В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ Назад
ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Ольга Лаврова, Александр Лавров.
Рассказы

Любой ценой
Полуденный вор

Ольга Лаврова, Александр Лавров.
Любой ценой


Источник: О. Лаврова, А. Лавров. Полуденный вор. М., 1991.
Подготовка текстов: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского


В тюремной камере, которая служит для содержания под стра√жей до суда,
-- двухъярусные койки, небольшой тяжелый стол, четыре тумбочки, четыре
табуретки. Высоко расположенное, забранное решеткой окно. И все. Вынужденное
безделье, глухота грязноватых стен. Скучно. Нервно: судьба еще не
окончательно решена. Люди, что рядом, с тобой временно, ты им никто, они
тебе -- никто. Словом, скверно...
В камере трое. Один -- молодой коренастый парень, другой, долговязый,
-- постарше. Третий -- лет сорока, с мягко очерчен√ным лицом и живыми карими
глазами. Это Тобольцев, подслед√ственный Знаменского.
Компания `забивает козла`. Игра идет без азарта, под харак√терный
`камерный` разговор.
-- Сейчас главный вопрос -- как она меня видела: спереди или сбоку,
тревожится парень. -- Если сбоку, пожалуй, не опознает, а?
-- Одно из двух: либо опознает, либо не опознает, -- говорит Тобольцев.
-- Если опознает, скажу, что полтинник на том месте обронил. Поди
проверь, чего я искал.
-- Ну-ну, скажи, -- Тобольцев спокоен, почти весел.
-- Хорошо тебе, Тобольцев. Твоя история смирная, бумажная. А ему думать
надо!..
-- Не думать, а выдумывать, -- роняет Тобольцев.
Парень вскидывается:
-- Да если не выдумывать, это ж верный пятерик! Тогда все, что там, --
машет он на окно, -- все только через пять лет! Через пять лет, ты
понимаешь?
-- Понимаю. Я отсюда тоже не на волю пойду.
С лязгом открывается дверь, арестованные встают -- положе√но. Конвоир
вводит новичка. Тот упитан, смазлив, с юношеским пушком на щеках; одет
щеголевато, на плече сумка иностранной авиакомпании.
-- Старший по камере! -- вызывает конвоир. Тобольцев делает шаг вперед.
-- Укажите койку, объясните порядок поведения.
-- Слушаюсь, гражданин начальник, -- говорит Тобольцев.
Дверь запирается, щелкает глазок. Холина молча разглядыва√ют: он
кажется чужаком здесь, среди заношенных пиджаков.
-- Здравствуйте, -- с запинкой произносит Холин.
-- Здравствуйте, -- вежливо отзывается Тобольцев.
-- С благополучным прибытием! -- фыркает парень.
-- Раз прибыли, давайте знакомиться.
Холин поспешно протягивает руку.
-- Холин, Вадим.
-- Тобольцев.
Холин оборачивается к парню -- тот демонстративно усажива√ется за стол,
а долговязый вместо руки Холина берется за его сумку.
-- Разрешите поухаживать... Ишь, вцепился в свой ридикюль. Там указ об
амнистии, что ли?
-- В основном белье, -- Холин пугливо выпускает сумку. -- Есть хорошие
сигареты, -- Холин, торопясь, лезет в карман, пускает пачку по кругу.
Парень с удовольствием затягивается.
-- Каким ветром в нашу преступную среду?
-- Даже не знаю... взяли прямо на улице, совершенно неожи√данно...
Говорят, `по приметам`...
-- Садись, -- приглашает Тобольцев. -- И, вообще, начинай учиться
сидеть.
Холин осторожно опускается на табурет.
-- А все-таки -- за что ж такого молодого и культурного?
-- Не говорит -- не приставай, -- урезонивает парня Тобольцев.
-- Нет, пожалуйста... но ведь меня, собственно, ни за что... Нет, вы не
смейтесь. Ну якобы я кого-то ограбил, чуть ли не убил... а я там даже и не
был, честное слово!
-- Якобы кого-то якобы ограбил. Может, при якобы свидете√лях? И дома
якобы вещи нашли?
Оба -- молодой и пожилой -- гогочут. Рады развлечься.
Холин снова встает, озирается: нары, зарешеченное окошко, чужие руки
роются в его сумке... И этот издевательский смех.
-- Нет, я тут не смогу, -- отчаянно говорит он Тобольцеву. -- Я должен
вырваться! Любой ценой!..
-- Бывалые люди утверждают: вход руль, выход -- два, -- серьезно
сообщает Тобольцев.

