|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ ЮЛИЯ ИВАНОВА
Последний эксперимент Пролог Экстренный выпуск! Сенсационное сообщение из Космического центра! На-
конец-то удалось установить радиосвязь со звездолетом `Ахиллес-87`, ко-
торый уже считался погибшим. Капитан корабля Барри Ф. Кеннан сообщил,
что экипаж находится на неизвестной планете, не только пригодной для
жизни, но и как две капли воды похожей на нашу Землю. И что они там
прекрасно себя чувствуют. На вопрос о причинах столь долгого молчания
капитан Кеннан заявил, что им, собственно говоря, больше нет до Земли
никакого дела. Что на вызов он ответил лишь потому, что случайно загля-
нул в тот момент на корабль забрать кой-какие вещички. И вообще они ре-
шили остаться на Земле-бета навсегда.
На этом связь оборвалась. Странное поведение капитана Кеннана, осо-
бенно его последнее заявление, заставляют предполагать, что экипаж
`Ахиллеса-87` находится в плену у таинственных обитателей Земли-бета и
косвенно взывает о помощи. К счастью, во время передачи удалось опреде-
лить координаты этой неизвестной планеты. Общество спасения космонавтов
срочно организует сбор пожертвований, предполагая в ближайшее время нап-
равить туда вооруженную спасательную экспедицию. Сообщение из космического центра 27 сентября с. г. звездолет `Ахилес-88`, посланный для спасения эки-
пажа `Ахиллеса-87`, благополучно приземлился на Земле-бета.
`Черт возьми, здесь совсем как на нашей старухе - вижу сосны и обла-
ка!` - воскликнул капитан Стив Гейтс, ступая на планету.
Это были его последние слова. Попытки вновь установить связь с кораб-
лем пока не увенчались успехом.
КОСМИЧЕСКИЙ ЦЕНТР СООБЩАЕТ
12 марта с. г. звездолет `Ахиллее-89`, посланный для спасения экипа-
жей кораблей `Ахиллес-87` и `Ахиллес-88`, благополучно приземлился на
Земле-бета.
`Лично мне здесь нравится, - радировал в Центр капитан Джон Дэрк. -
Они правы: настоящий рай. Мы, пожалуй, тоже останемся. Прощайте`.
ДЭРК ТОЖЕ НЕ ХОЧЕТ ВОЗВРАЩАТЬСЯ НА ЗЕМЛЮ!
КЕННАН, ГЕЙТС, ДЭРК... КТО СЛЕДУЮЩИЙ? Что же все-таки происходит? Ученые отказываются от комментариев, мир
теряется в догадках. Земля... Человек был ей всегда предан, как бы
далеко ни находился. Впервые человек добровольно отрекся от Земли.
А МОЖЕТ, ВПРАВДУ РАЙ? ИЗ НЕПРОВЕРЕННЫХ ИСТОЧНИКОВ: формируется первая партия переселенцев
на Землю-бета. Поток переселенцев на загадочную Землю-бета катастрофически растет.
Только за минувшую неделю туда отправлено 312 человек, И это несмотря на
крайне высокую цену за билет, несмотря на печальную статистику - почти
треть наспех снаряженных пассажирских ракет гибнет в пути.
А МОЖЕТ, ВПРАВДУ РАЙ? ПРАВИТЕЛЬСТВО ЗЕМЛИ-БЕТА ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО В СВЯЗИ С УГРОЗОЙ ПЕРЕНАСЕЛЕ-
НИЯ ПЛАНЕТА ОТНЫНЕ ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ЗАКРЫТОЙ. ПРАВИТЕЛЬСТВО ЗЕМЛИ-БЕТА ОБЪЯВ-
ЛЯЕТ О СВОЕЙ ПОЛНОЙ АВТОНОМИИ И В. ДАЛЬНЕЙШЕМ НЕ НАМЕРЕНО ПОДДЕРЖИВАТЬ
КАКИЕ БЫ ТО НИ БЫЛО КОНТАКТЫ С ЗЕМЛЕЙ-АЛЬФА!
ПРАВИТЕЛЬСТВО ЗЕМЛИ-БЕТА ПРЕДУПРЕЖДАЕТ, ЧТО ВОКРУГ ПЛАНЕТЫ НА ВЫСОТЕ
ТРЕХСОТ КИЛОМЕТРОВ СОЗДАН ЗАЩИТНЫЙ ПОЯС. КОМАНДУЮЩИЙ СЛУЖБОЙ ЗАЩИТНОГО
ПОЯСА БАРРИ Ф. КЕННАН ОТДАЛ СТРОЖАЙШИЙ ПРИКАЗ УНИЧТОЖАТЬ ВСЕ ЭМИГРАНТ-
СКИЕ РАКЕТЫ С ЗЕМЛИ-АЛЬФА. ТРАГИЧЕСКАЯ ГИБЕЛЬ ПАССАЖИРСКИХ РАКЕТ `ДИАНА` И `ЭВРИКА`. СТРАШНОЕ
ЗЛОДЕЯНИЕ БЕТЯН. Обе ракеты вылетели к Земле-бета за три месяца до объ-
явления планеты закрытой, на борту среди пассажиров находились женщины и
дети. Весь мир потрясен, отовсюду поступают гневные телеграммы протеста
в адрес правительства Земли-бета. `МОЙ МУЖ НЕ МОГ ОТДАТЬ ЭТОТ ПРИКАЗЫ` - утверждает миссис Барри Ф.
Кеннан. НОТА ПРАВИТЕЛЬСТВА СВОБОДНОГО МИРА ПРАВИТЕЛЬСТВУ ЗЕМЛИ-БЕТА.
ЗЕМЛЯ-БЕТА МОЛЧИТ!
