В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ПОТЕРПЕВШИЕ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ Назад
ПОТЕРПЕВШИЕ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Стивенсон Роберт Луис
Потерпевшие кораблекрушение

Изд. `Правда`, Москва, 1981 г.
ОСR Палек, 1998 г.


ПРОЛОГ
НА МАРКИЗСКИХ ОСТРОВАХ

Было три часа зимнего дня в Таиохаэ, французской столице и главном
порту Маркизских островов. Дул сильный шквалистый пассат, грохочущий
прибой разбивался на крупной гальке пологого берега, и пятидесятитонная
шхуна - военный корабль, олицетворяющий достоинство и влияние Франции на
этом каннибальском архипелаге, - прыгала на волнах у своего причала под
Тюремным Холмом. Низкие, черные тучи закрывали вершины поднимающихся ам-
фитеатром гор; около полудня прошел сильный дождь - настоящий тропичес-
кий ливень, когда вода падает с неба сплошной стеной, - и по темно-зеле-
ным склонам все еще вились серебристые нити потоков.
На этих островах с жарким и здоровым климатом зима - только пустое
название. Дождь не освежил жителей Таиохаэ, и ветер не принес им бодрос-
ти. Правда, на одной из окраин комендант лично наблюдал за работами,
производившимися в его саду, и садовники - все до одного каторжники -
волей-неволей продолжали трудиться, но все прочие обитатели городка пре-
давались послеобеденному отдыху и сну: Вайкеху, туземная королева, почи-
вала в своем прелестном домике под сенью шелестящих пальм, комиссар с
Таити - в своей осененной флагами официальной резиденции, торговцы - в
своих опустевших лавках, и даже клубный слуга крепко спал в помещении
клуба, уронив голову на буфетную стойку, над которой были прибиты визит-
ные карточки морских офицеров и карта мира. На протянувшейся вдоль бере-
га единственной улице городка, где в благодатной тени пальм и в густых
зарослях пурао прятались дощатые домики, не было видно ни души. Только
на конце рассохшегося причала, который некогда (в дни краткого процвета-
ния восставших Южных Штатов) стонал под тяжестью тюков хлопка, на куче
мусора примостился знаменитый татуированный европеец - живая диковинка
Таиохаэ.
Он не спал - его взгляд был устремлен на бухту. Он смотрел на горный
отрог, переходящий у горловины бухты в цепь невысоких утесов, на белую
кипящую полосу прибоя у двух островков, между которыми в узком просвете
виднелись на синем горизонте туманные вершины крутых гор острова Хуапу.
Однако внимание его не задерживалось на этих давно знакомых чертах ланд-
шафта. Он был погружен в то дремотное состояние, когда сон граничит с
явью, и в памяти его всплывали разрозненные картины прошлого: лица ту-
земцев и белых - шкиперов, старших помощников, местных царьков и вождей
проходили перед его глазами и снова исчезали в небытии; он вспоминал
старые путешествия, забытые пейзажи, освещенные первыми лучами зари; он
снова слышал грохот барабанов, сзывающих на каннибальское пиршество;
быть может, он вспоминал темнокожую принцессу, из любви к которой под-
вергся мучительной пытке татуирования, а теперь сидел на мусорной куче в
конце причала порта Таиохаэ - бездомный бродяга-европеец. А быть может,
на память ему приходило еще более далекое прошлое, и он снова слышал
звуки и ощущал запахи родной Англии, своего детства: веселый перезвон
соборных колоколов, аромат цветущего вереска, нежную песню реки у плоти-
ны.
У входа в бухту - опасные воды, и корабль можно провести только сов-
сем рядом с островками, так что с него легко добросить до берега сухарь.
И вот, пока татуированный европеец дремал и грезил о прошлом, изза око-
нечности западного островка выдвинулся надутый ветром кливер - зрелище,
которое мгновенно заставило его очнуться. Затем показались два стакселя,
и, прежде чем татуированный европеец успел вскочить на ноги, топсельная
шхуна круто легла к ветру и, обогнув островок, курсом бейдевинд вошла в
бухту.
Сонный городок пробудился, как по волшебству. Со всех сторон высыпали
туземцы, приветствуя друг друга радостным криком `эхиппи` - корабль; ко-
ролева вышла на веранду и стала вглядываться в бухту, прикрыв глаза ру-
кой, являвшей собою чудо высокого искусства татуировки; комендант, забыв
о своих садовниках, бросился в дом за подзорной трубой; семнадцать брон-
зовых канаков, во главе с боцманом-французом составлявшие команду воен-
ной шхуны, столпились на ее баке, а все англичане, американцы, немцы,
поляки, корсиканцы и шотландцы - торговцы и правительственные чиновники
в Таиохаэ, - оставив свои лавки и конторы, по обычаю начали собираться
на улице перед клубом.
Расстояния в городке были так малы, и вся дюжина его белых обитателей
собралась поэтому так быстро, что они успели уже обменяться догадками
относительно национальности и цели плавания неизвестной шхуны, прежде
чем она продвинулась на полкабельтова по направлению к якорной стоянке.
Через мгновение на клотике ее грот-мачты взвился английский флаг.
- Я же говорил, что это англичане - сразу узнал по стакселям! - воск-
ликнул старый, но еще бодрый моряк, который с полным на то правом (если
бы ему удалось найти незнакомых с его биографией судовладельцев) мог бы
опять украсить своей персоной еще один капитанский мостик и разбить еще
один корабль.
