ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Клиффорд САЙМАК

ПРИНЦИП ОБОРОТНЯ

1

Существо остановилось и приникло к земле, глядя на крошечные точечки
света впереди, неярко горевшие во мраке.
Существо заскулило в страхе и тревоге.
Этот мир был чересчур жарким и влажным, а тьма - слишком густой. И
было тут слишком много буйной растительности. Атмосфера неистовствовала, и
растения стонали от боли. В отдалении виднелись размытые сверкающие
вспышки, которые совсем не освещали ночь, а где-то далеко-далеко слышались
чьи-то протяжные, басовито рокочущие стенания. И здесь была жизнь гораздо
больше жизни, чем пристало иметь какой бы то ни было планете, - но жизнь
низшая и тупая, частично состоявшая просто из биологической каши,
маленьких сгустков гноя, способных лишь вяло отзываться на определенные
раздражители.
Может быть, сказало себе существо, и не стоило так упорно рваться на
волю? Может, лучше было бы остаться в том месте, которому нет имени, там,
где не существовало ни бытия, ни ощущения или воспоминания о бытии, - лишь
черпаемое откуда-то знание того факта, что есть такое состояние, как
бытие, да еще редкие проблески разума, разрозненные обрывки информации,
которые подогревали стремление бежать, обрести независимость, разобраться,
где оказалось, узнать, почему именно здесь и как сюда попало.
А что теперь?
Существо льнуло к земле и скулило.
Каким образом в одном месте может оказаться столько воды? И так много
растительности, и такой неистовый ералаш стихий? Как вообще на планете -
на любой планете - может царить такой кавардак, такое безвкусно-цветистое
изобилие. В таком количестве воды - лезущей на глаза, ручьем бегущей под
уклон, стоящей в мутных лужицах на земле - было нечто святотатственное.
Мало того, вода присутствовала и в атмосфере, воздух был полон быстро
несущихся капелек.
Что это за ткань, которая обхватывает горло и лежит на спине,
волочится по земле, развеваясь на ветру? Какая-то защитная оболочка? Хотя
не очень-то похоже: прежде существо никогда не нуждалось ни в каком
прикрытии. Ему была необходима только его собственная шубка из
серебристого меха.
Прежде? - спросило себя существо. Когда это `прежде`? Прежде, чем
что?
Существо напрягло память, и у него возникло смутное видение какой-то
хрустальной земли, где был холодный сухой воздух со снежной и песчаной
пылью, где небо полыхало множеством звезд, а ночь, озаренная мягким
золотистым светом лун, была такой же яркой, как день. А еще возникло
навязчивое, туманное, полуосознанное воспоминание о том, что оно,
существо, отправилось в глубины космоса вырывать у звезд их тайны.
Но что это было - воспоминание или фантазия, рожденная безликостью
того места, откуда бежало существо? Этого никак не узнаешь.
Существо выбросило пару рук, собрало с земли ткань и, скомкав, зажало
ее в руках. Вода сочилась из материала, маленькие капельки со всплесками
падали в стоявшие на земле лужицы.
Что это за точечки света впереди? Это не звезды; слишком близко к
земле, да и вообще тут нет звезд, что само по себе немыслимо, ибо звезды
были всегда.
Существо с опаской потянулось мыслью к этому ровному свету. Там было
еще что-то, кроме света, - на заднем плане ощущалось присутствие какого-то
минерала. Существо осторожно ощупало этот фон и осознало, что там, в
темноте, стоит минеральная глыба слишком уж правильной формы, чтобы быть
природной скалой.
Вдали не смолкал грохот; тревожные вспышки далеких огней уносились в
глубины неба.
Идти дальше? - гадало существо. Обогнуть огоньки по широкой дуге или
двинуться прямо на них, чтобы узнать, что они такое? Или, быть может,
следует пойти назад и постараться опять отыскать ту пустоту, из которой
оно бежало? Хотя теперь уже неизвестно, где это место. Когда существо
вырвалось на свободу, его там не было. А с момента своего освобождения оно
ушло далеко.
И где те двое других, которые тоже были там, в небытии? Они тоже
освободились? Или остались, почувствовав, быть может, сводящую с ума
отчужденность, что царит вокруг того места? А если они не бежали, то где
могут быть теперь?
И не только где они, но и кто они?
Почему они не отвечали? Или не слышали вопроса? Возможно, в том не
имеющем названия месте не было подходящих условий, чтобы задавать вопросы?
Странно, подумало существо, делить жилье с двумя другими созданиями,
испытывать то же ощущение неосознанного бытия и не иметь возможности
вступить с ними в связь.
Ночь была душная, но существо до самых внутренностей пробирала дрожь.
Нельзя оставаться здесь, сказало оно себе. Не скитаться же до
бесконечности. Надо найти какое-то убежище.
Хотя существо пока не понимало, где следует искать убежище в таком
безумном мире, как этот.
Оно медленно двинулось вперед, не веря в себя, не зная толком, куда
идти и что делать.
Огни? - думало оно. Узнать, что это за огни, или?..
Небо взорвалось. Мир треснул, переполнившись сверкающей голубизной.
Ослепленное и контуженное, существо в ужасе отпрянуло, и из его
оцепеневшего мозга вырвался пронзительный крик. Но вот крик оборвался,
свет исчез, и существо снова очутилось в небытии.

