ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Владимир Фильчаков

Эксперимент N 1

Ты произнес свои слова так, как будто ты не
признаешь теней, а также и зла. Не будешь
ли ты так добр подумать над вопросом: что
бы делало твое добро, если бы не существова-
ло зла, и как бы выглядела земля, если бы с
нее исчезли тени?
М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита.

Глава 1. Новорожденные.

- Вот они.
- Вижу. Что это они делают?
- Играют в слона.
- Играют в слона.Очень интересно.И в чем же заключается игра?
- Как видишь,она садится ему на спину и он везет ее. А ее опущенная
спереди рука изображает хобот.
- Это я понял. В чем цель игры?
- ... Так... Развлечение...
- Очень интеллектуальное развлечение. Во что еще они играют?
- В бегемота и крокодила... В порхающих бабочек... У них много игр.
- Представляю. В порхающих бабочек. А чем еще они занимаются? Поми-
мо игр?
- Едят. Спят. Купаются в озере. Гуляют.
- Понятно. Живут, словом.Им уже три года, не так ли? Где дети?
- Детей пока нет.
- Почему? Впрочем не отвечай. Вот они совсем близко. Я хочу загля-
нуть им в глаза... Понятно. Достаточно. Детей нет и не будет.
- Как долго?
- Никогда.
- Почему?
- Ты и сам все понял, просто боишься признаться. Детей у них не бу-
дет потому, что они этого не хотят. Они вообще ничего не хотят. Они
даже не знают, что можно чего-то хотеть. В их глазах нет мысли, точнее
того, что я называю мыслью. О чем они думают? `Хочу ли я есть? Вроде
бы еще не хочу... Или хочу? А может быть поспать? Или не стоит? А да-
вай-ка поиграем в слона. А вот от этой яблони мы еще не ели плодов. Или
ели? Не помню... Сегодня мы еще не купались. Или купались? Или это было
вчера? Надо будет все-таки попробовать от этой яблони`. И так далее. У
них есть все. Нет только одного - желаний. В частности желания обла-
дать друг другом. И как следствие - нет детей. Поверь мне, так больше
продолжаться не может. Детей от них ты не дождешься,и,стало быть, весь
Эксперимент зашел в тупик. Они ведь не ели от той яблони?
- Я запретил им.
- И они свято соблюдают запрет. Молодцы. Хорошие мальчик и девочка.
Они, скорее всего, и не подходили к этой яблоне?
- Подходили. Смотрели. Недоумевали, почему это им запретили есть
плоды от нее, ведь яблоня ничем не отличается от других. Постояли и
ушли.
- Ясно. Я же говорю - хорошие мальчик и девочка. У мальчика борода
уже выросла, а он все не знает, что нужно делать, когда темнеет.
- Перестань. Я знаю, что ты предлагаешь.
- И?..
- Мне трудно на этосогласиться.
- Еще бы!
- Но тогда они не смогут жить здесь!
- Подберем им подходящую планету.
- Жалко их.
- Жалко? А смотреть на то,как они прожигают здесь свою жизнь, бес-
цельно, бездумно, бездарно прожигают - не жалко? Ты три года за ними
наблюдаешь, и что? Цель также далека, как и три года назад.
- Но ты хоть понимаешь, что будет когда мы сделаем то, что ты пред-
лагаешь? Они могут просто перессориться! Разругаться так, что видеть
друг друга не захотят.
- Пусть. Помирятся. Деваться-то им некуда. Других людей рядом нет.
- Это жестоко.
- Отнюдь. Это гуманно.
- Не будем спорить. Я подумаю.
- Подумай. Но другого выхода нет.