- Но ее корпус американской формы, этого вы отрицать не станете, -
заметил проницательный шотландец - механик с хлопкоочистительной фабри-
ки. - Помоему, это яхта.
- Вот-вот, - сказал старый моряк, - именно яхта.
Поглядите-ка на ее шлюпбалки и гичку, подвешенную за кормой.
- Яхта, как бы не так! - отозвался голос, несомненно, принадлежавшей
уроженцу Глазго. - Она же несет флаг английского торгового флота! Яхта!
Еще чего!
- Во всяком случае, вы можете запереть лавку, Том, - заметил холеный
немец и добавил, обращаясь к проезжавшему мимо на красивой гнедой лошади
туземцу с тонким и умным лицом: - Воnjоur, mоn Рrinсе! Vоuz аllеz bоirе
.
Однако принц Станилас Моанатини - единственный по-настоящему занятый
человек на острове - торопился осмотреть оползень, заваливший утром гор-
ную дорогу. Солнце уже клонилось к закату, скоро должны были спуститься
сумерки, и если он хотел избежать опасностей, которые таят в себе мрак и
невидимые пропасти, и страха перед призраками, населяющими джунгли, то
не мог принять любезное приглашение. Впрочем, если он даже и собирался
спешиться, тут же выяснилось, что угостить его будет нечем.
- Пива! - вскричал уроженец Глазго. - Как бы не так! В клубе осталось
всего восемь бутылок! А я еще ни разу не видел в этом порту судна под
английским флагом! Его капитан и должен выпить это пиво.
Это предложение показалось всем присутствующим вполне справедливым,
хотя и не вызвало особого восторга: вот уже несколько дней самое слово
`пиво` наводило тоску на членов клуба, которые каждый вечер уныло подс-
читывали оставшиеся бутылки.
- А вот и Хэвенс! - сказал кто-то, словно обрадовавшись возможности
переменить тему. - Ну-ка, Хэвенс, что вы думаете об этом корабле?
- Я не думаю, - ответил Хэвенс, высокий, невозмутимый, медлительный,
облаченный в белоснежный полотняный костюм англичанин, закуривая папиро-
су, - я знаю. Он должен доставить мне груз от оклэндской фирмы `Дональд
и Эденборо`. Я как раз собираюсь отправиться на него.
- А что это за корабль? - спросил старый морской волк.
- Не имею ни малейшего представления. Какойнибудь трамп, который
они зафрахтовали.
С этими словами Хэвенс прошествовал дальше и скоро уже сидел на корме
вельбота, там, где он был в безопасности от брызг, грозивших испортить
безупречную свежесть его костюма, и отдавал команды буйным канакам нег-
ромким, вежливым голосом, что не помешало им подойти к борту шхуны с
большой лихостью и точностью.
У трапа его встретил загорелый, обветренный капитан.
- По-моему, ваш груз адресован нам, - сказал англичанин. - Моя фами-
лия Хэвенс.
- Совершенно справедливо, сэр, - ответил капитан, обмениваясь с ним -
рукопожатием. - Владелец, мистер Додд, ждет вас в каюте... Осторожнее,
рубка только что окрашена.
Хэвенс вступил в узкий проход между рубкой и бортом и спустился по
трапу в салон.
- Мистер Додд, если не ошибаюсь? - сказал он, обращаясь к невысокому
бородатому человеку, который что-то писал за столом. И тут же восклик-
нул: - Да это же Лауден Додд!
- Он самый, милый друг, - радостно ответил мистер Додд, вскакивая на
ноги. - Прочитав вашу фамилию во фрахтовых документах, я так и надеялся,
что это будете вы! Ну, в вас не заметно никаких перемен: все тот же не-
возмутимый, подтянутый британец.
- Зато вы переменились, - ответил Хэвенс. - Вы, кажется, сами стали
британцем?
- О нет, - возразил Додд. - Красная скатерть на верхушке мачты - это
флаг моего компаньона. Но сам он в делах не участвует. Вот он. - И Додд
указал на бюст, составлявший одно из многочисленных и весьма необычных
украшений этой оригинальной каюты.
- Прекрасный бюст! - заметил Хэвенс, бросив на него вежливый взгляд.
- Судя по лицу, ваш компаньон - приятный человек.
- И даже очень, - отозвался Додд. - Собственно, он глава нашего
предприятия. Это он его финансирует.
- И, кажется, он в деньгах особенно не стеснен, - сказал его собесед-
ник, со все возрастающим изумлением осматривая каюту.
- Его деньги, мой вкус, - объяснил Додд. - Книжный шкаф из черного
ореха - антикварная редкость; книги все мои - в основном это писатели
французского Возрождения. Видели бы вы, как отскакивают от них скучающие
жители здешних островов, когда подходят к шкафу, рассчитывая поживиться
чем-нибудь получше библиотечных романов! Зеркала настоящие венецианские;
вон то в углу - очень недурной образчикМазня - моя и его, лепка - только
моя.
- Лепка? А что это такое? - спросил Хэвенс.
- Вот эти бюсты, - ответил Додд. - В молодости я ведь был скульпто-
ром.
- Да, я - об этом слышал. А кроме того, вы, помоему, упоминали, что
интересовались недвижимостью в Калифорнии.