2

Дождь хлестал Эндрю Блейка по лицу, сама земля дрожала от
оглушительных раскатов грома. Огромные массы разорванного воздуха вновь
стремительно сливались, казалось, над самой его головой. Резко пахло
озоном, и Блейк чувствовал, как холодная грязь забивается между пальцами
ног.
Как же он попал сюда? В грозу, с непокрытой головой, в насквозь
мокрой одежде, без сандалий?
После обеда он вышел на улицу, чтобы взглянуть на бурю, которая
кипела и перехлестывала через горную цепь на западе. А потом, спустя
мгновение, оказался здесь, в самой гуще этой бури. Во всяком случае, он
надеялся, что это все та же буря, а не какая-нибудь другая.
Ветер завывал в рощице; от подножия холма, на котором стоял Блейк,
доносился плеск бегущей воды, а прямо напротив, за потоком, светились
окна. Может быть, это мой дом, как в тумане подумал он.
Хотя там, где стоял его дом, не было ни склона, ни бегущего потока.
Он поднял руку и озабоченно поскреб в затылке. Вода, которую он выжал из
своей шевелюры, потекла по лицу. На миг ослабший дождь начал с новой силой
хлестать его, и Блейк повернулся к дому. Нет, это, конечно, не его жилище.
Но это дом, и там наверняка есть кто-то, кто скажет ему, где он и...
Скажет, где он! Но это же безумие! Какую-то секунду тому назад он
стоял в своем патио и глядел на грозовые тучи, и никакого дождя не было...
Должно быть, он спит. Или это галлюцинация. Но хлещущий его дождь не
похож на дождь из сна, воздух еще пахнет озоном, а где это видано, чтобы
запах озона ощущался во сне?
Он подошел к дому, и, когда шагнул вперед правой ногой, она
наткнулась на что-то твердое; вспышка боли пронзила стопу и всю ногу, да
так, что Блейк оторвал стопу от земли и затряс ею в воздухе, прыгая на
одной ноге. Боль стекла в большой палец и запульсировала в нем. Та нога,
на которой стоял Блейк, поскользнулась в грязи, и он с маху сел. Слякоть
брызнула в разные стороны, когда он ударился задом о землю. Почва была
холодная и мокрая. Он так и остался сидеть. Подтянув ногу с разбитым
большим пальцем, Блейк вслепую ощупал его - осторожно и бережно.
Он понял, что это не сон. Во сне человек не может оказаться настолько
тупым, чтобы расшибить большой палец ноги. Что-то случилось. Какая-то сила
в мгновение ока перенесла его, ничего не чувствующего, перенесла,
возможно, на много миль от того места в патио, на котором он стоял.
Перенесла и швырнула в средоточие дождя и грома, в ночь - такую темную,
что не видно было ни зги.
Он снова ощупал большой палец. Боль чуть поутихла. Если напрячь ноги,
раскорячиться и задрать большой палец кверху, идти можно. Хромая, ковыляя
и скользя по грязи, он двинулся вниз по склону, пересек узкий ручей, вода
в котором доставала до лодыжек, и вскарабкался вверх по другому склону к
дому.
Горизонт озарился молнией, и на какое-то мгновение Эндрю увидел
контур дома на фоне этого сияния громоздкое здание с тяжелыми дымоходами и
окнами, утопленными в камень, будто глубоко посаженные глаза.
Каменный дом, подумалось ему. Пережиток прошлого. Каменный дом, в
котором кто-то живет.
Блейк налетел на ограду, но не ушибся, потому что двигался он
медленно. Идя ощупью вдоль забора, он добрался до калитки. За ней
виднелись три маленьких светлых прямоугольника. Блейк решил, что это
дверь. Под ногами лежали плоские каменные плиты, и он пошел по ним. Возле
двери Блейк замедлил шаг и стал осторожно нащупывать ногами дорогу. К
двери могли вести ступеньки, а с него хватит и одной разбитой ноги.
Да, ступеньки тут были. Он натолкнулся на них все еще болевшим
пальцем и на мгновение остановился, напряженно выпрямившись. Он стоял,
стиснув зубы и дрожа, до тех пор, пока боль не поутихла. Потом поднялся по
лестнице и отыскал дверь. Он поискал сигнальное устройство, но сигнального
устройства не было. Не было даже колокольчика или звонка. Пошарив еще
немного, он наткнулся на дверной молоток. Дверной молоток? Ну конечно,
сказал себе Эндрю, в таком доме, как этот, наверняка должен быть дверной
молоток. В доме из далекого прошлого...
Его пронзил лютый страх. Может быть, дело не в пространстве, а во
времени? - подумал он. Неужели его перенесли (если перенесли) не в
пространстве, а во времени?
Он поднял молоток и постучал. Подождал. Никаких признаков того, что
его услышали. Блейк постучал еще раз.
У него за спиной скрипнула подошва, и Блейк оказался в коническом
снопе света. Он резко обернулся. Круглый светящийся глаз остался недвижим.
Он ослепил Блейка, и тот почувствовал, что там, позади источника света, на
фоне ношеной мглы маячит смутный и еще более черный контур человеческой
фигуры.