* * *

Она сладко потянулась и села, чувствуя утреннюю бодрость и прилив
сил. Он еще спал. Она посмотрела на Него и вдруг подумала: `Красивый
мужчина`. И испугалась этой мысли. Что это ей в голову вдруг пришло?
Никогда раньше ничего подобного не приходило, а тут вдруг пришло. Она
покачала головой. Что-то было не так. Не так как всегда. Вокруг все
вроде бы так же как всегда - деревья, трава, кусты, голубое небо, пти-
цы поют свои песенки. Что же тогда не так? Рядом с ней упало яблоко.
Спелое, сочное. Она засмеялась было, но тут же оборвала смех. Она по-
няла, что ей вовсе не хочется этого яблока. Это было удивительно. И
тревожно. Раньше Она со смехом погружала в яблоко белые зубы и начина-
ла тормошить Его. А сейчас... Не хочется... Странно... А чего же Ей
хочется? Непонятно. Она огляделась. Интересно, а есть ли край у этого
мира? И опять Она испугалась своей мысли. Что же это такое, а? Рядом
упало еще одно яблоко. Она посмотрела на него и отвернулась. Так ведь
и на голову может упасть. Ну и что, что никогда раньше не падало. А
вдруг? Она поморщилась. Больно, наверное, будет. Она взглянула вверх.
Прямо над ней висели ветки с тяжелыми плодами. Она встала и отошла от
яблони. Посмотрела на Него. Он все еще спал. Что-то было не так. Не
хотелось будить его, не хотелось есть, не хотелось играть, не хотелось
ничего. Нет, чего-то хотелось, это точно. Но вот чего? Непонятно. И
странно это. Чего же ей все-таки хочется? Есть ли край у этого мира?
Ну вот. Опять эта мысль. Какой край? Какой вообще может быть край? И
главное - какое Ей до этого дело? Она села и принялась обдумывать свои
ощущения. Что же такое с ней произошло? Ничего особенного не произош-
ло. Или произошло? Когда? Вчера? Вчера было все как всегда. А сегодня
мысли какие-то лезут в голову. `Красивый мужчина`... Это надо же! Ну
красивый, и что? А почему Он не такой как я? Для чего Он не такой как
я? Странно... Что значит не такой как я? Ну да, Он похож и не похож на
меня. Борода у него растет... А у меня - нет. Она потерла гладкий под-
бородок, покачала головой. Усы у него... И между ног совсем не так как
у меня. Странно... То есть не то странно, что у Него что-то там устро-
ено не так, а то, что Я об этом думаю.
Она уперла руки в колени, подбородок положила на ладони, и приня-
лась разглядывать Его. Действительно - красивый. Мускулистый, упругий.
Вон как сладко спит. Ей вдруг захотелось погладить Его по плечу. Она
опять покачала головой. Это от яблок - сказала Она себе. Нельзя же
есть яблоки в таком количестве. Глупости! Причем яблоки? Яблоки совер-
шенно ни причем. Всегда Она ела их сколько угодно, и ничего. А тут -
нате вам. Он завозился, перевернулся на бок, открыл глаза, улыбнулся
Ей, сел, пошарил в траве, нашел яблоко, запустил в него зубы. Сок по-
тек по бороде, и Ей почему-то стало неприятно. Она отвернулась. Нет,
сегодня все было совсем не так, как вчера. Совсем не так. Отчего это
Ей сделалось неприятно? Вот сколько раз Она видела, как Он ест ябло-
ки... или груши... И ничего...
- Ты умылась уже? - спросил Он. Она не ответила. - Пошли умываться!
Она нехотя встала, пошла за Ним. Он с разбега бросился в озеро, Она
постояла на берегу, кривя лицо.
- Что же ты? Давай! Она нехотя вошла в воду по пояс и поняла, что
купаться Ей тоже не хочется. А что же Ей хочется?
Она сполоснула лицо, прополоскала рот и вышла на берег.
- Что же ты? - крикнул Он. - Догоняй!
А Ей совсем не хотелось купаться, тем более догонять. Он проплыл
метров пятьдесят, оглянулся. Лицо Его выразило недоумение. Резко взма-
хивая руками, Он вернулся к берегу, вышел, пригладил волосы.
- Что ты? - Он подошел к Ней, взял за руки и Она почему-то вздрог-
нула. - Что ты? - повторил Он.
- Не знаю.
- Так не бывает! - заявил Он. - Давай поиграем. В слона. А?
- Не хочу.
На этот раз Он по-настоящему удивился. - Ну в бабочек...
- Не хочу.
- Ну в черепаху... В бегемота... А? - тон Его из просительного
превратился в умоляющий. Она покачала головой. Он заглянул ей в глаза.
- Что с твоими глазами? Таких глаз у тебя я никогда не видел.
- А что с моими глазами? Ничего с моими глазами. Глаза как глаза.
Она встала, подошла к воде и посмотрела на свое отражение. По воде
шла легкая рябь и отражение колыхалось. Какая я... - подумала она. -
Какая-то нечесаная... Причем глаза? Что там такое в глазах? Ничего
особенного. Волосы всклокочены. Надо бы причесаться. Надо бы... А чем?
Она кое-как поправила волосы. Ей почему-то не хотелось, чтобы он на
нее смотрел, на такую растрепанную. Вот когда Она приведет себя в по-
рядок... А Он смотрел, не отрываясь и глаза у него стали совершенно
круглыми. Он не понимал. Она тоже не понимала. Что же это делается?
- Слушай, - сказала Она вдруг. - А где край у этого мира?
- Край?! - поразился Он. - Какой край?
- Какой - какой... Край. Не знаешь,что такое край? - Она пожалела,
что сказала Ему про край. Не надо было этого говорить. Вон глаза у Не-
го сейчас вывалятся. Она представила, что будет если они действительно
вывалятся. Покатятся по земле? Или нет? Или как они там устроены? Дер-
жатся наверное там на чем-нибудь, на ниточках каких-то. Она устыдилась
своих мыслей и удивилась тому, что устыдилась. Вот не было же с Ней
раньше такого никогда! Он наконец отвернулся от нее и сел рядом. Он
пытался переварить в своей голове то, что услышал и увидел. Получалось
плохо. Он тряхнул головой.
- Брось, - сказал Он. - Что это с тобой? Не выспалась? Он замолчал.
Как это может быть - не выспалась? Разве можно - не выспаться? Что-то
произошло, пока Он спал. Что? Он машинально пошарил вокруг себя и по-
разился - рука не нащупала яблока. Странный какой-то день сегодня. А,
они далеко отошли от яблонь. Придется вставать, идти... А зачем?
Что-то мне не хочется яблок. Тогда грушу... И грушу не хочется...
- Грустно мне, - неожиданно сказала Она.
`Грустно` - повторил Он про себя. `Грустно`... Слово какое-то хрус-
тящее. Словно капуста во рту хрустит. - Слушай, - Он наклонился к ней.
- Ты не знаешь, здесь капуста где-нибудь растет?
Она резко повернулась. Теперь у Нее были круглые глаза. - Не знаю.
А что это - капуста?
- Ну, капуста... На зубах хрустит. Вкусная...Должно быть...
- Сладкая?
- Н - не знаю. Кажется нет.
- Я тоже хочу капусты! - объявила Она. - А то что же это - все
сладкое да сладкое. Пошли поищем? - Пошли. Полдня они провели в поис-
ках капусты, устали, присели под развесистой грушей. Он выбрал самую
спелую, сорвал, подал Ей. Она машинально откусила, пожевала и вдруг
швырнула грушу в кусты. Он молча наблюдал за ней. За полдня Он как-то
свыкся с мыслью о том, что Она стала не такая, как всегда. Мало того,
Он и себя ощущал не таким, как всегда. Что же все-таки произошло, пока
Он спал? Она срывала груши, откусывала маленькие кусочки и выбрасыва-
ла.
- Надоели они мне, - пояснила на его недоумевающий взгляд. Он поки-
вал, соглашаясь. Действительно, надоели. И ему тоже. Груши. Яблоки.
Бананы. Киви. Вишня. Земляника. `Мяса хочу!` - неожиданно подумал Он.
- `Вот это да! Мяса. Это же надо кого-нибудь из зверушек убить...` К
нему подскочила белка, посмотрела блестящим глазом, убежала. `Вот эту
белку - убить? И поесть ее мяса?` Что же это лезет в голову, а? Инте-
ресно, почему это белку вдруг? У нее мяса-то на один укус. Надо ко-
го-нибудь побольше. Зайца, например. А еще лучше - оленя. Вот где мя-
са-то! Он посмотрел на нее. Она сидела, обхватив колени руками и смот-
рела на Него. Сказать Ей про мясо? Ну уж нет! Как Она ухватилась за
капусту. А тут убивать кого-то придется. Того же оленя. И еще неиз-
вестно, понравится ли им мясо. Может его и есть-то нельзя. Может у них
от него животы будут болеть...Болеть... Как это - болеть? Ерунда ка-
кая-то лезет в голову. Впрочем, может быть и не ерунда. Наешься мяса,
вот живот и заболит. В наказание. Наказание... Кто накажет-то? Голос?
А что, Голос и накажет. Да нет, причем тут Голос. Как это я убивать-то
буду? Здесь все звери ручные, доверчивые, с рук едят. Это как-же -
подманить его, значит, а потом... Как убить-то? Ну, это, положим, не
проблема. Палкой. Или шею свернуть. Руками... Он содрогнулся.
- Ты что? - спросила Она. Она наблюдала за ним во время этих его
размышлений и видела, как меняется Его лицо.
- Ничего. Задумался.
- О чем?
- Да так... Ерунда.
- А все-таки?
- Не приставай!
Она отшатнулась. Так с Нею Он еще не разговаривал.
- Ладно, извини. Погорячился. Она улыбнулась. Нет, воистину сегодня
странный день.

