ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Кит ЛОМЕР

ПЛАНЕТА КАТАСТРОФ

1

Я придерживал свой резвый новенький турбоавтомобиль на скорости сто
сорок миль в час: дорога, разделяющая два американских штата, могла
преподнести любой сюрприз, вплоть до гигантской расщелины. Вглядываясь в
полотно шоссе сквозь облака пыли и вулканического смога, я с досадой думал
о том, что в Далласе так и не разыскал авторемонтную мастерскую. Но что
было делать, если добровольная охрана городов, высокопарно именующая себя
Национальной гвардией, усвоила отвратительную манеру сначала стрелять, а
потом уже спрашивать, куда и зачем едешь.
Зато я с пользой посетил один спортивный магазинчик, правда, без
ведома его хозяина. Но он сам, еще до моего прибытия, успел податься на
север. Впрочем, как и большая часть жителей города. Теперь я с
удовлетворением вспоминал свой визит в лавку, ощущая в кармане приятную
тяжесть `Смит-Вессона` 38-го калибра.
По правую руку высились вулканы, над ними вился черный дымок,
предвещающий очередное извержение. Понимая, что так и будет, я держался
поближе к безопасной зоне, пролегающей вдоль океанского побережья, между
территорией, где раньше находился Новый Орлеан, и мелководным морем,
разлившимся на месте северной Флориды. Прежде чем я доберусь до Атланты -
а до нее еще шестьдесят миль, - мне нужно решить, куда свернуть: на юг или
на север. Север - поближе к Аппалачам, - район сравнительной тектонической
стабильности. Но там уже наверняка полным-полно беженцев, а следовательно
- проблемы с водой и продуктами, не говоря уже о жилье. Юг - это большой
остров, который раньше называли южной Флоридой с ее городами Тампа,
Майами, Ки Уэст, и огромная песчаная пустыня, которая всего несколько
месяцев назад была морским дном.
Что предпочесть? Мне и раньше нравилось старое шотландское виски,
яркое солнце, белый песок пляжей и компания отдыхающих, которая не прочь
рискнуть за карточным столом.
Все это я скорее найду на юге, нежели на севере. К тому же поймать по
радио танцевальную мелодию можно лишь на Пальмовом берегу. Это как раз то,
что держит меня в форме. Если наша Земля развалится - черт с ней; пока я
жив, я распоряжусь собой так, как мне нравится.
Я взглянул на экран-карту, что была в моем автомобиле. Так...
Неподалеку - городок, скорее даже поселок. До катастрофы его население
составляло тысяч десять. Да это и к лучшему. Большие города начисто
разграблены.
Время близилось к вечеру. Солнце - злобный огнедышащий шар - мрачно
высвечивало трещины и вздыбленные глыбы асфальта, которые были когда-то
тротуарами. Кое-где улицы перегораживали баррикады: рухнувшие стены домов,
кузова автомобилей, кровати, мешки гниющей картошки. Особенно пострадал
центр города: не сохранилось ни одного здания выше двух этажей. Картина
была такой, словно последняя океанская волна, достигшая городка, докончила
дело, начатое землетрясением и пожаром.
Отъехав на три квартала от главной трассы, я увидел то, что искал:
жалкую улочку, которая зачахла еще до катастрофы. Вдоль тротуаров тянулись
дешевые бары, ломбарды типа `последняя надежда`, комиссионки, завлекающие
ржавыми револьверами, сломанной мебелью и пачками истрепанных
порножурналов. Попадались вывески, предлагавшие `чистую постель этажом
выше`, и далеко не чистые кафе. Возле продуктовой лавочки из тех, что
вмещают не больше двух покупателей одновременно, я снизил скорость.
Остановившись, я подождал некоторое время, пока осядет густая пыль, и
только после этого откинул верх машины. Натянув респиратор, я выбрался,
разминая затекшие ноги. Когда-то, судя по вывеске, в лавочке можно было
быстро перекусить. Теперь вывеска болталась на одном шурупе и отчаянно
скрипела при порывах ветра. Издалека донесся глухой звук: похоже,
кирпичная стена рухнула на толстую подушку пыли. В ответ вся пыль в округе
поднялась и закружилась в воздухе. Оседая, она разбегалась по земле
кругами, словно рябь по воде.
Вдруг улица вздыбилась и стала наступать на меня. Я упал. В полуметре
от моего носа выросла глыба бетона, каскадом посыпался щебень, всего в
двух шагах возник террикон сырой красной глины. Все сопровождалось
грохотом, как при артобстреле. Тротуар подо мной брыкался, как
необъезженный жеребец. Взбешенная улица то вскидывалась, то коварно
ускользала, скрипя при этом подобно мелу на огромной школьной доске. Я
поднялся на четвереньки и сделал усилие, чтобы отползти в сторону.
Очередная ударная волна вновь опрокинула меня, снова тротуар пошел
пупырышками, словно ляжка озябшей толстухи.
Постепенно грохот начал затихать, дрожь асфальта унялась. Облака пыли
рассеивались, открывая картину разрушений. Посреди улицы зиял громадный
ров, из глубины которого вилась струйка дыма. Даже сквозь маску я
чувствовал запах серы. Где-то сзади все еще падали глыбы, падали как-то
лениво и задумчиво. Словно не было никакой спешки в том, чтобы разрушить
до основания городок Гринлиф в штате Джорджия.
