В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
НЕВЕРОЯТНЫЙ МИР Назад
НЕВЕРОЯТНЫЙ МИР

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Роберт Шекли.
Хождение Джоэниса


Jоurnеy Веyоund Тоmоrrоw
Перевод В. Баканова, В. Бабенко
ОСR Гуцев В.Н.


ПРОЛОГ

Невероятный мир Джоэниса существовал более чем тысячу лет назад, в
глубоком и туманном прошлом. Известно, что путешествие нашего героя началось
около 2000 года и завершилось в начале современной эпохи. То время
примечательно взлетом промышленной цивилизации: ХХI век, век безумного
увлечения техникой, породил странные творения, незнакомые читателю. И все же
большинство из нас рано или поздно узнало, что имели в виду древние под
`управляемым снарядом` или `атомной бомбой`. Детали некоторых из этих
фантастических устройств можно увидеть во многих музеях.
Более скудны наши знания в области обычаев и законов того времени. И
чтобы получить хоть какое-то представление о тогдашней религии и этике,
необходимо обратиться к `Хождению Джоэниса`.
Без сомнения, сам Джоэнис был реальным лицом; однако мы никак не можем
определить степень достоверности всех бытующих о нем историй. Некоторые из
них - не изложение фактов, а, скорее, определенного рода моральные
аллегории. Но даже и они отображают дух и характер той эпохи.
Настоящая книга, таким образом, есть сборник сказаний о путешественнике
Джоэнисе и об удивительном и трагическом ХХI веке. Некоторые истории
подтверждаются документально, фигурируют в летописях, но большая их часть
дошла до нас в устной форме, передаваясь от рассказчика к рассказчику.
Если не считать нашей книги, единственное письменное изложение
`Хождения` появляется в недавно опубликованных `Фиджийских сказаниях`, где,
по очевидным причинам, роль Джоэниса отходит на задний план по сравнению с
деяниями его друга Лама. Это существенно искажает содержание и совершенно не
соответствует духу `Хождения`. Руководствуясь вышеприведенными
соображениями, мы решили создать книгу, в которой была бы правдиво описана
для грядущих поколений история Джоэниса.
Книга содержит также все написанное о Джоэнисе в ХХI веке. К великому
сожалению, эти записи весьма малочисленны и разрозненны и составляют лишь
две главы: `Лам встречается с Джоэнисом` (из `Книги Фиджи`, каноническое
издание) и `Как Лам поступил на военную службу` (также из `Книги Фиджи`,
каноническое издание).
Все остальные истории о Джоэнисе или его последователях передаются из
уст в уста. Наш сборник запечатлевает в письменном виде слова самых
известных современных рассказчиков без малейших искажений, во всем
многообразии их точек зрения, стиля, характеров, морали, комментариев и т.
д. Мы хотим поблагодарить рассказчиков за любезное разрешение записать их
сказания. Их имена:
Маоа с Самоа,
Маубинги с Таити,
Паауи с Фиджи,
Пелуи с острова Пасхи,
Телеу с Хуахине.
Автор указывается в начале каждой главы. Мы приносим извинения многим
блестящим рассказчикам, которых мы были не в состоянии включить в сборник, и
чьи труды будут использованы при составлении полного жизнеописания Джоэниса
с комментариями и вариантами.
Для удобства читателя истории расположены в хронологическом порядке,
как главы развивающегося повествования, с началом, серединой и концом. Но мы
предупреждаем читателя, чтобы он не ожидал последовательного и цельного
изложения, так как некоторые части длинные, а некоторые короткие, одни
сложные, а другие простые, в зависимости от индивидуальности рассказчика.
Редакция, безусловно, могла бы сократить или расширить определенные главы,
приведя их к одинаковому объему и наделив своим собственным качеством
порядка и стиля. Но мы предпочли оставить притчи в оригинальном виде, чтобы
читатель мог ознакомиться с описанием Хождения, не прошедшим никакой
цензуры. Это будет справедливо по отношению к рассказчикам и позволит
передать правду о Джоэнисе, о людях, которых он встречал, и о странном мире,
с которым он столкнулся.
Редакция дословно повторила повествования рассказчиков и без изменения
привела два письменных памятника, ничего не добавив и воздержавшись от
замечаний. Наши комментарии содержатся лишь в последней, завершающей главе.
Теперь, читатель, мы приглашаем тебя познакомиться с Джоэнисом и
отправиться с ним в путешествие через последние годы старого мира и первые
годы нового.


ДЖОЭНИС ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ
(Записано со слов Маубинги с Таити)

На двадцать пятом году жизни героя произошло событие, роковым образом
повлиявшее на его судьбу. Чтобы пояснить значение этого события, сперва
необходимо рассказать кое-что о нашем герое; а чтобы понять его, надо
описать место, где он жил. Итак, начнем оттуда, стараясь как можно быстрее
перейти к основной теме повествования.
Наш герой, Джоэнис, жил на маленьком атолле в Тихом океане, в двухстах
милях к востоку от Таити. Остров этот, имеющий две мили в длину и не более
трехсот ярдов в ширину, назывался Манитуатуа. Его окружал коралловый риф, а
за рифом простирались синие воды океана. Именно сюда приехали из Америки
родители Джоэниса для обслуживания электрооборудования, снабжавшего
электричеством большую часть Восточной Полинезии.