х х х

Рабочий стол Знаменского завален пухлыми бухгалтерскими папками.
Расчищен только уголок для диктофона. Крутятся кас√сеты, доверительно звучит
негромкий, чуть картавый говорок Тобольцева. Знаменский сосредоточенно
вслушивается, останав√ливает запись, думает. Стучат в дверь.
-- Входите!
Появляются Томин и Кибрит. Вид торжественный.
-- Дорогой Паша! -- начинает Томин. -- Знаешь ли ты, что пятнадцать лет
назад, день в день...
-- Может, мне тоже встать? -- озадачен Знаменский.
-- Пожалуй. Так вот, пятнадцать лет тому назад... что произош√ло?
-- Мм... Всемирный потоп состоялся несколько раньше. Чем√пионат Европы
наши выиграли позже...
-- Безнадежно, -- смеется Кибрит. -- Пал Палыч, пятнадцать лет назад ты
впервые пришел на Петровку!
-- Да бросьте!.. Неужели целых пятнадцать?..
-- Да, поздравляем.
-- От благодарных сослуживцев! -- говорит Томин, водружая поверх папок
новенький `дипломат`, который прятал за спиной.
-- Ну прямо с ног сбили. С вашего позволения... -- он садится на диван.
-- А ты помнишь свой первый протокол. `Я, такой-то и такой-то...`? --
спрашивает Кибрит, пристраиваясь рядом.
-- Еще бы!
-- А первого подследственного помнишь?
-- Первое дело, Зиночка, я не двинул с мертвой точки. Подслед√ственных
у меня вовсе не было. Только потерпевший. Но потер√певшего вижу как сейчас.
Длинный, энергичный блондин по кличке `Визе`... однорукий. Он лежал с
ножевым ранением в больнице на Стромынке. Посмотрел на меня умными глазами и
очень любезно объяснил, что пырнули его свои же блатные друж√ки, но он
надеется выздороветь. А когда выздоровеет, то сочтется с кем надо без моей
помощи. И он таки, наверное, счелся. Хвати√ло одной руки!
-- Рассказываешь, как о первой любви, -- хмыкает Томин.
-- Да ведь и сам помнишь первого задержанного.
-- Увы. Ма-аленький такой спекулянтик. До того маленький, до того
хлипкий и несчастный -- прямо неловко было вести в милицию. Я вел и очень,
очень стеснялся... пока в темном переулке он не треснул меня промеж глаз и
не попытался удрать. И так, знаете, резво...
-- А мне поначалу доверяли такие крохи, что и вспомнить нечего, --
вздыхает Кибрит. -- Знаешь, Пал Палыч, когда-то ты казался мне удивительно
многоопытным, почти непогрешимым! С тех пор въелась привычка величать по
имени-отчеству.
-- Между нами, первое время я и себе казался многоопытным. Не сразу
понял, что за каждым поворотом подстерегает неожи√данность. За любым.
-- Вообще или конкретно? -- уточняет Кибрит, почуяв в тоне горчинку.
-- Конкретно. Есть минут пять?
Знаменский нажимает кнопку диктофона, с легким жужжани√ем
перематывается лента. Новый щелчок -- и возникают голоса:
-- Гражданин следователь, я, конечно, для вас ноль...
-- Ну почему так, Тобольцев?
-- Да ведь должность моя самая простецкая и преступления
соответственные. Чего со мной беседовать? Даже по делу интерес небольшой --
двадцатая спица в колесе... А если про жизнь, то какая моя судьба? Сплошная
глупость. Но вы... вы сейчас очень важный для меня человек. Только и жду,
что скажете да как посмотрите... Я ведь двум детям отец! На мне долг
неимоверный, а я -- вот... Эх!..
Знаменский останавливает запись.
-- Диагноз?
-- Очень искренно, Пал Палыч, -- говорит Кибрит.
-- Этой записи полтора месяца. Были на полном доверии. А неделю назад
Тобольцев отказался выйти из камеры на допрос.
-- И потому ты забуксовал в бумажных дебрях? -- Томин кивает на горы
папок.
-- Да нет, `заело` чисто по-человечески.

х х х

И как еще заело! Все уже в этой хозяйственной тягомотине распутано,
рассортировано, еще чуток -- и с плеч долой. Поведе√ние Тобольцева ничего не
изменит. Но -- весьма любопытно. Да и самолюбие задевает.
Надо вызвать его сюда, решает Знаменский. Давненько в тюрь√ме, смена
обстановки встряхнет.
Однако если б Знаменский понаблюдал, как Тобольцев в соп√ровождении
конвоира поднимается по внутренней лестнице Петровки, то понял бы, что номер
не удался. Явственно постарев√ший, безучастный, Тобольцев не проявляет
никакого интереса к окружающему, свойственного любому человеку, запертому в
че√тырех стенах и вдруг попавшему `наружу`. К Знаменскому он входит не
здороваясь и мешковато садится у стола.
-- Неделю назад я оставил вас в покое, Василий Сергеич, думал, накатило
нелюдимое настроение. Но сегодня, вижу, вы тот же. Объяснять ничего не
намерены?
Тобольцев молчит.
-- Вы слышите меня, Тобольцев?
-- Да, гражданин следователь.
Знаменский открывает одну из папок. Пустяки в ней, предлог, чтобы
Тобольцева раскачать.
-- Осталось уточнить пять-шесть цифр. Они пока со слов Беля√евой. Она
возлагает на вас вину за приписки в нарядах с июля по сентябрь. Вот,
ознакомьтесь.
-- Вы мне зачитывали на прошлом допросе, -- не поднимает головы
Тобольцев.
-- Да. И тогда вы собирались опровергнуть ее показания. Так? Почему не
слышу ответа?
-- Все верно говорите, гражданин следователь.
-- И что же, Василий Сергеич? Будете опровергать?
-- Как хотите... Как проще.
-- Я ищу не простоту, а правду, -- сердится Знаменский. -- Убедите
меня, что Беляева лжет.
-- Июль и половину августа я был на втором участке, -- безо всякого
выражения сообщает Тобольцев. -- Там велись срочные работы, и был приказ по
тресту. На первом и четвертом участке в то время я не бывал и нарядов не
закрывал.
Знаменский переворачивает несколько листов дела.
-- Но вот подшит наряд, на нем подпись: `Тобольцев`. Рука ваша или нет?
Тобольцев равнодушно взглядывает.
-- Моя, гражданин следователь. Подсунули, небось, среди бума√жек,
подписал дуриком.
Знаменский всматривается в Тобольцева, почти не слушая его.
-- Василий Сергеич... Что стряслось?
Обойдя стол, он становится перед Тобольцевым, чтобы попасть в поле его
зрения.
-- Что на вас навалилось?.. Вы здоровы?
Тобольцев роняет лицо в ладони:
-- Пал Палыч... очень прошу... свидание с детьми.