- Неужели я утверждал что-либо подобное? - удивился Додд. - `Интере-
совался` - это не то слово. `Был втянут в спекуляции` - гораздо ближе к
истине. Как бы то ни было, я прирожденный художник: меня никогда ничто,
кроме искусства, не интересовало. Если бы я завтра разбил эту посудину,
- добавил он помолчав, - я, пожалуй, опять занялся бы искусством!
- Ваш корабль застрахован? - осведомился Хэвенс.
- Да, - ответил Додд. - Есть во Фриско дурак, который согласился
застраховать его и забирает львиную долю наших прибылей, но мы с ним еще
посчитаемся.
- Груз, я полагаю, в полном порядке? - заметил Хэвенс.
- Да, наверное, - ответил Додд. - Займемся документами?
- У нас для этого будет весь завтрашний день, - сказал Хэвенс. - А
пока вас ждут не дождутся в нашем клубе. С`еst l`hеurе dе l`аbsinthе
. А потом, Лауден, вы, разумеется, пообедаете у меня?
Мистер Додд охотно выразил согласие, надел белую куртку - не без не-
которого труда, потому что он был уже в годах и довольно толст, - расче-
сал бороду и усы перед одним из венецианских зеркал и, взяв фетровую
шляпу с большими полями, вывел своего посетителя через помещение конторы
на шкафут.
У борта их ждала кормовая шлюпка, очень изящная, с мягкими сиденьями
и отделкой из полированного красного дерева.
- Садитесь за руль, - предложил Лауден. - Вы ведь знаете, где здесь
удобнее всего пристать.
- Не люблю править чужими лодками, - возразил Хэвенс.
- Считайте ее лодкой моего компаньона, и мы с вами окажемся в одина-
ковом положении, - посоветовал Лауден, легко спускаясь по трапу.
Хэвенс последовал за ним и без дальнейших возражений взял рум-
пель-штерты.
- Не понимаю, каким образом вам удается извлекать доходы из вашей
шхуны, - заметил он. - Во-первых, она, на мой взгляд, великовата для
торговли по архипелагам, а во-вторых, слишком роскошно отделана.
- Я не так уж уверен, что мы действительно извлекаем из нее доходы, -
возразил Лауден. - Я ведь отнюдь не деловой человек. Мой компаньон, ка-
жется, доволен, а деньги, как я вам уже говорил, принадлежат ему. Я
вкладываю в дело только отсутствие коммерческого опыта.
- Полагаю, ваши обязанности вам по душе? - осведомился Хэвенс.
- Да, как ни странно, очень, - ответил Лауден.
Пока они пересекали гладь бухты, солнце зашло за горизонт, на военной
шхуне раздался сигнальный выстрел пушки (точнее говоря, это было ружье)
и был спущен флаг. Шлюпка пристала к берегу в уже сгущающихся сумерках,
и на низкой веранде `Серкль Интернасьональ (как официально и не без
оснований назывался клуб) засветились многочисленные лампы. Наступили
самые приятные часы суток: исчезли назойливые, больно жалящие мушки; по-
веял прохладный береговой бриз, и члены `Серкль Интернасьональ` собра-
лись в клубе поболтать и выпить стаканчик-другой. Мистер Лауден Додд был
официально представлен коменданту острова; партнеру коменданта по
бильярду - торговцу с соседнего острова и почетному члену клуба, который
начал свою карьеру помощником плотника на борту военного корабля севе-
рян; портовому доктору; начальнику жандармов; владельцу опийной планта-
ции и всем остальным людям с белой кожей, которых прихоти торговли или
кораблекрушений, а может быть, просто нежелание служить в военном флоте
забросили в Таиохаэ. Благодаря своей располагающей внешности и любезным
манерам, а также умению красноречиво изъясняться как на английском, так
и на французском языках Лауден всем очень понравился. Вскоре на столе
возле него уже стояла одна из восьми последних бутылок пива, а сам он
оказался довольно молчаливой центральной фигурой оживленно болтающей
группы.
Разговоры в Южных Морях все на один образец: океан здесь огромен, но
мир мал; вначале непременно будет упомянут Забияка Хейс, герой-моряк,
чьи подвиги и вполне заслуженный конец остались совершенно неизвестными
Европе; потом будет затронут вопрос о торговле копрой или жемчугом, а
может быть, хлопком или губками, но очень небрежно, словно он никого
особенно не интересует; то и дело будут упоминаться названия шхун и фа-
милии их капитанов, а затем собеседники обменяются новостями о последнем
кораблекрушении и обстоятельно их обсудят. Человеку новому эти разговоры
сначала не покажутся особенно интересными, но, когда он проживет в мире
островов год или два и перевидает немало шхун, так что фамилия каждого
капитана будет вызывать в его памяти определенную фигуру, облаченную в
пижаму или парусиновый костюм, да к тому же привыкнет к снисходительнос-
ти, с которой (в память мистера Хейса) относятся здесь к таким видам че-
ловеческой деятельности, как контрабанда, нарочно устроенное кораблекру-
шение, баратрия, пиратство, насильственная вербовка рабочей силы и
прочее, он убедится, что беседы в клубах Полинезии не менее остроумны и
поучительны, чем разговоры в подобных же заведениях Лондона и Парижа.
Хотя мистер Лауден Додд и прибыл на Маркизские острова впервые, он
был старым, просоленным торговцем Южных Морей; он знал множество кораб-
лей и их капитанов; ему приходилось на других архипелагах присутствовать
при зарождении предприятия, о конце которого шел рассказ, или, наоборот,
он мог сообщить о дальнейшем развитии событий, начавшихся в Таиохаэ.
