ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Александр Шленский.

Рассказы из заграницы

с Сорyright Александр С. Шленский
Еmаil: shlеnsky@hоtmаil.соm
Dаtе: 23 Dес 1998
Ноmе раgе: httр://skysсrареr.fоrtunесity.соm/quаdrа/778/


Дамоклова жопа

В один из ненастных осенних вечеров, мрачных, как профессия
патологоанатома, в Курпянском Государственном Медицинском Университете
(который в советские времена, как и многие другие учебные заведения,
назывался скромнее, и был просто Курпянским мединститутом), читалась лекция
по организации и тактике медицинской службы для преподавателей - офицеров
запаса. Большинству из присутствующих было не более сорока лет, и они
окончили этот же Курпянский мединститут лет десять или пятнадцать назад,
ухитрившись всеми правдами и неправдами прибиться к какой нибудь кафедре,
вместо того чтобы лечить в провинции пролетариат от трудовых увечий (из
которых главным несомненно было хроническое отравление суррогатами
алкоголя). Сидевшие в аудитории, конечно же, помнили друг друга еще с тех
советско- комсомольских времен, когда они были веселыми и неунывающими
раздолбаями-студентами. Хотя все давно уже остепенились, то есть, завели
себе или солидное брюшко, или бородку, или костюм-тройку, или просто
кандидатскую степень - очень часто промелькнувшее выражение лица или
вырвавшееся, еще незабытое прозвище, или даже интонация в голосе заставляли
вдруг почувствовать себя конспиратором, скрывающим нечто сугубо тайное, не
подлежащее разглашению. И вот теперь, сидя поздним вечером в небольшой
аудитории на военной кафедре, каждый вспоминал свое студенческое прошлое.
Начавшись со случайной, неясной ассоциации, воспоминания неожиданно
крепли, становились реальными, объемными, цветными и почти осязаемыми, как
будто все происходило только вчера. Но странное дело - чем ближе подступали
воспоминания, чем реальнее они становились, тем дальше они отодвигались, как
остатки взволновавшего душу сна, который еще помнится до мельчайших деталей,
но уже никогда не приснится во второй раз. Непрошенные кадры из свежих
событий, которые еще не утряслись в голове, вдруг прорывались между
воспоминаниями юности и беспощадно показывали - на фоне себя еще юного -
себя уже теперешнего, совсем другого - другого даже не столько снаружи,
сколько изнутри. И тогда становилось неотвратимо ясно, что ощущение вечности
навсегда ушло из внутреннего `я`, что звездная пыль в душе растаяла тихо и
незаметно, и от этого между нынешним `я` и тем недавним `я` из студенческих
воспоминаний вырастал неприступный барьер, от которого уже никогда не
избавиться.
Как все-таки странно устроена жизнь! Вроде, ничего и не изменилось, и
постареть еще не успели, а что-то уже не так. Можно, конечно, выпить с
друзьями как прежде, можно иногда в меру и попошлить, и схохмить, а
все-таки, так как раньше уже не покуролесишь. Ах, как много становится
недосягаемым без этой волшебной звездной пыли в душе!. И это не потому, что
нельзя делать того что раньше, так как делал это раньше. Даже не потому, что
будет это выглять `глупо и не по летам`, - а потому что радости, такой как
раньше, это уже не принесет. Жизнь ушла вперед, и юность сдана в архив.
А вот запах в аудитории стоял все такой же, и лекционные скамейки почти
не изменились - они все так же были исписаны, изрезаны и изрисованы
счастливыми и не ведающими своего счастья обладателями юных душ и тел, вот
только надписей на английском языке значительно прибавилось. Падение
железного занавеса ознаменовалось приобщением молодежи к иностранной
культуре, в результате чего часть непатриотично настроенной молодежи сменило
родной `еб` на импортный `fuсk`. Странно, но наивные рисунки наиболее
важных, с точки зрения студентов, частей человеческого тела и
соответствующие надписи под ними оказывали магическое действие на сидевших:
непристойные граффити дергали в душе какие-то струны, как-то помимо воли
оживляли память, плавно и незаметно отрывали от действительности и
переносили в то незабываемое время, когда комплект из двух бутылок дешевого
портвейна, ласковой подружки и ключей от пустующей квартиры давал сутки
абсолютного и беспредельного счастья, которое еще можно было немного
продлить и пережить во второй раз, рассказывая в курилке друзьям о самых
трагических или ударных моментах недавно пережитой нирваны.
Конечно, никто не отменял ни секса, ни алкоголя для тех кому за
тридцать или за сорок, и действовали они еще вполне благотворно, но,
опять-таки, совсем не так, как раньше. Что-то неведомое и недоброе произошло
в организме. Пропала бескрайность чувства, исчезло ощущение полета среди
звезд в таинственную и манящую бесконечность. Подносишь ко рту яблоко, и
вдруг, еще не сделав первого укуса, понимаешь, что оно, в сущности, уже
съедено, и ясно представляешь себе огрызок. Вкус яблока остался прежним, но
невольно думаешь о том, сколько их еще осталось в твоей личной корзине.
Раньше таких мыслей не было. Как точно выразился чей-то больной, прежде чем
перейти из трепетных рук врача в надежные руки патологоанатома, `все уже
посчитано`.