Когда умерла мать Джоэниса, его отец стал работать один, а когда умер
отец, Тихоокеанская электрическая компания потребовала, чтобы Джоэнис
заступил на его место. Что он и сделал.
Судя по многим источникам, Джоэнис был высоким, крепкого телосложения
молодым человеком с добрым лицом и хорошими манерами. Он взахлеб читал книги
из богатой библиотеки отца и, будучи натурой романтической и чувствительной,
предавался долгим размышлениям об истине, верности, любви, долге, судьбе,
случайности и прочих абстрактных понятиях. В силу своего характера Джоэнис
представлял себе положительные моральные нормы как нечто обязательное и
думал о них всегда только возвышенно.
Жители Манитуатуа, все полинезийцы с Таити, с трудом понимали таких
людей. Они с готовностью признавали, что добродетели - это хорошо, но при
малейшей возможности предавались порокам. Хотя Джоэнис осуждал подобное
поведение, ему нравились веселый характер, щедрость и общительность
манитуатуанцев. Не утруждая себя размышлениями о добродетелях, они тем не
менее умудрялись вести вполне достойную и приятную жизнь.
Постоянное общение с местными жителями не могло не оказывать влияния на
характер Джоэниса, который постепенно менялся. Как считают некоторые, он
сумел выжить лишь благодаря тому, что многое перенял у жителей Манитуатуа.
Но об этом можно лишь догадываться, влияние нельзя объективно измерить
или оценить. Мы же ведем речь об исключительном событии, происшедшем в жизни
Джоэниса, когда ему было двадцать с небольшим.
Истоки этого события следует искать в конференц-зале Тихоокеанской
электрической компании, расположенной в Сан-Франциско, на западном побережье
Америки. Солидные мужчины в костюмах, ботинках, рубашках и галстуках
собрались там за круглым столом из полированного тикового дерева. Эти Люди
Красного Стола, как их называли, вершили в значительной степени
человеческими судьбами. Председатель Совета Артур Пендрагон получил этот
высокий пост по наследству, но сначала он выдержал тяжелую борьбу, для того
чтобы занять законное место. Прочно обосновавшись, Артур Пендрагон распустил
прежний Совет попечителей и назначил своих доверенных людей. Присутствовали:
Билл Ланселот - финансовый воротила, Ричард Галахад - широко известный своей
благотворительной деятельностью, Остин Мордред - человек с большими
политическими связями, и многие другие.
Финансовая империя, которую возглавляли эти лица, в последнее время
пошатнулась, поэтому все они голосовали за единение сил и немедленную
продажу всех владений, не дающих прибыли. Это решение, каким бы простым оно
ни казалось, имело серьезные последствия.
На далеком Манитуатуа Джоэнис получил указание Совета остановить
восточно-полинезийскую электростанцию и, таким образом, лишился работы. Что
еще хуже, рухнул его привычный уклад жизни.
Всю следующую неделю он размышлял о своем будущем. Полинезийские друзья
Джоэниса уговаривали его остаться с ними на Манитуатуа или переехать на один
из больших островов, например, на Хуахине, Бора-Бора или Таити.
Выслушав их, он удалился в уединенное место, чтобы поразмыслить над
предложениями. Через три дня Джоэнис вернулся и объявил всем собравшимся о
своем намерении отправиться в Америку, на родину предков, чтобы увидеть
собственными глазами чудеса, о которых читал, и, возможно, найти там свою
судьбу. Если окажется, что судьба его не там, он вернется к народу Полинезии
с чистой душой и открытым сердцем, готовый к исполнению любых обязанностей,
которые на него возложат.
Люди оцепенели от ужаса, когда услышали об этом, ибо американская земля
слыла более неведомой и опасной, чем сам океан, а обитатели ее считались
колдунами и магами, способными хитроумными заклятьями изменить даже образ
мышления человека. Им казалось невероятным, что можно разлюбить коралловые
побережья, лагуны, пальмы и остроносые каноэ. Тем не менее такое случалось и
раньше. Некоторые полинезийцы, отправившиеся в Америку, попадали под ее чары
и никогда оттуда не возвращались. Один из них даже посетил легендарную
Мэдисон-авеню; но что нашел он там, осталось тайной, ибо тот человек больше
не заговорил. Тем не менее Джоэнис твердо решил ехать.
Он был помолвлен с Тонделайо - манитуатуанской девушкой с золотистой
кожей, миндалевидными глазами, смоляными волосами и точеной фигурой. Джоэнис
предполагал послать за своей невестой, как только обоснуется в Америке, или
вернуться, если судьба окажется к нему неблагосклонной. Ни одно из этих
предложений не встретило одобрения у Тонделайо, и она обратилась к Джоэнису
на преобладавшем тогда местном диалекте со следующими словами:
- Эй ты, глупый парень, хочешь плыть в Мелику? Зачем, эй? Разве в
Мелике больше кокосовых орехов? Длинней пляжи? Лучше рыбалка? Нет! Ты
думаешь, может быть, там интересней чумби-чумби? Так нет! Будет лучше, если
ты останешься здесь, со мной, клянусь!