Среди прочих интересных новостей - например, о появлении в здешних водах
новых лиц - он сообщил также о кораблекрушении. `Джон Ричарде` разделил
судьбу многих других островных шхун.
- Дикинсон выбросил ее на остров Пальмерстона, - возвестил Додд.
- А кто владельцы? - спросил один из его собеседников.
- О, как обычно, `Кепсикум и Кё`.
Все переглянулись с многозначительной улыбкой, и Лауден, пожалуй, вы-
разил общее мнение, сказав:
- Вот, говорят, есть выгодные дела! Что может быть выгоднее застрахо-
ванной шхуны, опытного капитана и крепкого, надежного рифа?
- Выгодных дел не существует! - заметил уроженец Глазго. - Никто,
кроме миссионеров, не получает барышей.
- Ну, не знаю, - возразил кто-то. - Опиум приносит недурную прибыль.
- Неплохо также подобраться к жемчужной отмели, где ловля запрещена,
так году на четвертом, обчистить лагуну и удрать на всех парусах, пока
французы не спохватились.
- Неплохо золота самородок отыскать, - вставил какой-то немец.
- Купить потерпевший крушение корабль тоже иной раз сделка недурная,
- сказал Хэвенс. - Помните этого человека из Гонолулу и бриг, который
выбросило на рифы Вайкики? Ветер был крепкий, и бриг начало ломать, не
успел он как следует сесть на днище. Агент `Ллойда` продал его меньше
чем через час, и до темноты, когда корабль наконец разбило в щепы, поку-
патель успел обеспечить себе безбедную жизнь, а если бы солнце зашло на
три часа позже, он мог бы совсем удалиться от дел. Но и так он построил
себе дом на улице Беретания и назвал его в честь этого корабля.
- Да, порой на кораблекрушении можно недурно нажиться, - сказал уро-
женец Глазго, - но далеко не всегда.
- Ну, это общее правило - выгодные дела встречаются редко, - ответил
Хэвенс.
- Согласен, - продолжал шотландец. - А я мечтаю узнать тайну како-
го-нибудь богача и поприжать его как следует.
- Полагаю, вам известно, что такого рода способы среди порядочных лю-
дей неупотребительны? - возразил Хэвенс.
- Это меня не интересует, мне такой способ вполне подходит, - невоз-
мутимо отозвался шотландец из Глазго. - Беда только в том, что подходя-
щих секретов в Южных Морях не узнаешь. Их надо искать в Лондоне или в
Париже.
- Мак-Гиббон начитался бульварных романов, - сказал кто-то.
- Он читал `Аврору Флойд`, - добавили из другого угла.
- Ну и что? - возразил Мак-Гиббон. - Ведь это же правда. Почитайте-ка
газеты! Вы хихикаете только из-за своего тупоголового невежества. А на
мой взгляд, шантаж - такое же ремесло, как страхование, только в сто раз
честнее.
Начавшаяся перепалка заставила Лаудена, который больше всего на свете
ценил мир и спокойствие, поспешно вмешаться в разговор.
- Как ни странно, - сказал он, - но мне на своем веку пришлось испро-
бовать все эти способы добывания хлеба насущного.
- Вы имели самородок найти? - жадно спросил немец, изъяснявшийся на
ломаном языке.
- Нет, - ответил Лауден. - Я занимался всякими глупостями, но все-та-
ки не золотоискательством. Любой дурости есть предел.
- Ну, а контрабандной торговлей опиумом вы занимались? - поинтересо-
вался кто-то еще.
- Занимался, - ответил Лауден.
- Выгодное дело?
- Еще какое!
- И покупали разбившийся корабль?
- Да, сэр, - ответил Лауден.
- Ну, и что из этого вышло?
- Видите ли, этот корабль был особого сорта, - объяснил Лауден. - По
чести говоря, я бы никому не советовал заниматься этим видом деятельнос-
ти.
- А что, его разбило в щепы на мели?
- Вернее будет сказать, что из-за него на мели оказался я, - заметил
Лауден. - Не сумел преодолеть трудностей.
- А шантажом занимались? - осведомился Хэвенс.
- Само собой разумеется! - кивнул Лауден.
- Выгодное дело?
- Видите ли, я человек невезучий. А так, наверное, выгодное.
- Вы узнали чью-нибудь тайну? - спросил уроженец Глазго.
- Великую, как этот океан.
- Тайну богача?
- Не знаю, что вы называете богачом, но эти острова он мог бы купить
и не заметить, во что они ему обошлись.
- Ну, так за чем же дело стало? Вы не могли его разыскать?
- Да, на это потребовалось время, но в конце концов я загнал его в
угол и...
- И что?
- Все полетело вверх тормашками. Я стал его лучшим другом.
- Ах, черт!
- По-вашему, он не слишком разборчив в выборе друзей? - любезно осве-
домился Лауден. - Да, пожалуй, у него довольно широкий круг симпатий.
- Если вы кончили болтать чепуху, Лауден, - сказал Хэвенс, - то нам
пора идти ко мне обедать.