Сзади распахнулась дверь, и на улицу из дома хлынул свет. Теперь
Блейк видел человека, державшего фонарь. Тот был одет в юбку-шотландку и
овчинную куртку. В другой его руке блеснула сталь. Пистолет, решил Блейк.
- Что здесь происходит? - резко спросил мужчина, открывший дверь.
- Кто-то норовит забраться в дом, сенатор, - ответил человек с
фонарем. - Должно быть, он как-то ухитрился проскользнуть мимо меня.
- Он проскользнул мимо вас потому, - сказал сенатор, - что вы куда-то
забились и прятались от дождя. Охранять, ребята, значит охранять, а не
играть в охранников.
- Было темно, - заспорил страж, - и он прошмыгнул...
- Вот уж не думаю, чтобы он прошмыгнул. Он попросту подошел к дому и
загрохотал по двери молотком. Он не стал бы стучать, если б хотел
пробраться сюда тайком. Этот человек просто вошел, как любой нормальный
гражданин, а вы его проморгали.
Блейк медленно повернулся к стоявшему в дверях мужчине.
- Простите, сэр, - сказал он, - я не знал... Я не хотел поднимать
переполох. Просто увидел дом...
- И это еще не все, сенатор, - влез охранник. - Странные дела
творятся нынче ночью. Не так давно я заметил тут волка...
- В округе нет волков, - ответил сенатор. - Волков вообще не
существует. Их нет уже лет сто, если не больше.
- Но я видел! - жалобно вскричал охранник. - Там, на холме за ручьем.
Была яркая вспышка молнии...
- Простите, что заставляю вас стоять тут и слушать эту перебранку, -
сказал сенатор Блейку. - В такую ночь лучше сидеть дома.
- Кажется, я заблудился, - ответил Блейк, стараясь не клацать зубами.
- Если вы подскажете мне, где я нахожусь, и укажете дорогу...
- Погасите-ка этот ваш фонарь, - велел сенатор охраннику. - И
займитесь делом.
Фонарь потух.
- Волки! - сердито воскликнул сенатор. - Ну и ну! - И добавил,
обращаясь к Блейку: - Если вы войдете, я смогу прикрыть дверь.
Блейк вошел, и сенатор закрыл за ним дверь.
Блейк огляделся. Он стоял в прихожей. По обе стороны были двери
высотой от пола до потолка, а дальше в комнате в громадном каменном очаге
горел огонь. Комната была загромождена тяжелой мебелью в ярких ситцевых
чехлах.
Сенатор прошагал мимо Блейка и остановился, чтобы рассмотреть его.
- Меня зовут Эндрю Блейк, - представился Блейк. - И я боюсь, что
пачкаю вам полы.
Дождевая вода, капавшая с его одежды, образовала на полу лужицы. От
двери до того места, где стоял Блейк, тянулась цепочка мокрых следов.
Он увидел, что сенатор - высокий худощавый мужчина с коротко
остриженными седыми волосами и серебристыми усами над твердым прямым ртом,
похожим на зев капкана. Одет он был в белый халат с ажурными лиловыми
кружевами по кромкам.
- У вас вид тонущей крысы, - заметил сенатор. - Если вы не имеете
ничего против такого сравнения. И сандалии вы потеряли.
Он повернулся и открыл одну из боковых дверей, за которой оказался
платяной шкаф. Сунув туда руку, сенатор извлек толстый коричневый халат.
- Держите, - сказал он, подавая его Блейку, - это как раз то, что
нужно. Настоящая шерсть. Вы, верно, озябли.
- Самую малость, - ответил Блейк, до боли сжав челюсти, чтобы не
стучать зубами.
- Шерсть вас отогреет, - сказал сенатор. - Редкая вещь. Теперь везде
одна синтетика. Но шерсть можно приобрести у одного сумасшедшего, который
живет в шотландских горах. Мыслит он почти так же, как я, и считает, что
настоящие старые вещи по-прежнему лучше новых подделок.
- Уверен, что вы правы, - ответил Блейк.
- Возьмите, к примеру, этот дом, - продолжал сенатор. - Ему триста
лет, а он все так же прочен, как и в тот день, когда его построили.
Построили из доброго камня и дерева. Построили искусные рабочие... - Он
бросил на Блейка проницательный взгляд. - Но что это я - стою,
разглагольствую, а вы тем временем мало-помалу леденеете. Поднимитесь вон
по той лестнице справа. Первая дверь налево. Там моя комната. В шкафу
найдете сандалии. Да и шорты ваши тоже, наверное, промокли насквозь.
- Должно быть, так, - ответил Блейк.
- В туалетном столике найдутся шорты и все, что нужно. Ванная справа,
как войдете. Десять минут в горячей воде вам не повредят. А я пока велю
Элин сделать кофе и распечатаю бутылочку доброго коньяка.
- Не утруждайте себя, - сказал Блейк. - Вы и так уже столько
сделали...
- Пустяки, - ответил сенатор. - Я рад, что вы заглянули ко мне.
Вцепившись пальцами в шерстяной халат, Блейк взобрался вверх по
лестнице и вошел в первую дверь налево. За дверью справа он увидел белую
блестящую ванну. А эта мысль о купании в горячей воде совсем недурна,
подумал он.
