ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Александр БОРЯНСКИЙ

ГНЕЙ ГИЛДЕНХОМ АРТУР ГРИН

Сердце человека обдумывает свой путь,
но Господь управляет шествием его.
Притчи: 16, 9

Оглянись!
Это драка без права на отдых.
Виктор Цой

Цвет и смысл возвращались в мир одновременно.
Люди просыпались.
Еще одна ночь полной луны отступила. Еще одна ночь полной луны была
позади.
Просыпались коричневые горы и голубые степи, зеленые леса и
красно-бурые болота.
Черные пашни под белым снегом.
Желтая глина и синее море.
Новый год наступил для всех. Его встречали и ему радовались в замках
и в дороге, в столичных дворцах и на пограничных заставах.
Для горного народа, живущего в стороне от всех гордо и независимо,
это был 13163-й год от сотворения гор.
Для удачливых морских торговцев, влюбленных в звонкую монету всех
цветов и оттенков, но не брезгующих и тяжелым мечом с кольчугой, - 311-й
от основания Лунной Заводи.
Для лесных жителей, которых природа защитила от натиска конных
степняков зеленым заслоном, - 11702-й год существования леса.
Черные рыцари встречали 289-й год до конца света.
Народ, наделенный выдающейся физической силой - 961-й со дня рождения
основателя мира.
А кочевники, стоявшие огромным табором на границе богатого
королевства, просто славили новый день, дающий возможность совершить набег
и отнять то, что не удалось отнять вчера и позавчера.
Солнце не торопилось. Уверенное в себе, оно выкатывалось медленно,
словно желая лишний раз предупредить всех, живущих в этом мире: `Итак, я
начинаю!`
В захолустном замке на окраине большой страны проснулся молодой воин.
Он сел на кровати и первым делом взглянул на покоящийся в углу меч.
Далеко на севере, в краю мертвых скал открыла глаза закутанная в меха
женщина.
Далеко на западе, в прекрасных покоях очнулся Король. Он сразу
вспомнил: накануне казначей докладывал, что казна опустела ровно на
четверть.
И новый день начался.
Новый год вступил в силу.
Новый оборот событий, призванный завязать стремления богов в единый
узел, принял необратимый характер.

СОСТОЯНИЕ ПЕРВОЕ. НА СВОЕМ МЕСТЕ

Говорят, нигде больше утро не начинается для селентинца так рано, как
в Златограде. Во-первых, Златоград находится в центре земли и солнце
приходит сначала сюда, а затем уже в Арету, Аристон, Лунную Заводь. Но
географическое положение не единственная причина. В любом другом городе
страны просто не принято браться за дела и даже вставать на ноги раньше
полудня. Вся Королевская Республика во главе со столицей ежедневно крепко
спит до двенадцати и иначе не умеет. Лишь караульные на башнях не дремлют
и дозорные отряды на границах не прекращают активной разведки. Хотя не
исключено, что там, на исконном западе, дозорные отряды тоже предпочитают
выполнять долг при свете Луны, а рассвет встречать с закрытыми глазами. Да
и кого теперь бояться там, на исконном западе?
Мы в Златограде просыпаемся вместе с солнцем. Это осталось нам от
альфов.
Вот и сегодня, проснувшись, я услыхал, как гонг на главной башне
выдержал восемь ударов. Гонг по утрам служит напоминанием: ты в провинции.
Да, я живу в провинции, я провинциал и привык вставать всегда в одно и то
же время - в восемь часов. Даже после празднования Нового года я не могу
заставить себя проснуться в двенадцать. Я не могу почувствовать себя
столичным аристократом и даже жителем полуострова почувствовать себя не
могу, потому что я родился в Златограде, защищаю Златоград своим
присутствием и, если все будет продолжаться в том же духе, вряд ли
когда-нибудь смогу Златоград покинуть.
Я сел на кровати.
Не валяться же еще четыре часа, это не поможет.
В мое окно пыталось заглянуть солнце. Ему мешали плотные темно-синие
шторы.
Новый год, сколько я помню, всегда оказывал на меня особое
воздействие. Первый день очищает сознание и помогает посмотреть на все с
другой стороны. Ощущения от прикосновений к предметам, от всего-всего
становятся отчетливей, а некоторые вполне обычные мелочи доставляют такое
неожиданное удовольствие, словно встречаешься с ними впервые.
Солнечный луч, проникнув между шторами, упал на лезвие меча, стоящего
на специальной подставке в углу, и, отразившись, прыгнул мне в глаза.
Я встал. Не одеваясь, взял меч в руки. Родная тяжесть! Знак моей
судьбы! Повинуясь внезапному желанию, без одежды, без единой вещи на теле
я выскочил в зал. Зеркало, купленное перед прошлым Новым годом, отразило
сильное, готовое к бою тело. Только оружие - и человек. Я выполнил
несколько разворотов. Мне стало невероятно хорошо от собственного вида.
Подняв меч острием вверх, я подошел вплотную к зеркалу. Меч в моих руках
соприкоснулся с тем, отраженным. Я прижался губами к железу, а потом к
стеклянной поверхности.
Наверное, завтра такое и в голову не придет.
`Пора`, - сказал я себе и вернулся, чтобы одеться.
Но сначала опустил меч на подставку, раздвинул шторы в своей комнатке
и взглянул на утренний город.
А все-таки я рыцарь! Все-таки рыцарь!..

