ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Леонард Карпентер.
Полководец

Перевод Г.Подосокорской.
Сериал `Конан-варвар`

Пролог. Воинство мертвых

Пустынные и безлюдные Варакельские топи. Окутанные
легендами и тайнами, тянутся они от границ восточной Немедии
через острова и болота в Бритунийскую степь, туда, где
рождается солнце. Давным давно эти места, одинаково
непроходимые для человека, коня или лодки, превратились в
черный омут, затягивающий в свое бездонное брюхо одиноких
путников и безрассудных искателей приключений.
Но для одиннадцатилетнего парнишки жизнь на краю столь
загадочных, неисследованных земель была полна будораживших
воображение надежд и стремлений приоткрыть завесу тайны,
прикоснуться к следам давно прошедших столетий и самому стать
участником каких-нибудь невероятных событий. Его тревожили
печальные крики птиц, доносившиеся с болот, леденящее душу
завывание ветра. В шелесте тростника ему чудились не то стоны,
не то шепот чьих-либо призрачных голосов. Мальчик по имени Лар
рос один, без братьев и сестер. И был по натуре мечтателем.
Какая-то неудержимая сила заставляла его вопреки
предостережениям родителей бродить вдали от родных полей.
Лар оставил свой бревенчатый плот в зарослях тростника и
соскочил на открытую им землю. Паренек буквально горел
страстным желанием исследовать ее. Отец почему-то никогда не
говорил об этой земле, хотя, несомненно, что-то знал о ней.
Суровый немногословный старик знал о Варакельских топях больше,
чем кто-нибудь, однако хранил молчание.
Лар не ведал даже, был ли открытый им клочок земли
островом или полуостровом. Скорее всего, облик земли менялся от
сезона к сезону, в зависимости от ежегодного противоборства
между половодьем и засухой.
Лар продвигался медленно, то кругами обходя трясины, то
продираясь сквозь густой кустарник. При этом не забывал зорко
поглядывать по сторонам, чтобы избежать нежелательной встречи с
медведем, камышовым котом или змеей. Наконец, открылась ровная
пустошь, теперь можно без опаски ступить на сухую, твердую
землю. Пустошь покрывал ровный ковер зеленой травы,-- совсем
как те поля рядом с фермой, которые возделывал его отец. Почему
же здесь столь богатая пахотная земля еще не заселена?
Опираясь на шест, Лар ускорил шаг, но обойдя плотные
заросли ольхи, внезапно замер от неожиданности. Прямо перед ним
возникло ужасное зрелище: вздыбленный скелет коня. На спине
мертвого скакуна -- скалящийся всадник-скелет в ржавых
доспехах.
Лар не поддался суеверному ужасу, не кинулся очертя голову
обратно, поскольку считал всякую панику ниже своего
достоинства. Здравый смысл подсказывал ему, что
непосредственной опасности для жизни пока нет. Он только
немного подался назад, укрывшись за густой листвой, и замер.
Затаив дыхание, Лар внимательно вслушивался в окружающие звуки,
но улавливал только шелест листьев да биение собственного
сердца. Ничего похожего на топот копыт или звон оружия. Постояв
еще несколько минут и окончательно успокоившись, Лар осторожно
шагнул вперед и выглянул из-за листвы.
Призрачный всадник все так же застыл в отчаянном галопе.
Единственным движением в этом царстве безмолвия и неподвижности
были развевающиеся на ветру клочья бесцветной одежды, все еще
свисавшие с костей и цепляющиеся за остатки панциря.
Лар разглядел, что конь и всадник прибиты к земле
деревянным колом. Кол пронзил живот и седло коня, прошел сквозь
пустую грудную клетку всадника и -- тут Лар впервые содрогнулся
от ужаса -- острым концом проткнул череп мертвого воина. Ржавый
шлем всадника, некогда венчавший голову воителя, теперь
возвышался в нескольких дюймах над ней, слегка покачиваясь на
деревянном острие.
В свои одиннадцать лет Лар уже знал, что подобный тип
казни предпочитали суровые бритунийцы. Мысль о том, что и
всадник и лошадь были проткнуты насквозь заживо, вызвала у него
тошноту, хотя он и не мог оторвать глаз от страшного зрелища.
Лар сделал еще несколько шагов вперед, стараясь все же
держаться на почтительном расстоянии от морды коня, задранной
высоко кверху и глядящей невидимым взглядом на своего седока. С
трепетом и восхищением Лар разглядел, что всадник, судя по
остаткам богатых доспехов, был полководцем, или по крайней мере
командиром отряда.
Расположенные почти правильным строем позади своего
командира, девять других всадников были насажены на колья таким
же жутким способом. Некоторые скелеты уже осыпались и валялись
на земле бесформенной грудой костей, в то время как другие
всадники еще гордо восседали в седлах, облаченные в ржавые
кольчуги. К поясам воителей все так же грозно пристегнуты
покрытые зеленью медные рукоятки кривых сабель.
Большинство деревенских мальчишек, конечно, не выдержали
бы подобного зрелища и помчались домой, стараясь поскорее
забыть о зловещем открытии. Одни решились бы рассказать
родителям об отряде призраков-скелетов, изрядно приукрашивая
свой рассказ всякими небылицами, другие оставили бы увиденное в
тайне.
