ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Фомин Егор
Рассказы

Песня о первом герое.
Картинки без рамки.
Слепой воин
Сборник рассказов

Фомин Егор

Песня о первом герое.

От издателя.

Предлагаемая вниманию читателя так называемая `Песня о первом герое`
является литературным памятником III-го века до П.С. Пожалуй, единственным
памятником, дошедшим до нас из той эпохи.
Описываемое в `Песне:` относится к еще более ранним временам 740-950г.г.
до П.С. В современном научном мире это время является, пожалуй, наиболее
спорным, но, общепризнанно, что в это были времена после коллапса
цивилизации предшествовавшей нашей. Общественные отношения находились в
зачаточном состоянии, следов структуры государства не наблюдалось ни в
одной из известных археологических культур. Очевидно, что и
мировоззренческие взгляды также были неразвиты, т.е. также не заметно
следов каких-либо культов. Но именно к этому времени относится
необъясненный скачок в развитии: возникает, так называемое,
прото-государство, которое впоследствии раздробилось на много более
мелких, происходит становление политеизма, причем культ возникших богов
столь устойчив, что он дошел до нашего времени практически полностью.
Очевидно, мифологизированное описание тех событий и отражает содержимое
песни. При этом общепринято считать, что песня посвящена, главным образом
Пришествию Сына, от которого мы ведем летоисчисление, то есть
происхождению Сына и причине его Пришествия. И без того легендарный образ
Сына, в свете `Песни:` приобретает и вовсе силу культа.
К моменту создания `Песни:` ортодоксальная религия производит гонения на
инаковерующих. Очевидно, эти пылающие костры, и залитые кровью плахи и
заставляют автора романтизировать прошлое, вынуждают согласно известному
принципу `Старое доброе прошлое` видеть догосударственные времена в
превратном свете. Гротеск повествования столь велик, что в, так
называемых, изначальных временах отрицается наличие верований как таковых.

Учитывая очевидную мифичность и аллегоричность описываемых событий
`Песня:` не может представлять ценность, как исторический источник.
Учитывая примитивность повествовательной культуры, обилия гротесков,
иносказаний, очевидных ошибок, она не может быть и культурной ценностью.
Но, исходя из сравнений с более поздними литературными памятниками, можно
сделать выводы относительно литературных канонов того времени.
Следует отметить, что в начале и конце каждой части `Песни:` автор
приводит нравоучение, причем в начале в аллегоричной форме, а в конце -
конкретно указывая на что-либо.
Ритм `Песни:` неровный, что заставляет предположить, что к тому времени
требования к стихосложению окончательно еще не сформировались. Отсутствие
современных памятником также косвенно на это указывает.
Главным образом, `Песня:` через призму отношения автора отражает
современные ему воззрения и общественные отношения.
К сожалению, по причине гонений на неортодоксальные произведения текст
дошел до нас не полностью, а лишь в виде трех табличек, содержащих
начальную, конечную части и одну часть из середины. Полное число
созданных частей установить не удалось. Имеющиеся на сегодняшний день, и
реставрированные фрагменты и приводятся в настоящем издании.

Табл. 1

Глубокое синее небо
Поддержит крыло в высоте,
И вечные серые горы
Край неба поддержат всегда.
Людскими страстями и делом,
Вот чем крепка вся земля.
Мало, кто это помнит,
Мало, кто это поймет.
В бескрайние вечные дали
Уносится песня пастушья,
И горы смотрят угрюмо
На то, как поет человек.
Цветы, трава и деревья
Молча внимают песне.
Людские страданья и горе,
Людская радость и счастье.
Тиха, безмятежна природа,
Спокойно в его владеньях.
Безмолвно вздрогнули горы
Любой не заметит муки.
Один лишь пастух заметил,
Что что-то неладно в округе.
Он встал, повел головою,
И замер, слушая небо.
У горизонта услышал силу.
Чью-то могучую руку.
Увидел - кулак сожмется,
Порвется в цветах долина.
Без трепета в сердце горячем
Подставил плечо под руку.
Застыли трава и деревья -
Ждали конца поединка.
Рука в кулак не сжалась,
Крепко было сердце героя.
Что делать далекому богу,
Когда прищемил он пальцы?
В дали горизонта скрылась
Бессмертного длань владыки.
Пастух тогда и подумал:
Внизу, в долине ждут люди.
Поднял он овец своих стадо,
И вниз погнал поскорее.
Спустился он вниз, в долину,
Никто его не встречает.
Любимая от порога
Отнюдь не бежит навстречу.
Понурые люди к храму
Спешат на зов поклоненья.
Новые боги над людом
Крепкую руку простерли.
Немило то сердцу героя,
Ушел на окраину града.
Где сел на пригорке, и флейту
Свою дорогую достал он,
И тихая-тихая песня
Печально взвилась над страною.
И птицы в прозрачнейших высях
Песню несли на крыльях.
В храм собрались горожане,
Нового бога святыню.
Уже проповедник небесный
Величья готов слово молвить.
Но песня, простая песня
Под своды мрака ворвалась.
Тихая, нежная песня
Невольно заставила слушать.
И люди услышали песню,
А не далекого бога.
Стряхнули они узы веры,
Той, что лишает свободы.
Взвыл проповедник в бессилье,
Грянул оземь алтарь свой.
Вой бога, небес созданья,
Потряс основы долины.
Знали спасителя люди,
На руки его подняли
И славословия гимны
Тотчас ему пропели.
Нежных цветов бутоны,
Дорогу ему устлали.
Красивые самые девы
Ему поднесли чашу славы.
Среди воспевающих подвиг,
Он вдруг заметил соседей,
Таких же людей, но только,
Из города, что за горою.
Подумал он: `Верно тоже
Те земли богам подвластны`.
Сказал, и тотчас же люди
Главу похода подняли.
Высокие вечные горы
Смотрят на бравую песню,
Что льется из уст молодых,
Безусых юнцов в походе.
Деревья молча взирают
И камни смотрят угрюмо.
Люди идут отважно,
Не думая о судьбине.
Они миновали гору,
Открылся вид на долину.
Но боги их уже ждали
Чужую чувствуя волю.
Несущая Смерть Ксана1
Первая видит безусых.
Легко плывет над главами -
Колосья ложатся на ниву.
Не верили в смерть молодые -
Реальность гораздо строже.
Постарше ее не боялись -
Что толку в отваге бессильной.
Ее ветераны искали -
Рука не ослабила хватки.
Безмолвное поле царицы -
Колосья на сжатой ниве.
Легко Плывущая Ксана
Пред Ним вдруг остановилась.
Кто ты?
Вопрос звучит грозно.
пастух:
ответ поет флейта.
В меня ты не веришь,
Смертный?
тебе я не верю,

