|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Евгений Торопов
Рассказы Шестьдесят восемь
Киберужас
Жертвоприношение
Игра до полного поражения
Через миллиард лет после конца света
Легенда о Великой Тайне
Марсианская любовь
Наш новый мир
Раньше надо вставать
Сказка с Дикого Востока
Одно из тысячи приключений командора ЮЮЮ
МАРОДЕРЫ
Евгений Торопов
Шестьдесят восемь (рассказ) Бледно-серый Жарж упрямо лез вперед, хотя ноги давно стали ватными. Вперед,
только вперед, куда зовет неведомое Чувство. И уже потускнели нательные
защитные пластины, и Жарж уже не был похож на того статного красавца,
которым любовались (а в тайне завидывали) все без исключения друзья и
подруги, чьи жизненные территории пересекались с его Дорогой. Он вспомнил
молоденькую и застенчивую Шайту, которая стыдилась раскрыть свои тайные
симпатии и эмпатии при встрече с ним, хотя ничего зазорного в том не было.
Жарж - это ведь не какой-нибудь там плюгавый Мажор или плешивый Тишат. Жарж
- это ведь... Одним словом, ничего больше к этому не добавишь. Любимец и
краса всего местного Круга. И вдруг опять, в который раз лопнул Покой. Краем своих больших глаз Жарж
отметил, что там, где он только что прошел, заискрилась поверхность, острые
язычки голубоватых молний почти долетали до него. Стало душно и тесно,
защитные пластины сильно нагрелись... Цель чувствовалась где-то совсем
близко, но добраться до нее сейчас же не было никакой возможности. Ноги
стали скользить по Поверхности из-за высохшей смазки... Да, это лопнул
Покой и пора уходить отсюда чтобы не погибнуть. Жарж взмахнул длинными во
все тело, прочными крыльями и взлетел. Спустя мгновение он вырвался из
хищных лап смерти, но главное, ради чего он испытал такие тяготы исчезло.
Он потерял из виду Цель... Теперь надо было начинать все сначала... Он полетал кругами, повернул назад и, наконец, нащупал очень слабое и
отдаленное Чувство Цели. Тогда он опустился на Поверхность в этом месте и
опять побрел, устало перебирая шестью тонкими многосуставными ногами...
`Интересно, отчего это происходит? Вряд ли от моего физического присутствия
- это было бы объективно бессмысленно.` Он остановился перевести дух, поднял две ноги и потер их друг о дружку.
Сухость медленно сменилась маслянистостью. И он побрел дальше туда, куда
его так необъяснимо тянуло... `Покой нарушается скорее всего потому, что я мыслю, вспоминаю свой Круг.
Мысль, наверное, разрушает структуру Покоя. И если попробовать не думать ни
о чем... Ведь я верю что Цель существует и я достигну ее во что бы то ни
стало...` И Жарж одолел много шагов вперед, как вдруг почти в самом конце пути вновь
взорвался Покой. `Да что ты будешь делать!`- в сердцах подумал он, но
успел-таки взлететь, оторваться от опасности и опять приземлиться где-то в
отдалении. `Верно замечено, что есть более важные вещи, чем состояние мира,
чем жизнь и смерть. Для меня, например, это желание найти Цель...` Только с восьмой или с девятой попытки удалось осторожно пройти весь Путь.
Шестое чувство вело его через препятствия Поверхности, он огибал их справа
и слева, он полз вверх и вниз, он принюхивался, ощупывался и, наконец,
увидел ЕЕ: нечто белое на длинном сером плато. Все вокруг кричало, что это
и есть то, что он искал. Довольный Жарж насладился открывшимся зрелищем,
навдыхался благоухающего воздуха и кинулся внутрь, в самую гущу. Манна!..
О, Манна!.. Он совал длинный с утолщенным наконечником хобот в ее мякоть и
сосал, глотал вещество, приятно проходившее меж суставов в Мешок, закрытый
прочным хитиновым панцирем. Когда Мешок стал тугим и тяжелым, Жарж собрал хобот и поплелся назад,
повинуясь теперь чувству любви к родному Кругу. Но прошел он едва три
десятка шагов, как снова, неожиданно и грузно началось обрушиваться
Пространство и не так как когда-либо прежде, а с чудовищной силой и
упорством; Вселенная рухнула. Затрещали пластины, ноги не выдержали и Жарж
медленно осел к Поверхности... Острые голубые молнии били часто и очень
больно, свет в одном глазу померк сразу, а вторая половина дня продолжала
существовать, но как в молочном туманце и стремительно тускнея... `Это
последний миг моей жизни`,- подумал он.- `И я не увижу больше ни Шайту, ни
Тишата, ни Мажора, ни... никого!..` Густая волна воздуха налетела, отбросила его, перевернула на спину. Но он
этого уже не знал. * * * А далеко отсюда, от опасной Цели и тревожно погибшего Жаржа, находилась
Шайта. Вокруг было спокойно и мир был непоколебим. Вдруг она почувствовала
чье-то присутствие. Присмотревшись, она узнала своего друга по Кругу -
Мажора. Шайта подала ему приветственный сигнал и, легко взвившись,
подлетела поближе. `Давно тебя не видела. Как дела?` - `Привет, привет,-
поздоровался тот, медленно разгибая тонкие, но крепкие как сталь ноги,
чтобы хоть чуть-чуть, хоть для собственного удовлетворения быть повыше и не
казаться дородной Шайте каким-нибудь жалким лесным муравьем.- Кстати, у нас
новая Цель появилась. Вон там.` - `Не знала. Ну и как?` - `А дело в том,