Но Лар был не из их числа. С раннего детства он уже
глубоко задумывался над тем, что доводилось услышать поздними
вечерами у огня. Ведь взрослые думали, что парнишка спокойно
спит. Он рос мечтателем, и его воображение и любознательность
не давали места страху.
Вот и сейчас он продолжал двигаться меж останками мертвого
воинства, и хоть мурашки бегали у него по спине, азарт
исследователя вновь взял верх. В центре кавалерийского строя
Лар увидел обломки колесницы. Кони, некогда везшие ее, не были
пронзены кольями, как другие,-- это были просто груды костей со
спутанной кожаной полуистлевшей упряжью. Сама же колесница
представляла собой нагромождение рухнувших бревен, расколотых
спиц и перекладин и разбросанных вокруг них костей, покрытых
лишайником. Это были остатки одиннадцатого человеческого
скелета, череп которого был несомненно расколот острым клинком.
Приглядевшись к уцелевшей части черепа, Лар заметил, что он
отличается от других какой-то странной плоской и удлиненной
формой, а также сильно выпуклыми неровными зубами.
И вдруг в центре всей этой груды развалин что-то сверкнуло
из-под кожаных лохмотьев, которые скорее всего служили навесом
колесницы. Лар наклонился, и в глаза ему ударил яркий блеск
непотускневшей от времени странной вещицы. Приглядевшись, Лар
застыл от изумления. Золотая фигурка! Опустившись на колени, он
принялся отдирать куски кожи, расчищая доступ к находке. Сухие
кости затрещали, когда он нетерпеливо отпихнул их в сторону.
Это оказался овальный золотой ларец, украшенный
драгоценными камнями и имевший форму змеиной головы. Даже тому,
кто видел немало причудливых вещиц, отлитых из металла,
сложность и изысканность формы ларца могла бы показаться просто
сверхъестественной. Когда Лар осторожно коснулся кончиком
пальца змеиного глаза, чтобы стереть с него пыль, граненая
поверхность засверкала необыкновенно глубоким и ясным зеленым
светом. Зубы змеи были также из драгоценных камней,
отшлифованных в виде суживающихся призм, такими же прозрачными
и сверкающими, как глаза.
На задней стороне ларца Лар увидел петли. Он просунул
слегка дрожавшую руку между зубами и осторожно поднял крышку.
Она поддалась с трудом, но Лару все же удалось поставить ее
прямо. В лучах солнца сверкнула зеркально полированная
внутренняя поверхность змеиной пасти. Дно ларца было полно
кроваво-красных драгоценных камней, из груды которых
высовывался змеиный язык. Настоящее сокровище висело именно на
его остром раздвоенном кончике -- золотое, инкрустированное
камнями ожерелье.
Лар знал о коронах и сокровищах только из волшебных
сказок, которые рассказывала ему мать долгими зимними вечерами.
Не решаясь дотронуться до ожерелья, он посмотрел на его
отражение на сверкающей крышке шкатулки.
Внезапный холод пронзил мальчишку насквозь, и ужас
заполнил сердце. В этот момент Лар был почти уверен -- стоит
ему только взглянуть вверх и он увидит, как всадники-скелеты
оживают, распрямляют высохшие белые конечности, зловеще вращают
скрипучими шеями и поворачивая к нему своих страшных
мертвенно-бледных коней. Несколько мгновений Лар не осмеливался
поднять глаза, но наконец ему удалось пересилить себя и
посмотреть вверх.
К счастью, ничего жуткого не произошло. Всадники
по-прежнему оставались на своих местах. ближайший скелет
вздымался прямо над ним, такой же ужасный, как и раньше, и
такой же неподвижный.
Изменилось разве что небо -- теперь оно было затянуто
тяжелыми свинцовыми облаками, возвещавшими о перемене погоды.
На земле же все было спокойно, лишь стебли высокой травы слегка
колыхались от дуновения ветра.
Лар размышлял о том, что могло угрожать ему здесь, что
было такого сверхъестественного или дьявольского в этом месте.
Почему он должен бояться этих полуистлевших обломков былой
трагедии, разыгравшейся давным-давно, может быть, когда его еще
не было на свете? Он слышал много рассказов о жутких и
таинственных явлениях, но теперь не верил в них и презирал за
трусость тех, кто с суеверным страхом рассказывал о всяких
мистических чудесах. Все эти россказни не для него! Лар
решительно повернулся к шкатулке и сунул руку внутрь, чтобы
взять ожерелье.
Но как только он дотронулся до сокровища, щелкнул замок, и
крышка захлопнулась. Лар вскрикнул от боли, почувствовав, как
один из острых, как игла, змеиных зубов пронзил запястье до
кости. Свободной рукой паренек попытался приподнять тяжелую,
снабженную сильной пружиной крышку, но ему это не удавалось.
Рану сильно жгло, будто в нее попала кислота. Лар почувствовал,
как рука медленно коченеет. К горлу подкатила тошнота.
Наконец, ему все же удалось освободиться от проклятой
шкатулки, уже сквозь туман смутно увидев, что с пронзившего его
змеиного зуба капала не только кровь, но и тягучий желтый яд.