х х х

Случается, когда Пал Палычу нужно что-то понять и об этом можно
рассказать, не нарушая служебной тайны, он советуется с матерью.
Подследственные -- частенько люди с изломанной психикой, а Маргарита
Николаевна -- чуткая женщина, да к тому же психиатр. Вот и сегодня
встревожил Пал Палыча Тобольцев, и дома покоя нет.
-- А ты не усложняешь, Павлик? -- за разговором Маргарита Николаевна
хлопочет на кухне. -- Может, просто реакция на окончание дела? Пока
следствие, голова занята: как сказать, да что сказать. Человек до поры мог
почти не думать о наказании. А теперь заслониться нечем, и разом навалилось
то, что ждет. Вот и срыв.
-- Это, мать, не про Тобольцева. У него другая тактика выжива√ния: чего
нельзя миновать, к тому надо приспособиться. Мы с ним толковали о суде, о
колонии, он был готов все это перенести.
-- Стало быть, что-то личное... дурное известие... Достань сто√ловую
ложку.
-- Я бы знал. Мне обязаны сообщать то, что сообщают ему.
-- Ну, не герметически же он закупорен. Плохая новость щелку найдет.
-- Да все, что могло случиться плохого, вроде бы уже случилось. Давай
нож поточу, не режет ведь... Жена от него ушла пять лет назад и уехала с
новым мужем куда-то аж в Каракумы. Дети остались с ним и с тещей.
-- Дети маленькие?
-- Десять и семь.
-- С ними благополучно?
-- Попросил свидания, значит, живы-здоровы... Пахнет уже вкусно... Этот
Тобольцев, как заноза в мозгах!
-- Хорошо, хоть аппетит не пропал.
-- Аппетит зверский!

х х х

А дня через три утром не успел Знаменский снять плащ, как позвонили из
Бутырки. Тобольцев слезно и в срочном порядке просится побеседовать. Пал
Палыч покачал головой над густо исписанным листком календаря, но поехал...
На этот раз Тобольцев здоровается и не отворачивается, но снова на себя
не похож: им владеет мрачное возбуждение.
-- Итак, явился на ваш призыв, -- говорит Знаменский. -- Слушаю.
Тобольцев набирает воздуху, смотрит круглыми карими глазами и молчит.
-- Вы собираетесь сообщить новые обстоятельства по делу? --
подсказывает Знаменский, хотя чувствует: вряд ли.
Не в силах усидеть, Тобольцев вскакивает с привинченного к полу
табурета.
-- Нет, я... -- Он топчется у стола, опираясь на него нетвердой рукой.
-- Пал Палыч, я убил человека!
Знаменский реагирует, словно на шутку:
-- Убили? Это кого же?
-- Фамилию не знаю... то есть тогда не знал.
-- Странные вещи с вами творятся, Василий Сергеич. Сядьте, постарайтесь
успокоиться... Ребята приезжали?
-- Да, вчера. Поглядел, простился, -- от волнения он картавит порой до
непонятности.
-- Почему `простился`?
-- Больше вряд ли увижу.
Спятил мужик, что ли? Помолчав, Знаменский включает дик√тофон.
-- Ну ладно, выкладывайте.
-- Четырнадцатого июня, примерно в семь тридцать вечера я зашел в
винный магазин на Таганской улице, чтобы выпить, -- начинает Тобольцев
заученно. -- Там ко мне привязался пожилой незнакомый человек, полный такой,
в черном плаще. Из магазина он вышел вместе со мной и что-то все говорил, но
я его не слушал. -- Он приостанавливается, обеспокоенный: -- Вы не пишете
протокол?
-- Успеется. Дальше?
-- Гражданин, который привязался, мне надоел, и я старался от него
отделаться. Тогда он стал мне грозить, вынул бумажник и совал мне под нос
какие-то документы, вроде раньше он был начальник и прочее. Тогда я
разозлился и ударил его. Он упал, а я ушел. Все... А он там же умер.
-- С чего вы взяли?
-- Потому что он умер.
-- Место, где это произошло? -- резко спрашивает Знаменский, уже с
внутренним ознобом.
-- В Товарищеском переулке.
Выключив диктофон, Знаменский звонит, представляется.
-- Вечером четырнадцатого июня в Товарищеском переулке зарегистрировано
нападение на мужчину?.. Да, жду.
-- Вы мне что -- не верите?
Знаменский не отвечает, прижимая трубку к уху. На том конце провода
начинают зачитывать текст с карточки учета преступле√ний:
`... обнаружен труп Киреева Д.Т., шестидесяти четырех лет. По
заключению судмедэксперта, причиной смерти явился удар по голове, вызвавший
разрыв сосудов в части мозга, пораженной недавно перенесенным Киреевым
незначительным инсультом. Подозреваемый был задержан дружинниками при
попытке огра√бить тело потерпевшего, однако...`
Знаменский машинально записывает, переспрашивает:
-- Когда?.. Его фамилия?.. И кто ведет дело?.. Ясно, спасибо.
Потом долго смотрит на Тобольцева.
-- Вы правы, тот человек умер.
За время телефонного разговора Тобольцев снова ушел в себя.
-- Не угадаешь, где она подстережет, стерва безносая, -- бормо√чет он.
-- Слушайте, Тобольцев, откуда вся эта дичь? Пухнет, обраста√ет
подробностями!
-- Не обременяйте вы себя, Пал Палыч... Мне так и так хана.
Знаменский снова включает диктофон и стремительно задает вопросы:
-- Итак, он упал, а вы сразу ушли?
-- Да.
-- Тихо-мирно потопали себе дальше?
-- Да. Такой вот подлец перед вами.
-- А сегодня, одиннадцатого сентября, вдруг приспичило пока√яться?
-- Я больше не мог. Мысль, что за мое преступление сидит невиновный...
Знаменский перебивает:
-- Да если вы сразу ушли, Василий Сергеич, откуда вам знать, что
пристававший к вам человек умер, что кого-то арестовали!
-- Да парень уже месяц со мной в камере.
Знаменский поражен. Верить? Не верить? Нажимает кнопку вызова конвоира.
-- Будьте добры, список содержащихся в тридцать первой камере.
Дожидаясь списка, меряет шагами следственный кабинет.
-- Бурное утро... Сюрприз за сюрпризом.
-- Такая уж моя злая судьба, -- после долгой паузы шепчет Тобольцев.
Возвращается конвоир. Да, задержанный по подозрению Холин сидит с
Тобольцевым.
-- Подследственного отправите отсюда в другую камеру.
-- Переселяете меня?
-- По одному делу вместе находиться нельзя.
Тобольцев выпрямляется, вытягивается в струну. Вялости как не бывало.
-- Разве Холина не выпустят? -- вскрикивает он. -- Как же это: я
признался, а его не выпустят?
Ни разу он при Пал Палыче не впадал в столь лихорадочное волнение.

