В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ДОРОГА НА УРМАН Назад
ДОРОГА НА УРМАН

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIP НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Сергей ПЛЕХАНОВ
ДОРОГА НА УРМАН

Повесть

Над дальним концом просеки, сжатой сопками, показался багровый край
солнца, и на дорожную пыль, на седую от росы траву лег нежно-розовый
отсвет. Тайга ожила - разом загомонили птицы, слабый ветер тронул верхушки
деревьев.
Гончаров прислонил к замшелому стволу ближайшей ели свою трехлинейку,
осторожно снял намокшую плащ-палатку. Сделал несколько энергичных
движений, чтобы согреться. Потом выглянул из-за густого лапника и стал
всматриваться в соседний участок придорожного леса. Заметив едва уловимое
колебание кустарника, нахмурился. Но движение не повторялось, и лицо его
приняло более спокойное выражение. Повернувшись в другую сторону, Гончаров
внимательно оглядел всю опушку, однако не увидел ничего подозрительного.
Он присел, чтобы снова нырнуть под сень лапника, и вдруг замер. По
тайге рассыпался частый беспорядочный треск. Краем глаза Гончаров увидел,
как снова дернулись ветки кустарника и из зарослей выдвинулась фигура в
плащ-палатке, с винтовкой наперевес.
Схватив оружие, Гончаров зычно крикнул:
- За мной!
И бросился в сторону проселка, оставляя за собой темный след в росном
ковре.
В одно мгновение на дорогу высыпало около десятка вооруженных людей.
Поднимая небольшие фонтанчики пыли, помчались вслед за Гончаровым - туда,
где сухо трещали выстрелы.
Когда они выбежали из-за поворота, над тайгой висела ватная тишина.
Приближаясь к грузовику, завалившемуся на обочину, Гончаров все замедлял
шаг. Ему казалось, удары его сердца наполнили всю окрестность. Судорожно
вытирая пот, струившийся со лба, он нервно озирался по сторонам, то и дело
оглядывался на идущих следом. Вид у людей был какой-то потерянный,
виноватый. Встречаясь глазами с Гончаровым, они отводили взгляды.
И тогда он заставил себя смотреть в направлении полуторки, на кабину,
изрешеченную пулями. На руку, безвольно свесившуюся до земли из-под
распахнутой дверцы. От чувства собственного бессилия перехватило дыхание.
Привалившись к крылу автомобиля, Гончаров с минуту подавленно молчал,
глядя на фигуру в застиранной форме с петлицами НКВД, неловко скрючившуюся
на полу кабины, на руку убитого с набрякшими венами.
Сзади кабины послышалась чья-то возня, кто-то сдавленно чертыхнулся.
Один из бойцов медленно обошел кругом машины. Поставил ногу на спущенное
колесо, взялся за борт и рывком приподнялся над кузовом.
- Товарищ уполномоченный! - севшим голосом позвал он.
Гончаров в одно мгновение взлетел на борт. И замер будто
натолкнувшись на невидимую стену.
Посреди дощатого кузова извивались двое в форме, пытаясь освободиться
от пут на ногах и руках.