что Цель эта очень необычна. Это Великая Цель, но возле нее весьма
беспокойно пространство. Я только что прилетел оттуда, видел ее, но
пришлось на время от нее отказаться. Совсем рядом был такой мощный прорыв
Покоя, что я потерял часть ноги и... вон посмотри, - он показал Мешок, -
даже здесь трещины пошли. Шайта посочувствовала и с ноткой темного предчувствия спросила: `А Жаржа ты
там не видел?` - `С ним можешь прощаться!`,- раздался печальный голос
сверху. К Поверхности быстро спикировал и невдалеке от них сел Тишат. -
`Что ты сказал?`- резко переспросила она. - `Видел я Жаржа у новой Цели,-
мрачно и раздраженно ответил Тишат.- Он погиб ради нее.` - `Я никогда в это
не поверю!`- вскричала Шайта, отпрянула, пытаясь сдержать свой порыв, но не
смогла и тогда быстро поднялась в указанном направлении. С трудом отгоняя от себя манящий зов Цели, она искала и искала Жаржа,
пренебрегая частыми прорывами и вскоре почувствовала его, великого и
любимого, дерзновенного и непобежденного. Он лежал на боку, подняв длинные
узелковатые ноги над Мешком. `Ах!- горько подумала Шайта и глаза ее
затуманились.- Наверное это для меня он приготовил полный Мешок, для
меня...` И она отдала волю чувствам... Проклятая Цель! Погубила его! Шайта
видела как возникла Она, черная и страшная, круша Мир на своем пути, но
бесстрастно сидела, лишь опустив крылья. Стало горячо и больно, а молнии
все зажигались. И... * * * ...Хлоп! Раздался сухой щелчок резины о стол. - Еще одна есть!- проговорил поручик Орлов, разглядывая на столе
неподвижную черную точку.- Слышь, Михайло! Уже шестьдесят седьмая за день,
а ты говоришь под Оренбургом больше было,- он поправил пустую портупею и
посмотрел на сослуживца. - Брось, Алешка! - Ну-дак, ведь заедают же...- осторожно проговорил он, медленно поднимая
руку с хлопушкой, и... бац!.. Шестьдесят восьмая! В конце избы скрипнула дверь и вбежал разгоряченный посыльный. - Господин поручик! Повстанцы атакуют!- пролаял он, едва дыша. - Всех в ружье!- вскакивая, крикнул Орлов. Посыльный выскочил, тяжело хлопнув дверью. Посыпалась штукатурка с потолка.
Звякнул палаш. По скрипящим доскам пола протопали еще две пары сапог. Еще
раз громыхнула дверь и снова посыпалась штукатурка. За окном раздавались
крики, проскакали гигикающие драгуны, захлопали отдаленные выстрелы и
жахнула пушка. В раскрытую ставню врывались жаркие желтые лучи, а на столе, в их свету
остались лежать: горстка овсяной каши и несколько темных застывших мушек.
Евгений Торопов
Киберужас (футуристическая зарисовка) Когда Петр засыпал, ему снились чудовищные сны о беспробудно диком прошлом
его родины. Во снах Петр представал то как полунищий гражданин страны, с которого милое
государство сдирает непомерно высокие налоги; то на родненьком заводе до
полугода не выдают зарплату; а то вдруг представлялось, попал он в `горячую
точку` планеты - в неизвестную доселе страну защищать никому неизвестное
правительство против жестокой оппозиции под грифом: `пушечное мясо`. Во сне
он подрывался на минах и прах тысяч кусочков его тела горько оплакивали
многочисленные родственники и мал мала меньше горемычные дети. Просыпался Петр в холодном поту от тиканья будильника, словно от бомбы с
заведенным часовым механизмом и, обессиленный, выкуривал не одну сигарету,
пока не подходило время идти на работу. - Настаиваю проветрить помещение! - с металлическим контральто заезжал в
комнату домашний робот и Петр вздрагивал. Он обреченно шел к кондиционеру, занимавшему почти все окно и слышал: - Вставьте в прорезь Вашу кредитную карту... Потом Петр шел чистить зубы и под краном поблескивали кнопки с надписями:
струйки в 1, 3 и 5 копеек в минуту. Во время заказанного завтрака он даже и не смотрел на счет, ибо уже около
десяти лет заказывал по утрам одно и то же: высококалорийную
консервированную похлебку от `ЛУКойла` из продуктов нефтепереработки. Петр выглядывал в окно: на горизонте курились трубы его Завода. По улицам
ползали едва видимые глазу с этой высоты роботы-уборщики. Жарило солнце. И вот наступала пора идти. Он поднимался на крышу небоскреба и за 5 рублей заказывал поездку на
аэролайнере. Но уже к середине пути он так издыхал от жары, что
останавливался на одной из висячих площадок и у хорошо знакомого лавочника
почти все карманные деньги отдавал за банку охлажденной колы. У Петра было
заведено так: если удавалось обойтись без колы утром и обойтись без колы
вечером, то эти деньги он тратил на пузырь кислорода для единственной
дочки. Итак, жизнь у Петра более или менее сложилась удачно, а распорядок дня
четко и навсегда организован. И можно было спокойно утверждать, что Петр
счастлив, если бы не постигшее его именно сегодня несчастье. Петр, как и
всегда, вовремя приехал на рабочее место, но на этот раз мастер цеха
встретил его крепкими объятиями, что было подозрительно. - Петр, - сказал мастер цеха, - ты уволен. Мы подыскали тебе более дешевую
замену. ... Ах, если бы не эта заминка, мы могли уверенно заявить: Петр более
счастлив наяву, чем во сне.