х х х

Слово в слово повторил Тобольцев свою историю и в присутст√вии
следователя, ведшего дело Холина.
И теперь Знаменский отправляется к коллеге с ответным визитом. Ноги
несут его быстро, проезжую часть пересекают недисциплинированно, на красный
свет. Вот и здание прокурату√ры. Вестибюль, лестница, коридор. Перед нужной
дверью Зна√менский приостанавливается, делает официальное лицо.
-- Здравствуйте.
-- День добрый, Пал Палыч. Прошу.
Холин, сидящий за приставным столиком, впивается в Пал Палыча глазами.
-- В разговоре примет участие еще один сотрудник, -- говорит ему
Панюков.
Холин привстает и даже отвешивает Пал Палычу нечто вроде поклона.
-- Пожалуйста... Очень приятно.
-- За приятность не ручаюсь, -- осаживает Холина Панюков. --
Расскажите, что произошло четырнадцатого июня.
-- Черный день в моей жизни, -- произносит Холин печально. --
Представьте: иду по улице, хороший вечер, хорошее настрое√ние, хорошая
сигарета. -- Он обращается к Знаменскому, понимая, что сегодня рассказ
адресован ему. -- Завернул в подворот√ню, чтобы бросить окурок, и вдруг
вижу: кто-то лежит у стены...
-- В первом варианте Холин заметил лежащего, проходя мимо по переулку.
На месте проверили -- выяснилось, что заметить невозможно: темно. Теперь
возникла деталь с подворотней и окурком.
-- Да, сначала я упустил эту мелочь, -- Холин неприязненно покосился на
Панюкова. -- Но о чем она говорит? Только о том, что у меня есть привычка не
сорить на тротуаре. Воспитанный человек поймет. Рассказывать дальше?
-- Да, конечно.
-- Уже столько раз повторял, что заучил наизусть. Значит, я увидел, что
лежит пожилой мужчина, а рядом валяется бумажник с документами. Я решил, что
человеку плохо, подобрал бумаж√ник, чтобы не пропал, и хотел бежать за
помощью. Но вдруг налетели два парня, дружинники, и схватили меня. Вот так я
был задержан `на месте преступления`.
-- Гражданин Холин забыл добавить, что при появлении дру√жинников он
бросил бумажник, а по дороге в милицию сбежал и два месяца скрывался, --
снова вмешивается Панюков.
-- Неужели лучше, чтобы я удрал с бумажником? Зачем мне чужой бумажник?
Я думаю, в подобной ситуации любой испугал√ся бы. Представьте, парни
вообразили бог знает что, никаких объяснений не слушали, бумажник считали
`железной уликой`!.. Я хотел переждать, пока утихнет шум. Я не думал, что
все так серьезно! Ведь, когда я побежал, я не знал, что он мертвый! Я же не
знал! Вы верите? -- взывает он к Знаменскому.
Последние фразы прозвучали с неожиданной искренностью, и Знаменский
кивает:
-- Пожалуй, не знали.
-- Наконец-то! Наконец нашелся человек, который способен поверить! Я
догадываюсь, кто вы и почему пришли, и вы понима√ете, что я догадываюсь.
Зачем притворяться, Пал Палыч? Позвольте вас так называть.
-- Хорошо, не будем притворяться. Но я пришел не ради вас, а затем,
чтобы понять поведение Тобольцева. Если вы согласитесь кое-что разъяснить.
-- Собственно, я готов.
-- Расскажите Пал Палычу, как развивались ваши отношения с Тобольцевым,
-- говорит Панюков.
-- Видите ли, началось случайно. Мне было очень тяжело в камере, а
Тобольцев казался симпатичнее других, и я поделился с ним своей бедой. --
Холин излагает историю гладко, без запин√ки. -- Он выслушал, расспросил и
вдруг замкнулся, помрачнел... И вот однажды мы остались одни, и он во всем
признался. Я его умолял меня спасти. Вчера он наконец решился. Такое
счастье! -- Холин потупляется, а следователи обмениваются быстрым взгля√дом.
-- Когда Тобольцев вам признался, то как он изложил суть преступления?
Постарайтесь как можно точнее. -- У Панюкова скучающий тон, но он готовит
небольшой проверочный трюк.
-- Четырнадцатого июня вечером Тобольцев зашел выпить в магазин на
Таганской улице, -- уверенно чешет Холин. -- Там к нему привязался
незнакомый человек, полный, в черном плаще, и позже в Товарищеском переулке
у них вышла ссора...