Вообще медицину нельзя назвать точной наукой, но считать в ней
приходится очень много. На задней скамейке описываемой аудитории сидел,
скучая, старший преподаватель кафедры анестезиологии/ реаниматологии Валера
Юмашев, который однажды привел в шоковое состояние партийное руководство
института, посчитав число дыханий выступавшего по телевизору К.У.Черненко и
заявив вслух, что по всем медицинским канонам, жить генсеку осталось два
понедельника.
Между тем, первый час подходил к концу, и майор Лосев мрачно
рассказывал о том, какими осложнениями грозит России вступление Польши в
НАТО. Я слушал лекцию в четверть уха, и у меня никак не выходил из головы
вновь поступивший больной, которого я демонстрировал студентам как случай
болезни Паркинсона, но интуиция мне говорила, что что-то в нем не так, и не
худо бы завтра же сводить его к Диме в отделение нейрохирургии - исключить
новообразование. Майор Лосев тем временем уже говорил о том, как трудно в
нынешние времена сохранять в войсках дисциплину и боеспособность. Потом,
взглянув на часы, майор объявил: - Перерыв! Товарищи офицеры запаса,
распишитесь в журнале. В течение следующего часа я расскажу вам...- тут
голос его пресекся, он кашлянул, помотал головой, старадальчески опустил
углы рта и неожиданно пробормотал,- э... да что я вам не расскажу, все
равно сидим мы все в глубокой жопе! - Майор устало вынул сигарету и
зажигалку, сунул сигарету в зубы, поправил китель и ссутулившись вышел из
аудитории. Федя Апраксин, проктолог, сделал обиженный вид.
- Ну почему, как что-нибудь возвышенное, так говорят непременно про
сердце, а как дело дрянь, так обязательно поминают жопу! - с большим
сердцем произнес Федор.
- Федя, не кипятись, вообще не принимай это на свой счет - сказал я,
- Ты - специалист не по `жопе`, а по прямой кишке.
- А что-же тогда такое `жопа`? - спросил кардиолог Алеша Панюшкин,
крутя в руках вотчаловский фонендоскоп на манер нунчак,- В чем разница,
кроме названия?
- Не могу сказать точно, но в чем-то разница есть - сказал
преподаватель философии Вадик Мирошников, выпускник МГУ. Может быть, в
размере - в `жопе`, как видите, может сидеть вся Россия, а в прямой кишке
- только разная медицинская мелочь вроде глистов или геморройных шишек.
- Вадим Викторович прав,- вмешался травматолог Коля Прокопенко.
Разница даже больше. Вот тут, где я сижу, написано `Кильдей, иди ты в
жопу!`. Видите, в прямую кишку идти нельзя, а в жопу, как ни странно -
можно! Так що ж це таке - `жопа`?
- Давайте подойдем к вопросу научно,- сказал Вадик,- прежде всего
нужны точные дефиниции. Например: `Жопа - это анатомическое образование,
блабла-бла...`
- Леня, светоч ты наш науки, проснись, это к тебе! - произнес басом
нейрохирург Дима Трибунский. Он уже вынул свою трубку и табакерку и собрался
было идти в коридор, но при последних словах задержался. Леня Райбман
подскочил и протер глаза, в которых на краткое мгновение мелькнуло выражение
испуга, впрочем, вполне понятное - я сам когда-то засыпал на лекциях и
просыпался от окрика преподавателя. У Лени был трудный период в жизни: днем
он преподавал нормальную анатомию, а ночью помогал жене нянчить
шестимесячную дочь, поэтому он дремал всегда, когда обстановка не требовала
бодрствовать
- Что такое, в чем дело? - засуетился Леня, пытаясь прогнать остатки
сна.
- У нас тут небольшой консилиум возник,- сказал я. Закончи,
пожалуйста, формулировку: `Жопа - это анатомическое
образование/орган/система и так далее`.
- Ребята, я что-то вас не пойму! Вы что, в детство ударились?
- Леонид Моисеевич, не выебывайся!- пророкотал Дима, поколачивая
трубкой по ногтю большого пальца. - тебя как специалиста просят дать точное
определение предмету.
- Да нет такого предмета в курсе нормальной анатомии! - решительно
сказал Леня.
- То есть, как это нет? - спросил кто-то из мужиков из дальнего угла.
Послышались еще голоса, чувствовалось, что вопрос начинает волновать уже
многих.
- Да вот так, нет и все тут! - ответствовал Леня,- Вам что,
нормальную анатомию надо уже заново читать? Прямая кишка есть, есть ягодицы,
есть промежность, есть, наконец, анус, а `жопы, как таковой` нету, и вам это
не хуже моего известно.
- Ну так, может быть, надо ввести в нормальную анатомию новое
определение: Жопа - это система органов, состоящая из ануса, прямой кишки,
ягодиц и части промежности?
- Почему только части?
- А потому что другая часть наверняка относится не к этой вашей
`жопе`, а к гениталиям, в их вульгарном понимании, - ответил Николаю Леня,
который, похоже, начал включаться в научный диспут, - А все-таки, мужики,
вы с ума посходили, нашли тоже тему для дискуссии...