Немного придя в себя, я стал озираться в поисках машины. Так и есть!
Она осталась на другой стороне пропасти. Я подошел к краю: ширина - не
меньше двух ярдов, на далеком дне поблескивает сырая глина. Прыгнуть я не
решался: ноги дрожали, как у хилого пса. Надо разыскать доску на роль
мостика. Наверняка среди такой жуткой разрухи это не будет проблемой.
Дыра, зияющая в стене бывшей комиссионки, открывала вид на
кронштейны, увешанные подержанными костюмами, припудренные пылью, они все
стали одного цвета. Развороченный прилавок как раз и представлял собой
склад досок. Пробравшись через завалы, я схватился за конец одной из них и
потянул на себя, рискуя разбудить новое бедствие.
Пыль все еще оседала. Ветер утих, наступила мертвая тишина. Я
перебросил доску через пропасть, она легла наподобие мостика, ворчливо
скрипнув при этом. Я шел по ней осторожно, на цыпочках, словно опасаясь,
что звук моих шагов разбудит дьяволов, дремлющих в недрах земли. Миновав
дверь `быстрой` закусочной с выбитыми стеклами, я, затаив дыхание,
остановился. Секунды тянулись медленно. Потом я отчетливо услышал то, что
чудилось мне раньше: чьи-то стоны и вздохи. Доносились они изнутри
разрушенной продуктовой лавки.
Я замер, стараясь понять, действительно ли слышу эти звуки или стонет
мой собственный организм. В этом мертвом городе даже намек на жизнь
способен был вызвать шок, как мелькающие тени на кладбище. И все же я
решился войти в лавку.
- Кто здесь? - звуки собственного голоса пугали. Что-то шевельнулось
в глубине помещения. Царапая нервы, лязгнули консервные банки под ногами.
Запах... Даже сквозь маску проникала вонь, исходящая от гнилых продуктов.
Наступая на разбитые бутылки кетчупа, я благополучно миновал ряды
антрекотов, распахнутые холодильники... и вдруг подпрыгнул, как ужаленный:
мимо промчалась крыса величиной с башмак.
- Кто там? Выходи! - приказал я твердо, тоном полицейского. И услышал
в ответ прерывистое дыхание.
Я пошел вперед, ориентируясь только на мутный прямоугольник
запыленного окна. В полумраке лавки я увидел его. На полу, прижавшись к
стене, сидел человек, между его согнутыми ногами высилась гора штукатурки
и битого стекла. Въевшаяся в лицо грязь не могла скрыть застарелых шрамов
и свежих ран. Левая рука, тощая, как когтистая лапа, сжимала автомат 45-го
калибра, нацеленный прямехонько на мое левое колено. Прыжок - и я вышиб
автомат у него из рук.
- Не стоило... этого делать... - пробормотал незнакомец слабым, как у
умирающего, голосом. И правда, он уже никому не способен был причинить
вреда.
В пять минут я освободил его от осколков стекла и штукатурки и
перетащил в более светлый угол. Потом усадил поудобнее, прислонив к мешкам
с мукой. Мужчина тут же заснул, о чем возвестил его громкий храп. Запах
тела незнакомца соперничал с `ароматами` лавки. Заходящее солнце бросало
последние лучи через пыльное окно, словно приглашая выйти полюбоваться
картиной дымного заката. Движением ножа я раскроил на незнакомце брюки.
Обе ноги были сильно разбиты, задушенные раны говорили о том, что
несчастье случилось с ним несколько дней назад, последний подземный толчок
был уже ни при чем. Мужчина открыл глаза.
- Вы не из той команды? - проговорил он тихо, но отчетливо.
- Вы давно здесь? - спросил я в ответ. Он едва заметно покачал
головой:
- Не знаю, может, с неделю.
- Я принесу вам воды.
- У меня было ее полно, воды этой. И консервных банок. Зато ни одной
открывалки. Крысы досаждали больше всего.
- Не отчаивайтесь. Хотите есть?
- Не будем тратить время, нам лучше убраться отсюда. Здесь подземные
толчки повторяются через каждые несколько часов. Но последний - это что-то
невероятное...
- Все-таки я вас сначала накормлю, а уж потом перетащу в машину.
- Бесполезно, мистер. У меня внутренности... разворочены. Даже
двигаться больно. А вы бегите... пока есть возможность.
Перерыв кучу банок, я нашел пару целых и открыл. Запах фасоли в
томате и яблочного соуса свел мне скулы. Незнакомец покачал головой.
- Вам надо... сматываться. Оставьте мне только автомат.
- Вам он не понадобится.
- Понадобится, мистер. - Голос его вдруг обрел твердость. - Я бы
прикончил себя... но надеялся, что они меня найдут. Заодно и их бы парочку
прихватил.
- Забудьте это все, ветеран. Вы...
- Нет времени болтать. Они здесь, в городе. Я их видел раньше. Такие
не сдаются. - В глазах его появилась тревога. - Вы говорили, у вас есть
машина? Я кивнул.
- Они ее засекут. Может, уже... Бегите!
Я попробовал засунуть фасоль ему в рот на кончике ножа:
- Ешь, ешь, моряк, тебе нужны силы.