* * *

Исполнитель.

Бумагу я нашел на столе в гостиной. Раньше, в самом начале, когда
стола еще не было, бумаги появлялись на обшарпанном подоконнике, и да-
же не в этой квартире, потому что этой квартиры тогда тоже не было.
Тогда у меня была комната в коммуналке. Тогда я был нищ, жизнерадостен
и полон надежд. Теперь я богат, циничен и надежд у меня нет. Теперь у
меня есть огромная пятикомнатная квартира, в которой я теряюсь как та-
ракан на площади и пять мебельных гарнитуров в стиле ретро, самых до-
рогих, помпезных, и потому бессмысленных. Но все, кто сюда заходит,
соловеют от зависти и пытаются мысленно подсчитать мои доходы, и у них
это плохо получается, ум у них заходит за разум и они начинают нести
околесицу. Поначалу я смущался, в ответ на вопросы `Где работаешь` и
`Сколько получаешь` бормотал что-то невнятное, но вскоре научился де-
лать такой вид, что каждый понимал: такие вопросы задавать нельзя. Ме-
ня принимали кто за особо секретного физика, кто за особо секретного
агента спецслужб, кто за крупного, но, опять-таки, особо секретного
правительственного чиновника. Я посмотрел на стол. Он красного дерева,
друзья мои, и по сравнению с другими известными мне столами выглядит
как `Титаник` рядом с каботажным пароходиком. За этим столом может
свободно разместиться тридцать человек. Он надежен. Невозможно предс-
тавить, что у него может расшататься ножка. Он сделан в стиле како-
го-то там по счету Людовика. Он внушает благоговение. От него веет
чем-то мистическим. Словом, это богатый добротный Стол с большой бук-
вы. И на этом Столе сиротливо лежала Бумага. Я не спешил брать Бумагу.
Это раньше я с сердечным трепетом и подгибанием коленок хватал Бумагу
и жадно прочитывал, и пытался уловить в ней великий смысл. Сейчас же я
спокойно одел персидский халат и побрел в ванную, шаркая персидскими
туфлями, умылся, почистил зубы, побрился, долго и хмуро смотрелся в
зеркало и неприязненно думал о том, что вот не было же никаких бумаг
полгода, и тут на тебе, появилась. Это значит - куда-то ехать, что-то
делать, работать, словом. Отрабатывать свое богатство. А не отказаться
ли к чертовой матери? Меня передернуло. Это от поручений мафии можно
отказаться, хотя бы теоретически. А от этих поручений отказаться нель-
зя. Даже теоретически. Проклиная себя на разные лады, я побрел в гос-
тиную, взял Бумагу и сел в кресло. О, кресло заслуживает целой поэмы -
оно кожаное и до невозможности мягкое, а кожа на нем такая, какую вы,
друзья мои, и не видели никогда. Но я отвлекся. Я отвлекаюсь потому,
что мне не хочется читать бумагу. Я вздыхаю, потому что читать все-та-
ки надо, и начинаю читать...

Глава 2. Младенцы.

