ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Патриция Мойес.
Специальный парижский выпуск.

Глава 1
- Не стану я этого делать! - кричал Патрик Уэлш. - Это неприлично,
отвратительно! Если под такое уродство вы дадите двойной разворот, я ухожу.
Он суетливо метался по комнате и даже попробовал вырвать клок волос из
своей все еще буйной шевелюры.
Но Марджори Френч твердо стояла на своем.
- Нет, это модная линия и модная длина, Патрик, - сказала она,
разглядывая фотографию. - Эта модель будет производить потрясающий эффект и
станет главным событием номера. Конечно, ее не назовешь в привычном смысле
слова красивой...
- Красивой! - заорал Патрик, воздевая вверх свои огромные ручищи. - Кто
сказал, что мне нужны красивенькие картинки? Но я хочу, чтобы в модели была
хоть какая-то форма... - Он вдруг понизил голос до вкрадчивого шепота: -
Марджори, милая, послушайте, вы прелестная женщина и к тому же начальство.
Пожалейте хоть немного беднягу художественного редактора. Не могу я всадить
на двойной разворот этот... этот пудинг на ходулях.
Наступило напряженное молчание, в соседней комнате Тереза Мастере устало
улыбнулась.
- `Тетушка` невозможен. По-моему, мы проторчим тут всю ночь. - Она
закурила сигарету и присела на стол, покачивая красивыми ногами.
- Я-то уж, конечно, до утра застряну, - резко сказала Элен Пэнкхерст. -
Как всегда. Вы закончите работу, а моя только начнется. - Она громко
высморкалась и надела большие очки в оправе из искусственных бриллиантов. -
Будь добра, слезь со стола, Тереза. Ты села прямо на подписи.
Дверь в смежную комнату отворилась, и отчетливый голос сказал:
- Мисс Мастере, не зайдете ли вы на минутку к главному редактору?
- С удовольствием, мисс Филд, - ответила Тереза. - Ну вот иду на бой.
Она скрылась за дверью.
- Тереза, дорогая, - донесся спокойный и твердый голос Марджори френч, -
Патрику не нравятся материалы Монье. Я хотела бы знать ваше мнение...
Дверь за Терезой закрылась.
Элен Пэнкхерст взглянула на часы. Половина двенадцатого, а еще нет ни
одного листа макета.
На освещенной фонарями улице швейцар ресторана `Оранжери`, казавшийся
совсем маленьким под большим черным зонтом, ловил такси. Усталый, продрогший
человек в потертом пальто сидел возле корзины оранжерейных роз. Мостовая
поблескивала под январским дождем, как черный атлас.
Половина двенадцатого, вся ночь впереди. Лишь одно окно светилось над
рестораном, прямо напротив Элен.
Но здесь в особняке, где размещается редакция популярного журнала
`Стиль`, все комнаты освещены, и жизнь кипит. В эту ночь редакция готовила
специальный выпуск с материалами парижской коллекции мод - событие, из-за
которого два раза в год часть сотрудников не расходится до рассвета. Всю
ночь в редакции идет работа и не смолкают споры, чтобы в заранее назначенный
день читатели смогли насладиться полученными из Парижа репродукциями и
указаниями законодателей моды, с которыми их познакомит самый элегантный из
модных журналов.
Но читатели в отличие от Элен не поймут, какие огромные усилия требуются,
чтобы выпустить шестнадцатистраничное издание журнала на две недели раньше
срока. Они и знать не знают, что изумительные репродукции, безупречная
цветная печать и красивый набор являются результатом кропотливой длительной
работы. `И не досадно ли, - думала Элен, - что самые ответственные в году
выпуски создаются наспех среди нескончаемых перепалок, когда нет времени
что-нибудь изменить и исправить`.
Еще сегодня днем представители `Стиля`, сидя в неудобных позолоченных
креслах, присутствовали на заключительном показе. Лишь в шесть вечера в
последний раз щелкнула камера Майкла Хили, снимавшего Веронику Спенс.
Тоненькая и изящная, в шифоновом вечернем платье от Монье, она красовалась
на верхней площадке Эйфелевой башни. Только в девять часов усталые Тереза и
Майкл, сопровождаемые невозмутимой, энергичной Рэчел Филд - личным
секретарем главного редактора `Стиля`, - выходили из самолета в лондонском
аэропорту. Только в половине одиннадцатого еще влажные фотографии были
положены на стол Патрика Уэлша.
А сейчас половина двенадцатого, и в кабинете главного редактора, как
всегда, бушует спор, а спорщики, как обычно, выходят из себя, кричат. Какие
фото напечатать, какие дать заголовки? Что будет гвоздем номера? В чем
выразились новые тенденции моды, а что является лишь неудачным
экспериментом?
Привлекательная, белокурая Тереза Мастере окончила один из лучших в
стране частных пансионов, почему и осталась недоучкой. Но веянья моды она
чувствует как бы кончиками своих удлиненных пальцев, так художник чувствует
цвет, а скульптор - форму и материал. Тереза знает все ответы на вопросы, но
ей трудно их сформулировать. Патрик Уэлш знает, как эффектнее расположить на
полосе материал. А отвечает за все главный редактор Марджори Френч. Они еще
не один час проспорят.