Златоград, он же Позолоченный Дом (официальное название), он же
Гилденхом (древнее родовое название) вошел в Королевскую Морскую
Республику Селентина в 203 году. Прежде им владели альфы.
Около 200-го года Селентина попыталась протянуть руку помощи лесным
жителям, теснимым желтыми варварами. Однако горделивая закрытость альфов
не позволила им даже в такой ситуации пойти на союз с давними соседями и
соперниками: альфы сами начали войну на два фронта, и когда их земли
превратились в арену для битв Селентины с варварством, они бросили свой
лес и ушли на юг, где основали новую столицу. Впрочем, и вокруг нее скоро
закипели страсти: исторический штурм города, во время которого погибли две
армии штормхеймских варваров, истощил защитников, но не принес успеха
нападавшим, - именно тогда в последний альфийский город с севера
триумфально вошли селентинские рыцари, а весь золотой запас из опасного
места перекочевал в Лунную Заводь. Именно тогда Казначей Марк Селентин
Александр получил славное имя Грингольд Альф Счастливый, а Королевская
Республика сумела излечить экономику и начать свое знаменитое восхождение
к триумфу Собирательницы Земель.
С уходом альфов перешел к Селентине и Златоград, самый восточный
пункт альфийской страны. Для альфов город был важен - он давал им выход к
морю. Для Королевской Республики он стал одним из многих причалов на
расстоянии шести часов пути от замка с деревянными стенами. Конечно,
центральное положение на пересечении всех дорог стоило того, чтобы
переделать Позолоченный Дом так, как за пятьдесят лет до того был
переделан Верхний Путь. Но к 203 году центральным положение Златограда
оставалось уже чисто номинально - восток за проливом лежал в руинах, там
просто не было населения. Страшные северные хнумы истребили всадников
Солнца, но сами побежденные многолетней войной ушли с сожженной земли
обратно на север. Плыть через Златоград оказалось некуда и незачем. Центр
мира переместился на запад, центр войны - на юг. Златоград не был нужен ни
врагам, ни согражданам. С той стороны пролива покоились разрушенные города
легендарных солнечных наездников - Флеймарк, Мустангрим... Комиссия
военного ведомства признала те места стратегически безопасными. Комиссия
казначейства признала их восстановление экономически невыгодным и почти
невозможным. Восточным пределом Селентины стал Златоград, деревянный замок
с минимальным отрядом для защиты.
Все это я знаю из уроков истории, которые давал мне лет пять назад
тот же бригадир-комендант Луций, который сегодня в качестве комиссара
казначейства выплатит мне жалованье, а завтра в качестве комиссара
военного ведомства проверит состояние вооружения. Такой уж у нас город,
что и бригадир отряда тяжелой пехоты, и комендант крепости, и комиссар
казначейства, и военный комиссар - одно и то же лицо.
И еще Луций, выплачивая жалованье, обязательно добавит каждому рыцарю
что-нибудь от себя. Например, пару золотых.
В Златограде жалованье тяжелого дефендера раза в два меньше, чем в
Лунной Заводи, и Луций стремится хоть как-то компенсировать разницу. Он-то
получает сразу за четверых, и пусть его комиссарский доход не в два, а в
четыре-пять раз уступает доходу комиссара где-то на полуострове, -
все-таки его деньги не чета нашим. Но даже если бы Луций однажды вышел и
сказал: `Воины! Купцы разорились, пошлин нет, а золото из столицы не
прибыло`, - тяжелые пехотинцы все равно продолжали бы выполнять свою
работу. Я могу отвечать за каждого, потому что нас здесь всего семь (не
считая самого бригадира) и мы неизменно проводим время вместе, составляя
особую касту среди не слишком разнообразного златоградского населения.
Луций называется комендантом крепости, однако каменных строений у нас
всего-то одна башня из четырех, да еще первый этаж в его собственном доме.
Когда в крепости сидели альфы, деревянные стены не боялись огня и удивляли
своей прочностью. С уходом альфов дерево стало гнить: восточную стену
заменить пришлось вообще целиком. Материала в соседнем лесу сколько
угодно, и хотя сорт древесины тот же, без альфов она не проявляет и
половины своих качеств.
Наш дом - единственная каменная башня. В ней семь комнат (по одной на
каждого), зал для общих собраний, запасные помещения, под самой крышей -
маленькая комнатка для размышлений. Все окна смотрят в город. С другой
стороны - коридор с рядом бойниц и защищенные выходы на стены. Места
много: что-что, а башня возводилась по всем правилам строительного
искусства Селентины. Правда, как гласит предание, военный комиссар,
побывавший в Златограде двенадцать лет тому назад, осмотрев нашу башню,
заявил: `Да, похоже, слава Билда Защитника сюда не добрела.` Он абсолютно
прав: Билд Защитник, как и прочие селентинские знаменитости, никогда не
был в Златограде.
Мы, рыцари-пехотинцы, живем вместе, но по утрам предпочитаем
встречаться где-то в городе. Например, возле таверны. Или у дома бригадира
Луция. Для нас Луций прежде всего бригадир, а потом уже комендант и дважды
комиссар.
Хотя как раз сегодня он, пожалуй, прежде всего комиссар казначейства,
потому что в полдень отряд тяжелой пехоты получает от казны шестнадцать
синих и шестнадцать зеленых золотых долевого содержания. По четыре монеты
на каждого. Луций ведь тоже тяжелый дефендер. И чаще всего Луций-казначей
раздает другим именно содержание Луция-рыцаря.