Богиня.

В глаза они смотрят друг другу,
Бессильна Черная Ксана.
Тебе я не верю, богиня,
Меня ты не обманешь.
Напрасно снов вечным,
Покоем, ты соблазняешь.
Орел себя создал
Для неба,
Дельфин -
Для водной дали,
Лошадь -
Для бега степного,
А человек -
Для свободы.
Бессильна Черная Ксана
Сон не сморит героя.
Нога Плывущей Ксаны
Вот-вот коснется земли.
Взор богини пылает,
Герой с сожалением смотрит.
Земли коснулась богиня,
Взвыла она о пощаде.
Другой из богов то заметил,
В тень остальные ступили.
Подходит к герою молча,
Кладет на плечо ему руку.
В землю тянет Героя,
Трава обнимает ноги.
Спокойно пастух взирает,
Не гнет свою гордую спину.
Тогда отступил бессмертный
К другим в тени подошел он.
Смутились пришедшие боги,
В мире не должно быть Силы.
Той силы, что в жилах Героя,
Под Дланью2 способна стоять бы.
Выяснить боги решили,
В чем дело.
Пока же -
Затишье.
Птица сильна полетом.
А человек - своей волей.
Такой человек даже в рабстве
Выбор всегда имеет.
Имеющий выбор - свободен
Свобода живет в его сердце.
Мало, кто это знает,
Мало, кому это нужно.
Табл. 2
Река, трава и деревья -
Свободные самые в свете.
Они свою силу черпают
Не в вере своей в чудо,
Им вера не строит оковы,
Вера для них не сила.
Мало, кто это слышал,
Мало, кто это видит.
Слушает речка песню,
Слушают вечные древа,
Слушают песнь человека,
Вольного вольною волей.
Герой пришел в эти земли,
Услышав, что здесь он нужен.
Услышав, что новые боги,
Власть набирают в округе.
Охотникам и рыболовам
Новый явился хозяин,
От ловкости и отваги,
Уже не зависит удача.
Старый седой прорицатель
Требует богу подачек,
Жертв для Докио3 скупого,
Платы за щедрость добычи.
Подходит к реке богоборец,
Снимает с себя всю одежду,
В воду ступает он смело,
Ныряя могучим дельфином.
Волны пред ним расступились,
Раздвинули их его плечи.
Река приняла человека,
Покорная силе с уменьем.
Спустился в глубины речные,
Герой, изготовленный к битве.
Нашел он там бога речного,
Спокойно спящего в лаврах.
Его разбудил он тихонько,
Дланью потрясши за плечи.
Проснулся Докио гневный,
Взор полыхнул пламеньем,
Кто же ты? Дерзкий смертный!
никто, - прожурчали воды.
Чего тебе нужно, дерзнувший?
жизни, - ответ гулкнул омут
Меня не боишься, убогий?
Боюсь, - шуршал со дна ил.
Чего ж не бежишь тогда ты?
Я должен, - сказал ему смертный.
В кровавом жестоком сраженье
Река взбаламутилась илом.
Силы звезд и неба,
Стояли против сил жизни.
Смертный заставил смерти
Бояться бессмертного бога,
Взбрызнули воды речные -
Лесной царь олень скрылся в чаще.
Не видел никто, как по лесу
Смертный гонялся за богом.
Не видел никто, что в небе
Смертный преследовал бога.
Не видел никто, что в степи
Бежал от судьбы Рыбоглазый.
Но знали люди, что в омут
Загнал Герой все ж Докио.
В облике рыбы он бога
Застал на дне в речном иле.
Жабры его он обнял,
Рукой богатырской сжал их.
Вода не течет сквозь щели,
Стал задыхаться бессмертный.
Героя же тело без жизни
На берег бросили воды.
Когда же очнулся смертный,
Едва нашел силы подняться,
Пошел, как в бреду полупьяном,
Искать людского селенья.
Вдруг слышит речей людских море,
Спешит к ним из леса выйти,
Выходит и видит поляну,
Людей две толпы ополчились.
Одни из людей кричали:
Вы прогневили бога,
И зверь не идет в капканы,
Теперь не ловится рыба!
Другие же им говорили:
на бога вы уповали,
И мастерство позабыли
Теперь и стрела летит мимо!
И страсти в толпе накалялись:
Вы обрекли нас на голод!
Вы потеряли уменье!
Рыба не ловится в сети!
Поскольку сети дырявы!
Убить прогневивших бога!
И люди пошли друг на друга,
Что ранее вместе жили.
С болью глядел на них Первый,
Печалью сердце пылало.
Но видит он - серая дымка
Над самою гущею битвы.
Вгляделся, и видит бога,
Монтек4 то был кровожадный.
Он счастье искал в сердце боя,
Он яростью упивался.
Кинулся к людям Первый,
Стал разнимать громогласно:
Остановитесь, слепые!
Прихотью бога ведомы,
На брата поднявши оружье,
Вы руду пролили напрасно.
Глядите, вот он, кровожадный,
Кто вашей болью доволен!
И люди тогда расступились,
Услышав голос Героя,
Подобный гремящему грому,
Ревущему с гор потоку.
Открылся их виду бессмертный
Он над полем битвы метался.
Тогда лишь ножи опустились,
Люди смотрели на бога.
То ты?! - хохочет бессмертный.
Я: - отвечает Первый.
Он мрачно подходит к богу
И обнимает владыку.
Шипы доспехов в тело,
Вонзились, открыв пути руде,
Но нерушимо объятье,
Рук богатырских давленье.
Видели люди рядом:
Силы уходят из тела,
Но нерушимо стояли,
Бог и герой в напряженье.
Сила смертного против
Мощи бессмертного бога.
Вдруг хрустнуло что-то громко -
Спина надломилась владыки.
Разом схлынула ярость,
Бросили люди оружье.
Над побежденным богом
Стали они обниматься.
Раздавленным гадом бессмертный
Скорчился в луже крови,
Та кровь с тела Героя
Щедро текла на землю.
Прими поздравления, смертный, -
Раздался вдруг тихий голос.
Герой обернулся, и видит
Бога победы Вортека5.
А тот говорит ему глухо:
Тебе даровал я победу,
Моими стараньями, смертный,
