|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Владимир Кунин
КЫСЯ 1-4/1 части роман
Счастлив, кто падает вниз головой
Мир для него, хоть на миг, - а иной
Владислав Ходасевич.
Только я пристроился сзади к этой кошечке, только прихватил ее за
нежный пушистый загривочек, только почувствовал, как ее потрясающий ры-
жий хвостик туго напружинился и стрункой вытянулся вверх и чуть вбок в
ответном желании, открывая мне, как сказал бы мой Человек Шура Плоткин -
`врата блаженства`... А Шура знает, что говорит - он литератор. И когда
к нам приходят разные его бабешки, он сначала читает им свои сочинения,
а потом начинает их раздевать, бормоча разные вот такие слова, вроде
`врата блаженства`, `жаркий оазис любви`, `испепеляющее желание`, и так
далее. Причем, ни в одном его сочинении, которые он этим дурочкам чита-
ет, я никогда не слышу этих слов. Шура как я - абсолютно беспородный, но
ума у него хватает, чтобы в своих статьях и рассказах такие роскошные
выражения не употреблять. Тем более, я же слышу, с какими интонациями он
эти пышные слова произносит. Будто бы внутренне хихикает...
Он иногда пытается и со мной так разговаривать, не такими словами, а
такими интонациями. И, не скрою, я этого очень не люблю. В таких случаях
я просто отворачиваюсь от Шуры и сажусь к нему спинои. И тогда Шура на-
чинает извиняться передо мной и подлизываться. Должен отметить - совер-
шенно искренне. И я его прощаю.
Ну, так значит, только я взобрался трахнуть эту кошечку, эту прелест-
ную рыжую киску, или, как выражается иногда мой Шура, влезая на свою
очередную гостью, - `вонзиться в ее пылающий рай`, как вдруг совершенно
неожиданно что-то большое, жесткое, сетчатое, очень больно стукнув меня
по кончику хвоста, накрыло нас обоих, и прежде, чем я успел сообразить -
что же произошло, я услышал мерзейший голос этой сволочи Пилипенко:
- Пиздец коту!!! Васька, затягивай сачок поскорей, а то этот прохин-
дей опять вырвется!.. Он уже от нас раз пять смыливался! Это котяра того
самого жида, который в газеты пишет.
Ну надо же, гад, подонок, в какой момент подловил!.. Прав был Шура,
когда говорил мне: `Ах, Мартын, не доведут нас с тобой яйца до добра...`
- Затягивай сачок, кому говорю! - орет Пилипенко, и подлец Васька за-
тягивает сачок туго-натуго. И мы с моей рыжей лапочкой оказываемся тесно
спеленутые сетью. Естественно, тут уже не до `врат блаженства` и `жарко-
го оазиса`, да и, честно говоря, у меня от испуга и неожиданности просто
нечем было бы `вонзиться в пылающий рай` этой рыжей дурехи, которая от
ужаса, кретинка, завопила таким дурным голосом, что если бы я в другой,
менее экстремальной обстановке, услышал бы от нее такую истерику, у меня
просто вообще не встал бы на нее никогда..
- Все, бля, - говорит Пилипенко. - Теперь он мой!
- Кто? - спрашивает Васька.
Васька с первого раза ни во что не врубается. Редкостный болван! От-
куда эту дубину стоеросовую Пилипенко себе в помощники выискал? Ваську
напарить - проще простого. Он - не Пилипенко. Тот, хоть и гад, хоть и
сволочь, и живодер, но далеко не дурак.
- Кто `твой-то`? - переспрашивает Васька.
- А они обеи! И еврей, и его котяра. Они у меня теперь вона где, - и
Пилипенко хлопает себя по карману. - Захочет свою животную взад полу-
чить? Наше вам пожалуйста. Пришлите полсотни баксов, и кот ваш. Я его
все едино еще раз отловлю. Не хочете платить - я вашего котика в лучшем
виде в НИИ физиологии представлю. Нехай этот ваш ебарь-террорист науке
послужит. Его там распотрошат на составные части, и он еще своим трупом
миру пользу принесет. Конечно, капусты будет меньше, гроши одни - счас
на науку ни хрена не дают, но, как говорится, с худой овцы...
- Был бы он породистьй, можно было бы яво на шапку пустить, - говорит
Васька. - Гля, какой здоровущий!..
- А хули толку, что здоровущий? - отвечает ему Пилипенко. - У его вся
шкура спорчена, морда исполосована, уши рваные. Весь, куда ни глянь,
везде в шрамах. Его даже овчарки боятся! Будешь пересаживать из сетки в
`воронок`, рукавицы надень. И поглядывай. С им только зазевайся - враз в
глотку вцепится!
И несмотря на унизительность моего сиюсекундного положения, несмотря
на, честно говоря, заползающий в душу холодок обреченности, чему немало
способствовали истошные вопли этой рыжей идиотки, прижатой ко мне безжа-
лостными пилипенковсками узами, я не без гордости вспомнил, как два ме-
сяца тому назад, когда Пилипенко накрыл меня своим гнусным сачком почти
в аналогичной ситуации, я прокусил ему ухо и разодрал левую руку чуть ли
не до кости. Чем, не скрою, и спасся...
Он был просто вынужден отшвырнуть меня и броситься к своей машине, к
этому своему отвратительному `воронку`, за аптечкой. При этом он изрыгал
из себя такой чудовищный мат, которого я не слышал даже от своего Шуры
Плоткина, когда тот схватил триппер на одной, как он говорил, `оччччень
порядочной замужней женщине`...
- Так что ты с ним поосторжней, - говорит Пилипенко про меня.