- Это не мы, это товарищ майор тему определил, сказал я, сделав
невинно-стыдливое лицо, - у меня это выражение хорошо получалось и, кстати
говоря, оно очень нравилось девушкам.
Дерматовенеролог Саша Беседин вдруг оживился и тоже подал голос:
- У меня недавно больной балагурил в курилке: `Колька! От пизды до
жопы сколько? Спроси у Верки! Она знает все мерки!` Это что, мужики,
подсознание работает?
- Конечно, подсознание, - сказал Вадик., вся страна к этому идет, да
вот все никак мерки не определит...стоп! Не канает!
- Что не канает? Почему? - спросил Алеша.
- Да потому, что мы сужаем понятие, а это недопустимо,- Жопа - это
не просто анатомическое образование, это гораздо более широкое понятие.
- Ну, это у кого как,- хохотнул Шура Беседин.
- Саша, я имею в виду не ширину жопы, а широту понятия,- терпеливо
объяснил Вадик.
- Это для тебя жопа - понятие, потому что ты философ. А для Федора
жопа - это просто жопа, - не сдавался Саша.
- Саша, ты ошибаешься, - сказал Федя. Это для тебя жопа - просто
жопа, а для меня это хлеб насущный!
- Я тут недавно сыну книжку купил, - вдруг подал голос реаниматолог
Валера. Автор - француз кажется, Луи де Бройль, название забыл. Короче,
физика для чайников. Решил сначала сам почитать. Так вот, там написано, что
была некогда среди физиков большая распря по поводу электрона - частица это
или волна.
- Ты это к чему? - спросил Коля.
- Помолчи, Перелом_Дюпюитрена, вдруг вспомнил старую кличку Шура
Беседин, - дай Валере досказать.
- Электрон ведет себя то как частица, то как волна, ну вы помните, по
физике учили,- продолжил Валера,- И из-за этого физики чуть не
передрались. Так вот, Нильс Бор решил тогда помирить мужиков и предложил
принцип дополнительности. То есть, в зависимости от обстановки, можно
рассматривать электрон то как частицу, то как волну, но не как то и другое
сразу. Дошло?
- Валера, ты гений! - воскликнул Вадик. Давайте попробуем применить к
жопе принцип дополнительности, как Бор применил его к электрону.
- Так це ж не электрон, це ж жопа,- сказал Коля с мягким, убеждающим
украинским акцентом.
- Так и ты, Коля, не Нильс Бор, - сказал я.
- Логично,- согласился Валера.
Мне вдруг показалось, что меня изнутри укусила неизвестно откуда
забежавшая бешеная змея, причем укусила прямо за мозг, и он в ответ изверг
фонтан мыслей и слов. Я говорил и при этом как бы глядел на себя со стороны,
не понимая, откуда берутся эти мысли и слова:
- Ну что, вроде, все получается в масть!,- начал я ,- Можно прямо
хоть сейчас основать квантово-анально-релятивистскую анатомию и физиологию с
комплексным применением принципа дополнительности. Куда там электрону до
жопы! Жопа, хотя и округлая, но гораздо многограннее электрона. Вот
смотрите: когда мы говорим `иди в жопу`, то имеем в виду большую прямую
кишку повышенной эластичности, в которую может поместиться отдельно взятый
человек, свернувшийся во внутриутробную позу. Когда мы говорим `дал по
жопе`, то имеем в виду крестец с копчиком, ягодицы, вобщем человеческий зад.
А когда мы говорим `сидеть в жопе`, то жопа - это уже нечто другое,
огромное и ужасное. Представьте себе наглухо запертую пещеру, в которой
сплошь лежат экскременты, дурно пахнет, отсутствует мебель, не работает
телефон и горячая вода, и никто не дает ни выпить, ни закурить, и некому
пожаловаться. Вот это и называется - `сидеть в жопе`. Или еще вот - когда
мы говорим `эх ты, жопа!` или `здравствуй жопа Новый год!`, то жопа мыслится
не просто как жопа сама по себе, а как наиболее выразительная
противоположность голове, своего рода антипод головы, такой же округлой
формы, и ягодицы напоминают отвислые щеки, а анус можно принять за рот, но
открывается этот рот только, чтобы испортить атмосферу, а не выразить мысль.
С задних рядов зааплодировали, а Дима сказал цитатой:
- Хорошо излагает!
- С другой стороны,- продолжал я с воодушевлением,- жопа - это еще
и некий приниженный эквивалент человеческой жизни, как живот, только как-то
уж совсем трусливой и неблагородной жизни. Вот мы говорим про героя с
пафосом, `положил за родину свой живот`, а с другой стороны, мы говорим про
труса `спасал свою жопу`. Понятна разница? А еще жопа - это наиболее
уязвимое место, что-то типа ахиллесовой пяты. Ведь не просто так говорят
`взять за жопу` или `поймать за жопу`. И вот мне еще непонятно, когда
человеку предложили что-то, что ему не нужно и при этом его разозлили, то он
часто говорит `засунь это себе в жопу!`. Почему именно засунуть в жопу, а не
просто выкинуть на хуй?