Сила твоя одолела.
Услышь меня, буду и дале
Тебе во всем я подмогой,
Всего лишь скажи мое имя,
В мыслях ко мне обратись ты,
И так же, как ныне, я силу
Волью в твои мускулы, смертный.
Я в это не верю, бессмертный, -
Ответил тот, залитый рудой.
Сказав то, ушел он с поляны,
Прочь от победного гимна.
Героя создаст не удача,
Не помощь бессмертного бога,
А только его старанье,
Только его тяга сердца.
Мало, кто на то смотрит,
Мало, кто это видит.
Табл. 3
Камень скалы безмолвной
В вере нужды не видит.
Неся на себе грудь утеса,
Он сам бьется с стихией.
Люди ж в годину ненастья
Помощь небес призывают.
Мало, кто это видит,
Мало, кто это увидит.
В камень скалы рукотворной
Бьется песня пастушья.
По залам дворца Героя
Льется промеж колоннады.
Бесстрастны дворцовые стены,
Песня поет о воле,
О диком степном просторе,
Дворцу же люба позолота.
Мечется Первый в залах,
Выхода не находит,
Чело ему давит корона,
Венец над людьми всевластья.
Волком он воет в песне,
Тоску свою изливает,
Но челядь его не слышит -
Залы пусты из почтенья.
Приветствую я тебя, смертный, -
Вдруг разнеслось средь зала.
Первый тогда оглянулся,
Тоска его сразу пропала.
Видит: пред ним неказистый,
Маленький бог в доспехах.
Кто ты, малыш? - удивленно
Спросил Герой, наклонившись.
Кто я? Ты прав - незнакомец, -
Веселый слышит ответ он, -
Меня не встречал ты покуда,
А я тебя уже видел,
Ты смел, благороден, смертный,
Тебя я за то уважаю,
Я Д-Ял6, челнок в той ткани,
Что `время` зовется у многих.
Тебе пришел сообщить я,
Что боги зовут тебя в гости.
Иду я, - ответил Первый, -
Иду без оружья, без свиты,
Веди меня!
Следуй за мною, - Д-Ял ему отвечает,
За руку берет и сквозь стену
Со спутником он исчезает.
Собрались в высотах боги,
Совет они держат всеобщий,
Доселе они не видали,
Чтоб люди противились вере.
Доселе того не бывало,
Чтоб были в бою побиты
Те, кто всесилен под небом,
Те, кто над небом могучи.
Как быть? - Алхез7 восклицает.
Без сил я, - вторит бог Победы.
Бессильна и я, - отвечает Жанне8, -
Он сердцем сильнее.
У нас с Ксаной обеих нет власти, -
Свое добавляет Ланза9,
Над нитью его жизни власти,
Он сам ее ткет бесстрашно.
Спокойно, великие боги! -
Вдруг раздается возглас.
О Д-Ял, ты опять на совете, -
Ксана его обнимает.
Да, великие боги!
Вы, вижу, пред смертным бессильны.
Он смертен, и в этом разгадка!
Что для него - жизнь, вам - мгновенье.
Но есть пострашнее причуда,
Ее вы увидите скоро.
И тут же врата распахнулись,
И боги вновь видят Д-Яла,
Ведущего рядом Героя,
И тут разом ахнули боги,
Вздохнули они облегченно,
Они увидали, что смертный
Скован доспехом незримым,
Который и их защищает.
Здравствуй, Герой!
Выступает Алхез Лучезарный.
Ты с нами, я вижу, смертный!
Смотри на свое ты тело,
Ты видишь контур доспехов?
Что это значит, боги?
Значит, что ты уже с нами,
Что вера в твой мир проникла,
Нет! - задрожали стены.
Да, - ответили боги.
Останься с нами, смертный, -
Заговорил бог Победы.
Ты будешь бессмертен, всесилен,
Вера людская мощью
Тебя наполнит огромной,
Пока в тебя верят, ты - вечен!
Нет, - отвечал Он безмолвно.
Смотри, - сказал Эренес9,
И дланью повел вдоль камня.
Поверхность его явила
Картину храма большого,
Молитву в нем стало слышно.
И жертвы, кровавую бойню,
Камень явил Его взору.
Смотри, тебе эти жертвы, -
Эренес сказал ехидно,
Давай, оставайся с нами,
Ты станешь бессмертным богом!
Суровый Нор подходит,
Пойдем, - говорит угрюмо,
Ты уже с нами, Бессмертный, -
Сказал - закачались стены.
Нет! - воскликнула флейта,
Тому не бывать вовеки, -
Ответил Герой и покинул
Чертоги извечной дали.
Домой он пошел по дорогам,
Смотреть в глаза простым людям,
Искать среди них подтвержденья
Тому, что он в жизни сделал.
Идет он полем, и видит:
Крестьянин пахал землю,
Но вот он сидит и плачет,
Над сломанною сохою.
Он не спешит с инструментом,
Нет ловкости в скорых пальцах,
Стоит он на коленях,
И молится. Молит Героя.
Смотри! - слышит он голос, -
Сзади его стоит Д-Ял.
Опять ты, - Герой замечает,
Нет, не опять, впервые,
Мы видимся, смертный,
Ну, будем знакомы,
Я Д-Ял, бегущий по нити,
Что временем вы зовете.
Что же теперь тебе нужно? -
Устало спросил его Первый.
Гляди, проиграл ты, Первый, -
Смеется в ответ ему бог.
С верой тебе не сладить,
Гляди, ты сидишь на троне,
А трон зовется Предвечным,
Он сам стал причиной культа!
Сказав то, исчез бессмертный,
А Первый вздохнул лишь тяжко.
Вернувшись, разрушил он храмы,
Боролся он с верой нещадно,
Он голос сорвал свой в крике,
Людям твердя о свободе,
О крепости рук духа,
Об истинном их уменье.
Долго ждал смерти Первый,
Не выдержав, прочь ушел он.
Никто о нем боле не слышал,
Но много легенд о нем ходит.
Как будто вернется наследник
Дела отцовского верный,
Придет без оружья и боги
Вновь отступят в безвестье.
Вера отравленным ядом
Сочится в чело человека,
Вера сама и есть сила,
Что может смешать небо с морем,
Но вера лишает свободы,
Сковав узы поклоненья.
Мало, кто слушает это,
Мало, кто это услышит.