- Ладно... Учи ученого, - отмахивается Васька. - А с этой рыжей чо
делать? Хозяев не знаем, для лаболатории, вроде, мелковата. Они просили
крупняк подбирать...
- Ничо!.. Пока пихай ее в общую клетку. Приедем на место и выпустим
на хер. Нехай блядюшка теперь там погуляет. Я на ее, как на живца, уже
шешнадцатого кота беру!..
Вот это да!!! О, Господи!.. Боже ж ты мой, скольких же невинных, вле-
комых лишь нормальным здоровым половым инстинктом, эта рыжая стерва, эта
предательница, эта гнусная тварь привела к мучениям на лабораторных сто-
лах института физиологии?! Из скольких же бедолаг эти два умельца - Пи-
липенко и Васька - сотворили свои уродливые шапки для Калининского рын-
ка?.. Кошмар!..
Первым моим желанием было - немедленно перекусить ей глотку. Но мы
были спеленуты одной сетью и я не мог пошевелиться. И от полной невоз-
можности мгновенно произвести справедливый акт отомщения и заслуженного
наказания я вдруг впал в такую апатию, такое безразличие к своей
дальнейшей судьбе, что от охватившего меня бессилия захотелось просто
тихо заплакать...
Поэтому, когда Васька принес нас к `воронку` - старому, раздолбанному
`Москвичу` с фургончиком, открыл заднюю дверцу и выгрузил нас из сачка в
стоящую внутри фургона клетку, - я даже не рыпнулся, а эта рыжая прово-
каторша, эта тварь продолжала орать, как умалишенная.
- Гля, какой смирный!.. - удивился Васька и опустил вниз заслонку
клетки. - А ты говорил...
- Смирный - еще не покоренный, - ответил ему Пилипенко и сел за руль.
- Этот еврейский котяра так себе на уме, что не знаешь, чего от него
ждать. Жаль только, что у его жида вошь в кармане да блоха на аркане, а
то б я с него за этого кота и сто баксов слупил бы. Садись, Васька, не
мудохайся! А то кто-нибудь из хозяев этих шмакодявок объявится, и нам
опять морду набьют...
Васька заторопился, захлопнул дверь фургона, и во внезапно наступив-
шей темноте, я отчетливо увидел, что впопыхах он забыл защелкнуть метал-
лическую задвижку на опущенной заслонке кошачей клети. Так что при жела-
нии и некотором усилии заслонку можно было бы приподнять лапой... Апатии
у меня - как не бывало!
Пилипенко завел мотор и мы поехали.
Я огляделся. В нашем кошачьем отделении (в фургончике была еще одна
клетка - для собак) сидели и понуро лежали штук пятнадцать малознакомых
мне Котов и Кошек. Но, судя по тому, как многие увидев меня, подобрали
под себя хвосты и прижали уши, меня тут знали.
И только один Кот не прижал уши к голове. Тощий, обшарпанный, с клоч-
коватой свалявшейся шерстью, со слезящимися глазами и обрубленным хвос-
том - типичный представитель безымянно-бездомного подвально-помоечного
сословия, без малейшего страха подошел ко мне и сел рядом, глядя на меня
с преданностью и надеждой.
Когда-то на пустыре за нашим домом я отбил этого несчастного бродягу
от двух крупных домашних Котов, изрядно попортив им шкуры и наглые сытые
морды.
На следующий день после этого побоища Шура выпустил меня прошвыр-
нуться по свежему воздуху и совершить свои естественные отправления. До-
ма я этого не делал никогда, даже в самые лютые морозные зимние дни. Та-
ким образом мой Человек Шура Плоткин был начисто избавлен от необходи-
мости заготавливать для меня песок и нюхать едкую вонь кошачьей мочи и
кала.
Наш дом стоит в новом районе, в глубине квартала, и я с детства вы-
торговал себе право в любое время уходить из квартиры и возвращаться в
нее только тогда, когда мне этого захочется.
Короче, когда я на следующий день выполз из нашей парадной и с нас-
лаждением потянулся до хруста, до стона, и новое прохладное утро стало
вливаться во все мое тело - от влажного носа, устремленного в синее ве-
сеннее небо, до кончика хвоста, туго вытянутого к горизонту, - я вдруг
увидел вчерашнего кота-бродягу, сидящего неподалеку от моего дома. Между
его тощих и грязных лап лежала здоровенная мертвая крыса.
Бродяга приветливо дернул обрубком хвоста и переместился сантиметров
на двадцать левее задушенной им крысы, предлагая мне ее в подарок.
Я подошел. Как и положено, мы обнюхались, а потом я ему битый час
втолковывал, что вообще-то я крыс не ем, что жратвы у меня и дома нава-
лом, но подарок его я ценю и очень ему благодарен.
В подтверждении искренности своих чувств я на его глазах отнес крысу
за дом, выкопал там ямку и зарыл ее туда, делая вид, что как-нибудь обя-
зательно вернусь за ней и вот уж тогда-то мы и устроим пир горой!.. А
пока, если он хочет шмат нормальной сырой рыбы под названием `хек моро-
женый`, я могу смотаться домой и принести ему. Тем более, что она уже
оттаяла.
Но то ли этот несчастный кот не знал, что такое `рыба`, то ли никак
не мог взять в толк, как это возможно `не есть крыс?!.`, но он деликатно
(что, кстати, гораздо чаще встречается у простых дворовых особей, чем у
породистых и домашних) отказался от моего предложения, куда-то сбегал и
привел мне совершенно незнакомую, очень миловидную грязно-белую кошечку,
которую я тут же и трахнул за его здоровье.