Тем временем Элен должна сидеть и ждать, когда ей передадут законченный
макет журнала. Лишь после этого она напишет заголовки и разместит их там,
где Патрик оставил место. Потом ей предстоит из бессвязных заметок Терезы
вывести точку зрения `Стиля` на новый силуэт, предложенный Монье. И на
перспективы отделки зубчатой каймой... К семи часам утра вся эта
лихорадочная ночная неразбериха должна оформиться в аккуратно отпечатанные
заголовки - каждый с фотографией и текстом. Курьеру только останется отнести
их в типографию. Слава богу еще, что все это обрушивается на Элен только
дважды в год.
Она высморкалась и, наливая себе чай из старенького красного термоса, с
раздражением обнаружила, что там. осталось не больше чем полчашки. По
внутреннему телефону она набрала номер фотолаборатории.
- Алло, - ответил мрачный голос.
- Эрни, это мисс Пэнкхерст. Пожалуйста, зайдите. И побыстрее! - резко
сказала Элен и повесила трубку.
Через две минуты явился угрюмый взъерошенный Эрни и унес термос.
У Элен болела голова; она подумала, что ко всем волнениям и неприятностям
этой ночи ей не хватает только простуды.
Она чувствовала себя сейчас много старше своих тридцати четырех лет, и ей
очень хотелось лечь в постель. `Но вместо этого Элен допила чай и принялась
расшифровывать не слишком грамотные, но колоритные записи Терезы: `Шляпы как
тарелки. Оч. важно... Цвета боя быков... Классическое свободное пальто,
искромсанное снизу ножницами...`
Все это звучало живо и выразительно, и Элен было досадно, что нельзя
напечатать эти заметки в первозданном виде. Она принялась переводить их на
язык `Стиля`: `Демонстрируются шляпы, похожие на летающие блюдца... Цветовая
гамма от глубокого черного - цвет мантильи - до ярко-красного, как костюм
пикадора, оттеняется живым блеском золота... Пальто с оригинальной линией
`под оборванца`...`
Она снова высморкалась и пожалела, что не захватила с собой аспирина.
Было около полуночи.
В соседнем кабинете Тереза и Патрик ползали среди разбросанных в
беспорядке фотографий и листов макета по устилавшему пол фиолетовому ковру.
- Отрежьте шляпу! - гремел Патрик.
- Ни за что, - отвечала Тереза. - В этом году самое главное - шляпа.
- Ладно, - злился Патрик, - будь по-вашему. Можете лепить свою корзинищу
хоть на весь разворот.
Дверь, ведущая в художественную редакцию, тихо отворилась, вошел Майкл
Хили - высокий, худощавый, элегантный. Его длинное лицо осунулось от
усталости, волосы были взлохмачены, пиджак он снял.
- Я, конечно, всего лишь фотограф, - сказал он язвительно. - Но не
сообщите ли вы мне, черт побери, что вы собираетесь сделать с этой
фотографией? Я сниму свою подпись.
- Постойте, Майкл, - Марджори Френч откинулась в кресле. - Давайте-ка
подумаем. Вы считаете, что если эту фотографию подрезать, она пропадет? Я
согласна с вами.
- Спасибо, Марджори.
- Сделаем так: это фото не тронем. Шляпу дадим крупным планом на всю
полосу. А шифоновый туалет от Монье вообще уберем. Вы будете очень
огорчаться, Тереза?
Тереза задумалась.
- Пожалуй, нет, - сказала она наконец.
- Марджори, милая, вы гений! - Патрик встал с пола и гаркнул: - Дональд!
Из дверей художественной редакции пулей выскочил темноволосый молодой
человек.
- Возьми весь этот сор, шотландская твоя душа, и поскорей сожги! - весело
крикнул Патрик, сгребая с пола кучу бумаг. - И побыстрее увеличивай Диора,
мы его подклеим....
Он исчез в своем кабинете. Марджори Френч улыбнулась так весело и молодо
- трудно было поверить, что ей уже под шестьдесят.
- Теперь можно передохнуть, - сказала она. - Я, пожалуй, пойду в комнату
отдыха.
Она встала, очень прямая, подтянутая, ни один волосок не выбивался из ее
подсиненной прически.
- Майкл, вы отпустили Эрни? В фотолаборатории, наверное, все сделано.
- Он уже десять минут как смылся.
Когда дверь за Марджори закрылась, Майкл сказал:
- Надеюсь, она здорова. Никогда еще не видел ее в таком... Тереза зевнула
и потянулась.
- Она же не сверхчеловек, мой милый, хотя многим почему-то именно так
кажется. Она устает, как все мы, просто виду не показывает. Как ни печально,
Марджори очень зависит теперь от Элен...
Громкий стук машинки напомнил Терезе и Майклу, что они забыли о
присутствии в кабинете третьего лица: Рэчел Филд. Тереза слышала, что
секретаршу главного редактора считают строгой и придирчивой, но сама она не
знала Рэчел с этой стороны. Ее положение в редакции - Тереза возглавляла
отдел мод - ограждало ее от знакомства с неприятными чертами характера
секретарши.
Что касается Рэчел, то она относилась к мисс Мастере со скрытой
неприязнью. Вот мисс Френч - это начальница, сотрудничеством с которой можно
гордиться. Добрая, иногда даже слишком добрая, по мнению Рэчел, но
решительная, знающая и с должным уважением относится к тому образцовому
порядку в бумагах и делах, который навела здесь Рэчел Филд. А мисс
Мастере... рассеянная, безответственная, избалованная. И еще смеет обсуждать
мисс Френч. Рэчел со злостью ударила по клавишам машинки.
