ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Эдуард Кондратов
Покушение на зеркало

Роман

СОДЕРЖАНИЕ


+ Убийца. Происшествие в Тургаевке . . . . . . . . . . .1

+ Жертва. Глава 1. Похищение Бонвивана . . . . . . . . .8

+ Глава 2. Марьяна . . . . . . . . . . . . . . . . . . .17

+ Глава 3. Дело спасения утопающих . . . . . . . . . . .21

+ Убийца. Опровергнутое алиби . . . . . . . . . . . .1

+ Жертва. (из записок Ходорова).Глава 4 . . . . . . .3

+ Глава 5. Павлиний хвост . . . . . . . . . . . . . .4


Убийца

Происшествие в Тургаевке Летнее деревенское утро... Уже не раннее,
еще не позднее. Впрочем, это для кого как. Горожанам, дачникам, можно
еще и поспать. У тех, у кого корова, утро началось давно.
Тихонько звякает щеколда, скрипит калитка... Топ┬топ, топ┬топ - груз-
ная старушечья перевалочка по дощатой дорожке от ворот, через двор, к
крыльцу.
Выцветший голубой платок с почти неприметным горошком, бордовая три-
котажная кофтенка, двухлитровая банка с парным молоком зажата ладонями
снизу┬сверху.
И вдруг словно спотыкается шустрая старушка у порога.
- Господи!.. Чтой┬то?!
Чуть было банку не выпустила из рук, хотя, впрочем, выронила бы ее
навряд ли - сохранный крестьянский инстинкт держит нервы в узде. Но явно
и не на шутку перепугало Евдокию Игнатьевну Сазонову темно┬красно┬корич-
невое пятно, размазанное на ступеньках. Это кровь! Кровь, а никак не
глинистая грязь и не краска. Не обознаешься, как┬никак за жизнь столько
петухов да свинок перерезано было в этом дворе.
Постояв, она все┬таки решается подняться по ступенькам и надавить
локтем на дверь.
Не заперта!
Придержав дверь полуоткрытой, она просовывает голову в сенки и нег-
ромко зовет:
- Хвеликс Михалыч!
В доме тихо.
- Хвеликс Михалыч, никак спишь?
Молчание...
Все же в храбрости бабке Сазонихе не откажешь. Она прижимает банку к
груди, медленно отворяет настежь дверь и входит. В кухне, она же перед-
няя комната, никого. И ничего такого, чего не было бы вчера┬позавчера.
Бабка вбирает голову в плечи, прислушивается: не храпит ли квартирант в
спальне? Не слышно. С опаской приотворяет дверь, заглядывает...
- Ой, мамочки мои!
Банка скользит из рук и чуть ли не грохается на пол. Но - чуть. Евдо-
кия Игнатьевна опрометью бежит на крыльцо, тяжелой рысцой трусит через
двор.
- Женечка! - задышливо зовет она, выпадая на улицу из калитки.
- Чего, баб Дуся? - откликается, тормозя и останавливая велосипед,
белоголовый подросток в безрукавой тельняшке и шортах.
- Женечка! - голос Сазоновой срывается на тонкий умоляющий крик. -
Ехай скорей к Степанычевым!.. У них зять с Самары приехал... С телефон-
ной трубкой... В милицию, скажи, чтоб звонили!.. Никак жильца моего за-
резали, все в кровище...
Господи, помилуй! Ой да скорей же ты, милый!
- Во┬о как?! - изумляется Женечка, скорей обрадованно, чем испуганно.
- Я щас, щас!
Евдокия Игнатьевна тяжело ковыляет к лавочке. Всего десяток шагов, а
ведь еле┬еле... Садится, ставит банку рядом с собой и только сейчас ощу-
щает, как злобно ноют ее больные ноги.


