В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ЖАЖДА Назад
ЖАЖДА

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Сергей Алексеев.
Пришельцы.

Чистилище это называлось аттестационной комиссией, заседало в бывшей
Ленинской комнате и, должно быть, поэтому члены ее выглядели как один общий
собирательный портрет Ильича: кто хмурил бровь, читая газету, кто хитровато
щурился, взирая на жертву, к этому случаю обряженную в мундир с погонами,
кто улыбался, задумчиво и мечтательно черкая по бумаге. И всех мучила жажда,
поскольку заседатели слишком часто прикладывались к стаканам, потягивая
боржоми.
Вообще-то на такой комиссии, попросту говоря, `рубили головы`
оперативному составу, и Поспелов напоследок думал не о судьбе своей, не о
прошлом и будущем, а о своих `палачах`. Команда в общем-то была знакомая,
почти с каждым когда-то приходилось сталкиваться по службе, однако после
десяти минут наблюдения выяснилось, что управляет ею не председатель в чине
генерал-лейтенанта, а коренастый живчик из администрации президента.
Несмотря на молодость свою, он, как опытный кукловод, дергал ниточки, и
окружавшие его матерые полковники, прожженные разведчики и контрразведчики,
поднимали руки по его команде.
Безответными к его замечаниям оставались лишь два человека прокурор, по
долгу своей службы, и непосредственный начальник Поспелова, сухой и колючий
от недосыпа полковник Луговой. Правда, члены комиссии пытались создать
видимость некоего суда, копались в причинах выдвинутых обвинений, а генерал
от ветеранов даже возмутился, что старший разведчик майор Поспелов за десять
лет службы шесть раз представлялся к орденам, но ни разу не был награжден.
Однако невзрачный с виду и могущественный куратор от президентской
администрации и его урезонил, обернув обыкновенную несправедливость в
заслугу вышестоящего руководства. Тут с ним даже прокурор согласился,
заявив, что над аттестуемым офицером висит рок и ему никогда не следует
брать в руки оружие: что ни операция, то труп, а то и не один... Комиссия
осталась совещаться, а Поспелова отправили ждать приговора, и он с
удовольствием покинул чистилище, переглянувшись с Луговым - тот делал знак
не уезжать.
Он и сам чувствовал этот рок, повисший над ним чуть ли не с первого года
службы. Иногда до физического ощущения дыхания в затылок, навязчивого
желания оглянуться. Обычно после операций, которые заканчивались
перестрелкой и трупами, прокурор являлся к Луговому и молча садился за
приставной стол, выкладывая пока еще тощую папку.
- Что? - угрюмо спрашивал Луговой. - Наш пострел и здесь Поспел?
- Ваш Поспел и здесь пострел, - поправлял его прокурор. - Вот заключение
баллистической экспертизы...
Бывало, при задержании вооруженных группировок палили все опера, но
извлеченные потом медиками пули оказывались выпущенными из оружия Поспелова.
Несомненно, это был рок и прокурор знал, что говорил, ибо за свои сорок
пять лет доживал вторую жизнь. Когда-то он считался классным военным
летчиком, пилотировал сверхзвуковые истребители-перехватчики и, побывав на
небе, должно быть, узрел оттуда, что всяким человеком управляет судьба и
случается с ним то, что на роду написано. Говорят, он катапультировал над
Саянской тайгой после отказа двигателя, несколько дней блуждал по горам,
сильно обморозился и, получив `белый билет`, закончил юридический и подался
в прокуратуру.
Судьба дохнула ему в лицо саянским морозом, а Поспелову - зноем
неожиданно жаркого лета в Брянской области, где два года назад он завершал
операцию с торговцами оружием.
Все тогда было спланировано и отработано, оперативная информация
поступала каждые полтора часа, контролировалось не только передвижение
`объектов`, но даже всякий человек, случайно вошедший с ними в контакт.
Рискованным и опасным этим бизнесом занимались не самодеятельные бандюги, по
какой-нибудь очередной амнистии выпущенные на свободу, а почти профессионалы
- уволенные из армии офицеры самых разных родов войск вплоть до пограничных,
к тому же некоторые из них прошли Афганистан. Эти знали, как перевозить свой
товар чуть ли не через полстраны, обходя все посты и заслоны, умели
маскироваться, имели представление об агентурной работе спецслужб и милиции,
отлично владели системой связи.
Судя по оперативной информации, неприметная рыботорговая фирма,
организованная частными лицами, прогнала уже две машины с оружием из
Прибалтики в район Северного Кавказа.
Сейчас же по дорогам через Белоруссию двигался целый караван - три
КАМАЗа-морозильника с оперативным сопровождением из двух легковых машин с
транзитными номерами, которых, якобы, перегоняют из Германии. Летучий этот
эскадрон одновременно вел и разведку безопасности трассы, и прикрытие тыла,
и мог, при необходимости, вступить в бой с группой захвата, чтобы дать
возможность каравану рассеяться и скрыться: в изрядно потоптанных, но
свежепокрашенных `Жигулях` пятой модели находилось по четыре вооруженных
человека - и тоже все бывшие защитники Отечества. О том, что морозильники
сопровождает эскорт, стало известно незадолго до завершения операции; по
всей вероятности, `эскадрон` приставили уже на дорогах между Минском и
Гомелем, а захват каравана планировалось провести на подъезде к городу
Новозыбкову, уже на российской территории, где вставшие на ночную стоянку
КАМАЗы вместе с оружием должны были перейти в собственность покупателя. В
морозильниках, в каждом третьем ящике, в ледяные глыбы из скумбрии были
вморожены автоматы, патроны в цинках, гранаты к гранатометам, запаянные в
пластик, противотанковые мины - даже по самым приблизительным подсчетам
хватило бы вооружить пару батальонов.
