ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Джеймс Уиллард Шульц.
Ловец орлов

Изд: М.: Прейскурантиздат, СП `Маркетинг ХХI`, 1991.
ОСR, Sреllсhесk: Мах Lеvеnkоv, sасkеtt@сhаt.ru, 12 Jul 2001

                            ОТ АВТОРА

                        Эта история не вымышлена.
                        Я записал ее со слов индейца
                        Старое Солнце.
                                Д. У. Шульц

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Давно это было, очень давно, в дни моей юности. Однажды на закате солнца,
в месяц Новой Травы, увидели мы Одинокого Человека, проходившего мимо
вигвамов. За спиной он нес большого орла. Был он рослым и стройным - этот
Одинокий Человек. Когда он шел, трепетали за его спиной широко распростертые
крылья орла, топорщился над его головой широкий орлиный хвост из красивых
перьев, белых с черными кончиками, а голова птицы спускалась к его коленям.
Опустив глаза, проходил он мимо вигвамов, а мужчины и женщины громко
хвалили его и говорили друг другу:
- Солнце покровительствует Одинокому Человеку, ловцу орлов.
Мы с бабушкой сидели у входа в наш бедный маленький вигвам. Когда
Одинокий Человек поравнялся с нами, бабушка воскликнула:
- О Солнце, будь милостиво к ловцу твоих священных птиц, парящих в
далекой синеве! Пошли ему долгую и счастливую жизнь!
Ловец улыбнулся ей ласково и глубоким звучным голосом сказал:
- Благодарю тебя, старшая сестра, за доброе пожелание.
О, как обрадовались мы, услышав эти слова! Он не был нашим родственником
и происходил из другого клана; однако бабушку мою он назвал своей сестрой,
хотя мы были беднейшими во всем лагере.
Я видел, как он вошел в свой красивый вигвам. На белой кожаной покрышке
этого вигвама были нарисованы черной краской четыре больших бизона, а ниже -
черные вороны.
Повернувшись к бабушке, я сказал:
- Я хочу быть, как и он, ловцом орлов.
- Ну, что же... Может быть, ты и будешь ловцом, когда доживешь до его
лет, - отозвалась она.
- О, я не могу так долго ждать! - воскликнул я. - Ловцом орлов я хочу
стать теперь, пока я молод.
- Не говори глупостей! - прикрикнула на меня бабушка. - Ты прекрасно
знаешь, что юноши и подростки даже и не пытаются браться за такое опасное
дело. Только жрецы Солнца, да и то немногие, становятся ловцами орлов.
Солнце спустилось за высокую гору, на вершине которой еще лежал зимний
снег. О, как хотелось мне, подобно далекому нашему предку, `человеку со
шрамом на лице`, найти путь к тому дальнему острову, где живет Солнце! Я
попросил бы Солнце дать мне какой-нибудь могущественный талисман и с помощью
этого талисмана научился бы ловить орлов.
Стало холодно. Мы вошли в наш вигвам, где моя мать поджаривала на угольях
мясо бизона.
Два года назад мы были богаты, и мой отец заботился о том, чтобы не
истощались в вигваме запасы мяса, шкур и мехов. Лошадей у нас было больше
полусотни. Потом отец пошел воевать с ассинибойнами; он повел отряд в семь
человек, и ни один из них не вернулся в лагерь. Как мы оплакивали его, как
часто о нем вспоминали! Вскоре после этого мы потеряли всех наших лошадей -
неприятельский отряд угнал их как-то ночью.
Когда погиб отец, забота о пропитании нашей семьи перешла ко мне, а видел
я тогда только шестнадцать зим.
Многие воины нашего племени хотели взять в жены мою мать и заботиться о
нас троих, но она отказала всем. Она говорила, что никогда не забудет мужа,
который ушел в страну Песчаных Холмов.
Нашлись добрые люди, пожалевшие нас. Они дали нам лошадей. Это были
жалкие старые клячи, но на них мы могли перевозить наш вигвам и все
имущество, когда племя снималось с лагеря. Я стерег на пастбище чужие
табуны, и за это нам давали мясо и изредка шкуры бизонов, лосей или оленей.
В месяц Новой Травы началось для меня восемнадцатое лето. Теперь я сам
добывал для семьи мясо и шкуры.
Был у меня хороший лук и колчан с острыми стрелами. Друзья позволяли
брать одного из их быстрых коней, и я вместе с другими охотниками
преследовал стада бизонов.
Иногда удавалось мне убить оленя или лося. Моя мать дубила кожу, из
которой мы шили себе одежду. Мы были сыты и одеты, но я желал большего: мне
хотелось иметь собственных быстрых коней, а также большой вигвам, ружье,
западни для бобров, одеяла и красивые платья для матери и бабушки.
Казалось, был только один способ получить все эти вещи: я должен вступить
на тропу войны, угнать лошадей у одного из враждебных нам племен и обменять
их на товары белых людей. Но ни один военный отряд не хотел брать меня даже
в качестве слуги. Вожди говорили, что я еще слишком молод. Сначала я должен
был уйти в какое-нибудь уединенное место и там поститься в течение
нескольких дней. Только после этого священного поста воины примут меня в
свою среду. Они советовали мне отказаться от детских игр, посещать вигвамы
жрецов Солнца, а затем, через две-три зимы, начать священный пост.