А он смотрел, как я это делаю, жмурился от удовольствия и, кажется,
был абсолютно счастлив, что наконец-то смог мне угодить...
Вот этот-то Кот и сидел сейчас рядом со мной. Сидел и смотрел на ме-
ня. Только один-единственный раз он покосился на незащелкнутую задвижку
от заслонки, давая мне возможность понять, что и он тоже заметил Васьки-
ну оплошность.
Я клянусь, что мы с ним не произнесли ни звука!
Но в громких рыданиях рыжей потаскушки-провокаторши... Или `провока-
торки`? Как говорят Люди, когда провокатором оказывается особа женского
пола? Короче, в истерике этой бляди, в жалобном мяуканье совсем еще па-
цана-Котенка, в нервной, хриплой зевоте старухи-Кошки, в неумолчном лае
идиота-Фоксика из соседней собачьей клетки, в трагическом вое ухоженного
и до смерти перепуганного Шпица, в робком гавканьи моего знакомого по
пустырю - огромного и глупого, но очень доброго Пса, в котором было на-
мешано с десяток пород и кровей, - я УСЛЫШАЛ немой вопрос Кота-Бродяги:
- Что делать будем?
- А черт его знает! - говорю я, даже НЕ ОТКРЫВАЯ рта. - Ну, предполо-
жим, мы поднимем заслонку, а потом? Фургон-то снаружи закрыт...
- Слушай, Мартын, - говорит Бродяга. - Безвыходных положений не быва-
ет. Это тебе говорю я, у которого никогда не было Своего Человека. Ко-
нечно, ты за Шурой Плоткиным - как за каменной стеной...
Я, действительно, много раз рассказывал Бродяге о Шуре и однажды даже
познакомил их.
- Да, причем тут Шура?! - разозлился я.
- При том, что ты, даже не сознавая этого, надеешься, что тебя выру-
чит твой Шура. А мне надеятся не на кого. Только на себя. Ну, и на тебя,
конечно. А ты даже пошевелить мозгами не хочешь...
Слышать это было дико обидно!.. Тем более, что на Шуру я и не рассчи-
тывал. Во-первых, потому, что не он меня, а в основном я его всю жизнь
выручал из разных неблагоприятных ситуаций, а во-вторых, Шуры просто фи-
зически не было в Санкт-Петербурге. Он еще позавчера уехал в Москву, по-
вез свою рукопись в издательство. Специально для ухода за мной - кормеж-
ка, впустить меня, выпустить, дать попить, включить мне телевизор, - Шу-
ра оставил в нашей квартире очередную прихехешку, которая начала свою
бурную деятельность в нашем доме с того, что сожрала мой замечательный
хек и сутки обзванивала всех своих хахалей, как внутрироссийского, так и
заграничного розлива. Трепалась она по полчаса с каждым, и я в панике
представлял себе, какой кошмарный счет придет нам с Шурой в конце месяца
за эти переговоры! Поэтому сегодня, уходя из дому, я перегрыз телефонный
шнур и таким образом спас Шуру Плоткина от необходимости пойти по миру,
ведя меня на поводке. Шура вернется домой - я ему покажу место, где я
перегрыз провод, и Шура все сделает. В отличии от других наших знакомых
литераторов, руки у Шуры вставлены нужным концом.
В-третьих, даже если бы Шура был в городе, он все равно никогда не
смог бы выкупить меня у Пилипенко. У моего Плоткина долларов отродясь не
было.
Но Бродяге я этого ничего не сказал. А только спросил:
- Как ты думаешь, куда нас везут?
- Чего мне думать, я точно знаю - на Васильевский остров, в лабората-
рию института физиологии. Я уже один раз там был. Еле выдрался. Пришлось
со второго этажа прыгать...
Я с уважением посмотрел на Кота-бродягу..
- Думай, Мартын, думай, - сказал он мне. - У меня лично с голодухи
башка не варит...
...И я придумал!!!
Единственное, о чем я попросил Бродягу - это максимально точно пре-
дупредить меня, когда до остановки у дверей лаборатории института физио-
логии останется ровно три минуты.
В нас - Кошачьих, есть ЭТО. Я не знаю, как ЭТО объяснить. Наверное,
потому, что сам не очень отчетливо понимаю, как возникает в нас ЭТОТ
процесс предвидения, ощущение оставшегося времени, полная ориентация в
темноте или закрытом помещении (даже передвигающемся в пространстве -
как мы сейчас), относительно точное чувство расстояния...
Естественно - необходимы одна-две вводных. Ну, например: почему я
попросил именно Бродягу предсказать мне подъезд к лаборатории точно за
три минуты? Не смог бы сам? Смог бы! Но не настолько точно, как Бродяга.
И я, и все остальные Коты и Кошки, ни разу не ездившие этой дорогой,
могли бы ошибиться - плюс-минус минута. Мне же была нужна абсолютная
точность. А для этого был необходим Бродяга. То есть Кот, который уже
один раз ехал этой дорогой...
И вот этот, казалось бы, ничтожный опыт, эта, прямо скажем, очень
слабенькая эмпирика, рождает в наших кошачьих мозгах поразительно точные
определения - расстояния, времени, ощущения в пространстве...
Пример из собственной практики: мы с Шурой живем в девятиэтажном со-
рокапятиквартирном доме с одной парадной лестницей и одним лифтом.
Основная интенсивность движения и загруженности нашего лифта, когда
он, как сумасшедший, мотается между этажами - это период с четырех до
семи часов вечера. То есть, когда Люди возвращаются с работы. Это три
часа непрерывного гудения огромной электрической машины, рокотание толс-
тенных стальных тросов, поднимающих и опускающих лифт, скрип и постоян-
ное повизгивание могучих блочных колес с желобками, через которые и пол-
зут эти тросы... Я как-то шлялся на чердак и видел это чудовищное соору-
жение.