- Миша, так то ж очень просто,- ответил мне Коля. Выкинуть на хуй -
это ведь так, чисто фигурально, это не угроза. А вот засунуть в жопу... Мне
пару лет назад пришлось на дежурстве лечить одного грузина, которому
какой-то добрый человек засунул в прямую кишку литровую подарочную бутылку
армянского коньяку Ереванского разлива, пять звездочек, представьте себе,
полную, еще не откупоренную. Представляете, каково было ее вынимать, не
вывернув при этом кишечник наизнанку?
- Ну и что?- спросил я, немного придя в себя после неожиданного укуса
и собственного выступления.
- А вот то, что засунуть вещь в жопу означает доставить человеку
двойную неприятность - одновременно и как владельцу вещи, и как владельцу
жопы,- разъяснил Вадик,- Как ты думаешь, Миша, пил потом тот грузин свой
коньяк?
- Не пил,- ответил за меня Николай. Он потом бутылку отмыл в туалете
и оставил так скромненько на подоконнике. А нам принес из машины другую. Я
забыл сказать, что он к нам с этой бутылкой в заднице приехал на своей
Волге, и при этом сам сидел за рулем. Редкостных размеров был мужчина. Ну,
мы чистую бутылку в ординаторской оприходовали, потом показалось мало,
послали гонца в туалет...
- Дааа, не брезгливый народ - врачи! - заметил Алексей, и
фонендоскоп в его руке описал косую линию, со свистом разрезав воздух.
- Да только бутылки той там уже не было - больные сперли,- закончил
рассказ Николай.
Помолчали. На задних рядах кто-то натужно закашлял. Скрипнула дверь, и
в аудиторию вбежал Борька Мелешин с кафедры ренгенологии - он вышел
покурить еще до начала нашего дурацкого диспута. Борька быстро вбежал на
кафедру и помахал рукой, привлекая внимание:
- Мужики, у меня жопа стряслась - позвонил жене, а она плачет в
трубку, мол как кстати ты позвонил, какая-то сволочь сбила замок в гараже.
Украли новую резину для Москвича и электродрель вместе с трансформатором.
Хорошенькое `кстати`! Так что я поехал - надо милицию вызывать, протокол и
так далее. Борька протопал к выходу и исчез, хлопнув дверью.
- Вот! Это то самое, то что у меня вертелось в голове всю дорогу! -
сказал Андрей Тюренков с кафедры спортивной медицины. Ведь жопа - это не
только предмет или вместилище, а еще и...
- Сералище,- подсказал Шура Беседин.
- Не сералище, а верзалище,- поправил Дима.
- Да нет,- сказал Андрей,- Жопа - это еще и скверное событие или,
вернее, даже не просто событие, а скверный поворот дел. Сами слышали, только
сейчас человек сказал. Когда говорят `Жопа стряслась` - это похуже, чем
просто порезаться бритвой с похмелья.
- Смотря как порезаться,- заметил Коля. У меня мужик чуть не умер от
кровопотери после такого пореза. Полтора литра крови, пришлось в него влить.
Правда, ему жена помогла порезаться.
- Это как это она ему помогла?
- Да как, очень просто. Пока мужик брился и похмелялся одеколончиком,
она собрала вещички и говорит: все, мол, пей дальше один, я к матери ухожу и
детей забираю. Ну, он с бритвой - и на нее, а она говорит, вот и хорошо,
лучше сразу убей, чем так дальше жить. Ну он долго не думал, да и резанул
себе вгорячах.
Я подумал и возразил:
- Ты понимаешь, Николай, это все-равно не `жопа`. Мужик еще и
испугаться не успел, и уже либо выжил, либо помер, а хуже уже не будет.
Разве только шрам останется, да кого этот шрам волнует.
- Миша прав,- поддержал Вадик. `Жопа` - это не просто скверное
происшествие, а целая цепь нехороших событий, когда одно скверное событие
закономерно влечет за собой другое, еще более скверное, и при этом
обстоятельства таковы, что ни предотвратить, ни убежать - короче сделать
ничего нельзя. Только ждать и молиться, если в Бога веришь.
- А если не веришь? - спросил я?
- Ну, тогда материться, - сказал Николай,- многие мои больные только
тем и спасаются.
- Молиться или материться - это, вобщем, одно и то же,- задумчиво
сказал Вадик. Я тут прочитал пару книжек по психологии. Так автор
утверждает, что психологический механизм почти идентичен. Клясться,
ругаться, молиться... Да, так вот, про цепь событий, чтобы закончить. `Жопа`
страшна не теми событиями, которые уже произошли, а тем, что ты принужден
сидеть и ждать, пока произойдут последующие, еще более скверные вещи,
которые ты бессилен предотвратить.
- Дамоклов меч,- тихо произнес я вполголоса, сам не зная почему.
Откуда-то вдруг выплыла эта аллегория.
- Можно и так сказать,- ответил Вадик, - с той лишь разницей, что
меч падает один раз, и тебе крышка. То есть, Дамоклов меч - он как
одноразовый шприц. Ну ты сидишь под ним, потеешь от страха и ждешь, что он
вот-вот, но пока он не упал, с тобой ничего плохого не происходит. А вот
Дамоклова жопа сваливается на тебя постепенно, частями, и придавливает тебя
все сильнее и сильнее, пока либо не задавит совсем, либо ты в нее не сядешь,
в том самом смысле как Миша это красиво описал про ту пещеру с дерьмом.