Но в тот вечер мне показалось, что есть иной, более легкий путь, который
приведет меня к цели. На слова бабушки я не обратил никакого внимания. Наше
племя высоко ценило перья из орлиных хвостов. За один орлиный хвост давали
десять лошадей или двадцать шкурок бобров. В форте Красных Курток, здесь, на
севере, или в форте Длинных Ножей, южнее, на Большой реке, можно было за
сорок шкурок получить хорошее ружье, а за четыре шкурки - одеяло или капкан
для бобров.
Я захлопал в ладоши и крикнул матери:
- Я решил стать ловцом орлов! К зиме у нас будет табун быстрых лошадей, а
в форте белых людей мы купим все, что нам нужно.
Мать улыбнулась мне ласково и снисходительно, как улыбаются ребенку, и,
покачав головой, ответила:
- О нет, сын мой! Быть может, ты научишься ловить орлов, но не раньше,
чем через много-много лет, когда ты будешь жрецом Солнца и таким же старым,
как Одинокий Человек.
- То же самое и я ему говорила, - вмешалась бабушка.
- Не все ли равно - молод я или стар! - воскликнул я. - Руки у меня
сильные. Я знаю, что могу схватить орла, затащить его в ловушку и задушить.
- И ты, конечно, не боишься ни острого клюва, ни когтей, - насмешливо
проговорила бабушка. - Быть может, кто-нибудь открыл тебе тайну и научил
ловить орлов?
- Знаешь ли, сынок, клюв и когти орла убивают, так же как жало гремучей
змеи, - сказала моя мать. Если орел расцарапает ловцу руку, рука чернеет, и
человек умирает. Даже из жрецов Солнца очень немногие становятся ловцами
орлов. Они боятся черной смерти.
- А я не боюсь! Я научусь ловить орлов, - заявил я. - Да, да, я буду
ловцом!
Мать засмеялась, а бабушка нахмурилась и проворчала:
- Перестань трещать, как сорока.
Съев кусок мяса, который поджарила для меня мать, я завернулся в одеяло и
вышел из вигвама. Спустилась ночь; во всех вигвамах большого лагеря горели
костры, а у костров ужинали мои соплеменники. Прислушиваясь к их веселому
смеху, я говорил себе, что тоже хочу быть веселым и счастливым.
Как бы ни бранила меня бабушка, я не откажусь от принятого решения и не
сверну с намеченного пути. Я обойду всех ловцов священных птиц, а они научат
меня ловить орлов.
Ярко светила луна. Издали я увидел трех мальчиков, моих друзей,
направлявшихся к нашему вигваму. Должно быть, они затеяли какую-нибудь игру
и пришли звать меня. Я спрятался в тени, а когда они вошли в вигвам,
потихоньку убежал. Осторожно прокрался я через лагерь к вигваму Одинокого
Человека. Как билось у меня сердце, когда я отодвинул занавеску у входа и
подошел к костру! Здесь я остановился как вкопанный и нервно стал теребить
бахрому моей одежды. Я надеялся увидеть ловца орлов в кругу его семьи, но
мне не повезло: случайно я попал на собрание старейшин и воинов. Он сидели
по правую и левую его руку, а у входа разместились его жены. Когда я вошел,
Одинокий Человек что-то рассказывал своим гостям. Увидев меня, он спросил:
- Что тебе нужно, сын мой?
- Ничего... ничего... я просто так зашел... - пробормотал я, думая, что
меня прогонят.
Но он сказал ласково:
- Садись, если найдешь свободное местечко.
Эти слова ободрили меня. Свободное место нашлось подле младшей его жены,
сидевшей у самого входа. Когда я опустился рядом с ней на мягкие шкуры, она
улыбнулась мне и сказала:
- Кайи! Маленькая Выдра, у тебя славная мать, а ты добрый сын. Я горжусь
тем, что ты сидишь подле меня. Но недалеко то время, когда ты будешь сидеть
вон там!
И она указала мне на ложе из звериных шкур по правую руку от ловца орлов.
Сейчас это почетное место занимали два великих воина.
Маленькой Выдрой назвал меня жрец Солнца, когда я родился. Как и все мои
сверстники, я очень хотел поскорее совершить какой-нибудь великий подвиг и
заслужить новое имя - имя воина.
- Когда мальчик вошел, я вам рассказывал о том, как на восходе солнца
поймал орла, - заговорил Одинокий Человек, окинув взглядом своих гостей. -
Слушайте что было дальше. Я взял свежий кусок печени и вложил его в бок
чучелу волка, который служил приманкой для орлов. Палки, заменявшие крышу
ловушки, я разбросал, когда боролся с орлом. Быстро сделал я новый настил, а
затем улегся на дне ловушки и стал ждать следующего, орла. Все выше
поднималось солнце, а орел не прилетал. Долго бормотал я все известные мне
заклинания. Наконец, когда солнце стало спускаться; к западу, я увидел орла,
парившего высоко в синеве. Я боялся, что он никогда не спустится к ловушке,
и снова стал твердить заклинания. Вдруг он стал опускаться, быстрый как
стрела; крылья его с шумом рассекали воздух. О, как забилось у меня сердце!
Опустился он так низко, что я мог разглядеть его блестящие глаза. Но
случилось то, чего я не ждал: орел взмахнул крыльями, полетел на юг и
скрылся из виду. Никакими заклинаниями не удалось мне его вернуть. Я ничего
не понимал. Наконец, я отказался от дальнейших попыток. Разбросав палки,
поддерживавшие настил из ветвей над моей головой, я встал, выпрямился во
весь рост и... увидел трех больших волков, которые лежали шагах в десяти от
ловушки. Они вскочили, уставились на меня, потом повернулись и помчались по
склону горы. О, как я на них сердился! Конечно, они лежали тут целый день и
спугнули орла. Как странно, что эти волки пришли и улеглись так близко от
ловушки!