- Как ты узнал, что я моряк? - он пристально посмотрел на меня.
Я молча показал на его руку. Он приподнял ее, потом опустил снова.
- А-а, кольцо. Мне нужно было бы от него избавиться.
- А теперь нажимай на фасоль, старый вояка.
- Не могу есть, - заартачился он. - Боже, какая боль... - Лицо его
исказилось, зубы скрипнули. Я отступился:
- Пойду подгоню машину и вернусь за тобой.
- Послушай, - прохрипел он, - ты думаешь, у меня бред, но я знаю, что
говорю. Сматывайся из этого города, срочно. Мне некогда объяснять, ты,
главное, двигай.
Цыкнув на него, я вышел на улицу, нашел свою доску и перекинул на
другой край пропасти. Сейчас мостик казался еще более шатким, так что я
решил перебраться по нему на четвереньках. Когда я уже собрался встать и
шагать как следует, то уловил впереди какое-то движение. Машина моя стояла
на прежнем месте, но вокруг нее осторожно кружил какой-то человек. Он
водил рукой по крыше, заглядывал внутрь. Я распластался на доске. Подо
мной зияла пропасть...
Но машина, видно, не так уж занимала человека. Его интересовал... я.
Сделав вид, что рассматривает разрушенные фасады вдоль улицы, он незаметно
вытащил маленький револьвер, поднял руку и выстрелил. Пуля взметнула пыль
прямо перед моим носом, срикошетив, пролетела через улицу и, судя по
звуку, впилась во что-то деревянное. Два других выстрела прозвучали еще до
того, как смолкло эхо первого. Все три - в течение секунды. Нет, это уж
слишком... Сквозь дым я отчетливо видел одно: черный галстук убийцы.
Подходящая мишень! Наши выстрелы прогремели одновременно. Он отлетел
назад, стукнулся о бок машины и рухнул на спину, прямо в пыль.
Подойдя вплотную, я обыскал незнакомца, но карманы его были пусты -
ни бумажника, ни удостоверения личности, он был анонимен, как манекен в
витрине. Почему же этот мерзавец безо всякой причины хотел меня укокошить?

Вернувшись в лавку, я нашел своего знакомого там же, где и оставил.
Он смотрел на меня стеклянными глазами.
- Я встретил твоего друга, - сообщил я и с трудом узнал собственный
голос: он прозвучал как из могилы.
- И ты остался жив? - ахнул он.
- Да, он был не слишком расторопным, этот тип, - сказал я, - торчал
на виду, как мишень. Но поскольку начал он, то мне просто пришлось
ответить - выхода не было. - Голос у меня дрожал: не могу сказать, что я
привык убивать людей.
- Забудь его? Беги! - просипел незнакомец.
- Забудь его, говоришь? - я присел на корточки рядом с моряком. -
Прямо вот так и забудем? Влезем в мою машину и укатим, насвистывая веселую
песенку. Я тебя спрашиваю, кто он был?! - Эти слова я уже прорычал, тряся
его за плечо. У меня, знаете, тоже нервы...
- Ты... не поймешь.
- Объясни! - я сжал его плечо еще крепче. - Давай, давай, моряк! Что
за история? Кто ты такой? Что ты делал здесь? Почему он тебя преследовал?
Зачем он стрелял в меня? Кто он?
- Ну ладно, - выдохнул мужчина. Лицо его все больше напоминало мумию.
- Так и быть. Я расскажу. Но ты все равно не поверишь.
- Это началось год назад, - начал он. - Я работал на станции-спутнике
`Шепард`, когда произошло первое землетрясение. Мы все видели сверху:
черная дымовая завеса днем и свет пожаров по ночам. Тогда нам приказали
эвакуировать станцию, я так точно и не понял, с какой стати.
- Москва повлияла, - подсказал я.
- Ну да. Все ударились в панику. Да еще наш `челнок` навернулся
где-то около Гаваны. Я и еще двое парней выжили. Мы провели несколько дней
в Ки-Уэсте, потом меня отправили в Вашингтон. Вы не представляете, какое
это кошмарное зрелище: руины, пожары, река Потомак вышла из берегов,
разлилась по Пенсильвания-авеню, а Вашингтонский монумент торчал всего
лишь на двадцать футов над водой. Купол Капитолия упал, а там, где раньше
была гора Верной, извергался вулкан.
- Да знаю я это все. Кем был человек, застреленный мной? Он
проигнорировал вопрос.
- Я дал свои показания: следов вражеской деятельности нет. Просто
природа разбушевалась с адской силой. Там был один профессор, который
владел всеми фактами: когда он закончил речь, поднялось такое... Сенаторы
повскакивали с мест и заорали, члены парламента тоже, старый адмирал
Конахи покраснел как рак...
- Ты отвлекся, - напомнил я, - вернись к нашей теме.
- Один профессор заявил, что земная кора сползает. Да, я вспомнил его
имя - Полнак, крупное имя. Приехал из Венгрии. Ледяная шапка Южного
полюса, сказал он, растет и сбивает с ритма все естественные процессы. Это
беспрецедентное явление заставило скользить литосферу. Он утверждал, что к
тому времени она уже сместилась на сорок миль. А что будет через два
года...
- Мне все это известно, читал в газетах. Когда их еще печатали.