И ко всем этим звукам - еще три часа безостановочного хлопанья желез-
ных дверей шахты лифта, щелканье деревянных створок кабины, звуки вклю-
чения и выключения разных реле... И вся эта какафония с совершенно неп-
редсказуемой периодичностью!
И клянусь вам, я все эти три часа могу продрыхнуть в СВОЕМ кресле, не
прислушиваясь и не настораживаясь. Но в какой-то мне и самому неясный
момент, что-то меня будит, и я, лежа в кресле с еще закрытыми глазами,
точно ощущаю, что к дому подходит Мой Шура. С этой секунды я знаю все,
что должно произойти дальше! Мне даже кажется, что я это вижу сквозь
стены!..
Сейчас, для наглядности я выстрою и свое, и Шурино поведение в стиле
`параллельного монтажа`. Это я в свое время так от Шуры нахватался. Он
когда-то, как сам говорил, `лудил` сценарии для киностудии научно-попу-
лярных фильмов и несколько месяцев подряд выражался исключительно по-ки-
нематографически...
Итак:
Вот Шура подходит к нашей парадной...
В это время я, еще лежа, приоткрываю один глаз...
Вот Шура набирает `секретный` код замка входной двери... А код не на-
бирается. Тогда Шура говорит свое извечное - `Ну, елки-палки!.. Неужели
снова сломали?!` и толкает дверь ногой. Дверь распахивается, зияя выло-
манным кодовым устройством...
Тут я открываю второй глаз...
Шура входит в парадную, морщит свой длинный нос, внюхивается (хотя,
чем он там может внюхиваться?!. Люди в этом совершенно беспомощны) и
бормочет: `Опять всю лестницу обоссали, засранцы!..`
Это он про мальчишек из соседних домов и заблудших пьянчуг...
Тут я приподнимаю задницу, потягиваюсь и вижу... Да, да!.. ВИЖУ,
как...
...Шура нажимает кнопку вызова лифта!!!
И пока лифт к нему спускается, я мягко спрыгиваю со СВОЕГО кресла и
потягиваюсь еще раз. Времени у меня навалом...
Шура входит в темную кабину лифта со словами `Ничтожества! Разложен-
цы!.. Дремучая сволочь! Страна вырожденцев и уродов!.. Опять лампочку
выкрутили!!!`
Мне-то все равно было бы - в темноте ехать или при свете, а Шуре бед-
ному приходилось...
...искать пульт с этажными кнопками, наощупь отсчитывать восьмую, и
так в темноте, чертыхаясь и матерясь, подниматься до нашего этажа...
За это время, я медленно... Ну, очень медленно!.. иду через вторую
комнату в коридор, слышу как останавливается лифт, ВИЖУ...
...как выходит из него Шура и вытаскивает ключи из кармана...
Я слышу, как он отпирает первую железную дверь, слышу, как он встав-
ляет ключ во вторую - деревянную, и...
...скромненько сажусь у двери и поднимаю нос кверху...
Тут-то и входит Шура! И говорит:
- Мартын! Сонная твоя морда!... Хоть бы пожрать чего-нибудь пригото-
вил, раздолбай толстожопый...
А я ему... Вот чего не умею - так это мяукать. А я ему в ответ так
протяжно, басом:
- А-а-аааа!.. А-а-аааа!...
И он берет меня тут же на руки, чего я никогда никому не позволяю де-
лать. Зарывается своим длинным носом в мою шкуру и шепчет:
- Мартышка... Единственный мой!..
И за шесть лет жизни с Шурой Плоткиным я не ошибся ни разу!
Откуда в нас эта странная, таинственная, почти мистическая способ-
ность?! Может быть, потому, что в наших кошачьих носах находится девят-
надцать миллионов нервных окончаний, а у Человека всего пять?.. А может
быть, потому, что Коты и Кошки слышат на две октавы больше, чем Чело-
век?..
Я лично понятия не имею, что все это такое, но если у нас `девятнад-
цать`, а у них всего `пять` - значит, мы почти в четыре раза лучше? Пра-
вильно?.. Или они слышат так себе, а мы на `две октавы больше` - следо-
вательно, мы гораздо совершеннее?! Так ведь? Уже не говоря о том, что в
темноте Люди просто жалкие создания, в то время как для нас темнота -
хоть бы хны!
Или, к примеру: на ушах у нас больше тридцати мускулов! У собак всего
лишь семнадцать, а у Человека - вообще всего шесть!.. И мы своими муску-
листыми ушами способны улавливать любые оттенки звуков с любого направ-
ления!.. А что могут Люди со своими шестью паршивенькими мускулами?
Нужно быть до конца справедливым - все эти сведения я почерпнул от
того же Шуры Плоткина, который одно время очень серьезно занимался наши-
ми Личностями, поразительными особенностями наших организмов и перечитал
по этому поводу уйму прекрасных книг. Кстати, он же мне сообщил, что
древние египтяне почитали Котов и Кошек как Божественные Создания, укра-
шали их драгоценностями, и ни один Человек не имел права причинить Ко-
шачьему существу ни беспокойства, ни тем более страданий...
Вот было Время! Вот были Люди!.. Не то, что эти постсоветские подонки
- Пилипенко и его вонючий Васька...
- Боюсь, всех нам не выручить, - сказал я Бродяге, когда поделился с
ним планом предстоящей операции.
- Спасение утопающего - есть дело лап самого утопающего, - безжалост-
но ответил Бродяга.