Дамоклов меч убивает сразу, а `Дамоклова жопа` - постепенно, так чтобы
сперва помучиться.
- Ишемическая болезнь сердца и повторный инфаркт миокарда,-
пробормотал вдруг Алексей, крутанув фонендоскопом в воздухе, совсем как Брюс
Ли.
- При чем тут ишемическая болезнь?- не понял Вадик.
- А это иллюстрация этой вашей Дамокловой жопы,- ответил за него
Валера,- Когда эта жопа еще только висит над головой или падает частями,
больной лечится у Алексея, а когда она свалилась и придавила как надо - тут
уж больной попадает ко мне, в реанимацию, Алеша, не в обиду тебе будь
сказано.
- А где наш товарищ майор?- вдруг спросил Валера, посмотрев на свои
карманные часы - наручных он не признавал,- Миша, ты там ближе всех к
выходу, поди узнай.
- Я поднялся и прошел в преподавательскую комнату. Когда я открыл
дверь, мне в лицо ударил резкий сквозняк и запах осенней прели. Майор Лосев
сидел на подоконнике перед раскрытым настежь окном, с расстегнутым кителем,
и дышал хрипло и тяжело. Лицо у него было неестественно бледного цвета, а по
лбу, несмотря на осенний холод, сбегали крупные капли пота. Одной рукой
майор подпирал голову, а другой пытался растирать себе грудь. На его лице
застыло выражение растерянности и испуга. Я всегда ношу с собой пачку
сигарет для хулиганов и для девиц, любящих стрельнуть сигаретку, а для
хороших людей таскаю в кармане нитроглицерин в капсулах. Я вынул капсулу из
коробки, положил ее под язык майору, который уже начал терять сознание,
стащил его обмякшее тело с окна, уложил на пол и пулей полетел обратно в
аудиторию.
- Леха! Быстро в преподавательскую! Дима, у тебя сотовый в кармане -
вызывай спецов!
- Кого именно?
- Кардиологов. От линейки толку уже не будет.
Ребята ломанулись в дверь, я пошел следом, достав на всякий случай свой
неврологический молоточек. Когда я зашел в преподавательскую, Алеша с
Валерой уже освободили майору грудную клетку и лихо делали непрямой массаж с
искусственным дыханием. Я свернул из кителя тугой валик и подложил его
майору под затылок.
- Анатолий Константинович, вы меня слышите?,- проорал я майору прямо
в ухо.
- Брось, Миша!- сказал Валера, утирая пот рукавом,- В грудной клетке
тишина. Либо фибрилляция, либо асистолия, он сейчас уже с ангелами
разговаривает.
Дима ходил по коридору, выразительно помахивая часами и посматривая на
дверь лифта. Наконец дверь открылась и спецы в ядовито-зеленых халатах
вывалились в коридор, волоча с собой положенный спецам боекомплект. До чего
все-таки полезная штука дефибриллятор! Без него запустить остановившееся
сердце - это все-равно как открыть консервную банку без ножа. Спецы
попались опытные: они в мгновение ока подключили аппаратуру, виртуозно ввели
адреналин внутрисердечно и запустили сердце с первого же разряда. Майор
начал потихоньку оживать, лицо его чуть-чуть порозовело. Алексей держал в
руках пленку с его кардиограммой и вскоре объявил нам, что там сравнительно
небольшой инфаркт межжелудочковой перегородки, и прогноз для жизни, вобщем,
благоприятный. Пока майора погружали на носилки и уносили в лифт, кто-то
успел рассказать, что у майора застрелился друг, с которым они проучились
бок об бок все годы в военном училище. Позвонила его жена, вернее уже вдова
и сказала, что мужу не выплачивали жалование в течение семи месяцев, а потом
объявили, что часть расформировывают, а офицеров, скорее всего, уволят в
запас, и что она нашла его с пистолетом у виска, и рядом лежала записка, в
которой он просил у нее прощения за малодушное решение всех жизненных
проблем. У майора Лосева был в кармане билет на поезд, он собирался отчитать
положенную лекцию и ехать на вокзал, чтобы утром быть на похоронах. И вот,
вместо этого, чуть не угодил на собственные похороны. Николай с Димой пошли
помогать спецам заносить майора в машину. Мы остались стоять в коридоре.
Никто больше не вспоминал наш нелепый диспут. Прежде чем разойтись, мы
пожали друг другу руки и переглянулись. У всех в глазах мелькала одна и та
же мысль, но никто не решился высказать ее вслух.
