В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
НАСЛЕДНИК АЛВИСИДА, ИЛИ ЛЮБОВЬ ОПАСНЕЕ МЕЧА Назад
НАСЛЕДНИК АЛВИСИДА, ИЛИ ЛЮБОВЬ ОПАСНЕЕ МЕЧА

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Андрей ЛЕГОСТАЕВ

НАСЛЕДНИК АЛВИСИДА, или ЛЮБОВЬ ОПАСНЕЕ МЕЧА

Светлой памяти моего двоюродного брата Сергея
Владимировича Халутина (15.8.1973 - 21.6.1990) посвящаю.
Спасибо маме и жене моей Татьяне, за то, что всегда
рядом.
Выражаю искреннюю благодарность Александру
Викторовичу Сидоровичу и Сергею Александровичу Бурдэ, без
которых не было бы этого романа, а также: Александру
Щеголеву, Святославу Логинову, Сергею Шикину, Александру
Олексенко, Александру Кирсанову, Сергею Бережному, Виктору
Федорову, Александру Левину, Геннадию Белову, Юрию
Флейшману, Андрею Черткову, без которых этот роман был бы
совсем другим, и Сергею Викторовичу Боброву, просто за то
что он есть.

И когда сэр Динас возвратился домой, он хватился
своей возлюбленной и двух гончих собак, и, больше чем за
даму, он разгневался за собак. Он поскакал к тому рыцарю,
который забрал себе его возлюбленную, и предложил ему
поединок. И, съехавшись с ним, с такой силой его сокрушил,
что тот, упавши, сломал себе ногу и руку. И тогда дама его
и возлюбленная воскликнула: `Пощады, сэр Динас!` - и
пообещала любить его еще крепче, чем прежде.
- Ну нет, - сказал сэр Динас, - я никогда не доверюсь
тем, кто раз меня предал. И потому как вы начали, так и
кончайте, я же вас и знать не хочу.
И с тем сэр Динас ускакал оттуда прочь, захвативши с
собою своих собак, и возвратился в свой замок.
Сэр Томас Мэлори `Смерть Артура`

Коль подарите нас своим вниманьем, Изъяны все
загладим мы стараньем.
Вильям Шекспир `Ромео и Джульетта`

ПРОЛОГ. ЗАКЛЯТИЕ

Опечаленный и мрачный
Возвратился царь домой.
Весь дворец пришел в унынье.
Как помочь в беде такой?
Затворясь в опочивальне,
Царь задумчивый сидит.
Не играют музыканты,
Арфа сладкая молчит.
Ш.Руставели, `Витязь в тигровой шкуре`

Колдун был красив: высок, статен, черноволос, с благородной проснежью
в аккуратно подстриженной остроконечной бороде, в зачаровывающе-мрачных,
чрезмерно просторных одеждах. Колдун был нагл и самоуверен: он наверняка
знал, что далеко не всемогущ, но ни один мускул на его лице, ни одно
неверное движение не выдавали этого. Его ни на чем не основанной вере в
свои возможности можно было только позавидовать.
И Хамрай, старый придворный чародей шаха, завидовал. Именно наглости
и самоуверенности чернобородого пришельца из далеких земель. Хамрай на
своем веку повидал немало ему подобных. Знал им истинную цену. И
догадывался о предстоящем крахе своего конкурента, более того - был уверен
в неизбежности провала наглеца. Хамрай знал чего тот стоит, ибо сам достиг
немалых высот в искусстве колдовства, но вот уже многие десятилетия
безрезультатно бился над проблемой, кою пришелец взялся решить (за
соответствующее вознаграждение, разумеется) с лихого наскока. Хамрай
завидовал - завидовал этой неподражаемой самоуверенности и
бесцеремонности, от которой наверняка вскоре не останется и следа. Но
сейчас... Сейчас новый колдун на коне... на гребне... на вершине... любое
слово его воспринимается, как непреложная истина, как откровение сил
небесных, сил космических. Хамрай вздохнул тяжело и беспросветно - он
первый бы возрадовался удаче соперника, но, увы...
Сумерки сгущались предвещая приход ночи - времени чудес и колдовства.
В небе просветились первые, самые отважные звезды. Ущербная бледно-желтая
луна безразлично взирала с непостижимой высоты. Дерзкий южный ветерок
донес чей-то неразборчивый крик из-за дворцовый стены - видимо дозорный
гнал прочь случайного бродягу.
Они находились в укромном внутреннем дворе обширного дворца.
Секретный двор со всех сторон окружали высокие угрюмые стены заросшие
мхом, на которых сейчас плясали безумные отблески разгорающегося костра.
Во двор вела единственная потайная дверь и знали о мрачном закутке очень и
очень немногие. Как и башня Хамрая этот двор служил для магических действ,
вот уже больше века бесплодно совершаемых ради одной единственной цели:
снять ненавистное заклятие с великого шаха Фарруха Аль Балсара, омрачающее
его мудрое правление.