- Потом попросил слова адмирал Конахи. Следует сбросить эту лишнюю
шапку с Южного полюса, сказал он, взорвать ее. Он подсчитал, что
пятидесяти водородных супербомб будет достаточно.
- Да они бы своей радиацией погубили все живое...
- Нет-нет... это была просто пропаганда. Потом вышел Хейли со своим
проектом: тайно послать на Южный полюс отряд, вооруженный новейшим
водородным генератором. Я был среди тех, кого он выбрал для своей
экспедиции.
- Вице-адмирал Хейли погиб в очередном орбитальном полете, как раз в
то время, о котором вы говорите, - сказал я, зло сощурившись. - Об
экспедиции на Южный полюс не говорилось ни слова.
- Кто же будет публиковать такие сведения! Наша операция под
названием `Разморозка` была сверхсекретной.
- Так ты утверждаешь, что находился в гуще тех событий...
Он слабо кивнул. Вся его энергия уходила теперь на повествование:
- В Рождество мы отправились из Сан-Хуана на двух подлодках,
назывались они `Мейн` и `Жемчужина`.
- Они же погибли раньше, у Гуама, вместе со всеми подводными лодками.
- Нет. Они были в нашем распоряжении. Плюс еще десяток меньших
кораблей да команда в три тысячи моряков. Это была мощная сила. К тому
моменту Нью-Йорк уже погиб, так же как и Бостон, Филадельфия, большая
часть Восточного побережья. Сан-Диего. Да ты и сам все это помнишь.
Панамский перешеек затопило водой. Дьявол! После ураганов мы встречали в
океане мертвые тела, унесенные на тысячи миль от дома. Пемза плавала на
поверхности вплоть до самого Тьерра дель Фуэго. Просыпались новые вулканы,
зарево которых окрашивало небо на сотни миль.
И всюду - лед. Дело в том, что от полюса оторвался ледяной скалистый
массив, и теперь голубые айсберги тут и там возвышались над водой. Вершины
их покрывала копоть. Зрелище это, признаюсь, леденило душу. - Голос его
затих, взгляд устремился куда-то далеко, в прошлое.
- А человек с револьвером, - вновь вмешался я, - когда появился он?
- Мы прибыли к месту назначения, основали лагерь, - продолжал моряк,
опять не ответив надой вопрос, - и начали работать. Под моим началом был
северный комплекс, то есть шесть буровых площадок, разбросанных на сорока
квадратных милях, - и все это на сверкающей ледяной поверхности. Работа
спорилась: каждый день мы углублялись в ледяную толщу на двести футов.
Однако спустя месяц меня вдруг срочно вызвали на четвертую станцию. Я
отправился на снегоходе. От Тренча, начальника станции, я еще раньше знал
о каких-то темных пятнах во льду, которые обнаружила его команда. Мне и
поручили выяснить, что там такое.
На вид их скважина была самой обыкновенной. Опускаясь в лифте, я
внимательно осматривал стены шахты: лед как лед - где-то голубой, а где-то
перемешан с грязью. Но вот мы достигли дна. Там по приказанию Тренча уже
прорубили пещеру шириной в тридцать футов; стены у нее - ну прямо черное
стекло, а вокруг сыро и холодно. Вода струится по стенам сверху, под
ногами хлюпает. Воют насосы, откачивающие эту жижу, стоит запах гнили.
Трест сказал мне: `Теперь - сюда` - и мы вошли в боковой тоннель,
прорубленный во льду. Вслед за нами спустился адмирал. Не успел он
прибыть, как сразу начал орать: что это, мол, за дурацкая `экскурсия на
природу`, кто позволил отклониться от курса... Вместо ответа я только
ткнул пальцем в стену.
В ледяной толще застыло странное животное. Хобот его был воинственно
устремлен вверх, а бивни блестели в свете наших фонарей. Ну вылитый старый
слон. Такого я видел в детстве в зоопарке. Отличался он разве что шкурой,
клочковатой и очень длинной. Черно-рыжие космы прилипли к телу животного,
словно мокрые.
Хейли застыл на месте. Он стоял с открытым ртом, а потом дал команду
врубаться навстречу слону. Мы расступились, и рабочие затарахтели
отбойными молотками. Попутно из стен выпадали какие-то мелкие зверюшки,
растения, просто грязь. Когда до животного оставалось совсем немного,
адмирал приказал приостановить работу. Теперь мы видели его близко, словно
сквозь стекло в витрине. И сам он будто ожил - в свете фонарей сверкнули
глаза, стала хорошо видна полуоткрытая розовая пасть, чуть высунутый язык,
бивень с отломанным кончиком...
- Я знаю, как выглядит мамонт, - перебил я, - тоже мне невидаль, их
во льду находили и раньше. Он пристально посмотрел в мою сторону.
- Такого, как этот, раньше не находили. То был не мамонт! То был
мастодонт. И кроме того, запряженный в повозку, как цирковой пони.

2

- Мастодонт в упряжке! - фыркнул я. - Значит, в Антарктиде когда-то
было гораздо теплее, чем сейчас, ее населяли люди, которые держали
домашних слонов. В другое время было бы довольно интересно пофантазировать
на эту тему. Но не сейчас. Так все-таки, почему вы убиваете друг друга?