* * *

- Прошляпили, а, Гончаров? - Тяжело прихрамывая, Боголепов шагал из
угла в угол кабинета. Было накурено, дым лежал густыми пластами, и, когда
начальник райотдела при ходьбе рвал их, за ним тащился сизый клубящийся
шлейф. - Подвела нас твоя теория. Ждали в распадках, а они, вишь, прямо на
сопке ударили.
- Начали плохо продуманную операцию, - вступил в разговор замполит
Жуков. - Так в два счета всех людей потеряем. И дело не в Гончарове - все
мы виноваты. В конце концов он всего две недели назад уполномоченным по
борьбе с бандитизмом назначен. Да и то по совместительству...
- Не думаю, товарищи, что мы ошиблись, - спокойно возразил Гончаров.
- Если станем паниковать после каждой неудачи, - он вскользь глянул на
Жукова, - то не стоит и затевать сколько-нибудь серьезное дело. Ведь
никто, помнится, и не рассчитывал на мгновенный успех. Думаю, что
продолжать устраивать засады необходимо. Пока не поступят другие, более
приемлемые предложения по ликвидации бандитской группы, нам не остается
ничего другого.
В вкабинете воцарилось тяжелое молчание. Начальник отделения сужбы
Вовк, узкогрудый брюнет с колючими глазами, мрачно усмехаясь, что-то
чертил карандашом на листке бумаги. Гончаров, закинув голову, затягивался
и отрешенно пускал к потолку кольца дыма. Боголепов, присев на подоконник,
внимательно разглядывал каждого из сотрудников. Потом перевел взгляд на
плечистого седоватого мужчину в штатском, сосредоточенно разминавшего
папиросу.
- Разрешите, товарищ начальник райотдела, я проинформирую
представителя облуправления о сложившемся у нас положении, - с едва
скрытым вызовом сказал Жуков, проследив за взглядом Боголепова.
Тот молча кивнул и сел за свой стол.
- Сначала отвечу, товарищ Нефедов, почему так трудно наладить
эффективную связь со всеми приисками в зоне возможных операций бандгруппы,
- говорил замполит. - В большинстве приисковых поселков не то что
телеграфа - радио нет. А нарочных где же на всех напасешься - каждый
человек сейчас на счету: война.
- В самом райотделе-то сущая богадельня, - с горькой усмешкой заметил
Боголепов, - начальник кое-как ковыляет с тростью, на коня сесть и подавно
не может. Половина сотрудников - а их всего-то двадцать человек осталось -
демобилизованные. Как пришлют новичка, спросишь: <Что, годен к
нестроевой?> <Так точно, товарищ начрайотдела. После ранения...>
- А участковые только по большим поселкам, - продолжал Жуков. -
Дальние прииски, считай, на инвалидной ВОХРе держатся. Уж куда как тяжел
сорок первый был, но этот год - совсем.. Вот и зашевелилась разная шваль.
Да вы лучше нас знаете: напали на несколько складов на аладьинских
приисках, остановили и обчистили грузовик с мануфактурой на границе с
Якутией... У нас в районе до поры все тихо было. И на тебе - налет на
транспорт с золотом, склады, магазины, баржи с продуктами...
Нефедов неожиданно для всех поднялся из-за стола и прошел к карте
района. Заговорил, стоя вполоборота к участникам совещания и пристально
глядя на карту:
- С начала зимы эшелон за эшелоном уходят войска с Дальнего Востока.
Призывные возрасты забираем почти что подчистую. Да не вам это все
объяснять... Обстановка серьезная. Квантунская армия, миллион штыков - вон
она, за Амуром. Под крылом у японцев семеновцы, фашисты Родзаевского,
недобитая контра голову поднимает...
Он повернулся к присутствующим и веско, жестко сказал:
- В таких условиях мы не можем оказать вам серьезной помощи людьми...
- С общим положением все ясно - политически грамотные, - произнес
Боголепов, тяжело поднимаясь из-за стола. Проковылял к карте, опираясь на
трость, достал из пачки папиросу, жестом попросил прикурить у коллеги из
области. С наслаждением затянувшись, продолжал:
- Что хуже всего? Не то, что с людьми туго. Беда, что времени у нас
нет. Банда уже взяла и золото. Сколько это танков, а, замполит? Я в ценах
на технику плохо разбираюсь... Если так пойдет и дальше, то мы понесем от
одной бандгруппы больший урон, чем от целой немецкой дивизии. Золото наше
теперь воюет не хуже пушек и самолетов. Задача: обеспечить полную
сохранность всего намыва приисков, вернуть награбленное, открыть свободное
движение по всем дорогам района...
Жуков, все это время нетерпеливо поглядывавший на начальника,
торопливо заговорил, словно опасаясь, что инициативу перехватит кто-то
другой:
- И я о том же! Надо думать не об установлении личности бандитов, как