За стенами клуба во мраке ревел прибой. В темной чаще кое-где мерцали
огоньки. Мимо по двое и по трое проходили островитянки, кокетливо улыба-
лись и снова исчезали во мгле, а в воздухе еще долго держался запах
пальмового масла и цветов франжипана. От клуба до жилища мистера Хэвенса
было два шага, и любому обитателю Европы они показались бы двумя шагами
по волшебной стране. Если бы такой европеец мог последовать за нашими
двумя друзьями в дом, окруженный широкой верандой, и в прохладной комна-
те, с жалюзи вместо стен, сесть с ними за стол, на белую скатерть кото-
рого падали цветные тени от бокалов с вином; если бы он мог отведать эк-
зотические кушанья: сырую рыбу, плоды хлебного дерева, печеные бананы,
жареного поросенка с гарниром из упоительного мити и царя всех подобных
блюд - салат из сердцевины пальмы; если бы он мог увидеть и услышать,
как некая прелестная туземка, слишком скромная для супруги хозяина и
слишком властная для любого иного положения, то появляется в столовой,
то исчезает, браня невидимых помощников, а потом мгновенно очутился в
родном лондонском пригороде, он сказал бы, протирая глаза и потягиваясь
в своем любимом кресле у камина: `Мне приснилось дивное местечко! Ей-бо-
гу, это был рай!` Однако Додд и его хозяин давно уже привыкли ко всем
чудесам тропической ночи, ко всем яствам островной кухни и принялись за
еду просто как люди, давно проголодавшиеся, лениво перебрасываясь слова-
ми, как бывает, когда немного скучно.
Вскоре разговор коснулся беседы в клубе.
- Вы никогда еще не болтали столько чепухи, Лауден, - заметил Хэвенс.
- Мне показалось, что в воздухе запахло порохом, вот я и заговорил,
чтобы отвлечь их. Однако все это вовсе не чепуха.
- Вы хотите сказать, что все это правда: и опиум, и покупка потерпев-
шего крушение корабля, и шантаж, и человек, который стал вашим другом?
- Все правда, до последнего слова, - ответил Лауден.
- Кажется, вы действительно много испытали на своем веку, - сухо ска-
зал Хэвенс.
- Да, история моей жизни довольно любопытна, - отозвался его друг. -
Если хотите, я расскажу ее вам.
Далее следует повесть о жизни Лаудена Додда, не так, как он поведал
ее своему другу, а так, как он впоследствии записал ее.


РАССКАЗ ЛАУДЕНА


ГЛАВА I
ХОРОШЕЕ КОММЕРЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ

Для начала мне следует описать характер моего бедного отца. Трудно
представить себе человека лучше или красивее его и в то же время такого
(с моей точки зрения) неудачника: ему не повезло и с делами, и с удо-
вольствиями, и с выбором дома, и (как мне ни жаль) с единственным сыном.
Он начал жизнь землемером, стал спекулировать земельными участками, пус-
тился в другие деловые предприятия и постепенно приобрел репутацию одно-
го из самых ловких дельцов штата Маскегон. `У Додда голова что на-
до`, - отзывались о нем окружающие. Но сам я далеко не так уверен в его
деловых способностях. Впрочем, удачливость его долгое время казалась не-
сомненной, а уж настойчивость была совершенно бесспорной. Он вел ежед-
невную битву за деньги с меланхолической покорностью мученика: вставал
чуть свет, ел на ходу, даже в дни побед возвращался домой измученным и
обескураженным; он отказывал себе в развлечениях - если вообще был спо-
собен развлекаться, в чем я порой сомневался, - и доводил до благополуч-
ного конца очередную спекуляцию с пшеницей или алюминием, по сути своей
ничем не отличавшуюся от грабежа на большой дороге, ценой самой высокой
самоотверженности и добросовестности.
К несчастью, меня ничто, кроме искусства, никогда не интересовало и
интересовать не будет. Я считал тогда, что высшее назначение человека -
обогащать мир прекрасными произведениями искусства и приятно проводить
время, свободное от этого благородного занятия. Насколько помню, о вто-
рой половине своей жизненной программы (которую, кстати, мне только и
удалось осуществить) я отцу ничего не говорил, однако он, по-видимому,
что-то заподозрил, так как назвал мой заветный план баловством и блажью.
- Ну хорошо, - воскликнул я однажды, - а что такое твоя жизнь? Ты ду-
маешь только о том, как бы разбогатеть, и при этом за счет других людей.
Он грустно вздохнул (это вообще было его привычкой) и укоризненно по-
качал головой.
- Ах, Лауден, Лауден! - сказал он. - Все вы, мальчики, считаете себя
мудрецами: Но как бы ты ни противился этому, всякий человек обязан рабо-
тать. И выбор только один - быть честным человеком или вором, Лауден.
Вы сами видите, насколько бесполезно было спорить с моим отцом. Отча-
яние, охватывавшее меня после подобных разговоров, отягощалось еще и
раскаянием, потому что я нередко грубил ему, а он неизменно бывал со
мной мягок и ласков. К тому же я ведь отстаивал мои личные стремления и
желания, а он думал только о моем благе, хотя и понимал его по-своему. И
он не терял надежды образумить меня.
- Основа у тебя хорошая, Лауден, - повторял он, - основа у тебя хоро-
шая. В конце концов кровь скажется, и ты пойдешь по правильному пути. Я
не боюсь, что мне придется стыдиться моего сына. Просто мне порой бывает
неприятно, когда ты начинаешь нести чепуху.
После этого он похлопывал меня по плечу или по руке с нежностью, осо-
бенно трогательной в таком красивом и сильном человеке.