Евгений Торопов
Жертвоприношение (рассказ) Вечер торопливо сгущался. Жирные тучи жались острыми контурами друг к другу
и, словно жмурясь, заслоняли диск луны. Время от времени мрачный глаз
небесного киклопа приоткрывался и тогда развалины старого завода заливало
неземным светом. Лужи на асфальте, эти подрагивающие зеркала, становились
кроваво-черными и пугающе бездонными. Они сидели на пригорке, грязные, худые, обросшие, с отчаянием глядя на
прибывающую ночь и на шаманиху, на которую надеялись только потому, что
больше не на кого было надеяться. Шаманиха была сегодня совсем плоха.
Косматая и угрюмая, она зло поглядывала на Анну, вождиху племени и каждый
раз взгляд натыкался на проклятый амулет на ее шее, отбрасывающий блестки
неверного лунного света и каждый раз прокалывало сердце, а в душе вскипала
темная злоба. `Ах ты чудовище!` - думала она и вспоминала тот памятный,
последний удачный поход. Во-первых, они приволокли тогда три огромных корзины болотных орехов. Ах,
какие это были орешки - отборные, сочные. В сладостной истоме воспоминания
она даже закрыла глаза и непроизвольно принюхалась. Но в ноздри как обычно
полез наглый дух прелого мира. Кто-то чихнул. Шаманиха быстро посмотрела на возмутителя тишины. Этот
старый пердун Рэм был давней обузой племени. С каждым чихом из него выходил
последний ум и если бы не покровительство вождихи Анны, быть бы ему давно
кормом для болотных червей. Анна же как-то проговорилась, что он был ее
отцом. - И когда ты станешь готова,- вдруг неслыханно громко спросил этот старик
Рэм.- Есть же охота. Шаманиха быстро вынула из-за пояса плеть и хлестко ударила старика по
голове, отчего тот охнул и повалился набок, зажимая кулачком окровавленное
ухо. - Не гневи богов, падаль! Люди племени опасливо покосились на нее и так замерли, теснее прижавшись
друг к другу. Стало вдруг как-то холоднее. Грязные и голодные ребятишки,
сидевшие вместе со всеми, беззвучно зашвыркали носами и стали утирать сами
собой скатывающиеся слезы. Шаманиха взглянула на хищное небо и вновь закрыла глаза, погружаясь в
воспоминания. В тот поход воительницы принесли богатую добычу. Платья,
посуда, несколько обуток и даже два ножа. Захваченный, среди прочего,
амулет при любом раскладе должен был достаться ей. Ибо кто общался с
богами, выклянчивая удачу, кто усладил их вкусным дымом? Шаманиха
старательно попыталась вспомнить момент, когда Анна отказалась отдавать
амулет. На всей ее памяти это был сильнейший случай неповиновения. Она открыла глаза и придирчиво оглядела грозный вал туч, подминавший
хозяйку ночных небес. За несколько дней чувство голода у шаманихи
притупилось, зато обострилось и быстро набирало силу чувство обнаженности
перед космосом. Она полностью доверилась этим ощущениям и сейчас же впала в
легкое полузабытье. * * * ...Они шли гурьбой, вооруженные ржавыми штырями и напряженно всматривались
в смутные очертания предметов. Под ногами хлюпало. Ночь в кварталах была
совсем иной, чем ночь на старом заводе. Здесь было как-то больше жизни. Под
кустами копошились узелки длинных белесых червей. В воде, особенно что была
не над рыхлым асфальтом, нога раздвигала мягкие косы водорослей и пугливые
стайки маленьких змей бросались врассыпную, изредка попадаясь между
пальцами ног. С кем это происходило, причмокивал от удовольствия, откусывал
головку змейки и, крепче удерживая в руках слюнявую кожицу, выдавливал из
нее чуть солоноватую кашицу мякоти. Проходя под деревьями, чухоны всегда
вздрагивали, когда разбуженная птица вдруг начинала громко и задиристо
хлопать крыльями, издавая при этом рассерженные визги. Здесь, в кварталах
города, где вода не была покрыта масляной пленкой, где не было этих жутких
шлаковых куч, палящих лучами радиации, здесь жизнь кишела, сталкиваясь друг
с другом в смертельной схватке выживания. Настороженно обойдя по периметру открытое пространство перекрестка, отряд
углубился во дворы домов, где начиналась чужая территория. Здесь жило
странное племя карлыков, коренастых людей, обитавших на первых этажах
домов. Возле подъездов они рыли грядки и растили на них такие вкусные
болотные орехи. Правда, их еще надо было отвоевать. В сумерках раздался тонкий пересвист и чухоны замедлили шаг, сильнее сжав в
длинных руках острую арматуру. У некогда распределительной подстанции,
заросшей болотным бурьяном, возникло неясное движение и навстречу им
неровным строем выкатились молчаливые карлыки. В их глазах ужас мирился с
решимостью... * * * Шаманиха внезапно вынырнула из зыбкого сна и отпрянула: на нее в упор
смотрела Луна. Ее всю затрясло крупной дрожью. Шаманиха повалилась на
землю, краем глаза замечая как люди расширили круг, завороженно глядя на ее