Вот таким образом красавица Тонделайо воззвала к разуму Джоэниса. Но
тот ответствовал ей:
- Любимая, ужель ты думаешь, что я хочу покинуть тебя, воплощение всех
моих грез и средоточие желаний?! Нет, зеница ока моего, нет! Отъезд
наполняет меня скорбью, ибо я не ведаю, какой рок поджидает меня в холодном
мире на востоке. Знаю лишь, что долг мужчины толкает меня вперед, к подвигам
и славе, а если велит судьба, то и к самой смерти. Только поняв великий мир,
смогу я вернуться и провести остаток дней своих здесь, на островах.
Прекрасная Тонделайо внимательно выслушала эти речи и глубоко
задумалась. И обратилась девушка к Джоэнису со словами простой народной
мудрости, передаваемой от матери к дочке с незапамятных времен:
- Послушай, малый, я думаю, все вы, белые, одинаковы. Сперва вы делаете
чумби-чумби с маленькой wаhinо, и это хорошо, а потом вас тянет на сторону,
я думаю, к белой женщине. Клянусь! Хотя пальмы растут, и кораллы тоже, но
такой мужчина должен умереть.
Джоэнис мог лишь склонить голову перед древней мудростью островитянки.
Но решимость его не дрогнула. Он знал, что ему суждено посетить Америку,
откуда прибыли его родители, и принять уготованную ему судьбу. Джоэнис
поцеловал Тонделайо, и она заплакала, поняв, что слова ее бессильны.
Окрестные вожди устроили пир в честь Джоэниса, где подавались островные
деликатесы - консервированная говядина и консервированные ананасы. Когда на
остров пришла торговая шхуна с обычным еженедельным грузом рома, они
печально простились с любезным их сердцу Джоэнисом.
На этой шхуне Джоэнис, в ушах которого все еще звучали туземные
мелодии, прошел мимо Хуахине и Бора-Бора, мимо Таити и Гавайских островов и
наконец прибыл в Сан-Франциско.


ЛАМ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ДЖОЭНИСОМ
(Рассказано самим Ламом и записано в `Книге Фиджи`, каноническое издание)

Ну, вы знаете, как это бывает. Еще Хемингуэй говорил: выпивка ни к
черту, и девчонка дрянь, и что вам тогда делать? Вот я и торчал в порту,
поджидая еженедельную партию мескалина {Мескалин - наркотическое вещество.
(Здесь и далее примеч. пер.)} и, можно сказать, бил баклуши: слонялся и
глазел на толпу, на большие корабли, на Золотые Ворота. Вы знаете, как это
бывает. Я только что прикончил бутерброд - итальянская салями на тминном
хлебе - и надеялся на скорое прибытие травки, а посему чувствовал себя не
так уж паршиво. То есть я хочу сказать, что необязательно чувствовать себя
паршиво, даже если девчонка - дрянь.
Ну так вот, тот корабль пришел из дальних краев, и с него сошел парень.
Такой, знаете, поджарый, высокий, с настоящим загаром и нехилыми плечами.
Полотняная рубашка, обтрепанные штаны и вовсе никакой обувки. Я,
естественно; решил, что он в порядке. То есть я имею в виду, он выглядел в
порядке. Я подошел к нему и спросил, пришел ли груз.
Этот тип посмотрел на меня и сказал:
- Меня зовут Джоэнис. Я здесь впервые.
Так я и понял, что он не в деле, и попросту отвел взгляд.
- Не знаете, где можно найти работу? - продолжал он. - Я первый раз в
Америке и хочу узнать, что Америка может дать мне, и что я могу дать
Америке.
Я снова посмотрел на него, потому что теперь уже не был уверен, что он
в порядке. В наши дни не каждый работает под хиппи, а иногда, если молотишь
под простачка, прямиком можешь угодить в ту Чайную на Небесах, где
заправляет Величайший Торговец наркотиками из всех. И я сказал этому
Джоэнису.
- Ищешь работу? А что ты умеешь?
- Я разбираюсь в электрических трансформаторах.
- Потрясно.
- И играю на гитаре, - добавил он.
- Эй, парень! - воскликнул я. - Что же ты сразу не сказал! Я знаю одно
местечко, где ты мог бы играть и клево калымить. Монета есть?
Этот Джоэнис едва лопотал по-английски, и мне приходилось ему все
растолковывать. Но он быстро схватывал, насчет монеты и остального, и я
предложил ему на некоторое время обосноваться в моей халупе. Когда девчонка
все равно дрянь, почему бы и нет? И этот Джоэнис одарил меня улыбкой и
сказал, что, конечно, он согласен. Еще он поинтересовался обстановкой, и как
тут можно поразвлечься. Он казался вполне в норме, даром что иностранец, и я
его успокоил, что девчонки есть, а насчет других развлечений пускай пока
держится меня, а потом видно будет. Он вроде усек, и мы двинули на хату. Я
дал ему бутерброд с настоящим ржаным хлебом и куском швейцарского сыра - из
Швейцарии, а не из Висконсина. Джоэнис был абсолютно на нуле, и мне пришлось
ссудить его бренчалкой, так как свою гитару он оставил на островах, не знаю
уж, где эти острова. И в тот же вечер мы выступили в кафе.