Мой собеседник полулежал с закрытыми глазами, грудь его неровно
вздымалась. Когда я пытался нащупать пульс, запястье показалось мне
мертвым. Вдруг глаза его открылись - казалось, только они продолжают жить
во всем существе этого странного человека.
- Это лишь начало истории, - произнес он таким слабым голосом, словно
вещал откуда-то издалека. - Мы спустились еще ниже по главному стволу и на
глубине в семьдесят пять футов наткнулись на геологический слой,
наполненный предметами быта, как, скажем, музей естественной истории в
Чикаго. Там находилась посуда, мебель, остатки каких-то жилищ, предметы
одежды. Вся одежда была связана из грубой, яркой шерсти. А потом мы
увидели... человека.
Лицо рассказчика исказилось, и он замолчал. Я ждал продолжения.
- Невысокий, ростом не больше пяти футов, коренастый, мускулистый,
как борец, - собрался с духом моряк. - Он был покрыт мехом, так же как тот
слон. Волосы светлые, лицо бледное. Тонкие, растянутые в безобразную
улыбку губы демонстрировали угрожающий оскал. Но что самое удивительное -
в руках его застыло оружие сродни современному, нечто вроде карабина с
большим барабаном. Позже мы его испробовали: эта штука проделала во льду
воронку диаметром в сорок футов. Ее устройство так досталось непонятным.
Мы двинулись дальше. Вскоре на нашем пути возникла гора.
Приглядевшись, мы поняли, что на самом деле это дом. Расплавив лед,
удалось даже открыть дверь и войти. Внутри льда не было. Видимо, этот и
подобные дома погребла снежная лавина, а жители сумели спастись раньше.
Дальше последовали находки более современные: человеческий скелет
нормального роста, череп его был проломлен, многочисленные предметы из
металла и керамики, причем совсем не примитивные, а сделанные с большим
искусством. А вскоре мы услышали непонятные звуки, а следы говорили о том,
что кто-то здесь побывал до нас, причем совсем недавно. Будто в
подтверждение этому стали пропадать наши люди: потом одного нашли мертвым,
с раной в теле. Хейли запросил подкрепление и не получил ответа. Он решил,
что связь прервана, и послал меня с двумя парнями на разведку.
Когда лифт доставил нас наверх, ребята вышли наружу, а я остался,
чтобы проверить связь с шахтой. Она была исправна. К телефону подошел
Хейли. Он что-то прокричал мне, но я не разобрал слов. Потом прогремели
выстрелы, и все стихло.
Я хотел было покинуть кабину, но лифт понесся вниз, куски льда
сыпались мне на голову. Потом перед глазами сверкнуло пламя...
Придя в себя, я понял, что все еще нахожусь в лифте. Кругом кромешная
тьма. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел где-то наверху слабый свет.
Стало быть, лифт застрял не так уж далеко от поверхности. Выбравшись из
кабины, я стал отчаянно карабкаться наверх.
В последний раз подтянувшись на локтях и забросив ногу на край шахты,
я уже открыл было рот, чтобы позвать тех двух парней, однако понял, что
вокруг нет никого и ничего: никаких признаков нашего лагеря, ни одного
человека. Только ледяные просторы. Следов землетрясения - и тех не было.
Лишь на месте входа в шахту курилось нечто похожее на кратер.
Тем же успехом увенчались мои попытки обнаружить третью, а за ней и
четвертую станции. Пешком, ориентируясь по солнцу, без рукавиц и защитной
маски для лица, которые я потерял, я кружил по ледяной пустыне. Результат
один: ни палаток, ни оборудования, ни людей. Шахты закрыты и покинуты.
Через четыре дня я добрался до о морского берега. В свое время мы
ставили там на мелководье небольшое суденышко. Команда исчезла бесследно.
Однако запасы продовольствия и горючего оставались. И я рискнул.
Семь дней я провел в открытом море. В это трудно поверить, но на
восьмой я увил ал берега Батон-Гуж. Из осторожности я подплыл к порту
ночью, выбрал дальний причал и как следует спрятал лодку. Пошел в город.
Пытался связаться с Вашингтоном, но безуспешно. В Батон-Гуж уже царил
хаос, начинался голод: все беженцы с побережья и других опасных районов
искали пристанища именно там. Атмосфера раскалилась, словно в плавильном
цеху, в воздухе носилась сажа, и подземные толчки повторялись ежедневно.
Найдя подходящий автомобиль, я направился на восток. Но и на шоссе
все было не слава Богу: меня `пасла` какая-то `тачка`, постоянно норовя
сбросить в кювет. Но не на того напали. В момент, когда эта сволочь вновь
начала прижимать меня, я резко прибавил скорость, и машина-преследователь,
выведенная из равновесия, закувыркалась по дороге. Я вернулся и осмотрел
`трофей`: без признаков жизни застыли двое мужчин, одетые в штатское.
Документов при них не было. На вид - лет сорок-пятьдесят, а других примет
никаких, ни национальных, ни социальных...
На всем пути города почти перестали существовать: большие дома
рухнули, малоэтажки разграблены дочиста, редкие машины на дороге держатся
как-то робко.
Сюда, в Гринлиф, я прибыл на третий день. Кажется, это было неделю
назад. Но здесь меня накрыло землетрясение.