Как только я окончил школу, отец отправил меня в Маскегонскую коммер-
ческую академию. Вы иностранец, и вам, вероятно, не так-то просто пове-
рить, что подобное учебное заведение существует на самом деле. Поэтому,
прежде чем продолжить свой рассказ, я хочу заверить вас, что я не шучу.
Эта академия действительно существовала, а может быть, существует и по
сей день - наш штат чрезвычайно ею гордился, считая это учебное заведе-
ние высшим достижением современной цивилизации. Мой отец, провожая меня
на вокзал, несомненно, был уверен, что открывает передо мной прямой и
верный путь в президенты и в рай.
- Лауден, - сказал он мне, - я даю тебе возможность, какой не мог
дать своему сыну даже Юлий Цезарь: возможность познать жизнь прежде, чем
ты сам примешь в ней участие. Избегай рискованных спекуляций, старайся
вести себя так, как следует благородному человеку, и, по возможности,
ограничивайся надежными операциями с железнодорожными акциями. Пшеница
всегда соблазнительна, но и очень опасна. В твоем возрасте я не стал бы
начинать с пшеницы; однако другие ценности тебе не противопоказаны. Об-
ращай особое внимание на ведение счетных книг и, раз потеряв деньги,
вторично их в те же акции не вкладывай. Ну, сынок, поцелуй меня на про-
щание и не забывай, что ты у меня один и что твой отец будет следить за
твоей карьерой с любовью и тревогой.
Коммерческая академия занимала несколько прекрасных просторных зда-
ний, расположенных в лесу. Воздух там был очень здоровым, питание - пре-
восходным, плата за обучение - весьма высокой. Телеграф соединял акаде-
мию, говоря словами рекламного объявления, `с различными мировыми цент-
рами`. Читальный зал был в изобилии снабжен `коммерческой прессой`. Раз-
говоры велись большей частью об Уолл-стрите, а студенты (всего там обу-
чалось около ста человек) в основном занимались тем, что пытались при-
карманить `академические капиталы` своих товарищей. Правда, по утрам мы
занимались в аудиториях: нам преподавали немецкий и французский языки,
бухгалтерское дело и прочие солидные науки. Однако большую часть дня мы
проводили на `бирже`, обучаясь спекуляции товарами и ценными бумагами, -
это-то и была основа основ получаемого нами образования. Поскольку ни
один из участников не имел никакой собственности - ни бушеля реальной
пшеницы, ни доллара в государственной валюте, - эти спекуляции, разуме-
ется, не приносили их участникам никаких выгод и превращались в само-
цель. Они сводились к откровенной, ничем не прикрытой азартной игре.
Нас, не жалея никаких затрат на декорации, обучали именно тому, что
уничтожает всякую истинную коммерцию. Для того чтобы мы на опыте позна-
комились с движением и капризами цен, наш учебный рынок точно воспроиз-
водил реальное положение вещей в стране. Мы были обязаны вести счетные
книги, которые в конце каждого месяца проверялись либо директором, либо
кем-нибудь из его помощников. Чтобы сделать игру еще более правдоподоб-
ной, `академической валюте` была придана реальная стоимость. Заботливые
родители или опекуны покупали ее студентам по цене цент за доллар. За-
канчивая курс, студенты по той же цене продавали академии оставшуюся у
них валюту. А наиболее удачливые `биржевики` порой реализовывали часть
своих капиталов еще в бытность свою студентами, чтобы тайком устроить
пирушку в соседнем городке. Короче говоря, хуже этой академии была, по-
жалуй, только та, где Оливер познакомился с Чарли Бейтсом.
Когда кто-то из младших преподавателей проводил меня на `биржу`, что-
бы показать мне мою конторку, я был ошеломлен царившим там хаосом и шу-
мом. В глубине зала виднелись черные доски со столбцами все время меняю-
щихся цифр. После каждого изменения студенты толпой бросались к доскам и
начинали во весь голос вопить какую-то, как мне показалось, абракадабру.
Некоторые вскакивали на конторки и скамьи, подавая руками и головами за-
гадочные знаки и что-то быстро отмечая в своих записных книжках. Мне по-
казалось, что неприятней этой сцены я еще ничего в жизни не видывал; а
когда я сообразил, что все эти сделки - простая игра и что всех денег,
циркулирующих на `академической бирже`, не хватит и на покупку пары
коньков, то почувствовал большое изумление, хотя и ненадолго, ибо при-
помнил, как взрослые и очень богатые люди выходят из себя, проиграв жал-
кие гроши. Тогда, найдя таким образом оправдание моим соученикам, я изу-
мился поведению преподавателя, который привел меня сюда: забыв показать
мне мою конторку, он, бедняга, стоял среди этой суматохи как заворожен-
ный - казалось, цифры на досках всецело завладели его вниманием.
- Глядите, глядите, - завопил он мне в ухо, - курсы падают! Рынком со
вчерашнего дня завладели `медведи`.
- Ну и что же? - ответил я, с трудом перекрикивая шум (я еще не нау-
чился разговаривать в подобной обстановке). - Это же все понарошку.
