В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ОХОТНИК Назад
ОХОТНИК

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Дуглас ХИЛЛ

ОХОТНИК


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЕВСТВЕННЫЙ ЛЕС


ПРОЛОГ

Для Джошуа Феррала выдался прекрасный день. Встало теплое солнце и
прогнало прохладу из октябрьского воздуха, но он остался бодрящим, свежим
и ароматным. Большинство деревьев в густом лесу окрасились в свои самые
яркие цвета, и, казалось, что все богатство девственного леса, как и его
прелесть, с готовностью предлагали себя человеку. Большой кожаный рюкзак
Джошуа был полон свежим мясом, и несколько кусков он отложил для себя и
своей семьи - жене Уайры, чтобы той было с чем поколдовать на кухне.
Это был человек среднего роста и среднего возраста, тощий и
загорелый, в его темных волосах уже блестела сединой парочка прядей. Одет
он был в простую рубаху и штаны из оленьей кожи, а на ногах умел низкие
ботинки из белой крепкой кожи. На боку у него висел остро отточенный нож,
а в руках - длинная тонкая жердь, с заточенным и обожженным на огне
острием, что делало ее копьем. Шел по лесу он легким шагом, почти
бесшумно, если не считать шороха папой листвы. И чувствовал он себя в
лесу, совершенно, как дома.
И, как это частенько бывало, Джошуа чувствовал признательность - не к
кому-то конкретно, а просто признательность за то, что дикий лес столь
щедро предлагал свои богатства. За то, что он способен был взять эти
богатства.
Конечно, все это предполагало заботы и, частенько, трудную жизнь для
него, ведь вся деревня благодаря его искусству время от времени могла
разнообразить свое меню свежим мясом. Таким образом, он был обособлен от
остальной части поселян.
Но уж это почти не беспокоило его. Это был недалекий и приземистый
народ, закопавшийся в своих клочках грязи, которую они скребли, чтобы
прокормиться, не зная, или не желая знать, что лежит за околицей деревни и
боящиеся даже своей собственной тени. Они не желали ничего знать.
- Что ж, - думал Джошуа, - были причины бояться, были. И не своей
тени боялись они, но той тени, что распростерлась над всем миром, тени,
накрывшей все человечество. И то, что осталось от человечества.
Но не было времени думать о тенях и страхе в этот прекрасный
октябрьский день, когда и охота была удачной. Страна была большой - Джошуа
лучше многих знал, какая это большая страна - в молодости он немного
путешествовал, хотя это и считалось слишком рискованным. Он сам видел, как
далеко простиралась дикая природа, девственный лес, которого совсем не
понимают жители маленьких, жмущихся друг к другу деревушек, в которых
сохранились остатки человечества. Человек может прожить всю свою жизнь в
покое, без теней и без страхов, в глубине девственного леса. Если счастье
от него не отвернется, если он не будет совершать ничего глупого или
безрассудного.
Джошуа Ферралу случалось рисковать, но он никогда не совершал ничего
глупого или безрассудного.
Вот и сейчас, когда шел себе неспешно среди деревьев, глаза его не
знали покоя. Лист ли шелохнулся, веточка вздрогнула ли - все подметит его
острый глаз.
Всегда есть возможность столкнуться с медведем, дикой кошкой или
росомахой. Но он знал, что почти всегда эти звери оставят человека в
покое, если он не будет трогать их, и Джошуа всегда был готов уступить им
дорогу.
Именно поэтому, когда он обогнул полосу бурелома и увидел кустарник,
покрытый спелыми красными ягодами и сотрясаемый кем-то невидимым, он тут
же остановился.
`Не медведь, - подумал он про себя, внимательно приглядевшись. -
Слишком маленький. Может быть, енот. Наверное, он не будет возражать, если
я наберу немного ягод для Уайры`.
Он бесшумно скользнул вперед, взяв, на всякий случай, копье
наизготовку. Острием копья он мягко отодвинул ветки кустарника. И рот, и
глаза его широко раскрылись от удивления.
Не медведь и не енот. Ребенок.
Где-то между двумя и тремя годами, решил он. Пухленький, здоровенький
и голенький, словно только что родился. Он весь вымазался в грязи и ягодах
и его совершенно не беспокоит, что он абсолютно один оказался в самой
глухомани.
Ребенок увидел Джошуа, перестал жадно обрывать ягоды и уставился на
него круглыми, любопытными, серыми и начисто лишенными страха глазами.
Джошуа подошел поближе, встал на колени, чтобы получше рассмотреть
измазанное ягодами личико.
- Ну, что б я так жил, - прошептал он наполовину про себя. - Откуда
ты взялся здесь, дружочек?
Услышав его голос, ребенок улыбнулся и протянул ему кулачок, полный
давленных ягод, из которого падал яркий сок.
- Очень мило с твоей стороны, - улыбнулся в ответ Джошуа. - Я вижу,
ты хорошо здесь живешь.