- Ну, как успехи?
- Не думаю, что положительные.
- Вот как. Расскажи.
- Позавчера они весь день что-то искали.С трудом понял - что.Капус-
ту.
- Капусту? Интересно. Нашли?
- Нет, конечно. У нас здесь нет капусты.
- Почему?
- Не предусмотрена.
- А зря.
- Капуста - грубый овощ.
- А какие блюда получаются из этого грубого овоща...
- Это не существенно. У них есть все, чтобы утолять голод.
- А им захотелось капусты. Мне кажется, это хороший признак. Дальше.
- Вчера они целый день с небольшим перерывом шли в одну сторону,
стараясь идти прямо. Искали край мира.
- Кстати, что у нас там с краем мира?
- Край мира для них скрыт.
- Почему?
- Как ты не поймешь... Если они увидят край мира...
- Что же произойдет, если они увидят край мира?
- Это будет большой шок для них.
- А ты, стало быть их от этого шока оберегаешь. Считаешь - они еще
не готовы? Зря ты так думаешь о них. В них проснулось любопытс-
тво.Пусть увидят, где они живут.
- И поймут, что их мир - это всего лишь маленький клочок?
- О да.
- Они возненавидят этот мир.
- Естественно. Они его уже ненавидят. Только еще не понимают этого.
- За что же они его ненавидят?
- За то, что в нем нет капусты.
- Смеешься?
- Нисколько. В нем нет капусты, какой-нибудь брюквы, еще чего-то.
- Далась им эта капуста. Хорошо, я насажу капусту.
- Ни в коем случае. Умоляю тебя, не делай этого. Не иди у них на
поводу. Иначе в один прекрасный момент тебе придется расширять мир,
когда в нем не станет места, например для баобабов. Или для чего-то
еще.
- Я начинаю думать, что зря тебя послушался. Их придется отсюда
убирать.
- Конечно. Им здесь скоро станет тесно. Они сами попросят тебя пе-
реселить их отсюда. Они еще не совершили чего-нибудь предосудительно-
го?
- Что ты имеешь в виду?
- Никого из зверей не убили?
- Зачем?!
- Чтобы поесть мяса.
- Ты думаешь, им захочется?
- Им уже хочется. Или ты думаешь, они ограничатся капустой?
- ... Ты считаешь, что это правильный путь?
- Безусловно.
- Но нужного результата пока нет.
- Будет. Прошло-то всего два дня.

* * *

Сегодня они впервые поругались. Он настаивал, что нужно убить оле-
ня, или, на худой конец, зайца и полакомиться мясом. Она категорически
воспротивилась. С какой это стати? Они же ручные, зверушки, они вон
какие доверчивые, у них же глаза - умные-умные, не то что у тебя. И их
- есть? Что это пришло в твою пустую голову? Ни за что!
Ах, это у него голова пустая? Это у тебя голова пустая! Только и
знаешь, что над озером вертеться, себя рассматривать. А чего, собс-
твенно вертеться? Жалко, что ветер здесь слабый, а то подул бы как
следует, чтоб ты в воде себя разглядеть не смогла.
Ах, ветер ему слабый! Зато у тебя в голове сквозняк! Я для чего у
воды верчусь? Хоть бы подумал. Вот подумай, подумай, может быть приду-
маешь что-нибудь. А мясо я есть не собираюсь. Здесь фруктов полно. Мя-
са ему! Яблоки ешь!
Сама ешь свои яблоки! И груши! И манго! И бананы! Вот у меня где
твои бананы! А яблоками я вообще сыт по горло!
Он плюнул и ушел. Долго бродил по саду, медленно остывая и прислу-
шиваясь к своим необычным ощущениям. Сердце колотится будто он пять
раз вокруг озера обежал. И вообще - хочется рвать и метать. И он рвал.
Листву. Траву. Ломал ветки. Потом сообразил, что трава и ветки ни в
чем не виноваты. Сел. Что это Он, собственно так разошелся? Ну не хо-
чет Она есть мясо, и ладно. Заставлять ее, что ли? Не будем мы ее зас-
тавлять. Пусть питается яблоками. Это ее личное дело. Глаза у них, ви-
дите ли, умные-умные, не то что у меня. А мне плевать. Мне жрать хо-
чется! Ух ты! Слово-то какое: жрать! Жрррать! Да. И никаких. Впрочем,
жрать-то как раз не очень хочется - Он ведь совсем недавно этих прок-
лятых яблок нажрался, провались они совсем. Но мяса бы Он поел. Ах,
как Он поел бы мяса! С чавканьем, с урчанием, вращая глазами. Стоп,
так ведь мясо-то будет сырое. Надо же его как-нибудь разогреть... и...
это... обжарить. А на чем? Огонь нужен, вот что. А где его взять? Нег-
де. Нигде тут ничего не горит. А как огонь этот самый добыть - неиз-
вестно. Надо будет подумать над этим. А то, знаете ли, сырое мясо -
это как-то неаппетитно. Подумаю об этом... Огонь... Как бы попробовать
его разжечь, а? Разжечь... Он незаметно уснул и во сне увидел Ее. Ка-
кая Она красивая. Какая кожа у Нее белая и гладкая, должно быть. Поче-
му это Он до сих пор не удосужился проверить, какова Ее кожа на ощупь?
А ведь прикасался к Ней тысячу раз, за руки Ее брал, по плечу хлопал.
А надо было не хлопать, а погладить, дубина. И не только по плечу...
Вот как сейчас, во сне... Он ощущал что-то совершенно необычное, ка-
кое-то острое, покалывающее наслаждение, и когда Она тоже обняла Его,
Он почувствовал, что стал невесом, что отрывается от земли и вместе с
Ней парит в облаках окутывающей их неги и блаженства... Что-то разбу-
дило Его. Он крякнул с досады и вдруг почувствовал в том месте, где
сходятся ноги что-то совсем уж невообразимое - силу и мощь возбужден-
ной плоти. Он сел и долго таращился в сумрак сада. А потом Его мозг
обожгла мысль : для чего это Она так часто крутится возле озера, при-
хорашивается, старается выглядеть лучше. Уж не для того же, чтоб пон-
равиться лягушкам и зайцам. И потом, Она ведь сказала `Подумай!` И Он
пошел Ее искать...