- А мне это не кажется странным, - сказал один из гостей. - Их привлек
запах печени, которую ты вложил в чучело волка. Но они почуяли также и твой
запах; вот почему они боялись подходить и ждали ночи. Они хотели подкрасться
в темноте и утащить печень.
Все присутствующие с ним согласились. Одинокий Человек набил вторую
трубку, закурил ее и передал соседу. Разговор зашел об охоте, но я ничего не
слышал. Я сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Словно во сне, видел
я, что гости докурили трубку, а Одинокий Человек набил ее в третий раз, и
снова пошла она по кругу. Наконец, хозяин выбил из нее пепел и отпустил
своих гостей.
Гуськом прошли они мимо меня, а когда опустилась за ними занавеска, жены
и дети Одинокого Человека стали ложиться спать. А я сидел, не шевелясь, и
боялся задать вопрос, который вертелся у меня на языке.
Одинокий Человек искоса на меня посматривал и, наконец, сказал:
- Ты хочешь спросить меня о чем-то, сын мой?
- Да! Да! - воскликнул я. - Что мне делать, чтобы стать ловцом орлов?
Научи меня заманивать птиц из далекой синевы!
- Киаи-йо! Мальчишка, кажется, сошел с ума, - проворчала старшая жена
Одинокого Человека.
Я и раньше ее не любил, а теперь, когда она стала смеяться надо мной, я
ее возненавидел.
Но Одинокий Человек ласково мне улыбнулся и ответил:
- Сын мой, я не могу исполнить твою просьбу. Солнце сделало меня ловцом
орлов, и никому не открою я тайны. Мы не смеем говорить о том, что
открывается нам в сновидениях. Неужели ты этого не знал?
- Знал... знал... Но я надеялся, что быть может... быть может...
Я умолк, вскочил и выбежал из вигвама. В ушах моих звенел насмешливый
хохот старшей жены.
Я побежал домой, ворвался в наш вигвам и упал ничком на постель из
звериных шкур. С трудом удерживался от слез.
- Что с тобой? - встревожилась мать.
- Я сказал Одинокому Человеку, что хочу быть ловцом орлов, и просил его
научить меня, а его старшая жена назвала меня сумасшедшим... смеялась надо
мной, - ответил я.
- Да ты и в самом деле сумасшедший! - воскликнула бабушка. - Неужели ты
думал, что жрец Солнца откроет тебе свою тайну?
- Он мог бы мне сказать, что он делает там, в ловушке, на вершине горы...
- О, почему ты всегда бранишь его, всегда на него сердишься? - вмешалась
мать. - Или ты ненавидишь своего внука?
- Я его браню, потому что хочу ему добра. Должна же я ему объяснить, что
хорошо, а что плохо! - резко ответила бабушка.
- Да, но зачем ты кричишь на него так, что во всем лагере слышно?
Не знаю, чем кончился этот разговор. Я встал, вышел из вигвама и
направился в ту часть лагеря, где жили семьи клана Сражается Один.
Подойдя к вигваму одного старого жреца Солнца, я остановился и
прислушался.
В вигваме было тихо. Я откинул занавеску и вошел. Старик был один со
своей женой. Видел он очень плохо и не узнал меня. Жена его назвала мое имя:
тогда он велел мне сесть по левую его руку, а затем, казалось, забыл о моем
присутствии. Он что-то бормотал себе под нос и не спускал глаз с костра.
Когда я с ним заговорил, он вздрогнул и словно проснулся.
- Помоги мне, - просил я его. - Скажи, что мне делать, чтобы стать ловцом
орлов! Неужели я должен ждать много-много лет! Нет, я хочу ловить орлов
теперь, этим летом, которое началось с месяца Новой Травы!
Старик долго не отвечал мне и тупо смотрел на огонь костра. Наконец, он
сказал тихим голосом:
- Было нас пятеро, пятеро ловцов, но Старое Солнце, самый ловкий и смелый
из пятерых, умер, и теперь нас четверо: Одинокий Человек, Черный Бизон,
Желтая Антилопа и я. Но я слеп и больше не занимаюсь ловлей. Все мы
поклялись Солнцем никому не открывать нашей тайны, и никто из нас не нарушит
клятвы. У нас нет и не будет учеников.
Я посмотрел на его старую жену. Она кивнула мне, и я вышел. Старое Солнце
я хорошо помнил - умер он в начале зимы, а было ему восемьдесят лет. И я
сказал себе, что заслужу право носить его имя; скоро, очень скоро будут
называть меня Старым Солнцем. Это было славное имя. Я остановился, взглянул
на небо и крикнул:
- О Ночное Сияние! Помоги мне! Попроси твоего мужа мне помочь!
И мне казалось, что луна меня слышит.
Было поздно, когда я вернулся домой, но мать и бабушка еще не спали и при
свете костра вышивали для меня мокасины. Мне было все равно, хорошо или
плохо я одет, но они говорили, что хотя мы и бедны, но я не должен ходить в
лохмотьях. Они шили для меня рубахи, штаны, мокасины из мягкой белой оленьей
кожи; были у меня одеяла летние кожаные и зимние меховые. Я был всегда одет
не хуже, чем сыновья славных воинов нашего племени.