- А знаешь, - заметил Майкл, - я, пожалуй, тисну новый отпечаток шляпы.
Этот темноват. - Он поднял снимок с пола. - Удивительно все-таки сложена эта
Вероника. Я мог бы кое-что сделать из нее.
- Не сомневаюсь, - со смешком ответила Тереза.
- Вовсе не то, что ты думаешь.
И, поцеловав ее, Майкл вышел. В художественном отделе он прошел мимо
Патрика Уэлша и Дональда Маккея, окруженных фестонами снимков, и укрылся в
своих владениях - в уютной полутьме фотолаборатории.
Часы показывали полпервого ночи.

Марджори Френч лежала на кушетке в комнате отдыха, пытаясь побороть
усталость. Она чувствовала себя старой и больной. Много лет, гораздо больше,
чем ей бы хотелось, участвовала она в этих ночных авралах и даже любила их.
Еще в прошлом году она могла с легкостью загонять всю редакцию до полного
изнеможения - сил у нее хватало. А нынешняя усталость пугала ее. Спасибо еще
Терезе и Элен. Бедная Элен! У нее ясная голова и хороший литературный стиль,
но чувство моды отсутствует начисто. Что поделаешь - не часто встречаются
люди, в которых, как в самой Марджори, сочетаются все эти качества.
Марджори была достаточно умна, чтобы, не впадая в тщеславие, оценить свои
достоинства. И оттого еще сильнее беспокоилась: кого назначить своей
преемницей? Ей ведь вскоре придется уйти. Кто займет ее место - Тереза или
Элен? На первый взгляд из Терезы никогда не выйдет главный редактор. Ей не
хватает усидчивости, такта, чувства ответственности, порой она ленится - и
все же в ней есть то, что более всего нужно журналу и без чего он погибнет.
Элен, казалось бы, подходит больше, но она не может угадать, что будет
гвоздем сезона. И еще одно: Марджори знает, что Элен предана журналу и будет
спокойно работать и под руководством Терезы. А вот Тереза ясно дала понять:
если редактором будет Элен, она тут не останется.
Марджори закрыла глаза и, как велел ей доктор, расслабилась. Но, услышав
где-то совсем рядом торопливый стук машинки, подняла голову. Конечно, это не
мисс Филд - она слишком далеко. Печатают в соседней комнате, у Олуэн.
Марджори сердито поднялась с кушетки и вышла в коридор. Так и есть: в
комнате Олуэн горит свет.
Олуэн Пайпер, редактор отдела искусств, выглядела весьма эксцентрично.
Некрасивая, в ярко-оранжевом вечернем платье, которое ей вовсе не шло, и в
больших роговых очках, она с усердием стучала на машинке. Чтобы чувствовать
себя удобнее, она даже разулась. На полу валялись парчовые туфли, а рядом с
ними небрежно сброшенная белая мохеровая шаль.
Олуэя не слышала, как отворилась дверь. Лишь когда Марджори строго ее
окликнула, девушка удивленно подняла глаза.
- Что вы здесь делаете, Олуэн, в такое время?
- Извините, мисс Френч, я не хотела... - смутилась Олуэн.
- Некоторым из нас пришлось остаться допоздна, так как готовится
парижский выпуск, - сказала Марджори. - Но вы едва ли так уж перегружены
работой.
Олуэн покраснела.
- Нет, нет... конечно, нет. Я только... ну... Я сейчас видела премьеру
`Люцифера`... И я в таком восторге!.. - Олуэн сняла очки. Ее смущение
прошло, и она сияла от возбуждения. - Это огромное событие в истории
английского театра, мисс Френч. Я просто должна была все записать, под
свежим впечатлением...
- Апрельский номер уже распланирован.
- Мисс Френч, я знаю, но Джона Хартли непременно нужно снять в этом
замечательном гриме. Я видела его после спектакля, и он обещал рассказать,
как он - актер антибрехтовской школы - понимает пьесу.
- Вы молодчина, Олуэн. Поздравляю, - Марджори постаралась, чтобы голос ее
прозвучал тепло и дружелюбно. - Мы дадим ваш материал в апрельском номере.
Но, право, вам пора домой. Не нужно переутомляться.
- О, что вы, я люблю работать по ночам...
Марджори Френч взглянула на взволнованное молодое лицо, на безнадежно
безвкусное, закапанное чернилами платье, на неуклюжие ноги-тумбы - и как бы
узнала себя в свои двадцать два года, нескладную выпускницу Кембриджа,
окончившую курс с отличием и страстно увлеченную вечными проблемами
искусства.
Но отражение в стенном зеркале глядело на нее с безжалостной насмешкой:
элегантная, затянутая в корсет дама с подсиненными волосами...
- Мода - это тоже искусство, - сказала она вслух.
- Конечно, мисс Френч, - вежливо согласилась Олуэн.
Марджори попрощалась и быстрыми шагами направилась в свой кабинет.
Половина второго. Страсти мало-помалу улеглись, и все почувствовали, как
они устали. Не без едких замечаний были наконец одобрены последние листы
макета, и фотостат закрыли чехлом до утра. Дональд Маккей вытер лоб и
натянул пиджак. Патрик Уэлш мог теперь со спокойной совестью глотнуть
ирландского виски из спрятанной в нижнем ящике стола фляжки, после чего
тихонько засвистел себе под нос. Патрик был доволен вечером, он от души
наслаждался этими темпераментными поединками, из которых почти всегда
выходил победителем.