Фомин Егор
Провидец
Ему даже нравилась такая жизнь. Его кормили, чинили одежду, иногда
платили. Ну и что с того, что медными или вовсе деревянными деньгами? Ну и
что, что видение о пропавшей козе встречалось с большим восторгом, чем
предсказание судьбы всего мира? Главное, что он ничего не делал
специально. Просто приходил и честно рассказывал о видениях пришедших в
этом селении.
Несколько раз даже удавалось спасти целые деревни. Хотя однажды это
привело к несколько странным результатам. Уже приняв трапезу, он увидел
картину гибели деревни в пламени пожара. Пытаясь определить, когда это
произойдет, жители спросили, нет ли среди них кого-нибудь из видения. Он
постарался вспомнить. Вглядывался в них. Но единственный человек, который
запомнился в видении, был светловолосым, совсем не похожим на смуглых
чернявых жителей деревни. Жители сердечно поблагодарили, снабдили всем
необходимым и даже проводили. А потом ему рассказали, что в этой деревне
стали гнать прочь всех светловолосых чужаков и убивать детей со светлыми
волосами.
Но ему все равно нравилась такая жизнь. Он почти ничего не делал, но его
кормили и одевали, и в итоге он уже обошел полмира. Это было интересно. В
пути его посещали самые яркие видения, и уже давно родилась мысль начать
писать книгу видений. Но все что-то никак не получалось.
Он был еще молод, хотя и потерял два долгих года, работая с купцами.
Из-за того, что никогда нельзя было точно сказать, к какому времени
относится видение, оно теряло всякую торговую ценность. По той же причине
не стоило соваться и на казенную службу.
Зато где дар был действительно полезен, так это на развилках. Стоило
выбрать, даже мысленно, какую-нибудь дорогу, как сразу приходило видение.
Он ни разу за весь долгий путь не ошибся в выборе пути.
Поэтому ему нравилась его жизнь.
В этот раз дорога делилась натрое. Чистое поле и три дороги под ногами.
`Как в сказках`, подумалось ему, только не хватает вещей трясогузки,
которая бы объяснила... а впрочем, разве здесь мало и одного пророка?
Он бесшабашно махнул рукой и выбрал правую дорогу.

...тесная темнота, наполненная пухом шорохов и глухих шагов. Его тащат
куда-то прочь из такого славного и прекрасного места. Следом за удивлением
нахлынул безотчетный страх, беспредельный ужас сдавил его тисками
неизбежности. И тут же под ребра скользнула каленая сталь кинжала...

Очнулся он лежа ничком. Нет, эта дорога, и это совершенно точно, не
нравилась.
Он поднялся на ноги, как смог отряхнулся от пыли, и выбрал средний путь.


...серая пустошь. Чахлая трава вяло цепляется за ноги. Подведенный живот
припал к позвоночнику, словно теленок к вымени матери. Жажда сводит с ума.
И только ожидание чего-то невыносимо прекрасного, за туманным маревом
впереди, властно ведет вперед...

Обеспокоенной рыбкой он вырвался из тенет этого видения. `И тут не
повезло`: весело подумалось ему. Хотя как ни крути, а нельзя идти по двум
дорогам сразу. Выбирать-то надо одну. И потому он смело решил, что идет по
третьей.