Я ехал домой, и троллейбус выл мотором, как раненный зверь. Сердце
глухо ударяло изнутри по грудной клетке, как это бывает в первый раз перед
прыжком с пятиметрового трамплина. Я время от времени крутил шеей, пытаясь
освободить ее от чьей-то жестокой хватки, но хватка не ослабевала. Когда я
зашел в квартиру, жена Люся уже спала. Я выпил стакан компота, не включая
света, разделся и забрался в постель. Люся свернулась калачиком и, не
просыпаясь, прижалась ко мне теплыми и мягкими филейными частями. Я
повернулся на бок, обнял Люську за талию, и почувствовал, как будто у меня
внутри чья-то милосердная рука выключила сигнал тревоги. Страшная Дамоклова
жопа, державшая меня за горло всю дорогу домой, понемногу отступила и
исчезла в бескрайнем пространстве, и это пространство все ширилось,
расступаясь до самых дальних уголков радиогалактик, а сам я как-то незаметно
потерял возраст и вес, оторвался от земли и плавно полетел в нескончаемую
даль, и вокруг меня закружилась, заискрилась и засверкала до боли знакомая
звездная пыль вечно юной Вселенной.


Причина всех вещей

Один человек залез на высокую гору и стал думать о том, как устроен
мир. Он бросил камень, и камень упал вниз. Человек сел на берег океана и
снова стал думать о том, как устроен мир. Чайка вытащила из воды рыбу и
съела, и человек стал думать о причине всех вещей. Но мысли разбивались, как
волны о берег. Человек залез в глубокую яму и опять стал думать о том, как
устроен мир. Но тут из земли вылез червяк и завился в узел. Человек подумал,
что причина всех вещей для человеческого разума недоступна, и выбрался из
ямы. Он забрался на пыльный чердак и стал смотреть вниз на каменную
мостовую. Тут пролетела птица, весело и звонко, и человек стал думать о
смысле жизни. Он еще немного подумал, открыл грязное окно, замахал руками и
полетел. Пока он летел, он понял, как устроен мир, в чем смысл жизни, и что
есть причина всех вещей. Потом человека уложили в маленький деревянный ящик
и унесли за забор, а из-за забора вышли уже без ящика. И никто не подумал,
что в этом ящике находится смысл жизни и причина всех вещей.

Миг вечности

Взгляд остановился. Остановился совсем. Остекленевшие зрачки неподвижно
уперлись в пространство, как тупые сверла в бетонную стену, и безнадежно
застряли. Обычно взгляд блуждает по сторонам и выискивает непорядок.
Непорядка много, и поэтому взгляд постоянно перебегает с периметра в центр,
и с центра на периметр, шарахаясь от бликов, царапая предметы и слизывая
цвета. Куда ни падает взгляд - всюду непорядок: громоздятся предметы,
раскачиваются световые пятна, пространство извивается в конвульсиях с
периметра и до центра, с центра и до периметра. А там, за периметром, ближе
к затылку, пространства вообще нет, там все ровного, отвратительно гадкого
черно-коричневого цвета. Непорядком это назвать нельзя. Это - форменное
безобразие. И в это безобразие превращается весь тот непорядок который
уходит за периметр. Теперь взгляд остановился, и периметр постепенно
съеживается в точку, а безобразие вылезает из-за затылка и поглощает
замызганное пространство, как чернила, заливающие тетрадь двоечника. Уши
набиты обрывками случайных фраз, скрежетом и треском ломающегося бытия,
фальшивыми мелодиями чужих неоконченных драм и неудовлетворенных страстей.
Эти звуки бесконечной чередой носятся по бескрайним лабиринтам внутреннего
уха, отражаются, сливаясь, блекнут и умирают. Все это как бы снаружи. А
внутри тихо клокочет липкий, вязкий клей подсознания, и пузыри мыслей
силятся вырваться наружу. Каждый пузырь кажется очень важным и
значительным, пока он ворочается в клею, но вырываясь из него, тут же
лопается, оставляя лишь легкий пар беспокойства, да невесомые слова. Слова
парят в сознании, как пушинки одуванчика, пока их не подхватит
пронзительный ветер бытия и не унесет прочь. Он расшвыривает пушинки слов
куда попало, и несется дальше один, расталкивая небесные тела и волнуя
мировой эфир. Чистый и свободный, с необыкновенной легкостью проникает он
за ту неприступную стену, которая отделяет суетный мир быстро меняющихся
дрожащих теней от мира вечных и совершенных вещей. Эти вещи, должно быть,
правильной формы, хотя нельзя сказать, какой именно. Они все светятся
изнутри. Все, кроме одной, которая глубокого черного цвета и вбирает в себя
свет всех остальных вещей. Они располагаются частично одна внутри другой,
но это нисколько им не мешает. Периметра там нет. Нет и движения. И
внутренний свет этот не холодный и не теплый, он не резок и не ласков, но
он ровный, постоянный, идущий изнутри, из самых недр мироздания, никогда не
угасает и не меняется. Тщетно пытается взгляд пробуравить неприступную
стену, отделяющую его от этого мира. Но ему никогда это не удается. Гадкое
ползучее безобразие застилает беспомощный взгляд. Оно цвета врожденной
тупости, цвета затылочного зрения, цвета колготок старой девы, злобствующей
на весь мир. А может, вовсе и нет никакого такого безобразия, а есть только
непреходящее человеческое бессилие и усталость... Наконец взгляд не
выдерживает и начинает дрожать, а потом вновь обреченно пускается привычным
путем - от центра к периметру, от периметра к центру. Безобразие с неохотой
уползает на свое место, ближе к к затылку и там затаивается до поры. С
грохотом захлопывается котел подсознания с кипящим клеем, и лишь изредка
из-под крышки вырывается пар. Привычный ритм жизни вновь пускает в ход
бесчисленные винтики и колесики, двигающие взгляд туда и сюда, и так будет
продолжаться до тех пор, пока однажды, в единый и неуловимый миг он не
остановится совсем и не погаснет. Тогда быстротечный ветер бытия налетит и
понесет его сквозь все преграды, чтобы однажды легко и просто зажечь его
вновь, но где и когда - неизвестно.