2


* * * Вот беглый пересказ официальных документов, зафиксировавших со-
бытия, связанные с чрезвычайным происшествием в селе Тургаевка.
23 июля, в 9 часов 20 минут утра, участковый уполномоченный Ки-
нельского РОВД старший лейтенант Соколов принял по телефону сообщение
жительницы села Тургаевка Евдокии Игнатьевны Сазоновой об исчезновении
жильца, снявшего до конца лета комнату в принадлежащем ей доме по улице
Советская, дом 22-а.
Поскольку, по ее словам, в доме `все перемазано кровищей`, с жильцом
случилась какая┬то беда. Участковый Соколов немедленно выехал по адресу.
Ожидавшая его у ворот пенсионерка Сазонова тут же рассказала, как полча-
са назад, придя от дочери с банкой молока, которое покупал у нее жилец,
обнаружила, что входная дверь не заперта, а порожек и ступеньки измазаны
кровью. Испугавшись и все же рискнув войти, Евдокия Игнатьевна увидела в
комнате жильца `полный раскардаш`
- разбросанные по полу бумаги и книги, опрокинутый стул, разобранную
постель с пятнами крови. Самого жильца в комнате не было. Ни к чему не
притронувшись, Сазонова велела оказавшемуся поблизости мальчику поспе-
шить к соседям, у которых есть телефон, чтобы поставить в известность о
происшедшем милицию.
Участковый Соколов, поверхностно осмотрев помещение и двор, вернулся
к себе в оперпункт и передал соответствующее сообщение в райотдел мили-
ции. Примерно через два часа в Тургаевку выехала оперативная группа уго-
ловного розыска. Она констатировала произошедший нынешней ночью факт на-
силия, сопряженный, судя по пятнам крови, с нанесением телесных повреж-
дений. Не исключено и убийство. У Сазоновой было уточнено, что исчезнув-
ший, а возможно похищенный или убитый, жилец проживал в Тургаевке около
двух недель. Снял он комнату, по словам Сазоновой, чтобы в спокойной
обстановке писать какую┬то книгу. Привела его на постой Ирина Скобелева,
двоюродная племянница Сазоновой, проживающая через два дома - на Советс-
кой, 28. По словам тут же допрошенной Ирины, этим постояльцем был писа-
тель Феликс Михайлович Ходоров, житель Самары, с которым она примерно с
месяц назад случайно познакомилась на вокзале, дав ему свой адрес в Тур-
гаевке. Ходоров намеревался работать над книгой до конца августа, деньги
уплатил вперед.
В тот же день, 23 июля, следователем Кинельского РОВД Анной Сергеев-
ной Лариной по заявлению Е. И. Сазоновой было возбуждено уголовное дело
по факту исчезновения гр┬на Ходорова Ф. М. Первые же следственные
действия убедили Ларину, что налицо - тяжкое уголовное преступление, од-
нако передавать дело в прокуратуру веских поводов у нее пока не было.
Несмотря на признаки кровавого насилия, отсутствие трупа и подозреваемых
лиц не давало ей правовых оснований квалифицировать произошедшее в доме
на улице Советской как убийство. Впрочем, искать было кого: из показаний
пенсионерки Викуловой, соседки Сазоновой, стало известно, что накануне
исчезновения Ходорова, а точнее - между двадцатью двумя и двадцатью тре-
мя часами 22 июля - ею был замечен неизвестный мужчина в темной сатино-
вой куртке, спортивных штанах с полосками и глубоко надвинутой на глаза
фуражке, шедший по двору Сазоновой от дома к будочке уборной. Задержав-
шись на крыльце, Викулова проследила и его обратный путь к дому, причем
обратила внимание, что неизвестный оба раза шагал очень торопливо. Когда
он открыл дверь в освещенные электрической лампочкой сени, она успела
разглядеть его лицо, которое могла бы опознать при встрече.
Словесное описание неизвестного и карандашный портрет, сделанный в
присутствии Викуловой, был размножен и распространен в течение двух
дней. И уже на третий день пришли сообщения о бомже, очень похожем на
того самого неизвестного, дважды замеченного милицейскими постами, - на
перроне пригородной электрички в Новокуйбышевске и в лесополосе на южной
окраине Чапаевска. Оба раза ему удалось скрыться, хотя, судя по донесе-
ниям, преследовать его не особенно┬то и старались. Он был задержан
только через две с половиной недели, а именно - вечером 11 августа, в
продовольственном магазине города Жигулевска.
Сопротивления при задержании не оказал. Никаких документов при нем не
обнаружено, себя назвал Иваном Петровичем Сидоровым, на все другие воп-
росы не отвечал, явно симулируя потерю памяти. Утром следующего дня за-
держанный был этапирован электропоездом в Кинель и помещен там под стра-
жу.

3


* * * ...Обитатель одиночной камеры номер семнадцать изолятора вре-
менного содержания, он же - бомж, арестованный по подозрению в умышлен-
ном убийстве, он же - человек без паспорта, назвавшийся при задержании
Сидоровым, лежал на железной койке с открытыми глазами, вытянув ноги в
грязных кроссовках без шнурков поверх вытертого серого одеяла, и думал.
Мысли ходили по кругу, и он снова и снова перематывал их кассету. И
опять говорил себе: нет, не то... Не с того началось!
А с чего все┬таки, с чего? Какую точку отсчета выбрать?
Может, со знакомства Ходорова с Марьяной?
Нет, это был всего лишь толчок. Да ведь и любовь у них была настоя-
щая, вот что! Все в ней было, и радости, и пакости, и страсти, все. Мо-
жет, и стоит рассказать о ней когда┬нибудь потом? Если будет оно вообще,
это `потом`.
Он скрипнул зубами и закинул руки за голову.
Эх, Марьянка, Марьяночка... Синяя птица, которую Ходоров так стара-
тельно подсинивал. `Ты любовь моя последняя, боль моя...` Кажется, так
мурлыкалось тому лет двадцать, а то и тридцать в каком┬то слащавеньком
фильме?
А ведь глаза у нее были сучьи... Он усмехнулся: вот оно, точное слово
- именно сучьи! Ласковые, преданные до пресмыкания, но с затаенной опас-
кой.В них была всегдашняя готовность лизнуть и укусить. Влажненькие та-
кие были глаза. Были и, конечно, есть. Где┬то. Только меня, вдруг поду-
мал он, это больше не касается.
Настоящее потеряло реальность, а будущего нет. Сейчас он вполне обхо-
дится прошлым и, между прочим, возни с ним невпроворот. Так что глаза у
нее были сучьи. Да ведь Ходоров подмечал это - чего уж тут кривить! Дру-
гое дело, что не хотелось ему даже мысленно произносить столь мерзостное
слово. Тем паче сочиняя песенки о `чудесной стране Марьянии`. Какие уж
тут `сучьи`!..
Да, конечно, Ходоров не мог не видеть, что она вовсе не хороша. Прав-
да, когда хотела, Марьяна могла казаться так... ничего себе дамочкой.
Брючки - на попке в обтяжку, а ниже колен непременно широкие, дабы спря-
тать кривоватую тонковатость ножек. Вкупе с каблучками они обманчиво уд-
линяли фигуру, что и требовалось. Опять же грим, матовая бледность, мо-
лодежная стрижка... Нет, нет, порой она бывала просто хороша. Мужикам
такие нравятся, хотя и в очень определенном смысле - взгляд┬то у нее был
всегда и всем обещающий. Такие, как Марьяна, на каждого не инвалида и не
урода смотрят с потаенным `вот бы...`.
Эдакая любвеобильная синяя птичка, совсем как юная таитянка, для ко-
торой `играть` и `любить` - синонимы. Правда, на русском это звучит куда
грубее.
Впрочем, что┬что, а грубость Марьяну не коробила ничуть.
Если бы этот злосчастный Ходоров не встретил ее тогда!..
Нет, все же не с того закрутилось, не с того... Началось с катастро-
фы. Или, как это официально? - с наезда... Значит, так: половина перво-
го, июль, очень жарко. Ходоров выбегает из ворот телестудии, идет по
тротуару. Вот он сходит на мостовую, пытается быстренько пересечь свеже-
политую улицу... И тут - темно┬красная `ауди`. Не метнись он назад к
обочине, просто остановился бы - машина вильнула бы и проскочила... Слу-
чайность? Черта с два! Эта `аудишка` - она ведь как тот самый булгаковс-
кий трамвай и разлитое Аннушкой масло - были уготованы ему все тем же
Воландом, который свел в тот жаркий день Марьяну с Ходоровым, чтобы пе-
рекроить его судьбу, а потом и самого уничтожить.
Банальнейший наезд - это глава первая состряпанной дьяволом детектив-
ной истории, которая, вопреки законам жанра, не начинается, а кончается
убийством.
Ходоров подсознательно сунулся под колеса. И очень закономерно, что
случилось такое не потому, что он был погружен в глубокую задумчивость -
это было слишком бы пресно, да и в самом деле случайностью. И не под
гнетом тяжелого стресса, что тоже было бы простительно. А в состоянии
эйфории, вызванной очередным приступом самолюбования... Сказать бы `Бог
наказал`, но разве Господь был в тот день судьей бородатому ничтожеству,
которое было фатально обречено на исчезновение из этого бренного мира?
Он тихо рассмеялся. Нет уж, не Бог был судьей писателю Ходорову...
Судьей был он, человек, валяющийся на тюремной койке в одиночной камере
номер семнадцать.
Судьей. Прокурором. Свидетелем. И, наконец, исполнившим приговор па-
лачом.