страдания. Как ей сейчас было одиноко! Сколько она себя помнила, ей всегда
было жутко одиноко. Правое плечо свело ударом судороги. Неведомая силища схватила ее и ударила
оземь. Тело совсем не чувствовалось. В глазах стоял только яркий, мечущийся
круг луны. Потом исчезло все, а Вселенная нежно прижала ее к себе,
приласкала как пугливого ребенка и начала говорить. Мягко, терпеливо. * * * ...в их глазах ужас мирился с решимостью. Они размахивали сучковатыми
дубинками и время от времени подбадривали себя осторожными выкриками: - Эй! Ну идите сюда, чего встали как столбы! Угостим подарочками, мало не
покажется... Анна внимательно приглядывалась к противнику. По одному, по два человека их
ряды пополнялись заспанными воинами, но даже несмотря на это их по-прежнему
оставалось меньше. Не было ли где засады? Впрочем, лица карлыков выглядели
растерянно. Среди них выделялась рослая женщина-вожак, которая-то и кричала
больше других. Анна выждала паузу, чтобы выглядело эффектнее и закричала своим высоким,
чуть хрипловатым голосом: - А ну-ка, заткнитесь, пещерные крысы! Лучше добровольно отдавайте что вы
тут нажирковали. А не отдадите добром, мы вас хорошенько отдубасим и в иле
изваляем... Анне не позволил договорить увесистый ком грязи, прилетевший с вражеского
фланга точно в лоб. Анна быстро протерла от грязи глаза и завизжала: - Бей крыс! Бей! Бей! Бей! И сама ринулась на рослую женщину, еще издалека занося для удара надежный
прут. Они звонко схлестнулись. Анна была безумно яростна, потому что была
голодна. Прут со свистом рассекал влажный воздух и обрушивался в обход
дубины на плечо врага. Драка двух племен сопровождалась частой передробью,
сдерживаемыми вскриками и победными возгласами. После нескольких минут
ожесточенной молотьбы под твердой рукой Анны рослая женщина выронила дубину
и рухнула в грязь. Она с безнадежной мольбой смотрела в глаза
победительницы и, выставив вперед ладони, защищала свое лицо. Анна прокричала победоносный клич чухонов и сдернула с поверженной амулет. После этого она перевела дух. Подкрепление к карлыкам запаздывало. А может
быть его вообще не было, мелькнула счастливая мысль. Может быть
обескураженный внезапным нападением противник не успел предупредить
союзников? По той или иной причине, но чухонам выпал редкий фарт. Довольно скоро битва завершилась полной победой нападавших. Анна
скомандовала отряду разбиться на тройки и обшаривать квартиры в поисках
контрибуции. Несколько уставших бойцов остались поднимать своих раненых
товарищей. Анна оглядела останки вражеской армии, что корчились и истекали
на земле кровью, и заметила в их горящих глазах ужас. Решимость в них тоже
была, но уже в малом количестве. Один ужас. Занималась заря. Из бьющихся окон доносился испуганный детский плач... * * * Шаманихе стало совсем холодно и от этого холода она очнулась. Люди, как
пламя, колыхнулись к ней и вновь замерли. Она зачерпнула ладонью воды из
лужи и поднесла к своим пересохшим губам. Шумно отпив, она обессиленно
приподнялась на одно колено и вознесла руки к небу. - Трудно будет,- шепотом сказала она.- Нужна жертва! Люди недоуменно и зло переглянулись. Последнюю дикую собаку они отловили и
съели еще на прошлой неделе. - Того требуют боги!- уже громче повторила шаманиха...- Нужна человеческая
жертва! Сначала люди подумали что ослышались. Они стали переглядываться, когда
вдруг раздался нечеловеческий исступленный крик. Это кричала мать, пожалуй,
самого хилого и самого тихого мальчика в племени. Она с однозначностью
решила, что угроза предназначена ей. - Не-е-ет!- кричала она, прижав головку сына к своему животу.- Не-е-ет! В
чем он провинился перед вами? В чем!- она смотрела в глаза соплеменников и
вдруг не увидела даже жалости. И тогда крик захлебнулся ручьем горьких
слез. В глазах людей действительно было трудно разглядеть жалость. Произнесенные
слова шаманихи не подлежали обсуждению, превратились в необходимость и так
как не несли большинству непосредственной боли, потому что по законам
племени жертвой мог быть только ребенок мужского пола, то и не вызывали
активного противодействия. Тем более имя жертвы еще не было названо. Все с
интересом, даже с некоторым азартом (насколько это слово может подойти к
осунувшимся, изголодавшимся, грязным людям), поглядывали на шаманиху,
пытаясь прочитать в ее глазах имя. Но в ее глазах имени еще не было. Вождиха Анна с неудовольствием поглядела на шаманиху. Ей сразу не
понравилась эта затея. Может быть потому что и ее ребенок был мальчиком и
она не чувствовала за ним совершенной безопасности. Однако делать было
нечего и Анна тихо и спокойно стала говорить: - Раз боги желают призвать к себе одного из нас, значит так тому и быть.