-- В черном плаще? -- перебивает Панюков. -- Помнится, он сказал в
синем.
-- В синем?.. -- на мгновение Холин теряется. -- Да нет же, в черном!
Неужели он перепутал, подонок?! Маразматик!
-- Не вам бранить Тобольцева, -- одергивает Панюков.
-- По-вашему, должен благодарить? Он кого-то ухлопал, а я мучайся? Еще
неизвестно, почему он тот бумажник не спер! Может, это я его спугнул!
-- А в бумажнике были деньги?
Холин разом остывает и вспоминает, что он порядочный и
благовоспитанный.
-- Откуда я знаю? Не имею привычки копаться в чужих вещах. Я хотел
только человеку помочь, а вы...
-- А я, -- ничего. Кстати, цвет плаща Тобольцев мог и перепу√тать. --
Следователь для виду заглядывает в папку. -- Э-э, да я сам перепутал.
Действительно, черный плащ.
-- Ох... -- облегченно выдыхает Холин.
-- Испугались? Чего ж вам пугаться? Скажите, беседа с Тоболь√цевым
состоялась утром, вечером? Давайте восстановим для Пал Палыча картину во
времени и пространстве.
-- Раз мы были вдвоем, то, очевидно, других вызвали на допрос. Значит,
с утра или после обеда...
-- Вы стояли? Сидели у стола?
-- Вероятно, сидели...
-- И с чего он начал?
-- Собственно... вряд ли я вспомню.
-- Хоть некоторые фразы должны всплыть, если вы сосредото√читесь.
-- Н-нет. В тот момент я настолько разволновался, все смеша√лось. Очень
жаль, раз вам это важно, -- он по-прежнему обраща√ется к Знаменскому,
стараясь выдерживать доверительный тон.
-- Число тоже не вспомните?
-- Примерно с неделю назад. В камере дни так сливаются.
-- Мы за эту неделю дважды встречались, Холин. Вы и не заикнулись о
Тобольцеве!
-- Вы не из тех, кто верит! -- огрызается Холин и снова `со всей душой`
к Знаменскому: -- Я не располагал уликами, Пал Палыч! А Тобольцев колебался.
Он должен был морально дозреть.
Следователь холодно наблюдает эти заигрывания Холина.
-- Удовлетворены, Пал Палыч?
-- Есть маленькая неясность. -- Знаменский в свою очередь хочет
прозондировать Холина.
-- Прошу.
-- Для безвинно арестованного, Холин, вы ведете себя на редкость
спокойно. Месяц в заключении -- и ни жалоб, ни возму√щенных писем в разные
инстанции. Между тем темперамента вы не лишены. Какое-то неестественное
смирение...
-- Справедливо замечено, -- поддерживает Панюков. -- Если вы
действительно не виновны.
-- То есть как, `если действительно`? -- жалобно и вместе раздраженно
вскрикивает Холин. -- А признание Тобольцева? Почему `если`? Может, он не
все сказал? Пал Палыч! Он сказал, что был пьяный?
-- Да.
-- Сказал, что ударил по голове?
-- Да.
-- И что Киреев как упал, так и не поднялся?
-- Да.
-- И после всего вы... -- оборачивается Холин к Панюкову, -- вы
намекаете, будто это против меня, что я не жаловался?! Ловко повернули!
Человек верит в советское правосудие, что оно спо√собно разобраться, а вы --
вон как! Теперь стану жаловаться, будьте покойны! Выгораживаете убийцу!
Считаете, нашли нес√мышленыша? Я требую освобождения!
Панюков выглядывает за дверь.
-- Арестованный больше не нужен.
-- Прощайте, Пал Палыч! -- драматически произносит Холин с порога.
-- Ну-с, я видел вашего `претендента на убийство`, вы -- моего. Как
говорится, дистанция огромного размера. Холин -- сплош√ное самообожание,
самомнение и самосохранение...
-- Однако при нынешнем положении вещей... -- вздыхает Знаменский.
-- Согласен, может вывернуться, -- мрачнеет и Панюков. -- Даже не
уверен теперь, что добьюсь продления срока ареста. Ох уж этот Тобольцев!
Фокусник...
Панюкову вспоминается добрая и несчастная физиономия.
А Знаменский размышляет о Вадиме Холине. Следователь обязан быть
объективным. Но обязан и соображать, когда ему врут. Парень врет. Его
угодливые интонации вдвойне противны потому, что фальшивы. В
действительности я для него -- мили√цейский придурок, -- думает Пал Палыч.
`Сплошное самообожа√ние и самомнение`, как сказал Панюков. Кратко и верно. И
объективно.