Кое-что о полетах

Не все привычные вещи так просты, как кажется привычному уму. Вот
только представьте себе: реактивный лайнер летит строго на Север, и его 120
пассажиров и 47 членов экипажа неплохо себя чувствуют. Авиадиспетчер следит
за полетом с земли и, ему ничего не стоит поймать радаром его координаты. А
вот большая навозная муха. Она тоже летит строго на север. С земли за ней
следит серый пушистый котенок, но поймать ее он не может и только зря машет
лапой по воздуху. Муха, конечно, не самолет, но ведь и котенок - не
авиадиспетчер! С другой стороны, если самолет может лететь строго на Север,
то почему муха не может себе этого позволить? В самом деле, никто и ничто не
может запретить мухе лететь куда угодно. Муха - сама себе и пассажир, и
экипаж. Ей не нужны ангары и аэродромная обслуга, и заправляется она чем
угодно - сначала кусочком дерьма на заднем дворе, а потом еще и каплей
вишневого варенья с вашего блюдечка. Муха садится на любую поверхность и
ползает по оконному стеклу вверх и вниз. Лайнер садится только на бетонную
полосу, а по оконному стеклу ползать вообще не умеет, да и летает хуже, хотя
и значительно быстрее. В данный момент он пролетает на рекой, вдоль
фарварера которой летит утка-кряква, как ни странно, тоже строго на Север.
Утка летит медленнее, чем самолет, зато плавает гораздо быстрее. Посудите
сами - за то время, пока утка проплывет 100 английских ярдов, самолет не
проплывет и половины, и скорее всего, вообще утонет. Самолет, кроме того, не
умеет нырять, дробить ил, ловить червяков и лягушек и щелкать клювом. Хотя
утка тоже не умеет щелкать клювом - это аист умеет. Можно предположить, что
аист научился щелкать клювом у некоторых людей мужеска пола, которых ему
приходится посещать по долгу службы. Бывает так, что мужчина расслабится и
разевает клюв, в который затем попадает муха, и возможно даже не одна. И вот
тут-то, в конце концов, появляется зловредная длинноногая птица с вопящим
свертком в зубах. Ах ты, господи, - восклицает жертва - это что же, я уже
папа? Ну да, конечно! Не надо было клювом щелкать! И уж тем более не след
садиться на самолет и лететь строго на Север. От алиментов далеко не
улетишь! Впрочем, мы отклонились от темы. Итак, самолет плавает хуже, чем
утка, но ездит по земле безусловно лучше. У утки даже и колес нет в помине.
Впрочем, и у мухи колес тоже нет, зато есть лапы - целых шесть, и на каждой
сидят микробы, что доставляет людям немало досады и неудовольствия. Если
разобраться, то у самолета на колесах микробов гораздо больше, чем у мухи на
лапах, но почему-то людей это никак не беспокоит. Возможно, это потому, что
самолеты не садятся на лицо и не ползают по тарелкам и чашкам. Зато
некоторые самолеты сбрасывают бомбы и ракеты, на которых нет никаких
микробов, но почему-то людей это никак не успокаивает. Самолеты сбрасывают
бомбы и ракеты, тараканы сбрасывают коконы с тараканьими яйцами, а атомные
станции сбрасывают радиоактивные отходы. Никто ничего хорошего не сбрасывает
- это уже проверено: сбрасывают всегда какую-нибудь гадость, а все хорошее
держат при себе. И когда все это достанет так, что терпеть уже невозможно,
пытаются улететь от всего это подальше. Разбегаются, спотыкаясь и падая,
мучительно взлетают и летят, поджав лапы, трепеща крыльями, жужжа моторами,
заткнув уши и нос, со скорбным и болезненным выражением лица, и надеются,
что там, куда они прилетят, будет лучше. Лучше не будет, будет только хуже,
и они это прекрасно понимают, но все-равно летят, сбрасывая по дороге всякую
гадость на голову еще не взлетевшим собратьям. Летят потому что не лететь
нельзя, потому что пока летишь, есть надежда, потому что само чувство полета
окрыляет, и можно хотя бы на время забыть, что для того, чтобы взлететь,
приходится всю жизнь заправляться дерьмом, в надежде однажды взлететь и
долететь до своего заветного блюдца с клубничным вареньем, которое ждет не
дождется на далеком и прекрасном Северном Полюсе.