Это будет самая почетная смерть, ибо от благорасположения богов будет
зависеть исход нашего сегодняшнего нападения на карлыков. Но сегодня мы
просто не можем принести неудачу, потому что тогда все умрем от голода. После этих слов племя поднялось и обреченно поплелось за шаманихой. Громадный корпус завода вырастал на глазах, своим черным силуэтом
загораживая небо. Отворив высокую железную дверь, шаманиха провела их
внутрь здания. Неровный свет горящих факелов не позволял разглядеть размеры
всего зала. И потолок, и стены терялись далеко-далеко в темноте. Зал был
загроможден пыльными странными станками, вызывающими прежде всего страх, а
потом удивление. Все было неестественное, тяжеловесное. Пробираться в
проходах было трудно, чтобы не запнуться о ящик с металлической стружкой
или о какой-нибудь протянутый поперек кабель. Преодолев, наконец, эти вырастающие из темноты, словно кидающиеся хищники,
препятствия, они спустились по гулкой железной лестнице в подвал с таким же
бесконечно высоким потолком и, пока не спустился последний человек, грохот
шагов метался в воздухе, кидаясь на живое. Здесь, из ржавой цистерны, на
которую можно было забраться по ненадежной лестничке, почерпнули в ведра
горючей с дурманящим запахом жидкости и спустили вниз. Одно из ведер при
этом не удалось удержать и оно упало вниз с глухим треском, обрызгав вокруг
себя вонючей жижей. Шаманиха покачала головой, усмотрев в этом недобрый
знак, однако ничего не сказала. Когда горючее в ведрах было зажжено, стало немного светлее и отступившая
тьма обнажила открытую площадку, с которой доносился ужасный запах
спекшейся крови и сгоревших останков предыдущих жертв. Тошнота подступала к
горлу. И вот наступил момент когда должно было быть названо имя жертвы. Шаманиха исподволь наблюдала за людьми. Очевидно, они испытывали острые
ощущения смертельной опасности и надежды на то, что именно его не затронет.
Вот один косится в ее сторону:- `Ну? Имя же!` - Вот другой еле дышит: - `Не
томи, волчица!` Шаманиха бросила взгляд на Анну. та, скрестив на груди
руки, неотрывно смотрела на жертвенник. Взгляд ее был озлоблен, а может это
блики огней плясали в ее зрачках. На шее Анны сверкнул амулет. `Имя! Имя давай!` - безмолвно кричали соплеменники. - `Говори же, не
молчи!` И тогда шаманиха заорала: - Тано! - и метнула рукой в сторону сына вождихи. И тут произошло явное замешательство. Чтобы боги призвали сына вождихи,
этого не ожидал, конечно же, никто - ну разве только подумывали в глубине
души. Мальчик Тано и не пытался убежать. На его хоть и грязном, но в общем
красивом лице был написан неподдельный ужас. Но это было всего секунду. В
следующую секунду верные подруги шаманихи уже волокли мальчика на алтарь и
накрепко привязывали проволокой к металлическому стояку. Еще одна женщина
облила его из ведра горящей жидкостью и все они сразу же отскочили подальше
от огня. Ошпаренный, Тано пронзительно закричал. Анна, выйдя из какого-то длинного
оцепенения, завизжала и бросилась к сыну. Не обращая внимания на язычки
пламени, начавшего лизать и ее одежду, она пыталась развязать узлы
проволоки, она дергала и рвала их и ничего не получалось. Они ревели в два диких голоса: мать и сын, а огонь был словно третьим, он
обнимал и ласкал их. Анна пришла в безумие. Не замечая удерживающую Тано проволоку, она дергала
и дергала его, пытаясь вырвать с площадки. Стояк шатался. Люди, до этого
зачарованно наблюдавшие за сценой, подали назад, увидев как осел под
потолком у проема на верхний этаж подъемник. И тут произошло страшное. Тяжелая лифтовая площадка не выдержала и
сорвалась вниз. Люди в ужасе отпрянули. И в ту же секунду оборвались
предсмертные крики и в последний раз облетели огромное помещение подвала.
Воцарилась тишина, нарушаемая только шипением огня и испуганными вздохами
людей, и в этом царствии ужаса сквозь завесу серой дымки все вдруг увидели
как согнулась и разогнулась нога Анны, высовывавшаяся из-под тяжелой
металлической плиты. Почти сразу потекла темная струйка крови и быстро
закапала с алтаря на пыльный бетонный пол. И тогда шаманиха зарыдала.