Иноземный чародей, высоко задрав голову к небесам, ждал. Он знал как
себя вести с сильными мира сего и это внушало Хамраю слабую надежду, что
заморский маг знает и как снять заклятие. Хамрай не одобрял его методы, но
свои собственные многочисленные неудачи порождали в нем надежду всякий
раз, когда кто-либо говорил, что может совершить чудо. Хамрай знал, что
чудо возможно, но не ведал, как сотворить его.
- Введите девственниц! - гортанным голосом произнес чужеземец когда
костер разгорелся в полную силу.
Шах едва заметным движением головы подтвердил распоряжение иноземца.
Личный телохранитель шаха Нилпег скрылся в потайной двери. Костер
разгорался все ярче, мириады красных искр устремлялись в черноту неба,
безучастная чернота флегматично поглощала и густой дым костра.
Порыв бесшабашного ветра погнал зловонные клубы в сторону владыки.
Стоявший чуть позади Хамрай хотел привычным движением отогнать дым, но
колдун опередил его. Он картинно принял позу и повелительным жестом
поставил черным клубам невидимую преграду, громко выкрикивая непонятные
слова. Хамрай равнодушно пожал плечами - достигнутый результат не стоил
затраченных усилий, чужеземец явно всячески подчеркивал свои волшебные
способности. Настоящий мастер не нуждается в постоянном выпячивании своих
сверхъестественных возможностей. Колдун не вызывал ни особого доверия, ни
симпатии.
По лицу шаха ничего нельзя было угадать, тем более нельзя было
прочувствовать его мысли - за почти двести лет, при помощи верного Хамрая,
владыка научился защите своих благородных дум. А вообще искусство
чародейства, даже элементарные азы, так и не дались шаху, несмотря на все
усилия мага. Шах был великим государственным деятелем и другими талантами,
похоже, не обладал.
Хамрай стоял за спиной своего повелителя, как неотлучная тень,
готовый в любую минуту отвести от шаха опасность магическую. Физическую
угрозу мгновенно устранят три телохранителя с каменными лицами и
обнаженными саблями - клинком такой сабли разрубают ряд гвоздей и после
этого волос, брошенный на лезвие, разрезается под собственным весом.
Во двор вошел Нилпег и остановился у двери. Одна за другой за ним
проскользнули девять девушек. Дверь с лязгом захлопнулась. Невольницы
сбились в плотную стайку под прицелом прожигающих глаз чернобородого.
Почти девочки - дрожащие, напуганные, с тщательно вымытыми и заплетенными
волосами и в богатых одеждах, которых они, быть может, и в жизни-то своей
никогда не видели.
Колдун вынул из черного балахона магический кристалл - Хамрай сразу
узнал его мягкий отблеск неровных граней. У колдуна был не очень крупный
экземпляр и переливался сиренево-багровым светом весьма тускло. Но колдун
поднял его высоко над головой с таким видом, что старый Хамрай сразу понял
- кристалл является самой главной гордостью и драгоценностью иноземца.
- О, божественный глаз Алгола, - провозгласил чернобородый, обращаясь
то ли к кристаллу, то ли к небесам, - яви миру силу свою, сверши чудо
небесное, тебе доступное. Прими жертву немалую, выпей силу их и брось на
человека великого, тебе поклонившегося...
`Так он еще и алголианин, да, похоже из какой-то непризнанной секты`,
- мысленно усмехнулся Хамрай. При виде кристалла надежда в колдуна
почему-то окрепла. Огромную силу подобного магического кристалла Хамрай
знал, но всех возможностей этого чудесного предмета, наверное, не ведал
никто.
Колдун бросил быстрый проницательный взгляд на Хамрая, тот на миг
испугался, что защита ослабилась и собрался с силами. Но нет, колдун
посмотрел на шаха. Тот терпеливо ждал и неведомо было, какие чувства
обуревают владыку. На Хамрая колдун даже не взглянул - не знал
самоуверенный чужестранец, кто скрывается под невзрачными серыми одеждами,
с лицом, потрепанным временем и многочисленными безуспешными попытками
снять заклятие, годами терзаний, сомнений, поисков и мучений... Хамрай не
считал нужным открывать колдуну до поры до времени свои возможности, свою
должность при шахе. Хамрай прекрасно знал и понимал, как мешает
сосредоточиться и сделать важное и безусловно чрезвычайно трудное
чародейство присутствие другого мага. Хамрай даже не решился просто
поставить защиту своим мыслям, как это без затей сделал шах. Он взял как
защиту мысли одного из секретных лучников, что наблюдали за двором через
неприметные специальные щели. Он даже намеком не дал понять чужеземному
магу, что тоже понимает что-то в этом ремесле - чтобы, не дай небеса, не
сбить его, чтобы не упустить ни малейшего шанса на сотворение чуда. Если,
конечно, эти шансы, есть.
Колдун обернулся к дрожащим ничего не понимающим девушкам и произнес
громовым голосом:
- Снимите одежды ваши, явите нам прелесть свою.
Отсветы костра блестели на обнаженных клинках трех могучих воинов.
Суровый Нилпег загораживал выход из мрачного двора, в который превратился
теперь для невольниц весь мир. Но они не понимали еще того, что ясно было
- несмотря на защиту мыслей колдуна - старому много повидавшему Хамраю: не
за честь свою надо опасаться этим несчастным невинным агнцам, а за жизнь
саму.