Он огляделся. Между двумя большими кустами ягодника лежала куча сухих
листьев, которая, как понял Джошуа, не сама по себе здесь появилась. И
несколько листьев, застрявших в густой копне соломенных волос ребенка,
показали, что листья эти - его постель. Джошуа озадаченно покачал головой.
Хотя этот мальчик провел прохладную осеннюю ночь совершенно нагим, что
было очевидно, и кроме кучи сухих листьев у него ничего не было, он не
казался больным. Но сам ли он собрал листья? И был ли он уже обнажен,
когда попал сюда? И, в конце концов, как он попал сюда?
Не упуская ребенка из виду, он внимательно изучил почву вокруг
ягодного кустарника. Ему хватило обнаружить один-два отпечатка босой
ножки. Но никаких других следов не было. Если земля не таит от него
секретов, казалось, только здесь он научился, начал ходить, и сразу нашел
себе место для гнездышка.
Внезапная мысль поразила его, будто льдинка скользнула по спине.
Неужели ребенка _у_р_о_н_и_л_и_ в лес? _О_н_и_?
Но эта мысль не имеет смысла. _О_н_и_ не бросают людей в лес, _о_н_и
забирают людей отсюда. Но ребенок был здесь, и они не могли уйти и
оставить его здесь.
Он протянул руку ребенку.
- Что ж, пойдем, таинственный человек, - сказал он с улыбкой. - Лучше
нам с тобой отправиться домой. Посмотрим, может быть Уайра найдет тебе
кой-какую одежонку.
Какое-то время ребенок внимательно смотрел на него, словно взвешивая.
Его ясные серые глаза потемнели. Потом он улыбнулся, засмеялся и протянул
свои ручонки.
Джошуа тоже ухмыльнулся и обнял его. Подняв ребенка на руки, он
обратил внимание на странную метку, проступившую на детской руке у самого
плеча. Кучка маленьких черных точек явственно проступала на гладкой коже и
расположение их казалось не случайным. Но эта картинка ничего не говорила
Джошуа.
Он старательно потер эти точки большим пальцем и опять беспричинный
холодок пробежал по его спине. Но мальчик беззаботно захохотал и запрыгал
на его руках, словно торопя отправиться в путь.
И Джошуа повернулся и пошел по лесу домой. `Кое-кто в деревне
забеспокоится, - сухо подумал он. - Но я считаю, что Уайре он понравится с
первого взгляда. А уж беспокоиться о том, что его настоящие соплеменники
будут его разыскивать, будем потом`.
Но он-то знал, что это нежелательно. Многие годы его деревня не
посещалась чужаками, а ближайшая деревня находилась более чем в пятидесяти
километрах, гораздо дальше, чем то расстояние, на которое отваживались
путешествовать большинство людей тех дней.
- Я так решил, дружочек, - сказал он вслух, - у тебя появится новый
дом и новые соплеменники. И добро пожаловать - и я, и Уайра все хотели
завести ребеночка, да нам никак не везет в этом. И я решил - теперь мы
завели одного, хотя и странным образом.
Он улыбнулся ребенку, который не сводил с него своих любопытных
блестящих глазенок.
- Бьюсь об заклад, - продолжал Джошуа, - Уайра захочет назвать тебя в
честь своего дедушки - Финн. Подходит тебе? Финн Феррал...

1. УТРАТА

Легкий порыв ветра пронесся по верхушкам тополей и вплелся в пение
птиц и жужжание насекомых - так лес вечно бормочет про себя, подремывая
под ласковыми лучами утреннего солнца в начале лета. С макушки высокой
сосны взлетел сокол, вспыхнул красным и коричневым на безупречной
голубизне неба и стрелой помчался на запад, туда, где девственный лес
тянулся за горизонт, а даже сокол своими острыми глазами не видел его
конца. А внизу, на испещренном солнцем крае полянки стоял олененок с
бархатистыми рожками, стоял настороже, задрав нос и прядая ушами.
С подветренной стороны полянки, в лиственном полумраке пробирался
среди деревьев молодой человек - пробирался легким поспешным шагом, но в
полной и сверхъестественной тишине, так что даже пугливый олененок не
подозревал о его присутствии. Но он-то заметил олененка, как заметил
промелькнувшего сокола. Впрочем, он мог выделить и опознать любой звук из
слитного шума леса.
Молодой человек был плотно сбит, худощав и гибок, как сильный волк, с
копной соломенных волос и серыми глазами под нависшими густыми бровями. Он
носил простые кожаную куртку и штаны, а также низкие мягкие башмаки; на
одном бедре висел тяжелый нож, на другом - кожаная сумка. А вокруг левого
запястья была обмотана широкая полоска более темной прочной кожи.
Ему еще не было двадцати лет, но он уже стал охотником, кормившим
свою деревню, расположенную километрах в двух к востоку. Но сегодня он не
охотился. Увидев олененка, он вначале соблазнился, и его правая рука
потянулась было к полоске кожи, обмотанной вокруг запястья - это была
грубая, но действенная праща. Но потом он снова намотал пращу и оставил
олененка в покое. Недавно он наигрался в свое удовольствие, и деревенские
кладовые ломились от запасов мяса, так что большинство жителей были заняты
засолкой мяса впрок и выделкой шкур.