Миссис Барри Ф. Кенкан наконец получила визу. Она вылетает в пятницу
к Земле-бета для свидания с мужем и дипломатических переговоров. На бор-
ту ракеты будут находиться также двое сыновей Кеннана и пятилетняя дочь
Глэдис, именем которой названа ракета. Миссис Кеннан поручено передать
через капитана Барри Ф. Кеннана ноту правительства Земли-альфа прави-
тельству Земли-бета. СНОВА НЕСЛЫХАННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ! `МАЛЫШКА ГЛЭДИС` ВЗОРВАНА ПО ПРИКАЗУ
БАРРИ Ф. КЕННАНА!
`ОНИ ТАМ ПОСХОДИЛИ С УМА!- сказал Президент.- ЭТОТ КЕННАН - ВЫРОДОК.
Я СОМНЕВАЮСЬ В ЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ. БУДЬТЕ ВЫ ВСЕ ПРОКЛЯТЫ!`
В СЕНАТЕ ОБСУЖДАЕТСЯ ВОПРОС О ВОЙНЕ С ЗЕМЛЕЙ-БЕТА. ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ. Сенат большинством голосов отклонил предложение
об объявлении войны Земле-бета. Депутат АНТУАН ДОРЭ; `К сожалению, мы
снабдили их самым современным оружием. Мы породили чудовище, против ко-
торого бессильны. Так отречемся же от него! Это - самое благоразумное,
что мы можем сделать. Чем скорее мы эабудем об этой прискорбной и пос-
тыдной странице нашей истории, тем лучше`. МЫ НЕ ЗАБЫЛИ! Сегодня мы вынуждены напомнить читателю об одной пе-
чальной дате - десять лет со дня гибели `Малышки Глэдис`. Земля-бета
молчит. Большинство журналистов и комментаторов сходятся во мнении, что
зловещая загадка Земли-бета так и останется неразгаданной.
(ИЗ ГАЗЕТ) * * * Она должна прийти сегодня.
День начинается как обычно. Я отлично выспалась. Специальный комплекс
физических упражнений, массаж, тонизирующий душ, протирания. Чуткие ме-
ханические руки Жака помогают одеться. Жак у меня уже более тридцати лет
- еще Бернард был жив, когда мы его приобрели. Недавно Жак вернулся из
ремонта и выполняет свои обязанности особенно ревностно. Будто признате-
лен, что его не отдали в переплавку.
Я привыкла к Жаку. Терпеть не могу эти усовершенствованные модели -
развязные, болтливые льстецы. То ли дело Жак - в нем какое-то врожденное
достоинство.
- Мадам не возражает против серо-голубого? Сегодня оно вам к лицу -
мадам выглядит посвежевшей.
Знаю, что он не врет. Соглашаюсь даже на голубой - в тол платью - па-
рик, хотя терпеть не могу париков, и Жак ежедневно пытается соорудить из
остатков растительности на моей голове жалкое подобие прически.
- Немного косметики, мадам?
Сегодня она должна прийти...
Жак что-то делает с моими глазами. Щиплет веки.
- Беспокоит? Сейчас пройдет, мадам.
Зеркало. В зеркале я. Полная, респектабельная дама. Пожалуй, выгляжу
ничего, если учесть, что через несколько дней мне исполнится сто двад-
цать семь. Или не исполнится?.. Ведь она должна прийти сегодня. Или не
придет? Передумает?
Что осталось от подлинной Ингрид Кейн, этого, пожалуй, я сама не су-
мела бы сказать с точностью. Кое-где подремонтированный, подправленный
скелет, мышцы, железы, глаза. А остальное все чужое, пересаженное, при-
живленное. Или искусственное, синтетика. Пусть самого лучшего и надежно-
го качества, но не надежнее, чем, к примеру, у Жака. Я уже не человек,
но еще не робот. Неусовершенствованный робот. Смешно. Что-нибудь неожи-
данно откажет, сломается... Я не успею даже вызвать Дока. Или Док опоз-
дает. Или у него самого что-нибудь сломается в конструкции. Не сработает
гипотермия, отключится сознание... Простая цепь случайностей - и конец.
Так было с Бернардом. Так рано или поздно будет со мной, Ингрид Кейн.
Придет или не придет?
И все-таки я - это я. Покуда при мне мой мозг, вернее, информация,
накопленная в мозгу за все 127 лет. Я - информация. Забавно.
- Меню, мадам? Цыпленок в желе, зеленый горошек, протертые овощи...
Есть отличные ананасы.
- Давай ананасы. И еще бифштекс. С кровью, Жак. И, пожалуй, пудинг.
- Но, мадам...
- Плевать, Жак. Мой синтетический желудок требует натурального мяса.
А диета будет завтра. Если завтра вообще будет.
Бифштекс превосходен, но первый же кусок давит, изнутри непривычной
тяжестью. Отодвигаю тарелку и принимаюсь за пюре, Я хочу, чтоб она приш-
ла.
Звонок. Пришла? Но почему так рано? Я же назначила к двенадцати... Я
должна еще подумать...
- Девушка, Жак? Веди ее сюда.
- Нет, мадам, старики. Двое.
Ах, эти... Совсем забыла. Но они же знают, что я открываю с десяти.
Не дадут позавтракать.
- Пусть подождут, - говорю я Жаку и принимаюсь за ананасы. Но аппети-
та больше нет. Проклятый бифштекс! Придется принять таблетку.
Они терпеливо ждут внизу. Он и она. Супруги. Оба седенькие, чинные,
благообразные. И оба моложе меня.
- Документы при вас?
- Конечно, мадам. - Старичок поспешно раскладывает на столе бумаги -
разрешение на смерть, выписка с места жительства, завещание и опись иму-
щества. Все в порядке. Теперь остаются формальности.
- Вы твердо решили уйти из жизни?
- Да, мадам, - синхронно кивают они.
- Но почему? Ведь жизнь так прекрасна!