В комнате отдыха Тереза Мастере пудрила свой изящный носик. Майкл Хили,
расчесав прямые светлые волосы, с огорчением заметил, что красная гвоздика у
него в петлице завяла. Марджори Френч поправила шляпу и попросила Рэчел Филд
вызвать по телефону такси. Затем, чувствуя себя немного виноватой, она вошла
в кабинет Элен.
Та сидела за машинкой. Ее стол был завален грудой бумаг и листов макета.
Темные волосы Элен растрепались, росинки пота на остром, немного длинноватом
носу блестели почти так же ярко, как искусственные камешки в оправе ее
очков.
- Мне очень не хочется оставлять вас одну, дорогая Элен, - начала
Марджори. - Может быть, мне остаться и помочь вам?
- Нет, спасибо, Марджори, - суховато отказалась Элен. - Когда вы все
уйдете, я смогу наконец спокойно поработать.
- Ну ладно, - согласилась Марджори, - но завтра вы непременно должны
взять выходной.
- Боюсь, что не смогу. Завтра надо представлять апрельские модели. Я
приму ванну, позавтракаю и вернусь.
Марджори неохотно удалилась. Элен вставила в машинку чистый лист бумаги и
написала: `В Париже утверждают, что весной будут в моде отрепья и
лохмотья...`
В этот момент появился Годфри Горинг, директор издательства `Стиль`. Ему
едва перевалило за пятьдесят, и его респектабельная внешность - седые волосы
и внушительная осанка - давала верное представление о роде его занятий:
деловой человек с головы до ног. Несколько лет назад, когда журнал испытывал
серьезные затруднения, Горинг сумел вытащить `Стиль` из беды. И удалось ему
это потому, что он ни в чем не мешал своим сотрудникам. Гордясь тем, что у
него в журнале работают крупнейшие специалисты эфемерного искусства моды, он
предоставлял им полную свободу действий. Мирился с их горячими
темпераментами, выходками и терпимо относился к самым сумасбродным идеям.
Успех или неудачу этих идей он оценивал просто: в зависимости от заказов,
поступающих от владельцев крупных фирм готового платья, модели которых
продаются по самым высоким ценам. Лишь когда доходы начинали падать, он
позволял себе давать осторожные рекомендации своим редакторам.
К счастью, делать это приходилось редко. И тем не менее без его
незаметного руководства журнал мог снова оказаться в прежнем неустойчивом
положении. Из всех его подчиненных лишь Марджори Френч понимала это. И она
была, как часто подчеркивал Горинг, самым ценным достоянием `Стиля`.
Марджори точно и безошибочно предугадывала направление моды, и в то же время
Горинг смог спокойно доверить ей административные и финансовые дела
компании, когда год назад летал в Америку. Годфри Горинг был очень высокого
мнения о Марджори.
Ценил он также бескорыстную преданность делу других сотрудников,
способных на такие вот ночные авралы. Этой ночью ему захотелось как-то их
вознаградить.
В ресторане `Оранжери` только что закончился деловой ужин, который был
дан Хорэсу Барри - владельцу фирмы готового платья `Барри-мода`. Горингу
удалось запродать ему под многокрасочную рекламу несколько страниц в
ближайших номерах. За кофе к ним присоединился Николас Найт - одаренный
молодой художник-модельер, про которого говорили, что он вскоре войдет в
Большую Десятку законодателей моды. Салон, ателье и квартира Найта были
расположены над рестораном `Оранжери`, как раз напротив редакции `Стиля`.
В половине второго, когда ресторан уже закрывался, Годфри предложил своим
собеседникам поехать к нему домой пропустить по последнему стаканчику на сон
грядущий. Стоя на залитой дождем мостовой, он заметил, что окна редакции все
еще светятся. В эту минуту парадная дверь отворилась, и на улицу вышел
Дбнальд Маккей. Поеживаясь, он приподнял воротник плаща. Горинг сразу узнал
его.
- Ну как там дела?
- Все в порядке, сэр. Мы только что закончили. Кроме, конечно, мисс
Пзнкхерст.
- А, прекрасно. Доброй ночи, Маккей.
Дональд поспешил прочь, а Годфри вернулся к своей машине. Именно в этот
момент ему захотелось пригласить к себе всех оставшихся сотрудников.
Дональд уже захлопнул входную дверь, но у Горинга был свой ключ. Он вошел
в парадное, потом в лифт и поднялся на четвертый этаж.
Он появился как раз вовремя: мисс Филд только что сообщила Марджори, что
вызвать такси не удается.
- Дорогие мои труженики! - начал он. - Сейчас вы все поедете на моей
машине ко мне, на Бромптон-сквер. Мы выпьем шампанского, а затем Баркер
развезет вас по домам. Никаких возражений!
Он обвел глазами комнату и прикинул в уме: Барри с Найтом уже поехали к
нему домой в машине Найта, значит, кроме него самого - раз, два, три,
четыре, пять человек... Пять? - как всегда, он не заметил мисс Филд.
- И мисс Филд, конечно, тоже едет с нами. Вы согласны, мисс Филд? Я себе
представляю, сколько вам пришлось поработать, наша незаметная героиня!
- Большое спасибо, мистер Горинг, но я, пожалуй, откажусь. Мне нужно
домой. Ведь я приехала сюда прямо с парижского самолета. Мой чемодан еще
здесь...