...мягкие подушки. Волны прохлады от неустанного опахала. Журчание
фонтана в двух шагах от него. И невиданной, неимоверной, сказочной красоты
девы, подающие ему нектар в неограниченных количествах...

Он поудобнее устроил не плече сумку и широко зашагал по левой дороге. И
его ничуть не смутило, что она выглядела наименее торной из всех трех.
Поселений на этой дороге оказалось не густо, а постепенно они и вовсе
перестали появляться. Да и сама дорога давно сошла на нет. Теперь вокруг
были только серые пустоши, такие же бескрайние, как и безжизненные. И
только видение прекрасного дворца властно гнало вперед.
Он не помнил, как добрался до своей мечты. В памяти равнины слились серым
маревом, а потом сразу была нежная ласка девичьих рук. Живительная влага
неземного вкуса на губах, даже мечтать о которой смертные были недостойны.

Наслаждение.
Великолепием дворца. Искусностью утех.
И даже не тревожило, что видения перестали приходить.
Уже совершенно забылся переход через пустоши, и потерялся счет дням. Но
однажды, когда он привычно возлежал на подушках рядом с неиссякаемой чашей
свежих фруктов, обнимая деву рукой, вдруг какая-то неведомая сила схватила
его за волосы и поволокла прочь. Пуховой периной обрушилась тьма, полная
шорохов и приглушенных шагов...

Фомин Егор

Картинки без рамки.


1


...все стихло. Осталась только бесконечная безжизненная истресканная
пустыня, и толпа с одного ее края.
Абсолютная тишина первого мига нарушилась легким шепотком, который не
растворился в тиши, а упал на единственную ныне плодородную почву. И вот
уже надо всей толпой колышется полог разговоров шепотом.
Только один из тех, что стояли в первых рядах, не говорил со всеми, не
шептался. Он молча смотрел в изможденную даль, не в силах отвести взгляда.
- Все-таки надо сходить, - тихо, одному себе сказал он, ступая на
коросту пустыни.
Он сказал тихо, но услышали все и отшатнулись. Но он шел вперед, не
оглядываясь, не раздумывая, и мертвая земля послушно ложилась под его шаги.
Одинокая фигура в безбрежной пустоте.
Вновь начался шепот.
Но один, тот, который часто ходил с ним, не шептался, он смотрел на
него и цепочку рассыпающихся в прах следов, не в силах отвести взгляда.
- Пропадет, - решил он, ступая за грань.
Недолго пустошь несла на своей израненной груди двоих: того что шел и
другого, который старался догнать его. Несмело, неуверенно, оглядываясь с
каждым шагом, пошел за ними третий.
Шепота больше не было. И в опустошенную равнину ступали все новые и
новые...
люди...


2


... здесь нет ничего кроме огромного солнца и песка. Только две цепочки
следов и два человека.
Обветренные опаленные лица. Морщины, словно в их глубине лежит песок.
Плотные одежды.
- Ты слишком часто смотришь назад, - грустно говорит человек, - что-то
случилось?- Да, - шевелятся спекшиеся губы другого, - мы идем назад.
- Нет, - спокойно говорит первый.
- Мы идем назад, - с напором повторяет тот, - мы уже зашли слишком
далеко. Здесь ничего нет! Мы должны вернуться!
- Нет, мы должны идти вперед, - слова спокойно падают на песок.
- Мы должны вернуться! - гремит в дрожащем мареве, - там же ничего нет!
Надо вернуться!
- Мы пойдем вперед.
- Ты не понимаешь!
- Я все понимаю, - слова грустны и усталы, - я понимаю. Я иду вперед.
- Нет! Ты не можешь идти один! Мы вернемся вместе! - сжимаются кулаки.
- Я могу идти один, - печаль в глазах, - ты можешь идти один...
- Нет! Как же ты не понимаешь?! - громкие слова бегут песком сквозь
пальцы, - Ты что? Я не вернусь один! Я не могу вернуться один! Мы
поворачиваем вместе!
Человек качает головой, поворачивается спиной и делает шаг.
- Стой! - разворачивает его грубый рывок, трещит ткань на плече,
блестит сталь, - ты никуда не пойдешь!
Человек молча смотрит в глаза другому человеку. Сталь дрожит,
отбрасывая блики на песок. Немигающий взгляд.
Долгий, словно жизнь. Долгая непрожитая жизнь. Пальцы разжимаются, нож
падает в песок. Человек разворачивается и шагает прочь. Вперед.
Здесь нет ничего, кроме знойного жестокого солнца и песка. И цепочки
следов...


3


... по тропинке к дому человека неслышно бежит волк. Несколько
поворотов тропы и меж деревьев мелькнет поляна, а над ней горит
приветливый свет окна. Волк останавливается и задумчиво смотрит на
поставленный на тропе капкан.
Человек обязательно проверит капканы. Утром. Или завтра вечером. Волк
подождет.
Зверь ложится на тропе, но смутное беспокойство мешает ему задремать.
Человек недоверчив. Он никогда не подойдет близко к свободному зверю. А о
чем можно поговорить, оставаясь далеко друг от друга?
Волк поднимается и, тяжело вздохнув, кладет лапу в капкан...


4


...комната есть в каждом доме. В каждом доме, построенном мужчиной.
Когда в ней никто не живет, это сразу заметно во всем доме. Он
меняется. Становится не таким определенным.
И слабый налет беспорядка окутывает его. Выплескиваясь порой, даже из
окон.
В комнате мало мебели. И потому в ней остается лишь идеально
застеленная кровать, фотографии и старые подарки. И пыль. Эта комната
очень быстро покрывается пылью. Толстым слоем мохнатой пыли.
И именно пыль из этой комнаты неспешно покрывает весь дом...