предлагал Гончаров, я о выявлении их логова... Тут ведь как день ясно:
местные действуют.
- Не слишком ли категорично, уважаемый товарищ Жуков? - прервал
Нефедов. - Я направлен к вам руководством, чтобы разъяснить всю
серьезность происходящего. Похоже, и нападения на золотые транспорты и
ограбления магазинов, совершенные в последнее время, связаны между
собой...
- Баржа на Гилюе, - подсказал Жуков.
- Да-да, и баржа тоже, - кивнул Нефедов.
- Так вы думаете - из-за кордона гости? - посуровев лицом, спросил
Боголепов.
- Убежден. За это говорит целый ряд фактов. По данным нашей разведки,
японская агентура попытается нынешним летом организовать серию диверсий
вдоль всей линии восточных границ Советского Союза. Цель их - нарушить
производственный процесс на предприятиях, работающих на войну, и вообще
дезорганизовать тыл. Приведу несколько фактов, вам, может быть,
неизвестных. Чтобы обстановочку прочувствовали... Весь март и апрель в
Маньчжурию из южных морей, из Индокитая и с Филиппин перебрасывается
авиация, идет другая боевая техника, прибывают опытные офицеры, получившие
боевое крещение при захвате Индонезии и Сингапура. Жители приграничных
районов эвакуируются в глубь Маньчжурии. Покончив с вооруженными силами
англо-американцев в Тихоокеанском бассейне, японцы могут теперь обратить
всю свою военную мощь против нас. Их пресса последнее время толкует о
возможности создания <Сибирь-Го> - на манер марионеточного государства
<Маньчжоу-Го>. Около месяца назад Маньчжурию посетил принц Тикамацу -
специальный уполномоченный императора. Стало известно, что он встречался с
командующим Квантунской армией генералом Умэдзу и начальником разведки
генералом Доихара, который помимо прочего занимается организацией
вооруженных формирований из бывших белогвардейцев и заброской в наш тыл
шпионско-диверсионной агентуры. Особенно настораживает такой факт: в
последнее время ведомство Доихары вело широкую работу в Маньчжурии по
выявлению тех, кто когда-либо жил на нашей стороне Амура и состоял в
старательских артелях.
Нефедов прошел к карте Дальнего Востока, занимавшей простенок между
окнами. Все, как по команде, повернулись к нему.
- В это же время зарегистрировано пятнадцать нарушений границы
японскими самолетами и воинскими подразделениями. Причем половина из них
приходится на участок, сопредельный с вашим районом. А в начале июня у вас
банда объявилась...
- Но как истолковать то, что она хватает все, что под руку попадет:
мануфактуру, спирт, продукты? - с сомнением в голосе спросил Гончаров. -
Не доказывает ли это, что тут замешаны местные? Ведь если бы то были
диверсанты, пришедшие из-за Амура, они сосредоточились бы на самом главном
- золото важнее тряпок. Логично?
- Логично, - согласился Нефедов. - Вот эта-то неувязка нас и
беспокоит. Не совсем ясны и другие действия бандитов, например, почему они
оставляют в живых свидетелей?..
- В Робин-Гудов играют, сволочи, - сказал Жуков.
- А что, я думаю, это правильная оценка, - кивнул Нефедов. -
Действительно, бандиты играют в этаких добрых разбойников - отпускают
сторожей, сопровождающих, экспедиторов... Уполномоченный НКВД с последней
золототрестовской машины, если не ошибаюсь, пока единственная жертва - и
то застрелен при попытке оказать сопротивление...
- Да, шофера и охранника связали и бросили в кузове, - подтвердил
Гончаров.
- Возможно, таким образом бандиты надеются парализовать волю к
сопротивлению, - раздумчиво произнес Боголепов. - Они как бы говорят:
будешь вести себя тихо, останешься жив...
- Довольно дальновидный расчет, - заметил начальник отделения службы
Вовк.
- И еще одно косвенное свидетельство в пользу закордонного
происхождения бандгруппы, - сказал Нефедов.
- Так тем более нет смысла заниматься классификацией примет, -
ядовито глянув на Гончарова, заговорил Жуков. Он повернулся к
представителю области, как бы взывая к его авторитету: - Да и знаем-то мы
о банде с гулькин нос. Первое: обычно число нападающих невелико, около
десятка человек, причем среди них несколько ороченов*. Второе: главарем у
них крепко сложенный детина лет сорока пяти - пятидесяти. Но внешность его
никто описать не смог - мол, до глаз бородищей зарос, а на самые брови
войлочная шляпа нахлобучена. Вот и все... Да, шофер золототрестовской
машины заметил, что атаман был в перчатках.
_______________
* Устаревшее ныне название эвенков-оленеводов, живущих в
Северном Приамурье.