Слезы отчаяния покатились по обескровевшим щекам девушек, но ни одна
из девяти перечить не посмела. Они сбросили пестрые халатики, будто цветки
сбрасывают яркие лепестки, и прижались друг к дружке, прикрывая едва
оформившиеся выпуклости грудей тонкими руками, выпятив острые локти
вперед, словно пытаясь защититься.
Колдун резким движением вырвал из плотно стоявшей группы девушек
первую попавшую под руку невольницу, она, повинуясь грубой силе, пробежала
несколько шагов к костру и упала. Иноземец рывком поднял девушку на ноги и
с силой ударил по щеке. Хамрай прочувствовал сильные волны внушения -
иноземец очаровывал жертву, подчинял ее своей воле, выдавливал все
чувства, кроме рабской покорности ему.
Девушка опустила безвольно руки, отдавшись подхватившему ее течению,
раздвинула стройные, тонкие ноги, выпрямила спину, чуть подав в сторону
колдуна острые холмики груди. Безумствующий магический огонь ярко освещал
черноволосую неподвижную красавицу, колдун откинул прочь упавшую на грудь
жертвы тонкую и длинную косицу.
Хамраю захотелось отвести взгляд, он не мог смотреть спокойно на
обнаженное женское тело - не желал лишний раз мучить себя бесплодным
разглядыванием вожделенного и запретного ему естества. Хамрай знал, что
шах уже давно философски относится к недоступности для него женского тела,
что повелитель использует для ублажения собственного мужского естества
красивых юношей. Умом Хамрай понимал владыку, но принять это как должное
было выше его сил. И не имея возможностей снять запрещающее ему и шаху
обладание женщинами заклятие, он старался отгородить себя от соблазна.
Даже мысли не допускал о женских прелестях, хотя по первому слову ему
привели бы наложниц сколько угодно.
Чернобородый колдун гранью кристалла провел по лбу невольницы, потом
по щеке, по тонкой шее - кристалл оставлял на нежной коже заметный белый
след. Рука с магическим предметом провела по левой груди девушки, обведя
маленький съежившийся темно-коричневый сосок, потом по правой. Проведя по
животу, он дошел до ямочки пупка и отдернул руку - пленница не
шевельнулась, взор ее был устремлен в никуда. Колдун пожирал девушку
глазами, ноздри его жадно раздувались - Хамрай решил, что он сейчас лишит
ее девственности. Кто знает, может его заморское, варварское чудотворство
требует именно этого? И сейчас и Хамрай, и великий шах, без малого двести
лет лишенного возможности обладания женщиной, и телохранители станут
свидетелями девятикратного соития в свете колдовского костра?...
Рука колдуна подкралась к женскому естеству невольницы, покрытому
воздушным черным пушком, и по-хозяйски вторглась туда. Длинный тонкий
палец с острым ногтем, накрашенным серебряной краской, с силой прорвал
естественную защиту. Несмотря на сковывающие волю чары, девушка вздрогнула
от боли. По смуглой коже ноги медленно потек тонкий ручеек темно-вишневой
крови. Колдун удовлетворенно хмыкнул, прокричал что-то непонятное на
лающем мертвом языке и выпрямился, хищно сверкнув глазами.
Хамрай сглотнул, чтобы избавиться от вставшего в горле кома. Хотел
отвернуться, но долг превыше всего - он обязан смотреть.
Шах стоял неподвижно, положив обе руки на эфес своего прекрасного
меча - он верил, что час освобождения от заклятия близок, что снедающая
его невозможность иметь наследника будет разбита этим неприятным, но
могущественным иноземцем, как булатный клинок раскалывает напополам черный
камень, загораживающий выход к долгожданной свободе. Разворачивающееся
перед ним действо владыка полумира воспринимал сейчас как прелюдию к
волшебной ночи любви, полной счастья, которого он так долго лишен,
воспоминания о котором почти истерлись за двести лет из его памяти. Шах
смотрел, надеялся и ждал.
Телохранители с нескрываемым любопытством взирали на обнаженных
невольниц, похоть слегка подернула гримасами их мужественные лица, но в
любое мгновение они были готовы исполнить долг и ценой собственной жизни
защитить повелителя.
Девушки дрожали и плакали, плотно прижавшись другу к другу, словно
это могло спасти их от грядущего надругательства. Никаких сомнений в
предстоящем позоре у них уже не было - все, что им оставалось, это плакать
и возносить бесполезные мольбы к недоступному Аллаху и силам космическим.
Плачь и причитания становились все громче, острой занозой проникая в самою
душу старого Хамрая. Он уже хотел раскрыться пред колдуном и силой своей
магии парализовать мысли девушек. Но чернобородый вновь опередил его -
яркий сиреневый луч вырвался из его магического кристалла, долетел
мгновенно до пленниц и вспыхнул ярким переливающимся облаком, которое
тотчас рассеялось, подхваченное ветерком. Девушки замолчали, потеряв то ли
чувство страха, то ли дар речи, то ли вообще способность воспринимать
происходящее.