- Кажется мне, что ты уже побывал в вигваме Горного Вождя, - сказала
бабушка, когда я опустился на ложе из звериных шкур.
- Да. И там я кое-что узнал. Старик, а также и все другие ловцы орлов
поклялись Солнцем никого не посвящать в свои тайны.
- Жестокие и скупые люди! - воскликнула моя мать.
- Неправда! - закричала бабушка.
- Не будем говорить о них, - перебил я. - Сегодня открылся мне путь, на
который я должен вступить. Я не хочу жить с народом моего отца. Я уйду от
этого племени. Мать, мы пойдем на юг, к твоему родному народу. Я чувствую,
что мне помогут твои соплеменники.
- Нет, нет, ты отсюда не уйдешь! - закричала бабушка. - Ты не можешь
отречься от племени твоего отца. Это твое родное племя, и с ним ты
останешься до конца жизни.
Я посмотрел на мать: она закрыла лицо руками и горько плакала. Бабушка
повернулась к ней и сердито прошипела:
- Женщина-Олень! Перестань плакать! И помни, что я...
Вдруг моя мать выпрямилась и, смело глядя в лицо старухе, воскликнула:
- Долго я молчала, а теперь скажу тебе все! Я не боюсь тебя и никого не
боюсь! А ты не смеешь отдавать приказания Маленькой Выдре. Он мой сын, а не
твой. С тех пор как умер его отец, я только и думаю о том, чтобы вернуться к
моему родному народу. Маленькая Выдра угадал мое желание: мы пойдем на юг.
Мать умолкла. Мы оба ждали, что старуха начнет осыпать нас бранью, и
приготовились дать ей отпор. Но эта суровая властная женщина не сказала ни
слова: впервые признала она себя побежденной. Ощупью, словно слепая, она
отыскала свое одеяло, завернулась в него и медленно вышла из вигвама. Мы
долго смотрели ей вслед, потом переглянулись.
- Наконец-то! - воскликнул я. - В продолжение двух лет она нас бранила и
заставляла исполнять все ее приказания. Мать, какая ты смелая! Ты нас
освободила!
- Сын мой, помни всегда, что она тебя любит не меньше, чем любила твоего
отца, единственного своего сына. Ты должен жалеть ее.
- Да, конечно, но теперь мы не позволим ей распоряжаться нами.
Мы легли спать и укрылись теплыми шкурами. Издалека доносились вопли и
причитания бедной старухи. Она бродила в окрестностях лагеря и громко
выкрикивала имя моего отца. Тяжело было у меня на сердце.
Теперь я должен объяснить, что черноногие индейцы разбивались на три
племени - каина, пикуни и сиксика. Отец мой был из племени каина, а мать
входила в клан Короткие Шкуры племени пикуни. В то время каина стояли
лагерем на реке Чрево, у подножия высоких гор, а пикуни расположились южнее,
на расстоянии трех дней пути от нас, на реке Медведь. Третье племя, сиксика,
находилось к северу от нас, в долине реки Лук. Сейчас я расскажу, почему эти
три племени говорили на одном языке.
Много-много лет назад, вскоре после того как `старик` создал мир, жил в
далекой лесной стране человек, у которого было три женатых сына. Дичи в
лесах становилось все меньше и меньше, и людям грозил голод. Однажды человек
сказал своим сыновьям:
- Все мы умрем, если останемся здесь. Я предлагаю переселиться в другие
края. Отправимся в путь и поищем страну, где водится много дичи.
Сыновья с ним согласились и приказали женам навьючить поклажу на собак.
Затем все они тронулись в путь: старик со своими женами и его сыновья с
женами и детьми.
Шли они долго, но дичи попадалось очень мало, и все голодали. Наконец,
вышли они из леса на широкую равнину, где паслись огромные стада бизонов.
Этих животных они видели впервые. Тотчас же раскинули они вигвамы, и три
сына отправились на охоту, но им не удалось подстрелить ни одного бизона,
потому что животные не подпускали их к себе. И в тот вечер четыре семьи
легли спать голодными, хотя невдалеке паслись стада.
Старик заснул, и во сне открылось ему, что нужно делать. Проснувшись
утром, он приготовил какое-то черное зелье и натер им ноги старшего своего
сына. Тот погнался за стадом бизонов; теперь он бегал так быстро, что догнал
стадо и убил несколько бизонов. В маленьком лагере устроили пиршество, а
когда все утолили голод, старик сказал старшему сыну:
- Ты совершил великий подвиг и заслужил новое имя. Я даю тебе имя
Сиксика.
Сиксика значит `черноногий`. Услышав это, младшие сыновья почувствовали
зависть и попросили отца дать также и им новые имена. Долго думал старик и,
наконец, сказал:
- Я не могу исполнить вашу просьбу, пока вы не заслужили права носить
новые почетные имена. Черного зелья я вам дам, чтобы и вы могли убивать
бизонов, но вы должны отсюда уйти в другую страну и там совершать великие
подвиги.
Сыновья исполнили его приказание. Один пошел на юг, другой - на север.
Долго скитались они. Наконец, вернулся тот, что отправился на юг. Он принес
тюки с красивой одеждой, которую снял с убитых врагов, отец назвал его
Пикуни - `в пышные одежды разодетый`. Другой сын принес скальпы и оружие
вождей, им убитых, и отец дал ему имя Каина - `много вождей`. Эти три сына
стали родоначальниками наших трех племен: сиксика, пикуни и каина.