Эта ритуальная фраза каждый раз звучит у меня фальшиво. Хотя я ничего
вроде бы против нее не имею. Какая-то нелепая фраза.
- Видите ли, мадам, - это отвечает она, - мы просто устали.
`Просто устали`, `Стало скучно`, `Надоело`... Стандартный ответ. Все
так отвечают.
- Мы ведь очень стары, - будто оправдываясь, улыбается она. - Все уже
было, все.
- Я старше вас.
- Вы - другое дело, мадам. Вас удерживает любопытство. Ведь вы та са-
мая Ингрид Кейн, не так ли?
Странно, меня еще помнят. Сорок лет как я перестала легально зани-
маться наукой.
- Мой брат был вашим учеником, мадам Кейн. Он останется теперь один,
но не пошел с нами. Он разводит каких-то жуков с пятью лапками. Он про-
сил передать вам привет.
- А я действительно получу перед смертью то, что захочу? - подозри-
тельно спросил старик. - Или это просто рекламный трюк? Ну нет, изобре-
тения госпожи Кейн не нуждались в рекламном обмане. Когда с полвека на-
зад я нашла, способ концентрировать все мысли, ощущения и энергию умира-
ющего определенным образом, вызывая у него перед смертью яркое, выбран-
ное им самим сновидение, я, разумеется, не думала, что этот фокус прев-
ратится из средства облегчить смерть в приманку, помогающую государству
бороться с перенаселением за счет `долгожителей`. `Дома последнего жела-
ния` стали таким же обычным делом, как и любые другие государственные
учреждения.
И еще меньше я думала, что стану хозяйкой одного из них. Я провела их
в усыпальницу - огромное помещение, напоминающее оранжерею. Вокруг -
пальмы, бананы, апельсиновые и лимонные деревья, гигантские кактусы и
множество экзотических цветов. Кричали павлины и попугаи. С потолка из
разноцветного пластика падали, причудливо пересекаясь, зеленые, оранже-
вые и голубые полосы света. Тихо звучала музыка, одурманивала, укачива-
ла, и так же одурманивающе сладко пахли цветы.
Я уложила их на диваны, покрытые мягкими пушистыми коврами, надела на
голову каждому `волшебный шлем` - так его окрестила реклама. С виду
просто ночной чепец с лентами, в которые незаметно вмонтированы провода.
- Какой ты сейчас смешной, Вилли!
Но он уже весь был `там`, в последнем своем желании, глазки его не-
терпеливо поблескивали.
- Нельзя ли побыстрей, мадам?
Мне самой хотелось побыстрей - здесь меня всегда мутило. Я включила
`священника`. Зазвучала молитва в сопровождении органа.
- Теперь можете попрощаться.
- Прощай, Вилли.
- Прощай, Марта.
- Прощайте, мадам Кейн.
Они даже не смотрели друг на друга.
- Закройте глаза. Расслабьтесь. Думайте о своем последнем желании.
Они затихли.
Я включила `шлемы`, загнала всех павлинов и попугаев в изолированный,
безопасный отсек, откуда обычно наблюдала за происходящим в усыпальнице,
вошла сама и нажала кнопку. На пульте вспыхнуло: `Не входить! Смертель-
но!` Это означало, что в комнату хлынул газ `вечного успокоения`.
Через час все будет кончено. Роботы уберут трупы, проветрят помеще-
ние, и оно будет готово к приему следующих посетителей.
О чем они сейчас думают? Я имела возможность это установить и первое
время из любопытства `подсоединялась` к своим клиентам. Но это оказыва-
лось в основном всегда одно и то же и всегда невероятно скучно. Если не
красотка и не чемпион, то разнузданная вечеринка с обилием яств и напит-
ков. Вакханалия. Примитивный пир плоти.
А как хотелось мне сегодня за завтраком натуральный бифштекс с
кровью!
Каково было бы твой последнее желание, Ингрид Кейн? В парке было
прохладно, и я включила на платье терморегулятор.
Да, мою нынешнюю работу нельзя назвать приятной, но благодаря ей у
меня лаборатория. И я смогу провести намеченный эксперимент.
Но придет ли она?
И чего я, собственно говоря, хочу? Начать жизнь сначала? Ну нет, Я
тоже устала, как и мои клиенты. Провести эксперимент, удовлетворить в
последний раз свое любопытство и поставить точку? Пожалуй, так. Если все
пройдет удачно, я завтра тоже явлюсь в дом `последнего желания`, и мне
наденут `волшебный шлем`.
И все-таки, что мне тогда захотеть? Может, юного Бернарда? Или бифш-
текс с кровью?
До двенадцати оставалось сорок семь минут. В случае неудачи Ингрид
Кейн будет сегодня мертва. Надо успеть замести следы. Моя последняя ра-
бота касается только меня. Я отдала ей сорок лет жизни.
Удача или поражение? То, что в конце концов стало у меня выходить с
животными, могло обернуться полным фиаско, когда дело коснется людей.
Мозг шимпанзе и мозг человека... И все же то и другое - мозг. Скорей бы
уж! Ты слишком любопытна, Ингрид.
Я чересчур быстро шла и долго не могла отдышаться у дверей лаборато-
рии. Кружилась голова, сердце покалывало. Не умереть бы до опыта, вот
так, примитивно и вульгарно, на травке собственного парка, под развесис-
тым дубом. Кажется, отпустило. Ты всегда была везучей, Ингрид.
Я набрала номер шифра, и дверь бесшумно открылась. Обезьянки Уна и
Ред с радостным визгом бросились ко мне, и я дала им по грозди бананов.
Единственные животные, которых я сохранила. Наиболее удачные. Уна была
раньше старым, подслеповатым существом, отягощенным всевозможными боляч-
ками. Я подарила ей тело годовалой Эммы, и она упивалась своей второй
молодостью. Уна изо всех сил добивалась благосклонности Реда, но у того
ситуация была посложнее. В прошлом своем существовании он был самкой,
неоднократно рожавшей, и никак не мог приноровиться к своему новому ес-
теству.