4


* * * ...Лязгнула дверь.
- Сидоров! Давай выходи!
На допрос? Наконец┬то! Вот и дождался.
- Ну, быстро, быстро на выход!
Перебьешься, комарик, ядовито подумал он, обождешь. С тобой┬то можно
без церемоний. Хотя нет, опасно, надо, чтоб все┬все тип┬топ, чтоб чис-
тенько и в мелочах.
- Нога... - хрипит Сидоров. - Не сымацца с койки...
- Какая еще нога?
Не один ли тебе хрен, какая? Он натужно кашляет. Уж это Сидоров уме-
ет, умеет.
Тренирован прямо┬таки замечательно. Виснет на железной спинке, хри-
пит, захлебывается кашлем. Но правую ногу с одеяла не снимает. Краем
глаза следит за конвоиром - не шарахнул бы кованым своим ботинищем. А
что? Может.
Сопливенький еще мальчишка, тощенький, угреватый. Небось первогодок.
Да ведь и такому хочется выглядеть хоть кого┬то сильнее. Хотя бы такого,
как он, бомжа вонючего. Три недели он не видел себя в зеркале, образину
свою сейчасную знает только на ощупь. Бугристый череп с плешинкой - вы-
лезла, подлая, после `нулевки`. Узкие скулы, обтянутые нездоровой кожей,
скелетистые впадины на щеках. И щетина мерзопакостная, уже не колючая,
правда, помягчевшая, цветом наверняка пегая. А уши, уши!.. Вот не думал,
что после стрижки наголо они так забавно раскрылатятся. Подзабыл, что
стеснялся в детстве своей лопоухости.
- Кончай ты! - уже не приказывает, а просит конвоир.
Погоди, говорит ему мысленно он, вот захочу - и перестану, а пока не
хочу.
Сидоров снова кашляет - с глухим хрипом, изображая муки адовы, с кле-
котом бьется хребтом о спинку койки, раскачивается, как правоверный ев-
рей на молитве. А парень, бедняга, мельком замечает он, перепугался,
совсем новичок, видно, в охране... Ведь с сочувствием смотрит, даже с
испугом, вон как губы дрожат...
Усмехнувшись, Сидоров с неожиданной легкостью сбрасывает ногу с койки
на пол, рывком встает и корчит брезгливую гримасу. И мысленно представ-
ляет, насколько омерзительной смотрится сейчас его рожа.
- Ладно, гражданин начальник, так и быть, потопали.
Конвоир розовеет от злости, но Сидоров уже и не глядит на него, надо-
ел.
Заложив руки за спину, идет к двери и выходит из камеры...