- Господи, подумаешь, - перебила Тереза. - Наши с Майклом вещи тоже
здесь., Я и забыла о них. Они там, в темной комнате, да, милый? Годфри
Горинг нахмурился.
- Мы-то все поместимся, но боюсь, для багажа уже не найдется, места, -
сказал он. - А почему бы вам не оставить здесь чемоданы до завтра? Это. куда
удобнее. Ну пойдемте! И вы тоже, мисс Филд. Я настаиваю, Я просто требую.
Несколько минут спустя все шестеро разместились в темно-сером `бент-ли`,
который урчал у входа. Годфри включил скорость, и машина двинулась по мокрой
улице. Но перед этим Годфри выручил продавца роз - взял три последних букета
и преподнес их Марджори, Терезе и Рэчел.
В `Оранжери` усталые официанты опускали жалюзи, подсчитывали чаевые.
Олуэн Пайпер, оторвавшись от машинки, взглянула на часы и с удивлением
увидела, что уже десять минут третьего. Взяв большой словарь, она с радостью
убедилась, что правильно употребила два слова, в значении которых
сомневалась. Театральному критику постоянно приходится выкапывать слова,
которые не слишком часто употребляются другими авторами.
А в противоположном конце коридора Элен Пэнкхерст закончила введение к
материалам парижской коллекции. Она слышала голос Годфри Горинга и
обрадовалась, что он и остальные укатили и оставили ее в покое. Теперь можно
взяться за подписи.
`Монье берет полосу шелка цвета баклажана, добавляет крошечные
бриллианты, взбивает все это в легчайшую, похожую на меренгу шляпку...`
Она чихнула, снова высморкалась и вдруг почувствовала, что озябла, хотя в
комнате было тепло. Она встала, чтобы включить электрокамин, и, наткнувшись
на что-то, с досадой увидела, что это чемодан. Не новый, но из хорошей кожи,
с потускневшими золотыми инициалами `Р. Ф.` на крышке. Один из замочков
расстегнулся, и из-под крышки высовывался кусок оберточной бумаги. Элен
хотела защелкнуть замок, но расстегнулся и второй. Крышка отскочила, и
несколько предметов выпало на пол. Элен слишком устала и слишком спешила,
чтобы закрывать этот набитый чемодан.
Спустя некоторое время Элен прервала работу, подыскивая синоним к слову
`белый`, и вдруг вспомнила, что Эрни так и не принес ей термос. Тогда она
прошла по коридору в темную комнату. В кладовке ее внимание привлекли еще
два чемодана, почему-то стоявшие под водопроводной раковиной. Один был из
добротной свиной кожи с инициалами `М. Х.`. Второй - белый с большой
пунцовой наклейкой, на которой было нацарапано: `Тереза Мастере. Отель
.`Крильон`. Париж`. Элен не -знала, как ей быть: в одном из этих чемоданов
наверняка лежала вещь, которую ей не терпелось получить. Она тронула замок.
Чемодан не был заперт. Элен открыла его, нашла то, что ей было нужно, и
опять закрыла. Затем, забыв про термос, вернулась к себе.
Вскоре она услышала шаги в коридоре и почти не удивилась, увидев
направлявшуюся к лифту Олуэн Пайпер.
- Доброй ночи, Элен! - крикнула Олуэн. - До завтра. Элен не ответила. Она
была занята обманчиво-простеньким `маленьким` черным платьем от Монье из
шелка с мохером. Чуть позже она услышала, как стукнула дверь лифта, и
мысленно отметила, что Олуэн наконец ушла. Несколько часов спустя, когда ей
оставалось придумать еще кучу подписей, Элен вдруг сильно захотелось чаю, и
она опять отправилась искать свой термос. Держа в руках пачку заметок и
читая их на ходу, она дошла до темной комнаты, где обнаружила термос,
стоявший рядом с чайником, и, значит, уже полный. Снова уткнувшись в
заметки, она возвратилась в кабинет, поставила термос на стол и налила себе
чашку чаю.
Вставив чистый лист в машинку, Элен принялась печатать. На минуту
задумалась над словом и, не сводя глаз с текста, протянула руку к чашке, и
жадно выпила. Это было в половине пятого.
Молодой курьер из типографии `Пикчюрал Принтерз Лимитед` был вне себя.
Утро выдалось скверное, хмурое, моросил мелкий дождик, а он с семи часов,
как ему было ведено, торчал возле дверей редакции. Прошло уже минут
пятнадцать, а входные двери все не открываются, в вестибюле темно и пусто.
Он снова нажал кнопку звонка. Непохоже, что наверху никого нет, - одно из
окон на четвертом этаже светится. Посыльный скорей удивлялся, чем злился. Он
уже два года обслуживал `Стиль`, и каждый раз все шло точно по расписанию. В
Сиденхэме ждали наборщики, и если материал задержится в редакции, его просто
не успеют напечатать. Восемь часов - крайний срок. Зная, как забиты в этот
час улицы машинами, он чувствовал, что не успеет.
- Небось заснула, чертова баба, - бормотал он под нос. Посыльный знал,
что Элф, швейцар, приходит лишь к восьми, чтобы впустить в помещение орду
оживленных уборщиц. - Что же делать?
Он вышел на мостовую и оглушительно свистнул. Никто не шелохнулся, только
вынырнул продрогший и, как видно, заскучавший полисмен.