Поверх зеленой майки я одел кольчугу. Остальное тяжелое вооружение
сегодня ни к чему, но меч и кольчуга необходимы: они - отличительный знак,
и златоградцы должны видеть, за что нам семерым платят деньги.
Сбежав по каменным ступеням (моя комната в третьем ярусе башни), я
оказался на улице. Пять минут неспешной ходьбы до центра, где в окружении
гранатовых деревьев красуется дом Луция. Зимой в майке не холодно - в
таком месте живем. Говорят, лет десять назад климат по всей земле очень
изменился. Но мы этого не заметили. С запада задули какие-то новые ветра,
на юге землетрясение раскололо пополам непроходимую пустыню. Луций,
прослышав об `эпохе катастроф` от столичного вестника, прибывшего за
налогом, внес изменения в курс географии и собственноручно нарисовал
громадное озеро на месте запредельных южных песков. Согласно новому курсу,
в нашем географическом центре мира как было однообразно жарко, так и
осталось.
Вообще-то в центре мира живет наш бригадир, потому что, если верить
картам, Златоград - самый-самый центр, а дом коменданта сразу строился
так, чтобы от него до каждой из четырех башен было одинаковое расстояние.
И там, в самом-самом центре изведанного человеком пространства я сейчас
получу четыре золотых.
Гай, Марк, Юл, Квинт и Анк стояли перед входом. Седьмой, Тавр,
дежурил в дозоре на пристани. Из-за упражнений перед зеркалом я пришел
последним.
Дверь открылась. На пороге показался садовник коменданта.
- Рыцари! - сказал садовник, который почему-то уверен, что он
единственный на весь Златоград хранитель традиций ушедших альфов. -
Рыцари! Надо подождать!
И принялся за гранатовые деревья.
- Хорошо, - сказал Гай, потом Марк, потом Юл, потом Квинт, потом Анк,
потом я.
И каждый подумал: `Еще считает`.
И каждый решил: `Ладно, придем как положено, к двенадцати`.
Мы отправились в таверну.
Из курса военной теории для тяжелых пехотинцев я знаю, что так
устроены все селентинские (да и не только селентинские) города: четыре
башни по углам, дом коменданта на пересечении линий между ними,
государственный флаг на главной башне. Но некое чутье мне подсказывает,
что только в нашем городе всего одна таверна, только у нас она именуется
так официально - `Позолоченный Дом`, и только Фавст Эдуард, ее хозяин с
момента основания, мог выдумать повесить над входом точно такое же
перечеркнутое золотой молнией синее полотно, как то, что развевается над
всем городом, обозначая его принадлежность к Республике Селентина.
Мы вошли.
Фавст Эдуард еще спал. Он произвелся на свет в Аристоне, а у нас
открыл дело, и хотя случилось это давным-давно, привычка жителя метрополии
просыпаться на четыре часа позже любого златоградца оставалась с ним до
сих пор. Нас встретил главный повар, он же - предполагаемый преемник
Фавста Эдуарда в случае желания последнего уехать из Златограда. Желание
Фавста Эдуарда уехать постоянно и непреходяще, однако год за годом, вот
уже на протяжении многих лет, он откладывает его исполнение до следующего
полнолуния.
Мы заказали по пицце с грибами и один яблочный пирог на всех.
Все-таки что бы каждый из нас ни думал, а рыцарское жалованье дает
возможность неплохо жить в Златограде. Дважды в день мы ходим в таверну,
где чисто и где вкусно готовят. Я могу наблюдать закат, когда наступает
очередь дежурства на пристани. Когда на стенах и на берегу в дозоре кто-то
другой, можно уходить в лес и бродить там, представляя, как жили в нем
древние альфы еще до основания Лунной Заводи. И, конечно, боевое
искусство, - ведь мы совершенствуемся под руководством Луция, семь раз в
десять дней обязательно. Но тут уже жалованье не при чем. А вот если Луций
выдаст сегодня, допустим, два золотых, то, прибавив сохраненный синий
золотой, я смогу завтра же купить в лавке столичное новшество: изящный,
расписанный драконами чайник из тонкого-тонкого стекла, и такие же чашки -
целый набор, и пить по вечерам чай с Гаем и Квинтом не из обычных кружек,
а по-настоящему.
Пиццу принесли. Мы стали есть.
Но все-таки чтобы побывать в Лунной Заводи или хотя бы в Аристоне,
рыцарского жалованья даже за целый год, даже за два года не хватит. Если
вздумать туда отправиться по собственной прихоти, а не по приказу. Когда
по приказу - платит казна. Но приказа такого никто не даст, и не потому
что мы плохие бойцы и не нужны Королю, а потому что мы нужны ему именно
здесь. Мы специализированы для защиты, мы созданы, чтобы готовиться к
драке, ожидать драки - и драться ради далекой Лунной Заводи, которую никто
из нас скорей всего так никогда и не увидит.
Вчера перед сном, после праздничного ужина меня вдруг сковало
страшное напряжение - по отношению к востоку. Я вышел на стену и долго
всматривался в темноту. Мы должны ждать, мы обязаны ждать нападения с
востока или с севера, хотя комиссия установила и все знают, что на востоке
развалины и никого нет. Но на западе и на юге мир, война оттуда больше не
придет.
- Вкусная пицца! - сказал Анк.
Да, пицца действительно была замечательная. И я обязательно куплю
завтра расписанный драконами чайник. И когда-нибудь отдам жизнь за
Позолоченный Дом, за свой замок. А лучше сохраню и себя, и крепость. Но
даже если я еще двести, триста лет простою на стене, вглядываясь во мрак,
меня не покинет исконно селентинская тоска по кораблю, увозящему увы
кого-то другого в неведомый славный край...
По золотой молнии, пронзающей синий простор.