* * *

- Итак...
- Ты был прав. Они провели ночь вдвоем. А потом съели десятка два
яблок от той яблони.
- Ну?!
- Они набросились на нее и чуть не вырвали с корнем.
- Молодцы. А как насчет мяса?
- Он уговорил ее попробовать.
- И?..
- Они подманили олененка... В последний момент им стало его жалко.
- Вот видишь. Значит все нормально, значит в пучину безоглядного
греха они не вверглись. Значит, в них осталась жалость к беззащитным
животным. Это же прекрасно! А теперь - гнать их в шею! Они уже созре-
ли. Я подобрал им прекрасную планету, они будут довольны, да и ты то-
же. Она во многих местах почти не отличается от этого мира, вот только
яблони и груши там просто так не растут, их придется возделывать, ра-
ботать придется. Ничего, пусть попотеют, им это на пользу. И оленята
там не такие доверчивые, за ними побегать придется, ох как побегать.
Да ты знаешь эту планету, возле желтого солнца.
- Помню. Вообще-то именно туда я и думал их поселить.
- Вот и прекрасно. Пусть еще денек помучаются, а потом - в шею!
- Знаешь... У меня рука не поднимется. Они же дети мои...
- Вздор! А впрочем, хорошо. Я сам. Так и быть. Сниму с тебя это
бремя. Мне это вроде бы с руки. Только смотри - освоятся они там, об-
живутся, детей нарожают, ты еще парочек десять сделай - это профилак-
тика от кровосмешения, чтоб не выродились через пару поколений. Да не
забудь меня позвать, для завершающего штриха.
- Ох, что-то будет.
- Обязательно будет. Наплачемся мы с ними, это уж точно. Зато циви-
лизация будет.
- Мне кажется, что-то я сделал неправильно. В них слишком много от
тебя.
- Половина - это не много. В их детях, конечно, эта равная пропор-
ция соблюдаться не будет - у кого-то будет больше от меня, у кого-то -
больше от тебя, но в целом должно быть равенство.
- И все-таки - в них слишком много твоего.
- Но не мог же я от себя отрезать какую-то часть! Не беспокойся.
Понаблюдаем. Если что-то не так - исправим.
- Потом может быть поздно.
- Исправлять никогда не поздно.
- Смотря как исправлять...
- Не беспокойся. Увидим.