5


* * *
- Садитесь!
Ларина кивком отпустила конвоира. Придвинула поближе бланк протокола
допроса подозреваемого, попробовала на откидном календаре, хорошо ли хо-
дит шарик в авторучке, и только потом уже подняла глаза на человека,
мешком плюхнувшегося на табуретку напротив нее.
Нет, не самого приятного собеседника заполучила она на этот раз. Он
не произнес еще и слова, а следователь уже знала, интуитивно поняла, что
разговор предстоит непростой. Взгляд - острый, лишь на мгновенье полых-
нувший откровенной неприязнью и тотчас угасший, словно выключенная лам-
почка фонарика, ставший стеклянно безразличным, - такой взгляд был ей
хорошо знаком. Этот человек лишь прикидывается опустившимся, обезличив-
шимся бомжем, сказала она себе. Он умеет владеть собой, он настроен на
жестокую борьбу. Значит, и мне надо быть готовой к тому, что передо мной
вероятный преступник, быть может, изворотливый, многоопытный и умный.
Как ни старается он сейчас натянуть на физиономию маску дебила, первый
же взгляд выдал его с головой. Но пусть он не догадывается об этом. По-
ка.
Ларина быстро, крупным, размашистым почерком заполнила первые строки
протокола, касающиеся ее самой, даты и места допроса, и оторвала ручку
от бумаги.
- Фамилия, имя, отчество?
- Мое?
- Ваше, разумеется. Меня зовут Ларина Анна Сергеевна. А вас?
- Ну, Иванов... Петр... Сидорович.
Так, сказала себе Анна, понятно: настроился играть в комедийном клю-
че. Она обежала равнодушным взглядом лицо бомжа, исхудавшее, с выпираю-
щими скулами, без какого┬либо следа бровей, напоминающее детский рисунок
- точка, точка, два крючочка... Темная, чуть извилистая прорезь рта с
потрескавшимися губами, черные точки ноздрей, обритая голова с грязными
оттопыренными ушами, утолщенный кончик носа, почти кругляш, безвольный,
чуть загнутый подбородок...
И запрятанные под голыми надбровьями синие глаза - сейчас они непод-
вижные, тупые, похоже, он нарочно выпучивает их, чтобы выглядеть закон-
ченным придурком. Не поймай она тот взгляд...
- При задержании вы назвали себя Сидоровым. Как понимать?
- Да хоть как... Один леший.
- И все┬таки? Ваша настоящая фамилия?
- Пиши Сидоров, если больше нравится.
- Хорошо, Сидоров так Сидоров. Дата, место рождения?
- Мое?
Анна стиснула губы. Нет, не разозлишь, не старайся.
- Ваше. Перестаньте прикидываться дурачком, Сидоров. Не поможет.
- А я и есть дурачок. Это ты умная.
- Повторяю: год, число, место рождения?
Он задумался. Отквасил губы, поднял глаза на потолок, словно бы с
трудом вспоминая.
- Эта... Как ее? Магаданская область, поселок Барачный... В пятьдесят
вроде первом году... Ага, восьмого марта!.. Или нет?
- Вы что, не помните точно?
- Не┬а... А чо помнить┬то?.. Старый - и все тут.
- Ладно. Запишем пока это. Проверим. Но, Сидоров, учтите: за дачу
ложных сведений вы несете ответственность перед Законом.
Ах, как это страшно, подумал он, разглядывая склонившуюся над прото-
колом молодую женщину. Надо же - от┬вет┬ствен┬ность!.. Тебе, законница
ты моя белокурая, наверняка кажется, что нет в жизни страшнее жупела,
чем дышло ваших замечательных Кодексов, на которые чихать хотели все, у
кого в кармане густо, а уж бомжи и подавно... Сколько ж тебе годков, ми-
лая, небось лет пять всего как с институтской скамьи? Интересно, замужем
ты или еще в девицах? Вот и занятие у меня теперь есть на время допро-
сов: попробую┬ка раскусить тебя самое, как ты меня пытаешься. У тебя,
бедняжки, вряд ли что путное выйдет, а я┬то тебя так и сяк пощупаю. Как
и положено мужику с вашей сестрой.
- Да, ознакомьтесь с вашими правами, - Ларина протянула через стол
бланк протокола. - Вот с этим пунктом. Возьмите же!
- Не┬а, - Сидоров мотнул головой, заслоняя глаза ладонью. - Не пойму
я, сама прочитай, слышь?
- Обращайтесь ко мне на `вы`, Сидоров, - В голосе Анны Лариной впер-
вые промелькнуло раздражение. - Хорошо, слушайте. - Она медленно, акцен-
тируя каждое слово, прочитала ссылку на статью 51-ю Конституции Российс-
кой Федерации, оставляющую за допрашиваемым право не давать показаний,
которые могут быть использованы ему во вред. По лицу Сидорова нельзя бы-
ло определить, понял ли он услышанное. Округлив глаза, он невидяще смот-
рел на шевелящиеся губы следователя и молчал.
- Поняли? Нет? Тогда скажу проще: вы можете не говорить о том, что
вам, как вы считаете, может повредить.
Шелушащиеся губы Сидорова растянулись в длинной ухмылке.
- Ух ты!.. Зачем мне вредить? Не буду!.. Что я, чокнутый, что ль?
`Слава, трижды слава демократии! - злорадно подумал он. - Попляшешь
ты у меня, девонька, с этой идиотской статьей Конституции`.
- Продолжим, - сказала Ларина, расправляя листок протокола. - Сообщи-
те о своем постоянном местожительстве...
Сидоров весело хрюкнул и даже зажмурился от удовольствия.
- Третья помойка слева от пятого чердака... Я путешествовать люблю,
гражданин следовательница... Не задерживаюсь нигде.
- Семейное положение?
Какая невозмутимость, смотри┬ка!.. Ну и нервы у барышни! Надобно бы
ее расшевелить.
- Холостяшничаю... Где┬то детки, может, плачут по мне, а жен своих я
успел в дым позабыть. У вас┬то, небось, муженек начальник, любит вас,
красавицу такую, а я вот один┬одинешенек...
Он с удовлетворением отметил, как досадливо порозовели напрягшиеся
скулы, как нервозно дернулась авторучка в пальцах. Попал! И кажется, в
больное место.
Разведена? Брошена? По крайней мере, матримониальная тема ей небез-
различна.
- Отвечайте на вопросы кратко, без болтовни! Была ли прежде суди-
мость?
- Так за что ж?! - Сидоров помотал головой, сверкнув плешинкой, за-
метной даже на бритом черепе. - Преступлениев не совершал, чистый я...
Зря вы меня сюда засунули, обижаете... Ну что с того, что я ездю по
стране? Кому мешаю? Дали б квартиру, не ездил...
Ларина сделала запись в протоколе, затем, подумав, быстро заполнила
следующую графу и холодно взглянула на Сидорова.
- В соответствии с частью второй сто двадцать третьей статьи Уголов-
ного процессуального кодекса Российской Федерации официально объявляю
вам, Сидоров, что вы подозреваетесь в убийстве гражданина Ходорова Фе-
ликса Михайловича, временно проживавшего в селе Тургаевка, улица Советс-
кая, 22-а. Основания для вашего задержания вполне достаточны, так что
предупреждаю, что только ваши искренние...
Но он уже не слышал ее... Потрясение было слишком сильным, а главное
- настолько неожиданным, что единственным, о чем он сейчас мог думать,
было только это - не выдать себя, ни на миг не сбросить маску опустивше-
гося туповатого бродяги, которая, как ему казалось, так естественно к
нему приросла за эти недели скитаний... Где он промахнулся, чего он не
предусмотрел?! Он был настолько уверен, что жалкого бомжа, задержанного
за нарушение паспортного режима, вернее, за беспаспортность, за ничтож-
ное, по сути, правонарушение, если не отпустят, то в худшем случае отп-
равят в распределитель, удрать откуда ему не составит труда... Но подоз-
рение в убийстве... Неужели у нее в руках какие┬то улики, неужели пошли
прахом все его старания ликвидировать этого ничтожного Ходорова, не ос-
тавив и малейших следов?.. Голосок следователя монотонно журчал, пере-
числяя его права на адвоката, ходатайства, отводы, но для него это были
всего лишь абстрактные, ничего не значащие звуки, потому что не было
сейчас для него важнее задачи, чем немедленная перестройка всей своей
тактики. От пассивного, почти безразличного ожидания - к предстоящему
жесткому и опасному поединку с этой блондинистой быстроглазой женщиной,
на сегодня его врагом номер один...