Медленно, наслаждаясь собственной мимолетной властью, колдун вывел к
костру следующую невольницу и со смаком проделал над ней ту же операцию.
Потом он поставил этих двух невольниц ближе к костру, столб которого
уходил к небесам и прошел к своему черному дорожному мешку. Два медных
кольца щелкнули на узких запястьях девушек, сковав их тонкой позолоченной
цепочкой.
Хамрай не знал подобного чародейства и гадал, какие же действия
последуют за всем этим - надежда все больше наполняла его. Маленькие
худосочные ягодицы стоявшей к нему спиной невольницы притягивали к себе
его взгляд. Торчащие позвонки смуглой спины манили его, ему страстно
желалось дотронуться до них рукой, погладить, провести по позвонкам
пальцами вниз, до смуглых полушарий, чтобы... Хамрай помотал головой - так
нельзя! Надо думать о чем-то другом, чтобы безумное вожделение не
захлестнуло его, не помутило разум - ведь вся его работа еще впереди.
Старый маг стал размышлять о повседневных заботах. Собственно, если
сегодня, несмотря на все его сомнения, пришелец добьется желаемого, то для
шаха и Хамрая все изменится. Не будет нужды держать в башне столько
хитроумных магических приспособлений для бесчисленных опытов, не нужен
будет постоянный наблюдатель на крыше башне - следить не появится ли
знамение, что родился наконец очередной потомок Алвисида, несущий в себе
заряд огромного могущества бессмертного, но поверженного бога... Не нужен
будет и он сам, чародей Хамрай, своему повелителю.
Но Хамрай не боялся опалы. За двести лет, скованные одним несчастьем,
они с шахом Балсаром стали настолько близки друг другу, что Хамрай не
ожидал от владыки никакого зла, даже если долгожданной цели добьется и не
он, столько сил на ее достижение потративший. Хамрай никогда не вмешивался
в государственные дела - для советов у солнцеподобного шаха есть мудрые
визири. Нет, Хамрай был не советником шаху, а самым близким другом. Но
если бы шах узнал о тайне Хамрая, о том, что на него заклятие наложено
отнюдь не случайно, и долгожительство Хамрая, как и долгая молодость шаха,
тоже получено не даром, что Хамрай, как и шах был в любовной связи с
богиней Моонлав во время Смутных Десятилетий после Великой Потери Памяти,
а не только ее учеником и верным адептом, то нет сомнений, что не сносить
ему, Хамраю, головы. Шахская немилость страшна, а топоры палачей его
остры... Впрочем, если тайна когда-либо откроется, то топор будет для
Хамрая далеко не самым страшным концом... Только кто откроет это шаху? Не
сам же Хамрай! Никто, кроме богов, не в силах заглянуть так глубоко в
прошлое. А Моонлав, победив вместе с остальными тремя всемогущими богами
своего брата Алвисида, исчезла бесследно и навсегда, даже не попрощавшись,
в неведомом и недоступном мире, о котором непонятно рассказывала, и о
котором изредка, после неудачных дней выматывающих поисков грезилось
иногда Хамраю...
Чернобородый колдун запел на все том же мертвом гортанном лающем
языке - сперва негромко, потом звук его сильного, красивого голоса
заполнил весь колодец тайного двора. Воздев над головой магический
кристалл, переливающийся теперь невообразимыми цветами в опаляющем свете
костра, чужестранец продвигался мимо невольниц. Они стояли кольцом вокруг
костра, соединенные тонкими поблескивающими цепочками, широко раздвинув
ноги и задрав головы к множеству появившихся на черном небе далеких
холодных звезд. Мелодия колдуна завораживала, вселяла в сердца
присутствующих благоговейный трепет пред таинством колдовства. Хамраю
пришлось собрать всю волю, чтобы не поддаться чарам иноземца, не потерять
способности мыслить трезво и беспристрастно.
Колдун шествовал медленно и торжественно вокруг ритуального костра,
почти касаясь своими развевающимися одеждами обнаженных спин юных
прекрасных невольниц. Они не шевелились и в отблесках пламени казались
неземной красоты статуями, высеченными из темного мрамора. Мелодия колдуна
достигла наивысшего напряжения, по телам девушек пробежала дрожь. Сперва
незаметная, дрожь все более охватывала пленниц, пока они не затряслись,
словно в страшной, раздирающей тело, лихорадке...
Колдун оборвал чародейскую песнь на полуслове, остановившись прямо
напротив шаха. Перевел дыхание, отер тыльной стороной ладони выступившие
на лбу бисеринки пота.
- Пусть пресветлый шах встанет вот туда, - властно приказал маг.
Великий шах, гроза полумира, своевольный и суровый, беспрекословно
подчинился. Хамрай и телохранители сделали шаг вслед за ним, но чужеземец
остановил их жестом руки.
- Нет! Солнцеподобный шах должен быть один.
Телохранители устремили вопросительные взгляды на повелителя. Тот
кивнул. Хамрай не чувствовал угрозы в действиях мага, хотя и не мог
проникнуть в его мысли. В любом случае он успеет защитить шаха и на таком
расстоянии - магия быстрее любого клинка, а чернобородый был Хамраю явно
по силам.