- Сколько ни рядить, а пока на самом простом придется остановиться, -
как-то нехотя отозвался Вовк. Он помолчал и, прихлопнув ладонью по лежащим
перед ним бумагам, пояснил: - Продолжать устраивать засады. Думаю, если
постараться, еще человек тридцать наскребем по приискам:
партийно-комсомольский актив, охотники...
- Выходит, никаких стоящих предложений нет и возвращаемся к
первоначальному плану? - Боголепов, прищурившись, смотрел на Гончарова. -
И неизвестно, придут ли бандиты отведать нашу наживку. Что скажешь,
стратег? Как-никак ты у нас и начальник угрозыска и уполномоченный по
борьбе с бандитизмом.
- Продолжать, - лаконично ответствовал Гончаров.
- Есть контрпредложение, - резко заговорил Жуков. - Шансы на успех
засад очень малы. Несмотря на всеядность банды, несомненно, что главная ее
цель - машины с золотом. Следовательно, максимально усилить охрану...
- Да невозможно это, Андрей! Не хватит людей! - взорвался Гончаров.
Глаза его смотрели зло, пальцы нервно выбивали дробь по столу.
- Значит, золото вывозить пока не будем? - с легкой усмешкой спросил
Боголепов. - Дадим телеграмму в область: ввиду бессилия райотдела
обезвредить бандгруппу, действующую на приисковых коммуникациях, просим
рассмотреть вопрос о временном прекращении поставок драгметаллов для нужд
обороны.
Нефедов жестом остановил спорящих и веско заговорил:
- То, что делалось в районе до сих пор, - самодеятельность. Я
направлен к вам руководством, чтобы помочь в проведении операции. Первое,
что необходимо сделать, - это выделить в составе райотдела штаб по
ликвидации бандгруппы. Поскольку дело взято на контроль Главным
управлением по борьбе с бандитизмом, вам будет оказана помощь - по линии
как центральных, так и областных органов: транспорт, ориентировки,
эксперты... Но замечу вам прямо: уповать на прямое вмешательство центра не
следует. В теперешней тяжелой обстановке на Западе ГУББ вряд ли сможет
выделить специалистов. Вся оперативная работа ложится на вас, товарищи, -
только вы в достаточной мере знакомы с местными условиями...
Когда он умолк, сотрудники райотдела некоторое время подавленно
молчали, избегая встречаться глазами друг с другом.
- Так что, будем давать добро Золототресту на отправку транспорта? -
наконец произнес Боголепов.
- Если не можем гарантировать сохранность продукции приисков? -
вопросом на вопрос ответил Вовк и демонстративно отвернулся к окну.
Гончаров, будто не слышавший этого обмена репликами, раздумчиво
сказал:
- Местные условия?.. Наша беда еще в том, что в райотделе практически
нет старожилов...
- Так надо поискать стариков, тех, кто служил в милиции десять -
пятнадцать лет назад, - оживился Жуков. - Тогда, говорят, и бандиты
баловались в районе.
- Рылись уже в местных архивах, - отозвался начальник отделения
службы. - Ничего там интересного.
- Надо память живых людей перерыть, - возразил Жуков.
- Опять-таки задача для штаба по борьбе с бандитизмом, - сказал
Нефедов и повернулся к Боголепову. - Кого, кстати сказать, вы предложите в
начальники штаба нового оперативного подразделения?
- Товарища Гончарова, - не задумываясь, отозвался начальник
райотдела. - По роду службы...