Шатаясь, он побрел назад, к зарослям ольхи, с трудом различая
дорогу, ведомый еще не угасшим чувством вернуться домой.
@***=
Три дня спустя его нашел отец. С безумным взглядом Лар
бродил по заросшему тростником болоту рядом с полем дикого
лука. Он не отвечал ни на какие вопросы отца, и, как тот ни
тряс его, не произнес ни единого звука. Старик поднял сына на
руки и понес домой, где в тревоге ждала их мать.
-- Лар! О, Лар, мое дорогое дитя, почему ты меня не
послушался? Обещай, что никогда больше не уйдешь от твоей мамы!
-- обезумевшая от горя женщина вымыла и обтерла мальчика мягким
полотенцем, положила на тюфяк перед огнем и сделала припарку на
гноящуюся рану.
Через некоторое время, когда отец пошел обратно в поля,
она попыталась накормить сына горячим супом, но Лар плотно
сжимал зубы. Мать поднесла деревянную ложку к его губам и стала
убеждать съесть хоть немного, но Лар внезапно схватил ее руку и
сильно укусил. Мать пронзительно закричала и отдернула руку,
чувствуя сильное жжение.

Глава 1. Пляска дубинок.

Подземная тюрьма, казалось, была насквозь пропитана
человеческими страданиями. Зловонная тьма делала почти
осязаемым густой туман отчаяния, лишь усугублявшийся благодаря
единственному источнику света -- тонкому пыльному лучу,
падавшему из окна.
Два десятка заключенных бесцельно бродили по камере или
сидели на корточках, привалившись к грубым каменным стенам.
Некоторые из них были немедийскими рабами, темнолицыми угрюмыми
людьми в простых рубахах до колен, перевязанных на поясе
истрепанными веревками. Другие, одетые в более пестрые
лохмотья, выглядели чужестранцами -- это были или беспечные
хитроватые уличные воришки из Динандара, или небогатые
путешественники, что-то не поделившие с местными властями.
Отличились друг от друга заключенные и чисто физически -здесь
маялись и плотные дюжие крепыши, слонявшиеся от двери до окна,
и измученные пытками доходяги, стонущие по темным углам. Самый
несчастный вид был у одного из них, лежавшего лицом вниз на
грязном полу прямо посреди камеры, поджав под себя ноги. В
таком скрюченном состоянии он лежал уже несколько дней, но
именно сегодня почему-то привлеку особое внимание сокамерников.
-- Эй, Джайлер! Смотри-ка, никак Столпа окочурился?
-- Точно, загнулся парень. Надо унести его отсюда, а то
скоро он начнет вонять!
Крепкий, заросший густой бородой арестант, решительно
подошел к двери и начал дубасить по ней огромным кулачищем.
-- Эй, начальник! Идите сюда! У нас тут один умер сегодня
утром! Унесите его, а то он разведет нам червей!
-- Уберите его! Он уже воняет! Унесите его! -- отдельные
крики и вопли слились в нестройный, но мощный хор, к которому
присоединились все, кто был способен кричать. За исключением
одного.
Это был варвар-северянин, высокий мускулистый парень лет
восемнадцати с растрепанными черными волосами и едва
пробивающейся бородой. Он был одет, как горожанин, но с первого
взгляда видно, что одежда явно с чужого плеча. Он лениво
прохаживался вдоль стены. В его неторопливых движениях
проглядывалась кошачья гибкость, резко контрастировавшая с
грубой и тесной одеждой. Варвар неотрывно смотрел на дверь,
время от времени что-то шепча стоявшему рядом о ним головорезу
со сломанным носом, который изредка добавлял к общему хору
громкие презрительные насмешки.
-- Идут! -- Ухмыляющееся лицо горбоносого внезапно стало
серьезным.-- Ну, теперь держись, Конан!
-- Ты тоже. Рудо. Да поможет нам Кром!
Со стороны коридора кто-то с силой ударил по двери.
Молодой варвар напружинился и замер. Крики его сокамерников
стихли.
-- Эй, вы, подонки! -- загромыхал чей-то голос из-за
двери.-Если сейчас же не будет порядка, перестреляю всех, как
бешеных псов!
Тот самый бородач, первым поднявший шум в камере,
вытянулся перед смотровым отверстием в двери и указал на
неподвижную фигуру, распростертую на полу.
-- Господин начальник,-- почтительно произнес он,-- Столпа
умер уже несколько часов назад, а камера переполнена, он скоро
начнет разлагаться. Мы бы очень хотели, чтобы его унесли
отсюда.
-- Ах, умер? -- насмешливо отозвался невидимый за дверью
стражник.-- И какой же негодяй задушил его?
Бородач нервно передернул плечами.
-- Никто его не трогал,-- поспешно проговорил он.-- Просто
он был совсем уж доходяга. Болел долго, вы же знаете!
-- Хоть бы вы все сдохли вместе с ним! -- раздраженно
пробормотал стражник.-- А откуда я знаю, что вы не пытаетесь
заморочить мне голову?
Заключенные переглянулись, и по камере пронесся легкий гул
недовольства. Горбоносый Рудо быстро шагнул к двери и оттолкнул
в сторону бородача.
-- Господин начальник, можете сами убедиться...