- Что случилось, приятель? - спросил он дружелюбно.
- Я ровно в семь должен забрать отсюда срочный материал, а они там
заснули.
- Ну из-за этого все же не стоит будить весь квартал, - благодушно сказал
полисмен. - Знаешь что, тут во дворе есть телефонная будка. Поди да позвони
- они и проснутся. А я посторожу твой мотоцикл.
- Спасибо, друг! - И курьер торопливо нырнул в подворотню. Вскоре
полисмен услышал настойчивые звонки внутри здания. Это продолжалось минуты
две. Затем вернулся огорченный курьер.
- Боюсь, сынок, я не смогу тебе помочь. - Полицейский, как видно, и
впрямь ему сочувствовал: - Подожди пока кто-нибудь придет с ключом.
Он усмехнулся и двинулся дальше в поисках беспорядков и преступлений. В
половине восьмого курьер позвонил в Сиденхэм, и его обругал старший
наборщик. Можно подумать, что это он во всем виноват!
...Без десяти восемь, когда улица проснулась, зашевелилась и потянулась
за бутылками с молоком, приплелся Элф, ворчливо жалуясь на плохую погоду и
ревматизм.
- Ты не волнуйся, - ободрил он парня. - Сейчас поднимусь наверх,
посмотрю, в чем там дело. А ты войди пока что, обогрейся. Старик отпер дверь
и вошел в лифт.
- Я мигом, - сказал он.
В самом деле, минуты через полторы лифт снова был уже внизу. Элф выскочил
оттуда испуганный, бледный. Он схватил курьера за руку.
- Полицию! Доктора!.. Быстро!
- Что там стряслось?
- Мисс... Мисс Пэнкхерст... С ней что-то страшное... Мне кажется, она...
мертвая...
- А где мой пакет?
- Какой еще, к черту, пакет! - Элф немного пришел в себя. - Зови
полицейского, парень! Говорю тебе, она умерла.
Глава 2
`Париж. Отель `Крильон`
Понедельник.
Дорогая тетя Эмми!
Еле нашла время черкнуть Вам несколько строк. Мне никогда еще не
приходилось столько работать. Когда-то мне казалось, что быть манекенщицей
легко - знай красуйся себе в роскошных туалетах! Мы почти весь день провели
на самом верху Эйфелевой башни (хорошо еще, что я не боюсь высоты), а прямо
оттуда - в студию, где черт те что творилось. Я так устала, что едва
держалась на ногах. Но какие платья! Мне очень повезло, что я работаю для
`Стиля`, - у них все такие симпатичные. Мисс Мастере я нисколько не боюсь, а
Майкл Хили просто душенька. Вы помните, как я дрожала при мысли, что мне
придется с ним работать. Мисс Филд тоже очень добра ко мне. Я ее сначала
побаивалась, но она молодец, такая энергичная - без нее мы бы ни за что не
получили модели из салонов - она просто отвоевала их.
Мне бы хотелось побыть тут хоть немножко и посмотреть Париж, но завтра
вечером мы улетаем домой, а в среду утром я опять буду занята в `Стиле`.
Крепко целую Вас и обнимаю, дорогая тетя Эмми! Большой привет дяде Генри.
Можно-будет забежать к вам, когда я вернусь?
Ронни`.
Это письмо Эмми Тиббет читала с улыбкой. Она очень любила свою племянницу
и крестницу - дочь сестры. На ее глазах Вероника из неуклюжей школьницы
превратилась в ослепительную красавицу. И это она, Эмми, поддержала девочку,
когда в семнадцать лет та заявила, что ей до смерти хочется стать
манекенщицей.
Старшая сестра Эмми - Джейн вышла замуж за фермера Билла Спенса и жила в
тихой девонширской деревушке, где главным событием года была приходская
выставка цветов. Естественно, что родители Вероники были просто ошарашены
затеей дочери. Они тут же обратились к Эмми с просьбой `вразумить девчонку`.
Но Эмми их не поддержала. Она рассуждала практически.
- Послушай, Джейн, - сказала она сестре. - Давай смотреть правде в лицо.
Способности у Ронни средние. Что ее ожидает? Окончит курсы секретарши, как
миллионы других, будет томиться в какой-нибудь пыльной конторе.
- Но быть манекенщицей...
- Быть манекенщицей, - с лукавой улыбкой перебила ее сестра, - это весьма
уважаемое занятие. Надеюсь, ты не думаешь, что она будет позировать голая?
Джейн покраснела.
- Н... нет. Ну, как хотите... Тебе виднее, Эмми.
Так началась карьера Вероники Спенс. Через полгода ее записная книжка
была сплошь заполнена заказами. А в девятнадцать лет, то есть сейчас, она
удостоилась высокой чести быть посланной в Париж и демонстрировать туалеты
для `Стиля`. Полгода назад она переехала в маленькую квартирку на
Виктория-гров, где поселилась с другой манекенщицей, избалованной и
непоседливой, как котенок, зеленоглазой и черноволосой Нэнси Блейк.
А у Вероники волосы золотистые, нежная кожа, так и не потерявшая
деревенского загара, всегда широко открытые светло-карие глаза. Этакая
сельская красавица, простая и безыскусственная, глядя на которую вспоминаешь
запах сена, жимолости, свежеиспеченного хлеба. Как раз такую модель ищут
фотографы. В девятнадцать лет Вероника зарабатывала почти вдвое больше
своего знаменитого дядюшки - Генри Тиббета, старшего инспектора
Скотланд-Ярда.