Первым делом я собрала все пленки с записями опытов и разложила
прямо на полу костер. Примитивный, но верный способ. Пепел убрала
пылесосом. Расправиться с приборами было еще легче, хотя вряд ли
кто-либо смог бы догадаться об их назначении, Затем я выпустила на волю
Уну и Реда - животные умеют хранить тайну - и приступила к главному, В
потайном сейфе хранился мой ДИК - душа Ингрид Кейн, так я его назвала в
шутку. Впрочем, он и был предназначен запрограммировать мою душу и
перенести ее в тело той незнакомой девушки. * * * Она пришла ко мне несколько дней назад, неправдоподобно юная и хоро-
шенькая, в короткой зеленоватой - под цвет глаз тунике, с золотой змей-
кой, искусно вплетенной в пепельные, опять-таки с зеленоватым отливом
волосы. Крашеные или свои? Этот вопрос настолько занимал меня, что, про-
ведя ее в кабинет, я первым делом выяснила это. Волосы оказались своими.
- Так кому нужны мои услуги? - спросила я, уверенная, что она пришла
относительно кого-либо из своих престарелых родственников или знакомых.
- Мне.
Я даже переспросила.
- Мне! - отчетливо повторила она. - Я хочу умереть.
- Сколько вам лет?
- Девятнадцать.
Да, про нее нельзя было сказать, что она `устала`. Умереть в девят-
надцать лет, когда жизнь так прекрасна!
- Когда жизнь так прекрасна... - произнесла я вслух, и в отношении ее
эта фраза не показалась мне нелепой.
- Я хочу умереть, - повторила она.
- Но причина?
- Я, кажется, имею право не ответить.
- Что же, конечно.
- Тогда я не отвечу.
Голос ее стих до шепота, и тут я впервые заметила в девушке какую-то
аномалию. Будто невидимая болезнь подтачивала ее изнутри. Может, так и
есть?
- Вам нужно пройти обследование. Зайдите в камеру. Разденьтесь.
Девушка скинула тунику, На цветном экране я теперь видела ее всю,
стройную, крепкую, бронзовую от загара. Включила приборы и придирчиво
обследовала каждую часть ее организма, от маленьких узких ступней до
кончиков натуральных волос. Девушка оказалась абсолютно здоровой, нас-
колько вообще можно быть здоровой в девятнадцать лет. Даже ни одного
запломбированного зуба!
Ее мозг по общим показателям тоже был вполне здоров. Для меня оста-
лись скрытыми разве что ее мысли, но чтобы их узнать, пришлось бы вести
ее в лабораторию, что было крайне заманчиво, но неосуществимо.
Я все не выключала экран: я поймала себя на том, что любуюсь ею.
Убить все это, обезобразить, превратить в горсть золы. Абсурд.
А что, если... Душа Ингрид Кейн в этом теле. Заманчиво. Но я не хоте-
ла проводить свой последний эксперимент в такой спешке. Надо еще тысячу
раз подумать, проверить. Ведь в случав неудачи Ингрид Кейн умрет, так и
не удовлетворив своего любопытства. Еще хотя бы полгода.
Но через полгода этой девушки уже не будет. К тому же через ме-
сяц-другой я просто рухну где-нибудь на дорожке парка, и не сработает
гипотермия, и отключится сознание. Как было с Бернардом. Есть над чем
подумать.
Ее волосы. И ноги. В молодости я была, кажется, ничего себе, но с во-
лосами у меня вечно не ладилось, а надевать платье выше колен было кате-
горически противопоказано. Неужели ты все еще женщина, Ингрид?
- Можете одеться. Ваше имя?
- Николь. Николь Брандо. - Она застегнула ремешки сандалей и выпрями-
лась. - Если вы мне не поможете, я брошусь с крыши. Или с моста.
По выражению ее лица я поняла, что она действительно так сделает. Ка-
кая странная девушка. Она не выглядела здоровой, несмотря на свое здо-
ровье, несмотря на красоту и молодость. С подобным парадоксом я столкну-
лась впервые.
- Хорошо. Вам полагается три дня, чтобы подумать и достать необходи-
мые документы.
- Что нужно?
Она аккуратно, как школьница, записала в блокнот.
- Значит, в субботу, ровно в двенадцать. Я приду. До свидания, мадам
Кейн. * * * До двенадцати оставалось восемь минут, когда я вышла из лаборатории,
ставшей теперь просто замусоренным помещением, в котором выжившая из ума
старуха разводила обезьян, собак и кошек. Я очень устала и едва тащилась
через парк к дому, прижимая к животу ДИКа, для отвода глаз упакованного
в нарядную рождественскую коробку с бананами. Он был достаточно тяжел,
но я никому не доверила бы его нести, даже Жаку. Вновь перед глазами
плыли темные круги, воздуха не хватало, в груди давило и поскрипывало.
Пожалуй, я никогда так хорошо не понимала своих клиентов, как в эту ми-
нуту. Надоело, устала. Но нет, еще одно усилие. Мне интересно, что полу-
чится.
Как всегда, везет. Не только удалось доползти до усыпальницы, но и
остаться незамеченной. Я надежно спрятала ДИКа в кадке с финиковой паль-
мой и пошла наверх.
- Как вы себя чувствуете, мадам?
- Прекрасно, Жак. Лучше чем когда бы то ни было.
- Вы плохо выглядите. Я вызову Дока.
Только этого не хватало! Док живо определит мое состояние, и тогда не
миновать стационара в клинике. Часы пробили двенадцать.
- Чепуха, Жак. Просто немного устала. Я, пожалуй, полежу. Если придет
девушка, дай знать.
- Слушаю, мадам.
