|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ ГЕРМАН МАРИНИН
ОДЕРЖИМЫЕ ЗЛОМ
(Из записей журналиста) В начале тысяча девятьсот сорокового года я жил в Вильнюсе в неболь-
шом отеле на площади Гедиминаса, почти совершенно пустом в это глухое
время года, когда зимний сезон оканчивается, а весенний еще не начинает-
ся. Моим соседом был богатый купец из Клайпеды, страдавший множеством
болезней, которые он днем лечил у литовских знаменитостей при помощи ра-
дия, электричества и световых лучей, а ночью - в кафе `Вильна`, усердно
глотая коньяк, кальвадос и ликеры. Этот маленький толстый человек с
красным лицом, на котором отчетливо проступала тонкая сеть фиолетовых
жилок, и длинными седыми бровями, представлял настоящий сборник меди-
цинских наук или, правильнее говоря, полушарлатанских способов лечения.
Он перепробовал все патентованные средства, проглотил такое количество
всевозможных микстур, чудесных экстрактов и отваров целебных трав, что
было совершенно непонятно, как он перенес такое лечение и остался жив.
Господин Сталерюпас носил с собой запах аптеки, смешанный с пьяными аро-
матами крепких и дорогих вин. Горничная, прислуживавшая в нашем коридо-
ре, называла приторную, тошнотворную атмосферу, окружавшую самого клай-
педского купца и все его вещи, `букетом господина Сталерюпаса`.
Ко мне в комнату Сталерюпас входил с какой-нибудь банкой или короб-
кой с пилюлями и отварами, и настойчиво предлагал попробовать новое чу-
додейственное средство.
- Берите, берите! - повторял он, видя мою нерешительность. - Я, сла-
ва богу, имею достаточно денег, чтобы угощать такими вещами всех своих
знакомых. - Да вы скажите прежде, что это такое?
Сталерюпасу только и надо было услышать подобный вопрос. Он садился
в кресло, бесцеремонно отодвигал мои бумаги и с манерами извозчика - мой
сосед, впрочем, не скрывал, что он в молодости был кучером и погонщиком
скота - начинал излагать неистощимый запас своих медицинских познаний.
Он говорил о женьшене и рогах изюбра, о броунсенаровской жидкости и го-
меопатии, об ультрафиолетовых и инфракрасных лучах, о тибетских травах и
китайском способе лечения земляными червями, отваром пауков и вытяжками
из гусениц шелкопряда, об иглоукалывании и хатха-йоге. Был только один
способ прекратить словоизвержение Сталерюпаса, прерываемое хриплым каш-
лем, от которого звенели стеклянные подвески в люстре - это встать и ре-
шительно заявить, что вы должны идти, что вам некогда слушать лекцию о
каком-нибудь индийском бальзаме, но и после этого бывший кучер сдавался
не сразу. Он загораживал двери своим тучным коротким телом, удерживал
меня за пуговицы сюртука толстыми пальцами, украшенными перстнями с це-
лебными камнями, и продолжал говорить, пока вдруг не вспоминал, что ему
пора бежать в какой-нибудь кабинет металлотерапии или принимать световую
ванну.
Другим моим соседом был опереточный артист, носивший отделанный ме-
хом костюм фантастического покроя, яркий бархатный жилет с черными и
красными разводами и голубые лайковые перчатки. Господин Финнел, хорошо
известный посетителям веселых ночных уголков Вильнюса, желал быть ориги-
нальным и неподражаемым во всем, начиная с внешности. Ему действительно
удалось добиться этой трудной цеди, казалось бы, превосходившей силы
пустого и ограниченного малого, каким он был. Булавку в галстуке Финнела
украшал искусственный брильянт, отшлифованный в виде чечевицы, смотря в
которую можно было увидеть панораму Рижского залива; его черная тяжелая
палка заканчивалась серебряным черепом, глаза которого светились в тем-
ноте; кошелек был из настоящей крокодиловой кожи - так, по крайней мере,
уверял сам актер - а материалом для часовой цепочки послужили пепельные,
каштановые, черные и золотистые волосы, подаренные на память этому поис-
тине необыкновенному человеку его старыми и новыми приятельницами. Но
самое изумительное из его оригинальных свойств заключалось в той манере,
с какой он снимал и клал свой цилиндр, стягивал с пальцев и бросал пер-
чатки.
- Искусство снимать шляпу - величайшее искусство - говорил мне Фин-
нел, искренне удивляясь той небрежности, с какой я проделывал необходи-
мые для этого движения. - Тут все должно быть обдумано и рассчитано, по-
тому что очень часто, например, на прогулке в парке или на скачках, вы,
при помощи шляпы и головы, можете завязать новые, полезные и ценные зна-
комства или расстроить старые. Есть около пятидесяти способов кланяться,
но я изобрел еще один. Я снимаю цилиндр не спереди, а сзади, что позво-
ляет не закрывать лица. Теперь перчатки. При помощи десяти пальцев, за-
тянутых в лайковую кожу, вы можете разыгрывать целые симфонии, не произ-
нося ни одного слова, выражать самые разнообразные чувства.
В то время, когда я жил в Вильнюсе, артист не имел роли и занимался
тем, что показывал туристам, с которыми он повсюду заводил знакомства,
`самое интересное` в Вильнюсе, неизменно начиная эти обзоры с площади
Гедиминаса и заканчивая их... Но кто скажет, где и перед чем остановится
господин Финнел, располагающий туго набитым кошельком скучающего иност-
ранца или провинциала.