- Да, конечно, - ответил он, - и вы должны твердо запомнить, что ис-
тинную прибыль вы получите, только если будете хорошо вести свои счетные
книги. Надеюсь, Додд, мне предстоит только хвалить вас за них. Вы начи-
наете свою деятельность с весьма приличным капиталом - десять тысяч дол-
ларов в `академической валюте`. Его, несомненно, хватит вам до конца
обучения, если, конечно, вы не будете рисковать и пускаться в сомни-
тельные операции... Постойте, что бы это значило? - перебил он сам себя,
когда на досках появились новые цифры. - Семь, четыре, три! Додд, вам
повезло: за весь семестр еще не было такого оживления. И подумать
только, что точно то же происходит сейчас в Нью-Йорке, Чикаго, Сент-Луи-
се и других соперничающих деловых центрах страны! Эх, я и сам поиграл бы
вместе с мальчиками, - добавил он, потирая руки, - да только это не раз-
решается правилами.
- А что бы вы сделали?
- Что бы я сделал? - вскричал он, сверкнув глазами. - Покупал бы, по-
ка хватит капитала!
- Это и значит не рисковать и не пускаться в сомнительные операции? -
спросил я с самым невинным видом.
Он бросил на меня злобный взгляд, а затем сказал, словно для того,
чтобы переменить тему:
- Видите того рыжего юношу в очках? Это Билсон, наш самый блестящий
студент. Мы все уверены в его будущем. Берите пример с Билсона, Додд.
Вскоре после этого, пока шум по-прежнему нарастал, цифры на доске по-
являлись и исчезали все быстрее, а зал сотрясался от воплей биржевиков,
младший преподаватель покинул меня, указав мне наконец мою конторку. Мой
сосед подводил итоги в своей счетной книге - подсчитывал убытки за это
утро, как я узнал позднее, - и очень охотно оторвался от этого малопри-
ятного занятия, увидев незнакомое лицо.
- Эй, новичок! - окликнул он меня. - Как вас зовут?.. Что? Ваш отец -
Додд Голова Что Надо? Сколько у вас капитала? Десять тысяч? Здорово! Ну
и дурак же вы, что возитесь со своими книгами!
Я ответил, что не вижу - иного выхода, поскольку книги ежемесячно
проверяются.
- Эх, разиня! Наймите писца! - крикнул он. - Кого-нибудь из наших
банкротов - для этого они здесь и толкутся. Если вы будете удачно играть
на бирже, вам в этом колледже работать не придется.
Шум к этому времени стал совсем уже невыносимым, и мой новый друг,
сказав, что наверняка кто-то `прогорел`, что он пойдет выяснить, в чем
дело, и приведет мне писца, застегнул куртку и нырнул в неистовствующую
толпу. Его предположение было правильно: кто-то действительно `прого-
рел`, один из королей биржи был низложен - игра на сале оказалась для
него роковой, - и писец, обязавшийся писать мои книги, избавлять меня от
всей работы и получать все причитающееся мне образование за тысячу дол-
ларов в месяц в `академической валюте` (десять долларов в валюте США),
оказался не кем иным, как знаменитым Билсоном, с которого мне рекомендо-
вали брать пример. Бедняга был очень расстроен. Только за одно могу я
похвалить Маскегонскую коммерческую академию: все мы, включая даже самую
мелкую рыбешку, испытывали глубокий стыд, оказываясь банкротами; ну, а
такому магнату, как Билсон, который в дни своего процветания столь высо-
ко задирал нос, потерпеть полный крах было особенно тяжело. Но дух
серьезного отношения к игре победил даже горечь недавнего поражения, и
Билсон приступил к исполнению своих новых обязанностей с надлежащей
энергией и деловитостью.
Таковы были мои первые впечатления от этого нелепого учебного заведе-
ния, и, говоря откровенно, я скорее назвал бы их приятными. Пока я буду
богат, я смогу распоряжаться дневными и вечерними часами по своему вку-
су: писец будет вести мои книги, писец будет толкаться и вопить на бир-
же, а я могу заниматься писанием пейзажей и чтением романов Бальзака - в
то время это были два главных моих увлечения. Следовательно, моя задача
сводилась к тому, чтобы оставаться богатым, то есть вести дела осмотри-
тельно и не пускаться в рискованные спекуляции, иначе говоря, найти ка-
кой-то безопасный способ наживы. Я ищу его до сих пор, и, насколько могу
судить, в нашем несовершенном мире ближе всего к нему стоит излюбленная
детьми деловая операция, сводящаяся к формуле: `Орел - я выиграл, решка
- ты проиграл`. Помня напутственные слова моего отца, я робко взялся за
железные дороги и около месяца занимал бесславно-надежную позицию, ску-
пая в малых количествах самые устойчивые акции и безропотно (насколько
это у меня получалось) снося презрение своего писца. Однажды я в виде
опыта решился на более смелый шаг и, не сомневаясь, что акции компании
`Пен-Хендл` (если не ошибаюсь) будут падать и дальше, продал этих акций
на несколько тысяч. Но не успел я произвести эту сделку, как какие-то
идиоты в Нью-Йорке начали играть на повышение, акции `ПенХендла` взлете-
ли к потолку, а мое положение оказалось подорванным. Кровь, как и наде-
ялся мой отец, сказалась, и я мужественно продолжал вести свою линию:
весь день я продавал эти дьявольские акции, и весь день они продолжали
повышаться. Как кажется, я (хрупкая скорлупка) попал под носовую волну
мощного корабля Джея Гульда - в дальнейшем, насколько помню, оказалось,
что это был первый ход в очень крупной биржевой игре. В тот вечер имя
Лаудена Додда занимало первое место в газете нашей академии, а мы с Бил-
соном (снова оказавшимся без места) претендовали на одну и ту же вакан-
сию писца. О ком шумят, того скорей услышат. Мое разорение привлекло ко
мне всеобщее внимание, и поэтому место писца получил я. Так что, как вы
сейчас убедились, и в Маскегонской коммерческой академии можно было
кое-чему научиться.