Кажется, я вздремнула, а когда открыла глаза, часы показывали двад-
цать минут первого.
Не пришла. Все правильно. Было бы*странно, если бы пришла. И тут же
услышала на лестнице грузные равномерные шаги Жака.
- Девушка ждет, мадам.
Она сидела в шезлонге перед домом. Глаза закрыты, руки сложены на ко-
ленях, осунувшееся лицо, бледность которого еще больше подчеркивало не
шедшее к ней дымчато-серое платье.
- Я немного опоздала. Извините, мадам, я прощалась с... этим. Она по-
вела рукой вокруг.
Прощалась? Прощаются с тем, что жалко оставлять. Ей не хочется ухо-
дить из жизни, но она уходит. Парадокс, нелепость. Но мне не было до нее
дела, я думала только о предстоящем эксперименте.
Я заторопилась.
- Где документы?
Непредвиденное обстоятельство - документы оказались фальшивыми. Неп-
риятности с полицией мне ни к чему, но я тут же сообразила, что эти до-
кументы вообще не понадобятся, потому что через час их не с кого будет
спрашивать. А если девушке хочется остаться инкогнито, тем лучше.
Я сунуло их в сумочку. Девушка пристально смотрела на меня. Поняла,
что я заметила?
- Благодарю вас, мадам Кейн.
Поняла. Ну и пусть. Это тоже не имеет значения.
- Пошли, Николь.
Мне не надо было прощаться с `этим`. Мне не было ничего жалко. Я все
уже тысячу раз видела. Все. И я устала. Я вела ее и себя на последний
эксперимент Ингрид Кейн. Если все пройдет удачно, мы обе будем через чае
мертвы. Наполовину мертвы. У меня умрет тело, а у нее душа. Любопытно,
кто на нас потеряет больше?
Девушка вскрикнула: она поранила ногу о торчащий из земли металличес-
кий прут. Я смочила платок одеколоном и тщательно продезинфицировала
ранку. Николь слабо улыбнулась.
- Спасибо, мадам, это уже ни к чему.
Любопытно, как бы она реагировала, если бы знала? И вот, наконец, мы
с ней в усыпальнице.
Я чувствовала себя отлично, слабость и дурнота прошли. Мозг работал
быстро и четко. Я уложила девушку на софу в безопасном отсеке и надела
ей на голову `волшебный шлем`.
- Последнее желание?- усмехнулась она.
Я кивнула. Но я обманывала ее. Ни она, ни я не получим этого прощаль-
ного подарка, который выдавался лишь в обмен на подлинную смерть. Моя
давняя выдумка не поддавалась жульничеству, Ее душа, мое тело - этого
было недостаточно, Я начала жульничать.
- Выпейте это. Закройте глаза, расслабьтесь. Думайте о своем послед-
нем желании. Прощайте, Николь.
- Прощайте, мадам Кейн.
Чудачка, ее прямо-таки колотила дрожь. Но постепенно снотворное, ко-
торое я ей дала, начало действовать, серые губы порозовели, раскрылись в
улыбке.
- Дэвид, - явственно произнесла она.
Дэвид. Мужское имя. Всего-навсего. Признаться, от нее я ожидала
что-нибудь поинтереснее.
Девушка спала. Я быстро вытянула из-под пальмы два отводных конца (не
толще обычной нитки), подключила один к ее шлему и захлопнула дверь от-
сека.
Теперь дело за мной. Подготовить софу, шлем. Подключить к нему второй
провод. Дистанционное управление, которое обычно находилось в безопасном
отсеке, сейчас должно быть под рукой. Отключить роботов-могильщиков. Ка-
жется, все, Я нажала кнопку,
Стараясь глубоко не вдыхать сладковатый, дурманящий воздух, постепен-
но наполнявший комнату, добралась до софы, натянула шлем и легла. Цепь
замкнулась. Острая боль на мгновение пронзила голову, и девушка в отсеке
тоже вскрикнула, дернулась во сне. Значит, все идет, как надо. ДИК жил.
Мне даже показалось, что я слышу из-под пальмы его гудение, похожее на
полет шмеля. Теперь я буду медленно умирать, и каждая клетка моего моз-
га, умирая, пошлет ДИКу содержащуюся в ней информацию, которую тот при-
мет и передаст клеткам мозга Николь Брандо, стирая в них прежнюю запись.
Все очень просто - принцип обыкновенного магнитофона. Сорок лет работы.
Голос священника читал молитву. Ей или мне? Или нам обеим? Я раство-
ряюсь в чем-то голубовато-розовом, в невесомой звенящей теплоте. Никогда
не думала, что умирать будет так приятно. Кто изобрел этот газ? Я никак
не могла вспомнить,
- Прощайте, Ингрид.
- Прощайте, мадам Кейн.
- Как хорошо!.. Дэвид! - Кажется, это сказала я. И удивилась.
- Дэвид?
- Дэвид, - подтвердили мои губы. * * * - Дэвид, - сказала я. И подумала, просыпаясь? `Что за Дэвид?`
Все вокруг было словно в тумане, меня мутило, голова в тисках. `Вол-
шебный шлем`! Я сорвала его, и - непривычное ощущение - на руки, на
плечи упали тяжелые зеленовато-пепельные пряди волос.
Николь. Похоже, что странной незнакомой девушки больше нет. Это те-
перь мои волосы. Николь исчезла. ДИК стер ее. Осталось тело и имя. И это
теперь я, Ингрид Кейн. Я мыслю и, следовательно, существую. Удача!
Я внушала это себе, а мозг отказывался повиноваться, осознать, пове-
рить в происшедшее. Наконец, я заставила себя встать, я командовала сво-
им новым телом будто со стороны и ступала осторожно, балансируя и сдер-
живая дыхание. Попугаи и павлины смотрели на меня с любопытством. Выдер-
нуть провод из шлема. Открыть дверь. Открыть.