Евгений Торопов
Игра до полного поражения Легионеры утомились, самое время было устроить привал. Становилось знойно,
мягкое солнце подбиралось к зениту. - Ух ты!- воскликнул Архилох.- Какая густая тень у этого платана,
распрямившего крылья навстречу небу. - Расслабляйся, ребята,- кивнул стратег Перикл и все облегченно вздохнули,
все порядком подустали. Серые шершавые камни склона, торчавшие из-под
отзеленевшей короткой травы накололи босые ноги. Лисий положил копье на землю, освободил руку из щита. - Мамочки! Как красиво!- пискнула Необула, забравшись на большой валун. Лисий оглянулся. Ах, до чего Необула совершенна в этот миг. Часто
вздымается крепкая точеная грудь с остренькими коричневыми наконечниками -
а ведь со своей подругой Сафо она проделала тот же подъем, что и он. В душе
Лисия при виде истинного божества зародилась волна новой энергии, будто и
не бывало усталости. Тогда перевел он глаза на Сафо, женственную и
грациозную. Та разговаривала с Архилохом, поглаживая свои золотые волосы,
ниспадающие по золотым плечам и ключице. Она посылала Архилоху вдохновение
и тот не отказывался и бодро лепил рифму, глядя Сафо в бесконечную глубину
глаз. Лисий повернул голову еще дальше и перехватил цепкий опытный взгляд
старого воина Лисандра. Тот тоже заряжался, хотя ему было труднее. Лисандр
улыбнулся в ответ Лисию. - С ума сойти!- восхищалась с валуна Необула. Далеко позади, у подножия горы, лежала юная цветущая долина с раскинувшемся
по полуострову полисом и окаймляли ее блестки омывающего моря. Полоски
дорог угадывались по длинным линиям остроконечных кипарисов. Но граждан
полиса почему-то не манило море. Все лезли на Олимп. Чего этим хотели
добиться никто не знал, просто хотелось расширяться, а больше как на гору
двигаться было некуда. Лисий вдохнул полной грудью. Вот свободен же, а что-то все-таки давит. Он
лег на траву, уткнулся лицом в зеленый ковер, он набрал полный рот
травинок. Все же, все для человека определяет настроение. Он развел руки в стороны, сжал в ладонях по камню и показалось ему, что
объял он гору своей силищей. - Я Бог!- громко закричал он.- Прочь с дороги, на Олимп взбираются боги! Неслышно подошла Сафо и села ему на спину сухими горячими ягодицами,
погладила рукой массивную его шею. - Победа будет за нами,- твердо проговорила она. - За нами!- заорал Лисий и подумал: `Какая она легкая! Легче перышка,
летящего по ветру`.- Мы самые сильные! Нет никого, сильнее нас! Он перевернулся на спину и она села ему на гранитный живот, разведя ноги. - Мальчик Лисий,- хитро прищурилась она и пощекотала кончиками волос
бронзовую его кожу. Потом встала и бросила:- Но вершина впереди, а не
позади и неизвестно что нас ждет там. - Ну ребятушки,- послышался голос стратега. Краем глаза Лисий видел, как
тот зашнуровывает сандалии и встает. Лисию было легко, он чувствовал себя молодым львом, он вскочил, надел
прочный круглый щит, схватил в руку острое копье и брякнул их друг о друга.
Он был снова готов. - Вперед!- приказал Перикл. О, сладкое слово `вперед`. Необула будто молодая козочка поскакала по
камням вверх и перед Лисием замелькали упругие бедрышки. За то, что
существует в этом мире эта нежная бархатная спинка - он готов был быть
богом. Он готов был разить непонятное. Лисий поднял взгляд на самую верхушку горы, что была окутана облачной
дымкой, сквозь которую белел снег, и вдруг со всею отчетливостью понял
бессмысленность их затеи. Справа и слева от пробитой тропы даже смотреть
было страшно - в тех густых зарослях жило непонятное, которое нельзя было
познавать сверх меры, а значит направо и налево путь закрыт на
бесконечность веков. А через заснеженную вершину идти глупо, да и зачем в
конце концов, еще неизвестно, есть ли там продолжение мира. В долине же
жизнь уже устроена, и что тесно, то, призадуматься, мелочь. Вдруг из-под травы сверкнул предмет. Лисий нагнулся и взял его в руки - с
идеально ровными краями. Артефакт! Предмет очевидно искусственный, но
неизвестного назначения и происхождения. - Стойте все! Перикл подошел к нему и взял артефакт в свою ладонь. `Уже так близко?`-
молчаливо спросил он и сам же вслух ответил: - Непонятное подступает. Мы находим его все ближе и ближе. О, горе
гражданам! Поднялся вдруг холодный ветер. На небе внезапно засобирались тучи, все
больше заслоняя светило. Кожа покрылась гусиными пупырышками. Тугой кулак
воздуха сбил Лисия с ног; падая, он увидел как молния бьет в Лисандра, а из
чащи выскакивают огненные чертики, устраивая летящую пляску смерти вкруг
храбрых легионеров. Перикл метко разит их мечом, но фантомов миллиарды,
весь мир превратился в живое трепещущее месиво и они валят Перикла с ног,
набрасываются и Перикл исчезает под грудами их тел. Лисий хочет участвовать
в битве, но пригвожден к земле невидимой тяжестью и, едва дыша, ощущает
будто тело хлещут бичами, а потом высасывают из него энергию. Он не слышит
душераздирающего крика - это Сафо за волосы волокут по воздуху и она
исчезает среди деревьев леса. Снова проигрыш. Ах как хочется плакать в бессилии своем перед
всесокрушающей неизвестностью и соленые слезы катятся у него по щекам. Когда Лисия освободили, он был ненужен. Все вокруг исчезло - и демоны, и
легионеры. Тихо подошла вся растрепанная Необула. Слезы катились у нее не
только по щекам и подбородку, но и по груди и даже по животу. - Мамочки,- еле слышно прошептала она и упала на Лисия и разрыдалась.-
Никого... страшно как... совсем никого... Лисий нежно обнял ее, приходя в себя. Копил новую энергию и так они лежали
долго-долго, едва согревая друг друга. Потом он раскрыл ее и стал гладить -
по встрепанным волосам, по шее, по ложбинке между двумя холмами и так до
кончиков окоченевших пальцев на ногах гладил, разгоняя кровь. - Пойдем, Необула,- стал шептать он.- Пойдем вниз.
Евгений Торопов
Через миллиард лет после конца света Меns sаnа in соrроrе Терминатор убирался все дальше в море и скоро солнечная колесница прочно
утвердилась на своей проторенной дороге, благоволя просыпающемуся городку.