Настоящий продавец этой партии товара сидел в одном из прибалтийских
государств и, видимо, очень высоко, поскольку разведка российских спецслужб
пока не могла прорвать завесы многочисленных официальных прикрытий.
Прокручивать такие сделки простой смертный и даже очень богатый человек был
просто не в состоянии, чувствовался государственный уровень. Но покупатель
оружия был налицо, с необходимой суммой денег в долларах, с кипой отлично
изготовленных документов на автомобили и груз и крепко сколоченными
легендами на предмет своего продвижения в сторону Кавказа. В прошлом он тоже
служил офицером в группе войск в Монголии и после ликвидации базы и
увольнения стал переправлять оставшееся на складах оружие на тот же Кавказ,
только через Казахстан. Одним словом, был уже профессиональным торговцем
смерти с четырехлетним стажем и эта сделка для него казалась даже
мелковатой, ибо ему случалось продавать из Монголии артсистемы и
бронетехнику. Правда, в роли покупателя он выступал в первый раз. И в
последний, поскольку сейчас сидел в оперативной машине Поспелова,
пристегнутый наручником к специальной скобе.
Брать караван предполагалось в три часа десять минут на ночной стоянке,
без особого шума и перестрелки, когда к утру притупится бдительность охраны
и когда покупатель при расчете войдет в прямой контакт с продавцами:
Поспелов с группой захвата из шести человек входил в `свиту` покупателя.
По последней перехваченной радиосвязи продавцы подтвердили этот план
купли-продажи. Только умолчали о двух машинах сопровождения, вероятно, желая
подстраховаться. Отслеженный наружным наблюдением `эскадрон` сильно осложнил
задачу, требовались дополнительные силы, чтобы блокировать легковушки с
пассажирами, отсечь их от стоянки и не допустить огня в спину. До развязки
остается полтора часа. Морозильники уже на стоянке, и их водители доедают
жареную рыбу и пьют чай. Любое промедление, смена места захвата - и можно
упустить продавцов.
Наружка докладывала, что один `жигуленок` с транзитными номерами стоит
сейчас на обочине в полукилометре от морозильников, тем самым контролируя
тыл, а другой, красный, медленно движется в сторону Новозыбкова: что
скажешь, разумно несут свою службу! Блокируй одного сразу же будет тревога и
непредсказуемые последствия.
Решение подсказал сам покупатель, пришлось поделиться с ним информацией
об `эскадроне`.
- Я так работать не привык, - сказал он. - Только система постоянного
радиообмена с контрольными фразами и полное доверие. А если прибалты хотят
меня `прокатить`?
Я передаю деньги, а нам в спину стволы?
Покупатель отрабатывал свое право на жизнь, готов был сотрудничать на
любых условиях и делал это старательно, инициативно - хорошо иметь дело с
профессионалами в любой сфере.
- А ты продавцам так и скажи, - заявил Поспелов и подал ему радиостанцию.
- Объясни им, как привык работать.
Он и объяснил, на что получил ответ от продавца, что уважает привычки
(эти партнеры работали не в первый раз и знали друг друга в лицо), однако
сопровождение все равно не уберет, поскольку еще на въезде в Белоруссию
ощутил неясное пока предчувствие опасности. Оставалось единственное брать
`легкую кавалерию` за пять, максимум восемь минут до сделки. И так, чтобы не
успели дать сигнал тревоги.
За двадцать минут до назначенного часа Поспелов приказал по радио занять
снайперам свои позиции в районе автостоянки, предупредил наружное наблюдение
и выехал на трассу. Дорога была почти пуста, редко, в обе стороны,
погромыхивали тяжелыми грузовиками дальнобойщики. Самое нежелательное
сейчас, если кто-либо из них вздумает встать на ночлег рядом с
морозильниками и таким образом помешает снайперам по сигналу расстрелять
колеса КАМАЗов, да и вообще ни к чему лишние люди на месте операции.
Опасаясь утечки информации, решено было не предупреждать местную милицию и
ГАИ - береженого Бог бережет. Где-то впереди оперативного микроавтобуса
двигался грузовичок `газель` с наружкой, сидящей на хвосте красного
`жигуленка`, а со стороны Новозыбкова из `волги` вели наблюдение за второй
машиной охраны. По графику они должны были совершить `рокировку` через
восемь минут, разъехавшись в километре от стоянки, успеть поменять
автомобили на другие марки и выходить уже на `боевой курс`.
Через четыре минуты Поспелов попросил сбавить скорость, потому как
впереди замелькали задние огни `газели`. И почти сразу же последовало
сообщение наружки: `жигуленок` начало кидать по дороге, и он резко
затормозил и встал возле `шевроле`, неожиданно появившегося на обочине.