- Ты думаешь, что полярную экспедицию уничтожили те же люди, которые
преследуют тебя здесь? - перебил я его.
- Да я могу поклясться жизнью! - прохрипел он.
- Они и сейчас здесь, в городе. Они повсюду, они меня ищут. Но я
схитрил: оставил машину за несколько кварталов отсюда. Думал вернуться...
- Их уже нет, - пытался я его успокоить.
- Рыщут по городу, - возразил моряк. - Они не сдадутся, они меня
найдут в конце концов. Но я их встречу. - Он приподнял руку, гнев на его
лице сменился недоумением. - Где же мое оружие?
- Оно тебе не понадобится, - сказал я. - Я увезу тебя...
- Они его украли, - слеза покатилась у него по щеке. - Когда я
заснул...
- Поехали, - приказал я. - Пора двигаться. - Я встал, надел
респиратор и попытался поднять раненого. Он издал неестественно тонкий
крик.
- Возьми вот это, в кармане, - простонал он. - Покажи им... Пусть
выслушают... - Нижняя челюсть бедняги отвисла, глаза остекленели, я
пощупал пульс - его не было.
Целую минуту в полной тишине я смотрел на бездыханное тело
незнакомца, соображая, была ли хоть доля смысла в том, что он мне
рассказал. Очень похоже на бред. Он, кажется, упомянул карман... Но в
обоих была только пыль. Продолжая поиски, я обнаружил у пояса маленький
старомодный кармашек для часов, какие делались на брюках в старые добрые
времена. Запустив туда пальцы, я нащупал что-то гладкое и прохладное.
Вытащил. Это оказалась большая увесистая монета, чуть меньше серебряного
доллара. На одной стороне ее Красовалось стилизованное изображение
какой-то птицы, на другой - сложнейшая вязь.
Я опустил монету в карман, немного постоял, как вдруг услышал шум с
улицы.
Я упал плашмя на груду битого стекла и кирпича, прямо под оконным
проемом. Рука судорожно сжимала револьвер. Шум повторился. Теперь я понял,
что это под чьими-то ногами стонет моя доска, переброшенная через
пропасть. Перепрыгивая через груды консервных банок и бутылок, я незаметно
выскользнул из магазина.
Спрятавшись за углом, я следил за развитием событий. Человек в темном
костюме вышел из `моей` продовольственной лавки. Подойдя к оврагу, он
ступил на доску. Скрип ее взорвал давящую тишину мертвого города.
Преодолев пропасть, `черный костюм` спрыгнул на землю. Если он нашел в
лавке мертвого моряка, то на какое-то время должен успокоиться, а может, и
убраться восвояси. Кажется, можно покинуть свое укрытие. Я вышел из-за
угла.
`Щелк!` - услышал я сухой звук и, еще не успев понять, что произошло,
пригнулся и покатился по щебню. И снова характерное `щелк!` - звук
выстрела. Откуда целились, я из-за пылевой завесы не понял. Но ко мне явно
кто-то приближался. Шаги замедлились, теперь этот кто-то стоял совсем
рядом.
Времени на раздумья не оставалось; я собрался в пружину и ринулся
вперед. Моя пуля угодила во что-то мягкое. Тяжело дыша, я обыскал его
карманы. Они были пусты: ни часов, ни кольца, ни водительских прав.
Через десять минут, так и не отдохнув и не поев, я снова влез в свою
машину и помчался на восток, держась на одном адреналине. По грунтовой
дороге я постепенно выбрался на шоссе 90.

3

Через час после того как совершенно стемнело, я остановился у
небольшого мотеля с кафе и бензоколонкой. Долговязый белобрысый парень,
чей рот напоминал незастегнутый карман, встретил меня с ружьем в руках, но
потом, успокоившись, наполнил бак бензином и даже напоил меня кофе с
пирогом, испеченным, кажется, из черепицы с ванилью. Я сунул ему
потрепанную двадцатку и, уже отъезжая, заметил хитрую улыбку на его лице:
поистине вековые традиции обсчета клиентов не вытравить даже
землетрясению.
Через час моему взору открылось океанское побережье. Теперь вода
простиралась много дальше обычного. На целую милю из нее торчали крыши и
верхушки деревьев. До наводнения здесь была слегка холмистая местность,
которую облюбовали фермеры. Суша исчезла у меня под колесами без
предупреждения, и я быстро задействовал воздушные подушки своего
автомобиля. В принципе делать это над водой не рекомендуется: рискуешь
потопить машину, но у меня не было ни времени, ни желания искать лодку. Я
прибавил газу и взмыл над водой...
Рассвет я встретил, мчась по аллее, на местоположение которой
указывали лишь верхушки деревьев, возвышающиеся над водой. В тот момент,
когда мрачное красноватое солнце начало свой поход, я выбрался на сушу.
Это был Майами. Его пляжи совершенно опустели и превратились в полосу
голого песка, хотя в самом городе и на берегу все еще красовались белые
здания. На воде чернели куски пемзы и переливались радугой нефтяные пятна,
берег покрывали кучи хлама, принесенного океаном. Однако жизнь здесь,
кажется, была более-менее стабильной. Судя по сохранившимся домам-башням
разных цветов - кораллового, зеленовато-желтого и бирюзового,
землетрясение не тронуло город. Может быть, сыграло роль то, что дома в
этой ветреной местности строили особо прочные. С облегчением я заметил,
что торговля идет нормально, всюду достаточно полицейских, весело горят
огни в магазинах и ресторанах, по улицам снуют автомобили. Народу, правда,
было поменьше, чем в былые времена, но это как раз меня устраивало.