И я подумал, что в чем-то Бродяга прав. Действительно, всем помочь,
практически невозможно. Но...
За шесть с половиной лет моей достаточно бурной жизни, я перетрахал
такое количество Кошек, которое обычному рядовому домашнему Коту и во
сне не приснится! Я никогда не шел на поводу у сочиненной Людьми весьма
распространенной и унизительной теорийки, будто `брачным` месяцем у Ко-
тов и Кошек считается только март. А все остальные одинадцать месяцев в
году они, дескать, даже и не помышляют о совокуплении. Какой-то собачий
бред Людей-импотентов, подсказанный им пухлыми и пушистыми Котами-каст-
ратами!
Да я все триста шестьдесят пять дней в году, просыпаясь каждое утро,
только и думаю - кого-то я сегодня оприходую?! Что мне сегодня за Киска
попадется между лап?.. А не смотаться ли мне в соседний квартал, в парк
при спортивном комплексе `Зенит`? Говорят, там недавно появилась одна
такая сиамская лапочка, которая никому не дает, да еще и огрызается, как
стерва...
И я иду в этот их спортивный парк, нахожу там эту недотрогу и через
семь секунд трахаю ее на глазах у всех наших изумленных Котов-пижонов, а
потом эта сиамская дурочка бегает за мной все лето, как умалишенная.
Так что все эти теории про `брачный период` и про `март месяц` ни
хрена не стоят! У меня `март` - с января по декабрь включительно. Мне
лично всегда хочется. Я, как говорит мой Шура, `завсегда об этом думаю`.
Он, кстати, тоже...
Ну, и конечно, время от времени то одна, то другая Кошка с уже отвис-
шим брюхом вдруг начинает с неуклюжим кокетством валиться на спину и так
печально-выразительно поглядывать на меня. Но я беременных принципиально
не трогаю. Не дай Бог, еще повредишь им там чего-нибудь...
Так что сколько Котят посеяно мною во чревах невероятного количества
Кошек - я и понятия не имею. Конечно, прав Бродяга, всем помочь невоз-
можно...
И к большинству Кошек, которых я употреблял когда-то, честно говоря,
у меня отношения никакого - спасибо и привет! Но, когда на нашем пустыре
я вдруг вижу какого-нибудь скачущего Котенка-несмышленыша, я почти бес-
сознательно тянусь заглянуть ему в мордочку - а вдруг, это мой? А вдруг,
он произошел от меня?! Вот ведь чудо-то какое!
В такие моменты мне всегда хочется накормить его, защитить от Собак,
от Котов-идиотов, от больших и злобных Крыс, от всего на свете...
Одного такого бесприютного я даже как-то привел к нам домой. На что
Шура Плоткин торжественно сказал:
- Ах, Мартын, дорогой мой друг! Хоть ты и половой бандит и сексу-
альный маньяк, хоть ты и разбойник и ебарь без зазрения совести, но
сердце у тебя мягкое, интеллигентное, я бы сказал... Существо, ощущающее
комплекс вины за содеянное, уже благородное существо!
И подарил этого замухрышку одной своей московской знакомой. Как-то он
там теперь в Москве поживает? Вырос, небось, засранец...
Вот почему я показал Бродяге на забившегося в угол клетки насмерть
перепуганного Котенка и решительно заявил:
- Но этого пацана мы все-таки вытащим! Сколько у нас времени?
- До сигнала или до приезда?- деловито спросил Бродяга.
- До сигнала.
- Около пяти минут.
- Порядок. Подгони пацана поближе к дверце клетки, а я пока дотрахаю
эту рыжую падлу! Не пропадать же добру...
Я прыгнул сзади на верещавшую рыжую Кошку, жестко прихватил ее зубами
за загривок, примял к полу клетки задними лапами, и на глазах полутора
десятков уже обреченных Котов и Кошек и нескольких Собачек, я стал драть
ее, как сидорову козу!
Нежности, обычно сопровождающей этот акт, не было и в помине. Нена-
висть к этой `подсадной утке`, к этой предательнице вдруг сублимирова-
лась в такое жестокое и могучее желание, что я готов был проткнуть ее
насквозь и разорвать на куски. Я знал, что причиняю ей сильную боль сво-
ими зубами и когтями задних лап, но это знание еще больше усиливало мое
наслаждение - и на миг у меня в мозгу промелькнуло, что подобного со
мной никогда не бывало! Уж не сбрендил ли я на секспочве?!
Теперь рыжая не орала, а только хрипела, прижатая к полу. На долю се-
кунды я вдруг увидел ухмыляющегося Бродягу, потрясенную Старуху-Кошку,
насмерть перепуганного Котенка, с отвалившейся от удивления челюстью
и...
...в момент пика моих трудов, в пароксизме страсти, я еще сильней
сжал зубы у нее на затылке и услышал, как она тихонько взвизгнула подо
мной...
Когда же я кончил и, как ни в чем не бывало, слез с нее - она так и
не смогла встать на лапы. Со всклокоченной шерстью, с безумными глазами,
негромко постанывая, она, словно раздавленная, поползла на брюхе в угол
клетки. На мгновение сердце мое кувыркнулось от жалости, но я тут же
вспомнил про пятнадцать замученных Котов, погибших из-за нее в лаборато-
рии института, и моя слабость уступила место гадливому презрению. Я дол-
жен был быть у нее шестнадцатым...
Неожиданно мы почувствовали, что наш автомобиль стал притормаживать.