Но, несмотря на это. Вероника оставалась простой, восторженной и
неиспорченной. Девушка никогда не забывала, что, если бы не тетя Эмми, ее
жизнь была бы совсем не такой интересной. Поэтому даже среди столпотворения
парижского показа мод она выкроила время, чтобы написать любимой тетке.
Эмми снова перечитала письмо племянницы. Возвращаются они во вторник.
Сегодня среда, значит, Вероника уже дома...
Но тут раздался телефонный звонок. Это, конечно, Вероника. Как странно,
почему она звонит утром, в самый разгар работы?
- Тетя Эмми! Ой, я так рада, что вас застала. Вы представляете, какой
ужас! Дядя Генри уже здесь, и все просто с ума посходили. Ее только что
отсюда унесли.
- Кого ее? О чем ты, Ронни?
- А вы еще не читали в `Стэндарде`? Здесь сейчас полно полицейских и
репортеров....
- Вероника, что ты болтаешь! Хоть объясни, откуда ты звонишь.
- Конечно, из редакции. То есть из автомата с улицы. Дядя Генри сказал,
что я могу `вам позвонить...
- Дядя Генри? А как он оказался там, в редакции?
- Но ведь ее убили.
- Убили? Кого?
- Мисс Пэнкхерст, заместительницу главного редактора. Говорят, ее
отравили, и, кажется, Тетушка (так мы зовем Уэлша) что-то знает, но не хочет
сказать дяде... то есть для Тетушки-то он не дядя...
- Послушай, Ронни, возьми-ка ты лучше такси и приезжай сюда, а то у меня
голова идет кругом.
- По-вашему, я несу чушь? Видели бы вы, что тут творится! Ладно, тетечка,
я у вас буду минут через десять...
Старший инспектор Генри Тиббет прибыл в редакцию `Стиля` в начале
десятого. К этому времени на улице уже скопилась толпа, и несколько вежливых
молодых констэблей уговаривали собравшихся разойтись. В остальном все
выглядело вполне спокойно.
Войдя в старинный - восемнадцатого века - холл, Генри натолкнулся на
охранявшего помещение сержанта.
- Рад вас видеть, сэр, - с чувством произнес сержант. - Нам здесь здорово
достанется, уж это точно.
- Что вы имеете в виду?
- Женщины, - мрачно пояснил сержант. - Манекенщицы и прочие. Реву не
оберешься.
- Я что-то никого не вижу. Куда вы их дели?
- Слава богу, они еще не приходили, - сказал сержант. - Тут пока только
несколько уборщиц и швейцар, который нашел тело, сэр.
- А когда же придут все другие?
- Вообще-то, должны в девять тридцать. Но швейцар говорит, что сегодня
кое-кто может опоздать.
- Почему?
- Они работали ночью, как я понял.
В это время возле входных дверей началась какая-то возня. Генри обернулся
и увидел дюжего констэбля, боровшегося с парнем в кожаной куртке. Сержант
вздохнул.
- Видали? - И крикнул юноше в куртке: - Сколько раз тебе говорить - марш
отсюда!
- А пакет! - кричал парень. - Гоните пакет! Это же парижский. Он к восьми
часам нужен.
- Вот псих, - флегматично заметил сержант. - Пока еще только один. А там
подойдут и другие.
- Подождите минутку, - остановил его Генри и обратился к посыльному: -
Если я верно понял, вы должны были взять у них парижский репортаж и к восьми
утра отнести в типографию?
- Да, сэр, - оживился посыльный. - Это очень срочно. Вы не можете добыть
его для меня?
- Срочно-то срочно, - сказал Генри, - да здесь, видите ли, случилось
несчастье. Умер человек. Лучше позвоните в типографию, предупредите их. А я
постараюсь сделать что возможно.
- Спасибо, сэр! Вы сразу увидите наш пакет. Он должен быть в кабинете
редактора, и на нем надпись: `В типографию`.
Курьер продолжал еще что-то кричать и тогда, когда Генри с сержантом
вошли в лифт.
- Ну а теперь, - сказал Генри, - введите меня в курс дела. Рядом с
огромным сержантом он выглядел малорослым и неказистым. Ничем не
примечательный немолодой мужчина лет за сорок, голубоглазый, со светлыми,
чуть рыжеватыми волосами. Манеры скромные, голос тихий. Он казался
нерешительным и робким. Но внешность эта была так же обманчива, как
обманчиво простенькими кажутся `маленькие` черные платья от Монье.
Сержант, прекрасно зная, что обязан доложить обо всем четко и подробно,
стал рассказывать, тщательно подбирая слова.
- Хатчинс, дежурный по этому кварталу, позвонил нам в участок в семь
пятьдесят шесть, - начал он. - Тот парнишка выбежал из здания и чуть его с
ног не сбил. Хатчинс с ним и раньше разговаривал - примерно в четверть
восьмого, когда этот парень чуть не перебудил весь квартал. Теперь ясно, что
дама, которая должна была отдать ему его драгоценный пакет, была уже мертва.
Хатчинс тогда взялся покараулить его мотоцикл, пока курьер звонил в редакцию
по телефону. Но никто, конечно, не ответил, и только позже, без десяти
восемь, Элфред Сэмсон, швейцар, вошел в здание и поднялся посмотреть, в чем
там дело. Он-то и увидел первым, что эта дама умерла. Цианистое отравление.