В этот миг он и ощутил то самое жаркое дыхание судьбы...
Наружка, естественно, проскочила мимо, то же самое пришлось бы сделать и
Поспелову, оставив негласную охрану продавцов у себя в тылу, но, подъезжая к
силуэтам машин на дороге, микроавтобус неожиданно бросило на встречную
полосу.
Едва удержав его на асфальте, водитель вынужден был затормозить - оба
левых колеса оказались пробитыми во многих местах и шины спустили мгновенно.
Едва не врезавшись в `жигуленка`, машина остановилась, и в тот же миг у
передних дверей выросли две фигуры в спортивных костюмах.
- Как вам не повезло, мужики! - весело сказал тот, что оказался возле
водителя. - Сразу два! А вон и третье спускает.
- Хорошо тому живется, кто с колесами... ну? - спросил другой, заглядывая
в кабину сквозь опущенное стекло. - Как будет в рифму? Стихи сочинять
умеешь?
Это были натуральные разбойники с большой дороги, только нынешние
выходили на промысел не с топором за опояской, а с `калашом` под спортивной
курткой. И грабили они счастливчиков, купивших машины за рубежом:
опознавательный знак - транзитный номер на стекле... А чтобы остановить их,
рассыпали по асфальту нарезанную кусками колючую проволоку.
Возле `жигуленка` стояли трое, переговаривались с пассажирами, должно
быть, торговались. Ситуация была непредсказуемой, дикой, хотя и возникшей
естественным путем, волею судьбы. Негласная охрана продавцов прекрасно
знала, на какой машине приедет покупатель, и наверняка имела инструкции
отслеживать ее, но если `шевроле` с разбойниками и `эскадрон` в сговоре и
сейчас разыгрывают спектакль, то сейчас они навалятся все вместе. Откуда им
знать, что в кейсе вместо денег - прилично выполненные `куклы`. А в
микроавтобусе - группа захвата, ряженная под шоферюг.
Медлить было нельзя, но и торопиться опасно!
- Включи-ка свет в салоне, горемыка! - весело попросил водителя
разбойник.
- А глаза не заболят? - съязвил тот, ожидая сигнала от Поспелова.
- Посмотреть хочу, что это ты там везешь? - засмеялся `спортсмен` с
большой дороги. - Вон как рессоры просели...
И для убедительности выставил ствол автомата из-под куртки.
- Да включи, пусть посмотрят, - вальяжно, с ленцой проговорил Поспелов и
в тот же миг прижал горло разбойника к торцу приспущенного стекла дверцы.
Надавил, и сквозь хрип услышал отчетливый хруст гортани. Водитель удерживал
своего `спортсмена` за шею локтевым сгибом, однако придавить сильнее мешал
автоматный ствол. За спиной через заднюю дверь срочно десантировалась группа
захвата.
Можно было этих двух устранить без шума! Стоящих у `жигуленка`
разбойников слепили фары микроавтобуса. Но в `шевроле` оказался еще один,
который видел, что происходит у дверцы, за которой сидел Поспелов. Этот
`запасной` выскочил наружу и закричал, поднимая руку. Казалось, выстрел
ударил в лицо, но пуля щелкнула в лобовое стекло, осыпая брызгами осколков.
Не теряя из виду троицу возле `Жигулей`, Поспелов выпустил голову разбойника
и вывалился наружу. Грабители среагировали молниеносно по микроавтобусу
полосонула очередь. А в салоне оставался покупатель, прикованный к скобе!
И в тот же момент по разбойникам открыли огонь из `Жигулей` и кто-то из
группы захвата.
Поспелов начал стрелять в последнюю очередь, причем из пистолета и
неудобного положения - перекатываясь по обочине. Бил в разброс по фигурам
разбойников и охранников, головы которых хорошо виднелись в салоне
`жигуленка`, насквозь просвеченного фарами микроавтобуса. Обойма вылетела в
пять секунд, и пока он перезаряжал пистолет, группа захвата уже была возле
красной `пятерки`, рвала двери, ныряла в салон через проемы опущенных
стекол. Поспелов заскочил в микроавтобус - к счастью, покупатель остался
живым, без единой царапины. А через минуту один из оперов доложил: в
`Жигулях` все четверо убиты наповал, из шестерых `спортсменов` с большой
дороги в живых осталось двое - те самые, что подошли к микроавтобусу и не
попали под пули.
В тот момент некогда было не то что разбираться, но и думать, от чьих рук
в считанные секунды боя навалено столько трупов. В голове Поспелова
вертелась жгучая и одновременно холодящая мысль: успела негласная охрана
предупредить своих коллег о внезапном нападении разбойников или не успела?
Потом оказалось, успела! И это было на руку: на помощь своим уже неслась
вторая машина `эскадрона`, а на автостоянке с морозильниками пока не
ощущалось никакой тревоги - так докладывала наружка. Теперь предстояло изо
всех сил лететь к продавцам, оставив засаду возле машин со спущенными
колесами. В разбойный `шевроле` втиснулось пять человек из группы захвата,
считая Поспелова, шестым - покупатель. Приближаться на незнакомой,
неизвестной продавцам машине к стоянке было опасно, а предупредить их значит
вызвать еще большую настороженность, сорвать срок и место операции, а до
назначенного часа остается семь минут.