Меня лично совсем не трогало, выиграл я или проиграл в такой сложной
и скучной игре, где все зависело только от случайности. Однако писать об
этом отцу оказалось тяжелой задачей, и я пустил в ход все свое красноре-
чие. Я доказывал (и это было абсолютной правдой), что студенты, удачно
играющие на бирже, не получают никакого образования, и, следовательно,
если он хочет, чтобы я чему-нибудь научился, ему следует радоваться мое-
му разорению. Затем я (не очень последовательно) обратился к нему с
просьбой снабдить меня новым капиталом, обещая в этом случае иметь дело
только с надежными акциями железных дорог. Несколько увлекшись, я заклю-
чил свое письмо уверениями, что не гожусь в дельцы, и горячей просьбой
забрать меня из этого отвратительного места и отпустить в Париж зани-
маться искусством. В ответ я получил короткое, ласковое и грустное
письмо, в котором он писал только, что до каникул осталось совсем немно-
го, а тогда у нас будет достаточно времени, чтобы все обсудить.
Когда я приехал домой на каникулы, отец встретил меня на вокзале, и я
был потрясен, увидев, как он постарел. Казалось, он думал только о том,
как утешить меня и вернуть мне бодрость духа (которую я, по его мнению,
должен был утратить). Не надо унывать, убеждал он меня, сотни опытнейших
биржевиков начинали свою карьеру с неудачи. Я заявил ему, что не создан
быть финансистом, и его лицо омрачилось.
- Не говори так, Лауден, - сказал он. - Я не могу поверить, что мой
сын оказался трусом.
- Но мне не нравится эта жизнь! - умоляюще произнес я. - Меня интере-
сует не биржа, а искусство. На этом поприще я способен достичь гораздо
большего!
И я напомнил ему, что известные художники зарабатывают большие
деньги, что любая картина Мейсонье стоит много тысяч долларов.
- А не думаешь ли ты, Лауден, - возразил он, - что человек, способный
написать тысячедолларовую картину, сумел бы показать свою закалку и на
бирже? Уж поверь, этот Мэзон, о котором ты сейчас упомянул, или наш соо-
течественник Бьерстадт, очутись они завтра на хлебной бирже, показали
бы, из какого материала они скроены. Послушай, Лауден, сынок, ведь я,
видит бог, думаю только о твоем благе, и я хочу заключить с тобой дого-
вор: в следующем семестре я снова дам тебе десять тысяч ваших долларов,
и, если ты покажешь себя настоящим мужчиной и удвоишь этот капитал, я
позволю тебе поехать в Париж, коли тебе еще будет этого хотеться, в чем
я сильно сомневаюсь. Но разрешить тебе уйти с позором, словно тебя вы-
секли, мне не позволяет гордость.
Когда я это услышал, сердце мое забилось от радости, но тут же меня
снова охватило уныние. Ведь, как мне казалось, куда легче было тут же,
не сходя с места, написать картину не хуже Мейсонье, чем заработать де-
сять тысяч долларов на нашей академической бирже. Не мот я также не по-
дивиться столь странному способу проверки, есть ли у человека талант ху-
дожника. Я даже осмелился выразить свое недоумение вслух.
- Ты забываешь, мой милый, - сказал отец с глубоким вздохом, - что я
могу судить только об одном, но не о другом. Будь у тебя даже гений са-
мого Бьерстадта, я бы этого не заметил.
- А кроме того, - продолжал я, - это не совсем справедливо. Другим
студентам помогают их родные: присылают им телеграммы с указаниями. Вот,
например, Джим Костелло, он и шага не сделает, пока отец из Нью-Йорка не
подскажет ему, как поступить. А кроме того, как ты не понимаешь - ведь
если кто-то наживается, значит, кому-то нужно разоряться.
- Я буду держать тебя в курсе выгодных сделок, - вскричал мой отец,
просияв. - Я не знал, что это разрешается вашими правилами. Я буду посы-
лать тебе телеграммы, зашифрованные нашим коммерческим шифром, и мы уст-
роим нечто вроде фирмы `Лауден Додд и сын`, а? - Он похлопал меня по
плечу, а затем повторил с нежной улыбкой: - `Додд и сын`, `Додд и сын`.
Раз мой отец обещал давать мне советы, а коммерческая академия стано-
вилась преддверием Парижа, я мог с надеждой взирать на будущее. К тому
же мысль о нашей `фирме` доставила моему старичку такое удовольствие,
что он сразу ободрился. И вот после грустной встречи на вокзале мы сели
ужинать, весело улыбаясь и в самом праздничном настроении.
А теперь я должен ввести в мое повествование нового героя, который,
не сказав ни слова и даже пальцем не пошевелив, определил всю мою
дальнейшую судьбу. Вам приходилось бывать в Штатах, и, возможно, вы ви-
дели его золоченую, хитро каннелированную голову, сверкающую над де-
ревьями посреди обширной равнины, ибо этот новый герой был не что иное,

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 130951
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 1


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``