Как я уже говорил, по матери я был пикуни, а по отцу - каина, и жил с
племенем моего отца - каина.
Когда догорел наш маленький костер в вигваме, вернулась бабушка, раздула
тлеющие угли и сказала мне:
- Да, мы пойдем на юг, к пикуни, но обещай мне, сын моего сына, вернуться
когда-нибудь к каина, родному нашему племени.
- Обещаю тебе исполнить эту просьбу, - ответил я. Когда я заслужу право
носить великое имя - Старое Солнце, которого я добиваюсь, я вернусь к каина
и попрошу жрецов Солнца дать мне это имя.
На следующее утро меня разбудило пение. Как я удивился! Моя мать пела
впервые с тех пор, как умер отец. Она уже начала укладывать наш жалкий
скарб. Видя, что я проснулся, она окликнула меня и попросила поскорее
сбегать к реке, выкупаться и привести лошадей.
- Потом мы поедим, оседлаем лошадей и поедем на юг, к пикуни.
Я увидел, что и бабушка укладывает свои пожитки в два старых мешка. Она
была очень печальна; слезы навертывались ей на глаза, а руки дрожали. Выходя
из вигвама, я посоветовал ей не грустить; сказал, что рано или поздно она
одобрит мое решение.
Купаясь в реке вместе с мальчиками, моими товарищами, я сказал им, что
расстаюсь с ними надолго, так как сегодня утром отправляюсь на юг, к пикуни.
Они долго упрашивали меня не уезжать, а потом побежали в лагерь и сообщили
новость своим родным. Когда я привел лошадей, перед нашим вигвамом уже
собралась толпа. Вождь Орлиные Ребра и старшины нашего лагеря уговаривали
мою мать отказаться от путешествия.
- Ты сумасшедшая! - говорили они ей. - В окрестностях рыщут
неприятельские отряды; они не пощадят вас - двух слабых женщин и мальчика.
Вам не добраться живыми до реки Медведь и лагеря пикуни.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Моя мать молчала и искоса посматривала на меня, а я сказал, обращаясь к
вождю:
- Я знаю, что на равнинах нам грозит встреча с неприятельскими отрядами,
но ехать мы должны. И кажется мне, что мы благополучно доберемся до лагеря
пикуни.
- Да, ехать мы должны, - подтвердила мать.
- Я стара. Не все ли равно, когда я уйду в страну Песчаных Холмов? -
проговорила бабушка.
Вождь и старейшины рассердились и ушли. Уходя, Орлиные Ребра бросил через
плечо:
- Помните, что мы вас предостерегали! Не наша вина, если вы трое будете
убиты!
Мы наскоро поели и сложили наш вигвам. Женщины, подруги моей матери,
помогли ей оседлать лошадей и навьючить на них поклажу. Меня окружили мои
товарищи; они не могли понять, почему я решил покинуть лагерь. Воины
советовали мне отложить путешествие; через несколько месяцев племя каина
собиралось перебраться на юг и охотиться вместе с пикуни. Им я ответил, как
и старейшинам, что не хочу и не могу ждать.
К седлам наших трех вьючных лошадей мы привязали шесты от вигвама, затем
вскочили на трех других старых кляч и тронулись в путь. Впереди ехал я.
Когда мы выезжали из лагеря, бабушка зарыдала так громко, что все собаки
подняли вой. Долго не могла она успокоиться. Я посматривал на мать: глаза ее
блестели, улыбка не сходила с лица. Я слышал, как она шептала: `Наконец-то!
Наконец-то я возвращаюсь к родному народу!`
Вскоре после полудня мы поднялись на вершину холма и оттуда посмотрели
вниз, в долину реки Много Мертвых Вождей. Река эта течет на север в `страну
вечной зимы`.
Дальше, на равнине и склонах холмов, мы увидели стада бизонов и антилоп.
Животные щипали траву, отдыхали, ходили на водопой. Мы остановили лошадей и
долго следили за ними. Мать сказала мне:
- Если мы переправимся на другой берег, стада обратятся в бегство и
привлекут внимание наших врагов, которые, быть может, скрываются поблизости.
- Мы переправимся через реку, когда стемнеет, - ответил я. - А сейчас
спустимся к реке и спрячемся в зарослях.
Стараясь не спугнуть дичь, мы спустились в долину, напоили лошадей и
спрятали их в кустах, а сами прилегли отдохнуть и спали до захода солнца.
Проснувшись, мы поели пеммикана, затем переправились через реку и выехали
на равнину, держа путь на юго-восток. Луны не было; цокая копытами, убегали
от нас бизоны, но в темноте враги не могли узнать, кто спугнул стада.
Прохладный ночной ветерок доносил запах шалфея и других трав, растоптанных
копытами бизонов.
Моя мать вздохнула полной грудью.
- Как люблю я этот запах свежей травы! - воскликнула она. - Как легко у
меня на сердце! Я так счастлива, что мне хочется запеть!
- Пой, пой! - проворчала бабушка. - Наши враги, скрывающиеся во тьме,
рады будут тебя послушать.
Вдруг где-то поблизости завыл волк, и тотчас же другие волки стали ему
подвывать. Выли они протяжно и громко.
- Вот и не нужно мне петь! Они споют за меня, - сказала мать.
О, как любили мы слушать вой волков! Мне всегда казалось, что они друг с
другом беседуют.