Разумеется, оставшаяся от `эскадрона` негласная охрана сама доложит
продавцам о стычке на дороге, но это произойдет позже, когда покупатель со
свитой будут уже на стоянке: по расчету второй `жигуленок` прибудет к своим
на выручку не раньше трех часов пятнадцати минут. К этому времени команда
`водителей` с морозильников должна лежать в наручниках...
От раскаленного за день и не остывшего еще асфальта несло жаром как от
печи, горячий ветер иногда бил в лицо, напоминая о дыхании судьбы. Последний
радиообмен между покупателем и продавцами состоялся в три часа шесть минут -
все еще было в порядке! Но буквально через минуту наружка доложила: КАМАЗы
на площадке одновременно запустили двигатели!
Пришлось рискнуть и `возмутить` покупателя.
- Нахожусь в пределах видимости, - сообщил он. - Что там стряслось у вас?
- Не приближайся, - предупредили продавцы. - Проезжай мимо, встреча не
состоится, неприятности у моих людей. Оставайся на связи. Условия новой
встречи сообщу.
Поспелов подал сигнал снайперам - дырявить колеса, приказал выключить на
машине все освещение. На стояночную площадку вкатились в полной темноте,
КАМАЗы включили фары и высветили `шевроле` в самый неподходящий момент -
когда группа захвата выпрастывалась из тесного салона, раскатываясь по
горячему асфальту.
Не зря сказано - человек предполагает, а Бог располагает...
Запланированная бесшумная операция превратилась в обыденную, злую
перестрелку с последующим штурмом грузовиков. Из шести продавцов, бывших на
морозильниках в качестве сменных водителей, живыми удалось взять только
двух. И то один был ранен в лицо, а второй отлежался на полу кабины и сдался
сам, поскольку являлся агентом спецслужбы России и на такой случай имел
соответствующие инструкции... В схватке на автостоянке Поспелов не
расстрелял и магазина.
До этой операции с торговцами оружием старшего разведчика Поспелова не
считали каким-то особо выдающимся стрелком. Однако после нее, несмотря на
секретность проверки, проводимой спецпрокуратурой, потянулась неприятная
слава человека, который якобы умышленно не берет преступников живыми. Этакий
мститель, разуверившийся в законах и правосудии... А он вовсе и не собирался
мстить тогда, но отчетливо ощутил, как его рукой водила судьба: из
двенадцати убитых в перестрелках во время операции девять получили
смертельные ранения от пуль, выпущенных из пистолета Поспелова...
Самолет Ан-2, наполненный пожарной десантурой, взлетел с базы у села
Покровского в половине десятого утра и лег на курс в зону патрулирования.
Лето в Карелии стояло жаркое, сухое, за целый месяц не брызнуло ни одного
дождя, и пересохший подстил в лесах напоминал хлебную корку каравая, только
что вынутого из печи.
Дороги и проселки перекрыли для движения, существовал запрет выходить или
выезжать в лес, однако такие меры помогали плохо: вездесущие туристы лезли в
сопки, минуя заслоны. Пожар мог возникнуть не только от оставленного костра
или брошенного окурка, но и от пустой бутылки, на солнце действующей как
увеличительное стекло.
Карелия пока не горела и потому авиалесоохрана занималась только
патрулированием и отловом нарушителей-туристов. Весь световой день - а он
был длинным! - две группы парашютистов, сменяя друг друга, часов по шесть
болтались в воздухе без посадок и обеда. Самолет дослуживал свой век,
прилично вибрировал, однако считался еще крепким, ротому что двигатель и
контрольная аппаратура вы работали лишь половину моторесурса, а древний
фюзеляж в этом году покрасили в броский красно-синий цвет. Привыкшая к
нищете десантура, бывало, летала на таких обломках, что этот казался
надежным и незыблемым, как русская печь. Парашютисты - а их было шестеро в
группе, - после пятнадцати минут полета соловели и, расстелив спальные мешки
на полу, укладывались вповалку. Бодрствовали всего два человека пилот и
летчик-наблюдатель, да и те по очереди кемарили в своих креслах, если над
сопками висело ясное безоблачное небо.
В десантуру обычно попадали бывшие солдаты из ВДВ, молодые парни из
местных, еще не потерявшие вкус к опасности, своеобразную романтику прыжка;
само тушение пожара как бы отступало на второй план, являлось делом земным,
крестьянским, где надо пахать часов по двадцать в сутки в прямом смысле,
отбивая очаг возгорания от живого леса `минеральной` полосой. Когда
начальство подбрасывало взрывчатку, упакованную в пластик, как сосиски,
отбивали минполосы быстро и со вкусом, а больше прорубали широкие просеки,
рыли лопатами или пускали встречный пал.
Всего-то и удовольствия было - минуты три-четыре, пока летишь над тайгой
под пестрым ярким куполом, причем удовольствия тщательно скрываемого,
поскольку щенячий восторг не котировался и мог стать причиной унижений и
насмешек среди бузотеров и горлопанов. Ловить `кайф` от прыжка позволялось
втихушку.