* * *

Он с гордостью смотрел на огонь. Это Он зажег его! Правда, Ему
пришлось попотеть, но огонь все-таки зажегся. А жареное мясо - восхи-
тительная вещь! Это тебе не яблоки! Вкуснятина!.. Там, в том мире, Он
никак не мог осмелиться убить олененка, зато здесь Он убил взрослого
оленя. Вон сколько мяса лежит в пещере! Пришлось потратить целый день,
чтобы добыть этого оленя, ну и набегался же Он! Он содрал с оленя шку-
ру, орудуя острым камнем, какое-никакое одеяло - здесь холодно по но-
чам. Правда, шкура здорово воняет, надо будет придумать, как ее обра-
ботать, да и мясо попахивает, даром что они пересыпают его солью. Соли
надо бы побольше, но им ее дали мало, надо научиться добывать. А где
ее добывать - неизвестно. Ничего - мясо съедим побыстрее.
Еще им дали пшеницу, они уже возделали и засеяли поле, и ростки уже
проклюнулись. Растет она медленно, зараза, а когда вырастет и созреет,
мы ее соберем, обмолотим и перемелем, и Она замесит тесто и испечет
хлеб. Что такое хлеб - они не знали, но не хуже яблок же он! Потом на-
до придумать что-нибудь получше дубины и камней для охоты. Но это -
завтра. Сегодня он устал, наелся до отвала и хочет спать.
Сквозь полуопущенные веки Он с умилением смотрел на Нее, как она хо-
дит по пещере, хлопочет - ладная, стройная, правда живот у Нее увели-
чился, но Он знает, что это неспроста - это у них ребенок будет. А уж
как Он ждет этого ребенка - никого никогда Он не ждал, как этого ре-
бенка, и почему-то ему кажется, что это обязательно будет мальчик, и
Он научит его охотиться, и сеять пшеницу - и сажать капусту, и солить
мясо, и приручать собак, да мало ли чему еще - всему, что умеет сам и
чему сам еще научится. А вдруг будет девочка? Что же, девочка - тоже
хорошо. Потом, за девочкой все равно будет мальчик, Он подождет, Он
еще совсем молод... И девочка, и мальчик, и снова девочка, и снова
мальчик.
Интересно - жалеет ли Она, что их поселили сюда? Она никогда еще не
говорила ему о том, что жалеет. Жалеть тут нечего. Особенно после то-
го, как им показали, что представляет собой тот мир. Снаружи - жалкий
клочок земли, озерко - два шага на три, да десятка три деревьев, а из-
нутри-то он, этот клочок, казался им бесконечным, Он помнит, как они
искали край - целый день шли. А озеро-то, озеро! Изнутри - с трудом
переплывешь, а это всего-навсего лужица. Как это все устроено - хотел
бы Он знать. Жизнь здесь, конечно - не сахар. Яблоки с неба не падают.
Здесь яблоки - кислые-кислые, Он съел одно - потом долго отплевывался.
Их тут надо это... как его, куль-ти-ви-ро-вать, отбирать, долго, в те-
чение многих лет, чтобы они стали такими же сладкими, как там. Это
вопрос времени. Ничего, время у них есть, а умрут они - дети вырастят
сладкие яблоки. Кстати - как это - умрут? Он так и спросил тогда: `Как
это - умрут?` Голос не разъяснил. Оставил этот вопрос без внимания.
Вообще, Голос тогда был какой-то странный, знакомый Голос, Они его
много раз слышали, но всегда он был ласковый, а в тот раз ... гру-
бый...Нет, говорил он вежливо ... жесткий - вот. Дескать - сказал - и
никаких! А мы - что? Мы и не просили, чтобы нас оставили. Это там-то,
в том мире! Интересно, а если им и здесь надоест? Обратной дороги нет,
говорил Голос. Теперь им придется жить здесь всю жизнь, до самой смер-
ти... Смерть... Что это такое? Узнаем... Со временем все узнаем... Вот
надоест здесь - тогда и умереть можно...
Она посмотрела на Него. Спит. Наелся и спит. Пусть. Она присела на
камень. Камень был теплый - нагрелся от костра. Возле правой ноги ва-
лялась кость с остатками мяса. Она швырнула кость собаке, та с готов-
ностью поднялась, ухватила кость зубами и принялась грызть. Надо бы
подбросить в огонь сучьев, и тоже лечь спать. Она встала, подошла к
куче дров, выбрала несколько сучьев потолще, положила в очаг, посмот-
рела, как огонь лениво облизывает дерево, снова села. Потрогала живот,
улыбнулась. Уже скоро. Интересно, как это ребенок помещается в животе?
Очень просто - он маленький. Но ведь рожать ей уже совсем скоро - что
же, ребенок так и родится маленьким? Странно. Он и Она сразу были
большими, или Она чего-то не помнит? Уже скоро... А когда это - скоро?
И как она узнает, что пришло время рожать?
В пещеру вошла кошка, посмотрела на собаку. Собака была занята
костью и не обращала на кошку внимания. Кошка пошла вдоль стены, обхо-
дя разгоревшийся огонь стороной, подошла к Ней, потерлась о ногу и
улеглась рядом. Красивый зверь. И у кошки скоро будут котята. У Нее -
ребенок, а у кошки - котята.
Она встала, подбросила в огонь еще несколько палок и легла рядом с
Ним. Натянула на себя одеяло. Он завозился, что-то промычал. Она уста-
ла. Там Она никогда не уставала - точнее - так не уставала. Там Она
ничего не делала, только бегала, играла, купалась... А здесь... Рожать
будешь в муках - вспомнилось почему-то. В муках... Ладно, посмотрим. В
муках... Она уже знает, что такое боль, значит рожать будет больно?
Хотелось бы, чтобы было не очень больно. Или совсем не больно. В му-
ках... Страшно... Не так чтобы очень страшно... страшновато... Ничего,
посмотрим.

* * *

Исполнитель.
На Бумаге было написано... каллиграфическим почерком, чернилами,
и, скорее всего, гусиным пером, следующее:
Город Черноземск. Улица Котельщиков, дом 32, квартира 3.
Объект - 1: Семаков Геннадий Павлович. 15 лет. Ученик девятого `А`
класса средней школы N 4.
Родители: мать Семакова Анастасия Георгиевна, 45 лет, шпалоукладчик
на железной дороге. Отец в данном городе не проживает и отношения к
Объекту - 1 не имеет.
Объект - 2: Книга.
Дата: 12 мая 19... года.
Цель: контакт Объекта - 1 и Объекта - 2.
Ну вот, подумал я. Устраивай контакт Семакова Геннадия Павловича,
пятнадцати лет с какой-то книгой. Я посмотрел на стол. Книга уже лежа-
ла там. Большая, черная, старинная. В кожаном переплете и с серебряны-
ми почерневшими застежками. Я привстал, чтобы посмотреть название.
`Магия`. Латинскими буквами. Вытеснено золотом. Я вздохнул и принялся
искать пепельницу. Пепельницу мне удалось обнаружить на втором кресле.
Она была тяжелая, бронзовая, в виде свирепого орла, распластавшего
крылья. В ней было три смятых окурка. Я водрузил пепельницу на стол,
смял Бумагу и положил между крыл. Бумага сразу вспыхнула и быстро сго-
рела. Я поворошил пепел пальцем, брезгливо поморщился, вытер палец о
кисть на персидском халате и взял книгу...

Глава 3. Дети.