Надо сказать, что Джоэнис наделал переполоху своей гитарой и песнями,
потому что пел на никому не понятном языке, и мелодии были малость
занудливы. Туристы пришли в поросячий восторг, будто им задаром отвалили
акции `АТ и Т` {Американская телефонная и телеграфная компания}. Джоэнис
сорвал восемь долларов, чего хватило на пузырь русской, - только не надо
зудеть мне про патриотизм, - и еще кое-какую закусь. И к нему приклеилась
одна крошка не более пяти футов роста, потому что таким уж. был Джоэнис. То
есть он был высокий и здоровый, с широченными плечищами, да еще копна
выгоревших волос. Для такого, как я, это посложнее, потому что хотя у меня и
борода, и сам я крепкого сложения, но порой мне приходится потратить на
поиски немало времени. А к Джоэнису их тянуло прямо как магнитом.
И вот Джоэнис, и эта крошка по имени Диедри Фейнстейн, и еще одна
подружка, которую она взяла на мою долю, - все пошли ко мне. Я показал
Джоэнису, как разминать зернышки и все прочее, мы наширялись и забалдели. То
есть у нас был нормальный приход, а вот Джоэнис засверкал, как тысячеваттная
фара `Мазда`. И хоть я предупредил его о фараонах, которые бродят по улицам
и аллеям Сан-Франциско, ища, кого бы упрятать в свои новенькие расчудесные
тюрьмы, Джоэнису было море по колено. Забрался он на кровать и стал толкать
речь. Речь получилась потрясная, потому что этот жизнерадостный, улыбчивый
парень из далекого захолустья действительно растрогался до глубины души. И
сказал он так:
- Друзья мои, я пришел к вам из земли пальм и песка в надежде сделать
славные открытия. Я считаю себя счастливей всех смертных, ибо в первый же
вечер был представлен вашему кумиру, Королю Травке, и возвышен им, а не
унижен. Мне явились чудеса этого мира, которые сейчас розовеют перед моими
глазами и низвергаются радужным водопадом. Своего дорогого друга Лама я могу
лишь бесконечно благодарить за это битниковское действо. Моей новой
возлюбленной, сладчайшей Диедри Фейнстейн, я позволю себе сказать, что вижу
разгорающееся внутри меня великое пламя и чувствую сотрясающую меня бурю.
Подружке Лама, чье имя я, к сожалению, не разобрал, спешу поведать, что
люблю ее любовью брата, страстной и в то же время невинной, как
новорожденный младенец. А...
Надо сказать, что у этого Джоэниса голос был неслабый, то есть он ревел
как морской лев в брачный период, а такой звук никак не назовешь тихим.
Соседи сверху, - они у меня добропорядочные граждане, которые встают в 8
утра и отправляются на работу, - стали стучать в потолок и орать, что чаша
их терпения переполнилась, и что они вызвали полицию, то есть фараонов.
Джоэнис и девочки были в отрубе, но я всегда сохраняю ясную голову на
случай опасности, что бы ни клубилось в легких и ни струилось в венах. Я
хотел спустить оставшуюся травку в туалет, но Диедри, вконец рехнувшаяся от
этого зелья, потребовала спрятать зернышки в самом интимном месте ее тела,
где, по ее словам, они будут в полной безопасности. Я выволок их всех на
улицу (причем Джоэнис не пожелал расстаться со своей гитарой) как раз
вовремя. Подкатил фургон, и из него высыпали фараоны. Я настропалил свою
команду идти прямо, как солдатики, потому что лучше не шутить.
Мы шагали кое-как, а фараоны пристроились рядом и стали бросать нам
замечания насчет битников, аморального поведения и всего такого. Я старался,
чтобы мы топали вперед, но с Диедри было не совладать. Она повернулась к
фараонам и выложила все, что о них думала. Это очень неразумно, если у вас
такое богатое воображение и такой лексикон, как у Диедри. Их старший,
сержант, сказал;
- Ладно, сестрица, пошли-ка с нами. Мы тебя забираем, усекла?
И они поволокли отбрыкивающуюся Диедри к своему фургону. Я заметил, что
лицо Джоэниса принимает задумчивое выражение, и понял, что беды не миновать,
потому что он, наширявшись, уж очень сильно возлюбил Диедри и вообще всех,
кроме фараонов.
Я сказал ему.
- Парень, ты не вздумай что-нибудь выкинуть. Нашему веселью пришел
конец, а если Диедри с нами не будет, то на нет и суда нет. Она вечно не в
ладах с фараонами, с тех пор как приехала изучать дзен. Ее забирают асе
время, и ей это совершенно по нулям, потому что ее отец - Шон Фейнстейн,
который может купить все, что ты успеешь перечислить за пять секунд. Она
очухается и выйдет. Так что и пальцем не шевели, даже не оглядывайся, потому
что твой отец - не Шон Фейнстейн и вообще не кто-нибудь, о ком я слыхал.
Вот так я пытался успокоить и урезонить Джоэниса. Но он встал как
вкопанный. В свете уличного фонаря, с гитарой в руке, он выглядел настоящим
героем.
- Чего тебе надо, малый? - поинтересовался сержант.
- Уберите руки от этой девушки! - потребовал Джоэнис.
- Эта наркоманка, которую ты называешь девушкой, нарушила статью
четыреста тридцать один дробь три Уголовного кодекса города Сан-Франциско.
Так что не суй нос не в свое дело, приятель, и не вздумай бренчать на этой
укулеле на улицах после двенадцати ночи.