Поэтому молодой человек мог уйти в лес и предаться своему любимому
занятию - гулять, бродить, лениво перелистывая страницы бесконечной и
вечно изменчивой книги девственного леса. Его звали Финн Феррал - и он
изучал эту книгу всю недолгую жизнь.
Когда он собирался уйти из деревни, его отец, Джошуа Феррал (на самом
деле - его приемный отец, хотя Финн редко думал о нем так), попросил его
найти прямую ветку ясеня или клена, чтобы сделать новую рукоятку для
мотыги. Но прежде всего он хотел поискать в низинах ранних лесных фиалок,
отчего радостью вспыхнут глаза дочери Джошуа - Джены, которая была на
шесть лет моложе его.
Но в чаще леса он забыл и о рукоятке для мотыги, и о цветах -
несмотря на спокойствие, что окружало его, несмотря на то, что он знал эту
часть девственного леса так же хорошо, как свою собственную комнату, он
чувствовал себя беспокойно.
Лес как-то изменился. Что-то было не так, какое-то зловещее
предчувствие витало вокруг, будто тень листьев таила в себе какую-то
угрозу. Он мельком подумал, что олененок тоже ее чувствует - животное
казалось необычно настороженным и напряженным. Возможно, и сокол
почувствовал это, поднявшись в воздух. Однако он не видел и не слышал
ничего необычного, чем можно было бы объяснить возникшее чувство, да и
легкий ветерок не доносил никаких необычных запахов.
Но лесные жители, казалось, доверяли не только своим пяти чувствам. А
Финн был настолько же обитателем леса, насколько и человеком.
Он двинулся по крутому откосу, который поднимался к возвышенному и
открытому месту - оттуда перед ним откроются лесные просторы. Он
поднимался по мелколесью в полнейшей тишине и почти невидимый: постоянно
вертел головой, изучая каждый кусочек листвы и почвы, его постоянная
бдительность и наблюдательность усилились из-за нестихающего беспокойства.
Вскоре он поднялся к открытому всем ветрам, покрытому дерном бугру на
вершине горы и там ему бросились в глаза струйки серого дыма, лениво
поднимавшегося вдали из очагов его деревни.
Затем он заметил еще кое-что, и волосы его встали дыбом.
Издали они казались совсем крошечными, но глаза Финна, не менее
острые, чем глаза сокола, заметили их. Два существа с крыльями летучих
мышей кружились и пикировали среди струек дыма. Он видел таких существ
только дважды за свою жизнь и всегда издали, но знал, что это такое.
Он быстро пробежал остатком склона до вершины и застыл. У него
внезапно перехватило дыхание.
Теперь он видел всю деревню, с такого расстояния выглядевшую
кукольной - кучка маленьких жилищ. В центре деревни, огражденный
деревянным забором и укрытый навесом, стоял общественный колодец. Рядом с
колодцем лежало нечто, что, как он знал, теперь без всяких объяснений,
было источником его ощущения зловещей угрозы.
Яйцевидный металлический предмет, достаточно большой, чтобы вместить
четырех человек, злобно сверкал на солнце.
Такую штуку Финн никогда не видел раньше. И все же он знал, что это
такое и что означает его присутствие.
В деревню явились _о_н_и_.
Финн вряд ли осознавал, что заставило его броситься вниз по склону.
Он не думал, почему он бежит и что собирается делать. Но он уверенно
мчался в сторону деревни, коричневым пятном мелькая меж древесных стволов.
И все равно, много минут у него ушло, чтобы преодолеть это
расстояние. Когда он добежал до кучки домов, металлическое яйцо уже
улетело, существ с крыльями летучих мышей тоже не было видно. Казалось,
вокруг вообще ничего не изменилось. Дома - большинство хижин были сделаны
из ошкуренных бревен с низкой тростниковой крышей - стояли так же прочно,
как и всегда, из труб все еще струился дымок.
Но двери большинства хижин были распахнуты, а в дальнем конце деревни
собралась кучка людей. До Финна донесся плач.
Наконец, он взглянул на ближайшую хижину, стоящую у края деревни -
дом, где он жил всегда, насколько мог помнить. Ее дверь была тоже
распахнута, но внутри не было заметно никакого движения, не поблескивала
сединой серебряная голова Джошуа и не доносился ясный голосок Джены.
Они должны быть среди толпы деревенских жителей, сказал он себе. Он
не позволил себе думать о том, что могло случиться что-то другое.
Толпа повернулась к Финну. Большинство лиц было искажено страхом, и
он увидел слезы на глазах у многих - и мужчин и женщин. В глазах у других
он увидел горечь и гнев.
- Что здесь случилось? - крикнул он.
Дородный бородатый мужчина вышел вперед, рот его был злобно
искривлен:
- Смерть здесь была, вот что! И вина за это падет на тебя, Финн
Феррал!
Финн застыл, удивленный и потрясенный, а высокий мужчина в толпе
протянул руку:
- Это безумие, Хакер! Не вини мальчика.