* * *

Гончаров шел по широкой заросшей травой улице, поглядывая на номера
домов. Избы кряжистые, рубленные из толстенных лиственниц. За высокими
воротами, украшенными резьбой, бесновались собаки.
У одного из домов начальник штаба по борьбе с бандитизмом
остановился. Внимание его привлекла жестяная табличка: славянской вязью с
ятями было выведено: <Страховое общество <Саламандра> обеспечивает ваше
спокойствие>. Легкая усмешка промелькнула на лице Гончарова. Он повернул
кольцо замка и шагнул во двор, обнесенный поленницами дров.
Отворив дверь из сеней в горницу, начальник штаба едва не столкнулся
с хозяйкой - пожилой, но все еще миловидной женщиной в чистом голубом
переднике, в такой же косынке.
Ответив на приветствие гостя, она быстро взглянула на мужа, сидевшего
за сапожной работой на лавке подле печи. И вышла в сени, так и не
появившись потом за все время его беседы с сотрудником милиции.
Хозяин, седоватый пожилой мужчина, увидев Гончарова, несколько секунд
выжидательно смотрел на него поверх очков в тонкой стальной оправе. Потом
снял их, отодвинул в сторону сапожную лапу с надетым на нее ботинком и,
поднявшись во весь свой богатырский рост, перешагнул через груду
поношенной обуви. Застегнул ворот синей косоворотки, плотно обтягивавшей
его мощный торс.
- Здравствуйте... Николай Семенович? -
полувопросительно-полуутвердительно произнес Гончаров.
- Он самый... И вам здравствовать.
Пока хозяин прибирал свое сапожное снаряжение, Гончаров исподволь
рассматривал обстановку. Этажерка с книгами: собрания классиков, учебник
политграмоты, <Краткий курс истории ВКП(б)>. Фотографии по стенам. Большой
раскрашенный портрет Николая Семеновича: каракулевая шапка набекрень, лихо
закрученные усы. Свадебный снимок: Николай Семенович и миниатюрная девушка
в фате. Николай Семенович в военной форме, со скаткой через плечо и
винтовкой в руке, на груди - два Георгия.
Хозяин, проследив за взглядом Гончарова, объяснил:
- Это в японскую. За Мукден и за Шахэ.
- А в империалистическую не призывались? - поинтересовался тот.
- Какое! Я ведь семьдесят четвертого года рождения. Да к тому же в
горноприисковой страже состоял...
- А ведь я к вам именно из-за этого и пожаловал, - заявил Гончаров. -
По нашим данным, из всех ветеранов милицейской службы...
Панов молча кивнул. Потом взял с этажерки металлическую коробочку
из-под монпансье. Открыв ее, вытащил небольшую пачку газетной бумаги,
отслюнил один листик и, достав со дна коробочки щепоть крупно нарубленного
самосада, смастерил цигарку.
Затянувшись, заговорил:
- Мне ведь уж за тридцать было, когда в горную стражу уговорили
перейти. А все почему - сами старатели упросили. Уж больно донимал хунхуз
в то время. В охране приисковой, как на беду, горький пьяница Венька
Шарапов служил - никакого проку от него не видели... А меня, не хвалясь
скажу, уважали золотишники - я ж сам спину-то наломал на приисках, с
тринадцати лет по артелям...
- А в милицию как пришли?
- Да еще во времена Дальневосточной республики - после японца, после
безвластия у нас много всяких судариков объявилось: грабили, контрабанду
таскали, шулера завелись...
Он поднялся с лавки, выдвинул один из ящиков комода и достал
объемистый сверток, крест-накрест перевязанный ленточкой. Развязал,
полистал бумаги и протянул гостю несколько сложенных листков - одни из
них, совсем ветхие, были проклеены по сгибам, другие сохранились лучше.
Гончаров, приметив, с каким благоговением относится к ним хозяин, с
одинаковой бережностью стал разворачивать и полуистлевшие и относительно
новые бумаги.
Это были почетные грамоты и свидетельства о награждениях именным
оружием и ценными подарками - некоторые подписаны еще министром внутренних
дел Дальневосточной республики, другие - областным руководством
рабоче-крестьянской милиции, третьи - заместителем наркома внутренних дел
СССР.
- С тридцать шестого года пенсию получаю, - с затаенной гордостью
сказал Панов.
Гончаров продолжал разглядывать грамоты с почтительным выражением
лица.
- Вас еще в двадцать втором именными часами... Как тут?.. <За
ликвидацию группы вооруженных спиртоносов>. А сейчас в отделе никого нет,
кто служил бы больше пяти лет. Даже все руководство - и те попали в тыл по
ранению или по негодности к строевой. О специальном образовании и говорить
не приходится. Вот я, к примеру, юрисконсульт - работал до войны на
металлургическом комбинате. Призвали. В августе под Смоленском ранило. До
января провалялся в госпитале, а потом комиссовали и - <по месту родины>,
как в справке сказано. Приехал в область - мне направление к вам в район
дали да сразу начальником уголовного розыска: у тебя, говорят, профессия
аналитическая, наловчишься. А теперь вот еще поручение: начальником штаба
по борьбе с бандитизмом назначили...