Он подошел к неподвижному телу, занес назад ногу в котурне
и точно рассчитанным движением нанес удар в бок несчастного
Столпы, так что тот откатился по скользкому полу на расстояние
вытянутой руки.
-- Мучения Столпы окончились, господин начальник,-- Рудо
повернулся к двери и слегка склонил голову.-- А наши только
начинаются. Так вы возьмете его? Очень просим.
В подземном каземате воцарилось гробовое молчание.
Заключенные затаили дыхание, застыв, как камни. За дверью
послышались приглушенные голоса, затем стражник рявкнул через
глазок:
-- Ладно. Но вынесете вы его сами. И только двое из вас,
не больше. Ты, Фалмар и...
-- Я! -- торопливо крикнул Рудо и тут же склонился над
Столпой. Бородатый Фалмар подхватил тело с другой стороны и они
направились к двери.
Раздался глухой скрежет отодвигаемого засова, и
заключенные нервно зашевелились.
Тяжелая дверная панель подалась внутрь.
-- Ну, пошли! Да поживее! -- Резко скомандовал появившийся
и дверном проеме человек в бронзовом шлеме и красном мундире
городской гвардии. Подняв арбалет и держа узников на прицеле,
гвардеец жестом велел арестантам выходить. Те послушно
двинулись вперед вместе со своей ношей. Второй тюремщик
ухватился за скобу засова, намереваясь немедленно захлопнуть
дверь.
Но как только Рудо и Фалмар прошли через дверь,
напряженная скованность заключенных мгновенно исчезла. Они
стремительно рванулись к двери. Впереди всех оказался молодой
варвар. Северянин схватил за руку тюремщика, стоявшего у двери
и резко вывернул ее, втолкнув его самого в камеру. Тем временем
Рудо и Фалмар набросились на гвардейца в красном мундире,
швырнув в него свою ношу, которая вылетела из их рук с такой
силой, что сбила стражника с ног.
Конан пытался вырвать тяжелую деревянную дубинку из рук
тюремщика, которого он швырнул в камеру под ноги бегущим
заключенным, но оружие было крепко пристегнуто ремнем к
запястью.
Юный варвар с остервенением начал выкручивать ремень, пока
тот не треснул, и дубинка оказалась у него в руках, Издав
пронзительный воинственный крик, от которого у врагов кровь
стыла в жилах, Конан бросился в поток людей, валивших через
дверь.
В караульном помещении уже вовсю кипела драка. Толстощекий
стражник, которого первого сбили с ног и обезоружили, пытался
выползти из свалки, отчаянно барахтаясь. В груде тел,
навалившихся на него, были заметны по крайней мере еще четыре
других стражника. Два тюремщика выскочили из камеры пыток, но
Конан уже встречал их на верхней ступеньке узкой каменной
лестницы.
Удар дубинкой пришелся вскользь по шлему стражника, но все
же он кубарем полетел вниз по лестнице к освещенному светом
факела дверному проему. Тем временем второй стражник успел
атаковать Конана, огрев его дубинкой по плечу. Юный варвар,
стиснув зубы от боли, яростно набросился на противника.
Завязалась отчаянная схватка, дубинки трещали, но Конану
удалось одержать верх. Он ударил стражника по пальцам, тот на
мгновение замер. Этого оказалось достаточно. Следующим ударом
северянин сбил тюремщика с ног. На него тут же прыгнул какой-то
всклокоченный заключенный, чтобы захватить оружие.
Тем временем варвар метнулся к лестнице, ведущей наверх,
где толпились другие стражники. Горбоносый Рудо орудовал
разряженным арбалетом, словно боевым молотом. Остальные
арестанты дрались голыми кулакам, да так лихо, что прижали
тюремщиков к стене. Фалмар навалился на толстого стражника,
перехватил дубинку и, используя ее как своеобразный рычаг,
пытался придушить слабо отбивающегося противника. И только
костлявый Столпа не принимал участия в драке -- он лежал,
неуклюже раскинувшись на полу у основания лестницы и выглядел в
этот момент еще более мертвым, чем раньше.
Конан бросился в самую гущу схватки, щедро раздавая удары
направо и налево. Тюремщиков не спасали даже шлемы, тяжелые
кулаки северянина валили стражников, как два цепа -- снопы
спелой пшеницы. То тут, то там раздавался треск ломающихся
костей и дикие крики боли.
Яростный ритм битвы охватил молодого варвара. Его движения
напоминали некий сложный, бешеный танец. Когда вражеская
дубинка попадала Конану по руке или по ребрам, вспышка боли
только подстегивала его и ускоряла темп. Обманное движение в
сторону, бросок вперед, парирование, удар! Свирепая
киммерийская кровь вопила в его ушах дикую песнь!
Шум и столпотворение вокруг него уже казались Конану
обыденным фоном. Он чувствовал себя всемогущим и неуязвимым,
враги падали перед ним, как подкошенные.
Но тут юный варвар услышал сзади громкий настойчивый крик,
заставивший его вернуться к реальности. Дико озираясь по
сторонам, он увидел, что из нижней тюрьмы подоспели новые
стражники и закрыли выход из камеры, затолкав туда при этом
несколько заключенных. Некоторые вообще не покидали ее из
трусости или физической немощи; одним словом, ряды мятежников
поредели. Высокий круглолицый надзиратель Флетта, стоя у дверей
камеры вместе с двумя стражниками усердно работал тяжелой
медной колотушкой, с азартом опуская ее на головы тех, кого
только мог достать.