Он повернулся к Финну:
- Злой день, парень. Рабовладельцы были.
- И сожгли мою Бетти! - проревел бородатый мужчина, которого назвали
Хакером.
Только тогда Финн заметил скомканное женское тело, лежащее в пыли и
полускрытое толпой. Это зрелище тисками перехватило горло.
- Почему? - прошептал он. - Почему они это сделали?
- Потому, что тебя здесь не было, Финн Феррал! - продолжал реветь
Хакер.
Снова вмешался высокий мужчина.
- Рабовладельцы забрали маленького Лайла, - угрюмо сказал он. - Бетти
попыталась помешать им - он же был ее единственным сыном. Они сожгли ее.
Финн, потрясенный, посмотрел на Хакера.
- Просто...
- На тебя горя тоже хватит! - крикнул Хакер. - И ты не будешь жить
беззаботно, когда моего мальчика забрали, а Бетти сожгли, - слезы полились
из глаз мужчины, но в них, кроме горя, сверкала и ярость.
Безмолвный удивленный Финн повернулся к высокому мужчине, который
пожал плечами и вздохнул.
- Не твоя вина, Финн, - толпа забормотала, соглашаясь, или нет.
Финн ничего не мог понять.
- Хакер просто считает, что будь ты на месте, рабовладельцы забрали
бы тебя вместо Лайла.
Финн уставился на него, все еще ничего не понимая.
Высокий мужчина мрачно глядел на него.
- Так ты все еще ничего не знаешь?
- Знаю... что? - спросил Финн. Но даже прежде чем высокий мужчина
начал объяснять, осознание случившегося копьем пронзило юношу.
- Видишь, в чем дело, парень. Работорговцы пришли за тремя - ведь они
и забрали троих. Ты мог быть вместо Лайла - ведь первыми они забрали
старого Джошуа и Джену.

2. ПОРАБОЩЕННЫЙ МИР

Финн покачнулся, в его глазах помутилось. Снова вопил Хакер, а
остальные жители деревни разом заговорили, но их голоса доносились
откуда-то издалека. Тело Финна оцепенело, заледенело от потрясения.
Полуослепнув от внезапно навернувшихся слез, он повернулся и, спотыкаясь,
побрел прочь.
Позади него ревел Хакер:
- Кровный долг лежит на тебе за этот день. Финн Феррал.
А потом он бросился вслед за Финном - в его руке появился нож.
Даже несмотря на глубину мучений и ужаса, какой-то инстинкт
предупредил его. Он повернулся, встречая бросок Хакера, и, хотя он был
отброшен огромным весом налетевшего мужчины, рука его метнулась и
вцепилась в мясистое запястье руки, державшей нож. Затем Финн твердо встал
на ноги, а Хакер обнаружил, что остановлен на бегу и хватает от боли
воздух ртом, а стальной захват на его руке сжимается все туже.
Нож, сверкнув, упал в пыль.
- Где был твой нож, Хакер, когда Рабовладельцы были здесь? - голос
Финна был резок, неузнаваем. - Какой кровный долг лежит на них?
Без видимого усилия он отбросил дородного мужчину и тот растянулся на
земле, широко раскрыв глаза. Потом он взглянул на остальных и увидел
правду на их лицах. Некоторые были угрюмы, некоторые испуганы, некоторые
просто насторожены. Но почти все они были настроены против него. После
этого ужасного дня им было нужно кого-то ненавидеть. И он стал козлом
отпущения - поскольку он был чужаком, никому не приходился родней и не
являлся частью их маленькой, наполненной страхом жизни.
Он отвернулся и ушел, пошел к хижине, которая была его домом. Когда
он за собой закрыл дверь, то позволил себе прислониться спиной к стене и
пустота сомкнулась вокруг него, холодная и безысходная. Пустота - и
воспоминания.
Раньше хижина была всегда полна любовью и теплотой, заботой и
сплоченностью. Так было с того самого дня, когда Джошуа принес его домой
из леса. Финн ничего не помнил из того, что было прежде, но хорошо помнил,
как Уайра окутала его теплотой своего участия, как Джошуа и Уайра приняли
его за родного. Все последующие годы они растили его с любовью, получали
бесконечное удовольствие от его постоянного бодрого веселья, от его
острого любознательного ума, который, казалось, всегда готов был изучать
все обо всем.
Больше всего в те далекие годы Финн хотел учиться у Джошуа образу
жизни в окружении дикой природы. И учился он так быстро, что Джошуа
поверил: между этим ребенком и дикой природой есть какая-то особая почти
мистическая связь: может быть, возникшая именно тогда, когда ребенок
заблудился в диком лесу и чудесным образом избежал всех его опасностей.
Прошли годы, мальчик вырос и стал сильным юношей и, вполне
естественно, стал преемником Джошуа в качестве деревенского охотника. Это
стало необходимым еще и потому, что Уайра заболела, родив дочь - Джену.
Такую болезнь когда-то можно было вылечить несколькими таблетками, но в
мире, где они жили, не было лекарств. Меньше, чем через год она умерла.