Я тут же подскочил к дверце клетки и вопросительно посмотрел на Бро-
дягу. Неужели мы уже подъехали к институту, к этому Кошачьему лобному
месту?! Неужто Бродягу так подвела знаменитая наша интуиция? А может
быть, от постоянного многолетнего недоедания он утратил ощущение Време-
ни, Предвидения, и все те качества, которые ставят нас в недосягаемое
интеллектуальное превосходство над всеми остальными живыми существами?!
Бродяга и сам недоумевал.
Автомобиль еще катился по инерции, когда раздался негромкий, испол-
ненный злобой, голос Пилипенко:
- Вот, ссссука!.. Чего этому-то козлу от нас надо?!
- Чего, чего!.. А то ты не знаешь - `чего`? - ответил Васька.
Но тут наш `москвич` окончательно остановился и кто-то сипло прогово-
рил:
- Здравия желаю, граждане. Па-апрашу документики!
Я почувствовал новый букет запахов, ворвавшийся в наш тюремный мир: и
запах устоявшегося, многодневного водочного перегара; и кислые запахи
маленьких, но сильных аккумуляторов для переносных радиостанций; ни с
чем не сравнимый запах оружия; пропотевшей кожаной амуниции; и сла-
бенький запашок мятной жевательной резинки, наивно призванной заглушить
все остальные запахи.
Нет, это не институт, слава Богу!.. Это милиционер. Или бандит. Что,
впрочем, с моей точки зрения, одно и то же - человек с оружием. У меня
сразу отлегло от сердца - значит, время еще есть.
- Здравия желаем, товарищ начальник! Научно-исследовательский инсти-
тут физиологии приветствует нашу доблестную милицию, - одновременно про-
пели Васька и Пилипенко такими сладкими, липкими голосами, как если бы
вдруг заговорило растаявшее мороженое.
Я как-то жрал такое. Гадость - чудовищная, оторваться - невозможно!
Та-ак... Значит, это все-таки милиционер. Тоже неплохо...
- Документы попрошу, - повторил милиционер.
- Пожалуйста... - голос Пилипенко совсем упал. - Какие проблемы-то?
- Счас посмотрим, - сказал милиционер. - Не будет проблем - создадим.
Все в наших руках. Тэ-зк-с... Пилипенко Иван Афанасьевич?.. Вот и ладуш-
ки, Иван Афанасьевич, пришлите двадцатничек от греха подальше, и поез-
жайте с Богом.
- Какой `двадцатничек`?.. - растерялся Пилипенко.
- Зелененький, - пояснил милиционер.
- За что-о-о?.. - простонал Пилипенко.
- Дымление двигателя, прогар глушителя, левый `стоп` не работает,
коррозия по низу дверей и крыльев, машина грязная, номера ржавые, правое
наружное зеркало отсутствует... Еще нужно?
- Нет... - выдохнул Пилипенко. - Может, рублями возьмете?
- Ты чего? Мне, при исполнении, взятку предлагаешь, что ли?
- А доллары - не взятка?! - слышно было, что Пилипенко разозлился.
- А доллары - это доллары.
- Товарищ начальник... - заныл Пилипенко. - Мы бедные научные сотруд-
ники, мы сейчас работаем над одной диссертацией...
- Ты, `научный сотрудник`! Ты мне мозги не пудри и лапшу на уши не
вешай, - тихо сказал милиционер. - Я вот сейчас открою двери твоего фур-
гона, и вся твоя `диссертация` враз с мяуканьем и лаем по городу разбе-
жится. А я тебя еще и прав лишу, и техпаспорт отберу, мудила. Черт с то-
бой, гони червонец и вали отсюда на хуй, `диссертант` ебаный...
- Нет вопросов! - бодро ответил Пилипенко, чем-то пошелестел и, на-
верное, отдал милиционеру десять долларов.
Милиционер удовлетворенно крякнул и интеллигентно сказал:
- Получите ваши документы и к следующему разу прошу привести ваше
транспортное средство в порядок, товарищ водитель.
Тут Пилипенко ничего не ответил и мы снова поехали.
- Вот где надо сейчас работать, - завистливо вздохнул Васька. - А мы
эту срань болотную сачком ловим...
- Погоди, погоди, Васька... - Пилипенко даже зубами скрипнул. - Будет
и на нашей улице праздник. Сейчас время революционное! `Кто был ничем,
тот станет всем...` Есть, есть у меня одна мыслишка!.. А уж тогда не на
этом говне, а на белом `мерседесе` ездить будем!.. Этот же ментяра, ко-
торый сейчас с нас ни за что, ни про что десять долларов слупил, на мо-
тоцикле, бля, с сиреной и мигалками, бля, впереди будет ехать и дорожку
нам расчищать...
Бродяга услышал это и презрительно ухмыльнулся.
А я подумал - все может быть... Сейчас, как раз, время для таких, как
Пилипенко. Наглых, напористых, неглупых, неотягощенных интеллектом, а
поэтому и не стесняющих себя в выборе средств для достижения цели.
Мы много раз болтали об этом с Моим Шурой. Особенно, когда он где-то
выпьет, придет домой и начнет передо мной извиняться, что, дескать, он
мне даже приличной рыбы не может купить, что его доходов только на этот
`хек мороженый` и хватает... Ну, и всякие такие дурацкие излияния.
А потом - несколько многословный, но уже почти трезвый анализ всего
происходящего сегодня в нашей стране. И кто в это прекрасно вписывается,
а кто - вроде нас с Шурой Плоткиным, - никак не может вписаться, да ни-
когда и не впишется, хоть за бугор уезжай!..
Один раз, когда от него уж очень сильно пахло алкоголем, (чего я, к
слову сказать, не перевариваю!) он даже заплакал, когда мы снова загово-
рили об этом...