Для тех заключенных, кто еще продолжал сражаться,
оставалась надежда прорваться вверх по лестнице. Ее защищали
двое стражников, медленно отступавших ступенька за ступенькой
под натиском Рудо и Фалмара.
Но вот наверху зазвучали отрывистые команды. Раздался
топот ног подоспевшего подкрепления, и вниз по узкой лестнице
устремились Железные гвардейцы, одетые в черные металлические
шлемы и панцири. Приблизившись к схватке, они молниеносно
вытащили длинные кривые сабли.
Их командир шагнул под арку и остановился на верхней
ступеньке. Это был высокий худощавый человек с жестким лицом и
аккуратными черными усиками. Положив руку на эфес сабли,
скрытой под плащом, он молча смотрел вниз на сражающихся,
шепнув только несколько слов младшему офицеру, спускавшемуся по
лестнице.
С этого времени борьба стала жестокой и короткой. Более
удачливые заключенные падали под дубинками стражников, другим
повезло меньше -- их или рубили, или пронзали насквозь длинные
сабли Железной гвардии. Конана окружили и обезоружили, но он
продолжал отчаянно биться, пока сзади ему не набросили на лицо
какую-то грязную вонючую тряпку.
Рухнув под ударами врага на колени, варвар еще яростнее
замолотил кулаками, отбивая удары со всех сторон, в любой
момент ожидая почувствовать леденящий холод стали, пронзающей
внутренности. Однако северянина только били и пинали, не давая
подняться. Потом навалились, скрутили руки и крепко связали за
спиной, прижав голову к коленям.
Вокруг раздавались звуки резких ударов, стоны и мольбы о
пощаде. Схватка закончилась. Конан не мог понять, почему с ним
обошлись не так, как с другими, и воображение уже рисовало ему
ужасные картины пыток и унижений, которые, должно быть, ожидали
его в будущем.
Он услышал, как оставшихся в живых заключенных погнали
обратно в камеру, сопровождая их водворение на место бранью,
проклятьями и пинками,-- но его все еще держали на коленях. И
вот наконец он услышал, как кто-то произнес рядом с ним ровным
спокойным голосом:
-- Этого парня зовут Конан?
-- Да, господин. Он киммериец. Опасный бунтовщик и скорее
всего один из зачинщиков мятежа,-- голос стражника был полон
ненависти и презрения.-- С вашего позволения, маршал Дарвальд,
ему надо бы укоротить руки. А лучше всего просто прибить.
-- Дайте-ка на него взглянуть.
Тряпку стащили, и Конан увидел перед собой пол, устланный
телами недавних участников сражения. Повернув голову, он увидел
высокого офицера в черном плаще и стражника с разбитым носом.
Офицер мельком глянул на пленника и без всякого выражения
произнес:
-- Посадите его в одиночную камеру, а затем мы его
перевезем,
-- Маршал Дарвальд повернулся и пошел прочь, бросив на ходу
через плечо.-- Он будет отослан под власть барона.

Глава 2. Дворец барона.

Боевая колесница неспешно громыхала по тихим улицам
Динандара, и десятки невидимых глаз тайно наблюдали за ней из
темных окон и укромных щелок. Несмотря на поздний час,
появление колесницы было немедленно замечено. В унылом
провинциальном городке происходило не так уж много событий,
поэтому появление колесницы вызвало такой интерес -- или ради
того, чтобы наутро пустить какие-нибудь сплетни о готовящемся
военном перевороте или политических интригах, или из простого
обывательского страха.
Для пассажиров колесницы это путешествие было не слишком
приятным. На мощеной булыжником дороге, приспособленной для
конных, немилосердно трясло. Окованные железом колеса
периодически застревали в сточных желобах, перерезавших
мостовую.
Возница и пассажир, сидевшие бок о бок на обитой войлоком
доске, неистово тряслись, то и дело наваливаясь друг на друга.
Но гораздо тяжелее было тому, кто лежал ничком на полу со
связанными сзади руками.
-- А ну, лежи тихо, грязный варвар, или я сейчас успокою
тебя дубинкой! -- Угрозу возница тут же подкрепил сильным
ударом тяжелой рукояткой кинжала.
-- Кром! Я ведь сейчас сдохну! -- Крик того, кому достался
удар, приглушило грубое войлочное одеяло, наброшенное сверху на
пленника.-- И так дышать нечем!
-- Тихо, киммериец! -- Голос пассажира, одетого в черный
плащ, был как всегда спокойным и невозмутимым.-- Барон
приказал, чтобы ни одна живая душа тебя не увидела, иначе ты
уже не будешь нужен барону. Тогда тебя ждет участь, которая
больше соответствует твоему положению в мире и твоим недавним
преступлениям. Если будешь лежать спокойно, еще поживешь
немного,-- Маршал Дарвальд презрительно посмотрел вниз.-- Не
суетись и не пытайся распутать свои веревки. Мы почти приехали.