И все его ловили. При всем каторжном труде, парашютистов считали лодырями
и бездельниками: полетают пожароопасный период летом месяца два, прыгнут
раза по четыре-пять, а остальное время лежат, водку пьют, дерутся с местными
парнями, в карты рубятся, ножи, топоры, пилы, кайлы и даже ломы метают в
стены своей конторы - болезненный атавизм, оставшийся после службы в ВДВ:
метать все, что втыкается. И зарплату получают каждый месяц без задержек. На
зиму так вообще расползаются по своим семьям и лежат уже до весны. И стаж у
них идет, как на фронте, - год за два...
Они же славы о себе и не собирались развенчивать, спали себе по-братски,
бок к боку в одной зыбке, висящей под небом, сопели, храпели, причмокивали,
не мешая тем самым друг другу, ибо от моторного рева все равно ничего не
слыхать. Сейчас двое из них - старший группы Лобан и Азарий, двухметровый
парень, вес которого едва выдерживал основной купол, - были с перепоя,
поэтому часто вставали воды попить; Паша недавно женился, проходил испытания
медовым месяцем и на патрулировании спал беспробудно; трезвенник Тимоха этой
ночью перекладывал печь у себя дома, точнее, ломал старую, и к работе даже
сажу не успел отмыть на руках, так и дрых; молодняк - Шура с Игорем, еще
армейские тельники не доносившие, приперлись на базу под утро с дискотеки в
сельском клубе. Успели поплясать, помахаться, снять девочек-десяти классниц
и нацеловаться так, что и во сне продолжали обнимать парашютные сумки и
чмокать оловянными губами.
Начальник базы лесоохраны летнаб Дитятев тоже придремывал в пилотском
кресле, приоткрыв форточку, но уже по причине другой, профессиональной,
оправдывая поговорку `спит, как пожарник`. Пока небо было чистым и светлым
горизонт, машиной управлял молодой пилот Леша Ситников, который еще не
налетался после училища, не насмотрелся на затаеженные сопки сквозь
блистающий круг винта и душа его еще не накричалась, сдавленная восторгом -
лечу! Мать ее так, лечу ведь, лечу!
Дитятев в тридцать семь лет готовился на пенсию и потому штурвал
принимал, только когда на горизонте замечался сизый дымок. А вообще-то он и
во сне уже видел себя `новым русским`, поскольку собирался открыть частное
предприятие по производству мебели из ценнейшей карельской березы и
мелкослойной сосны. У него уже и станки стояли в сарае базы, закупленные в
Финляндии, и лесу заготовлено полтысячи кубометров, который теперь
выдерживался по дедовской технологии.
Только бы долетать последний сезон...
Шел пятый час патрулирования, пилот Леша подустал смотреть на горизонт
сквозь темные очки и не сразу увидел со стороны своего командирского борта
некий круглый плоский предмет, будто расстеленный на лысой вершине сопки.
Было до него километров семь, и потому отчетливо просматривались лишь
контуры и сероватый металлический блеск, будто от крыши из оцинкованного
железа. Заинтересовавшись, Леша повернул машину к сопке. После разворота
солнце оказалось за спиной и его лучи ударили в предмет, причем свет
отражения был настолько сильным, что пилот схватил `зайчика`, как от сварки.
В тот же миг повсюду до самого горизонта заплясали световые пятна и набежала
слеза. Леша толкнул дремлющего летнаба, сказал по переговорному устройству:
- Гляди, что это там? По моему борту?
Дитятев открыл глаза, привычным взором обвел пространство.
- Фигня какая-то... Зеркало, что ли?
- Ничего себе, зеркало! Полета метров, - засмеялся пилот. - Смотри,
смотри, она еще и распускается!
- Металлизированный полиэтилен, - определил летнаб. - Классная штука,
если толстый. Палаток можно нашить!.. А тут на целый ангар хватит!
- Да ты гляди! - заливался от восхищения Леша. - Она же распускается,
смотри! На цветок уже похожа!
- Да это же туристы! - ахнул Дитятев. - Вон, бегают!.. Лешка, давай на
боевой!
А сам подозвал из пассажирского салона старшего группы: шли обратным
курсом, поэтому можно было выпустить двухтрех парашютистов, чтобы собрали
этот полиэтилен и составили протокол. Половина штрафа отчислялась
непосредственно группе, а сумма его со всеми накрутками была просто
драконовской. Если там внизу отдыхала богатенькая дикая турбанда - эвон,
полсопки затянули пленкой! - можно заработать самим, дать немножко Родине и
наказать нарушителей.
Старшой Лобан натянул наушники СПУ.
- Сначала им депешу с разъяснением, - мудро сказал летнаб. - Чтоб потом в
суде, курвы, не вертелись.
Старшой проспался, глаза опухли от выпитой воды. Он обладал уникальным
здоровьем и феноменальными способностями тибетских монахов сказывалась
восьмилетняя работа в десантуре. Лобан усилием воли понижал артериальное
давление после пьянки, когда наутро врач проводил осмотр перед вылетом,
регулировал частоту пульса и хвастал, что сможет остановить сердце, если,
конечно, захочет. Хвастун и трепло он был великое, наврать мог что угодно, и
все на голубом глазу, но эксперименты со своим организмом и вправду проводил
блестяще. Доктор нюхал жуткий перегар, видел красные похмельные очи старшего
группы и никак не мог снять его с борта. Лобан уже начинал страдать
комплексом пьющего человека и в трезвом состоянии проявлял беспредельную
инициативу, деловитость и сообразительность.