В одно ненастное утро, когда хлопья мокрого снега залепляли зеркаль-
ные окна модных магазинов напротив отеля, в мою комнату, не постучав-
шись, ворвался Сталерюпас. Он был еще не одет и явился в ночной рубашке
и домашних туфлях, волоча за собою голубые подтяжки.
- Слышали? Вот так история! - кричал он. - В нашем коридоре поселил-
ся еще один жилец. И знаете, кто? Пусть я лопну, если это не сам Гул!
Вот она штукато какая!..
Разбогатевший погонщик скота сиял от восторга, как будто приезд это-
го Гула был одним из самых счастливых событий в его жизни.
- А кто он такой, этот Гул? - полюбопытствовал я, продолжая умывать-
ся.
- Как, вы не знаете? Ну, так я вас сейчас просвещу. Гул - знаменитый
ученый; он изобрел или изобретает аппарат для соединения радиоактивных
лучей, которые испускает земля: понимаете, что из этого может произойти?
Я куплю такую штуку и у себя в Клайпеде буду собирать эти лучи, как дож-
девую воду. Все, кто пожелает лечиться, пожалуйте к Сталерюпасу, который
ни с кого не возьмет ничего. А если кто-нибудь не пожелает исцелиться
добровольно, тому я устрою радийную ванну в его собственном доме!
Хи-хи-хи!.. Вот будет потеха: никто не отвертится - хочешь, не хочешь,
лечись! Повернул линзы, отражатели, нажал кнопку - и закатывай через
стенку радиоактивные души. Сейчас одеваюсь и иду к Гуду! Я предложу ему
за аппарат самую высокую цену. Туго набитый кошелек действует иногда
сильнее радия.
Закончив свою болтовню этой плоской остротой, Сталерюпас убрался в
свою комнату доканчивать туалет, а я мог приняться за чтение газет.
Просматривая новости, я увидел в отделе хроники небольшую заметку о про-
фессоре Гуде.
`Знаменитый химик` - указывалось в информации, - продолжает свои ра-
боты над изобретением особого вещества неслыханной разрушительной силы,
которое должно внести полный переворот в военное дело. Радионит - так
назвал это вещество профессор Гул - создаст такую же новую эру в борьбе
народов, как и изобретение пороха. Крепости не понадобятся, так как они
не будут представлять никакой защиты от невидимых разрушающих лучей, а
сражения полевых армий станут напоминать мифы о боях богов и титанов, в
которых принимали участие стихийные силы природы. К сожалению, Гул до
настоящего времени вынужден проводить опыты на свои личные средства, так
как те физико-химические принципы, на которых он основывает свое изобре-
тение, не получили общего признания, относятся к наиболее темной области
в науке о природе и вызвали множество возражений со стороны ученых не
менее выдающихся, чем сам изобретатель радионита`.
Я подумал, что такой человек может быть одинаково и гением, и ученым
шарлатаном, который надеется извлечь приличное состояние из своего мни-
мого открытия. В этот день мне, по-видимому, не суждено было заниматься
ничем другим, как только разговорами о Гуле. Он оказался блистательной
кометой, нарушившей жизнь сонного и скучного отеля. Едва я окончил чте-
ние, как в комнату вошел Финнел, держа в руках тщательно вылощенный ци-
линдр.
- Я иду к Гулу! Эти ученые нуждаются в том, чтобы их время от време-
ни встряхивали и освежали.
- На месте Гула я не пожалел бы для вас нескольких граммов его зна-
менитого радионита.
- А я вам говорю, что со всеми своими сверхразумными веществами он
не устоит перед Финнелом. Через два-три часа мы поедем с ним к замку Ге-
диминаса или в рощу за Нярис, а вечером будем ужинать в кафе, на углу
площади Гедиминаса. Приходите туда, я вас с ним познакомлю!
Финнел два раза повернулся перед зеркалом, стер платком часть пудры
с лица и направился к двери.
- Постойте! - остановил я его. - Объясните мне ради всего святого,
каким путем вам удается каждую минуту заводить все новые и новые зна-
комства и притом с людьми, у которых с вами нет ничего общего. Вчера ут-
ром вы утащили куда-то из пятого номера почтенного ксендза, вечером ов-
ладели каким-то подозрительным польским паном, третьего дня я видел вас
в обществе двух нетрезвых немецких дельцов, которым вы почему-то показы-
вали городскую ратушу, сегодня этот странный изобретатель радионита, а
завтра, может быть, какойнибудь перуанец или французский винодельческий
магнат. Какая-то человеческая энциклопедия! И самое удивительное, что со
всеми ними у вас с необычайной быстротой завязываются приятельские отно-
шения. Что это за необыкновенная способность? Финнед с удивлением пос-
мотрел на меня. - Что же тут необыкновенного? - Ну, хотя бы то, что вы
находите темы для разговоров со всеми этими вечно сменяющимися людьми.
- Я никогда не ищу темы, - ответил Финнед. - Мы говорим все об одном
и том же. Со мною все могут быть совершенно откровенны, так как я лишен
всяких предрассудков - английских, американских или ваших русских. Один
очень известный английский романист сказал мне: `Вы, Финнел, в моральном
смысле человек совершенно голый. Поэтому все так легко и свободно себя с
вами чувствуют`. Однако мне пора к Гулу! Не забудьте, в девять часов
приходите в кафе!