6


- ...смягчению вашей вины, - закончила Ларина и, взяв со стола прото-
кол, протянула его вместе с авторучкой закаменевшему Сидорову. - Распи-
шитесь, подозреваемый. Вот здесь...
Он машинально вывел каракульку на бланке и угрюмо пробормотал:
- Какая такая вина?.. Ты брось, гражданин начальница, никаких писате-
лев не знаю и не убивал. - Он засопел, метнул из┬под голых надбровий
полный злости взгляд. - Нашли на кого мокруху повесить, да? Ничего не
знаю.
В серых глазах следователя зажегся огонек.
- А откуда вам, Сидоров, известно, что убитый гражданин Ходоров - пи-
сатель?
- Сама сказала. Вот и известно.
- Неправда. Даже не упоминала.
- Ну тогда эти... Менты ваши... Когда меня брали...
- Возможно. Скажите, Сидоров, что вы делали в Тургаевке 22-го июля? В
среду, как сегодня, только три недели назад? И что вас привело в Турга-
евку? Где вы там останавливались?
Ему вдруг стало смешно. Шок, слава Богу, миновал, и сейчас он
чувствовал себя, как боксер, поднявшийся на ноги после нокдауна и услы-
шавший гонг, который даст ему минуту, чтоб опомниться. Только не надо
спешить с ответами, амплуа придурковатого бродяжки себя еще не исчерпа-
ло. Итак, почему оказался в Тургаевке? Милая ты моя, слишком долго приш-
лось бы объяснять. Да и не поняла бы, пожалуй, хоть с виду ты и не дура.
Что ж, сказать тебе, что в этой занюханной Тургаевке я поставил послед-
нюю точку, сделал то, что заказано мне было давно?.. Нетушки, не рассчи-
тывай. Ты ведь не сможешь понять, как ни напрягай свои симпатичные изви-
линки, что я уже не мог откладывать дело. Увы, время вышло, оттягивать
приговор было нельзя, и каждый лишний день жизни - нет, существования
Ходорова отсчитывался зловещим метрономом. Я должен был раньше уничто-
жить его, зря я тянул, зря... Мне так не хочется верить, что ты, белоку-
рый мой мент прекрасного пола, упрячешь меня в кутузку, но даже если это
и случится...
- Отвечайте же, Сидоров! Откуда, когда и зачем вы прибыли в Тургаев-
ку?
...Первый допрос подозреваемого Сидорова оставил в душе старшего лей-
тенанта милиции Анны Лариной скверный осадок. Худо, когда подследствен-
ный уходит в `отрицаловку`, не признает даже очевидные факты. Но еще тя-
гостнее следователю работать с человеком, который упорно валяет ваньку -
то ли издеваясь над ненавистным ментом, то ли прикидываясь убогим полу-
дурком. Сидоров - к концу допроса Ларина была уже твердо в том убеждена
- избрал для себя второй вариант поведения. Что он совсем не таков, ка-
ким представляется на следствии, сомнений не было.
...Ложась спать, Анна, как правило, брала в постель детектив Алек-
сандры Марининой - она их покупала все, в шкафу набита ими целая полка.
Однако на этот раз ее ждало совсем иное чтиво - найденный при осмотре
места происшествия рулончик машинописных страниц. Оперуполномоченный
Саврасов, роясь в чердачном хламе, обнаружил его в корпусе помятого ржа-
вого термоса. Помучившись с пробкой, забитой в горловину заподлицо, он
выудил┬таки плотно засунутую, старательно обернутую в целлофан бумажную
трубку. Едва развернув ее, Ларина поняла, что это, безусловно, чей┬то
дневник, полистав же первые страницы, убедилась: датированные июлем за-
писки сделаны Ходоровым, то бишь исчезнувшим, а скорей всего - убитым
постояльцем Сазоновой. Впрочем, похожи они были и на фрагменты рукописи
нового романа, на эту мысль наводили названия глав на страницах дневни-
ка, Но... записки сначала следует прочитать, а потом уж и судить о жан-
ре.
Анна включила лампу на тумбочке, погасила люстру и, скользнув под
одеяло, протянула руку за папкой, раздувшейся от толстой пачки некогда
скрученных и теперь не желающих распрямляться листков. И вздрогнула от
брезгливости: перед глазами вдруг выплыла неприятная, если не сказать
отвратная физиономия бомжа с бугристым, плохо выбритым черепом. И без
бровей, что особенно противно. `Сбрил он их, что ли? - подумала она,
развязывая тесемки папки. - А может, лишай, вот и вылезли...`