Тогда Джошуа, постаревший, утративший живость движений, вынужденный
ухаживать за ребенком, решил остаться дома и предоставить охоту искусству
юного Финна.
- Я учил этого мальчика, но теперь он может поучить меня, - говаривал
Джошуа соседям, - он может сосчитать перья у сокола, а мы и не увидим его
в вышине. Он слышит, как мышь дышит в норке, выследит бобра под водой.
Ничего подобного я не видел.
Соседи кивали и улыбались, но мельком бросали взгляды друг на друга -
не потому, что не верили Джошуа, они знали, что тот говорит чистую правду,
а потому, что было нечто такое в Финне Феррале, что беспокоило их.
А старый Джошуа посмеивался про себя и говорил:
- Отличный он парень, хотел бы я, чтобы он всегда был со мной, но
когда он дома, я чувствую себя в чем-то виноватым. Все равно, что держать
дикого орла в клетке. Он должен быть на свободе.
Тогда соседи снова обменивались взглядами и расходились в тревоге - в
их мире не многие позволяли себе пользоваться такими словами, как
`свобода`.
Но Джош был себе на уме, говорил он все, что вздумается, не
отворачиваясь от туманных страхов, которые таились за границей монотонной
деревенской жизни. У него даже было несколько книг, сохранившихся с
Забытого Времени, истрепанных и разрозненных, но их хватило, чтобы научить
Финна немного читать и писать. Из этих книг и того, что знал Джошуа -
информация поколениями передавалась из уст в уста. Финн пополнил свое
образование знаниями о прошлом.
Большинство из того, что он узнал, было разрозненным, полупонятным,
переполненным загадками и тайнами. Но все же он знал гораздо больше, чем
многие из живущих о Забытом Времени и том ужасе, что пришел после него.
По-видимому, в Забытое Время - давным-давно, возможно, лет триста
назад, а может быть, и больше, мир был переполнен людьми. Их были
миллиарды. Они строили огромные города из металла и камня, прокладывали на
земле каменные дороги, жили, работали, путешествовали, всегда огражденные
от окружающего каменным или металлическим барьером. Они жаждали богатства
и власти, те люди. Это их страстное желание отравляло землю и воздух
преграждало реки и океаны, вырубало леса и уничтожало диких животных.
И в конце концов те люди уничтожили сами себя.
Каким-то образом они предали огню весь свой мир. Потом, когда огонь
угас, большинство огромных городов превратились в руины, и из всех
миллиардов остались лишь несколько миллионов человек.
Выжившие скрывались в руинах и мечтали заново отстроить старый мир.
Они даже, возможно, и приступили к этому, но такой возможности им не
предоставилось.
Никто не знает точно, сколько это продолжалось - несколько поколений
после разрушения, может быть, столетия. Но однажды, без предупреждения, с
ужасающей внезапностью в небесах появились огромные, угловатые
металлические тела. Они сотнями медленно опускались на опустошенную землю.
О_н_и_ пришли - и то был первый день теперешнего мира.
О_н_и_ расползлись по миру с холодным чуждым безразличием. Они были
гуманоидами, но не людьми - тонкорукие и тонконогие, с раздутыми, как у
насекомых, телами, их безволосые головы были совершенно гладкими, если не
считать разреза рта и прямоугольных желтых фасеточных глаз. И остатки
человеческой расы разбежались и попрятались, завывая от ужаса.
Но не все. Некоторые смельчаки попытались изучить чужаков, войти с
ними в контакт. Но не преуспели в этом. Стало ясно, что человек, который
подойдет слишком близко к чужакам, пусть даже и случайно - это уже мертвый
человек. У чужаков были полые металлические палки, из которых извергались
малиновые лучи огромной энергии. Они направляли свое оружие на людей так
же небрежно, как люди мимоходом убивали мух.
Каким-то образом остатки человеческой расы собрали свое мужество,
раздобыли немного оружия из остатков своей цивилизации и восстали против
чужаков. Их мятеж продолжался лишь несколько дней. При первых признаках
сопротивления корабли чужаков поднялись в воздух. Человеческое оружие было
бессильно против их металлических корпусов, а на кораблях оказались более
мощные источники энергетических лучей. Холодно, методично чужаки
уничтожали человечество.
Ни одно человеческое поселение не убереглось от убийственных лучей.
Даже выжженные руины старых городов были сожжены вновь, бесследно
расплавлены. И во второй раз мир оказался опутанным пламенем, и
человечество сгорело в нем.
Чужаки высылали свои странные создания с крыльями летучих мышей на
разведку - те вынюхивали, где скрываются мятежники, чтобы продолжить
бойню. И в конце концов уцелели лишь немногие - может быть, всего
несколько тысяч во всем мире - скрывшись в те районы, где девственная
природа, которой они некогда избегали, теперь предлагала им убежище.
Там они и остались, так как чужаки после своей тотальной победы не
стали преследовать нескольких выживших. Таким образом, перед лицом столь
подавляющего превосходства чужаков, их холодной кровожадности, что-то
исчезло из души человечества.