Я хочу сказать, что по-своему этот сержант был совсем неплохим парнем.
Но здесь Джоэнис толкнул речь, то есть не речь, а конфетку. К
сожалению, я сейчас не припомню дословно, но смысл ее сводился к тому, что
законы создаются людьми и, следовательно, должны учитывать дурную натуру
человека, и что подлинная мораль заключается в следовании истинным
требованиям просвещенной души.
- А, красный... - пробормотал сержант. И в мгновение ока, а то и
быстрей, они затащили Джоэниса в фургон.
Само собой, Диедри на следующее утро выпустили - может, из-за отца, а
может, и из-за ее неотразимого поведения, известного всему Сан-Франциско. Но
Джоэнис, хоть мы и перерыли всю округу вплоть до Беркли, как в воду канул.
Говорю вам, как в воду канул! Что случилось с этим светловолосым,
обожженным солнцем трубадуром с сердцем, большим как мир? Куда он пропал с
моей гитарой и с моей почти самой лучшей обувкой? Полагаю, одни фараоны
знают, а они-то уж не скажут. Но я навсегда запомнил Джоэниса, который, как
Орфей у врат ада, вернулся на поиски своей Эвридики и тем самым разделил
судьбу златоголосого певца. То есть, конечно, это не совсем так, и все же
похоже. И кто знает, в каких дальних краях странствует сейчас Джоэнис с моей
гитарой?


СЕНАТСКАЯ КОМИССИЯ
(Рассказано Маоа с Самоа)

Джоэнис никак не мог знать, что в то время в Сан-Франциско проводила
расследование Сенатская Комиссия Американского Конгресса. Но полиции это
было известно. Интуитивно почувствовав в Джоэнисе потенциального свидетеля,
следователь привел его из тюрьмы в зал заседаний Комиссии.
Председатель Комиссии, сенатор Джордж У. Пелопс, сразу спросил у
Джоэниса, что тот может сказать о себе.
- Я ни в чем не виноват, - выпалил Джоэнис.
- Ага, - отреагировал Пелопс, - но разве вас в чем-то обвинили? Может
быть, я? Или кто-нибудь из моих славных коллег? Если так, то я хотел бы
немедленно об этом услышать.
- Нет, сэр, - молвил Джоэнис. - Я просто подумал...
- Мысли не являются уликами, - заявил Пелопс. Затем он поскреб лысину,
поправил очки и торжественно повернулся к телевизионной камере.
- Этот человек, по его собственному признанию, не был обвинен ни в
каком преступлении, совершенном злонамеренно или же по заблуждению. Мы всего
лишь предложили ему говорить, согласно привилегии и обязанности Конгресса. И
все же каждое его слово выдает сознание вины. Я считаю, джентльмены, мы
должны расследовать это дело.
- Я желаю видеть адвоката, - сказал Джоэнис.
- Вам не полагается адвокат, так как это не судебный процесс, а
слушание Комиссии Конгресса, только устанавливающей факты. Но мы обратим
самое пристальное внимание на ваше требование. Могу я поинтересоваться,
зачем предположительно невиновному человеку требуется адвокат?
Джоэнис, прочитавший немало книг на Манитуатуа, пробормотал что-то о
законности и своих правах. Пелопс ответствовал ему, что Конгресс является
охранником его прав, так же как создателем законов. Следовательно, Джоэнису
нечего бояться, если он будет отвечать правду. Джоэнис принял это близко к
сердцу и дал обещание отвечать правду.
- Благодарю вас, - сказал Пелопс. - Хотя обычно мне не приходится
просить, чтобы отвечали правду. Впрочем, возможно, это не имеет значения.
Скажите, мистер Джоэнис, вы действительно верите во все то, что упомянули в
своей речи прошлой ночью на улице Сан-Франциско?
- Я не помню никакой речи, - ответил Джоэнис.
- Вы отказываетесь отвечать на этот вопрос?
- Я не могу ответить. Я не помню. Полагаю, на меня влиял алкоголь.
- Помните ли вы, с кем были прошлой ночью?
- Кажется, с одним человеком по имени Лам и еще с девушкой, Диедри...
- Нам не нужны их имена, - торопливо перебил Пелопс. - Мы всего лишь
спросили вас, не помните ли, с кем вы были. Вы ответили, что помните. Должен
сказать, мистер Джоэнис, что у вас весьма удобная память, которая фиксирует
одни факты и отвергает другие, имевшие место в течение одного отрезка
времени.
- То не факты, - возразил Джоэнис. - То люди.
- Комиссия не просит вас шутить, - сурово отчеканил Пелопс. -
Официально предупреждаю вас, что уклончивые, безответственные и вводящие в
заблуждение ответы, а также молчание, будут рассматриваться как неуважение к
Конгрессу, что является нарушением федеральных законов и влечет за собой
тюремное заключение сроком до одного года.
- Я не хотел сказать ничего такого, - поспешно заверил Джоэнис.
- Очень хорошо, продолжим. Вы отрицаете, что прошлой ночью произносили
речь?
- Нет, сэр, я не отрицаю этого.