Любопытство мое было сильно задето, а вечером, несмотря на отврати-
тельную погоду, я пошел на площадь Гедимцнаса. Кафе, куда пригласил меня
Финнел, принадлежит к числу самых дорогих и роскошных во всем Вильнюсе.
Здесь не бывает той суетливой толкотни, как в заведениях подобного рода
на соседних бульварах. Войдя-в небольшую залу, устланную пушистым розо-
вым ковром, с позолоченной эстрадой для музыкантов, я сразу увидел круг-
лое, сияющее счастьем лицо Сталерюпаса, рядом с ним прямую фигуру Финне-
да и напротив высокого, слегка - согбенного человека лет пятидесяти. У
него были черные вьющиеся волосы, небольшой красивый лоб, резко очерчен-
ные, точно подведенные карандашом, брови. Выражение лица было насмешли-
вое и вместе с тем грустное. Финнел быстро поднялся мне навстречу и
громко представил Гулу. При имени профессора посетители кафе, сидевшие
за соседним столом, повернулись в нашу сторону и с любопытством посмот-
рели на ученого.
- Я давно собирался поехать в Советскую Россию, - сказал Гул после
того, как мы обменялись мнениями о качествах вина, заказанного с шумной
суетливостью Стадерюпасом. - Но есть некоторые осложнения, вы знаете о
них, и меня пугают ваши расстояния. Россия так огромна, что ее надо изу-
чать долгие годы. Странный, загадочный и еще несложившийся мир, вроде
тех материков и морей отдаленных геологических эпох, где силы природы
работали с удесятеренной энергией и производили все новые и новые формы
жизни.
Гул поднял свой стакан с вином, задумчиво глядя через него на яркий
свет лампы. У него, видимо, вообще была манера внезапно прерывать разго-
вор и о чем-то сосредоточенно думать, не обращая внимания на своих собе-
седников.
Потом ученый начал подробно расспрашивать меня о России, и видно бы-
ло, что все вопросы он задавал с какой-то затаенной целью, прикрываясь
лишь отвлеченным интересом, который у него возбуждала великая страна.
Сталерюпасу наш разговор, видно, очень не нравился. Он то и дело пытался
вернуться к лечебным свойствам радиоактивных элементов, но Гул отмахи-
вался от него, как от назойливой мухи. Мы просидели до закрытия кафе, и
я вместе с профессором вернулся в отель, а Финнел и клайпедский купец,
поддерживая друг друга, направились в сторону еврейского квартала и ис-
чезли среди прохожих.
Так началось мое знакомство с человеком, великое изобретение которо-
го, как я теперь наверное знаю, могло бы в несколько дней уничтожить все
силы фашистской Германии, накопленные ею в течение многих лет. Радионит
Гула действительно существовал, и скрытой в нем силе не могло противить-
ся никакое человеческое сооружение. Правильнее было бы сказать, ничто
материальное не могло уцелеть под действием этого адского разрушительно-
го пламени, которое превращало в первобытный хаос, в лучи, исчезающие за
пределами нашей планеты, все, что приходило с ним в соприкосновение. Как
будет видно ниже, пользуясь изобретением Гула, его джином разрушения,
заключенным в платиновые трубки, можно было уничтожить, стереть с лица
земли не только любой город, крепость или армию, но взорвать, распылить,
превратить в ничто любую горную цепь, будь то Кавказ или Гималаи.
Впоследствии я узнал, что, когда мы сидели в мирном кафе на площади
Гедиминаса, небольшая трубочка с радионитом лежала в кармане Гуда. Мне
становится смешно и страшно, когда я вспоминаю красное и добродушное ли-
цо пошляка Стадерюпаса, легкомысленного и развязного Финнела и между ни-
ми этого гения разрушения, который спокойно, маленькими глотками пил
портвейн и время от времени дотрагивался рукой до футляра, оклеенного
красной сафьяновой кожей, в котором лежало то ужасное, что могло в нес-
колько минут образовать в центре Вильнюса крутящийся огненный вихрь,
постепенно углубляющийся в землю, в котором, как в гигантском водоворо-
те, исчезли бы театры, дворцы, каменные громады домов, люди и самая поч-
ва...
На следующий день утром ко мне в комнату неожиданно вошел Гул. К мо-
ему удивлению, он задал мне несколько вопросов, касающихся моих занятий
на родине, спросил, долго ли я предполагаю оставаться в Литве, и, нако-
нец, сказал:
- Так как вас ничто не удерживает в Вильнюсе и, будучи писателем и
журналистом, вы хотели бы увидеть как можно больше, то я был бы очень
рад, если бы вы нашли возможность заглянуть ко мне в Тракай. Это прек-
расный, древний и очень интересный городок. Моя лаборатория помещается в
опустевшем монастыре, в нескольких километрах от центра Тракая. Места у
меня много, монахи не переставали строить свой каменный лабиринт в тече-
ние столетия, и я сам не знаю всех уголков и переходов этого бесконечно-
го сооружения. Со своей стороны, вы будете мне очень полезны, если помо-
жете выучиться русскому языку, на котором я свободно читаю, но мне те-
перь необходима практика.
- Ваше приглашение слишком неожиданно! И потом, я не могу так долго
оставаться в Тракае, чтобы вы могли извлечь серьезную пользу из моих
уроков.