В усыпальнице уже вовсю работали вентиляторы, высасывая из помещения
остатки ядовитого воздуха. Надо уничтожить ДИКа.
И тут я увидела себя. Свое неподвижное грузное тело, вытянувшееся на
тахте, в нарядном серо-голубом платье, которое сегодня утром надел на
меня Жак.
Странное, неприятное ощущение в груди, перехватило дыхание, и я по-
чувствовала, что у меня подкашиваются ноги.
Я увидела себя. То, что было мною 127 лет, постепенно меняясь и ста-
рея, со всеми своими, чужими и синтетическими деталями. Мое тело, такое
знакомое и привычное, будто я смотрелась в зеркало, Но я не смотрелась в
зеркало. Я стояла, а оно лежало. Я жила, в оно, по всей вероятности, бы-
ло мертво, А если нет?
Подойти. Ближе. Надо снять с нее шлем. С нее? Вместе со шлемом снялся
парик. Я заставила себя взглянуть. Желтовато-серые щеки, закрытые глаза.
Челюсть чуть отвисла, обнажив искусственные зубы, сквозь седой пушок на
голове просвечивает кожа. Коснулась своей руки, холодной, уже начинающей
деревенеть. Я констатировала собственную смерть и подумала, что прежде
это никому не доводилось. Забавно.
Но с моим новым телом тоже было не все в порядке - оно дрожало, будто
от холода, оно жило какой-то отдельной от меня жизнью. Эта странная де-
вушка Николь была, несомненно, чем-то больна, и теперь ее болезнь доста-
лась мне по наследству.
Снова натянуть парик на череп. Стащить труп с софы на пол. Несчастный
случай. Мадам Кейн почувствовала себя плохо, упала. Сознание отключи-
лось, и не сработала гипотермия. Как было с Бернардом. Никто не додума-
ется производить экспертизу. 127 лет.
Шаги Жака. Что делать? Я не успела ничего придумать - Жак бросился на
помощь хозяйке, той, что на полу. Он умеет говорить! Одноразрядный луче-
мет, который я припасла, чтобы сжечь ДИКа. Пришлось использовать его не
по назначению. В спине Жака что-то задымилось, зашипело, и старый робот,
взмахнув механическими реками, тяжело рухнул на пол.
В каком-то странном оцепенении я смотрела на лежащего Жака, на его
клешнеобразные руки, которые так ловко умели одевать, причесывать, де-
лать массаж. Я будто чувствовала их прикосновение, слышала его сухой,
надтреснутый голос:
- Как вы себя чувствуете, мадам?
Теперь его наверняка отправят в переплавку. Да что это со мной? Уйти
отсюда. Быстрей! Я запихнула провода назад, в кадку (никому не придет б
голову здесь что-либо искать), и, убедившись, что все в порядке, выс-
кользнула за дверь. Прячась за деревьями парка, удачно добралась до за-
бора, вспомнила, что теперь мне девятнадцать лет и что у всякого возрас-
та есть свои преимущества. Перемахнула через забор и очутилась на улице. * * * От этого ребячьего трюка неожиданно полегчало. Я шла прочь все быст-
рее и с каждым шагом чувствовала себя лучше, уверенней. Наконец-то новое
тело угомонилось, подчинилось мне и даже начало нравиться. Оно казалось
легким, почти невесомым. Я наслаждалась самим процессом ходьбы, свобод-
ным от моих прежних старческих недомоганий. Я вспомнила, что могу побе-
жать, и побежала, и оно охотно перестроилось на ритм бега - сердце заби-
лось чаще, прилила к щекам кровь, каждая мышца, клетка превратились буд-
то в туго натянутые паруса, которые гнал попутный ветер. Только вперед.
Такое, кажется, я пережила лишь однажды. В детстве. Тогда еще жили семь-
ями.
- Догоняй! - кричали мне братья и бежали наперегонки через луг к ре-
ке, а я плелась сзади.
Я была коротконогой, и у меня был лишний вес, потому что мне очень
нравился пудинг с клубничным джемом. Но как-то под вечер мы играли с от-
цом в теннис, и я неожиданно выиграла, приняв напоследок такой трудный
мяч, что сама удивилась. Бросила ракетку и вдруг почувствовала, что могу
все. Это ощущение возникло ни с того ни с сего, но я почему-то ему сразу
поверила.
- Догоняйте! - крикнула я и побежала.
Братья кинулись вслед, и даже отец, уязвленный проигрышем, решил
взять реванш и принять участие в состязании. Я слышала за спиной их то-
пот и дыхание, но я смеялась над ними, и в тот момент, когда они почти
нагнали меня, припустилась вдвое быстрей. Я летела как на крыльях, не
чувствуя своего лишнего веса, и каждая мышца, каждая клетка превратились
будто в туго натянутые паруса, которые гнал попутный ветер. Только впе-
ред! С того дня мной стали интересоваться мужчины. Сто с лишним лет на-
зад...
Рабочий полдень еще не кончился, улицы Столицы были тихи и безлюдны.
Лишь изредка проносились над головой разноцветные аэрокары. Мне навстре-
чу семенящими шажками двигался наш священник, и я инстинктивно перешла
на шаг и поклонилась ему. Он ответил на поклон, но не остановился побол-
тать, как обычно. Он не узнал меня. Еще бы!
Зеркальная витрина. Нелепо, но я ожидала увидеть в ней себя. Ту себя.
Коротконогую стриженую девочку с лишним весом и прыщами на лбу, которые
я приспособилась прикрывать челкой. Но из зеркала на меня во все глаза
смотрела Николь Брандо, растрепанная, раскрасневшаяся от бега и очень
хорошенькая. Чужое лицо. Моего больше не было. Ни молодого, ни старого.