- В таком случае, не отрицаете ли вы, мистер Джоэнис, что суть вашей
речи касалась так называемого права каждого человека низвергать
государственные законы? Или, другими словами, отрицаете ли вы, что
подстрекали к бунту тех инакомыслящих, кого могли сбить ваши состряпанные за
границей воззвания? Или, чтобы вам стало абсолютно ясно, что вы
пропагандировали насильственное свержение правительства, опирающегося на
свои законы? Можете ли вы оспаривать тот факт, что содержание и смысл вашей
речи сводились к нарушению тех свобод, которые дали нам наши
Отцы-Основатели, и которые вообще позволяют вам говорить, каковой
возможности вы, безусловно, не имели бы в Советской России? Смеете ли вы
утверждать, что эта речь, замаскированная пустыми словечками из жаргона
богемы, не является частью обширного плана, направленного на подрыв изнутри
и прокладывание пути для внешней агрессии, в каковой цели вы пользуетесь
молчаливым одобрением, если не явной поддержкой определенных лиц в нашем
государственном департаменте? И что, наконец, эта речь, произнесенная якобы
в состоянии опьянения, но при полном сознании вашего так называемого права
на подрывные действия, в условиях демократии, где возможности возмездия, по
вашему мнению, ограничены Конституцией и Биллем о правах, которые существуют
не для помощи стоящим вне закона элементам, как вам думается, а, напротив,
для охраны свобод народа от таких наемников, как вы? Так это или не так,
мистер Джоэнис? Я прошу дать простой и однозначный ответ.
- Мне бы хотелось прояснить...
- Пожалуйста, отвечайте на вопрос, - ледяным тоном отрезал Пелопс. - Да
или нет.
Джоэнис лихорадочно соображал, вспоминая все, что читал на родном
острове об американской истории.
- Ваши утверждения чудовищны! - наконец воскликнул он.
- Мы ждем ответа! - провозгласил Пелопс.
- Я настаиваю на своих конституционных правах, а именно на Первой и
Пятой поправках. - сказал Джоэнис, - и, со всем уважением к вам, отказываюсь
отвечать.
Пелопс зловеще улыбнулся.
- Этот номер у вас не пройдет, мистер Джоэнис, поскольку Конституция,
за которую вы сейчас так цепляетесь, была пересмотрена или, точнее,
обновлена теми из нас, кто дорожит ее неизменностью и оберегает ее от
выхолащивания. Упомянутые вами поправки, мистер Джоэнис, - или, может быть,
мне следует называть вас товарищем Джоэновым? - не позволяют вам хранить
молчание по причинам, которые с радостью объяснил бы любой член Верховного
Суда, - если бы вы удосужились спросить его!
Эта сокрушительная речь в корне подавила любое возражение. Даже
видавшие виды репортеры, присутствующие в зале, были поражены до глубины
души. Джоэнис сперва побагровел, а затем побелел как смерть. Поставленный в
безвыходное положение, он все же раскрыл рот, чтобы отвечать, но в этот миг
был спасен вмешательством одного из членов Комиссии, сенатора Зарешеткинга.
- Прошу прощения, сэр, - обратился сенатор Зарешеткинг к Пелопсу, -
прошу прощения также у всех, кто ждет ответа на вопрос. Я хочу лишь кое-что
сказать и требую, чтобы мои слова занесли в протокол, потому что иногда
человек должен говорить прямо, несмотря на то что это может причинить ему
боль и даже нанести политический и материальный ущерб. И все же такой
человек, как я, обязан высказаться, когда долг велит ему высказаться,
невзирая на последствия и полностью сознавая, что это может противоречить
общественному мнению. Таким образом, я желаю сказать следующее: я - старый
человек и многое повидал на своем веку. Мой долг заявить, что я -
смертельный враг несправедливости. Меня называют консерватором, но, в
отличие от некоторых, я не могу мириться с определенными вещами. И как бы
меня кое-кто ни называл, я надеюсь, что не доживу до того дня, когда русская
армия займет город Вашингтон. Таким образом, я выступаю против этого
человека, этого товарища Джоэнова, но не как сенатор, а, скорее, как тот,
кто ребенком резвился в холмистой местности к югу от Соур-Маунтин, кто ловил
рыбу и охотился в глухих лесах, кто постепенно взрослел и наконец постиг,
что значит для него Америка, кто осознал, что соседи послали его в Конгресс
для того, чтобы он представлял там их и их близких, и кто теперь считает
своим долгом сделать настоящее `заявление. Именно по этой и только по этой
причине я обращаюсь к вам со словами из Библии: `Зло есть грех!` Некоторые
умники среди нас, возможно, посмеются, но так уж оно есть, и я глубоко в это
верую.
Члены Комиссии разразились бурными аплодисментами. Хотя они много раз
слышали речь старого сенатора, она неизменно будила в них самые высокие и
благородные чувства. Председатель Пелопс, сжав губы, повернулся к Джоэнису.
- Товарищ, - спросил он с легкой иронией, - являетесь ли вы в настоящее
время членом коммунистической партии и имеете ли членский билет?
- Нет! - воскликнул Джоэнис.
- В таком случае, назовите ваших сообщников в то время, когда вы
являлись членом коммунистической партии.
- У меня не было никаких сообщников. Я имею в виду...