Освеженные сном люди с удивлением, восторгом, благоговением, страхом
замечали, что среди множества рыбацких лодчонок в порту у пирса высится
устрашающая трирема с собранными парусами. И ладно, что граждане были
привычны к непонятному, но все-таки корабль был артефактом значительных
размеров, не то что выкапываемые из земли железные предметы или
пластмассовые обломки. И корабль был нежданным, как пришествие господа
бога. * * * У самых ворот легата Прокла что-то застопорило. Он затаращил глазами,
покачал головой: - `Туда ли я попал?`, а наши ребята, саркастически
перебрасываясь фразами, с любопытством за ним наблюдали. Мило звякали
клинки о стенки ножен, перекликаясь с благородным звоном багряной бронзы
бокалов. Он еще раз оглядел наше общество, еще раз покачал головой,
осматривая обнаженные загорелые стальные торсы, приветливые лица,
протянутые руки, привыкая к этим и стараясь понять эти глаза, и тут: `Пью за непобедимость нашей манипулы!- вдруг игриво вскричал Мариус,- и
пусть привилегированный заморский гость, внезапно врывающийся в общность
великолепных бойцов, вместе с нами осушит кубок, наполненный божественным
эликсиром, в ознаменование всех людских побед и на суше и на море`. Прекрасный ликом юноша, до этого сидевший на сухом бревне и внимавший
застольному разговору доблестных воинов, которым подражал, тотчас встал,
поправил веревочный пояс на тонкой талии, поправил яички, зачерпнул из
расписного сосуда сладкого бодрящего напитка и поднес оробевшему легату со
словами:- `Ступите в лоно друзей`. - Благодарю,- оправился от неожиданности Прокл. Ему было все в новинку.-
Приятно сознавать, что и вдали от родины... Тут Мариус приблизился к нему и так схватил в свои обьятья, что чуть не
затрещали кости, и громко воскликнул: - Дружище! Давай забудем про все нормы и будем как брат с братом. Допивай
сок - чувствуешь как наливаются члены твоего тела энергией? - и пойдем я
покажу тебе город. Они вышли за ворота и стали подниматься по мощеной камнем улочке с высокими
бордюрами. - Брат мой, так значит Ваше Государство в семи днях плавания от нас? - Да, брат. Будем мы торговать или воевать - это вопрос политический и
вопрос времени, но что мы узнали друг о друге - вот что чудесно. - Что верно, то верно,- сказал Мариус и немного посторонился. Мимо них
пробежали здоровяки бойцы, делающие утреннюю пробежку. Все они весело
поприветствовали идущих и пожелали парящего настроения. - Велик ли Ваш полис,- поинтересовался Прокл. - На главный военный сбор приходит до пяти тысяч воинов. - Это с женщинами? - Да, разумеется! Кстати, тут и мой дом недалеко, я познакомлю тебя с
женой. Они прошли под аркой, на чуть-чуть остановились посмотреть борьбу двух
легионеров, которую те затеяли без зрителей, не для развлечения, а для
поддержания крепости мышц своих; миновали еще два дома и попали во двор к
Мариусу. На лавке у крыльца сидела девушка - но как только увидала гостей, сразу
вскочила, поклонилась им и вбежала в дом. Несмотря на худобу, Прокл заметил
упругость ее тела и сказал об этом Мариусу. - Настоящая львица. Дочь моя, Клео. Тут внимание легата привлекла разлапистая куча железяк в углу каменного
забора. - Артефакты?- подтвердил он у Мариуса страшную догадку, подошел и
наклонился к куче. В руку сами запросились гладкие красивые предметы. Он
взял некоторые в ладонь и покачал, примериваясь на вес.- Зачем они здесь? Мариус неопределенно пожал плечами. - Так... Может сгодятся. - Вот как?- изумился Прокл. Это его непритворно смутило. Он со звоном
бросил предметы обратно в кучу и поднялся. Из двери дома показалась хозяйка. - Ой, я даже и не ожидала. - Познакомься,- кивнул Мариус,- это моя супруга и мать моих детей
Прозерпина. А это наш заморский посол. Легат улыбнулся. Прелестные гладкие руки. И жира под кожей везде - в самый
раз, чтобы только-только сгладились острые углы, а покатые бугорочки и ямки
остались. Изумительный живот. - Прозерпина,- сказал Марий,- обними бойца после великого путешествия. Женщина подошла, улыбнулась ослепительно ровными зубами и ласково обняла
Прокла, скрестив пальцы у его лопаток. Прокл задрожал. Пенис его дернулся,
уверенно протолкнулся через шелковистую черную паутину нитей и нижним боком
своим уперся в теплый женский живот. - Прозерпина, вы очень красивая,- нисколько не лукавя, произнес Прокл и та
загадочно улыбнулась. - Все мы такие,- шепотом. Через распушенные волосы ее Прокл видел, как к Мариусу стройно подошла
Клео, и он ей хитро подмигнул.