8


Жертва (из записок Ходорова)

Глава 1. Похищение Бонвивана Что┬то около двух ночи, я только уснул,
меня разбудил телефонный звонок. `Не встану, сказал я себе, ни за что не
встану... Это опять ошиблись`. Но телефон настойчиво дребезжал. С мукой
расплющив веки, я спустил ноги с дивана и облегченно вздохнул, услышав в
прихожей голос дочери:
- Да┬да, я!.. Это я!.. - Даже спросонок я понял, что Светлана не на
шутку испугана. - Я же говорила вам... Я обещала, значит, будет... Не
угрожайте мне, это лишнее, я сама представляю... Да я вам уже сказала!..
Ну и что, если счетчик?..
Голос ее истончился, в нем звучало отчаяние. Что же произошло, черт
побери?
Придется┬таки встать. Я на ощупь снял со спинки стула штаны и прошле-
пал к двери, из┬за которой доносилось истерическое: `Перестаньте!..`,
`Только попробуйте!..`, `Я┬то, я┬то причем?!`.
В прихожей в тусклом свете, падающем из открытых дверей в спальню, на
корточках возле тумбочки с телефоном сидела моя двадцатитрехлетняя пад-
черица.
Черные прямые волосы неряшливыми прядями свисали на лицо - бледное,
помятое сном. Ночная рубашка, словно опустившийся парашют, лежала на по-
лу, закрывая ноги. Глаза Светланы были расширены, на меня она не взгля-
нула. Рядом с ней тоже в ночной рубашке, прижав обе руки к сердцу, стоя-
ла Нина. Я вопросительно взглянул на жену и открыл было рот, чтобы спро-
сить, в чем дело, но она зло мотнула головой: молчи!.. Глядя на ее иска-
женное напряжением, увядшее, но все еще красивое лицо, я в который уже
раз за последние недели ощутил, как меня буквально пронзила острая неп-
риязнь, даже нет, чего уж там сглаживать, ненависть, как ни постыдно это
- испытывать столь низменные чувства к человеку, с которым прожил вместе
последние двадцать лет.
Светлана положила трубку на рычаг и заплакала, без слез, одни сухие
всхлипы.
Мать бережно подхватила ее за талию, подняла, прижала голову к груди.
- Все обойдется, милая, все обойдется, - голос ее прервался. Взгляну-
ла на меня мельком, обдав презрением, словно горячие помои плеснула в
лицо.
- Что вскочил?! Молчи! Ничего не спрашивай! Не твои дела!
- И все┬таки... - Я изо всех сил старался сдержаться, не унизиться до
ночного скандала, неизбежного, ответь я ей в том же тоне. - Свете кто┬то
угрожает?
Почему?
- По кочану! - выкрикнула жена, бешено округляя глаза.
Кандидат наук, пусть и технических, кичится тремя поколениями ужасно
интеллигентных предков... Чем, спрашивается, отличается она сейчас от
палаточной торговки советских времен, в гробу видящей всякого докучливо-
го покупателя?
- Ладно. Не мои, так не мои.
Я ушел в гостиную, в которой сплю уже второй месяц, и опять улегся на
диван.
Ничего, расскажут все сами. Попозже. Когда обсудят все варианты ис-
пользования меня в качестве... Чего? Давно не стриженного барана? Фанер-
ки, которой можно заслониться от града камней? Униженного ходатая по чи-
новничьим инстанциям?
Посмотрим, завтра покажет. А пока - спать, спать...
Уснул я на удивление сразу. И проснулся, несмотря на вчерашний пере-
бор, с относительно свежей головой. А главное, вовремя, даже без бу-
дильника. Они спали, и я, разумеется, не стал их тревожить. Побрившись и
проглотив два бутерброда с сыром, не стал допивать кофе - гадость, раст-
воримая дешевка, - вылил остатки в раковину и на цыпочках вышел в прихо-
жую. В спальне, слава Богу, было тихо. Можно было считать, что мне круп-
но повезло - объяснения откладываются до вечера.