Блейк вошел в ванную, бросил коричневый халат на крышку корзины, снял
свое замызганное одеяние и швырнул его на пол. Он опустил глаза и
удивленно оглядел себя. Он был гол, как сойка. Он потерял свои шорты
неизвестно где, непонятно как...

3

Когда Блейк вернулся в большую комнату с камином, сенатор ждал его.
Он сидел в кресле, а на подлокотнике примостилась темноволосая женщина.
- Э... молодой человек, - сказал сенатор, - вы назвали себя, да я не
запомнил имени...
- Эндрю Блейк.
- Уж извините, - проговорил сенатор. - Память у меня уже не такая
цепкая, как когда-то. Это моя дочь Элин. А я - Чандлер Гортон. Из
бормотания того балбеса на улице вы, конечно же, поняли, что я сенатор.
- Познакомиться с вами, сенатор, и с вами, мисс Элин, большая честь и
радость для меня.
- Блейк? - переспросила девушка. - Где-то я слышала это имя. Совсем
недавно. Скажите-ка, чем вы знамениты?
- Я? Ничем, - ответил Блейк.
- Но это же было во всех газетах. И по трехмернику вас показывали, в
новостях. А, теперь знаю! Вы тот человек, который вернулся со звезд...
- Что ты говоришь? - воскликнул сенатор, тяжело поднимаясь с кресла.
- Как интересно! Мистер Блейк, вон то кресло очень удобное. Можно сказать,
почетное место: возле самого камина, и все такое...
- Папе нравится разыгрывать из себя барона или, может быть, сельского
сквайра, когда приходят гости, - сказала Элин Блейку. - Не обращайте
внимания.
- Сенатор - очень любезный хозяин, - заметил он.
Сенатор взял графин и потянулся за стаканами.
- Вы помните, что я обещал вам коньяку, - сказал он.
- И не забудьте похвалить его, - добавила Элин. - Даже если он лишит
вас дара речи. Сенатор - ценитель коньяков и гордится этим. А чуть погодя,
если вам захочется, выпьем кофе. Я врубила автошефповара...
- Шеф снова заработал? - спросил сенатор.
Элин покачала головой:
- Не очень-то. Сварил кофе, как я просила, да еще яичницу с ветчиной
поджарил. - Она взглянула на Блейка. - Хотите яичницы с ветчиной?
Наверное, она еще не остыла.
Он покачал головой:
- Нет, большое спасибо.
- Это новомодное изобретение годами пекло оладьи, - сказал сенатор. -
Что ни наберешь на диске, итог получался один и тот же. Правда, отбивные
шеф тоже жарил, хотя и редко.
Он вручил всем по стакану и сел в кресло.
- Немудреный уют - вот за что я люблю этот дом, - сказал он. - Триста
лет назад его возвел человек, заботившийся о собственном достоинстве и
понимавший кое-что в экологии. Поэтому он и построил дом из чистого
известняка и леса, который тут рос. Он сделал так, что дом не довлеет над
окружающей его природой, а вливается в нее как составная часть. И здесь
нет никакой технической ерундистики, кроме автоповара.
- Мы - люди старомодные, - сказала Элин. - Мне всегда казалось, что
жить в таком доме, как этот, все равно что обитать, скажем, в землянке в
двадцатом столетии.
- И все-таки дом не лишен своеобразного очарования, - ответил Блейк.
- А это ощущение прочности и безопасности...
- Да, вы правы, это тут есть, - сказал сенатор. - Прислушайтесь к
ветру, который тщится ворваться сюда. Прислушайтесь к этому дождю.
Он покрутил свой стакан, заставив коньяк плескаться.
- Конечно, он не летает, - продолжал сенатор, - и не будет с вами
разговаривать. Но кому нужен летающий дом и...
- Папа! - воскликнула Элин.
- Простите, сэр, - сказал сенатор, - у меня есть свои привязанности,
я люблю о них поговорить и подчас позволяю себе увлечься больше, чем
следовало бы. Подозреваю, что иногда я бываю неучтив. Дочь вроде бы
сказала, что видела вас по трехмернику...
- Сказала, папа, сказала! Ты совсем не обращаешь на меня внимания.
Так увяз в своих биоинженерных слушаниях, что ничего не замечаешь.
- Но ведь это очень важные слушания, милочка, - возразил сенатор. - В
скором времени человечеству предстоит принять решение: как быть со всеми
этими планетами, которые мы открываем. И я заявляю тебе, что только
безумец мог предложить создавать на них земные условия. Подумай, сколько
времени и денег проглотит эта работа.
- Кстати, совсем забыла, - сказала Элин. - Мама звонила. Сегодня
вечером ее не будет дома. Она прослышала о грозе и останется в Нью-Йорке.
- Прекрасно, - проворчал сенатор. - В такую ночь лучше не
путешествовать. Как ей понравился Лондон? Она что-нибудь говорила?
- Она в восторге от спектакля.
- Мюзик-холл, - пояснил сенатор Блейку. - Возрождение древнего
развлечения. Очень примитивного, по-моему. Жена прямо больна им. Она у нас
человек с претензией на тонкий художественный вкус.
- Какие ужасы ты говоришь! - воскликнула Элин.
- Ничуть не бывало, - ответил сенатор. - Это правда. Однако вернемся
к биоинженерии. Может быть, у вас есть на сей счет какое-то мнение, мистер
Блейк?