Вечером я ложился спать, предвкушая завтрашний день.
Луций выдал всего один золотой. Вместо двух - всего один. Но - белый!
Таких монет в Златограде, по-моему, еще не было. Белый золотой! А это
значит, что завтра, в одиннадцать утра, перед воинскими занятиями я не
спеша зайду в лавку, которая уже, конечно, будет открыта, и положу на
прилавок кругляшок белого золота. А получив товар, унесу с собой
сохраненный синий золотой и, не исключено, даже какую-то сдачу.
Вообще если не увлекаться охлажденным шоколадом, то периодически
можно приобретать в лавке что-то стоящее. Но воину и не пристало
увлекаться холодным шоколадом. Летом я купил свиток лучших изречений
Селентина Александра, составленный в 25-м и последний раз изданный в 300-м
году в столице. Там так и написано:

Шальной стрелою замка не удержишь.
Воин! Согрей шоколад над огнем.

Зато чай - изысканный напиток, многие его не понимают, да многим он и
не по карману. Недаром чайный набор ждет меня в лавке чуть ли не с
прошлого полнолуния. Где-то раз в две доли я заходил им просто
полюбоваться, но у меня никак не случалось ни трех синих, ни трех зеленых,
ни одного белого золотого... Белый золотой - новое слово в истории
Селентины!
С такими благостными мыслями я и уснул.

- Гней! - громко позвал кто-то в самое ухо.
Я открыл глаза.
Передо мной стоял Квинт в полном боевом облачении. Квинт, который
ночью должен был дежурить на стене.
Я вскочил и схватился за меч. Отдернул шторы. Едва светало.
В зале уже звенели латы, щиты и мечи.
- Пошли! - сказал Квинт. - Бригадир зовет.
Я опустил оружие на подставку, расслабил мышцы - и понял, что
проснулся.
Спустя пять минут семь тяжелых пехотинцев построились на площадке для
тренировочных занятий. Как всегда, по росту: Гай, Марк, Юл - передо мной,
Тавр, Квинт, Анк - после меня. Тяжелые ботинки, поножи, кольчуга,
дополнительные латы, шлем с забралом и, конечно, щит - тело полностью
защищено от прикосновения чужого железа. Простой ополченец, не рыцарь,
даже не смог бы носить привычный для нас почти абсолютный панцирь. То есть
носить, наверное, смог бы, но пользы от него как от воина не было бы уже
никакой - чтобы сохранить ловкость и движение при такой тяжести,
необходимо особое искусство. Поверх доспехов - шелковая одежда: синяя
ткань и золотая молния.
Все как обычно. Только встали мы очень рано даже для Златограда. И
еще все семь, никто не остался на пристани.
Рядом с Луцием стоял человек в сером плаще. Я видел его впервые.
- Щит на руку! - скомандовал Луций.
И началось.
Перестроение, потом перестроение по ходу, для защиты и для атаки,
индивидуальные упражнения, выпады, развороты, защита с мечом, отражение
ударов... Я действовал, как учил бригадир, стараясь избежать инерции и не
сбить дыхание.
По команде мы остановились.
Человек в сером плаще подошел вплотную ко мне и, глядя прямо в глаза,
спросил:
- Сколько лет?
- Два.
- Первое деяние?
- Лесной бой с альфом. Один на один.
- Результат?
- Пленение противника.
Взгляд человека в плаще изменился, в нем появилось уважение. Конечно:
против альфа, в лесу! Один на один!
Два года назад я встретил в лесу лучника. И ведь он действительно был
альфом! Правда, когда я обнажил меч, он тут же бросился бежать с криком:
`Господин Гилденхом, не убивайте!` - но меня спровоцировали зеленые глаза,
и я устремился в погоню. Я привел его связанного к Луцию, Луций вызвал из
таверны Фавста Эдуарда, а Фавст Эдуард сказал: `Здравствуй, Дон. Где
мясо?` И мой пленник стал оправдываться, мол, третий день ему не
попадалось крупной дичи, но уже завтра, согласно контракту... Однако Луций
все равно засчитал Дона в качестве первого деяния и с лета 309 года пошел
мой отсчет возраста. (Позже я узнал, что охотник Дон за два года до того
стал первым деянием Гая, Квинта, Марка и Юла, только они поймали его все
вчетвером.)
- Гилденхом Артур, - сказал человек в плаще, - ты пойдешь со мной.
Я посмотрел на бригадира.
- Артур Грин! - сказал бригадир. - Ты пойдешь с ним.
И хотя из нас семерых пятеро именовались Гилденхом Артур Гринами, все
поняли, что речь идет обо мне.
`Ну, Гней, - сказал я себе, - теперь держись!`