- Слушаю, шеф!
- Вымпел к бою, - распорядился летнаб.
Старший группы приготовил пластиковую бутылку с листовкой, с привязанным
к ней грузом и длинным хвостом кумача, пристегнулся фалом и, пробравшись к
выходу, распахнул дверь. От ветра вся команда проснулась, завертели
головами, щурились на свет. Дитятев взял управление на себя, сделал разворот
и пошел чуть ли не в пике на сверкающий предмет.
- Никакой это не полиэтилен! - вдруг сказал пилот Леша. - Смотри, он же в
клеточку! А это не наука какая-нибудь?
- Откуда здесь наука? - буркнул летнаб и подал сигнал готовности Лобану.
Блестящий круг пронесся внизу и в наушниках вякнул старший группы:
- Вымпел пошел! - Приготовь Тимоху! - распорядился Дитятев. - Да чтоб
ручку взял!
А то опять углем протокол напишите!
Он заложил круг, зашел на объект от солнца и положил машину на боевой
курс. Это была испытанная и продуктивная тактика - сначала выбросить одного
десантника вроде бы с пристрелочным прыжком и улететь из зоны видимости
турбанды. А когда она, увидев единственного десантника, обнаглеет или рванет
в бега, высыпать ей на голову еще двух-трех. А в протоколе отметить, что во
время задержания оказали сопротивление - штраф автоматически увеличивался
вдвое.
Тимоху обряжали всей командой, натягивали специальную защиту, чтобы
прыгать на лес, застегивали лямки, проверяли подвеску, охлопывали и
оправляли, таким образом сочувствуя товарищу. Летнаб знал, что делает Тимохе
подлянку: у него дома печь разобрана, грязь в избе, жена Ольга запилит. На
базу-то он вернется не раньше чем через сутки! Но трезвенника Тимоху
невозможно было подкупить, напоить, а значит, нарушителям не избежать
протокола. Он был настойчив и привязчив хуже самого зловредного мента.
Приближаясь к лысой сопке, Дитятев вдруг обнаружил, что блестящий предмет
сильно потемнел, налился свинцовой серостью и стал медленно сокращаться. А
рядом уже не было ни одной человеческой фигурки. Разбежались они, что ли? Но
почему тогда так быстро уменьшается площадь круга?
- Тимофей, пошел! - приказал летнаб, и дождавшись, когда парашютист
сиганет в открытую дверь и откроет купол, передал управление пилоту, взял
радиостанцию `Комарик`- портативный прибор, умещающийся в руке.
- Ну ты и удружил, шеф! - первым делом передал свою обиду Тимоха. - Я
только печь разломал...
- Постараюсь сегодня пригнать вертушку, - пообещал Дитятев. - Что там под
тобой?
- Хрен знает... Ничего!
- Как - ничего? - самолет ушел к соседней сопке и теперь делал правый
разворот - задний план был полностью закрыт.
- Ни дыма, ни огня... И на кой ляд ты меня выпихнул?
Похоже, Тимоха еще не проснулся и предмета на земле не видел.
- Смотри, там полотнище такое блестит и люди бегали, - указал летнаб. -
Ищи их и рисуй протокол.
- Лысина пустая, шеф, - через минуту сообщил Тимоха. - Хорошо вижу...
Даже ягель не тронут.
Пилот Леша развернул машину, и Дитятев увидел купол Тимохи, медленно
плывущий над сопкой. Вершина ее действительно оказалась чистой...
Десантура таращилась в иллюминаторы.
- Где же эта хреновина? - возмущенно спросил Леша. - Растаяла, что ли?
Оптический эффект?
Внезапно с опушки лысины повалил густой багровый дым, прорезался
всполохами белого огня, словно замедленный, ленивый какой-то взрыв. И сразу
же вспыхнули крайние деревья от корня до макушек.
- Вот тебе и оптический эффект, - недовольно сказал Дитятев. Вызывай
базу!
Подожгли, суки! А что еще!
Купол Тимохи все еще болтался в воздухе, словно приклеенный к голубому
небу.
Умышленные поджоги в пожароопасный период случались часто за последние
годы, особенно на нефтепромыслах Тюмени и в Якутии, куда карельскую
десантуру гоняли в командировки. Несколько раз огонь вспыхивал вот так же,
на глазах у патруля, видны были и сами поджигатели, их машины и моторные
лодки, но поймать никого не удавалось. Хотя по сигналам лесоохраны на место
происшествия немедленно вылетали бригады ОМОНа и спецгруппы ФСБ, блокировали
районы, прочесывали окрестности злоумышленники всякий раз уходили
безнаказанными.
- Лобан, готовь всю группу! - распорядил летнаб и позвал по `комарику`
Тимоху. - Теперь-то что-нибудь видишь?
- Да пусто кругом, на что смотретьто? - недовольно отозвался тот.
- Пусто? Сейчас задницу поджаришь! Развернись на север!
- Развернулся, и что?
- Огонь видишь?
- Ну и шуточки у тебя, шеф! Кончай травить! При на базу и гони вертушку!
- разозлился Тимоха. - Что в самом деле-то?..