Я остановился в гостинице `Гольфстрим`, роскошном
стопятидесятиэтажном здании, где я бывал и раньше. За стойкой портье я
увидел знакомое лицо: Сэл Анзио работал в свое время в Лае-Вегасе. Он
потряс мою руку и скривил левую щеку, что означало улыбку.
- Мэл Айриш! - не задумываясь, выпалил он. Что привело тебя в наш
город?
- Кисловато жилось на юге, - ответил я. - Когда что-нибудь не так,
мексиканцы приходят в возбуждение и валят всю вину на американцев. А что
интересного здесь?
- Да всякое. Когда докатилась весть о землетрясениях, кое-кто из
туристов отчалил, но большая часть осталась. У нас все о`кей. В отеле есть
электричество, вода, большие запасы еды. Каждая гостиница готовилась к
сезону, как обычно, значит, забила подвалы всем необходимым. В
`Гольфстриме` всего хватит на полгода, не меньше. А если что - у меня
припасена лодка. За хороший куш оставлю и тебе местечко.
Я ответил, что подумаю, взял у него ключ от номера на сто двенадцатом
этаже и вошел в кабину скоростного лифта.
Комната мне досталась приятная, просторная, обставленная со вкусом, с
двуспальной кроватью. Ванна была такой величины, что в ней свободно можно
было выкупать маленького гиппопотамчика. Я смыл с себя грязь, накопленную
за время скитаний, позвонил в гостиничную службу и заказал новый костюм.
Потом пропустил рюмочку прямо в номере и, ощущая потребность в общении с
себе подобными, спустился на десятый этаж, где располагалась открытая
обеденная терраса.
Наступал час мрачного заката. Тучи, черные, как ночь, обрамленные
золотом, угрожающе нависли над чернильно-фиолетовым океаном. Бледное
желто-зеленое небо бросало жуткий таинственный свет на террасу, на пальмы
в кадках, на парочки за столиками.
В северной части небосвода мерцал приглушенный свет - отражение
раскаленной докрасна лавы. Поверхность залива тоже выглядела необычно: в
безветренную погоду волу рябило из-за несильных, но постоянных колебаний
дна. Однако на нашей террасе джаз-оркестр потихоньку наигрывает что-то о
любви, люди улыбались и поднимали бокалы за здоровье друг друга. И - к
черту все, что ждет нас завтра.

После очень недурного обеда - порции гондурасских креветок и розового
анжуйского вина - я отправился на третий этаж, где располагался игорный
зал. Сэл Анзио был уже на месте; облаченный во фрак сиреневого цвета, он
осматривал столики очень по-деловому, то есть был похож на любимого палача
Цезаря, выбирающего очередную жертву.
- Привет, Мэл! - окликнул он, окинув меня взглядом, способным
пересчитать содержимое бумажника до последнего цента. - Не желаешь ли
попытать счастья?
- Может, чуть попозже, - ответил я. - А кто есть в городе? - Он тут
же отбарабанил фамилии не очень богатых завсегдатаев Плюс паразитов,
которые ухитряются наживаться даже на них. Я слушал его рассеянно. Это был
приятный вечер, мимо сновали милые посетители, но что-то не давало мне
покоя: то и дело вспоминался незнакомец с перебитыми ногами и безмолвные,
какие-то заторможенные люди, которые почему-то стремились убить сначала
его, а потом и меня. Двое из них уже мертвы. И убил их я - вполне мирный
человек. Но разве я мог выбирать? Они охотились за мной, а я лишь оказался
быстрее.
- ...Люди в городе, - говорил тем временем Сэл.
- Странноватые типы, но при деньгах, Мэл, все при деньгах.
- А кто это? - спросил я, кивнув в сторону человека в черном фраке с
белой бабочкой. Среди модной толпы он выделялся консерватизмом.
- Этот? Не знаю. - Сэл отвернулся, словно не желая о нем говорить. -
Один из тех, что слетелись на свой съезд.
- Какой съезд? - переспросил я, потому что в этом человеке мне что-то
не понравилось. Этакий ухоженный господин лет сорока, но лицо - не
выразительнее омлета.
- Да эти съехались, как их... нумизматы, что ли. Заняли два этажа:
двадцать восьмой и двадцать девятый. Такой толпы чокнутых я еще в жизни не
видел. С ними каши не сваришь, Мэл.
Нумизматы? Люди, собирающие монеты. А ведь у меня есть монета,
тяжелая, золотая, предсмертный подарок человека, который успел поведать
такие ужасы, что на ночь рассказывать не стоит. Он хотел, чтобы я взял эту
монету и передал ее кому-то вместе с его историей. Ничего себе история.