Никакого. И снова это противное тянущее ощущение под ложечкой, сдавлива-
ет горло. Лицо Николь в зеркале бледнеет на глазах. Я вцепляюсь в решет-
ку ограды, я борюсь с телом Николь, заставляя себя привыкнуть к этому
лицу. Моргаю, шмыгаю носом, высовываю язык, и оно в точности копирует
мои гримасы. Я улыбаюсь - оно отвечает улыбкой. Так-то лучше.
Надо причесаться. И сменить это не шедшее к ней платье. Забавно, что
я еще обращаюсь к себе в третьем лице.
Из селена красоты я вышла уже не похожей даже на Николь, Больше всего
я напоминала Тальму, популярную дикторшу телевидения, ведущую рубрику
`Вопросы и ответы`. Выбрала с салоне мод сногсшибательный туалет, превы-
сивший стандартную цену, и на контроле назвала гражданский номер Николь,
который мог быть фальшивым, как и ее бумаги.
Компьютер пропустил меня. Значит, Николь Брандо действительно сущест-
вовала и жила в Столице, имела приличный доход. Но кто она, чем занима-
ется? Десятки вопросов о Николь вертелись в голове. Я не хотела думать о
ней из-за возникающего каждый раз неприятного ощущения и все-таки дума-
ла.
Теперь улицы были полны народа. Из ресторанов неслись ароматы всех
кухонь мира. Я уже забыла, что можно быть такой голодной. Я зашла в один
из них. Публика удивленно поглядывала на мой столик - там, кажется, было
все, начиная с лукового супа и пресловутого бифштекса с кровью и кончая
трепангами. Все, что мне прежде запрещала медицина. Я выпила рюмку вина
и неожиданно обнаружила, что оно помогает мне забыть о Николь. Тогда я
выпила подряд три двойных джина, и мне стало окончательно все равно -
Ингрид я, Николь или сама Тальма. Мне было девятнадцать и хотелось весе-
литься вовсю. Я поймала себя на том, что разглядываю мужчин за соседними
столиками. Про эту сторону жизни я тоже давным-давно забыла. Один из них
подошел ко мне.
- Не составишь ли компанию, детка?
Я покачала головой.
- Не нравятся боксеры? Зря. Боксеры - хорошие парни. Он в самом деле
был не в моем вкусе. Интересно, не во вкусе Ингрид или Николь? Какие
мужчины нравились Николь? Я совсем развеселилась.
У стойки бара сидел парень в `нашем вкусе`. Легкая атлетика или тен-
нис. Длинные, эластичные мышцы. Выгоревшие на солнце волосы напоминали
по цвету древесную стружку, подчеркивая смуглость скульптурно правильно-
го лица. На пухлых губах застыла очаровательная улыбка, отсутствующая и
глуповатая. Улыбка была адресована спутнице - высокой тощей шатенке типа
`баскетбол`. Если он признает только этот тип, плохи наши дела. Я перех-
ватила его взгляд и подмигнула. Он закрыл рот. Я доела мороженое и снова
глянула в его сторону. Он уставился на наше с Николь плечо, с которого
будто случайно соскользнуло платье. Похоже, он многогранен.
Надо действовать - баскетболистка собралась уходить и стаскивала его
со стула, Я направилась к стойке. Меня качало, было очень весело.
- Не составишь компанию? - проворковала я. Теперь, кажется, принято
такое обращение. В наши времена бытовало что-то более витиеватое,
Его колебания были недолгими. Он увернулся от баскетболистки и, про-
бормотав ей `увидимся завтра, детка`, усадил меня на колени. Та выпила
еще рюмку, покосилась на мой туалет, спросила номер модели, потрепала по
щеке и удалилась.
- Легкая атлетика? - спросила я.
- Теннис. Мы же с тобой играли - у тебя классная подача. Почему ты не
ушла со мной тогда? Забавно. У нас с Николь разные вкусы.
Мы вышли на улицу.
- Значит, теннис, - сказала я. - А профессия?
- Натурщик. С моей фигуры штампуют статуи. Для стадионов, парков.
Значки всякие... Вот там я. - Он показал на белеющую вдали статую. - И
там, только она поменьше, отсюда не разберешь.
- А не надоест, когда всюду ты? И там и там...
- Ну и что? - удивился он. - Раз красиво... И словно в подтверждение
его слов дорогу загородила какаято ярко-рыжая.
- Привет. Когда?
- Послезавтра, детка.
Кажется, я начинала понимать Николь. Но ощущение твердой скульптурной
руки на моей талии, руки `образца`, `эталона`, было приятным. И я шла с
ним, стараясь не смотреть на белеющие повсюду статуи.
Нам удалось поймать аэрокар, и через пять минут мы приземлились дале-
ко за городом. Сыграли для начала несколько партий в теннис. У Николь
действительно получалось превосходно, гораздо лучше, чем когда-то у Инг-
рид Кейн. Тело у нее было гибкое, тренированное, не знающее усталости, и
Унго пришлось изрядно попотеть, чтобы добиться победы.
Потом мы гоняли наперегонки на одноместных спортивных аэрокарах. Заж-
мурившись, захлебнувшись встречным ветром, я неслась к солнцу, которое
слепило даже через веки. И вдруг врезалась в облако. Оно было теплое,
как парное молоко. Я сбавила скорость и погрузилась в него, ощущая на
лице, руках и шее щекочущие капли непролитого дождя.
Потом облако разорвалось, я увидела далеко внизу зеленые поля стадио-
нов с белыми пятнами - статуями Унго. А живой Унго настигал меня. Я сов-
сем выключила мотор аэрокара и стала падать. Земля надвигалась. Я про-
неслась над деревьями, успела захватить в горсть несколько листьев -
трюк моей юности, - снова взмыла вверх, едва не столкнувшись с аэрокаром
Унго, и закричала. Нечто, чему я не знала названия, переполнило меня,
выплеснулось в крике. Что со мной?