Помню, я так разнервничался! Мне его так стало жалко!.. И несмотря на
то, что от него буквально разило водкой, я принес ему остатки моего сы-
рого хека и лизнул его в щеку. А он еще сильнее заплакал, лег на пол,
прижал меня к себе и заснул.
Он тогда так храпел!.. Как я вынес все это в течении нескольких часов
- уму непостижимо! Навалился, пьяница чертов, на меня, храпит так, что
лампа под потолком качается, запахов от него отвратительных - неисчисли-
мо... Только два-три приличных. Остальные - не приведи Господь! Тут и
водка, и пиво, и какое-то ужасное вино, и селедка, и дешовая колбаса (я
ее, кстати, никогда не ем), и тошнило его, видать, по дороге домой...
Кошмар!!!
Только я попытаюсь вылезти из-под его руки, как он приоткрывает глаза
и в слезы: `Мартынчик... Родимый! Ты-то хоть не бросай меня...` Ну, что?
Мог я уйти?..
Под утро я все-таки сумел выползти из-под Шуры. Писать захотел -
удержу нет!
Обычно, когда со мной такое происходит дома, а Шура еще спит, я пос-
тупаю очень просто: сажусь на Шурину подушку точненько перед его физио-
номией, и начинаю не мигая, неотрывно смотреть на его закрытые глаза. Не
проходит и тридцати-сорока секунд, как Шура просыпается и говорит хрип-
лым ото сна голосом:
- Что, обоссался, гипнотизер хренов?
Я молча спрыгиваю на пол и иду к дверям. Шлепая босыми ногами, Шура
бредет за мной в чем мать родила, и выпускает меня на лестницу. Дальше -
дело техники. Я сбегаю на первый этаж и начинаю орать дурным голосом:
- А-а-аааа! А-а-аааа!
Обязательно кто-то из жильцов первого этажа выйдет, откроет мне дверь
парадной, и со словами `А, это ты Мартинчик?! Ну, выходи, выходи...` -
выпустит меня на улицу.
Почему-то соседи называют меня на иностранный манер - `Мартин`. На-
верное, считают, что у такого человека, как Мой Шура Плоткин - литерато-
ра и журналиста, Кот с обычным плебейским именем `Мартын` быть не мо-
жет...
В нашем доме меня знают все. Особенно после того, как я набил морду
огромной овчарке наших нижних соседей. Она теперь ко мне то и дело под-
лизывается, но я и ухом не веду в ее сторону.
Но в тот раз, когда Шура надрался до положения риз, мой гипноз так и
не достиг цели. Не скрою, я запаниковал! Напрудить в квартире - я такого
себе даже Котенком, не позволял. Еле-еле выцарапал на себя дверь в Шурин
туалет, вспрыгнул на горшок и сделал свои дела. Помню, потом встал на
задние лапы и, опираясь одной передней о сливной бачок, второй лапой на-
жал на рычаг и спустил за собой воду...
- Внимание, Мартын! Осталось ровно три минуты! - услышал я команду
моего кореша Бродяги.
Я быстро вонзил когти правой передней лапы в деревянную опускающуюся
заслонку на передней стенке клетки, что было сил потянул ее вверх, и,
когда между полом клетки и заслонкой образовалась щель, я тут же поддел
заслонку второй, левой лапой.
- Помогай, браток! - крикнул я Бродяге.
Тот мгновенно просунул в щель и свою лапу. Вдвоем - в три лапы, (од-
ной Бродяга держал Котенка) мы приподняли тяжеленную заслонку настолько,
что смогли просунуть туда свои головы.
Теперь заслонка лежала на наших плечах и шеях, всей своей тяжестью
придавливая нас к полу клетки.
- Вылезаем одновременно, - приказал я Бродяге. - А то заслонка тяже-
лая - одному не удержать.
- А с этим недоноском что делать? - спросил Бродяга.
- Выталкивай его первым! Внимание... Раз, два, взяли!..
И мы втроем выскользнули из клетки. Заслонка со стуком опустилась за
нашими хвостами. Точнее, за моим хвостом и хвостом Котенка. Бродяга ли-
шился хвоста еще года три тому назад при весьма смутных обстоятельствах
- то ли был пойман в мясном отделе нашего гастронома, когда хотел спе-
реть кусок мяса, то ли еще что-то...
Во всяком случае, сам он об этом не рассказывал, я не расспрашивал, а
на то, что болтали об этом всякие Коты и Кошки нашего квартала - мне бы-
ло совершенно наплевать.
Теперь мы - Котенок, Бродяга и я - были вне клетки. Но это составляло
лишь пятую часть операции. И ликовать по этому поводу было более чем
преждевременно.
Между Кошачьей и Собачьей клетками и внутренними стенками фургона бы-
ло достаточно расстояния даже для взрослого Кота, а уж Котенок мог
чувствовать себя там совершенно свободно. Но где гарантия, что этот ма-
лолетка стремглав выскочит из фургона, когда Васька или Пилипенко рас-
пахнут снаружи дверцы? Где гарантия того, что Котенок от страха не
забьется в угол фургона и будет там трястись, пока кто-нибудь из этих
сволочей не сгребет его за шкирку и не сунет в мешок?..
- Как только Васька откроет `воронок` - выталкивай этого дурачка и
сам рви когти, - тихо сказал я Бродяге.
- А ты? - встревожился Бродяга.
- За меня не дрейфь. Сейчас я устрою маленький концертик - как отвле-
кающий маневр, а ты с пацаном будь на старте! Я этих `Пилипенков` в гро-
бу и в белых тапочках видел!..
Это не мое. Это - Шурино. Это он так иногда выражается, когда хочет
высказать свое презрение к кому-нибудь или чему-нибудь.