Возница присвистнул и тряхнул поводьями, подстегивая трех
гнедых жеребцов. Колесница покатила по бревенчатому мосту,
казавшемуся гладким, как полотно по сравнению с мощеной
булыжником дорогой. Конан услышал оклик, краткое приветствие и
скрип открываемых ворот, затем колесница остановилась.
С Конана сдернули одеяло и выволокли из колесницы в густую
грязь. Он упал на одно колено и, с трудом сохранив равновесие,
резко выпрямился. Маршал двинулся к большому высокому зданию,
похожему на мрачный дворец или на крепость; возница подтолкнул
Конана в том же направлении. Варвар глянул на него так, что тот
отпрянул, забыв о связанных руках пленника. Конан огляделся
вокруг, разминая затекшие конечности, затем мрачно пошел вперед
в сопровождении своего конвоира.
Входная дверь была открыта, и изнутри на каменное крыльцо
лился уютный желтый свет. Но маршал Дарвальд не обратил
никакого внимания на этот знак гостеприимства и, подойдя к
обитой железом небольшой двери, хорошо спрятанной в глубокой
нише, вытащил ключ и вставил замок. Дверь с тихим шорохом
открылась, все трое прошли в большую, хорошо освещенную
прихожую. Сквозь арочный проем Конан увидел просторный, богато
украшенный холл с яркими цветными гобеленами и массивной
лестницей посередине.
-- Закрой двери,-- приказал маршал,-- и возница закрыл на
засов сначала дверь, через которую они вошли, а затем поспешил
прикрыть массивную резную дверь, ведущую в зал.
Дарвальд жестом приказал Конану сесть на скамью, тянущуюся
вдоль стены, а сам остался стоять рядом.
-- Эй, киммериец,-- Маршал пристально взглянул на своего
пленника.-- Когда тебя схватили, при тебе были монеты Заморы и
золотые драхмы Бельверуса. Ты тогда болтался на юге, ведь так?
Северянин неопределенно кивнул. Он знал, что в немедийской
столице был совершен ряд кровавых преступлений, которые
запросто могли повесить на него.
-Отвечай, когда с тобой говорят! Как долго ты был в
Динандаре?
-- Да дней двенадцать,-- Конан опустил глаза в пол, чтобы
взгляд не выдал его.
Маршал задумчиво -- потрогал усы.
-- У тебя есть какие-нибудь родственники или знакомые в
Немедии?
-- Нет,-- Конан про себя немного удивился вопросу.
-- Ты уверен? Может быть, каких-нибудь женщин из твоей
родни привозили на юг как невест? -- Дарвальд наклонился, глядя
пленнику в глаза, но на лице варвара было только мрачное
недоумение. Не дождавшись ответа, маршал выпрямился.-- Ну,
хорошо, парень. Вот ты пришел с северных равнин, и что ты
думаешь о чудесах нашей цивилизации? -- Он улыбнулся с каким-то
новым, фальшивым оттенком сердечности.-- Тебе нравятся
хайборийские земли?
Юный варвар несколько мгновений размышлял, затем посмотрел
Дарвальду прямо в лицо.
-- Не знаю... я никогда не видел такого богатства, как в
южных городах. Впрочем, как и грязи, мерзости и нищеты,-- с
трудом проговорил Копан, удивленно мотая головой.-- В Киммерии,
конечно, тоже случается голод, могут голодать целые племена, но
уж если они процветают, то процветают все вместе. А здесь
честные люди умирают с голода, а прожорливые богачи жируют за
их счет.
Глаза Дарвальда сузились от отвращения.
-- Тебе бы лучше оставить эти рассуждения в своих снежных
болотах, приятель, а не то в Динандаре за это могут вырвать
язык,-- Он помолчал, затем, с любопытством взглянул на
Конана.-- Однако ты довольно неплохо говоришь по-немедийски.
Как тебе удалось выучить его?
-- Немедийцы часто появлялись у наших границ, пытаясь
захватить наши земли,-- пожал плечами Конан.-- В юности я не
раз сражался с их бандами,-- у него был такой вид, как будто он
и впрямь считал, что его юность была в довольно отдаленном
прошлом.-- Помню, мы хорошо помяли им бока возле крепости
Улайю.
-- Это были восточные немедийцы, да?
-- Селяне с равнин... И прочий сброд...
-- Понятно,-- задумчиво кивнул маршал.-- А что ты думаешь
насчет твоего поступления на службу барону?
-- Почему бы и нет? -- равнодушно отозвался Копан.--
Только убивать моих сородичей или шпионить против них я не
собираюсь.
Лицо Дарвальда впервые смягчилось.
-- Ладно,-- Он повернулся к вознице.-- Ему надо дать
одежду получше, чтобы предстать перед бароном,-- Маршал
брезгливо сморщил нос.-- Вот только с мытьем придется
подождать. Свайнн, поищи для него что-нибудь подходящее.
Свайнн повернулся к развешенной на крюках вдоль стены
одежде и выбрал короткую зеленую куртку и рыжевато-коричневые
штаны, затем молча показал их Дарвальду.
Маршал кивнул:
-- А теперь освободи его от веревок.
Свайнн недоверчиво взглянул на маршала, затем положил
одежду на скамью, вытащил нож и подошел к Конану. Северянин
встал и повернулся к нему боком.