* * *

- А-а, добро пожаловать. - Боголепов поднялся из-за стола, шагнул
навстречу гостю. - Наслышан уже о вас, Николай Семенович.
Обменявшись рукопожатием, они несколько секунд внимательно смотрели
друг на друга, как бы вопрошая: что ты за птица?
- Я товарища Панова ознакомил в общих чертах... - поспешно начал
Гончаров, заметив смущение Николая Семеновича.
- Сказ мой короткий будет, - заговорил старик, с признательностью
взглянув на начальника штаба ББ. - Не упомню таких хватов из местного
народа, чтобы на большой разбой решались... А знаю я, кажись, всю округу
на двести верст в любую сторону, на каждом прииске, в каждой заимке, в
каждом ауле близкий человек сыщется - кумовства у меня, по пословице, до
Москвы не пересчитаешь. Так что ни на кого грешить не могу...
Он, прищурившись, посмотрел в окно на дальние сопки, как бы
припоминая что-то.
- А вот приметы атамана этого... Только одного человека за свою жизнь
я знавал, который в любую погоду в перчатках ходил: Василия Кабакова,
картежного художника, как сам он себя звал. Но ведь и то сказать: знали
Ваську за шулера и потому не раз бит он бывал. Но чтобы он оружье на кого
поднял? Однако за чужую душу одна сваха божится.
- И давно он с вашего горизонта пропал? - осведомился Боголепов.
- А вот нэп прикрыли, и Кабаков куда-то подевался. Может, прибрали
орёлика где в другом районе...
- Ну, это установить в наших силах, - сказал Гончаров. - Немедленно
сделаем запрос... А вы пока расскажите, Николай Семенович, о своих
соображениях по поимке банды.
- Тут ведь опять-таки сомнение находит, - вновь, приметно смутившись,
заговорил Панов. - Очень уж соблазн велик на Ваську думать - а вдруг
ошибка выйдет?.. Одно дело шулеровать, другое - атаманить. Был двойкой
хорош, а в тузы не гож...
- И все-таки, - настаивал Гончаров.
- Ладно, - вздохнул Панов. - Почему все ж на Кабакова подозрение
имею? Первое дело: никто с ним в знании тайги не сравнится. Пока он тут у
нас художествовал - а это лет, наверное, семь тянулось - ни одного
прииска, ни одной избушки, ни одного орочонского улуса не миновал. Я ведь
тогда участковым служил, по разным поселкам живал - так я Ваську и у
старателей в артелях прихватывал и в чумах... Но уж таков увертлив пес -
ни разу не удалось с поличным поймать.
Старик замолчал, перенесшись мыслью в давний осенний вечер, вечер,
когда он неожиданно для всех появился в жилище артельщиков...
У камелька, постреливавшего углями, возился кудлатый паренек-кашевар.
А на широких нарах улеглись в круг несколько мужиков с картами в руках.
Другие, свесившись с верхних полок, наблюдали за игрой. На майдане,
освещенном керосиновой лампой, валялись скомканные деньги.
Увидев участкового, все словно окаменели, и только один из игроков
сохранил полное спокойствие. Положив карты рубашкой наверх, он поднялся во
весь свой недюжинный рост, оправил накинутый на плечи пиджак. Улыбнулся.
При этом резко обозначился шрам, протянувшийся от угла рта к левому уху.
- Милости прошу к нашему шалашу...
- Опять, Кабаков, народ теребишь? - грозно проговорил Панов. - А ну,
собирай манатки, и ходу отсюда!
- Никола-ай Семеныч! - просительно протянул один из игравших
старателей.
- Това-арищ участковый! Ничего он не это... не теребит он никого, -
вступились и другие. - Мы что, без глаз? Видим, кто как играет.
- Я, Николай Семеныч, честный артист, - одновременно обиженно и
надменно глядя на Панова, заявил Кабаков. - Люблю риск - то спущу все, то
выиграю полные сани добра. Зря вы меня гоните. Нету такого закону, чтобы
за красивую игру человека наказывать.
- У меня глаз-то наметанный на шулерские проделки, много я вашего
брата погонял на своем веку, - с усмешкой сказал участковый. - Игрывал
даже, когда в артелях ходил. Вы ведь как мухи вьетесь, где золотишком
запахло. А старатель, лесной человек - он фарт уважает, азарту,
следственно, подвластен...
Не говоря ни слова, Кабаков выхватил из кармана нераспечатанную
колоду и протянул Панову.
- На, проверь, Николай Семеныч.
Участковый осмотрел облатку, не спеша разорвал ее и, развернув карты
веером, долго изучал <рубашку>.
- Вроде нет крапа... На честность, стало быть, предлагаешь сыграть?..
Я, правду сказать, не худой игрок когда-то был. Ладно, изволь.
Но уже вскоре Панов выложил на нары червонец. Кабаков подмигнул
старателям.
- Сегодня мне везуха, завтра тебе, Николай Семеныч, счастье
привалит...
- Непедагогично как-то, - чуть нахмурившись, сказал Боголепов, когда
Панов окончил рассказ.
- Какая там педагогика! - Старый милиционер невесело улыбнулся. - Мне
ведь показать им надо было, что меня не проведешь, что я всю старательскую
подноготную ведаю. Тогда в артелях много пришлого народу обреталось, кто
из тюрьмы пришел, кто бродяжил да к делу ненадолго прибился. А особо
шулера хотелось попугать - трудно было за ним угнаться, а он по всему краю
колесил, ни одного прииска не миновал...
- Нашей банде тоже в хорошем знании дорог и троп не откажешь, -
заметил Гончаров. - То там появятся, то здесь и всегда скрытно, не
оставляя следов. Потом... им ведь где-то жить надо. Значит, хорошо
ориентируются среди сотен брошенных разработок, ведают, где можно
укрыться, где есть избушки, остатки приисковых построек...
- Потом года сходятся, - сказал Панов. - Ваське теперь где-то под
полсотни и есть... И бородища атаманова - ну зачем она ему скажите? Нынче
никто их не носит, только в обузу они... А Кабакову шерсть бы и
пригодилась - отметину спрятать: полоснул его один артельщик, когда
Василий парня полугодового заработка в один кон лишил. Напился бедолага с
горюшка да и сбегал за бритвой...
- Что же, не будем пока окончательных выводов делать, - сказал
заметно оживившийся Боголепов, - но, кажется мне мы на верном пути.
Только... кто нас на Кабакова, если это он, вывести может?
- В том-то и незадача, что никого из родни его тут нет. Залетный он
был, а откуда - не сказывался. Был один тут парняга - тоже я его гонял, с
Кабаковым вместе. Поговорил я как-то с ним: неглупый малый вроде, а
связался с жульем. Что значит без призору вырасти! - родителей-то своих не
помнил он... Зашел я тогда к военкому: помоги, Иван Тимофеич, пропадет
человек. Ну, вот его вскорости и призвали в армию. А вернулся - о Кабакове
уж и слуху не было. Да и парень остепенился, на шпалозавод поступил. Там и
до самой финской войны работал, а как стали резервистов брать - чуть не
первым, слышно было, в военкомат примчался. С тех пор и нету об нем
вестей. Жив ли?..
- А как звать его?
- Стахеев Кеша. Иннокентий, значит...