х х х

С подобной характеристикой вполне согласился бы отец Вади√ма, если б
вдруг решил открыть душу. Но этого он не делает никогда. И никому.
Супруги Холины разительно не похожи друг на друга. Он -- высок, худ,
замкнут и молчалив. По лицу трудно понять, какие чувства он испытывает, если
испытывает вообще. Она -- неболь√шого росточка, кругленькая, румяная,
говорливая. Любая эмоция сразу выплескивается наружу. Жизнь Холиной -- это
дом, хозяй√ство и главное -- дети: двое сыновей, которых она страстно,
безмерно любит.
Старший, двадцатипятилетний Дмитрий, сидит за столом, отдавая должное
материнской стряпне. А младший, ее малень√кий, ее Вадик, -- невыносимо даже
подумать -- томится за решеткой!
Сегодня впервые за долгие-долгие недели Холина утешена. В который раз
уже перечитывает она какой-то рукописный листок. Ее немного выцветшие, но
ясные глаза сияют, губы дрожат, и счастливая слезинка скатывается по щеке.
-- Он снова будет дома, с нами! Ах, Митенька! Возблагодарим судьбу!
-- Благодарить надо меня и Киру Михайловну.
-- Кира Михайловна получила и еще получит, мне ничего не жалко! А для
тебя награда -- само освобождение Вадика. Разве нет?
-- Еще бы! Кому охота писать в анкете: `брат судим`?
-- Митя, ты циник, -- ласково упрекает мать.
-- Угу. А идеалист пальцем бы не шевельнул, чтобы расхлебы√вать вашу
кашу.
Она подсаживается к сыну и гладит его по плечу.
-- Почему ты так говоришь: `вашу кашу`?
-- А чью же? Если бы вы с ним поменьше нянчились...
-- Вспомни, как часто мы бывали строги! -- перебивает мать.
-- Ну да, ты прятала ботинки, когда он собирался на очередную пьянку.
Но если братец влипал в историю, его вызволяли всеми средствами.
-- Ах, Митя, о чем мы спорим? С тобой разве не нянчились? Нанимали
репетиторов, устраивали в институт. Все твои покро√вители жуют папиными
зубами.
Холин-старший в это время укладывает в потрепанный чемо√данчик
зубоврачебные инструменты и протезы. Руки двигаются автоматически, быстро и
экономно. Захлопнув крышку, он выхо√дит в смежную комнату.
-- Куда ты? -- удивляется мать.
-- Примерить мост директору магазина `Ковры`.
-- И ты уйдешь сейчас, когда у нас такая радость?
Отец молча направляется в переднюю.
-- Подожди ликовать, -- замечает Дмитрий. -- Письмо получе√но не для
того, чтобы перечитывать его на ночь. С ним надо идти в органы.
Холина бежит за мужем.
-- Отец, ты слышишь?
Тот проводит расческой по жидким волосам и одевается.
-- Отец, надо идти в органы!
Холин разражается длиннейшей по его меркам речью:
-- Хватит того, что я плачу. Мите нужна квартира -- плачу, у Вадика
неприятности -- плачу. Зубными мостами, которые я сделал, я вымостил детям
дорогу в жизнь. А уж куда они по ней придут, это... -- Он снимает дверную
цепочку и отпирает серию замков.

х х х

У Знаменского маленькое заседание: друзья прослушивают признание
Тобольцева.
-- ...Гражданин, который привязался, мне надоел, и я старался от него
отделаться. Тогда он стал мне грозить, вынул бумажник и совал мне под нос
какие-то документы: вроде раньше он был начальник и прочее. Тогда я
разозлился и ударил его. Он упал, а я ушел. Все... А он там же умер.
-- С чего вы взяли?
-- Потому что он умер.
Знаменский прерывает запись:
-- Ну и дальше в том же роде.
Томин разводит руками.
-- `Что-то с памятью моей стало, то, что было не со мной, помню...`.
Вообще-то, среди уголовников оно не в диковинку. Какая-нибудь шестерка
вешает на себя тяжеленный жернов, чтобы прикрыть туза. Но шестерке приказано
и ей обещано.
-- Саша, Холин для Тобольцева -- не туз.
-- А что такое Холин?
-- Пухленький, красивенький, наглый. Не слишком умен, но хитер
бесспорно. Прямо кожей чувствует опасность. При всем том -- воспитанный
мальчик, студент. Боюсь, нравится девушкам.
Томин хмыкает.
-- Сколько лет дочери Тобольцева?
-- Семь, Саша.
-- Какая версия рухнула! -- комментирует Кибрит.
-- Смейся-смейся! Интересно, что ты предложишь?
-- Совсем просто -- подкуп.
-- Давайте обсудим, -- соглашается Знаменский. -- Тобольцев очень любит
ребят, ценит свободу. За его провинности причита√ется два-три года. Ради
денег принять чужой позор и большой срок?.. Да он и не корыстолюбив.
-- А махинации с нарядами?
-- Втянулся по слабодушию. Малосильная бригада села к концу месяца на
мель, пришли женщины, ревут. Пожалел. Дальше -- больше. Разумеется, потом он
имел и незаконную прогрессивку и прочее, но дышал не этим. Причина того, что
с ним сейчас творится, спрятана глубоко...
-- Между ним и Холимым должна существовать связь. Четкая и доказуемая!
Иначе остается поверить, что их судьбы удивитель√но пересеклись над телом
Киреева -- раз, в камере -- два. -- Томин увлекся: загадка всегда интересна.
-- Вообще-то, поверить можно и в это, -- говорит он, оседлав стул. -- Тогда
представим: на Тобольцева обрушился двойной удар. По его вине один чело√век
умер, другой сел. И юный узник постоянно рядом, как живой укор. Следуют
душевная борьба, отказы явиться на допрос и, наконец, решение покаяться.
-- А в результате убийство с целью ограбления чрезвычайно удобно
делится на двоих: одному -- случайное убийство, другому -- неверно
истолкованная попытка помочь потерпевшему, -- протестующе доканчивает
Знаменский.
-- Ладно, Паша, ищем связь.
-- Берешься?
-- Что делать... Когда был убит Киреев?
-- Четырнадцатого. Тобольцев арестован шестнадцатого.
-- Очень хорошо. Кстати, на что Холин польстился?
-- Киреев выиграл пятьсот рублей и прямиком из сберкассы забежал
отметить. Продавщица помнит -- разменяла ему сотен√ную купюру. А, по словам
кассирши сберкассы, возле Киреева крутился парень, похожий на Холина. Но на
опознание она засмущалась: такой, говорит, молоденький, не возьму греха на
душу...
-- Ясно. Что-то наука примолкла. Начнешь по обыкновению прибедняться;
ах, да что же я могу?
-- А что я, по-твоему, могу? Работа проделана три месяца назад. Если
следователь Холина не возражает, я бы поглядела протокол осмотра, экспертизы
-- но только для очистки совести.
-- Ну, а ты сам?
-- Я, Саша, не буду лентяйничать за твоей широкой спиной. Намечена
большая охота за мелкими подробностями.
-- Разбежались.