Свайнн снова застыл в нерешительности.
-- Не бойся,-- подбодрил его Дарвальд.-- Если у него есть
хоть капля здравого смысла, он поймет, что здесь-то уж ему
будет всяко лучше, чем в тюрьме или на рудниках.
Резким движением клинка Свайнн перерезал путы. Конан
вытянул руки вперед, разминая их и сбрасывая остатки веревки.
Свайнн потянул его за рубашку, чтобы помочь переодеться.
-- Назад! -- Резким ударом локтем Конан отбросил его к
стене.
Свайнн едва удержался на ногах. Крепко выругавшись, он
замахнулся на Конана кинжалом.
-- Оставь его, Свайнн,-- нетерпеливо проговорил
Дарвальд.-- И убери подальше свой тесак для репы. А ты,
парень,-- он повернулся к молодому варвару,-- давай-ка скидывай
эти грязные лохмотья, которые ты бог знает где стащил.
-- Это моя одежда,-- Конан метнул злобный взгляд на обоих,
потом чуть расслабился.-- Если бы мне вздумалось украсть, то я
выбрал бы что-нибудь получше.
Он стянул с себя рубашку, треснувшую на спине во время
битвы на дубинках, затем снял грубые потрепанные штаны и бросил
их на пол, обнажив красивое мускулистое тело, обильно покрытое
ссадинами, синяками и рубцами. Но несмотря на то, что эти раны
еще явно давали о себе знать, двигался киммериец с удивительной
гибкостью и мощью молодого леопарда.
Облачившись в новую одежду и завязав на ногах кожаные
сандалии, Конан выпрямился и взглянул на Дарвальда.
-- Годится,-- кивнул маршал.-- Пошли.
Дарвальд толкнул деревянную дверь в стене, за которой
открылась винтовая лестница, ведущая в одну из угловых башен
замка. Они поднялись в небольшую комнату с узкими
окнами-бойницами и, миновав галерею, вошли в роскошный покой.
Увидев их, с кресел с высокой резной, спинкой поднялись
двое
-- высокий пожилой господин с серебристыми усами и пухлый
розовощекий человечек, по-видимому, его вассал.
-- А, Дарвальд! Значит, это и есть тот мальчишка?
Высокий господин, стоявший к ним вполоборота, был истинным
аристократом. Одетый в красивую кожаную юбку и шелковую
рубашку, с серебряным кинжалом на поясе, он казался
олицетворением мужественности и благородства. Жесткие черты
лица немного смягчали седые усы и бакенбарды. Но когда он
повернулся к вошедшим, Конан увидел, что благородный лик
аристократа обезображен синевато-багровым шрамом. Шрам рассекал
лицо от глаза до нижней губы так, что оно казалось
удивленно-надменным. Один глаз, по всей видимости, был мертвым,
но тем не менее Конан поежился, ощутив на себе силу взгляда
барона.
Тот, кто находился в комнате вместе с ним, являл собой
разительный контраст по сравнению со старым аристократом. С
первого взгляда ясно, что этот пухлый розовощекий толстяк
-полное ничтожество. Однако, уверенно напускает на себя вид
знающего себе цену незаменимого помощника. Его невзрачная серая
куртка была слишком туго подпоясана ремнем, так что живот
потешно выпячивался, но при этом толстяк держался гордо и
уверенно.
Дарвальд коротко поклонился, неотрывно глядя на барона.
-- Да, милорд,-- как всегда ровным голосом произнес он.--
Это тот самый парень, о котором я вам говорил. Дикий киммериец,
но тем не менее, как мне кажется, имеющий достаточно здравого
смысла. Конан, тебе предоставляется возможность преклонить
колени перед бароном Бальдром Эйнарсоном.
Но Конан ограничился лишь кивком.
Дарвальд в бешенстве повернулся к нему:
-- Киммериец, ты должен встать на колени! Это необходимо
для твоего же блага.
Конан продолжал стоять, бесстрастно глядя на барона.
Рука Дарвальда потянулась к эфесу сабли.
-- Упрямый варвар! -- злобно воскликнул он.-- В твоем
положении следует быть посговорчивее!
-- Маршал! -- спокойно, но с оттенком удивления произнес
барон.-- Оставьте его. В том, что вы от него требуете, нет
никакой необходимости. Более того, это даже лучше, что у
мальчишки нет привычки повиноваться. Это только помешало бы ему
исполнить свою роль должным образом.
-- Конечно, милорд,-- кивнул маршал, бросив еще один
взгляд на мрачного пленника.-- Прошу меня простить. Так вы
находите сходство соответствующим?
-- Да,-- улыбнулся Бальдр.-- В его лице есть нечто такое,
что придает киммерийским мужчинам суровость, а... их женщинам
красоту,-- При этих словах бровь барона слегка дернулась, будто
от нахлынувших воспоминаний, затем он принялся пристально
изучать Конана.-- Так, волосы ему надо постричь покороче, усы
тоже подровнять, как у моего сына, тогда их сходство будет
вполне подходящим.
Толстяк, сложив пухлые руки на животе, церемонно
поклонился барону:
-- Милорд, вы действительно полагаете, что этот грубый
варвар может сойти за молодого Фавиана?