Когда хорошего слишком много, это подозрительно и опасно. Всякое ве-
зение по сути своей случайность. Случайности, да еще счастливые, да еще
и следующие одна за другой, настораживают: так не бывает, быть беде. Но
осознавать начинаешь не сразу, лишь когда заметишь, что сплошные везения
выстраиваются в цепочку.
Утром, отправляясь на работу, я никогда не заглядываю в почтовый
ящик. Раньше полудня почтальонша в наш подъезд не заходит. Сегодня же
будто кто┬то толкнул под локоть. В ящике была `Комсомолка`, которую мы
выписываем, и желтоватый прямоугольничек - перевод на сумму чуть
меньшую, чем три моих месячных зарплаты в издательстве. Гадать, откуда
свалились на меня деньги, не приходилось: я был уверен, что на почте фи-
олетовый штампик на обороте извещения сообщит мне чрезвычайно приятное:
повесть, которую я чуть не год назад послал в толстый журнал, напечата-
на. Иначе, само собой, гонорар бы не выслали. Конечно, удостовериться в
публикации я мог бы и раньше, попади мне журнал на глаза. Месяца четыре
я захаживал в областную библиотеку - единственное место, где его можно
было найти в прошлом году. Но с января деньги на библиотечную подписку
сократили. А подписчики... Не поручусь, что в нашем городе есть хоть
один чудак, не пожалевший денег на это недешевое, добротное, но и скуч-
но┬солидное издание. По крайней мере у обнищавших местных литераторов
искать его не приходится, а с учеными гуманитариями я общался мало.
Впрочем, с деньгами сейчас у них не лучше, как и у всей пресловутой
прослойки, снискавшей нашей бывшей стране славу `самой читающей`. Она
бы, конечно, и сегодня читала не меньше, да удовольствие стало слишком
дорогим.
Так что следить за журналом я не мог. И его напоминание о себе не
могло не растрогать.
Да, прекрасная штука - неожиданно свалившийся на тебя гонорар! Но
вдвойне приятней была и та случайность, что, вопреки заведенным в семье
порядкам, почту вынул сегодня я, а не жена и не дочь. Никто, кроме жур-
нальных моих благодетелей и меня самого, не знает о переводе - почтовики
не в счет. И это означает, что минимум три┬четыре недели я буду застра-
хован от каждодневных микроунижений, связанных с абсолютной пустотой в
карманах. Что мне теперь какое┬то пиво, хоть бы и баварское? Или чьи┬то
дни рождения, от коих я пугливо шарахаюсь вот уже второй год? Или... А,
что и говорить!.. Я отвыкаю чего┬либо хотеть. Вернее, желаний┬то не уба-
вилось, но возможности их исполнения давненько ушли в сферу ирреального.
Даже мелочи, вроде нового галстука, обрели статус мечты недостижимой,
как маниловский мостик через пруд.
Я был уверен, что на почте получить деньги до начала работы не успею.
В издательство мне к десяти, и оставшихся сорока минут при постоянных
очередях пенсионеров и квартироплательщиков мне, разумеется, не хватит.
И все же ноги сами свернули за угол и привели меня к отделению связи.
Там было прохладно и пусто. В том смысле, что почтовики, как и обычно,
сидели за своими окошечками, но их никто не тревожил. Над вскрытым чре-
вом кассового аппарата посапывал с отверткой в руке умелец в черном ха-
лате. На лавке, отрешенно глядя куда┬то вниз перед собой, сидела очень
одинокая старушка с квитанцией, зажатой в прозрачном кулачке. Ничто не
помешало мне протянуть паспорт и мгновенно заполненный перевод кудрявой
барышне, получить у нее пачку не самых крупных купюр и совсем уже бодрым
шагом направиться к остановке, к которой - надо же!
- подчаливал полупустой автобус. Усаживаясь, я вспомнил, что, как это
ни странно, на обороте корешочка с суммой не было ни штампа, ни вообще
каких┬либо следов отправителя денег. На радостях я даже не уточнил, из
Москвы ли пришел гонорар или еще откуда - бумажку смял и выбросил в ур-
ну, дабы не попалась случайно на глаза домашним.


