате приятно пахло фиалками, но откуда был этот запах, такой
слабый, едва уловимый, но ощущаемый всеми фибрами души? Петр поднялся с кровати,
тяжело заскрипевшей под его телом, и подошел к окну. С улица раздавалась тихая
игра музыки, в противоположенном доме, несмотря на поздний час, горел свет, и
темная фигура, отбрасывающая тень на противоположенную стену, играла на скрипке.
Петр Ильич узнал в этой музыке один из каприсов Паганини. Да, вот Паганини был
истинным виртуозом, недаром говорят, что он продал душу. А зачем он её продал?
Для того чтобы темной ночью Петр Ильич мог наслаждаться игрой неизвестного
скрипача? Незнакомое чувство охватило Петра, прошло волной от пяток до макушки
головы, он не соображая, что делает, подошел к письменному столу схватил пачку
отпечатанных на матричном принтере стихов, и развел из них костер, прямо посреди
комнаты. Огонь рванулся изо всех сил, стихи горели просто замечательно. Пламя
перекинулось на обои, квартира загорелась. Но последний груз державший Петра
Ильича Васильева на грешной земле исчез, и он свободный от всего, поднялся в
воздух и взмыл вверх. Пройдя насквозь потолок он вылетел в звездное небо. Потом
темнота поглотила его, погружая в неземное блаженство.
Петр Ильич проснулся, и первая его мысль, была о стихах. В семейных
трусах, босиком, он кинулся к столу, открыл дверцу тумбочки... Отпечатанные
листки лежали на положенном месте. Нервною рукой он пересчитал, все ли они на
месте. Все. Чуть успокоившись, он уселся на стул, взял почему-то вместо
шариковой ручки гусиное перо, и, окунув его в чернила, вывел:
`В глазах безмозглых у толпы
Лишь пиво, бабы и любовь
Весна, природа и цветы,
Только мне волнуют кровь`. ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 131122
Опублик.: 16.01.02
Число обращений: 1
|