- Ты так думаешь?
- Вмешательство необходимо, решительно необходимо. Посуди сам - ты
не дал вмешаться, когда произошло первое убийство; когда произошло
первое отцеубийство; когда началась первая война. Ты говорил: так и
должно быть, не вмешивайся, дай им самим во всем разобраться. Я не
вмешивался. Я ждал. Я терпеливо ждал! А теперь не знаю слов, чтобы се-
бя обругать. Все с самого начала было не так. Войны следуют одна за
одной. Они убивают. Причем убивают не только солдат - это бы куда ни
шло, они убивают женщин и детей. Стариков! Они жгут поселения, они
грабят, они насилуют. Они развратничают. Уму непостижимо - что они вы-
думали для услаждения плоти. Они притесняют друг друга. Кто-то из них
бесится с жиру - это их выражение - а кто-то голодает. От голода уми-
рают дети! Это ужасно. Я понимаю - Эксперимент. Я предвижу все твои
возражения. Я наизусть знаю все твои аргументы. Они убеждают меня, что
мое желание вмешаться и хоть что-то поправить - это не более чем эмо-
ции. Но я имею право на эмоции! Я не могу равнодушно смотреть на плоды
наших трудов. Они погубят сами себя и Эксперимент будет провален. Я не
хочу этого. Я не могу это допустить. Это выше моих сил. Пойми меня
правильно.
- Я очень хорошо тебя понимаю. Более того - мне самому многое не
нравится. Вот ты говоришь - вмешаться. Хорошо. Как?
- Как? Вот давай и обсудим - как.
- Лично ты что предлагаешь? Напугать их? Внушить им мысль о том,
что нам с тобой что-то не нравится и мы намерены принять меры? Или
публично наказать некоторых особо неприятных тебе, а остальных заста-
вить смотреть? А как наказать? Выпороть? Поставить к позорному столбу
и закидать камнями? Распять на столбах, как у них практикуется? Или
наслать мор, засуху, голод? Две трети умрут, а остальные зарекутся
грешить? Или препарирвать их, каждого в отдельности и сделать из них
праведников? Что именно ты предлагаешь?
- Вздор! Ничего подобного я и не думал. Это все твои методы. Напу-
гать их не сложно. Их надо учить. Дать им закон, который они исполняли
бы беспрекословно. Не из страха наказания, а из уважения к закону.
- Чудесно. И они сразу же исправятся?
- Ну почему же сразу. Пройдет какое-то время...
- И ты думаешь, что все они будут свято блюсти такой закон?
- Ну почему же все. Хотя бы треть и ...
- А две трети будут продолжать убивать, насиловать и угнетать?
- Не спорю - вопрос сложный. Но придумать что-то все-таки надо.
Терпеть больше невозможно.
- Хорошо. Я согласен - равновесие нарушено и его нужно как-то вып-
равить. Возможно - я ошибался, когда не давал тебе вмешиваться. В
принципе - я не против закона. Вот только как ты собираешься им его
дать? Спустишься на площади и начнешь вещать?
- Ты все смеешься, а дело серьезное.
- Да - серьезное. У них и так полно всяких суеверий и верований, и
стоит тебе...
- Я не собираюсь высаживаться на площади. Достаточно показаться од-
ному из них, у меня есть на примете такой человек - они ему верят.
- Чепуха. Он сойдет с ума и они перестанут ему верить.
- Он не сойдет с ума. Я не собираюсь показываться в своем настоящем
обличье.
- Он - ученый человек?
- В некоторой степени - да, он ученый человек.
- Значит, он в некоторой степени сумасшедший. И тем не менее, тем
не менее... Все-таки, я не хотел бы, чтобы ты общался с ними напрямую.
Ты понимаешь - почему. Нельзя ли как-нибудь подсунуть им этот закон?
- Нельзя. Они должны уверовать в закон. И если закон дам я, они
уверуют в него. Только так. Если ты видишь более подходящий путь -
скажи.
- ... Пожалуй, ты прав. Хоть и не нравится мне все это, но, по-
жалуй, ты прав.