х х х

Знаменский бродит по двору, где произошло убийство, разгля√дывает
окружающее. Подворотня. Здесь, у стены дома, лежало тело. Фотографии и план
места происшествия позволяют точно восстановить картину. Только тогда здесь
было темно и безлюд√но...
Узким проходом двор соединяется с соседним. И в этом, сосед√нем,
Знаменскому бросается в глаза шеренга мусорных баков. Он останавливается и
долго созерцает их: похоже, зрелище доставля√ет ему удовольствие...

х х х

Попасть на Петровку, 38 просто так нельзя. Но если бы Знамен√ский не
разрешил выдать пропуск Ирине Семеновне Холиной (когда ему позвонили, что та
уже минут двадцать плачет в проход√ной), она, кажется, проскребла бы дыру в
стене голыми руками.
Холина влетает с радостным, светлым лицом.
-- Здравствуйте, Вы Павел Павлович, да? А я -- мать Вадика. Вот таким,
в точности таким я вас и представляла! Разрешите присесть...
-- Присаживайтесь. Но вы абсолютно не по адресу. Дело Холи√на веду не
я.
-- Когда речь идет о судьбе ребенка, мать не станет считаться с
формальностями. Как мне было не прийти к человеку, от которо√го сейчас все
зависит!
-- От меня ровным счетом ничего не зависит. И в противопо√ложность вам
я обязан считаться с формальностями.
-- Но, Павел Павлович! Вообразите, что я бросилась бы вам в ноги прямо
на улице?! Разве вы могли бы оттолкнуть меня? Забудьте, что мы на
официальной почве. Я столько слышала о вашей отзывчивости...
-- От кого же?
-- Ах, достаточно взглянуть, чтобы убедиться: вы порядочный человек,
выросли в приличной семье, и потому к вам обращаются словно к родному, вот
как я. Нет-нет, не мешайте мне сказать правду. Вы честный, вы добрый, вы не
отвернетесь от материнско√го горя!
Знаменский согласился принять Холину, поддавшись импуль√су, в котором
больше всего было, пожалуй, любопытства. Теперь сам не рад. Женщина
заполняет комнату потоком взволнованных фраз, и выставить ее уже не так-то
просто.
-- Не знаю, чего вы ждали от меня с моими необычайными достоинствами,
но я не имею права разрешить Холину даже внеочередную передачу.
-- Как вы его... по фамилии... больно слышать. Если б только вы ближе
знали Вадика! Конечно, это моя кровь, и я немного прис√трастна, но Вадик
такой... такой... -- Она не находит достаточно красноречивых слов и вдруг
выпаливает. -- Вы с ним похожи! Нет, серьезно, похожи!
-- В ваших устах это, вероятно, комплимент...
-- Еще бы!
-- ...но мы нисколько не приблизились к цели вашего визита.
-- Мне бы хотелось, чтобы вы поняли жизнь Вадика до того, как с ним
случилось это несчастье.
-- Убийство человека вы называете `несчастье с Вадиком`?
-- Боже мой, Павел Павлович!.. Да ведь уже точно известно, что Вадик не
убивал!
-- А кто же?
-- Разумеется, Тобольцев.
До сих пор Знаменскому все казалось ясным: беззаветная, слепая
родительская любовь, готовая горы свернуть ради `своей крови`. Сколько их,
таких отцов и матерей, которые месяцами, а то и годами высиживают в разных
приемных и исступленно доби√ваются освобождения, оправдания, помилования...
Но упоминание о Тобольцеве разом выводит Холину из разря√да
просительниц и делает наступательной стороной.
-- Откуда же это вам известно?
-- Из его собственноручного письма!
Она достает и протягивает Знаменскому письмо. Тот, все боль√ше хмурясь,
читает. И если дотоле он вел разговор с сухой усмеш√кой, то теперь не на
шутку озабочен, и болтовня Холиной приоб√ретает для него серьезный
информационный интерес: послание это от Тобольцева.
-- Как вы его получили?
-- Вынула из почтового ящика.
-- Когда?
-- Позавчера утром.
-- Позвольте взглянуть на конверт.
-- Конверт?.. Конверт... -- она открывает сумочку, суетясь, что-то в
ней перебирает, затем решительно щелкает замком. -- Я поищу дома... но вряд
ли он сохранился...
-- Он был надписан тем же почерком? -- Знаменский спраши√вает на всякий
случай, уже поняв, что тут правды от Холиной не услышишь.
-- Да... или нет... Я спрошу мужа, письмо вынимал он... А вы
недоверчивы. Но нет-нет, таким и должен быть настоящий следо√ватель --
бдительным, проницательным! Вами невольно любу√ешься, Павел Павлович.