- Пусть великородный шах снимет свои одежды!
И вновь своенравный монарх повиновался колдуну. Шах раздевался
медленно, неотрывно глядя на полыхающий столб костра, вокруг которого
бились в сумасшедшей пляске юные невинные создания - прекрасные желанные и
недоступные. Хамрай понял, что не смотря на защиту, колдуну удалось
наложить на шаха свои чары, подчинить своей воле. В себе ничего подобного
Хамрай не ощущал - или иноземцу не по силам подчинить себе всех
присутствующих, либо никакой угрозы во внешне невзрачном Хамрае пришелец
не видел. Тем не менее вывести шаха из под влияния колдуна будет не
трудно, а пока это, наверное, и хорошо - своим нетерпеливым нравом шах
может случайно испортить чудотворство и колдун всю вину за неудачу свалит
на шаха, как уже случалось с другими `исцелителями`...
Шах разделся и, не стесняясь наготы, гордо выпрямился. Ему было
нечего стыдиться своего обнаженного тела. Все подданные страны знали, что
шах живет очень долго, но даже самые глубокие старцы не помнили другого
правителя. Многочисленные слухи и легенды в народе утверждали, что шах
Балсар жил всегда и по высочайшему соизволению Аллаха будет жить вечно.
Один лишь Хамрай знал, что шаху двести двадцать один год, и что он на
девять лет старше его самого. Богиня Моонлав наградила их обоих
долгожительством в награду за любовь - как любовь плотскую, так и любовь
душевную, никакими чародействами не завоевываемую. Двенадцать лет
отражались на их телах, как один год и шах выглядел солидным и статным
сорокалетним мужчиной. Он был красив и силен, не очень высок, широкоплеч и
мускулист, хотя годы давали себя знать и по бокам уже начали появляться
жировые складки. В густой черной бороде и буйных волосах не было ни единой
серебряной нити, но щеки пообвисли и стали от времени пепельно-серыми, а
вокруг глаз с каждым годом все больше разрастается густая сеть морщинок -
неизгладимый отпечаток государственных забот, тягот былых и недавних
военных походов, и десятилетий (когда в стране наступало мирное время, а
отчаяние от невозможности заиметь наследника достигало пика)
злоупотребления опиумом, отучить от которого пресветлого шаха, стоило
Хамраю немалых сил и волнений.
Колдун вновь запел на древнем лающем языке. Хамрай поднапрягся и
понял, что тот поет какую-то легенду о пяти богах и их отце Алголе. Хамрай
даже испугался - не прочувствовал ли чужеземец о их былой связи с Моонлав,
но быстро успокоился: легенда абсолютно не соответствовала происшедшему
тогда в действительности и принадлежала к эпосу алголиан, ненавидимых
многими народами, ибо поклонялись алголиане Дьяволу и слуге его Алвисиду.
`Будь проклят Алгол!` - было любимое присловье четырех из пяти всемогущих
богов, появившихся после Великой Потери Памяти и сошедших на грешную
землю. Чернобородый принадлежал к какой-то отделившейся от основного
ордена секте, погрязшей в заблуждениях - Хамрай знал алголиан как
дисциплинированных, суровых воинов и ученых, они не позволяли своим
апологетам подобной самодеятельности.
Колдун пел не вникая в смысл слов, лишь завораживая разум
присутствующих, а, возможно, и возбуждая самого себя на сотворение чуда.
Он стоял лицом к шаху и вдруг резко воздел руки вверх, подняв свой
магический кристалл, мгновенно вспыхнувший сиреневым, бирюзовым и вслед за
тем лазоревым цветами. Шах устремил свой взор на кристалл, чернобородый
резко убрал руки и сделал три шага в сторону. Кристалл остался висеть в
воздухе, переливаясь всеми оттенками красного и синего.
Хамраем вдруг овладело ощущение полной безысходности, надежда в
колдуна бесследно исчезла. Девушки у костра тряслись, ни на секунду не
прекращая дикой противоестественной пляски, черные длинные косички били по
смуглым спинам. Лица невольниц были искажены невероятной гримасой -
казалось все мыслимые чувства от наслаждения до ненависти, отчаяния и
безумного страха владеют ими. Костер бушевал в пределах, огороженных
колдуном. Взгляды всех присутствующих были устремлены на висящий в пустоте
магический кристалл.
Хамрай тяжело вздохнул - он уже знал, что будет дальше: вплоть до
того, что прекращать наблюдение за небосводом в надежде увидеть знамение,
еще преждевременно. Подобное представление мог бы, пожалуй, устроить почти
любой фокусник с базарной площади столицы - для этого особого знания и
умения не надо, элементарные навыки. Но на непосвященных действует,
конечно, безотказно. Однако шаху требуется результат, а не эффектное
представление, увы...