- Я полагаю, что мне не хватает главным образом правильного произно-
шения, - ответил Гул, переходя на русский язык. - Как видите, я достиг
некоторых успехов!
- Разрешите мне спросить, чтобы облегчить задачу, с какой целью вы
изучаете русский язык?
Гул секунду помолчал и потом ответил: - Может быть, мне все-таки
придется поехать в Россию. После Литвы это единственная страна, которой
я могу предложить свой труд. - Как профессор химии? - Нет, как изобрета-
тель.
- Хорошо. Поскольку я собираюсь ехать в Бирштонас, то ваше предложе-
ние не нарушает моих планов. Через одну или две недели я могу быть в
Тракае, однако затрудняюсь сказать, сколько времени проживу в вашем мо-
настыре.
Гул был, видимо, очень доволен моим согласием. - Вы только приезжай-
те, а там мы сумеем вас удержать, - сказал он на прощанье. - Телеграфи-
руйте, я вышлю за вами автомобиль.
Он пожал мне руку и направился к дверям, но на пороге остановился и
сказал фразу, странного смысла которой я долго не мог понять:
- Какая бы ни была погода, вы поедете в открытом экипаже - непремен-
но в открытом! И, пожалуйста, в предместьях монастыря сидите так, чтобы
вас хорошо было видно всем, кто идет по обочинам дороги. С этими словами
он вышел из комнаты.
В Тракай я ехал в теплое, пасмурное апрельское утро. Иногда накрапы-
вал мелкий дождь, порывы ветра буйно и весело шумели в вершинах ив и то-
полей, но, несмотря на тучи и дождь, в этой части цветущей долины реки
Нярис уже чувствовалось широкое и свежее дыхание Балтийского моря. Мы
ехали в большом автомобиле с откинутым парусиновым верхом. Водитель -
угрюмый, плечистый малый по временам пристально и внимательно смотрел на
меня, держа руку в толстой кожаной перчатке на рулевом колесе. Еще перед
отъездом я сразу отметил в лице этого человека какую-то странную, непри-
ятную особенность, но не мог понять, в чем она заключается, пока один из
носильщиков, побрякивая полученными мелкими монетами, не крикнул шоферу:
- Ну, Гинтарас, протри хорошенько свой стеклянный глаз, чтобы не вы-
валить в Нярис багаж и пассажира! Гинтарас промолчал и плавно тронул ав-
томобиль с места. Через несколько минут, когда мы уже мчались по блестя-
щему от дождя шоссе, он повернулся ко мне и медленно, разделяя слова,
сказал:
- Стеклянные глаза тоже имеют свои преимущества!
Я не нашел что ответить на это странное замечание... На пути в Тра-
кай, древнее пристанище католичества, на каждом повороте видишь ка-
кую-нибудь средневековую башню с узкими, как щели, окнами, церковь или
часовню, украшенную изображениями святых и аллегорических чудовищ. Иног-
да этим каменным изваяниям не хватает места на стенах, и они, подобно
густо разросшимся вьющимся растениям, поднимаются над крышами, оплетают
колонны, заглядывают в цветные окна. Рядом с этими остатками исчезающего
мира вырос небольшой город, строения которого теснят и давят каменные
призраки отдаленного прошлого. Блеснуло озеро, и на широкой глади его я
увидел уродливые очертания нескольких разрушенных арок старинного моста,
построенного, по преданию, дьяволом. Я спросил Гинтараса об этой леген-
де.
- Не знаю! - ответил он. - В Тракае давно уже нет ни святых, ни чер-
тей. - Ловко обогнув ехавший нам навстречу огромный фургон, он добавил:
- Впрочем, одного я видел! - Кого?
- Полагаю, что это было то, о чем вы спрашиваете, - уклончиво отве-
тил водитель.
- Где же вы его видели? - спросил я, все более и более удивляясь
странным ответам и замечаниям моего спутника.
Но Гинтарас снова замолчал и молчал, пока мы не проехали мимо зеле-
ного острова, густо заросшего у берегов старыми ивами, ветви которых
наклонялись к самой воде. Когда мы миновали город, дождь усилился, и я
было хотел нарушить просьбу Гула и попросил водителя поднять парусиновый
верх машины, но Гинтарас отрицательно покачал годовой. Я раскрыл зонтик
и сидел среди своих намокших вещей, обозревая яркозеленые поля, убегав-
шие по обеим сторонам превосходного широкого шоссе. Впереди показалась
роща, и Гинтарас вдруг сбросил скорость. Это меня окончательно вывело из
терпения.
- Послушай, парень, мне совсем не нравится мокнуть под дождем! Слы-
шишь? - Благодарю вас, я слышу очень хорошо! - Что такое? - закричал я,
окончательно рассерженный этим глупым ответом. - Поезжай скорей! - Вы
куда хотите сегодня доехать?
- К профессору Гулу, конечно. Что за вопрос? - Ну так если вы не хо-
тите очутиться в другом месте, то мы должны ехать через лес самой малой
скоростью. - Ничего не понимаю.
- Если бы и понимали, то дождь донимал бы вас не меньше.
- Я буду жаловаться Гулу на ваше поведение. - Теперь, я думаю, он
вас хорошо видит, - пробурчал Гинтарас.