Евгений Торопов
Легенда о Великой Тайне (рассказ) Было ли то давнее путешествие сном или явью теперь уж определить
невозможно. Нам всем известна теперешняя ненадежность памяти. Произошло это, по всей видимости, где-то в южных краях нашей обширной
родины. Именно в те годы был особенно популярен отдых `дикарем` и мы всей
семьей, недолго раздумывая, рванули куда глаза глядят, то есть скорее по
весям, чем по городам. Мы жаждали первозданной природы и легких
приключений. И именно там мы получили то, по чему истосковалась душа в
суетливом шумном городе. Душа пела во всю глотку. На сердце было воздушно и встречный ветер обдавал
лицо нежными ароматами. То был мечта-край. Покрытые густой зеленью горы
нехотя напоминали человеку о его скромном росте. Всю дорогу нас
сопровождали заросли акаций по сторонам, над которыми то тут, то там
возвышались непривычные нашему взору не то пирамидальные тополя, не то
солдатики-кипарисы. Зелено и свежо было всюду. Вскоре мы въехали в один из
аулов, уж не припомню сейчас названия. Он был примерно в тридцать старых
домиков, живущий по своим каким-то законам, крепко оторванным от Большой
жизни. Местных жителей не интересовали мировые проблемы. Их забот с лихвой
хватало лишь на собственное хозяйство, да на деньги проезжих туристов,
которые с неописуемым восторгом расхватывали и козье молоко, и кумыс, и
сушеные лепешки, и вязаные шали. И мы оказались такими же. К тому же, и
виражи дороги, и живописные виды красивейших гор возбуждали просто
здоровский аппетит. Насытившись любезно проданной пищей одной приветливой старушки, мы вдруг
стали расспрашивать ее о местных достопримечательностях. - Что? - удивилась старушка. - Да вроде ничего такого нет. Разве что
Молочные водопады, что ниспадают тут неподалеку в глубокое ущелье. Разве
что звеневший давным-давно на всю страну, а теперь пребывающий в упадке
коннозавод. Разве что пышный виноградник братьев Арджаковых - да вон, его
видно отсюда. Ну и старый замок. - Замок? - оживились мы. - А что тут такого? - Верно, с ним связана какая-нибудь легенда? - продолжали расспрашивать мы. - Ну да. Только я не помню уж ничего - давно это было. - Бабушка, а далеко ли до него отсюда? - На молодых-то ногах с полдня ходу будет. Получив разъяснения относительно дороги, мы сердечно поблагодарили старушку
и расстались с нею с твердым намерением добраться до манящего объекта.
Стимулом дальнейшего нашего движения стало чистое любопытство. Но
любопытство, как известно, часто приводит к неудобствам, которые и начались
у нас почти сразу. Километра через три после выезда из селения мы свернули
с шоссе на гравийную дорогу и машину затрясло так, что вся семья искренне
пожалела о плотном обеде. Гравий продолжался до самой свалки, после которой
дорога оскудела и наконец-то повела в гору. Натужно заворчал двигатель и
медленно-медленно затащил нас на вершину горы. Там мы остановились. Горный ветер опьянял - не то слово. Он властно поигрывал мускулами,
заставляя крепче держаться на ногах. Отсюда вниз вид был красив до безумия.
Зеленые волны гор перекатывались до горизонта и смыкались с небом. Небо
было особенно выразительное. Как будто Глаз Вселенной удивленно разглядывал
и нас, и пички тополей, и синюю нитку трассы республиканского значения.
Налюбовавшись величественной картиной, мы пошли узнать, что же ждало нас по
ту сторону перевала. На склоне горы, словно рассыпанная белым по зеленому крупка, паслись овцы.
Чуть подалее, теряясь в околке старых деревьев, виднелась крыша белого
дворца. Уже отсюда можно было разглядеть и высокие колонны, и каскад
лестниц, и тогда дети спросили меня: `Это и есть тот самый замок?` - Нет похоже... - покачал я головой. - Но давайте подъедем ближе. Там
кто-то живет. Дети в два голоса заулюлюкали. Обстановка вполне предрасполагала к этому.
Вернувшись в машину, мы стали медленно, сдерживая лошадинные силы,
спускаться вниз и дорога пустила нас до самого крыльца. Точнее, это была
огромная терраса, вмещавшая и стол, и традиционные плетеные кресла-качалки,
и сушившееся на веревках белье. Свод над террасой поддерживали те самые
колонны из камня, цвет которого вблизи был уже не белый, но желто-серый.
Казалось, возраст их исчислялся тысячями лет. Мы прошли во дворик перед крыльцом, с любопытством изучая обстановку.
Таинственного замка никак не получалось. Из глубины двора доносилось
нестройное блеянье овец. Тут отворилась высокая дверь и к нам навстречу
вышла женщина с полным тазом мокрого белья. Завидев нас, она недовольно
опустила тяжелый таз на землю и приблизилась. Когда мы сбивчиво объяснили
ей причину своего вторжения в этот отшельнический уголок, она хмуро
спросила: - Так вы ищите Храм? - Наверное. Тогда женщина зашла обратно в дом и вскоре к нам вышел сам хозяин,
ссохшийся, но еще живой старик. Правой рукой он опирался на посох. Он смиренно окинул нас взором и слегка поклонился. - Приветствую вас. Его голос оказался неожиданно глубоким, приятным. - Здравствуйте, - отвечали мы почти хором. - А мы замок ищем, - вдруг пискнула младшенькая Настя. - А вы кто такой? А
это чья шкура на вас висит? Я посмотрел на нее с укором. - Замок, - задумчиво проговорил горец и вдруг, словно решившись, сказал:-
Пятнадцать рублей и поехали. Это был неожиданный момент. Я раздумывал. Старикашка запрашивал чересчур
много и, что хуже всего, так открыто. Но и отступать было неприятно. Я
кивнул и тогда он уселся впереди и стал показывать дорогу. Дорога была ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 121133
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1
|