Если рассказать ее где-то в официальном месте, меня либо спустят с
лестницы.` либо запрячут всерьез и надолго. Мастодонты, вмерзшие в ледяные
стены, пещерные люди, стреляющие из современного оружия. Может, бедный
малый бредил, и это был последний, самый яркий бред в его жизни? Нечего
мне трепыхаться по этому поводу. Монета, возможно, отлита недавно, состоит
из никеля с небольшой добавкой золота, а выпущена в честь победы
баскетбольной команды местного масштаба примерно в 1997 году.
Все-таки - это мои домыслы. Нумизматы как-никак разбираются в
монетах. Стоит потратить десять минут на то, чтобы один из них осмотрел
мое наследство и высказал компетентное мнение. Это решит вопрос раз и
навсегда, и я смогу, ни на что не отвлекаясь, подумать о более серьезных
вещах, а именно о том, как и на что жить некоему Мэлкому Айришу, недавно
демобилизованному из военно-морских сил США и влившемуся в армию
безработных. У парня, между прочим, хороший аппетит и неуемное желание
испытать все мыслимые удовольствия.
- Спасибо, Сэл, - сказал я и направился к лифту.

На двадцать восьмом этаже было тихо, осветительные трубки,
составлявшие на потолке геометрический орнамент, излучали мягкий розовый
свет. В конце коридора я увидел двустворчатую стеклянную дверь, а за ней -
ярко освещенную комнату, в которой беседовали приглашенные на коктейль
люди. Ступая по роскошному светлому ковру, я окунулся в ровный гул
разговора. Ко мне со всех сторон повернулись лица - невыразительные,
ординарные и такие бесстрастные, словно их одолевала смертная скука.
Откуда-то вынырнул официант с подносом и предложил мне выбрать что-нибудь
из напитков. Взяв один из них, я окинул взглядом собравшихся.
Почему-то здесь были одни мужчины - неопределенного возраста, одетые
в вечерние костюмы темных тонов, и только некоторые - поярче и помоднее.
Когда я двинулся вдоль комнаты, их взгляды последовали за мной, не
отрываясь. Откуда-то возник высокий субъект с зализанными седыми волосами
и как-то ненавязчиво пристроился рядом. Мне оставалось либо заговорить с
ним, либо отодвинуть локтем. Я постарался улыбнуться как можно более
открыто:
- Не подумайте, что я случайный гость. Ли правда ни с кем не знаком,
но тоже интересуюсь монетами.
- Понимаю, сэр, - промурлыкал он. Углы его губ чуть-чуть приподнялись
в улыбке. - Вы, видимо, любитель, вольный стрелок?
- Да, наверное, так. Собственно говоря, мне хотелось бы знать мнение
специалиста по поводу монеты, попавшей ко мне не так давно... - С этими
словами я выудил из кармана свою добычу. Она сверкнула при свете ламп.
- Может, это и подделка, - продолжал я, словно не придавая особого
значения этому факту, - но вдруг вы сможете сказать мне что-либо
определенное? - Я протянул ему монету. Он не взял ее в руки, однако
смотрел, не отрываясь. Протокольная улыбка исчезла, на лице залегли
морщины.
- Не беспокойтесь, я не прошу бесплатной консультации, - поспешил
заверить я, - понимаю, что мнение эксперта стоит дорого.
- Н-да, - ответил он. - Не соблаговолите ли вы, сэр, пройти со мной
ненадолго к одному господину? Я попрошу его взглянуть на вашу... находку.
У него был какой-то легкий акцент и немного странная интонация. Он
повернулся и направился к выходу. Я последовал за ним. Спустившись по
ступенькам, мы оказались в маленькой гостиной, словно предназначенной для
приватных бесед.
- Будьте любезны на минуту присесть, - предложил мне седой, указав на
очень низкое мягкое кресло, и исчез за дверью. Я остался стоять, зажав
монету в ладони. Наверное, она из чистого золота, уж больно тяжела. А
может, через минуту меня ждет разочарование. Какой-нибудь дока с
презрительной улыбочкой переведет надпись на монете: `Каждую минуту в мире
рождается простофиля` - или что-нибудь в этом роде. Зажав монету между
зубами, я слегка прикусил ее и почувствовал, что на металле образовалась
вмятина. Если это золото, то абсолютно чистое.
Дверь открылась у меня за спиной, и я вздрогнул, как человек, слишком
долго и напряженно чего-то ждавший. Мой провожатый вернулся с маленьким
полноватым мужчиной; взгляд его был беспокойным, а тщательно уложенные
черные волосы напоминали парик.
- Познакомьтесь с мистером Заблуном, - сказал Седой. - Он с
удовольствием взглянет на монету мистера...
- Филберта, - подсказал я. - Меня зовут Джимми Филберт, я проживаю в
штате Монтана.
Короткая шея мистера Заблуна дернулась как-то резко, на прусский
манер. Подойдя ко мне, он протянул сразу все свои пальцы, сколько у него
их было. Я вложил в них монету, и он быстро поднес ее к глазу таким
манером, словно был ювелиром и смотрел через лупу. Потом, прищелкнув
языком, нацелил на объект другой глаз.
После этого он обменялся взглядом с Седым. Я протянул руку за
монетой, но мистер Заблун направился к боковой двери.
- Приглашаем вас, мистер Филберт, последовать за нами, - сладко
пропел Седой. Он сделал изящный жест, указывая направление, и я потащился
вслед за ними по узкому коридору. Потом мы оказались в комнате с низким

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 129895
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 0