Я с недоумением посмотрел на зеленую стену кустарника и тополей,
омытых дождем, и вдруг увидел или, вернее, почувствовал, что за нами
кто-то внимательно наблюдает, прячась за группой отдельно растущих де-
ревьев. На мгновенье мне показалось, что между склоненными к земле вет-
вями, на которые в эту минуту упала полоса солнечного света, мелькнула
чья-то черная фигура.
Автомобиль прибавил скорость, и пришоссейные кусты слились в единый
темно-зеленый вал. Шофер, видимо, старался наверстать потерянное время,
и через десять минут мы влетели в раскрытые ворота, скрипевшие на зар-
жавленных петлях. Описав широкую дугу по заросшему травой пустырю, авто-
мобиль остановился перед боковыми дверями заброшенного монастыря.
При взгляде на это здание я пожалел, что принял приглашение Гула.
Глубокая печаль была в покрытых плесенью и мхом низких арках, уходивших
в землю, печаль немая и бледная смотрела в длинные ряды окон с выбитыми
стеклами. Молчание и мрак царили в этом гигантском каменном склепе. От-
дельные здания, соединенные крытыми галереями и колоннадами, постройки и
башни, круглые и четырехугольные, образовали хаотическое нагромождение
бездушного камня, лишенное красок, симметрии и стиля. Казалось, что все
эти сооружения, принадлежавшие разным векам и эпохам, сошлись на пологом
склоне холма, чтобы тоскливо закончить здесь свою долгую жизнь. Массив-
ная входная дверь, почерневшая от времени, в которую каким-то условным
стуком с короткими промежутками постучал Гинтарас, была украшена велико-
лепной художественной резьбой, изображавшей шествие химер. Над дверями,
в глубокой нише, освещенной появившимися после дождя лучами солнца, по-
мещалась мраморная группа, со страшной живостью воспроизводившая борьбу
человека с дьяволом. Художник представил беса в виде того ужасного отв-
ратительного существа, одного из сонма, созданного больным воображением
средневековых демономанов, который в древних хрониках и судебных актах
инквизиции носил имя Бельфегора. Бородавчатые лапы лягушки, отвисшее
брюхо и годовалого кабана с крепкими коническими бивнями. Борец-человек
был худой, изможденный бичеваниями, постом и молитвою. Он упал на одно
колено и последним страшным усилием отталкивает головой и руками мягкое
огромное тело дьявола. В углу, возле колонны, стоял едва намеченный рез-
цом, не отделившийся еще от камня ангел с весами в правой руке и ждал
исхода борьбы.
Дверь отворил сам Гул. Он был в серой рабочей блузе, подпоясанной
широким ременным поясом, и в войлочных туфлях. Проводив меня в соседнюю
пустую комнату, единственной мебелью которой служили две широкие скамьи,
он вернулся к автомобилю, и я услышал голос Гинтараса:
- Он ждал нас около поворота! - Ты рассмотрел его?
- Ну, это не так легко, особенно, когда смотришь одним глазом!
Они поговорили еще о чем-то шепотом. Потом Гинтарас внес мои вещи, и
профессор повел меня на второй этаж, в обитаемую часть бесконечного зда-
ния. Мы прошли длинную галерею, украшенную по стенам и углам паутиной,
которую пауки плели здесь в продолжение целых столетий, поднялись по уз-
кой каменной лестнице, и, когда Гул толкнул дверь, я вздохнул с облегче-
нием. Мы очутились в комнатах, очищенных от пыли и обставленных удобной
мебелью. Здесь были мягкие кожаные кресла, столы, заваленные рукописями
и книгами, библиотечные шкафы, и в темных закоулках, к которым монахи
питали какую-то страсть, горели электрические дампы. Эти три комнаты Гу-
ла были радостным и светлым оазисом среди унылых, гулких хором, где се-
рая пыль, покрывая своды и массивные скамьи, на каждой из которых могли
бы усесться около двух десятков человек, лежала на гигантских столах,
построенных из корабельного леса, и при каждом дуновении ветра поднима-
лась с каменного пола.
- Переоденьтесь в сухое платье, - сказал Гул, - и пойдемте обедать.
Я вас познакомлю со своими сотрудниками.
Обед был накрыт в старой монастырской столовой рядом с кухней. Поме-
щение это было велико: в нем вокруг стола можно было бы проехать на ав-
томашине. На одной из стен над высоким резным креслом, вероятно, для
настоятеля, висело мраморное распятие, на другой - полуистлевшие краски
позволяли различить смутные очертания библейской картины, напротив висел
разорванный холст с изображением какого-то старика в черной мантии. Его
коричневое лицо почти совершенно слилось с темным фоном портрета, но
глаза, живые и лукавые, прекрасно сохранились и были так удивительно на-
писаны, что, где бы вы ни сидели, они всюду наблюдали за вами, смотря из
черной застывшей глубины. Когда мы вошли в столовую, там находились уже
двое. Они шумно и горячо спорили, и голоса их гулко отдавались во всех
уголках. Собственно, кричал один из них, плотный приземистый мужчина лет
сорока по имени Карл Варт. У него была большая голова с густой гривой
черных волос, к которым, по-видимому, давно не прикасалась расческа или
щетка, бледное лицо с широким четырехугольным лбом и выдавшейся вперед
нижней челюстью; густая спутанная борода закрывала грудь и в нескольких
местах была опалена, видно, взрывами тех опасных веществ, с которыми
постоянно возился этот человек. Одет он был чрезвычайно небрежно и не-
ряшливо. Черный расстегнутый жилет покрывали желтые и бурые пятна, из
разорванного кармана пиджака висел грязный платок, а широкие порыжевшие
брюки были подвязаны у пояса ремнем, оборванные концы которого спуска-
лись до колен. Во время разговора он имел привычку беспрерывно теребить
бороду своей худой рукой с необыкновенно гибкими, подвижными пальцами.