Я стоял и смотрел на Луция, на своих братьев по оружию, на невысокую
деревянную стену... Я чувствовал, как все это от меня стремительно
отдаляется и начинается нечто новое. Нечто новое всегда начинается
неожиданно, - так написано у Селентина Александра.
Прошлая ночь была ночью полнолуния. Выходит, народная мудрость не
ошибается и ночь полнолуния действительно изменяет мир? Что ж, перемены -
благо для селентинца. И если они приходят, когда Луна в самом расцвете, то
тем большее благо. Лунная Заводь основана сыном Луны, селентинцы - дети
Луны, и коль нечто новое хоть как-то связано с Луной, оно не может нести
зло народу Лунной Заводи.
Человек в сером был без оружия. Корабли к нашей пристани не
причаливали уже добрую долю. Два факта заставляли задуматься.
Но глаза его были синего цвета. Как у всех нас.

- Это снимай, - он указал на обитые железом ботинки. - И это. И вот
это.
В результате от неприступного панциря остались лишь кольчуга и шлем.
Человек в сером с сомнением поглядел на меня, покачал головой и сказал:
- Это снимай.
Я лишился шлема.
- А это - в мешок.
Тонкая шелковая форма была нужна, но - в мешке, в свернутом виде!
- Когда вы уходите из города? - спросил бригадир Луций.
- Сейчас.
Луций кивнул.
- Мне нужен меч, - сказал незнакомец.
- Какой?
- Любой. И пояс.
- Все?
- Все.
Квинт принес ему меч. Я надел обычную легкую обувь.
Незнакомец подержал меч в руке, как-то очень неуклюже подержал, - и
прицепил к поясу.
- Пошли, Гилденхом, - только и сказал он.
Вот так все просто. Вот так просто я покинул город, в котором впервые
увидел небо, узнал об окружающем мире, совершил первое деяние, где стоял
на страже и готов был простоять до конца жизни.
Мы выходили через главные ворота. Уютная домашняя башня осталась
позади. Мой новый командир шел размашистым шагом, не оглядываясь, и полы
серого плаща не поспевали за ним.
Я оглянулся несколько раз. Мне мешала одна назойливая мысль.
Я так и не купил расписанный драконами чайник и шесть одинаковых
чашек.

СОСТОЯНИЕ ВТОРОЕ. МЕЖДУ ЗАМКАМИ

О том, что моего спутника зовут Лайк Александр, я узнал только на
четвертые сутки.
Сначала я даже не очень удивился. Вернее, совсем не удивился - не
успел. Выйдя из города, мы направились к пристани. Два рыбака,
добросовестно исполняя роль ополченцев, глазели на зеленое с фиолетовым
оттенком море. Лайк (тогда я еще не знал его имени и для себя называл
просто `человек в плаще`) не захотел пробираться через альфийский лес,
равно как и не захотел ждать корабля. От пристани мы повернули налево. Мы
шли в Верхний Путь, ближайший от Златограда селентинский город.

День второй. Вообще-то мысль идти пешком туда, куда можно доплыть,
для селентинца, мягко говоря, необычна. Но спорить... Я брел к неведомой
цели, а когда идешь к цели, о которой тебе ничего не известно, кроме того,
что она есть, - слушай старших и вспоминай курс военной теории для тяжелых
пехотинцев. Ты знаешь, что все недаром, - и это главное; неизвестность,
опасность, трудности пути - все оправдано, - и мир кажется большим,
загадочным, невероятно интересным. Хотя что значит - кажется? Он на самом
деле такой!

День третий. Места вокруг пошли абсолютно незнакомые. Здесь дозорный
отряд тяжелой златоградской пехоты никогда не появлялся. Заповедный край.
Пространство между замками. Но ведь как здорово: я иду, я открыт ударам
справа и слева, - но готов отразить все удары, выйти победителем из любой
схватки. Луций не раскается: при необходимости я смогу защитить этого
Лайка...