9


Со временем получалось так гладко, что, выйдя у Дома печати, я позво-
лил себе тормознуть у книжного развала, мимо которого трижды в неделю
проходил не взглянув. Агрессивное лакированное разноцветье обложек на
лотках, похожее на длинные клумбы из бумажных цветов, выложенные сотруд-
никами погребальной конторы к юбилею своего начальника, меня, закорене-
лого книжника, раздражали.
Возможно, что среди вакханалии кровавых детективов и первобытно┬лю-
бовных романов знаток и смог бы откопать нечто стоящее прочтения. Но я
об них руки не марал и даже втайне гордился этим. Я брезглив и считаю,
что ковыряться в венках над картонными гробиками, начиненными трупами,
неинтеллигентно. Хотя, если честно, снобизм мой частично объяснялся и
причинами вполне материального свойства... Но вот сегодня - ну и день! -
я почему┬то взглянул. И ахнул от приятнейшей неожиданности: коричневый
томик нагибинских `Дневников` умоляюще глянул на меня из┬под полуголой
блондинки, которую пытался удушить не поместившийся целиком на обложке
скуластый амбал. И цена!.. Господи, да ведь для меня сегодняшнего, меня
многоденежного это же совсем даром!.. Улыбка на моем лице была, видать,
настолько лучезарна, что вахтер Ереваныч - а вообще┬то он Юрий Иванович
- изумленно вскинул седые кустики бровей и тоже осклабился во все
свои... уж не знаю, сколько у него там железных зубов. А когда я, зажав
обретенного наконец┬то Нагибина под мышкой, поднялся на свой третий
этаж, на площадке со мной столкнулся технический редактор Зяма Красно-
польский, самый лысый человек Среднего и Нижнего Поволжья, как он не без
гордости себя называл. И, пожалуй, имел на то право. Его длинный череп с
далеко отквашенным, как у древнего египтянина на фресках, затылком был
начисто лишен не только пушка, но и малейших точечных намеков на то, что
волосы на этой сияющей золотом тыкве когда┬либо были. А ведь Зяме не
стукнуло еще и сорока! Чтоб добиться такого совершенства, начинать лы-
сеть ему, наверно, пришлось класса с четвертого.
- Феличе, ты зря торопился, служака, - забормотал он, останавливаясь
и пытаясь силой вытащить у меня из┬под руки книжку. - Главаря не будет
до послеобеда, в арбитраж умотал, а полупахан опять на больничном, вот
так!.. А┬а! - скривился он, выдрав все┬таки книгу и разглядев автора. -
Почитай, почитай, но смотри - желчью мочиться будешь, ты это учти! Как
он, подлец, Ахмадуллину с этим... как его?... Окуджавой приделал - ну,
полный отпад!.. Если мне позвонят, скажи, появлюсь через час... Нет, че-
рез полтора. Ну, дуй, дуй, служивый классик!..
Не┬е┬т, чтоб такое везение - это уж, знаете ли, слишком! Если что и
портило мне сегодня настроение - хотя полученный гонорар и держал его
планку непривычно высоко - так это перспектива предстоящего объяснения с
Карповичем, директором и соучредителем АО `Издательство `Парфенон``, в
просторечии - `главарем`, под началом которого я имею счастье служить
ведущим, но далеко не главным редактором. В десять тридцать мне надлежа-
ло быть на планерке, в одиннадцать тридцать меня ждали в редакции об-
ластного телевидения. Успеть туда я никак не мог. Предстояло отпраши-
ваться у Карповича, а не будь того на месте
- у главного редактора Махнева, он же `полупахан`. Клички - иногда
удачные, чаще не очень - Зяма напридумывал всем, вплоть до корректорш.
Но прижились немногие, в частности - эти. Впрочем, прилипло и ко мне:
`служивый классик`.
Вроде и безобидное это прозвище имеет, увы, достаточно обидные осно-
вания.
Некогда, а если точнее - лет пять┬семь┬девять назад - я не без удо-
вольствия ощущал себя писателем, больше того - популярнейшим в области
прозаиком. Мои книги можно было купить лишь по крепкому книготорговому
блату либо на партийных пленумах никак не ниже городского уровня. Помню,
как приятно было мне однажды подслушать умственный разговор шедших впе-
реди меня по тротуару подростков. `Она, дура, даже `Длинное облако` не
читала!` - громко возмущалась тонконогая девчонка с портфельчиком. И эта
уничижительная интонация по отношению к неведомой мне невежде прозвучала
даже для моего избалованного в те времена авторского слуха райской музы-
кой. Народное признание - это вам не реверансы дежурных критиков. Воз-
можно, мои романы и повести по большому счету и не были так уж хороши, в
условиях дефицита и вареный рак, известно, сходит за красную рыбу. Но
писательское существование `на вольных хлебах` делало мою жизнь, во┬пер-
вых, осмысленно оправданной, а во┬вторых, вполне удовлетворительной ма-
териально. Машину я так и не купил, но зато и поездил по европам изряд-
но, что было тогда не всякому дано. И проблемы мебели┬ремонта решил, и
даже замахнулся на строительство дачи. Однако рука, к сожалению, так и
повисла в воздухе: что теперь делать с недоложенной кирпичной коробкой,
не знаю ни я, ни подрядившиеся дачевозводители братья Бубенковы, которым
я задолжал столько, что в пору расплатиться с ними самим недостроем. Вот
уже три с половиной года я полирую тренированным писательским задом не
дубовое кресло в домашнем своем кабинете (он же по совместительству -
гостиная ), а расшатанный казенный стул с инвентарным номером хозуправ-
ления Дома печати, а может, и издательства `Парфенон`, отвалившегося от
него как траченная тлями почка. Почему не пишу книги как прежде? Пишу.
Даже написал уже, и не одну, а две с половиной. Но заканчивать третью
повесть охоты нет, потому что нет смысла. Презираемый мною книжный по-
ток, словно мутная вода из ведра уборщицы, хлынув на прилавки, не одну
щепку вроде меня смыл с современной литературной поверхности. Книгоизда-
ние неожиданно оказалось сверхприбыльным бизнесом, почти как крими-
нальный вывоз нефти. Ну а где быстрые деньги... понятное дело.
Наиболее хваткая часть моих современников не преминула воспользо-
ваться этим.
Что термин `хорошая книга` утратил свое классическое значение, я по-
нял, когда год назад возвращался из Москвы в одном купе с оптовыми кни-
готорговцами.
Узнав, кто я есть такой, они расхвалили мои книги и тут же выразили
свое искреннее соболезнование почившему во мне писателю. По их словам,
`те, ранишние `книги обречены на забвение. Новый читатель, покупающий
только `свою серию` про секс или про убийства, уже сформировался, а на
него, массового, только и следует рассчитывать, если не хочешь прого-
реть.
Все┬таки я продолжаю рассчитывать, что увижу напечатанным свой пос-
ледний роман, лучший, как мне кажется, из всех моих опусов. И в изда-
тельстве, пожалуй, меня удерживает только эта трепетная надежда: все┬та-
ки рядом с кухней! Карпович очень расплывчато, но все ж таки обещал - к
концу года, мол, так и быть, рискнет. Ни он, ни `полупахан` роман не чи-
тали, как я им его ни навязывал. Оба выразили полную уверенность в высо-

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 119783
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 1