Это уж точно. Сейчас ее осматривает доктор. Но я помню тот прошлогодний
случай - это циан, точно вам говорю.
- А кем она у них работает.... работала? Сержант заглянул в свой блокнот.
- Мисс Элен Пэнкхерст, заместитель главного редактора. Вот почти все, что
мне удалось выяснить, пока не нагрянули уборщицы. Наверх я их, конечно, не
пустил, а задержал в приемной на случай, если вы захотите с ними
потолковать.
- Что еще вы сделали?
- Позвонил главному редактору - мисс Марджори Френч. Она сейчас будет
здесь.
- Разумно, - одобрил Генри. - А что вам известно о родных погибшей?
- Пока ничего. Может быть, что-нибудь знает мисс Френч. Я решил не
трогать сумочку умершей и в столе ничего не смотрел.
Лифт мягко остановился на четвертом этаже. Генри вышел и огляделся.
`Стиль` размещался в старинном доме. Было заметно, что эту старину,
несмотря на требования времени, бережно охраняют и поддерживают. На дверях -
обрамленные позолоченными рамками, со вкусом сделанные таблички: `Мисс Элен
Пэнкхерст, заместитель главного редактора`, `Мисс Тереза Мастере, редактор
отдела мод`. В конце коридора еще одна дверь с надписью: `Мисс Марджори
Френч, главный редактор`. А на противоположной двери простая деревянная
дощечка с одним словом: `Моды`. И два объявления, прикрепленные
лейкопластырем: `Посыльные и манекенщицы на примерку - сюда`. И на втором:
`Входите сразу. Если будете стучать, вас не услышат`.
Сержант осторожно кашлянул.
- Она здесь, сэр. В своем кабинете.
- Расскажите-ка мне хоть немного, что это за ночная работа? - попросил
Генри. - Эта мисс Пэнкхерст, очевидно, тоже участвовала в ней?
- Я мало что разузнал, сэр, - ответил сержант. - Вы лучше у самой мисс
Френч спросите. Швейцар мне только объяснил, что все должны были работать
допоздна, потому что готовился какой-то специальный выпуск. Он не знает
точно, кто тут оставался, но говорит, что этими делами занимается всегда
начальство, самая верхушка. А эта бедная леди должна была все написать.
Поэтому она в таких случаях оставалась здесь на ночь и в семь часов утра
вручала материал нашему приятелю - курьеру. Остальные уходили раньше. Это
все, что я могу вам сообщить.
- Ну что ж, - сказал Генри, - давайте на нее взглянем.
Он открыл дверь кабинета.
Если входишь в комнату, где лежит труп, то вряд ли станешь обращать
внимание на что-нибудь другое. И все же первое, что заметил инспектор, была
вовсе не Элен, а царивший в кабинете беспорядок. Оба стола завалены грудами
бумаг. Как будто какой-то сумасшедший разбросал их по комнате нарочно. И уж
совершенно неожиданным было то, что творилось около стола Элен. Пол устлан
женским бельем вперемешку с чулками, блузками, свитерами, бусами, головными
щетками, которые вывалились, надо полагать, из пустого чемодана, стоящего
посреди этого хаоса. Коробочка пудры открылась и усыпала всю комнату тонкой
розовой пыльцой. Воздух был насыщен тяжелым, густым ароматом, исходившим от
валявшегося на полу разбитого флакона духов с парижской этикеткой. Если
добавить, что, кроме центрального отопления, в комнате горел еще и
электрокамин, легко представить себе, как там было душно. Генри
почувствовал, что его мутит.
А среди всего этого хаоса, уткнувшись лицом в клавиши машинки, сидела
мертвая Элен. Генри увидел, что она была привлекательной женщиной. Темные
волосы изящно уложены, стройная фигура. Одета в очень простую серую юбку и
пушистый белый свитер. Даже сейчас во всем ее облике оставалась таинственная
печать элегантности, которую в какой-то мере придавала всем сотрудникам
работа в журнале `Стиль`. Темно-серые замшевые туфли были мягки, как
перчатки. Одна туфля валялась под столом рядом с такой же темно-серой
сумкой. На столе лежали очки в усыпанной искусственными бриллиантами оправе.
Левая рука Элен все еще покоилась на клавишах машинки, правой она продолжала
сжимать обломок разбитой чашки - синей с белым. Подсохшая лужица чая темнела
на пестрой циновке, а старый красный термос скромно стоял в дальнем конце
стола.
- Здорово здесь воняет, верно? - поморщился сержант. - Я думаю, доктор
радехонек был поскорее отсюда выбраться. Он, наверное, ждет вас в соседней
комнате.
Генри рассеянно кивнул. Он смотрел на руки умершей, так не
соответствовавшие ее элегантной внешности. Крепкие, с подстриженными
ногтями, без лака. Рабочие руки... Обручального кольца не было,
Затем он осмотрел машинку: клавиши тоже покрыты тончайшим слоем розовой
пудры. А на вставленном в каретку листе напечатано: `Чернильно-синие розы,
разбросанные по белому муслину, придают...` Здесь текст обрывался. Похоже,
что тому парнишке долго еще придется ждать парижских материалов... Генри
очень осторожно вынул из термоса пробку, предварительно обернув ее чистым
носовым платком. Понюхав содержимое термоса, он убедился, что еще теплый чай

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 122721
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 1