Ехали мы всю ночь, заставляя наших старых кляч бежать рысцой. Вскоре
переправились мы через северный рукав Маленькой реки, а затем через южный.
Реки эти являются самыми северными притоками Большой реки (Миссури). На
берегу южного рукава мы остановили лошадей и утолили жажду.
Моя мать радостно засмеялась и сказала мне:
- Сын мой, мы напились воды из родной моей реки. Как люблю я все реки,
протекающие в стране пикуни! И как красивы наши долины, поросшие лесом!
Летом здесь много ягод, а зимой холмы преграждают путь ветрам и метелям. Да,
наша страна гораздо лучше, чем северная страна каина и сиксика.
Бабушка презрительно фыркнула.
- Ха! Глупости ты говоришь! - воскликнула она.
Мы ей не ответили, и она продолжала:
- Эта южная страна принадлежит не одним пикуни, но и нам, каина, а также
сиксика.
- Да, правду ты говоришь, - отозвалась мать, - но я заметила, что каина и
сиксика всегда кочуют на севере, предоставляя пикуни одним сражаться с кроу,
ассинибойнами и другими врагами, которые хотят завладеть нашей богатой
страной.
Бабушка промолчала, не зная, что ответить.
На рассвете мы подъехали к глубокому каньону, где протекала река Крутой
Берег. Здесь, в роще ив и тополей, мы сделали привал. Сняв с лошадей
поклажу, я повел их на водопой; на песчаной косе, врезавшейся в реку, я
увидел свежие следы военного отряда из двадцати человек. На мокром песке, у
самой воды, ясно видны были отпечатки их ладоней и колен. Здесь воины
утолили жажду, а затем двинулись к верховьям реки. Дрожа от страха, я зорко
осматривался по сторонам, окинул взглядом склон долины, поросший лесом, но
не увидел ни человека, ни зверя. Я боялся, что враги спрятались где-нибудь
поблизости. Быстро отвел я лошадей в рощу и рассказал женщинам о своем
открытии. Они так испугались, что даже бабушка примолкла.
Мы оседлали лошадей, навьючили на них поклажу и выехали из леса. Шесты
вигвама грохотали по камням. Спустившись к реке, мы переправились на другой
берег, поднялись по крутому склону на равнину и здесь остановили лошадей и
оглянулись. На песчаной косе, где я поил лошадей, выстроились в ряд враги и
смотрели нам вслед. Когда мы остановились, они начали стрелять из ружей.
Пули зарывались в землю в нескольких шагах от нас. Снова стали мы хлестать
лошадей и галопом помчались по равнине. До нас долетали насмешливые крики.
На вершине холма между рекой Крутой Берег и рекой Два Священных Вигвама
мы позволили измученным клячам отдохнуть и, оглянувшись на проделанный путь,
убедились, что враги нас не преследуют. Долго беседовали мы о нашем чудесном
спасении. Хорошо, что я спустился к песчаной косе. Врагов было человек
двадцать, а следы их ног остались только на этой косе, так как дальше берега
были каменистые. Если бы я не увидел отпечатков ног, мы остались бы в
тополевой роще, и враги нас бы не пощадили.
Как только лошади отдохнули, мы тронулись в путь и к полудню увидели реку
Два Священных Вигвама. Называется она так потому, что много лет назад пикуни
и каина выстроили в низовьях два вигвама, посвященных Солнцу.
Мы сделали привал на берегу реки, напоили лошадей, стреножили их и сняли
с них поклажу. Здесь никакая опасность нам не угрожала: леса поблизости не
было, и враги не могли незаметно к нам подкрасться. Бабушка собрала хворост,
а мать развела костер и, достав из мешка сушеное мясо бизона, занялась
стряпней.
Когда мы поели, мать вызвалась караулить, пока мы с бабушкой будем спать.
Я взял с нее обещание разбудить меня в середине дня, так как она тоже должна
была отдохнуть и выспаться. Но мать не сдержала слова; окликнула она меня,
когда солнце уже спустилось. Я проснулся и стал бранить ее, но она
засмеялась, легла и тотчас же заснула.
Была у нас только одна собака, очень большая и похожая на волка. Я дал ей
кличку Синуски - `полосатая морда`. Недавно она потеряла своих щенят. Родила
она их в роще далеко от лагеря, и, должно быть, щенки стали добычей койотов
или рыси.
Пока я караулил, собака лежала подле меня. Вдруг она вскочила,
ощетинилась и, потянув носом воздух, жалобно заскулила.
`Не угрожает ли нам опасность?` - подумал я. Но лес находился очень
далеко от нас, а на поросших травой склонах долины не было видно ни одного
живого существа. В нескольких сотнях шагов от реки росли кусты шиповника, и
я решил, что там-то и притаился враг.
- Синуски! - прошептал я. Кто там прячется? Ступай посмотри.
Я хлопнул в ладоши, и она убежала: никогда еще не бегала она так быстро;
струйками вилась за ней пыль. Я вскочил, взял лук и разбудил женщин. Они
тотчас же вскочили и стали отвязывать лошадей. Синуски прыгнула прямо в
кусты, но никто оттуда не выскочил, и крика мы не слышали. Страх рассеялся;
с любопытством ждали мы, что будет дальше. Вскоре собака вышла из кустов,
держа в зубах какого-то маленького светлого зверька. Он был живой; мы
видели, как он извивается. Синуски рысцой бежала к нам.
- Она нашла волчонка! - воскликнула моя мать.