Колдун повернулся к костру. Глаза его блеснули желтым неистовым
огнем, две молнии рванулись в костер, сорвавшись с его простертых к
пламени рук. Огонь вспыхнул с новой силой, лизнув небо, и опал, прижавшись
к земле. Пламя из оранжевого превратилось в зеленое. Ручейки огня побежали
к обнаженным ногам девяти невольниц, скованных кольцом вокруг костра
тонкими позолоченными цепочками. Словно сознание вдруг разом вернулось к
жертвам - они завопили дико и жутко, попытались рвануться прочь от костра,
каждая в свою сторону, кольца больно врезались в запястья. Жадное зеленое
пламя стремительно промчалось вверх по юным стройным икрам, охватило
туловища и пожрало девушек целиком - девять живых зеленых костров
мгновение танцевали у одного большого, вновь взметнувшегося ввысь.
Пение колдуна заглушило их истошные крики боли и вдруг во дворе
воцарилась могильная тишина. Хамрай вздрогнул от неожиданности - цепочки
звякнули о камень, костер погас в единый миг, двор охватила тьма.
`Балаганный эффект, но впечатляет`, - подумал Хамрай о колдуне, даже
с какой-то ноткой уважения.
Глаза привыкли к темноте. Луна, скрывшаяся на мгновение в неожиданно
набежавшей туче, освободилась из заточения и залила двор ярким светом.
Юные невольницы исчезли бесследно, как и пепелище костра - на этом
месте стояла женщина.
Хамрай со молчаливым внутренним стоном закрыл глаза - силы
космические, какая это была женщина!
Высокая, зрелая, пышная, с густыми длинными золотистыми волосами и
белоснежной кожей она настолько контрастировала с худосочными фигурками
погибших невольниц, что охватившая Хамрая боль, вызванная видом их смерти,
как бы отступила, показывая никчемность тех пигалиц, которые превратились
в эту Женщину - женщину женщин. Хамрай даже ощутил волшебный запах ее
тела, аромат ее прекрасных волос. Она была обнажена, высокие, налитые
жизнью тяжелые груди, приковывали взгляд, зазывали, манили... Руки шаха
непроизвольно потянулись к ней навстречу. Хамрай неосознанно сделал шаг к
ней, телохранители тоже - они забыли на мгновение где находятся и для
чего.
Она, глядя только на обнаженного шаха, двинулась прямо к нему,
покачивая роскошными бедрами, показывая потерявшим способность рассуждать
трезво Хамраю и воинам свой великолепный стан сзади.
Хамрай сделал еще шаг в ее направлении, но сумел взять себя в руки и
остановился. Возбужденная плоть распирала одежды, сердце, готовое
вырваться из груди, стучало, отдаваясь в висках болью желания, лоб
покрылся холодной испариной, во рту пересохло. Он оглянулся и силой воли
заставил остановиться телохранителей шаха, медленно двигавшихся к
прекрасной гурии в костре рожденной, достойной того, чтобы за обладание ею
мужчина отдал жизнь.
Шах стоял, завороженно протянув к ней руки и не отводя от нее
пылающий вожделением безумный взгляд. Она улыбнулась ему, обнажив ряд
безупречных жемчугов зубов, изящными руками приподняла свои тяжелые груди
и остановилась, глядя на шаха. Дрожь охватила завоевателя полумира,
обнаженное мужское достоинство его бесстыдно вытянулось в сторону
красавицы...
Хамраю почему-то стало тягостно и стыдно, хотя он видел подобное
зрелище великое множество раз.
Колдун заорал истошно, на высоких тонах, неприятно продирая криком
слух Хамрая, и бухнулся на колени, просительно протянув руки к висящему
магическому кристаллу. Словно в ответ из кристалла вылетели два луча:
голубой уперся лицо, прямо в глаза судьбоносному шаху, розовый - в
бездонные очи нагой девы. Хамрай вздернулся было при виде луча из
кристалла, но опасности не узрел.
Неописуемой красоты женщина, возбуждающая неодолимое плотское
желание, двинулась к шаху. Хамрай не боялся, что заклятие вступит в силу -
он прочувствовал, что это не женщина из плоти и крови, а магическое
видение, хотя наверняка ощутимое и осязаемое. Вряд ли зачарованный и
чрезмерно возбужденный шах думал в этот миг о заклятии и об опасности. Он
шагнул навстречу деве и положил руки ей на плечи. Она крепко обхватила
руками спину венценосного мужчины, губы соприкоснулись с губами, ее
роскошные упругие выпуклости прижались к волосатой груди шаха, они слились
в едином страстном порыве - по двору пронесся протяжный стон.
Вдруг Хамрай увидел, что они сливаются в буквальном смысле слова -
вызванная волшебством чужеземца красавица входила в дрожащее тело шаха.
Вот ее лицо погрузилось в его и утонули в теле Балсара тяжелые холмы
женской груди. Опасности для шаха не ощущалось и Хамрай смотрел на чудо,
краем сознания понимая, что это и не чудо вовсе, а искусный иллюзион, но
веря как малый ребенок действу, так как очень хотел поверить.