- Нет, вряд ли, - ответил Блейк. - По-моему, я несколько утратил
связь с ходом вещей.
- Утратили связь? Да, так и должно было случиться. Эта шумиха вокруг
звезд. Теперь я вспоминаю. Вы были в капсуле, и вас нашли какие-то шахтеры
с астероидов. В какой системе?
- В окрестностях Анареса. Маленькая звезда, безымянная, с одним
только номером. Но я ничего этого не помню. Меня не оживляли, пока не
привезли в Вашингтон.
- И вы ничего не помните?
- Ничегошеньки, - ответил Блейк. - Моя сознательная жизнь началась
меньше месяца назад. Я не знаю ни кто я такой, ни...
- Но у вас есть имя.
- Просто удобства ради, - сказал Блейк. - Я сам его себе выбрал. Джон
Смит тоже сгодилось бы. Должен же человек иметь какое-то имя.
- Однако, насколько я помню, какие-то подспудные знания у вас были.
- Да, в том-то и странность. Я знал о Земле, о ее народе, о его
обычаях, но во многих отношениях я безнадежно отстал от жизни. Я не
перестаю удивляться. Я спотыкаюсь о незнакомые традиции, верования, слова.
- Не надо об этом, - тихо сказала Элин. - Мы не хотим показаться
излишне любопытными.
- Ничего, - ответил Блейк. - Я смирился с этим положением вещей. Я
попал в странную обстановку, но когда-нибудь, возможно, узнаю все. Может
быть, вспомню, кто я такой, где и когда родился, что случилось там, в
космосе. А пока, как вы понимаете, я здорово озадачен. Однако здесь все
проявили такт, мне подарили жилище. Меня не беспокоят. Дом в маленькой
деревушке...
- В этой деревушке? - спросил сенатор. - Я полагаю, он где-то
неподалеку?
- Даже и не знаю, - ответил Блейк. - Со мной произошло нечто
странное. Я не знаю, где нахожусь. А деревня называется Мидлтон.
- Это рядом, в долине, - сказал сенатор. - Отсюда и пяти миль не
будет. Похоже, что мы соседи.
- Я вышел прогуляться после обеда, - рассказал им Блейк. - И смотрел
на горы - из внутреннего дворика. Близилась гроза. Огромные черные тучи и
молнии, но до них было еще порядочно далеко. А потом я вдруг оказался на
холме за ручьем, напротив этого дома. Шел дождь, и я стал насквозь мокрый.
Он умолк и осторожно установил свой бокал с коньяком на каменную
плиту под очагом. Он посмотрел сначала на отца, потом на дочь.
- Вот так все и было, - добавил Блейк. - Я знаю, это звучит дико...
- Это звучит как нечто совершенно невероятное, - ответил сенатор.
- По-видимому, да, - согласился Блейк. - Причем дело не только в
пространстве, но и во времени тоже. Я не просто очутился в нескольких
милях от того места, на котором стоял. Была ночь, а когда я вышел во
дворик, только-только начинало смеркаться.
- Мне очень жаль, что этот болван-охранник ослепил вас фонарем.
Должно быть, оказаться здесь уже было достаточным потрясением. Я не просил
охрану. Я даже не хочу иметь ее. Но Женева требует, чтобы ко всем
сенаторам была приставлена стража. Почему - я толком и не знаю. Уверен,
что в мире нет кровожадных людей. Наконец-то Земля стала цивилизованной.
По крайней мере, отчасти, хотя на это ушли долгие годы.
- Но из-за этого биоинженерного вопроса страсти тут накалились, -
сказала Элин.
- Он привел лишь к более решительной политике, - возразил сенатор. -
И нет никаких причин...
- Есть, - ответила она, - есть. Все эти фанатики, почитающие Библию,
все эти заклятые ретрограды и рутинеры ополчились против биоинженерии. -
Она повернулась к Блейку: - Известно ли вам, что сенатор, который живет в
доме, построенном триста лет назад, и кичится тем, что в нем нет ни
единого технического новшества...
- А повар? - перебил сенатор. - Ты забываешь о поваре.
Она пропустила его слова мимо ушей.
- ...и кичится тем, что в доме нет ни единого технического новшества,
связался с шайкой сумасбродов, с архипрогрессивистами, сторонниками далеко
идущих преобразований?
- Никаких таких далеко идущих преобразований, - залопотал сенатор. -
Обыкновенный здравый смысл. Создание земных условий на одной планете
обойдется в триллионы долларов. За гораздо более короткое время и
умеренную цену мы сможем сконструировать человеческую расу, способную жить
на этой планете. Вместо того чтобы подгонять планету под человека, мы
подгоним человека под планету.
- В том-то и соль, - сказала Элин. - На это и упирают твои
противники. Мысль о переделке человека стала им поперек горла. Измененное
существо, которое станет жить на такой планете, уже не будет человеком.
- Возможно, его наружность и будет иной, - возразил сенатор. - Но
человеком оно по-прежнему останется.
- Разумеется, вы понимаете, что я - не противница сенатора, - сказала
Элин Блейку. - Но иногда бывает ужасно трудно заставить его осознать, с
чем он столкнулся.
- Моя дочь выступает как адвокат дьявола, - пояснил сенатор. - И
порой это приносит пользу. Но сейчас в этом нет особой нужды. Я и так
знаю, насколько ожесточенно действует оппозиция.