- Смотри лучше-то! Глаза разуй! - закричал Дитятев.
- Я смотрю, на какую бы сосну повеситься, - невозмутимо отозвался
парашютист. - Внизу курумник - ноги сломаешь. Мне твои дрючки слушать
некогда, привет!
- Чего он, ослеп?! - возмутился летнаб.
- Шеф, связи с базой нет, - вместо ответа сказал пилот Леша. - По всем
каналам жуткие помехи.
- Как всегда, не понос, так золотуха! - ругнулся Дитятев. - Ложись на
боевой, я пошел выпускать группу.
Деревья на опушке полыхали ярко, со странным белым дымом: похоже, горела
какая-то химия. Тимоха на миг скрылся в облаке вместе с куполом и, когда
вновь открылся взору, то уже висел на высокой, разлапистой сосне, накрыв
парашютом половину кроны. Причем рядом с горящими деревьями!
- Он что? Крыша поехала? - тыча пальцем в иллюминатор, прокричал Лобан. -
Сожжет купол!
Иногда от лени, чтобы не ползать по каменистой тайге с грузом, десантура
норовила приземлиться поближе к очагу. Тимоха же вконец обнаглел! И в самом
деле, от излучения парашют мог вспыхнуть в любой момент. Или сплавиться,
скомкавшись и расползаясь дырами. При нынешней бедности на счету был каждый
купол, со складов подопревшее старье вытаскивали...
Самолет шел уже по боевому курсу, в салоне вспыхнул световой сигнал,
включенный по расчетному времени, и десантура столпилась у открытой двери,
тяжелая, толстая от снаряжения, неповоротливая. Первыми прыгнули молодые
Шура с Игорьком, за ними молодожен Паша и тяжелый Азарий - машина сразу
подпрыгнула вверх на несколько метров. Последним сиганул Лобан.
Летнаб затворил дверь. Со следующего захода следовало выбросить `мабуту`
на грузовом парашюте и мешок с продуктами на стабилизации. Он придвинул груз
к двери, зацепил карабином вытяжной фал. В этот момент заработал `комарик`.
- Шеф! Шеф! Ну, блин, какая тут потеха! Человечки какие-то бегают! с
восторженным страхом закричал Тимоха. - Мужички! В скафандрах!
- Где бегают? - бросаясь к иллюминатору, спросил летнаб.
- Подо мной! Метр с кепкой! Зелененькие! Я с дерева не слезу!
- Ты что, перегрелся? - вдруг заорал Дятитев, отчего-то мгновенно
покрывшись испариной и одновременно гусиной кожей. - Тима? Тимофей!
Земля больше не отвечала. Летнаб втиснулся в кабину, взял управление.
- Вызывай базу!
- Связи нет, постоянно вызываю, - Леша почему-то слегка побледнел, верно,
первый раз в острой ситуации попал в зону радионепроходимости и вместе со
связью терял присутствие духа.
- Сейчас будет! - Дитятев потянул штурвал на себя и прибавил оборотов.
Стрелка высотомера поползла вверх. Пока набирал высоту, заметил, как
десантура один по одному развешивалась на деревьях вдоль опушки - тоже не
хотели далеко улетать от пожара. Связи не было и на тысяче метров, помехи,
кажется, сгустились еще больше, в наушниках стоял сплошной раскатистый
треск, как во время грозы. Летнаб махнул рукой, приказал пилоту ложиться на
боевой и пошел выпихивать груз. Дым клубился над лесом, переливался, таял от
внутреннего свечения, но облако отчего-то не разрасталось и, сохраняя
прежний объем, висело на одном месте, хотя над землей тянул ветерок метров
пять в секунду. Эту странность он заметил, когда отправил грузовой парашют.
- Тимофей? - позвал по `комарику` летнаб - рация была только у него. -
Тимоша?
Сейчас мужики тебя снимут. Ты что, стукнулся? Слышишь меня?
- Слышу, - отозвался Тимоша.: - Голова болит, кружится...
- Ударился? Головой ударился?
- Нет... Я умираю, шеф, - невнятно забормотал тот. - Все, отпрыгался...
Шеф?
Шеф!.. Печь разломал... Помоги моей бабе... Ребятишки зимой
перемерзнут...
- Тима? Тимошка?! Я сейчас вертушку пригоню! Терпи, братан! чувствуя
непонятную тоску, прокричал летнаб. - Только отрезаться не вздумай! Стропы
не режь! Мужики снимут! Они рядом с тобой сели!
- Шеф! Гляди! - заорал пилот Леша, подавшись вперед. - Где огонь? Огонь
исчез! И дыма нет!
Там, где только что клубилось облако и полыхали сосны, был совершенно
чистый и прозрачный воздух. Как повсюду. И деревья вышли из пламени, не
потеряв ни сучка, ни хвоинки - ветерок буравил зеленые кроны... Шесть
куполов, развешанные по крайним соснам, трепетали, как угасшие паруса, и
только грузовой приземлился точно в центр каменистой лысины, вытянулся по
ветру и лениво всхлипывал, уползая к лесу.
- Мы что, все белены объелись? - неведомо кого спросил летнаб.
Померещилось, что ли? Ну уж хрен! Моим глазам не мерещится!