Немногие все еще в тайне лелеяли в душе ненависть, но то была пустая,
бессильная ненависть, порожденная ужасом и безнадежностью. Гордость,
мужество, дух мятежа, надежда - все это исчезло из сердца человечества. Не
осталось ничего, кроме слепого животного инстинкта самосохранения.
И все же они выжили, прожили годы и поколения. Они жили в неуютном,
примитивном существовании с дикой природой, вернувшись к образу жизни
своих диких предков. А девственная природа восстановила себя, вновь
привольно раскинувшись по лику земли, укрыв и похоронив страшные шрамы
двух опустошений.
Пока природа восстанавливала свой мир и укрывала прячущиеся остатки
человечества, чужаки занимались своими непостижимыми, холодными и
безразличными делами. Они в нескольких местах построили странные,
замысловатые строения, испещрили землю там и тут запутанными
приспособлениями, присвоив Землю и остатки ее богатств.
Никто так и не знал: зачем. Никаких отношений между землянами и
новыми хозяевами Земли не было. Словом, как сказал однажды Джошуа Феррал
Финну: `Люди тоже не больно-то разговаривают с мышами в стогу сена`.
Несомненно, так оно и было.
Род людской жил сам по себе в маленьких, грубо построенных
деревеньках, в глуши простиравшихся во все стороны лесов. Они расчищали
маленькие поля и возделывали их примитивными инструментами. О чужаках
говорили редко, словно этим можно было помочь. Но осознание присутствия
чужаков не покидало людей.
В первые годы после мятежа человечество осознало, что существуют
некие границы, которые запрещается преступать. Они усвоили, что
запрещается строить слишком большие деревни, что нельзя их строить слишком
близко друг от друга и что запрещается пользоваться даже смутным
воспоминанием о науке, индустрии и технологии. Не должно быть прогресса
никакого рода, никакого стремления к чему-либо подобному той цивилизации,
о которой большинство из них едва помнили.
Они усвоили эти уроки жестоким методом проб и ошибок. Крылатые
шпионы, как называли люди крылатые создания, могли посетить деревню в
любое время - парили над крышами, прицеплялись снаружи к окнам. Если
деревня слишком вырастала или кто-либо изобретал какое-либо полезное
устройство или процесс, крылатые шпионы сразу обнаруживали это. Тогда
появлялись чужаки. И не в одном из своих огромных кораблей, а в странных
яйцевидных машинах, которые легко парили над землей. Вспыхивали
энергетические лучи, и все запретное стиралось с лица земли. Вместе с
людьми.
Были и другие, еще более безжалостные уроки. Время от времени чужаки
появлялись беспричинно, без предупреждения, и забирали с собой людей.
Выбирали людей, казалось, случайным образом, и никто не знал, для чего, и
что с ними происходило там, куда их увозили.
Это было окончательным утверждением новой роли человека на его
собственной планете. Угнетенные, деградировавшие, невежественные,
перепуганные люди стали не более, чем зверьками для своих правителей -
чужаков. `Мыши в стоге сена` - их не замечали и держали под контролем, их
мучали и погодя убивали.
И все-таки человечество каким-то образом продолжало существовать. А
поскольку нельзя вечно находиться в страхе, иначе можно погубить рассудок,
люди научились гнать от себя прочь мысли о таких вещах. Они научились
позволять ежедневной отупляющей работе завладевать телами и мыслями,
находя слабое удовлетворение в том, что просто продолжают жить. Они
отвернули мысли и сердца от туманных мечтаний о свободе, мире, счастье и
редко говорили о таких понятиях.
Если это можно было избежать, люди старались не произносить вслух
мысли, имена, которые их предки дали своим жестоким хозяевам.
Они называли их рабовладельцами.
Финн Феррал с трудом отбросил от себя холодный туман воспоминаний и
огляделся. Все вещи, которые когда-то составляли понятие `дом` - радушные
и привычные - теперь, когда Джошуа и Джена исчезли, потеряли для него
всякое значение... Снова слезы угрожающе подступили к глазам, в горле
застрял комок.
Но где-то глубоко внутри у него росло другое чувство. Нечто прочное,
как железо, острое, как кремень, твердое и непоколебимое. Решимость, может
быть, решение, смешанное с диким гневом.
Если дом перестал быть домом, то он покинет его. Он часто мечтал
покинуть деревню и отыскать ответ на загадку своего происхождения. Но он
так ничего и не предпринимал: ему необходимо было заботиться о Джошуа и
Джене; и в любом случае у него не было ни малейшей идеи, откуда начинать
поиски и что искать.
Джошуа и Уайра сначала думали, что ключом к отгадке может послужить
тот странный рисунок из черных точек, что был на левом плече Финна. Но,
как они ни пытались, они не смогли увидеть смысла в этом рисунке и в
конечном счете заключили, что это просто необычное родимое пятно.
Пальцы Финна бессознательно поглаживали отметину, пока он еще раз
осматривал хижину. Затем он встряхнулся, как собака, и повернулся к двери.