Другой сотрудник Гула произвел на меня несравненно лучшее впечатление. У
него были прекрасные лучистые серые глаза, которые невольно останавлива-
ли внимание того, кто встречал этого человека. Добрая, застенчивая улыб-
ка придавала его некрасивому лицу чрезвычайно привлекательное выражение,
а тихий голос и робкие манеры заставляли полагать, что Эдуардас Кацсукас
воспитан женщинами или вырос в одиночестве, без друзей и товарищей.
Когда мы уселись за стол, Варт продолжал начатый спор, обращаясь то
ко мне, то к Гулу, при этом он стучал ножом по тарелке, с грохотом отод-
вигал скамью, уронил на пол стакан и производил один столько шуму,
сколько не могли наделать все монахи святой обители, обедавшие когда-то
в этой комнате. - Я знаю, черт побери, на что мне нужен радионит или
другое такое же вещество! Твердо и отчетливо знаю, иначе зачем бы я ух-
лопал два десятка лучших моих лет на возню с рентгеноустановками и воню-
чими газами, ретортами и колбами! Вы думаете, это легко? - набросился он
на меня. - Пока вы разгуливаете по лужкам и забавляетесь с молочницами,
люди, подобные мне, сидят в каменных клетках с тиграми? Хуже! Тут одно
неосторожное движение, пять лишних градусов температуры, ничтожная раз-
ница в силе тока - и от вас не останется ничего, что можно было бы соб-
рать и без большого скандала предъявить для похорон. У Капсукаса взрывом
искалечило ноги. Я весь обожжен. Вот, смотрите! - он засучил рукав и по-
казал зарубцевавшуюся рану выше локтя. - Такие следы у меня на шее, на
ногах и груди. Часто, входя в лабораторию при начале новых опытов, я не
знаю, выйду ли из нее живым. Где, я вас спрашиваю, Микалоис, славный,
веселый малый? Я не знал, где был этот Микалоис. - Он отравился ядовиты-
ми газами. Где Вольдемар? Погиб при взрыве в лаборатории. Вилли? Сгорел.
А-а... Вы думаете, это так же легко и просто, как болтаться по театрам и
ресторанам. Попробуйте! Держу пари на сто долларов, что, если я вас пущу
в мою лабораторию, то через пять минут мы все взлетим выше Эльбруса, и
за нами отправится это дряхлое аббатство. Попробуйте, милости просим!
Вот ключ!
- Послушайте, Варт! - вмешался Гул, улыбаясь. - Наш гость совсем не
желает производить такие опыты. - Ну так пусть он не говорит о том, чего
не знает! Вошел Гинтарас с большим блюдом, на котором лежали куски жаре-
ного мяса и пучки зелени. За ним показался еще один сотрудник Гуда: вы-
сокий, стройный, с уверенными и твердыми движениями. На голове у него
была белая повязка, закрывавшая лоб и правое ухо.
- Капитан Циранкевич! - сказал Гуд, знакомя нас. - Он немного пост-
радал при последнем испытании радионита.
- Рана почти зажила, - ответил Циранкевич, - но я все еще плохо слы-
шу, и поэтому вы меня извините, если я попрошу говорить со мной громче,
чем с другими.
- Мы по очереди дежурили на кухне, - объяснил Гул, когда мы приня-
лись за еду, - так как прислуга наша состоит лишь из Гинтараса, вам поэ-
тому придется извинить нас за качество пищи. Впрочем, Циранкевич хороший
повар, а вот Варт!.. Он воображает себя на кухне в химической лаборато-
рии и производит опыты с мясом, дичью и зеленью, стараясь, должно быть,
приготовить новое уничтожающее вещество.
Все засмеялись, за исключением самого Варта, который никогда не сме-
ялся.
- Зато, благодаря таким моим опытам, - пояснил он, - вы можете пох-
валиться, что ели деликатесы, которых не пробовал ни один король, ни
один разжиревший купец.
- Я думаю, - вставил Капсукас. - Кухня с начала веков находится в
руках самых невежественных людей. Когда в нее заглянут изобретатели и
таланты, тогда только мы съедим первый хороший обед.
- Или совсем не будем обедать, - возразил Циранкевич.
- Вы-то уж, капитан, помолчали бы! Не спорю, вы прекрасный фи-
зик-экспериментатор, но на кухне вас заедает рутина. Мой протертый кро-
лик, сваренный с медом...
- Есть вещи, о которых лучше не вспоминать, - сказал Гул.
- Прекрасно, но ведь хвалили же вы, черт побери, телятину, которую я
сначала заморозил жидким кислородом, а потом истолок в ступе. Впрочем,
если вы недовольны моими стараниями, то я торжественно, раз навсегда...
- Перестаньте, Варт! Мы все благодарим вас за... не знаю, право, как
назвать эти великолепные кушанья, но не лучше ли придерживаться на кухне
старого порядка?
- Это мы еще посмотрим, - угрожающе пробурчал Варт, жадно обгладывая
кость крепкими белыми зубами.