День четвертый близился к концу, когда мы сели отдохнуть шагах в ста
от воды.
Устал я все-таки. Для рыцаря преодолевать большие расстояния своим
ходом - последнее дело. И если он специализирован для защиты - последнее
дело, и если он рыцарь штурмовой - тоже, поскольку штурмовой пехоте
удобней и привычней атаковать чужие позиции с моря. Мы не альфы. Вот те,
говорят, полной армией через лес до Верхопутья за шестеро суток добегали.
А нам еще переставлять ноги и переставлять.
Лайк Александр достал из мешка флягу, сделал несколько глотков и
протянул мне. Кофе, напиток простонародья. Для крестьян, рыбаков и
ополченцев. И чего он так к нему привязался? Человек явно не простой...
Сидеть было хорошо. Гораздо лучше, чем идти. Я подумал, что сидеть бы
так и сидеть - глядя вдаль, никуда не спеша... И стоило мне об этом
подумать...
- Гилденхом, - сказал Лайк, - узнай, что за холмом.
Я встал, опустил пальцы на рукоять и двинулся на разведку.
Итак: справа море и узкая песчаная полоса; слева трава, кусты с
широкими, как лопата, листьями и редкие деревья вдалеке. Впереди холм и
слева от него - холмик поменьше. Главное - правильно оценить ситуацию,
учил Луций. Остальное вспомнит тело. При необходимости.
Обойти или подняться наверх?
Береговая линия за холмом, по всей видимости, поворачивает. Дьявол, и
щит бросили на златоградском дворе! Правда, со щитом я бы далеко не ушел.
Все-таки лучше справа, по бережку, но на песок не заходить - на песке
резко не развернешься и быстро не побежишь.
Говорят, здесь и на юг от Златограда, вдоль всего побережья, водятся
громадные теплолюбивые рыбы. Когда лет пять назад недалеко от пристани
затонул торговый корабль - никто не выплыл. Говорят, альфы умели ими
управлять.
Еще говорят, что на исконном Западе море синего-синего цвета. Как
флаг над крепостью. И лунная дорожка как молния.
Увидеть бы хоть во сне...
Холм был уже слева. Да, поворачивает берег. Поживее надо, поживей.
Вот зайду я за тот камень, а там отряд ждет, при полном вооружении.
Например, отряд этих... как их... А чей, собственно, отряд? Кто может в
311 году от основания поджидать в засаде воина-селентинца?
Альфы не могут. Нет больше альфов, вс╗, кончились. А те, что
остались, давно уже подданные и граждане Селентины. Зеленое золото недаром
идет один к одному с синим.
Всадники Солнца тоже не могут. Нет больше всадников Солнца, в помине
не осталось. Последний голубоглазый воин геройски погиб лет сто назад,
если не раньше. И золота их никто никогда не видел. Луций рассказывал, у
них просто не было золота, не знали они собственных денег, а с нашими
купцами расплачивались червленым, ярочьим, захваченным в походах на Волчий
Замок.
И ярки не могут напасть, бывшие дикие кочевники. Бывшие - потому что
постигла их та же участь: исчезли с лица земли, много зла наделав и
альфам, и солнечным наездникам, но все же проиграв в борьбе с последними.
В руинах страна ярков и в руинах страна всадников Солнца. Уцелевшие ярки
ушли на запад и приняли подданство, но не гражданство Селентины. Кто им
даст гражданство, бродягам потерянным? Впрочем, их очень мало осталось, я,
например, ни одного ярка так и не видел.
Не могут напасть желтые варвары. То есть напасть-то они могут, но не
должны и даже обязаны не! В 301 году, десять лет назад, приняли варвары
союзные предложения Селентины, и огромная желтая страна, занимающая весь
юг, спустя четыре года подчинилась нашему Королю. Селентина неожиданно
победила и, что ценнее всего, победила не с помощью силы, не захватив и
разрушив чужую столицу: культура победила варварство, цивилизация одолела
жестокость, да еще когда! - когда численное и территориальное
превосходство, пусть небольшое, было на стороне варваров. Что принесло
победу Лунной Заводи? Свобода и притягательность ее государственного
устройства. Да здравствует синеглазый народ! Да здравствует Король и пусть
вечно процветает Республика!
Короче говоря, желтые варвары сидеть в засаде вроде бы не должны.
И вроде бы не должны там таиться белые воины древнего
города-королевства Мартона, того, что на самом юге, на краю расколовшейся
пустыни. Мартон никогда не был нашим врагом, ни в начале истории, ни
теперь. Да и слишком он далеко, чтобы быть нашим врагом.
В общем, из семи существующих народов пять не враждебны, а шестой -
сами селентинцы.
Пришла пора решать: либо по крутому склону, либо перебираться на
песок.
Вот тут-то они и окажутся, вот еще несколько шагов... Восьмерка
горных хнумов, с севера, из тех, что разрушили страну Всадников Солнца. В
шкурах, с оскаленными лицами. Из тех, что в 167 году уничтожили в своих
обледенелых ущельях всю селентинскую экспедицию, цвет боевой аристократии
Лунной Заводи и Аристона, до последнего воина, и растерзали Верховного
Стратега Грей-Дварра Несчастного. Еще шаг... И я побегу назад, чтобы
успеть предупредить Лайка Александра, а когда он издалека увидит меня,
резко развернусь. Он успеет уйти. Меч я уже держал перед собой. Еще шаг...
Я обошел холм, осмотрел местность и вернулся обратно. Нигде не
нашлось даже следов человека или животного. Горные хнумы мерзли в диких
северных замках. Белые воины жарились на краю пустыни и ломали голову, как
поскорее подружиться с Селентиной. Желтые варвары изучали грамоту и
строили первые корабли. Я возвращался к Лайку прямо по песку и у ног моих
лежало зеленое море. Фиолетовый оттенок сейчас был незаметен.
Лайк сидел и все так же держал в руке флягу. Спиной сидел - ко мне, к
подозрительным холмам... Даже не увидел бы ничего.
- Безопасно, - сообщил я.
Он обернулся.
- Ночевать есть где?
Вот на это я как раз не обратил внимания. Но на всякий случай
решительно ответил:
- Да, есть.
И спросил, указывая в то место на небесном своде, куда только что
были устремлены глаза вверенного мне Александра:
- Что там?
- Орел, - ответил он.
И протянул руку.
- Это самое важное из всего, что я видел, Гилденхом.
Я пригляделся: черная точка на горизонте перемещалась вправо от
заходящего солнца.