Размышления над дыркой в стене

Профессор математики Фриц Гросскопф допоздна задержался в лаборатории,
готовя очередной кафедральный отчет. Он не доверял компьютеру и пересчитывал
некоторые формулы на своем калькуляторе, которому доверял всецело. Время от
времени он доставал из кармана платочек, легонько сморкался в него, а затем
протирал уголком платочка очки. При этом он каждый раз ронял калькулятор на
пол. Нагибаясь в очередной раз, чтобы поднять с пола упавший калькулятор,
Гросскопф обратил внимание на дырку в стене, которую просверлили днем
служащие, разводившие в помещении локальную сеть. Он сунул в дырку палец,
немного помедлил, вынул палец и зачем-то пересчитал на пальце суставы.
Получилось целых три - как-то даже слишком много. Профессор поколебался, он
не был уверен, относится ли ближний к ладони сустав к пальцу или к самой
ладони, и надо ли поэтому было его считать. Потом взглянул на калькулятор.
Калькулятор показывал корень из трех. Гросскопф поразмышлял, как получилось
это число, и пришел к выводу, что, это результат падения прибора на пол. Тем
не менее, число ему понравилась, и он решил вставить его в отчет. По крайней
мере, хуже не будет - решил профессор. Потом он еще немного подумал и
повернул голову к соседнему столу:
- Франсуа, скажите мне, как физик, из чего, как Вы думаете, сделана
дырка в стене?
Из-за дисплея на соседнем столе показалась копна черных с проседью
волос. Профессор Лефевр встал, подошел к стене и с полминуты изучал дырку.
- Ну, я физик, а не химик, но могу предположить, что преимущественно
из азота, затем кислорода, углекислого газа, еще можно обнаружить гелий,
аргон и ...
- Не трудитесь продолжать, коллега. Я понимаю - из воздуха.
- Ну да, из воздуха, а в чем, собственно, дело?
- Да нет, ничего, я тут просто подумал: вот эта дырка, она сделана из
воздуха. А стенка сделана из дерева. Так?
- Ну, предположим, и что из этого следует?
- Как что? Ведь стенка - это не дырка, да? А дырка - это не стенка.
Стенка - из дерева, а дырка - из воздуха. Стенка и дырка, стало быть -
это две разные вещи. Значит, мы можем иметь стенку без дырки. Ведь можем?
- Ну да, можем! Ну так и что?
- А теперь ответьте, Франсуа, можем ли мы иметь дырку без стенки?
- Скажите, Фриц, а можем мы иметь улыбку без Чеширского Кота?
- Кстати, Франсуа, о коте. У меня дома живет кот, жена принесла его
еще котенком. Его никогда не выпускали из дому, он землю ни разу даже не
нюхал. Так вот, представьте себе, мой Герман всегда пытается закапывать
лапой свои экскременты. Вы знаете, Франсуа - ведь это феноменально!
- И что же тут феноменального? Моя кошка делает то же самое.
- Ну хотя бы то, что у кота где-то в голове есть дырка в земле, хотя
он самой земли-то никогда не видел. И заметьте - у кота в памяти заложена
именно дырка, а не сама земля. Сама земля как структура для него негативна,
она для него как бы не существует, а вот дырка, которую в ней можно выкопать
- дырка вполне очевидна! Земля мертва, а дырка живет и детерминирует
поведение животного!
- И Вы, Фриц, сейчас будете доказывать мне, что дырка - это
универсальный способ хранения знаний, и что многие наши знания - это тоже
своего рода дырки, а саму землю-то мы до сих пор и не видели?
- Все не так, Франсуа. То есть, все может быть совсем наоборот. Может
статься, то, что мы считаем самой что ни на есть землей - на самом деле и
есть не что иное как `дырка`, а `земли` - в привычном ее понимании -
вообще нет! Может быть именно дырка-то и первична, а вовсе не земля!
- Простите, Фриц, но я не понимаю...
- Сейчас объясню. Ну вот, представьте себе, что эта стена не имеет ни
начала, ни конца, что она вечна, бесконечна, всеобъемлюща и однородна. Может
ли такая великая вещь быть просто стеной?
- Да нет - то, что Вы мне описали - это не стена, это какой-то
атрибут вечности или что-то такое, религиозно-мистическое. Это даже не
математический объект, потому что на нем никаких операций не может быть по
определению.
- Правильно, коллега, правильно, черт возьми! Значит стена - это не
все, что вокруг! Это только что-то в чем-то еще большем. Вы сами сказали
мне, что дырка в стене сделана из воздуха. Значит, я вправе считать, что
стена - это дырка в воздухе, сделанная из дерева. А наша Земля - это дырка
из земли в Космосе. Интересно, а Космос - дырка в чем?
- Послушайте, Фриц! Что вы несете? Как может быть дырка сделана из
дерева?
- Если дырка может быть сделана из азота, гелия и аргона, и вы с этим
согласны, и сами выдвинули эту гипотезу, то почему не может быть дырки из
дерева?
- Фриц! Вы когда-нибудь видели такую дырку?
- Сколько угодно! Вот, например, древесные корни в асфальте на дороге.
С точки зрения дерева - это не дырка, потому что там есть дерево. А с точки
зрения асфальта - это дырка, потому что асфальта-то там - нет!
Лефевр взлохматил и без того лохматую шевелюру и нахмурился, отчего у
него на переносице прорезались две глубокие вертикальные морщины. Он смерил

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 128941
Опублик.: 15.01.02
Число обращений: 0