Дом будет оставлен таким, какой есть, ему ничего отсюда не нужно. И было
бы отлично, если бы все осталось на своих местах, когда они вернутся. Ведь
он не планировал путешествовать бесцельно. Если он вернется, то вернется
не один.
Там, снаружи, толпа разбрелась по своим домам, вместе со всеми ушел и
Хакер. Но высокий мужчина стоял перед дверью Финна и спокойно смотрел на
него из-под кустистых бровей.
- Финн?
Финн кивнул.
- Устер Коллис.
- Ты не должен обижаться на Хакера, - сказал Коллис. - То, что
случилось, слегка повредило его рассудок. Он переборет себя.
Финн безразлично пожал плечами.
- Каким путем они улетели?
Коллис моргнул, а потом понял.
- На северо-запад, - сказал он, и его длинный подбородок дернулся. -
Зачем? Ты решил пойти за ними?
Коллис снова моргнул, в его глазах появился страх.
- Тебя убьют.
Финн, как и прежде, пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.
- Право же, ты ошибаешься, мальчик, - сказал Коллис. - Ни один
человек не выживет, сделав то, что собираешься сделать ты. Они убьют тебя
наверняка. Ты не сможешь даже приблизиться к ним.
Финн повернулся, дикий огонь вспыхнул в его глазах.
- А когда в последний раз кто-то пытался?
- А как же деревня? - сказал Коллис. - Кто будет нашим охотником?
- Пусть Хакер и другие научатся, - ответил Финн, безрадостно
улыбаясь. - Лес не даст вам голодать. Некоторое время я буду охотиться сам
по себе.
Потом он окончательно отвернулся от Коллиса и двинулся через деревню
на северо-запад.

3. ПОГОНЯ

Финн окунулся в лес, не оглядываясь на деревню, и как только зелень
сомкнулась вокруг него, поселение исчезло из вида. Он передвигался
полусогнувшись, его путь был зигзагообразным и он изучал неровную почву.
Хотя он раньше никогда не видел ни одного из летающих аппаратов
Рабовладельцев - `вихревые сани`, как люди называли их, - он кое-что знал
о них из рассказов старого Джошуа. `Как большие металлические яйца, -
описывал их Джошуа, - только сверху у них стекло, или что-то вроде этого,
а снизу они слегка плоские. И снизу все крутится, трудно рассмотреть.
Вроде это крутящееся вещество поддерживает их в воздухе, и они скользят
над всем гладко-гладко`.
Финн и представления не имел, что же поддерживает летательные
аппараты подвешенными в воздухе, и оставляет ли машина, плывущая над
землей, какие-нибудь следы на своем пути. Но он не хотел и думать, что за
вихревыми санями невозможно проследить. Если какая-то сила поднимает
вихревые сани, то эта сила должна оставлять отметины... где-то и как-то.
Он упрямо продолжал прочесывание, продвигаясь все глубже в лес, на
северо-запад.
Скоро он нашел то, что искал. Он увидел следы такого рода: пучок
длинной травы изогнулся и лежал непараллельно своим коротким соседям; пыль
на клочке земли лежала странным завитком; веточки то тут, то там были
погнуты или сломаны, как будто какое-то тяжелое тело двигалось в метре от
земли.
Такие следы большинство глаз и не увидело бы, но для него они были
как яркие флаги. Они указывали ему, что искать, дали направление и
являлись достаточно часто, чтобы двигаться по следу бегом.
И он побежал - расслабленной рысцой, как мог бежать час за часом.
След шел прямо, лишь изредка отклоняясь, чтобы обогнуть большое дерево или
слишком густую чащобу. Однако он не прекращал изучать почву под ногами и
то, что было над головой. Он не мог рисковать потерять след, если сани
свернут на другой курс. Кроме того, огромная концентрация усилий позволяла
ему держать в узде некоторые мысли и ощущения, которые жалили его, как
осы.
Основным среди этих ощущений был чистейший злобный страх,
усугубляющийся, отчасти, и его неведением. Он почти ничего не знал о
Рабовладельцах. У него были лишь самые общие представления, как и у любого
другого человека, страшные рассказы, которые иногда можно было услышать в
деревне. Конечно, он не имел представления, что делают рабовладельцы после
посещения деревень, куда направляются, как живут, какого рода жилища
делают.
Потому он сознавал (если бы позволил себе думать об этом), что,
скорее всего, бежит прямо навстречу своей смерти или неволе. Он не
останавливался, чтобы спросить себя, что он собирается делать, если
нагонит вихревые сани. У него не было даже туманного плана, как отбить
Джошуа и Джену у чужаков.
Он просто шел по следу и говорил себе, что подумает обо всем этом,
когда побольше узнает о том, в какой ситуации оказались его родные.
Он знал лишь одно - что оба они, и особенно маленькая Джена,
оказались во власти гораздо большего ужаса, чем он мог себе представить.
Когда он думал об этом, в его мозгу проносились вспышки гнева,
подавляющего его собственный страх, он должен был подавлять в себе желание
броситься бежать с дикой, выматывающей скоростью.