Самое смешное, что свои дифирамбы Знаменскому она произ√носит искренне.
Лишь бы он не задавал каверзных вопросов.
-- Скажите, у вас есть мать?
-- Есть.
-- Громадный привет ей! Передайте, что она воспитала замеча√тельного
сына! Уж я-то знаю, чего это стоит. Мы, например, не дали Вадику всего, что
могли. В детстве, например, мы его, по-моему, недопитали.
-- Недо... что?
-- Недопитали. В смысле калорийности, витаминов. Ведь для растущего
организма -- это все! Но Вадик рос не один. Митя, старший, то кончал
десятилетку, то учился в институте, потом писал диплом, защищал, решалась
будущая карьера. Нет-нет да и отрежешь кусочек пожирнее. А Вадика это
ранило. Мы с мужем по старинке, не учитывая требований современной
молодежи... словом, ограничивали Вадика. А на поверку вышло, что это его
толкало... -- она запинается.
-- На что?
-- Ну... вынуждало занимать на стороне. А Вадик впечатли√тельный,
нервный, ну просто как струна, как струна. Потому, я думаю, он и попал в эту
глупую историю.
-- Думаете, от нервов?.. На конверте был целиком проставлен ваш адрес?
Или только фамилия?
-- На конверте?.. Я спрошу мужа. Отчего вас интересует кон√верт? Ведь
главное -- содержание, бесспорная вещественная улика!
-- Кто вы по профессии?
-- Я зубной врач, муж -- зубной техник. Ему шестьдесят семь, но он
удивительный, просто удивительный труженик.
-- Еще не на пенсии?
-- Ах что вы, разве можно! Мы не мыслим себя без работы. Мой муж
говорит: работа держит человека, как оглобли старую ло√шадь, убери оглобли
-- лошадь упадет и не поднимется. Он замечательный мастер. Замечательный. С
его протезами люди живут и умирают.
-- Ирина Семеновна, объясните же наконец, каких результатов вы ждете от
нашей беседы?
-- Но... даже странно... я жду освобождения Вадика.
-- Тут решает следователь Панюков.
-- Однако вы должны передать Тобольцева в ведение Панюкову, и вот тогда
уже... если мы правильно поняли в юридической консультации...
-- Пока Тобольцев остается моим подследственным.
-- Но это значит... Значит, его признание вас не убедило?!
-- Всякое признание нуждается в проверке. Тобольцев не по√хож на
убийцу.
У Холиной перехватывает дыхание.
-- Этот жулик и пьяница?! Он не похож, а мой сын похож?! Как вы можете
говорить такое матери? Матери!!
-- Вашего сына я не знаю.
-- Но вы же видели Вадика! И я столько рассказала о нем, ответила на
все интересующие вас вопросы!
-- Мои вопросы были, скорее, данью вежливости, Ирина Семе√новна. Если
бы я имел право допрашивать по-настоящему, я задал бы иные. К примеру,
откуда вам известно, что я видел Холина? Почему вы поверили письму от
человека, о существова√нии которого не должны были и слышать? Как успели
собрать о нем сведения? Где в течение двух месяцев скрывался от следствия
Вадим Холин?
Ошеломленная и испуганная, женщина поднимается.
-- Я вижу... вероятно, мне лучше уйти.
-- Прошу пропуск, отмечу. Письмо вы оставляете?
-- Нет...
Она судорожно роется в сумочке и выкладывает на стол квадра√тик
фотобумаги.
-- Фотокопия? Даже это успели... Вы знаете, что у Тобольцева двое
детей?
-- И что же? -- с дрожью произносит Холина. -- Что?.. Пожер√твовать
ради них собственным сыном? Отдать на заклание Вади√ка?! -- Она трепещет от
жестокости Знаменского, от негодова√ния, от сдерживаемых слез.
-- О-о, как я в вас обманулась! Вы неспособны понять материн√ское
чувство!..

х х х

Томин, как и обещал, ищет связь. Вот сейчас беседует с тещей
Тобольцева. Открытая швейная машинка, остывший утюг, сме√танное детское
платьице, брошенное на спинку стула, свидетель√ствует о том, что визита
Томина не ждали. А выражение лица женщины -- о том, что визит вдобавок и
тревожный и неприят√ный.
-- Ты ко мне пришел не чай пить, -- волнуясь говорит она, -- пришел по
своей работе. А работа твоя серьезная. Стало быть, чего-то ты у меня ищешь.
-- Верно.
-- Чего же? Когда следователь вызывал, я все понимала, про что
разговор. А вот твои какие-то вопросы... Дело-то на Василия, почитай,

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 124939
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``