5


...он шел, а за его спиною неспешно гасли фонари...


6


...жалящей змеей бросается солнце в глаза любому, кто смотрит на арену
без прищура. Потому мало кому заметна тяжелая складка поперек лба того,
кто стоит в самом центре цирка. Зато все видят меч, лежащий у его ног. Меч
ярко блестит.
- Ты будешь драться или умрешь! - медным горном звенит над ареной.
Человек ничего не говорит. Даже не качает головой. Молча
разворачивается и идет прочь.
Рассерженным ульем вскипает трибуна.
Крики. Всплески. Мусор на арене. Другой человек, стоявший за его спиной
уверенно и четко делает шаг. Убежденно разворачивается его плечо и
короткое копье молнией бросается в спину уходящего.
Человек останавливается. Вздрагивают плечи. Подгибается нога и он
опускается на колено. Но потом встает, и все видят копье, лежащее на песке
возле его ног. Копье ярко блестит.
Человек направляется прочь.
Коротким трубным вскриком звучит команда и тут же подхватывается
прибоем возмущения трибун. Вскидывают луки стрелки, шипением наполняется
воздух. Со всех сторон.
Человек на арене выгибается дугой, замирает на миг, чуть не падет на
колено.
Яркий свет. На арену невозможно смотреть. Слишком бел песок. Слишком
белы перья на стрелах. Слишком блестят наконечники стрел у ног человека,
неестественно прямо стоящего посреди арены.
Он делает шаг. Другой.
Шквал на трибунах сменяется мертвым штилем. Опускается даже шепот. Даже
луки стрелков. В полном молчании уходит с арены человек.
Никто не мог видеть как за гранью арены на пороге города он
остановился, а потом упал лицом в пыль...


7


...у подножия скалы на деревянной скамейке сидит старик. Длинными
серыми волосами играет ветер. Пять шагов от старика до воды. И каждая
волна бессильно откатывается, оставляя пять шагов до мокрой полосы.
Старик поднимает горсть белого мелкого песка и пристально смотрит на
струйку, текущую из его кулака. Ветер относит ее в сторону, распыляя
беловатым облачком.
- Пришла... - тихо, с довольной усмешкой говорит старик, хотя рядом
по-прежнему никого.
- Думаешь, пора? - вновь разжимаются его высохшие губы.
Песок заканчивается в его кулаке.
Иссякает струйка.
- Думаешь, я все уже сделал? - раскрывает он ладонь, подставляя ветерку
оставшиеся песчинки.
Ветер слизывает их.
- Может и так, - кивает старик, хотя глаза его смеются над этими
словами.
Не замечая этого, очередная волна откатывается назад, но между мокрым
песком и ногами человека уже четыре шага.
- Ты знаешь, - продолжил старик, - а ведь я совсем не хочу уходить...
Недовольно кричит где-то наверху чайка.
- Хотя ты старалась... Я почти почувствовал, что мне все надоело... -
он разровнял босой ногой песок перед собой.
Ветер тут же с лихим весельем погнал по площадке песчинки.
- Помнишь договор? - поднял голову старик.
Ветер бессильно ударил в жесткое, обветренное худое лицо.
- Помнишь... - кивнул старик, но голову не опустил, - я не уйду.
Осталась задача, которую я не решил. Я не придумал, как одолеть смерть...
От человека до черты воды пять шагов.
Ветер нежно перебирает длинные жесткие волосы старика...