Он взял графин. Блейк покачал головой.
- Может быть, я сумею как-то добраться до дому? - сказал он. -
Тяжелый выдался вечерок.
- Переночевали бы у нас.
- Спасибо, сенатор, но если есть какая-то возможность...
- Разумеется, - ответил сенатор. - Кто-нибудь из охранников вас
отвезет. Лучше воспользоваться наземной машиной: такая ночь не для
леталок.
- Буду очень признателен.
- Хотя бы у одного из охранников появится возможность сделать
полезное дело, - сказал сенатор. - Если он повезет вас домой, ему, по
крайней мере, не будут мерещиться волки. Кстати, вы там, на улице, не
видели волка?
- Нет, - ответил Блейк, - волка я не видел.

4

Майки Даниэльс стоял у окна и смотрел, как наземная обслуга на
Риверсайде, по ту сторону бульвара, помогает домам заходить на посадку.
Черные фундаменты влажно поблескивали в ночи, а в четверти мили дальше
лежал Потомак, как чернильно-черный лист, отражавший посадочные огни.
Один за другим дома неуклюже спускались с затянутого тучами неба и
становились на отведенные для них постаменты, где принимались покачиваться
и медленно, осторожно елозить, подгоняя свои посадочные решетки под рельеф
фундаментов.
Пациенты прибывают, подумалось Даниэльсу. А может, сотрудники
возвращаются после выходных. Хотя тут могли оказаться люди, не связанные с
больницей, не сотрудники и не пациенты. Город был набит битком: через день
или два начнутся окружные слушания по вопросам биоинженерии. Спрос на
участки был огромный, и передвижные дома втискивали повсюду, где только
могли найти стоянку.
Далеко за рекой, где-то над Старой Вирджинией, заходил на посадку
корабль. Его огни тускло маячили сквозь туман и изморось. Корабль
направлялся к космопорту. Следя за его полетом, Даниэльс гадал, от какой
далекой звезды прибыл он сюда. И как долго не был дома? Даниэльс грустно
улыбнулся своим мыслям. Эти вопросы он задавал себе всегда, с самого
отрочества, когда он пребывал в твердой уверенности, что в один прекрасный
день отправится в звездные странствия. Но Даниэльс знал, что в этом он не
одинок. Нынче всякий мальчишка мечтает о путешествии к звездам.
Изморось стекала изломанными ручейками по гладким оконным стеклам, а
там, за окнами, все приземлялись парящие дома, занимая немногие еще
свободные фундаменты. Несколько сухопутных машин плавно проскользнули по
бульвару. Воздушные подушки, на которых они двигались, широкими веерами
понимали с мокрой земли водяную пыль. Вряд ли в такую ненастную ночь в
воздухе много леталок.
Он знал, что ему пора домой. Он уже давно должен был уйти со службы.
Малыши, наверное, уже спят, но Черил еще не ложилась, ждет его.
На востоке, на самой границе поля зрения, виднелась светящаяся
отраженным светом призрачно-белая колонна. Она высилась возле реки,
воздвигнутая в честь первых астронавтов, которые пятьсот с лишним лет
назад поднялись в космос, чтобы облететь вокруг Земли, поднялись,
увлекаемые грубой, необузданной силой, порожденной химической реакцией.
Вашингтон, подумал Даниэльс, город, где разрушаются дома, где
полным-полно памятников; нагромождение мрамора и гранита, густо поросшее
мхом древних воспоминаний, покрывавшим его сталь и его камень. Дух некогда
великой мощи еще висел над городом. Бывшая столица старой республики,
превратившаяся ныне лишь в местопребывание провинциального губернатора,
по-прежнему куталась, будто в мантию, в атмосферу своего былого величия.
По мнению Даниэльса, лучше всего город смотрелся именно сейчас, когда
на него упала мягкая влажная ночь, создающая иллюзорный фон, по которому
движутся древние призраки.
Приглушенные звуки ночной больницы наполняли комнату, будто шепот, -
тихая поступь бредущей по коридору сиделки, смягченное громыхание тележки,
негромкое жужжание призывного звонка на посту медсестры, находившемся
напротив, через коридор...
За спиной Даниэльса кто-то распахнул дверь. Он резко обернулся:
- Добрый вечер, Горди.
Гордон Барнс, врач, живущий при больнице, улыбнулся Даниэльсу.
- Я думал, ты уже ушел, - сказал он.
- Как раз собираюсь. Перечитывал этот доклад, - он указал на стоявший
посреди комнаты стол. Барнс взял в руки папку с бумагами и взглянул на
нее.
- Эндрю Блейк, - сказал он. - Занятный случай.
Даниэльс озадаченно покачал головой.
- Более чем занятный, - заявил он. - Это просто невероятно. Сколько
Блейку лет, по-твоему? На сколько он выглядит?
- Не больше тридцати, Майк. Хотя, как мы знаем, хронологически ему
может быть лет двести.
- Будь ему тридцать, можно было бы ожидать некоторого ухудшения
функций, не правда ли? Организм начинает изнашиваться в двадцать с
небольшим лет, функции затухают, и с приближением старости этот процесс
все ускоряется.