Время от времени, не прекращая своего неумолимого движения вперед, он
приостанавливался, чтобы набрать горсть воды из горного ручья, набрать
пригоршню диких плодов и пожевать их. Но больше ни для чего он не
останавливался и даже не сбивался со своей походки, пока длился день. Он
просто продолжал бежать. Это все, говорил он себе, что оставалось делать.
Ближе к вечеру девственная природа вокруг него стала слегка
изменяться. Из довольно густого леса с плотным подлеском он перешел в
широкий пояс вечнозеленых растений. Их стволы, взметнувшиеся вверх, были
лишены ветвей до самых вершин, а там они взрывались зелеными иглами и
образовывали плотный зеленый полог.
Легкий ветерок промчался по вершинам с прозрачным свистящим вздохом,
но его не беспокоил ни этот жуткий звук, ни полумрак, сгущающийся под
пологом леса. Солнечные лучи не могли пробиться сквозь крону вечнозеленых,
и земля была почти голой, если не считать кустиков легких папоротников,
низких цветковых растений и толстого ковра сухих иголок.
Путь вихревых саней был отмечен перемещенными иголками и образовывал
- как раньше пыль на земле - странные спиральные завитки. По такому следу
мог легко идти любой человек, и Финну он казался просто мощеной дорогой.
Однако он не ускорил своего легкого волчьего бега. В ногах его
скопилась усталость, а тенистый полумрак стал еще плотнее - день подходил
к концу. Скоро в полной темноте он вынужден будет остановиться: след
больше не будет виден.
Он старайся не думать, как далеко от него могут быть чужаки, или
какое расстояние они смогут покрыть, если не остановиться на ночь.
Хотя, в крайнем случае, ему будет не трудно найти след с утра. Так он
полагал, пока не добежал до полянки.
Это было пятнышко голой земли среди стволов могучих пихт, но иглы и
пыль на полянке поведали ему нечто такое, что переполнило его
безнадежностью.
След, по которому он шел, переплелся с двумя другими, точно такими
же, пришедшими на поляну с двух других сторон.
Глаза Финна автоматически отобрали все значащее из хаоса следов и
отметок, сейчас едва видимых в сгущающейся тьме. Как он только ни пытался
найти ответ, хоть какой-нибудь, его не было.
Трое вихревых саней появились на полянке, сблизились, остановились
ненадолго, а затем разлетелись своими дорогами - одни на северо-запад,
другие на север, а третьи - прямо на запад.
Не было ни малейшего признака, по которому он мог бы отличить один от
других или узнать, на которых из трех Джошуа или Джена.
Что было еще хуже, по некоторым признакам можно было предположить,
что несколько людей - или Рабовладельцев - на короткое время покидали сани
во время этой встречи. Он так и не мог установить, зачем они это делали.
Существовала и такая возможность: они могли обменяться пленниками.
Финн стоял неподвижно, уставившись в землю, уже почти ничего не
различая из-за сгустившейся тьмы, да и из-за влаги, набухшей в глазах.
Наконец, он повернулся, и пошел, медленно и устало, словно все пережитое
им напряжение дня навалилось на него сразу. Не обращая внимания на
терзавший его голод, он нашел углубление под вывороченными корнями
ближайшего дерева и свернулся в нем, обхватив себя руками, спасаясь от
надвигающегося холода. Закрыв глаза, он лежал неподвижно. Но сон пришел к
нему не сразу.
Финн открыл глаза, когда первые серые лучи рассвета с трудом
пробились сквозь полог деревьев и даже не разбудили еще птиц... Он встал,
потянулся как кошка, прогоняя остатки ночной прохлады и вновь вышел на
поляну. Долго-долго он стоял неподвижно, вглядываясь в землю, надеясь
усмотреть какой-то другой смысл во встревоженных иголках.
Но его не было. Наконец, он поднял голову, глаза его выражали мрачную
решимость. Он должен был выбрать один шанс из трех. И выбор был очевиден.
Вихревые сани, которые он преследовал, двигались точно по прямой, строго
на северо-запад. С большей вероятностью именно они продолжали двигаться в
том же направлении.
Остались ли на них Джошуа и Джена - это другой вопрос. Он последует
за ними и узнает, это все, говорил он себе, что осталось сделать.
Он снова побежал ровной, пожирающей расстояние рысцой, не сбиваясь с
нее и не останавливаясь. Поздним утром он выбежал из пояса вечнозеленых
растений и попал в район парков - широкое пространство лугов, пересыпанных
кипами высоких деревьев как островами в море травы. Снова стало трудно
распознавать следы саней, но слабые, легчайшие следы все еще оставались, и
Финну этого было достаточно.
Он бежал опять весь день. Как вчера, он время от времени
останавливался то для глотка воды, то для пучка грубых волокнистых корней.
Они лишь самую малость облегчали голод, но он старался не замечать
усталости в ногах и растущую боль в легких.
Вечером этого дня бег его больше походил на шаг. Но он все еще шел,
пока тьма не заставила его искать места для ночлега. В эту ночь он заснул

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 129054
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``