Фомин Егор

Слепой воин

Этот человек стоял возле одинокого дерева на вершине невысокого холма
лицом к городу. Перед ним под щедрыми лучами солнца, едва перевалившего за
полдень, степенно несла свои воды река, добросовестно отражая стены
белокаменного города, стоявшего на высоком берегу. Ветер радостно трепал
каштановые, почти рыжие в свете солнца длинные волосы человека. И волосы
весело плескались, заслоняя порой его лицо. Волосы радовались и смеялись
солнцу и ветру, пока внимание хозяина было занято другим.
Он был строен, но не худ, силен, но не грузен. Бесцветная заношенная
куртка из плотной ткани, перехваченная надежным кожаным поясом, сапоги на
тонкой подошве, разношенные и истертые в пути. И меч у бедра. Лицо твердое
и жесткое, щеки и лоб прорезаны рубцами старых шрамов, губы плотно сжаты.
Его глаза... нет, не глаза, шрамы. Когда-то он мог видеть, но не сейчас.
Сейчас он не мог видеть птиц, парящих над ним в безоблачном высоком
небе, но он знал, что они там, чувствовал их полет, понимал их. Он знал,
чувствовал, понимал, что слева от него через широкий луг вьется к городу
дорога, и идут по ней редкие люди, мелкие чиновники, купцы, крестьянские
повозки. Он знал, чувствовал, понимал, какого цвета небо над ним, но он не
видел этого.
Его сознание могло услужливо нарисовать перед ним картинку мира вокруг,
но это теперь не было ему нужно. А когда-то и он мог видеть краски...
Перед его глазами блестела голубыми водами река, под высоким обрывом.
Летнее золотое солнце беззаботно дарило лугам по ту сторону реки сочную
зелень красок.
Ласковое летнее солнце. Оно едва перевалило за полдень и теперь было у
него за спиной. Он сидел на краю, свесив ноги вниз, и его босые ступни
ощущали приятную прохладу из тени сырой земли обрыва. Свежий ветер дул ему
прямо в лицо, отбрасывая назад волосы, и ему было хорошо и приятно сидеть
вот так, над обрывом, свесив ноги. Над ним парили птицы в бездонном
бесконечно синем высоком небе, а рядом отец выглаживал ножом какую-то
деревянную штуку. Странную штуку. Очень похожую на птицу, но птица
красивая, а эта... вытянутое круглое суженное в острый `нос` с одного
конца и широкое плоское с другого, точно птичий хвост, `тело`. `Крылья`,
вставленные неподалеку от `головы` были и вовсе неправильные: выгнутые
вверх, тонкие, как телячья кожа, прямые. Вся эта деревяшка, наверное, была
очень легкая.
Он сам видел, как отец приволок домой полено девичьего дерева. Из него
обычно делали ведра, коромысла, потому что оно было легкое, но прочное,
девицам как раз с такими ведрами по воду ходить.
Отец придирчиво осмотрел свое творение, поставил его возле `крыльев`
поперек пальца, оно покачалось, словно качели на бревне, и замерло,
подрагивая от ветра.
- Что это? - решился, наконец, спросить он.
- Птица, - довольно улыбаясь деревяшке, ответил отец.
- Не... - помотал он головой, - птицы красивые.
- Не... - потрепал отец его по голове, вставая, - ну-ка, гляди...
Он широко размахнулся, поведя могучими плечами, и сильно бросил `птицу`
с обрыва прямо против ветра.
И она полетела! Шагов на десяток она шла против ветра, а потом
развернулась по широкой дуге назад и, у самого обрыва, взмыла вверх, в
небо.
И он понял, глядя, как молочно-белая деревянная `птица` парит в высоком
небе, что она красивая...
Его волосы трепетали на ветру. Каштановые, почти рыжие на солнце. Если
не смотреть на его лицо, то можно решить, что это волосы веселого
человека. Но он тоже мог видеть когда-то краски. И он решился.
Откинув волосы назад, он пошел к воротам города прямо через луг. Дороги
годятся только для слепых.
Высокая трава хваталась за ноги, призывая окунуться в приволье луга, в
щебет птиц, гул полета жуков, и, покусывая травинку, слушать пение ветра в
траве под голубым небом.
- Эй, слепец! - крикнул ему стражник у ворот, со скучным лицом, -
тебе-то чего здесь надо?
Человек не ответил, идя в город.
- Эй! - крикнул ему стражник, не меняя расслабленной позы, сидя на
скамеечке у стены в арке ворот, - я тебя спрашиваю!
- Что там у тебя, Гурат?! - донесся недовольный голос из караулки.
- Да бродяга один слепой!
- Нищий?
- Да нет, вроде, - лениво отвечал стражник, оглядывая подходящего
человека.
Человек поравнялся с ним, но не остановился, как положено, а направился
дальше, в город.
- Эй! - вскочил стражник, перехватывая копье, - ты это куда?
Он бросился наперерез и перегородил дорогу копьем.
- А ну пошел отсюда!
- Да что там у тебя?! - вновь донеслось из караулки.
- В город ломится, гад! - прокричал стражник в ответ, и стал легонько
теснить пришедшего из ворот, держа копье наперевес.
- Глянь ты в его ярлык, возьми пошлину, да пусть идет! - вновь подали
голос из караулки.
- У тебя ярлык-то есть? - послушался стражник.
Человек повернул к нему голову. И стражнику показалось, что шрамы
смотрят на него. И видят! Этот человек без глаз, идущий, как зрячий,
нагонял непонятный ужас. Ему стало не по себе. Он перехватил копье
понадежней и вновь спросил:
- Ярлык-то у тебя есть? - но уже без прежней ленивой уверенности. `
Серый`, подумал человек о камзоле стражника: `как какая-нибудь сволочь
до верха доберется, так обязательно своих солдат в серое рядит`.
- У меня нет ярлыка, - меж тем ответил он.
И по голосу его стражнику стало ясно, что у него действительно нет
ярлыка, и никогда не было.
- То есть как, нет? - проговорил он ошарашено.
- Да что же там у тебя?! - опять раздалось из караулки.
- Он говорит, что у него ярлыка нет! - чуть увереннее, но боязливо
косясь на `следящие` за ним шрамы крикнул стражник в ответ.
- Как - нет?! - раздраженно вскипела караулка, послышался скрип и
тяжелые шаги, - как - нет?! У всякого человека должен быть ярлык!
Вышедший из караулки, в доспехах и при мече сказал это очень уверенно.
- Почему нет?! - грозно спросил старший стражник, уперев руки в бока.
Человек повернул к нему шрамы и коротко бросил:
- Потерял...
- Да ты что?! - схватился за меч старший стражник, - Да ты как?! Да мы
тебя сейчас!..
- Мне нужно в город, - спокойно сказал человек.
- Какой тебе город?! - заорал стражник в латах, - Гурат, ну-ка вяжи