- Мы отлично понимаем, что вы имеете в виду, - перебил Пелопс. - Так
как вы решили не называть своих сотоварищей-предателей, не признаетесь ли вы
нам, где находилась ваша ячейка? Нет? Так тогда скажите нам, товарищ
Джоэнов, не говорит ли вам что-нибудь имя Рональд Блейк. Или, проще
выражаясь, когда вы в последний раз встречались с Рональдом Блейком?
- Я никогда с ним не встречался, - ответил Джоэнис.
- Никогда? Это очень смелое заявление. Вы пытаетесь заверить меня, что
ни при каких обстоятельствах ни разу не встречались с Рональдом Блейком? Не
сталкивались с ним самым случайным образом в толпе, не сидели в одном
кинотеатре? Сомневаюсь, что кто-нибудь в Америке может вот так категорически
утверждать, что никогда не встречался с Рональдом Блейком. Желаете ли вы,
чтобы ваше заявление было занесено в протокол?
- Ну, знаете, возможно, я встречался с ним в толпе, то есть я хочу
сказать, что я мог оказаться в одной толпе с ним; я не утверждаю
наверняка...
- Но вы допускаете такую возможность?
- Пожалуй, да...
- Прекрасно, - одобрил Пелопс. - Наконец-то мы добираемся до сути.
Причем я прошу вас ответить, в какой именно толпе вы встречались с Блейком,
что он вам сказал, что вы сказали ему, какие документы он вам передал, и
кому вы отдали эти документы...
- Я никогда не встречался с Арнольдом Блейком, - вскричал Джоэнис.
- Нам он был известен как Рональд Блейк, - сказал Пелопс. - Но мы,
безусловно, заинтересованы в выяснении его псевдонимов. Заметьте,
пожалуйста, что вы сами признали возможность связи с ним, а, ввиду вашей
установленной партийной деятельности, эта возможность перерастает в
вероятность столь значительную, что может рассматриваться как факт. Более
того, вы сами выдали нам имя, под которым Рональд Блейк известен в партии, -
имя, которого до сих пор мы не знали. Полагаю, этого достаточно.
- Послушайте, - взмолился Джоэнис. - Я не знаю ни этого Блейка, ни
того, что он сделал.
- Рональд Блейк был обвинен в хищении чертежей новой малогабаритной
двенадцатицилиндровой модели `студебеккера` повышенной комфортности и в
продаже этих чертежей советскому агенту, - сухим голосом констатировал
Пелопс. - После объективного суда, в соответствии с законом, приговор был
приведен в исполнение. Позже были разоблачены, осуждены и казнены тридцать
его соучастников. Вы, товарищ Джоэнов, являетесь тридцать первым членом
самой крупной из до сих пор нами раскрытых шпионских организаций.
Джоэнис попытался что-то сказать, но обнаружил, что трясется от страха
и не может выдавить ни слова.
- Данная Комиссия, - подытожил Пелопс, - наделена особыми полномочиями,
поскольку она устанавливает факты, а не карает. Как ни обидно, нам
приходится следовать букве закона. Поэтому мы передаем секретного агента
Джоэнова в ведомство Генерального прокурора с тем, чтобы он предстал перед
справедливым судом и понес наказание, которое соответствующие органы
правительства сочтут нужным наложить на изменника, заслуживающего только
смерти. Заседание объявляется закрытым.


КАК ВОСТОРЖЕСТВОВАЛА СПРАВЕДЛИВОСТЬ
(Рассказано Пелуи с острова Пасхи)

Генеральный прокурор, к которому попал Джоэнис, был высоким человеком с
орлиным носом, узкими глазками и бескровными губами. Вообще его лицо
казалось вырубленным из камня. Сутулый и молчаливо презрительный,
величественный в своей черной бархатной мантии с гофрированным воротничком,
Генеральный прокурор являлся живым воплощением своего ужасного ведомства.
Поскольку он был слугой карающего органа правительства, его долг заключался
в том, чтобы никто из попавших к нему в руки не ушел от возмездия, и он
добивался этого всеми доступными средствами.
Резиденция Генерального прокурора находилась в Вашингтоне, но сам он
происходил из города Афины, штата Нью-Йорк, и в годы молодости водил
знакомство с Аристотелем и Алквиадом, чьи произведения считаются высшим
достижением американского гения.
Когда-то Афины были одним из городов Древней Греции, откуда возникла
американская цивилизация. Рядом с Афинами находилась Спарта - милитаристское
государство, главенствующее над городами Македонии в верхней части штата
Нью-Йорк. Ионические Афины и дорическая Спарта вели между собой смертельную
войну и утратили независимость. Но и попав под власть Америки, они сохранили
большой вес в ее делах.
Пока все выглядело достаточно просто. У Джоэниса не было влиятельных
друзей или политических соратников и, казалось, кара постигнет его без вреда
для карающего. Соответственно, Генеральный прокурор организовал Джоэнису
всяческую возможную юридическую помощь с тем, чтобы его дело слушалось в
знаменитой Звездной палате. Таким образом, буква закона будет выполнена
наряду с приятной уверенностью в вердикте присяжных. Ибо педантичные судьи
Звездной палаты, бесконечно преданные идее искоренения зла в любом его
проявлении, никогда за всю свою историю не выносили другого решения, кроме
решения о виновности.
После оглашения приговора Генеральный прокурор намеревался принести
Джоэниса в жертву на Электрическом Стуле в Дельфах, тем самым снискав
благосклонность богов и людей.