Мы сели. Унго подошел, сердито покрутил пальцем у виска и проворчал,
что мы могли бы разбиться. Я поцеловала его.
- После ужина, - сказал он тем же непреклонным тоном, каким говорил
`деткам` `завтра` и `послезавтра`. Сейчас он очень напоминал собственную
статую.
...В ресторане мне снова почудилось, будто я Ингрид Кейн, молодая
Ингрид. Кажется, я здесь бывала когда-то прежде. Этот зал полумесяцем,
фосфоресцирующие стены, полуголые официанты с позвякивающими на руках
браслетами - настоящие живые официанты. И целующиеся пары. И я с парнем.
Его зовут Унго, он обнимает меня. Сейчас, позовет танцевать.
- Пойдем потанцуем, - сказал Унго.
Танец был неизвестен Ингрид, но Николь его знала отлично. Ее зелено-
вато-пепельные волосы тяжело бились по спине в такт музыке.
Я выпила подряд несколько рюмок коньяку.
Заиграли что-то медленное. Унго притянул меня к себе, и тело Николь
откликнулось точно так же, как откликалось когда-то тело Ингрид.
- Время сна, - сказал Унго (ох уж эта пунктуальность!). - Куда пой-
дем? `Голубое небо`? `Зеленый лес`? Видимо, так назывались теперь отели
свиданий.
- `Розовый закат`, - наобум сказала я, уловив общий принцип.
- `Красный закат`, - поправил Унго. - Или ты имеешь в виду `Розовый
восход`? Паршивые заведения. Лично я предпочитаю `Синее море`. Решай же.
- Море так море.
`Море` оказалось довольно популярным - все комнаты были заняты. Но
Унго пообещал молодой хозяйке составить ей компанию послепослезавтра, и
дело уладилось.
В коридоре мы столкнулись с каким-то парнем. Наши глаза встретились,
и он незаметно для Унго кивнул мне. Я никогда его прежде не видела, тем
не менее это лицо показалось мне странно знакомым.
Отель недаром назывался `Синим морем`. Зеркальные стены и пол, искус-
но подсвеченные, создавали иллюзию необъятного океана, по которому пере-
катывались белые барашки волн. Но океан этот казался безжизненным - мо-
жет, потому, что декоратор воду сделал слишком синей, а волны слишком
белыми. Постель в виде парусной яхты, которая при желании начинала тихо
покачиваться, будто на волнах.
Ванная комната оказалась обычной. В зеркале я снова с любопытством
разглядывала стройное, загорелое тело Николь, вздрагивающее под щекочу-
щими ледяными струями циркулярного душа.
И вдруг... Я уже почти привыкла, что у меня лицо Николь. Но у парня,
что встретился нам в коридоре, тоже было лицо Николь! Вот почему он мне
показался знакомым. Абсолютная копия, только сделанная под мужчину. Мне
стало не по себе, но размышлять не хотелось. Наверное, я слишком много
выпила. Я вылезла из душа под фен. То ли меня покачивало, то ли Унго
включил качку.
Глядя, как он раздевается, я подумала, что статуи с него штампуют не
зря. И что последний эксперимент Ингрид Кейн грозит затянуться. Кто я -
не все ли равно? Мне девятнадцать, а Унго просто великолепен.
- Я не должен нарушать режим, - недовольно заявил он, поглядывая на
часы. - От этого портится внешность.
Николь, ты не права, он очень даже забавен. Я поцеловала Унго, и на
этот раз его мягкие губы нетерпеливо встретили мои. Уже не выпуская ме-
ня, он выключил свет и над нашими головами зажглось звездное небо. * * * Я проснулась внезапно - будто изнутри что-то толкнуло. Часы показыва-
ли четверть шестого. Рядом, привалившись к моему плечу, посапывал Унго.
Море исчезло. Через выходящую на улицу стену в комнату проникал тусклый
дневной свет, по другой, телевизионной, уже беззвучно мелькали кадры
рекламы и спортивной хроники.
Боль в ноге. На ступне - свежая глубокая царапина. Откуда? Я вспомни-
ла, что это Николь поранилась о металлический прут, когда шла за мной в
усыпальницу. Я вспомнила все.
Голова после вчерашнего ничуть не болела, мозг работал ясно и четко,
и снова я подумала, что молодость - стоящая вещь. Даже если она повторя-
ется. Я лежала в объятиях Унго и скрупулезно, минуту за минутой, переби-
рала в памяти все события вчерашнего дня.
Итак, можно считать последний эксперимент Ингрид Кейн удавшимся. Те-
перь меня интересовало другое - эта девушка Николь Брандо, ее непонятное
тело, отныне ставшее моим. Странные, бурные эмоциональные ощущения никак
нельзя было объяснить просто молодостью. Патологические изменения в моз-
ге, неразличимые даже точнейшими приборами? Но какова их природа, причи-
на?
Даже мое любопытство, кажется, выросло в этом проклятом теле до ги-
перболических размеров. А я-то полагала, что проживу в нем всего сутки!
Действовать. Немедленно.
Я стала торопливо одеваться. Проснулся Унго, взглянул на часы.
- Куда ты? До завтрака еще 47 минут.
- В моем режиме прогулка до завтрака. Улучшает пищеварение. Унго по-
нимающе кивнул.
- Если хочешь, мы можем встречаться. В четверг я свободен. Ты ведь
знаешь, где меня найти?
Я не знала, но ответила утвердительно. Просто чтобы отвязаться. Мне
уже было не до него.
Утренние газеты извещали о кончине Ингрид Кейн, в прошлом известного
нейрофизиолога, ныне содержательницы одного из самых популярных домов
`последнего желания` и о конфискации, за неимением наследников, всего ее
имущества в пользу государства.
Теперь у меня не было ничего - ни дома, ни имени. Я шла по улицам, ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 130845
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1
|