его! В город ему!
Гурат нерешительно взглянул на человека, и тот подтвердил самые дикие
его предположения, вновь `поглядев` на него шрамами:
- Тогда я убью вас... - голос его утонул в тишине.
Старший стражник недолго промолчал. Лицо его налилось краской и он,
выхватив меч, двинулся на него, заходясь в крике:
- Чего?! Слепец меня убьет?! Гурат! Вяжи его, демоны тебя разори! Ты у
меня сапоги мои лизать сейчас будешь!
Человек не ответил. Он знал, чувствовал, понимал уже, как все
произойдет. А стражники - нет. И не успели.
Ничего.
Миг, и старший стражник, булькая перебитым горлом, повалился в пыль, а
Гурат, с мечом командира в груди, испуганный, ошарашенный, ничего не
понимающий, привалился к каменной стене. А человек твердо, быстро, но не
спеша, шел по главной улице города.
Вокруг жил город. Шумели торговцы, кричали зазывалы, хлопали ставни,
скрипели телеги, играла детвора, взрослые зарабатывали на жизнь и кормили
семью. Солнце светило вовсю, даря городу свет, наполняя соком цвет
черепичных крыш, отражаясь от оконных стекол, и играя с детьми солнечными
зайчиками.
Демоны тьмы, думалось человеку, да они же довольны этой жизнью! Жизнью
в его городе, каждый день встречаясь с его серыми слугами, отдавая им
последнее, что у них есть!
Его длинные каштановые волосы, почти рыжие на солнце, радостно
плескались, и махали всем вокруг. Особенно детям. Их хозяин мог бы стать
веселым человеком... если бы его не убили...
Он помнил. Помнил все. Как распахнулась дверь в мастерскую его отца.
Как пространство вокруг заполнили грубые приказы. Его отец только вставал
от верстака, с застывшим на устах вопросом, а серые с красной полосой
вдоль рукава рубах, поверх кольчуг, уже выносили работу его отца. Оружие
мастера оружейника. Сдирая его со стен, сбивая им же замки с сундуков.
Брали даже заготовки.
Он помнил, как он, в сияющих доспехах, подошел к его отцу и сказал:
-360У меня нет мастера оружейника. Ты пойдешь со мной.
-360Нет, - тихо, но твердо ответил отец.
И ему сразу представилось, как отец одним махом сразит всех этих людей,
ломающих их мир. Он знал, что в доме, в тайнике лежит меч особой работы.
Ибо его отец и отец его отца, и дед его отца, и многие еще его предки были
оружейниками. А отец хотел стать воином. И он был им. Выучившись делать
оружие, он сбежал из дому, опоясанный только мечом собственной работы. Но
однажды, еще до рождения сына, вернулся домой, спрятал свой меч и стал
мастером оружейником. И сейчас он отказывался убивать, как отказался много
лет назад.
- Тогда ты умрешь, - кинул он в глаза отца, поняв, что тот
действительно никуда не пойдет, - у моих врагов не может быть таких
мастеров оружейников.
- Убирайтесь, - проговорил отец все таким же тихим голосом.
- Нет, - дернулись губы его, - это тебе счастливой дороги... в небо!
С этими словами он вонзил кинжал в живот отца и, скривившись, провернул
его. Отец согнулся, зажал рану и повалился на пол. А тот стоял над ним и
криво улыбался.
И тогда он не выдержал. Он схватил напильник, что подвернулся под руку
и бросился на убийцу:
- Гады! - кричал он, пытаясь дотянуться до ненавистного лица, -
сволочи! Я убью вас!
Но тот только смеялся и легко отмахивался от его ударов. Другие серые
быстро его схватили за руки и подвели к своему начальнику:
- Что, маленький ублюдок? - проговорил тот ему, - не нравится? А
хочешь, сам пойдешь ко мне оружейником?
- Убирайся! - закричал он ему в ответ, - я все равно убью тебя!
И плюнул ему в лицо.
Тот сразу переменился, ударил его рукой наотмашь и зло приказал:
- Выколоть ублюдку глаза.
Он мог потерять сознание от боли, мог даже умереть. Но он должен был
отомстить за отца. И, когда мир погрузился во тьму, не помня себя от боли,
он все-таки вспомнил, куда упал молот с верстака. Он помнил, где стоит
убийца его отца.
- Я убью тебя! - прокричал он вырвавшись из цепких рук.
Он едва поднял молот двумя руками и обрушил его в то место, где помнил
врага. Но удар его лишь смял дорогую резьбу на панцире. Могучий удар тут
же отшвырнул его прочь.
- Маленький ублюдок! - прогрохотало над ним во тьме, - в рудники его!
Там пусть попрыгает! Слепец!
Он смутно помнил, как его тащили за волосы, как исходя пеной, он кричал:
- Я все равно убью тебя! Я убью! Все равно!..
Горожане удивленно смотрели на слепого человека, который шел по улице
словно зрячий. На слепого человека с мечом у пояса. Это было неправильно.
Этого не могло быть.
Этого не должно быть.
И они расступались, сторонясь его словно проказы. Боясь жесткого его
лица, плотно сжатых губ, шрамов, устремленных ко дворцу. Ремесленники
забывали свою работу, купцы в лавках замолкали, прекращая торговаться,
даже дети бросали играть.
Он вышел на дворцовую площадь и подошел к парадному входу дворца.
Белокаменная громада. Вознесенная к небу десятками тонких башенок,
затейливо украшенная резьбой по камню и лепниной.
Он не спеша поднялся по мраморным ступеням к огромным дверям. Четверо
гвардейцев даже не посмотрели на него, не меняя своей застывшей стойки,
они лишь перегородили ему копьями проход.
Он выбрал одного из них, и, повернув на него шрамы, четко сказал:
- Скажи ему: я пришел.
Он сказал это, тщательно выделив слова `ему` и `я`, чтобы правильно
поняли.
Гвардеец с красной полосой вдоль рукава рубахи, надетой поверх
кольчуги, скосил на него глаза и ему стало слегка не по себе. Ему
казалось, что шрамы смотрят внутрь его, и ничто от них не может укрыться.
- Пошел прочь, слепец! - сквозь зубы процедил начальник караула.
- Нет, - покачал головой человек, - я войду внутрь.
- А ну убирайся! - развернул копье в его сторону третий стражник и даже
стал слегка подталкивать его острием в грудь, - здесь не подают!
Мгновенно человек оказался среди гвардейцев. Он как-то размазано
скользнул вдоль направленного на него копья и вот левая его рука резким
ударом сбивает шлем с гвардейца, наставившего на него копье, а правая,
напряженные пальцы правой, проломив височную кость, убивают его. Не

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Россия

Док. 122723
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0