Действительно, это был пушистый серый волчонок. Подбежав ко мне, Синуски
бросила свою находку к моим ногам, потом заскулила, положила передние лапы
мне на плечи и лизнула меня прямо в лицо. Казалось, она просила пощадить
волчонка.
- Не бойся, Синуски, я его не обижу, - сказал я.
Нагнувшись, я погладил маленького зверька. Он ничуть не испугался и
завилял хвостом. Был он очень худ и, по-видимому, давно не ел. Мы не
понимали, что случилось с волчицей, как могла она его потерять. Синуски
улеглась на песок подле волчонка, а он схватил один из ее набухших сосков и,
громко причмокивая, стал сосать.
Мы привязали лошадей, и женщины снова заснули. Заснул сладким сном и
волчонок, довольный и сытый. Я был рад, что Синуски его нашла, так как мне
давно уже хотелось иметь ручного волчонка.
Долго придумывал я ему кличку и, наконец, решил назвать его Нипокана, или
сокращенно Нипока. В тот день я и не подозревал, что этот волчонок будет со
временем моим помощником и защитником.
На закате солнца я разбудил женщин, и мы поели сушеного мяса. В сумерках
мы переправились через реку и поехали на восток к холмам, разделяющим долины
рек Два Священных Вигвама и Барсук. В полдень сделали привал на берегу реки
Береза. Я вынул из мешка волчонка и отдал его Синуски. Река Медведь
начинается там, где река Крутой Берег сливается с реками Два Священных
Вигвама, Барсук и Береза. На рассвете мы выехали на плоскогорье, откуда
берет начало река Медведь, а на восходе солнца спустились в долину реки в
том месте, которое мы называем Апукуитсипеска - `Широкая долина ив`. Нигде
не было видно дичи; земля была утоптана конскими копытами, и я нашел
отпечатки собачьих лап. Теперь мы знали, что неподалеку находится большой
лагерь - лагерь пикуни. - О, скоро мы их увидим! - воскликнула моя мать.
Слезы навернулись ей на глаза, и она запела дрожащим голосом, а я стал ей
подпевать.
Дважды переправлялись мы через реку и, наконец, увидели в конце долины
огромный лагерь пикуни - сотни и сотни вигвамов. Мужчины гнали табун на
водопой; тысячи лошадей гуськом поднимались по тропинке на равнину. Как ни
велико было расстояние, отделявшее нас от лагеря, но мы услышали громкий
протяжный гул, напоминавший жужжание пчел: болтали, смеялись, пели мужчины и
женщины, лаяли собаки, нетерпеливо ржали лошади.
Понукая усталых кляч, мы въехали в лагерь, направляясь к вигвамам клана
Короткие Шкуры, находившимся в восточной части лагеря. Этих вигвамов было
больше двухсот.
Мы миновали огромный вигвам Одинокого Ходока; Одинокий Ходок был вождем
нашего клана, а также всего племени. Он заслужил славу великого воина, и во
всех наших трех племенах не было человека умнее и великодушнее, чем он.
Женщины выбегали нам навстречу и громко кричали:
- Женщина-Олень вернулась к нам, а с ней Маленькая Выдра, ее сын!
Но никто не обращал внимания на бабушку. Они столпились вокруг нас,
засыпая вопросами, а мы остановили лошадей у входа в вигвам Быстрого Бегуна.
Это был мой дядя, старший брат матери. Прибежали его жены, обняли нас и
повели в вигвам.
Моя мать подошла к Быстрому Бегуну, обняла его и заплакала. Он гладил ее
по голове и дрожащим голосом говорил:
- Ну-ну, не плачь, сестра! Сегодня счастливый день. Как я рад, что ты
вернулась к нам, ты и Маленькая Выдра! А как он вырос!
Мать скоро осушила слезы и села рядом с ним, а он обратился ко мне.
- Да, племянник! Ты теперь взрослый. Вероятно, ты уже охотишься и
привозишь матери мясо и шкуры. А когда же ты начнешь священный пост?
- О, я им горжусь! - воскликнула мать. - Он хороший охотник.
- Я хочу быть ловцом орлов, - сказал я. - Жрецы каина - ловцы орлов -
отказались мне помочь. Быть может, ты придешь мне на помощь. Этим летом я
научусь ловить священных птиц, которые парят в далекой синеве.
Вошла бабушка и села у входа. Услышав мои слова, она нахмурилась и
сердито проворчала:
- Сумасшедший! Не знаю, что мне с ним делать. Быстрый Бегун, быть может,
ты заставишь его взяться за ум!
Дядя засмеялся.
- Молодец! - сказал он мне. - Юноши должны мечтать о великих подвигах. Я
знаю, настанет время, когда ты будешь ловцом орлов. Но сначала нужно
подумать о священном посте. Ты должен увидеть вещий сон, а затем участвовать
в набегах на враждебные нам племена. Ты должен беседовать со жрецами Солнца
и приносить жертвы богам. И, быть может, через пятнадцать - двадцать зим ты
научишься ловить орлов.
Он умолк, а у меня сжалось сердце. Я-то надеялся на его помощь! И жрецы
каина говорили, что я должен ждать много-много лет! Мне стало так грустно,
что я ничего ему не ответил. `Не быть мне ловцом орлов, - думал я. - Лучше
отказаться от несбыточной надежды`.