Лиц не было - были две дрожащие в порыве спины... Но вот мужская
гордость шаха вынырнула из ее ягодиц, сквозь золотые волосы, ниспадающие
до талии стало проявляться искаженное страстью лицо шаха Балсара. Колдун
распростерся на земле и корчился в судорогах. Магический кристалл, лучи
которого соединились в один фиолетовый, вдруг вспыхнул неимоверным светом,
ярче сорока солнц и погас. Тугая струя жизнетворной влаги брызнула из шаха
и он в изнеможении опустился на землю.
Охватившее всех напряжение спало, луна словно померкла, во дворике
стало почти совсем темно.
Если бы Хамрай захотел, несомненно, смог бы проделать подобное. Но
ручаться, что все происшедшее чистейшей воды мистификация он бы не стал -
магия не имеет границ и никакой человеческий разум не может охватить ее
всю, волшебство разнообразно и многолико. Хамрай не чувствовал, что в шахе
теперь что-то изменилось, но вполне допускал, что страшное заклятие,
наложенное поверженным Алвисидом, наконец-то снято...
В таком случае, оно будет снято и с него, с Хамрая. Шах не откажет
заплатить колдуну и за своего товарища по несчастью, Балсар щедр к
друзьям. А колдун, похоже, жаден, охоч до сокровищ, которые обеспечат ему
на родине почет и любовь... А если шах и откажет оплатить, то Хамрай и сам
скопил достаточно средств за эти долгие двести лет. К тому же он может
рассчитаться с колдуном магическими кристаллами, которых имел во
множестве, их подарила когда-то Моонлав без счета... И снова сможет
любить... Хамрай чуть не застонал сладко от представившихся ему картин. Он
еще далеко не стар, крепок телом и здоров, как юноша... Он покинет шаха,
отправится в путешествия, вернется в забытую милую Францию... И ни с одной
красоткой не задержится дольше, чем на одну ночь - он наверстает все, что
упущено им за столько лет стократ проклятого воздержания...
Нилпег прошел в угол дворика, достал кремень и запалил один из
заранее приготовленных на всяких случай факелов. Передал его молча одному
из телохранителей и запалил второй. Хамрай поднял с земли роскошный халат
повелителя и сделал шаху недвусмысленный жест. Шах посмотрел на него
осоловелым взором, тряхнул головой - он сидел обессиленно, упершись руками
в холодную землю. Здравомыслие возвращалось к владыке полумира. Шах встал
и сунул руки в заботливо подставленные рукава халата. Затянул пояс,
посмотрел на остальную одежду, поморщился. Нилпег подал шахский меч на
роскошной перевязи. Хамрай приготовил сапог, шах вытянул ногу.
Чужеземный чародей подошел и склонился перед повелителем в низком
поклоне.
- Я выполнил просьбу великого шаха, - сказал он чуть с хрипотцой. -
Глаз всемогущего Алгола снял страшное заклятие, столь донимавшее
пресветлого шаха - он может теперь без страха входить к женщине. Я нижайше
жду обещанного вознаграждения.
- Шах Балсар всегда держит свое слово, - гордо произнес повелитель.
Он уже окончательно пришел в себя после колдовства, дыхание успокоилось,
голос был как всегда ровным и сильным. Но Хамрай прочувствовал, что сердце
шаха все еще бьется учащенно.
Шах указал рукой на дверь, колдун еще раз согнулся в почтительном
поклоне.
Предстояло теперь самое важное - проверить действительно ли заклятие
потеряло силу. Женщина для этой цели, тщательно отобранная беспристрастным
Нилпегом, уже давно ожидает в специальном покое башни. Женщина была из
шахского гарема, который был без надобности, но шах содержал его, дабы
избежать пересудов в народе. Озверевшие от воздержания красавицы,
вынужденные проводить бесцельную, хотя и роскошную жизнь в общении между
собой, читали стихи греческой поэтессы Сапфо в выспренном и величавом
переводе Хамрая с древнего, мертвого ныне языка, которые давным-давно
подкинул им сам шахский чародей (еще не этим наложницам, а их
предшественницам), объяснив смысл учения поэтессы. Он хотел досадить
красавицам, поддавшись странному порыву - чтоб не один страдал. А
получилось наоборот - жительницы гарема от тоски предавались любовью друг
с другом, доводя евнухов до бешенства и помутнения рассудка. Тем не менее
каждое редкое появление в гареме посланца шаха, как сегодня, вызывало
бурное оживление. А избранница, хотя все знали, что ее почти наверняка
ждет гибель, считала предстоящее испытание счастьем и великой честью.
Телохранители во главе с верным Нилпегом уже были готовы - стояли у
распахнутого выхода с обнаженными саблями и чадящими факелами,
отбрасывающими на много повидавшие равнодушные стены двора фантастические
тени.