* * *

Смеркалось, когда во дворе райотдела появился Гончаров. Забравшись в
кабину полуторки, он кивнул шоферу: трогай. Но едва двигатель завелся, на
крыльцо вышел начальник отделения службы Вовк. Подойдя к машине, он
приказал водителю освободить место и сам уселся за руль.
- Ты чего, Федор? - удивился начальник штаба.
- Меньше народу знать будет - лучше для дела, - ответил Вовк.
Гончаров пожал плечами, но промолчал.
Когда грузовик выехал за ворота, Вовк заговорил с еле скрытым
раздражением:
- Не нравится мне твоя беспечность, Алексей. Надо, наоборот, сужать
круг людей, посвященных в дела штаба. У бандитов явно есть информаторы и
на приисках и в центре. Ведь не зря они, как нарочно, оба раза ударили
там, где мы их не ждали, - между двумя засадами.
- Думаешь, все-таки не случайное совпадение?
- Уверен.
- Боголепов мне про твои сомнения говорил. Но ты перегибаешь палку -
зачем шофера сейчас отстранил? Достаточно тех мер предосторожности,
которые мы приняли.
- Доверяй да проверяй... И не только шоферов.
- Что же, по-твоему, кто-то из руководства райотдела на банду
работает? - вскипел Гончаров.
Вовк не ответил. Хищно сжав тонкие губы, он смотрел на дорогу. Мотор
ревел на пределе сил. Начальника штаба то и дело швыряло на сиденье.


К аэродрому подъехали уже в темноте. Когда остановились возле КПП,
Гончаров протянул в окошко пропуск. Часовой сунул документ в луч фары,
внимательно прочел, шевеля губами. Взял под козырек.
- Проезжайте.
Полуторка медленно покатилась к приземистому зданию с освещенными
окнами и замерла рядом с ним.
Гончаров и Вовк вошли в тесное помещение, заставленное
радиоаппаратурой. Диспетчер сидел к ним спиной. К тому же он был в
наушниках и, наверное, поэтому не заметил появления сотрудников милиции. И
только когда на зеркальной поверхности рации отразились их силуэты, он
повернул голову.
- Через несколько минут сядет. Сейчас включу сигнализацию на полосе.
Он приподнялся и щелкнул ручкой рубильника, установленного на стене.
Потом снял наушники.
Когда послышался явственный рокот мотора, Вовк сказал:
- Просьба никого к самолету не допускать.
- Так тут один я и есть, - озадаченно сказал диспетчер.
- Никого, - твердо повторил начальник отделения службы и направился к
выходу.