Мать и бабушка ушли. Им предстояло снять поклажу с лошадей и поставить
наш маленький вигвам. Я остался вдвоем с дядей. Вскоре к нам присоединилось
несколько воинов. Они курили и расспрашивали меня о каина, а я отвечал
коротко; однако рассказал им о том, как мы едва спаслись от неприятельского
отряда. Не успел я закончить рассказ, как дядя и его гости выбежали из
вигвама, созывая Икунукатси, и отдали приказ седлать коней.
В лагере началась суматоха; пастухи приводили лошадей, женщины молили
Солнце защитить воинов от стрел неприятеля, плакали дети, выли собаки.
Я вышел из вигвама посмотреть, как собираются воины. По приказу военного
вождя, которого звали Одинокий Бизон, воины двинулись на запад, громко
распевая боевую песню нашего племени. Все они были в боевом наряде и
вооружены луками, ружьями и щитами; военный убор из перьев украшал их
головы. Это было волнующее зрелище. Я восхищался воинами, прислушивался к
песне и забыл на время о своем горе. Но когда они поднялись на равнину и
скрылись из виду, я снова отдался тоске. Ярко светило солнце, а мне
казалось, что черная туча нависла над моей головой.
Наш вигвам был уже поставлен. Я кликнул Синуски, вынул из мешка волчонка,
и она его накормила. Мать принесла мне поесть; тетки дали пеммикана, сушеных
ягод и мяса бизона, но я не чувствовал голода. Пришли женщины и завели
разговор с матерью. Мальчики, мои сверстники, хотели со мной познакомиться и
втянуть в игру, но мне было не до игр. Взяв волчонка, я вышел из лагеря и
поднялся на равнину. Синуски бежала за мной по пятам. Я отдал ей волчонка,
лег на траву и тотчас же заснул.
Разбудило меня тихое ворчание собаки. Я приподнялся и увидел, что солнце
уже скрылось за горами. Какой-то старик медленно брел по склону. Когда он
приостановился и поднял голову, я узнал дядю моей матери - Красные Крылья.
Был он великим жрецом Солнца, хранителем священной Трубки Грома.
- А, вот ты где! - сказал он, усаживаясь рядом со мной. - Твоя мать
сказала, что я найду тебя здесь. Ты печален. Я пришел, чтобы помочь тебе.
- Этим летом я хочу стать ловцом орлов. Научи меня, если хочешь мне
помочь, - резко ответил я.
- Тише, тише, сын мой. Будь спокоен, не сердись, говори ласково и кротко,
- сказал мне старик.
- Все говорят - и жрецы каина и мой дядя, - что мне придется ждать
много-много лет, и тогда только я смогу сделаться ловцом орлов.
Он ответил мне не сразу, и я подумал, что и от него не дождусь помощи.
Повернувшись к нему спиной, я стал смотреть на волчонка, который затеял игру
с Синуски и старался поймать ее за хвост. Хотелось мне быть таким же
счастливым и беззаботным, как он.
Наконец, старик заговорил, словно размышляя вслух:
- Много видел я на своем веку и понял, что и юноши могут совершать
великие подвиги. Одна беда: юноши думают прежде всего о том, чтобы весело
провести время. Нравится им плясать, разгуливать в нарядной одежде, играть в
азартные игры; они ходят на охоту и убивают зверей для того, чтобы
обменивать у белых торговцев меха на зеркальца и яркую материю. Но если бы
юноша от всего этого отказался, если бы думал он только о том, чтобы развить
свои силы, стать выносливым и смелым, не отступающим перед лишениями и
тяжелыми испытаниями, тогда, быть может...
Старик умолк, задумчиво глядя вдаль. Я не выдержал и крикнул:
- Значит, ты хочешь сказать...
- Вот что хочу сказать, - перебил он меня, - несмотря на молодость свою,
ты можешь стать ловцом орлов, если пойдешь по тропе, которую я тебе укажу.
- Никогда я с нее не сверну! - воскликнул я.
- Прежде всего ты должен начать священный пост.
- А что я должен делать, когда пост мой окончится?
- Тогда узнаешь. Сейчас я ничего тебе не скажу, - ответил он.
Я взял волчонка, и мы стали спускаться в долину. Трудно мне было
приноравливаться к старческой походке Красных Крыльев. Я был так счастлив,
что мне хотелось петь, плясать, бежать к матери и передать ей разговор со
стариком.
Когда мы вошли в лагерь, лагерный глашатай, проходя мимо вигвамов, громко
выкрикивал:
- Слушайте, слушайте все! Вот приказ вождя: завтра мы снимаемся с лагеря
и пойдем к верховьям реки Два Священных Вигвама. Лагерь мы раскинем у
подножия гор, поросших лесом, потому что многим из вас нужны новые шесты для
вигвамов.
Этот первый летний месяц, месяц Новой Травы, называется также месяцем
Новых Вигвамов, потому что в эту пору года женщины дубили шкуры бизонов и из
мягкой белой кожи шили новые покрышки для вигвамов, а также заготовляли
новые шесты.
Остановившись у входа в свой вигвам, Красные Крылья сказал мне:
- Я рад этой вести, сын мой. В горах Два Священных Вигвама будешь ты
поститься. Во всей нашей стране нет более подходящего места для священного
поста.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Всегда считал я племя каина племенем богатым к могущественным. На
следующее утро, когда пикуни снялись с лагеря, я понял, что каина были
бедняками по сравнению с народом моей матери, самым большим племенем из всех
трех племен черноногих. Лошадей у пикуни было больше, чем деревьев в лесу.
Мне понравились красивые седла, расшитые разноцветными бусами и иглами

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 124711
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 1