-- Да, Своретта,-- рассмеялся барон.-- И если мой сын и
наследник будет иногда ходить в простой одежде, как его
телохранитель, и почаще носить шлем, это только пойдет ему на
пользу.
-- Понятно,-- кивнул Своретта.-- Милорд, но вы не боитесь
ввести в ваш дом незнакомца, да еще такого строптивого, как
этот? Не создаст ли это еще большую опасность, чем та, которую
вы пытаетесь избежать? Поскольку я отвечаю за безопасность, то
могу заверить вас, что сохранить в тайне задуманное будет
чрезвычайно трудно.
-- Своретта, мы ведь уже все обсудили,-- резко прервал его
барон, не глядя на своего советника, как будто привык, что тот
все время рядом.-- Может быть, в Динандаре действительно трудно
сохранить в тайне весь этот маскарад, но в походе по провинции
это будет намного проще. Я не хочу рисковать жизнью своего
наследника, поэтому твердо убежден, что двойник ему крайне
необходим. В наше неспокойное время, когда то тут, то там
вспыхивают бунты и мятежи, моя единственная забота -- укрепить
власть баронства в Динандаре. Мы должны сделать все, чтобы не
допустить гражданской войны,
-- Бальдр возвысил голос, как будто, произносил тронную речь.
-- Моя власть здесь достаточно крепка, но когда закончится
мой земной срок, ее переход к следующему поколению не должен
вызвать никаких осложнений. А это возможно только при
сохранении нашего рода, ведущего свое начало от моего
священного предка Эйнара, к которому благоволили бессмертные
боги! Ну, так как вы считаете, является ли жизненно важным
для нас, чтобы жизнь моего единственного сына и наследника
была сохранена?
Пылающим взглядом Бальдр окинул своих слушателей,
хранивших напряженное молчание, которое, впрочем, тотчас же
сменилось льстивыми улыбками и поклонами полного согласия.
Однако барон, казалось, не удовлетворился зим и продолжал
сверлить взглядом присутствовавших, выискивая какие-нибудь
признаки сомнения.
Наконец, Своретта решился успокоить своего сюзерена:
-- Да, милорд, вы совершенно правы. Я полностью с вами
согласен и могу предложить в поддержку вашей божественной
миссии только одно -- свою жизнь,-- Для пущего эффекта он
сделал паузу, склонившись в глубоком поклоне.-- Поэтому сделаю
все возможное от меня, чтобы обеспечить успех этого плана,--
Своретта еще раз поклонился и приник губами к протянутой руке
барона.
-- Вот и хорошо,-- с удовлетворением в голосе произнес
Бальдр и величественно подняв руку, указал на Конана.-- А что
касается этого юноши, то он войдет в наш дом как личный
телохранитель. Вы говорите, он драчун? Великолепно! Но ему надо
еще многому научиться -- и хорошим манерам, и искусству
верховой езды, и еще многому другому. А еще он должен поменьше
раскрывать рот, потому что вряд ли когда-нибудь избавится от
своего ужасного киммерийского акцента!
Конан бесстрастно смотрел прямо перед собой, как будто
этот разговор касался не его, а кого-то другого.
Бальдр повернулся к маршалу.
-- Дарвальд, обеспечьте его необходимой одеждой и жильем.
И не забудьте позаботиться о том, чтобы его усы были похожи на
усы моего сына! -- Барон вновь окинул присутствовавших суровым
взглядом.-- И запомните все: наша тайна не должна выйти за
пределы этой комнаты. Если даже возникнут какие-нибудь слухи и
подозрения, никто из вас не должен сделать ни единого намека в
подтверждение их. Ты понял, мальчик? -- Он посмотрел Конану в
глаза.
-- Да,-- спокойно кивнул киммериец и неожиданно для всех
спросил: -- А сколько вы будете мне платить?
Дарвальд напрягся, не зная, как реагировать на очередную
дерзость варвара, но Бальдр лишь слегка усмехнулся.
-- Не о таких пустяках тебе сейчас надо беспокоиться.
Помимо того, что тебе даруется жизнь, еда и крыша над головой,
ты будешь получать еще одну золотую драхму каждые две
недели,-Барон извлек монету из небольшого кошелька, лежавшего
на столе, и бросил ее Конану.
В этот момент занавес из зеленого бархата в задней части
комнаты откинулся, и перед взорами присутствующих предстал юный
аристократ, немного нетвердой походкой вошедший в комнату.
Это был высокий и мускулистый юноша, одетый в шелковую
рубашку и длинную шерстяную юбку, доходившую до его высоких
кавалерийских ботинок; на поясе висел длинный кинжал с
украшенной драгоценными камнями рукояткой. Его густые черные
волосы и твердая челюсть выдавали в нем присутствие
киммерийской крови, хотя изящество и благородство черт рода
Эйнарсонов тоже были явно заметны.
Юноша прошелся по комнате и, подойдя к столу, оперся о
него рукой -- то ли, чтобы усилить театральный эффект от своего
неожиданного появления, то ли чтобы просто удерживать
равновесие.
-- Так-так, совещание! Решаются важные государственные
дела!
-- произнес он с пафосом, но при этом таким заплетающимся

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 128414
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1