День пятый. Да, впервые меня называли Гилденхомом, и не единожды, не
случайно, а постоянно. Звук этого имени - ГИЛДЕНХОМ - напоминал: жизнь
повернулась другой, еще неизведанной стороной. Дома для братьев-рыцарей я
всегда был Гнеем, а прочие златоградцы: хозяин таверны, смотрительница
производящей башни, продавцы в лавке, - использовали третье имя Артур.
Иногда, в случаях официального наименования, к третьему имени прибавлялось
еще четвертое и получалось - Артур Грин. АРТУР звучало как судьба, как
единственный смысл: первые имена одинаковы для всех, Гнеем может быть и
рыбак, и башмачник, но рыцарей в Республике со дня основания звали только
Артурами. Или Александрами.
Александры встречались реже, намного реже, исключительно редко, - но
они почему-то обязательно оказывались на первых местах: и Король третьим
именем Александр, и Казначей, и бывший Верховный Стратег, ныне покойный.
Собственно, все. Больше я об Александрах не слыхал. Нет, вот еще лет
шестьдесят или семьдесят назад пошла, говорят, мода называть младенцев
Александрами. Но мода как пошла, так и прошла, потому как эти Александры
не только никак себя не проявляли особенным образом, но даже чересчур
быстро гибли - в каждом бою первыми.
Пятого имени я не имею. Да и кто я такой, чтобы иметь пятое имя?
Впрочем, все впереди!
Однако если бы уже сейчас меня звали, допустим, Гней Гилденхом
Александр, а Лайка, скажем, Лайк Артур, - возможно, он по вечерам ходил бы
на разведку, а я сидел бы себе и попивал кофе. Вот только у меня во фляге
был бы не кофе, а чай.

День шестой. Наверное, таков закон всех дорог: радостное недоумение
первых дней уступает место усталости, а на смену усталости приходит
состояние привычности и нормальности происходящего.
Я словно и не уходил из Златограда. Точнее, я словно и не жил в нем.
Мне кажется, я иду уже давным-давно, всю жизнь, и иначе просто не бывает,
- не бывает ничего, кроме кофе, не холодного и не горячего, и
расплывшегося в руке шоколадного батончика.
Все как всегда: справа море, мы то отдаляемся от берега, то
приближаемся к нему. Кое-где полоска песка превращается в настоящие дюны,
и они отодвигают лес на один-два йона. Кое-где, наоборот, лес подступает к
самому берегу и обрывом нависает над нами, идущими по щиколотку в воде.
Где опаснее - тот еще вопрос. Однако Лайк шагает с таким видом, будто его
задача - преодолеть расстояние от таверны до лавки и опередить других
покупателей. В лавке его ждет расшитый золотом плащ с изумрудными
застежками, всего-то за синий золотой, да две головки джессертонского сыра
впридачу. Ну и заблудиться он, разумеется, не способен даже вконец
объевшись ледяным шоколадом. Вот с каким видом он шагает.

День седьмой. Привыкни, подданный, быть гражданином, - И ночью Луна
улыбнется тебе!
Конечно, привычка много значит! Привыкнуть - значит принять.
Дорога... Дорога - это такая штука...

День восьмой промелькнул, как и все предыдущие.

День девятый. Естественно, я не могу не думать, что понадобилось
Лайку Александру в Верхопутье. Тем более, времени думать предостаточно.
В Верхопутье у Лайка безусловно какие-то важные дела и сам он
безусловно в Верхопутье нужен, иначе он не получил бы рыцаря Артур Грина в
качестве провожатого. Рыцарей Артур Гринов не выделяют для охраны каким
попало бродягам в серых плащах. Но вот дальше... Останусь ли я с ним в
Верхопутье дальше или вернусь в Златоград? Мне-то Луций ничего не сообщил.
А может, это только там, в городе, и решится?
Александр... Он и сам рыцарь, но, возможно, необученный для боя.
Бывает такое: по происхождению, по задачам своим человек боец, а
искусство-то боевое у него как раз и отсутствует. То есть ополченца он все
равно в любом случае одолеет, но по большому счету... Хотя, может, совсем
оно и не так. Может, в Верхопутье Лайк именно для войны необходим. С
другой стороны, с кем там воевать?
Непонятно...
Чаю хочется крепкого, без сахара, вот что.
А может, он финансовый гений? Как Грингольд Альф Счастливый? Тот ведь
тоже Александр.