Таков был его план. Но в ходе расследования выяснилось что отец
Джоэниса происходил из Механиксвиля, штата Нью-Йорк, да к тому же еще был
членом муниципального совета. А мать Джоэниса была ионийкой из Майами -
афинской колонии в глубинах дикарской территории. Поэтому определенные
влиятельные эллины потребовали прощения оступившегося отпрыска уважаемых
родителей во имя эллинского единства - немаловажной силы в американской
политике.
Генеральный прокурор, сам уроженец Афин, счел за лучшее удовлетворить
эту просьбу. Поэтому он распустил Звездную палату и послал Джоэниса к
Великому Оракулу в Сперри, что встретило всеобщее одобрение, ибо сперрийский
Оракул, так же как Оракулы из Дженмоторса и Дженэлектрикса, славился
объективностью суждений о людях и их делах. Оракулы вообще так вершили
правосудие, что заменили многие суды страны.
Джоэниса привезли в Сперри, и вскоре с дрожью в коленках он предстал
перед Оракулом. Оракул был огромной вычислительной машиной весьма сложного
устройства, с пультом управления, или алтарем, которому прислуживало
множество жрецов. Все жрецы были кастрированы, дабы они не имели других
помыслов, кроме заботы о машине. Верховный жрец был к тому же еще и
ослеплен, чтобы он мог видеть грешников лишь глазами Оракула.
Когда вошел Верховный Жрец, Джоэнис пал перед ним на колени. Но жрец
поднял его и сказал:
- Не страшись, сын мой. Смерть ожидает всех людей, и нескончаемые муки
присущи их эфемерной жизни. Скажи мне, есть ли у тебя деньги?
- Восемь долларов и тридцать центов, - ответил Джоэнис. - Но почему вы
об этом спрашиваете, отец?
- Потому, - молвил жрец, - что среди просителей существует обычай
добровольно жертвовать деньги Оракулу. Но, если у тебя нет денежных средств,
равно принимаются недвижимость, облигации, акции, закладные и любые другие
бумаги, которые считаются ценными в бренном мире.
- У меня нет ничего подобного, - печально ответствовал Джоэнис.
- А земли в Полинезии?
- Мои родители получили землю от правительства, и к нему она должна
вернуться. Не владею я и никаким другим имуществом, ибо этим вещам в
Полинезии не придают значения.
- Значит, у тебя ничего нет? - разочарованно спросил жрец.
- Ничего, кроме восьми долларов и тридцати центов, - сказал Джоэнис, -
да гитары, которая принадлежит человеку по имени Лам из далекой Калифорнии.
Но, отец, неужели это действительно необходимо?
- Разумеется, нет. Но и кибернетикам надо на что-то жить, и щедрый дар
от просителя рассматривается как благое деяние, особенно, когда приходит
пора толковать слова Оракула. Некоторые также полагают. что бедный человек
попросту мало трудился, раз не накопил денег для Оракула на случай судного
дня и, следовательно, недостаточно благочестив. Но это не должно нас
беспокоить. Сейчас мы представим твое дело и испросим решение.
Жрец взял заявление Генерального прокурора и защитную речь адвоката
Джоэниса и перевел их на тайный язык, каким Оракул общался с людьми. Вскоре
пришел ответ:
`ВОЗВЕДИТЕ В ДЕСЯТУЮ СТЕПЕНЬ И ВЫЧТИТЕ КВАДРАТНЫЙ КОРЕНЬ ИЗ МИНУС
ЕДИНИЦЫ.
НЕ ЗАБУДЬТЕ КОСИНУС, ИБО ЛЮДЯМ ДОЛЖНО ВЕСЕЛИТЬСЯ.
ДОБАВЬТЕ `Х` КАК ПЕРЕМЕННУЮ, СВОБОДНО ВЗВЕШЕННУЮ, НЕВЛЮБЛЕННУЮ.
ВСЕ ПРИДЕТ К НУЛЮ, И Я ВАМ БОЛЬШЕ НЕ НУЖЕН`.
Получив это решение, жрецы собрались вместе на толкование слов Оракула.
И вот что они сообщили:
ВОЗВЕСТИ - значит исправить зло.
ДЕСЯТАЯ СТЕПЕНЬ - есть условия содержания и срок, в течение которого
проситель, должен работать на каторге, чтобы исправить зло, - а именно
десять лет.
КВАДРАТНЫЙ КОРЕНЬ ИЗ МИНУС ЕДИНИЦЫ - будучи мнимым числом, представляет
воображаемое состояние благоденствия; также обозначает возможность
обогащения и прославления просителя. В связи с этим предыдущий приговор
объявляется условным.
`Х` ПЕРЕМЕННАЯ представляет воплощение земных фурий, среди которых
будет обитать проситель, и которые покажут ему невозможные ужасы.
КОСИНУС - знак самой богини, оберегающей просителя от некоторых ужасов,
уготованных фуриями; он обещает ему определенные земные радости.
ВСЕ ПРИДЕТ К НУЛЮ значит, что в данном случае соблюдается равенство
между святым правосудием и человеческой виной.
Я ВАМ БОЛЬШЕ НЕ НУЖЕН означает, что в дальнейшем проситель не должен
обращаться к этому или другому Оракулу, так как решение окончательное и

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 127001
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 1


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``