Против ожидания колдуна они пошли по узкому каменному коридору не
туда, откуда пришли, не в шахские богатые покои, а дальше - в пугающую
черноту. Но колдун промолчал. Сейчас его главной задачей было взять
обещанное вознаграждение и поскорее унести ноги из владений шаха - и
Хамрай это остро прочувствовал. Хамрай вспомнил девять несчастных девочек,
спаленных на костре и подумал, что для колдуна было бы самым лучшим, если
бы заклятие действительно потеряло силу. Хамрай догадывался, на что
рассчитывал чужестранец - представление было потрясающим, поверивший шах
отдает обещанное и уже виденное колдуном сокровище (поднос усыпанный
золотыми монетами и увенчанный бриллиантовой диадемой) и колдун, пожелав
шаху прекрасного наслаждения, уходит. Даже если шах не отпустит его сразу,
заставит присутствовать при его попытке овладеть настоящей женщиной, а не
магическим воплощением, и заклятие возымеет действие, то у чародея хватит
умения заворожить потрясенных телохранителей, околдовать если понадобится
всю дворцовую стражу, оставшуюся без повелителя, и покинуть дворец. Одного
не учел чужестранец - что рядом с шахом будет чародей куда могущественнее
его самого. Но, похоже, колдун ничего не боялся и сам истово верил в
свершенное им колдовство. Либо играл уверенность с неподражаемым
мастерством и наглостью.
Телохранители, шествующие первыми, замедлили шаг - узкий коридор
делал резкий поворот. Хамрай знал эту длинную каменную кишку, как самого
себя - многие годы он ежедневно ходил по нему в свою башню, где жил, где
страдал, где проводил многочисленные опыты и изыскания, где на крыше
постоянно торчал наблюдатель за небом, где его старый слуга Гудэрз
заботливо протирал магические предметы и ухаживал в зверинце за
чудовищами, привезенными Хамраем со всех уголков земли.
Секретный коридор, о котором во всем огромном дворце знало не более
десяти человек, заканчивался лестницей. Ступеньки круто убегали вниз.
Процессия спустилась и оказалась в зверинце Хамрая, располагавшимся в
подземелье под башней.
Это было царство сгорбленного Гудэрза. Никто кроме него и самого
Хамрая не мог подойти к располагавшимся по обе стороны прохода клеткам.
Яркий свет факелов почти не освещал клетки, мимо которых проходили
шах с колдуном. Телохранители не обращали на странных существ ни малейшего
внимания, шах уже многажды осматривал необычный зверинец и был равнодушен,
а вот явно пораженный колдун проявил нездоровое любопытство. Заметив это,
шах самодовольно усмехнулся и приказал воинам освещать клетки, чтобы
колдун мог лучше осмотреть диковинных животных. Шедший последним Хамрай
тоже стал разглядывать клетки. Он с удивлением поймал себя на мысли, что
хотя каждый день проходит мимо, вот уже сколько лет не обращает на них ни
малейшего внимания и уже совершенно забыл о некоторых существах.
Колдун с шахом в сопровождении воинов с факелами ушли далеко вперед,
но Хамрай не нуждался в освещении - он отлично видел в темноте. В этой
клетке спит сейчас шинийский лев, любовь и гордость седого Гудэрза.
Доставшийся с превеликим трудом, он оказался совершенно бесполезным для
магических исследований. Казалось, лев спит повернувшись к проходу задом,
но Хамрай знал, что на самом деле это не увенчанный густой кистью волос
хвост, а голова хищника на длинной, тонкой и сильной шее. С другой стороны
туловища такой же хвост-голова, а лапы зверя имеют поразительное свойство
с одинаковой ловкостью нести зверя в любом направлении. Несмотря на тонкую
шею шинийский лев поглощал на удивление много мяса, что было довольно
накладно, но престарелый Гудэрз умолял не забивать необыкновенное
создание.
Следующую клетку занимала громоздкая и неповоротливая болотная сибра
из северных краев. Из выделяемой ее кожей слизи, путем сложных манипуляций
получалось магическое зелье, имевшее приторно-сладкий вкус. Это снадобье
полностью лишало испробовавшего его человека рассудка и навечно делало
рабом того, чье имя было заложено при изготовлении магического средства.
Шах частенько требовал зелье сибры.
А в этой клетке когда-то содержался единорог, ради которого Хамраю
пришлось проделать путешествие на далекие ирландские острова - вотчину
алголиан. Хамрай полюбил пугливое нежное создание, но ему для опытов был
необходим рог. Белокожее длинногривое животное долго мучилось, рыдая почти
человечьим голосом, а потом издохло. Хваленый рог не оправдал ожиданий.
Очередная клетка в темноте, едва прореживаемой факелами ушедших
дальше воинов, казалась тоже пустой. Но Хамрай знал, как опасно
содержащееся здесь, почти прозрачное существо, годами спящее под действием
наложенных на него чар. Лучше отойти подальше, пока оно не прочувствовало
Хамрая и не очнулось, лишние хлопоты сейчас ни к чему.
О толстые несокрушимые прутья камеры бился, заметив посетителей,
тупой и неопрятный грифон, требуя пищи. Создатель лишил эту тварь не
только крох разума, но и возможности спать, и эта гротесковая пародия на
царя зверей кружила денно и нощно по клети, оставляя на прутьях грязные
перья и оглашая зверинец противным резким клекотом. Хамрай брезгливо
поморщился и развернулся к противоположному ряду клеток.
И сразу увидел зеленые глаза Саурры - в них отражалась бесконечное

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ




Россия

Док. 126713
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 1


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``