Я хотел вернуться к началу разговора и узнать, с какой целью Варт
работает над изобретением новых уничтожающих веществ, но обед кончился,
и Гул сказал, что я до вечера останусь один, так как в лаборатории много
работы.
- Осмотрите пока здание, - посоветовал ученый. - Оно совершенно пус-
тое, но на всякий случайно заходите в темные и отдаленные закоулки.
Все они вместе направились к выходу - впереди Гул, за ним сильно
хромавший Капсукас, потом обожженный Варт и сзади Циранкевич с высоко
поднятой забинтованной головой.
Я наудачу отворил одну из массивных дверей и очутился в широком ко-
ридоре со сводчатым низким потолком. Пройдя его, я попал в часовню, в
которой царил жуткий полумрак: на каменных плитах пола и решетки, спле-
тенной из железных линий и виноградных листьев, лежали яркие красные и
фиолетовые пятна солнечного света, проникавшего сюда через круглое окно
с цветными стеклами. Через маленькую боковую дверь я попал в узкий тем-
ный тоннель, в конце которого брезжил чуть заметный свет. В десяти шагах
от часовни в глубокой нише можно было различить ступени винтовой лестни-
цы, уходившей куда-то вверх. Меня начал охватывать смутный страх, но
вместе с тем росло и жуткое любопытство, заставлявшее исследовать все
углы и переходы этого каменного лабиринта. Поднявшись по лестнице, я по-
пал в квадратную башню, служившую, должно быть, тюрьмой, так как узкое
окно было заделано густой железной решеткой, а на стене уцелело ржавое
кольцо с короткой метровой цепью. Спустившись обратно и дойдя до конца
тоннеля, я, к своему удивлению, увидел Гинтараса, который стоял среди
большого помещения, и, наклонившись к пыльному полу, внимательно расс-
матривал одну из каменных плит. - Что вы здесь делаете? - спросил я.
Гинтарас вздрогнул и выпрямился. - Что делаю? А вот посмотрите сюда! Ви-
дите? След чьей-то ноги.
- Прекрасно вижу, но что же тут необыкновенного? - Если есть след,
значит, был человек, - ответил Гинтарас с таким выражением, как будто
сомневался в справедливости своего вывода. - Конечно! - Но куда же он
девался?
- Если его нет здесь, вероятно, ушел, - ответил я улыбаясь.
- Да, действительно! Хотя он, может быть, все еще здесь, рядом с на-
ми. Я невольно оглянулся.
- Но его не так-то легко увидеть: я ищу его целый месяц и еще ни ра-
зу не встречал.
- Да ведь этот след мог оставить Гул или кто-нибудь из его помощни-
ков.
- Посмотрите хорошенько, ведь это отпечаток босой ноги.
Тут я только заметил, что на слое серой пыли остались следы пальцев.
Это обстоятельство заставило меня внезапно вздрогнуть.
- Теперь вы поймете, в чем дело, - продолжал Гинтарас, заметив мое
волнение и тот интерес, с которым я вновь принялся рассматривать отпеча-
ток большой грубой ноги. - Тут творится какая-то чертовщина. Этот босой
человек или дьявол расхаживал повсюду, я находил его следы на третьем
этаже и в подвалах, но еще ни разу не видел его самого и полагаю, что
никто его не увидит.
Мы невольно говорили шепотом, так как в этой части здания эхо повто-
ряло каждое слово, и глухие голоса камней производили до крайности неп-
риятное впечатление. У меня очень тонкий слух, и в тот момент, когда
Гинтарас замолчал, я услышал осторожные мягкие шаги в той самой галерее,
которую только что прошел.
- Он там! - сказал я поднимая руку и чувствуя, как мгновенно замерло
сердце.
- Скорей! - закричали разом я, Гинтарас и звучные стены.
Стуча ботинками по истертым плитам, мы бросились ко входу в тоннель
и мгновенно пробежали его, но всюду было пусто и тихо, только на башне
над нашей головой скрипел и стонал заржавленный флюгер.
Когда я вернулся в уютную комнату Гула и уселся в мягкое удобное
кресло, вся эта история начала постепенно утрачивать свои жуткие очерта-
ния, и мое поведение мне самому стало казаться смешным и нелепым. Испу-
гаться следа чьей-то босой ноги! Как будто в монастырь не мог зайти ка-
кой-нибудь крестьянин или пастух, пожелавший укрыться от дождя или ос-
мотреть заброшенное здание, в которое можно проникнуть через десятки
входов и разбитые окна. Я и Гинтарас так кричали что непременно должны
были напугать этого бедняка, который, вероятно, без оглядки бежит теперь
под продувным дождем. Может быть, я увидел бы его в окно, если бы гори-
зонт не закрывали большие деревья, росшие вокруг овального пруда с тем-
но-зеленой водой. Этот угол запущенного и заброшенного парка под окнами
Гула производил такое же мрачное, тоскливое впечатление, как и само зда-
ние. Вода застыла, умерла, и казалось, никакая буря не могла всколыхнуть
гладкую поверхность искусственного озера, среди которого чернели две на-
половину затонувшие лодки. В деревьях не чувствовалось жизни, не видно
было веселого, радостного трепетания листьев и ветвей, слившихся в одну
бесформенную тяжелую массу. На месте Гула я предпочел бы наглухо закрыть
эти окна и целый день пользоваться электрическим светом, лишь бы не ви-
деть угнетающей картины тления и разрушения. Вечер я провел в одиночест-
ве, скучая над каким-то ученым трактатом о радиоактивных веществах. К
ужину мы все снова собрались в монастырской столовой. Свет лампы, спус-
кавшейся с потолка, падал на угол стола и на небольшую часть каменного
пола - все остальное пространство оставалось во мраке: там шла своя
жизнь, странная, чуждая и непонятная для нас.