- Известное дело, - ответил Барнс. - Но у этого Блейка, как я
понимаю, все иначе?
- Вот именно, - сказал Даниэльс. - Это идеальный экземпляр. Он молод.
Он более чем молод. Ни единой слабинки, ни единого изъяна.
- И никаких данных относительно его личности?
Даниэльс покачал головой:
- В космическом министерстве прошерстили все бумаги. Он может
оказаться любым из многих тысяч людей. За последние два века несколько
десятков кораблей попросту исчезли. Взлетели - и ни слуху ни духу. Он
может оказаться любым из людей, находившихся на борту этих кораблей.
- Его кто-то заморозил, - сказал Барнс, - и засунул в капсулу. Может
быть, это нам что-то подскажет?
- Ты хочешь сказать, что этот человек был такой важной птицей, что
кто-то попытался его спасти?
- Нечто в этом роде.
- Вздор, - ответил Даниэльс. - Даже если и так, все равно это не
лезет ни в какие ворота. Выкинули человека в космос, а какова вероятность,
что его снова найдут? Один к миллиарду? Один к триллиону? Не знаю...
Космос огромен и пуст.
- Но Блейка нашли.
- Да, знаю, его капсула залетела в Солнечную систему, которую
заселили менее ста лет назад, и Блейка обнаружила бригада шахтеров с
астероидов. Капсула пошла по орбите вокруг астероида, они увидели, как она
блестит на солнце, и им стало любопытно. Слишком уж ярко она сверкала, вот
они и размечтались: нашли, мол, исполинский алмаз или что-то там такое.
Еще несколько лет, и он бы грохнулся на астероид. Попробуй-ка вычислить
его шансы.
Барнс положил папку обратно на стол, подошел к окну и стал рядом с
Даниэльсом.
- Я с тобой согласен, - сказал он. - Смысла во всем этом мало. Но
судьба помогла парню. Даже после того, как его нашли, кто-то мог взломать
капсулу. Они знали, что внутри человек. Капсула была прозрачная, и они
видели его. Кому-нибудь могло взбрести в голову оттаять и оживить его.
Быть может, этим стоило заняться. Возможно, ему было известно нечто ценное
для них, как знать...
- Пользы от него... - ответил Даниэльс. - Но это уже второй
интересный вопрос. Разум Блейка совершенно пуст, если не считать общего
фона, причем такого фона, который человек мог бы получить только на Земле.
Он знал язык, обладал человеческим мировоззрением и знаниями по основным
вопросам, какими запасся бы обычный человек, живший двести лет назад. И
все. Что могло с ним произойти, кто он такой и откуда родом - этого он
совершенно не помнил.
- Нет никаких сомнений в том, что он - уроженец Земли, а не одной из
звездных колоний?
- Похоже, что нет. Когда мы его оживили, он уже знал, что такое
Вашингтон и где он находится, но все еще считал его столицей Соединенных
Штатов. Знал он и многое другое, такое, что мог знать только землянин. Как
ты понимаешь, мы протащили его через целую кучу тестов.
- Как у него дела?
- Судя по всему, хорошо. Я не получал от него вестей. Он живет в
маленькой общине к западу отсюда, в горах. Он решил, да и я тоже, что ему
нужно немного отдохнуть, нужно время, чтобы прийти в себя. Вероятно, это
даст ему возможность поразмыслить, нащупать свое прошлое. Может, теперь он
уже начинает вспоминать, кем и чем он был. Это не моя затея - я не хотел
ничем его утруждать. Но мне думается, что, если он все вспомнит, это будет
вполне естественно. Он и сам немного расстроен положением дел.
- А если вспомнит, то расскажет тебе?
- Не знаю, - ответил Даниэльс. - Буду надеяться, что, может быть, и
расскажет. Но я не связывал его никакими обещаниями. Это, по-моему, было
бы неразумно. Пусть сделает все по собственной воле, а если у него
возникнут затруднения, он, наверное, свяжется со мной.

5

Блейк стоял во внутреннем дворике и смотрел, как удаляются красные
стоп-сигналы быстро движущейся по улице машины. Дождь прекратился, и в
просветах между стремительно летящими тучами виднелись немногочисленные
звезды. Дома на улице стояли черные, горели только лампочки во дворах, в
его собственном доме была освещена прихожая - знак того, что дом поджидает
хозяина. На западе громоздились горы - черное пятно на фоне неба.
Дул холодный северо-западный ветер; Блейк плотно запахнул на груди
коричневый шерстяной халат, закутался в него до самых ушей, съежился и,
пройдя через дворик, поднялся по короткой лестнице с тремя ступеньками к
двери. Та открылась, и он шагнул внутрь.
- Добрый вечер, сэр, - сказал Дом и добавил укоризненно: - Похоже, вы
припозднились.
- Со мной что-то случилось, - ответил Блейк. - Не знаешь, что бы это
могло быть?
- Вы покинули внутренний дворик, - сказал Дом, негодуя потому, что от
него требовали сведений, которые он не мог дать. - Вам, разумеется,
известно, что наша опека не распространяется за его пределы.
- Да, - промямлил Блейк, - это мне известно.
- Вы должны были сообщить нам о том, что уходите, - строго сказал
Дом. - Вы могли бы условиться о связи с нами. Мы бы снабдили вас
соответствующей одеждой. А так что получается? Я вижу, вы вернулись в
одежде, отличной от той, которая была на вас, когда вы уходили.