* * *

Теофей сидел на большом, не остывшем еще камне, и горестно кивал тря-
сущейся седой головой в такт своим мыслям. Он стар. Он очень стар. По-
чему выбор пал на него? Он мудр. Пусть. Ему верят. Пусть. Да, ему пока
верят. Станут ли верить дальше? Как на него посмотрел Саав, когда ус-
лышал, что Бог требует построить для него, Бога, ковчег. Саав ничего
не сказал, но ему и не нужно было ничего говорить - все было написано
у него на лице. И Дорония посмотрела почти так же. И Вул. И расходи-
лись они все понурые какие-то, печальные. Дескать, совсем спятил ста-
рик. Однако за дело они все-таки взялись. С неохотой, но взялись. Ков-
чег почти готов. Завтра он будет совсем готов. А послезавтра...
Теофей посмотрел на запад. Солнце давно село и с востока надвига-
лась тьма. Ему стало холодно, он поежился, но уходить не хотелось. Он,
Теофей, обманул их. Обманул Саава, Доронию, Вула. Обманул всех. Бог
вовсе не требовал постройки ковчега. Бог ничего не требовал. Это была
его, Теофея, идея - построить ковчег. Ну как же - разве можно разгова-
ривать с Богом где-то кроме как в ковчеге? Нельзя. Он помотал головой,
вытер рукавом слезящиеся глаза. Никак нельзя. Будь на его месте Са-
ав... Нет, Саав еще молод и неразумен. Как бы поступил на его месте
Саав? Или Вул? Трудно сказать. Вул в два раза старше Саава, но Теофей
не знал, как поступил бы Вул, потому что Вул в два раза моложе Теофея.
Да и важно ли это - как поступили бы Вул и Саав? Не Вулу и Сааву Бог
доверил быть Проводником, а ему, Теофею, и Теофей сам решает. Вот он
решил построить для Бога ковчег. А если при этом он обманул жителей
деревни... Нехорошо. Обманывать нехорошо. Стать Проводником и обманы-
вать... Но теперь уже поздно. Прийти к ним и сказать, что Бог вовсе не
просил ковчега... Признаться во лжи... Они ничего не скажут, только
утвердятся в мысли, что совсем выжил из ума старый Теофей. А может
быть, кто-нибудь и скажет. Вот Приум, например. Да, Приум непременно
что-нибудь скажет. Хотя бы вот : `А куда ковчег будем девать?` На него
шикнут, и все. Мол, не перечь старому человеку. Мол, каким еще ты ста-
нешь, когда доживешь до таких лет. Нет, прийти и сказать такое немыс-
лимо. Невозможно такое сказать. Да и не надо такое говорить. Обманул
так обманул. Теперь молчи. Да и потом - где же с Богом разговаривать?
Интересно - а можно ли прожить жизнь и ни разу не согрешить? Ни ра-
зу... Никого никогда не обмануть, никого никогда не унизить. Не согре-
шить ни разу... Холодно... Нет! Не холодно совсем. Что это он вообра-
зил? Не холодно, а страшно. Ведь если то, что он видел в снах - не бо-
лее чем сны... Страшно даже подумать об этом... Что же получается -
если это были только сны, тогда ему придется продолжать лгать? Продол-
жать строить ковчег, подгонять, чтоб поторопились? Или признаться в
том, что он, Теофей, действительно выжил из ума? Бррр! Невозможно в
этом признаться, невозможно! Никто, конечно, не покажет на него паль-
цем, никто не захихикает, но он-то будет знать, что не захихикают
только потому, что будут сдерживаться. Из уважения к нему, значит. А
может быть и захихикает кто-нибудь. И стоит ему, Теофею, на этого, за-
хихикавшего, посмотреть, как у того сделается постное лицо. Дескать -
что? Я ничего. Ну а за глаза... Ох-ох-ох!
Но не может же быть, чтобы это были просто сны. Ведь никогда же с
ним ничего подобного не было. А тут - свет. И не то чтобы просто свет
- как от солнца, например, а такой свет, что проникает в самую глубь и
просвечивает насквозь. И Голос... Ласковый такой... Он, Теофей, не
помнит, чтобы с ним так ласково говорили. Да нет, эта ласка не в инто-
нациях Голоса, она откуда-то извне, и обволакивает, обволакивает...
Непостижимая ласка, нечеловеческая... Нет! Не может это быть простыми
снами! Невозможно!.. Теофей осекся. Кажется, последние слова он прок-
ричал вслух. Он подслеповато прищурился, оглядел сгущающиеся сумерки -
нет ли кого поблизости, не слышал ли кто? Сердце забилось толчками, в
горле встал комок. Если услышат, что он, Теофей, сомневается, тогда...
Не хочется думать об этом... Горько думать об этом... Почему выбор пал
на него? Он стар, немощен и не честен. Обманывал ли он когда-нибудь
раньше? Обманывал. Обманывал! Грешен. Грешен! Так почему же выбор пал
на него? Не потому ли, что другие более грешны? Как замолить грехи?
Как задобрить Бога, который, конечно же, знает, что он, Теофей - гре-
шен? Надо принести ему в жертву козленка. И не одного. Самого лучшего
вина. Теофей смутился. Разве Бог пьет вино? Разве Бог ест мясо? Нет,
не годится. Он еще подумает над этим... Он еще подумает...
Ноги затекли. Теофей с трудом встал, сделал несколько неуверенных
шагов, плотнее запахнулся в длинную серую накидку и побрел прочь, ос-
кальзываясь и спотыкаясь.

* * *
Он заставил их втащить ковчег на гору. Видно было, что им не хочет-
ся тащить, но они подчинились. Тащить было тяжело, мужчины часто меня-
лись. Женщины с дарами шли позади. Теофей бегал туда-сюда, совершенно
запыхался и боялся теперь только одного - как бы сердце не выскочило
из горла, где оно пребывало со вчерашнего вечера. Его суета была со-
вершенно не нужна, и он понимал это, но ничего поделать не мог. Если
бы он остановился, его начала бы бить крупная дрожь - такая крупная,
что кто-нибудь обязательно заметил бы, а ему не хотелось, чтобы кто-то
видел как он волнуется и боится. Когда, наконец, ковчег установили на
вершине и можно было остановиться, Теофей не остановился. Он продолжал
сновать туда-сюда, никого не подпускал к дарам, которые женщины сложи-
ли у входа в ковчег, а мужчины порывались внести внутрь, погнал всех
вниз, свирепея в душе от того, что люди так медлительны и неповоротли-
вы.
Очень скоро он остался один на вершине, но и тогда не остановился,
проверял в последний раз, все ли в порядке, хотя все было в абсолютном
порядке, просто не могло быть что-то не в порядке. А, собственно, в
каком порядке? Он сам определил, что должен быть такой и такой поря-
док, Бог его ни о чем не просил, то есть не требовал, разве Бог может
просить. В сотый раз перекладывая дары, разложенные им в ковчеге, он
пытался заставить себя сесть и спокойно ждать, и не мог. И только тог-
да, когда он почувствовал, что взвинчен до предела, что если он сейчас
же, сию минуту не сядет, то умрет, только тогда он сел внутри ковчега
и неподвижными глазами уставился на дверь. Он не мигал и скоро слезы
потекли по дряблым щекам - он не вытирал их.
- Я здесь, Теофей, - тихо сказал Голос и Теофей сильно вздрогнул и
принялся озираться. Не увидев никого, он решил, что ему послышалось,
вытер глаза рукавом парадной накидки и снова уставился на дверь.
- Я здесь, Теофей, - тихо повторил Голос. Теофей снова огляделся и
хрипло сказал:
- Где?
- Здесь. Ты меня не видишь, но это не существенно.
Тогда Теофей вскочил, постоял немного, дико вращая глазами, рухнул
на четвереньки, сильно стукнув головой об пол, и застыл в таком поло-
жении, ни жив, ни мертв.
- Ну-ну, - сказал Голос. - Встань. Я хочу видеть твое лицо.

* * *

- Итак?
- Он был страшно возбужден, постоянно падал на колени, стучал голо-

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 125273
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 0