Он снова взялся за штурвал, заломил лихой вираж, выровнял машину, и резко
бросил ее к земле. Сквозь блистающий круг винта он старался рассмотреть, что
происходит на опушке: по времени десантура должна была уже отстегнуться от
куполов и спуститься с деревьев. У каждого был специальный фал-спасатель:
привязал к стволу или за прочный сук и в три секунды слез.
Парашютисты все еще болтались на деревьях, как мухи в тенетах. И,
кажется, даже не делали попыток спуститься. Двух он рассмотрел точно: лес
вдоль залысины был редким и легко пробивался солнечными лучами. Самолет
пронесся в двадцати метрах над вершинами сосен. Летнаб потянул ручку газа и
стал набирать высоту, намереваясь сделать еще один заход.
- Хреново дело! - проговорил с внутренней дрожью. - Связь! Связь давай!
Пилот Леша, кажется, `поплыл`: белые губы, ноздри, кожа на лице
натянулась, словно у покойника, выступила молодая щетина на щеках и рот уже
не закрывался.
- Леша? Ситный друг? Ты что, в штаны наделал?
Пилот потряс головой, что-то сказал, забыв нажать кнопку СПУ на штурвале.
По губам понял летнаб: спрашивал, куда делся огонь...
- Никуда, Леша, - ласково проговорил он. - Погас огонь! Сам потух! Бывает
и такое.
Сам загорается, сам и гаснет. Под божьим оком ходим. Бери штурвал, Леша,
поехали на базу. Сейчас вертушку мужикам пригоним. Огня нет, что им там
делать? Вроде бы заговор на пилота подействовал - поозирался, положил руки
на штурвал, ноги поставил на педали. Дитятев продолжал наговаривать,
содрогаясь от внутреннего холода:
- Вот, молоток! Вывезем десантуру - водочки купим, попьем, на танцы
сходим, девок снимем. В Покровском девки красивые... Ты что с мужиками на
танцы не ходишь? Не бойся, они в обиду не дадут. Они у меня по сорок человек
команды разгоняли. Наденут тельники и - вперед. Выйдем из зоны связь
наладится. А связь наладится, так мы вертушку сразу сюда погоним...
Он еще боялся полностью отдать управление пилоту и контролировал
положение штурвала. Набирали высоту, уходили от злополучной сопки на
северо-восток, в сторону базы; забалтывая Лешу, Дитятев и себя забалтывал,
поскольку все сильнее и сильнее ощущал в груди ледяной стержень.
Глянув на приборы, он почувствовал холод и в затылке: стрелка компаса
вертелась волчком, точно так же крутился шарик плавающего компаса,
остановились бортовые часы, упала на нуль стрелка тахометра, хотя двигатель
работал без всяких перебоев. И горючего было нуль...
Потом зажглась лампочка пожарной тревоги и словно пробудила пилота Лешу.
- Шеф, мы же горим! - объявил он. - А что приборы так... пляшут?
- Где ты видишь огонь? - пытался сохранить спокойствие летнаб. Двигло не
горит, дымного следа нет...
- Может, прыгнем, шеф? - Он стал щелкать триммерами управления.
Дитятев ударил его по руке.
- Спокойно, Леха! Набираем высоту! Приборы - ерунда, бывает. Машина
старая.
Может, в магнитную воронку попали. Знаешь, бывают такие, как на воде...
- Не ври, шеф! - лишенным страха, совершенно трезвым голосом закричал
Леша. - Мозги не пудри! Прыгать надо!
Он стал пристегивать лямки спасательного парашюта, болтавшиеся на ручках
кресла, торопился, получалось вкривь и вкось...
- Попробуй связь! - хотел отвлечь его Дитятев. - Может, появилась...
- Нет связи! Как только потерялась - все понял. Я все понял!
- Что ты понял? Дуралей...
Леша приподнялся в кресле и боком, вниз головой вывалился из кабины в
салон.
Сорвавшиеся с его головы наушники хлестанули летнаба по лицу.
- Назад! Назад, сказал! - рявкнул он. Но даже обернуться не мог, словно
пригвожденный к креслу этим заиндевелым стержнем.
Пилот уже открыл дверь и висел в проеме, обдуваемый ветром. И был
почему-то в одних носках...
Дитятев не видел, как он прыгнул. Каким-то странным образом пошло время -
толчками, пунктирной линией. Потом, кажется, и вовсе остановилось. Краем
глаза он заметил, что в салоне уже никого нет и некому закрыть дверь.... Не
выпуская штурвала, он попробовал включить триммер, однако что-то сломалось,
или он сам что-то делал неправильно - плохо слушались пальцы. Потом хотел
набросить на плечи лямки парашюта, но вдруг увидел впереди, прямо по курсу,
взлетно-посадочную полосу: белесые прямоугольники бетонных плит уходили к
горизонту и, нагретые за день, исходили колышащимся маревом...
Поспелов давно чувствовал, что из родного отдела надо куда-нибудь
уходить. Тучи над головой сгущались с нарастающей силой после каждой
операции, в результате которой появлялись трупы. Специальный прокурор
выносил вердикты о правомочности применения оружия и всякий раз задавал один
и тот же вопрос:
- Почему преступников у нас судит не суд, а старший разведчик Поспелов?

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 119652
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 1


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``