День десятый. Вернусь я домой или нет? Кто из наших был в Верхопутье?
Только Луций, и тот еле помнит когда. Ну, конечно, купцы бывали. Но купцы
дело такое... Особый народ. К тому же у нас их всего трое или четверо...
Фавст Эдуард в свое время проплыл мимо, и я так понимаю, ему, Фавсту
Аристону, Верхопутье ни к чему.
Чужой город... Впервые...
И не исключено ведь, что я стану бойцом родового Апвэйна!
Кстати, жалованье воина Верхнего Пути выше и шансов попасть на
полуостров больше.
Сегодня утром я сказал об этом Лайку.
Он пристально посмотрел на меня и ничего не ответил.

День одиннадцатый. Море, полное водорослей, кусты-лопухи, цветы эти
зеленые в самых неожиданных местах... Альфийская земля, в общем.
Ну хоть когда-нибудь она должна кончиться?!

День двенадцатый. На рассвете я подумал: `Хорошо бы сегодня.` В
полдень отхлебнул кофе из фляги. В три Лайк прибавил шагу, и я понял -
неспроста.
И вот я здесь.
Каменных башен - четыре.
Стена - крепкая и высокая. Сложена из плотно пригнанных друг к другу
кирпичей. Светло-серая стена.
Светло-серые башни.
Ну и конечно - флаг.
Мы вошли в город около пяти. Когда все они, селентинцы Апвэйна,
собирались обедать и зазывала кричал:
- Попробуйте самую большую пиццу в старом Апвэ, самую большую пиццу!
Я, простой парень Гней; я, Гилденхом, защитник деревянного замка; я,
Артур Грин, рыцарь, одолевший альфа, - я здесь!
- Самую большую! Самую большую пиццу на востоке Республики!
Мы прошли через весь город - к пристани. Лайк спешил.
Пристань у них это уже не пристань. Пристань у них это уже целый
порт. Рыбачьи лодки, грузовые суда. Люди, стоящие без дела, и люди,
переносящие на себе огромные мешки... Любой корабль мог поплыть на юг, к
дружественным берегам желтой страны. Любой корабль мог поплыть на запад -
на исконный запад. Пройти Верхним Лоредорским проливом, обогнуть
Королевский мыс и спуститься к внешней стороне полуострова. Аристон,
Арета... И первый из городов - Лунная Заводь.
Воистину, мир принадлежит владеющему морем.
Очень скоро Лайк остановился и сказал:
- Вот он!
Свордах в тридцати от причала возвышалась над водой недвижимая
громада корабля-крепости. Обитый железом борт его едва заметно
поблескивал.
Некоторое время я просто стоял и смотрел. Грузовые суда... Ополченцы
рядом с рыцарем.
Серебряные буквы на корме слагались в надпись.
- Цветок Ириса, - прочел Лайк Александр.

СОСТОЯНИЕ ТРЕТЬЕ. ПОДДАННЫЙ И ГРАЖДАНИН

Почему все кончается в моем мире? Дороги и войны, ожидание и
полнолуние, новолуние и наводнение. Любое явление находит свой конец, и
человек не властен над ходом времен, - ни сильный человек, ни слабый
человек, ни Король, ни рыцарь, ни лесоруб. И то, что проходит, уже не
вернешь.
В общем, кончился мой Большой Марк, даже крошек не осталось.
Мы сидим за крепким деревянным столом, над нашими головами ухмыляется
изображенная прямо на стекле ярко-красная буква m, и похожа она на брови
очень удивленного человека. Денег у нас нет, и не предвидится, и
следовательно будем мы в этом прекрасном городе как нищие изгои, как
слуги, захваченные на руинах, как ярки, гонимые по земле, потерявшие свое
золото.
Я взялся за яблочный пирожок.
Лайк потягивает темную лолу и поглаживает указательным пальцем
последний шоколадный батончик. Нежно поглаживает, с чувством. И все ему
безразлично: что один золотой остался после `традиционного селентинского
обеда`, что ободрали нас как альфийскую казну...
`Денег нет, Гилденхом`, - спокойно сказал он, когда нам назвали
сумму. И я расплатился - тем, что унес из Златограда. За четыре Марка, две
лолы, пакет с картошкой и два яблочных пирожка. Расплатился тем, на что в
Златограде можно жить долго-долго, а то и дольше.
Конечно, я уже понял, что в Златоград мы пока не вернемся. В
Златоград не вернемся и в Апвэйне не останемся. Вернее, не должны
остаться. А должны мы уплыть на прекрасном судне, на корабле-рыцаре.
Должны...
...Вот и пирожок кончился. Как ни старался я насладиться всеми его
подробностями, как ни пережевывал внимательно, - съеден последний кусочек,
и буква m недвусмысленно намекает: пора, мол, уходить, больше, мол, ничего
вкусного не предвидится.
Как вообще может командовать благородным воином человек, у которого в
кармане ни одного золотого?! Не понимаю...

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 127523
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0