- Я взял ее взаймы у друга, - ответил Блейк.
- Пока вас не было, на ваше имя поступило сообщение, - сказал Дом. -
Оно в почтографе.
Почтограф стоял сбоку от входа. Блейк шагнул к нему и вытащил
торчавший из передней стенки листок бумаги. Записка, выведенная
аккуратным, четким почерком, была краткой и официозной. В ней говорилось:
`Если мистер Эндрю Блейк сочтет удобным для себя связаться с мистером
Райаном Уилсоном из городка Уиллоу-Гроув, он сможет узнать нечто
чрезвычайно полезное`.
Блейк осторожно держал бумажку в пальцах. Невероятно, думал он. Это
пахнет мелодрамой.
- Уиллоу-Гроув? - переспросил он.
- Мы посмотрим, где это, - ответил Дом.
- Будьте добры! - проговорил Блейк.
- Ванна сейчас будет готова, - сказал Дом. - Если, конечно, вы
хотите.
- И еду недолго сварить! - крикнула Кухня. - Что желает хозяин?
- Да, поесть-то я, наверное, не прочь, - ответил Блейк. - Как насчет
яичницы с ветчиной и пары ломтиков поджаренного хлеба?
- Мне одинаково легко сделать все, что угодно, - сказала Кухня. -
Гренки с сыром? Омар?
- Яичницу с ветчиной, - заявил Блейк.
- Как быть с обстановкой? - спросил Дом. - Мы неприлично долго не
меняли ее.
- Нет, - устало ответил Блейк, - оставь все как есть. Не трогай
обстановку. Она не имеет большого значения.
- Еще как имеет, - резко произнес Дом. - Существует такая штука,
как...
- Оставь ее в покое, - повторил Блейк.
- Как вам угодно, хозяин, - сказал Дом.
- Сначала поесть, потом - в ванну, - проговорил Блейк. - И спать. У
меня был трудный день.
- А что с запиской?
- Пока не думай о ней. Утром все решим.
- Городок Уиллоу-Гроув находится к северо-западу отсюда, - сказал
Дом. - Пятьдесят семь миль. Мы посмотрели по карте.
Блейк пересек гостиную, вошел в столовую и уселся за стол.
- Вам надо прийти и забрать еду, - завопила Кухня. - Я не могу ее вам
принести!
- Знаю, - ответил Блейк. - Скажешь, как только все будет готово.
- Но вы уже сидите за столом!
- Человек имеет право сидеть там, где пожелает! - вспылил Дом.
- Да, сэр, - откликнулась Кухня.
Дом снова умолк, а усталый до изнеможения Блейк пересел в кресло. Он
заметил, что в комнате мультобои. Хотя, если вдуматься, это даже и не
обои, на что Дом указал Блейку еще в день его приезда сюда.
Появилось такое множество разных новинок, что Блейк часто чувствовал
себя обескураженным.
Обои изображали лес и луга, по которым бежал ручеек. К ручью опасливо
подскочил кролик. Остановившись возле пучка клевера, он сел и принялся
ощипывать цветы. Уши его покачивались из стороны в сторону. Кролик стал
чесаться, склонив голову набок и мягко поглаживая себя длинной задней
лапой. Ручеек искрился в солнечном свете, сбегал с маленьких порогов. По
поверхности воды неслись крапинки пены и опавшие листья. Пролетела и села
на дерево птица. Задрав головку, она запела, но звука не было. Лишь по
дрожащему зобу можно было определить, что птичка поет.
- Включить звук? - спросила Столовая.
- Нет, спасибо. Что-то не хочется. Я бы просто посидел и отдохнул.
Может быть, как-нибудь в другой раз.
Посидеть, отдохнуть, подумать, разобраться. Попытаться понять, что с
ним случилось, как это могло случиться и, конечно же, почему. Определить,
кто он или что он такое, кем был раньше и кем мог стать теперь. Все это
какой-то кошмарный сон наяву, подумал он.
Однако вполне возможно, что утром ему снова будет хорошо. Или
покажется, что все снова хорошо. Будет сиять солнце, и мир зальется ярким
светом. Он пойдет гулять, поболтает кое с кем из соседей по улице, и все
будет в порядке. Может быть, надо попросту забыть обо всем этом, вымести
вон из сознания? Может быть, такое больше никогда не повторится, а если не
повторится, то зачем тревожиться?
Он неловко заерзал в кресле.
- Который час? - спросил он. - Долго ли меня не было?
- Почти два, - ответил Дом. - А ушли вы в восемь или в самом начале
девятого.
Шесть часов, подумал Блейк.
А он помнит не больше двух из них. Что же случилось в остальные
четыре и почему он не может вспомнить то время, которое провел в космосе?
То, что предшествовало его полету в космос? Почему жизнь его должна
начаться с того мига, когда он открыл глаза на больничной койке в
Вашингтоне? Были же другие времена, другие годы. Было у него когда-то и
имя, была и биография. Что же случилось, что же стерло все это?
Кролик кончил жевать клевер и ускакал. Птица сидела на ветке, но
больше не пела. Вниз по стволу дерева бежала белка; в паре футов от земли

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 122791
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 0