Мои новые знакомые завели сначала ученый спор об источниках атомной
энергии, в котором я ничего не понимал.
Но потом разговор перешел на более интересную для меня тему.
- Такая дождливая и темная ночь, как сегодня, очень удобна для этого
проклятого Икса, - сказал Варт, оглядываясь в ту сторону, где смутно
виднелся ряд глубоких оконных ниш. - Вы осмотрели двери, Циранкевич?
Капитан молча кивнул головой. - Кто этот Икс? - спросил я. Варт по-
жал плечами.
- Об этом я знаю не больше вашего, за исключением того, что встреча
с этим человеком может иметь очень скверные последствия для него и для
меня. Я вопросительно посмотрел на Гула. - Видите ли, - сказал профес-
сор, - с некоторого времени наша лаборатория и заключенные в ней матери-
алы представляют такую ценность, как если бы здесь хранилось все золото
швейцарского банка. Радионит и, главное, искусство его приготовления в
переводе на деньги означают миллиарды долларов. Собственно, нет, не мо-
жет быть такой суммы, в какую возможно было бы оценить мое изобретение.
- Наше изобретение! - поправил Варт. Я с трудом скрыл недоверчивую улыб-
ку при взгляде на грязную скатерть, серые дешевые тарелки и блюдо с от-
битым краем, которое стояло перед этими сказочными богачами.
- Не знаю, каким путем, - продолжал Гул, - комуто, несмотря на всю
нашу осторожность, удалось довольно точно ознакомиться со свойствами ра-
дионита. Месяца за два до вашего приезда, почти в тот самый день, когда
производились первые опыты с радионитом, мы получили письмо...
- И довольно странным способом! - прервал Капсукас профессора. - Мы
нашли конверт на этом столе, на том месте, где стоит ваш прибор.
- Вот это письмо, - сказал Циранкевич, протягивая мне вчетверо сло-
женный лист бумаги.
Развернув его, я увидел несколько строк, написанных твердым, разма-
шистым почерком:
`Профессор Гул и его друзья извещаются, что они должны не позднее
конца марта составить подробное описание приготовления радионита и поло-
жить рукопись сзади алтаря, в круглой часовне. В противном случае все
они будут приговорены к смерти, и ни один из них не покинет этого монас-
тыря`.
Вместо подписи стояла большая буква Х. - Подобные же письма мы полу-
чали еще два раза, - продолжал Гул. - По некоторым причинам я считаю де-
ло очень серьезным, и поэтому просил вас ехать в открытом автомобиле,
чтобы вы не подвергались той опасности, которая угрожает только мне и
моим товарищам.
Я хотел возразить профессору, что он, может быть, преувеличивает
размеры опасности, но промолчал, вспомнив мелькнувшую между деревьями
около дороги черную фигуру.
- Желал бы я встреться с этим негодяем, - задумчиво сказал Циранке-
вич.
- Ваше желание легко исполнить, - насмешливо ответил Варт, ловко
бросая хлебный шарик в портрет старого монаха, который своими живучими
глазами смотрел на нашу компанию из глубины рамы. - Пройдите сейчас по
всем галереям, и, наверное, вы гденибудь наткнетесь на почтенного Икса.
- И получу из-за угла пулю, как это случилось с Капсукасом.
- Как, дело дошло уже до этого? - спросил я. - Да, это произошло три
дня назад, - сказал Капсукас. - У меня была привычка ходить вечером по
одному из бесчисленных коридоров, обдумывая сложные и запутанные вопро-
сы, на которые я наталкивался во время работы в лаборатории. Проходя ми-
мо какого-то отверстия в стене, я вдруг услышал сзади слабый шорох,
быстро обернулся, и это невольное движение спасло мне жизнь, так как пу-
ля ударилась на вершок выше моей головы.
- Отчего вы не обратились в полицию? - спросил я у Гула. Профессор
улыбнулся.
- Во-первых, что же может сделать полиция с этим никому неведомым
Иксом? А во-вторых, полицейские чиновники слишком любопытны, и я поэтому
не хотел бы пускать их дальше порога.
- Я, например, не имею ни малейшего желания встречаться с жандармами
и судебными следователями! - воскликнул Варт. - Но они были бы очень ра-
ды увидеть меня здесь! А как вы думаете? - спросил он, обращаясь к Гулу:
- Слушайте! - остановил нас Капсукас, поднимаясь со своего места и
вытягивая руку по направлению к боковой двери.
Мы замолчали, и в наступившей тишине отчетливо и ясно зазвучало жа-
лобное и невыразимо тоскливое пение.
- Что за чертовщина! - проговорил Варт, напряженно прислушиваясь.
- Тише! - шепотом остановил его Капсукас, побледнев от волнения. -
Это культовая служба.
- Или ветер, - нерешительно заметил Гул. - Все это здание с десятка-
ми коридоров и множеством расщелин напоминает огромный каменный орган, в
котором рождаются самые странные звуки.
- Но только не слова - латинской молитвы, - возразил Капсукас. - Вот ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 128209
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0
|