Я обошел сзади Собачью клетку, просунул туда лапу, на всю длину вы-
пустил когти и с размаху хорошенько тяпнул по заднице идиота-Фоксика.
Тот завизжал, забился в истерике, и немедленно укусил моего приятеля -
огромного беспородного доброго Пса.
Как выяснилось, доброта тоже имеет границы, за которые переступать
нельзя: Пес-громадина, не разобрав в чем дело, тут же опрокинул Шпица и
схватил его за глотку...
На свое несчастье Пес вывалил свою хвостяру между прутьями клетки и
(да простит меня мой друг Пес - это нужно было для дела) я мгновенно
прокусил его хвост своими клыками!..
Что тут началась!
Пес спрыгнул со Шпица и тут же прихватил какого-то Дворнягу!..
Шпиц бросился на Фоксика!..
Дворняга вырвал клок из бока Шпица!..
Вой, лай, рычание, визг, мяуканье, шипенье!.. В нашей, Кошачьей,
клетке Коты и Кошки на нервной почве сплелись в клубок, из которого ле-
тели клочья шерсти!.. Трещал штакетник, ходуном ходили клетки!..
- Что там еще такое?! - раздался голос Пилипенко.
- Видать, чуют - куда едут, - рассмеялся Васька. - Ладно, счас разбе-
ремся...
И в это время Бродяга сказал:
- Приехали!
Наш `воронок` остановился. На всякий случай, чтобы скандал не зату-
хал, и чтобы поддержать панику в необходимом градусе, я просунул лапу в
собачью клетку и рванул когтями по чьей-то собачьей спине. Этот `кто-то`
укусил моего приятеля-Пса за заднюю ногу. Пес шарахнулся и выломал пе-
реднюю стенку клетки как раз в тот момент, когда Васька и Пилипенко рас-
пахнули фургон.
Одновременно с этим произошла уйма событий: выломав стенку, огромный
Пес выпал на Пилипенко и щелкнул своей мощной челюстью прямо перед его
носом!..
...Бродяга вышвырнул Котенка на улицу, а сам, словно привидение,
растворился в воздухе!..
...в образовавшийся пролом Собачьей клетки ринулись обезумевшие от
страха и злости Собаки!..
...идиот-Фоксик оказался не таким уж идиотом и мертвой хваткой повис
на Ваське!..
...белый ухоженный Шпиц очень симпатично тяпнул Пилипенко за ногу...
- Закрывай фургон!!! Фургон закрывай, мать твою в душу в гроб, всех
вас ети!.. - закричал Пилипенко.
Пытаясь стряхнуть с себя Фоксика, Васька захлопнул одну половину две-
рей фургона и выхватил откуда-то лопату... Тут и Пилипенко очухался, но-
гой сшиб Фоксика с Васьки и бросился закрывать вторую половинку две-
рей...
Когда между створками дверей фургона оставалось не больше десяти сан-
тиметров, я с жутким шипением и воплем вылетел оттуда и всеми четырьмя
лапами с максимально выпущенными когтями вцепился в голову Пилипенко.
Пилипенко упал навзничь и, пытаясь содрать меня со своей головы, зак-
ричал так, что к нам стал сбегаться народ.
- Сейчас, сейчас, Афанасьич... - метался вокруг нас Васька. - Сейчас
я его лопатой!..
Я увидел занесенную над собой лопату и подумал, что я и так уже слиш-
ком задержался в компании этих мерзавцев. Пора и честь знать.
Васька замахнулся.... И тут я прокусил Пилипенко ноздрю и бросился в
сторону. За моей спиной раздался глухой удар и такой дикий визг Пилипен-
ко, что наше Кошачье преимущество в две октавы - показалось мне просто
ничтожным. Пилипенко сумел завизжать на ТРИ октавы выше, чем любая наша
Кошка-истеричка!..
Все остальное произошло помимо моего сознания - в сотые доли секунды:
выпрыгивая из-под опускавшейся на меня лопаты, я взлетел на гору ка-
ких-то ящиков, оттуда молниеносно сиганул еще выше на крышу мрачной дву-
хэтажной пристройки, а уже на крыше, в условиях относительной безопас-
ности, я вновь обрел способность четко осознавать происходящее и видеть
все вокруг.
Без ложной скромности должен признаться, что мне - автору всего этого
`хипеша` и `халеймеса`, как сказал бы Шура Плоткин, вид сверху очень и
очень понравился! `Картинка маслом!` добавил бы Шура, увидев...
...визжащего и катающегося по земле Пилипенко с разбитой головой и
прокушенной ноздрей...
...разбегающуюся во все стороны разномастную Собачню...
...стремглав улепетывающего Котенка...
...и толпящихся вокруг Пилипенко растерянных Людей.
Вот только Бродяги не было видно нигде. Но за него я не очень волно-
вался. Бродяга - Кот самостоятельный, стопроцентно уличный, а это очень
неплохая закваска! Ему рассчитывать, действительно, не на кого, он сам о
себе позаботится...
Но пока я тщеславно любовался на творение лап и мозгов своих, я и не
заметил, как из слухового чердачного окна с одной стороны, и по горе
ящиков с другой стороны, на крышу влезли двое в замызганных серых хала-
тах и стали меня окружать. Причем, у одного в руке был точно такой же
сачок, как и у Пилипенко!..
Запах от них шел - слов не подобрать! Меня буквально затрясло от ужа-
са!... Я не знаю, как я это понял - но это был запах СМЕРТИ. Этим запа-
хом пахли Убийцы. Мои Убийцы... ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 124247
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 2
|