Из кабины самолета на крыло выбрался человек в армейской форме с
вещмешком на спине. Вовк на мгновение осветил его фарами и подогнал
полуторку к самому борту самолета. Гончаров открыл дверцу кабины и
негромко позвал:
- Иннокентий Иваныч, давайте сюда!
Рослый молодой мужчина в застиранной гимнастерке и в выгоревшей
пилотке попытался втиснуться на сиденье рядом с начальником штаба, но тут
же отказался от своего намерения:
- Я лучше в кузове.
- Да нет, сейчас утрамбуемся. - Гончаров потеснил Вовка, и Стахеев
кое-как захлопнул дверцу.
Вовк выжал газ, и грузовик помчался по неровному полю в сторону КПП.
- Ну, здравствуйте, наконец, - с улыбкой сказал Гончаров.
- Здравия желаю, - смущенно ответил Иннокентий.


* * *

По одну сторону стола совещаний сидели Боголепов, Панов и Жуков, по
другую - Вовк, Гончаров и Стахеев. Все с нескрываемым интересом
разглядывали загорелого русоволосого сержанта. Тот явно чувствовал себя
неловко - одна рука его машинально перебирала карандаши на столе, другая
теребила лямки вещмешка, лежавшего на соседнем стуле.
- Догадываешься, Иннокентий Иванович, зачем тебя из самого пекла по
приказу командования выхватили и за одни сутки через всю страну
перебросили? - спросил начальник райотдела. - Или уже рассказали, пока с
аэродрома везли?
Стахеев отрицательно мотнул головой.
- Расскажем во всех деталях... Но это потом. А сначала хотим тебя
послушать... Давай, как на духу, все, что про Василия Кабакова знаешь, про
свои с ним похождения...
Иннокентий был несказанно удивлен услышанным. Некоторое время он
переводил взгляд с одного из присутствующих на другого, словно говоря: и
из-за такого-то пустяка?..
- Поверь, Иннокентий Иванович, речь идет о деле государственной
важности, - с досадой в голосе сказал Воголепов.. - Самому неприятно в
кошки-мышки играть. Но... как бы тебе сказать... Если сразу все выложим,
это может на твое воображение подействовать, что-то исказить в памяти...
Иннокентий покрутил в руках карандаш, отложил его, взял другой. И
заговорил каким-то бесцветным голосом:
- В декабре двадцать третьего это было...


К перрону с пыхтением подходил пассажирский состав. И паровоз,
натужно извергавший столбы пара, и вагоны выглядели донельзя обшарпанными.
Да и публика, ожидавшая поезд, была одета весьма затрапезно: поношенные
пальто и полушубки, обсоюзенные валенки с ветхими голенищами, вытертые
папахи и треухи. Но и в этой неказистого обличья толпе выделялись
несколько оборванцев, жадно поглядывавших на подходивший скорый. Среди них
был и Кешка Стахеев, чумазый, нечесаный. Самим облачением своим он
отпугивал сограждан - вокруг него, куда он ни протискивался, немедленно
образовывалось свободное пространство, словно окружающим хотелось получше
разглядеть его короткую японскую шинель, подпоясанную веревкой, огромные,
донельзя разбитые английские ботинки с высокой - под колено - шнуровкой и,
наконец, кое-как державшуюся на макушке фетровую тирольку с глухариным
пером.
Едва состав отлязгал буферами и замер, Кешка ринулся к вагону первого
класса. Оттерев всех, он оказался у двери. И едва из нее показались два
внушительных чемодана, красные, обветренные ручищи парня протянулись к
ним. Но когда вслед за чемоданами на перрон выплыл их обладатель и Стахеев
встретился с его взглядом, он как-то сжался, проворно сунул руки в карман.
Вальяжный молодой мужик в енотовой шубе и белых новеньких бурках поставил
багаж, поправил папаху рукой, затянутой в безукоризненную черную перчатку,
и с веселым прищуром стал разглядывать самозваного носильщика. Шрам,
протянувшийся ото рта к уху, ярко белел на солнечном свету.
- Эй, ты же совсем невоспитанный юноша. Попросту сказать, хам, -
насмешливо произнес вальяжный. - Хочешь заработать и даже не потрудился
сказать: здравствуйте, поздравляю вас с прибытием в наш город...
Он достал портсигар. Не спеша открыл. Взял папиросу. Крутнул колесико
зажигалки. Кешка зачарованно следил за его изящно-ленивыми движениями,
словно забыв, зачем он пришел сюда. Пассажиры уже все вышли, охотники
поднести чемоданы порасхватали клиентов, а он будто прирос к перрону.
- Ладно, тащи к извозчику, - смилостивился вальяжный, И, чуть
поотстав, направился вслед за своим носильщиком.
- Садись! - коротко приказал он, когда побагровевший от напряжения
Стахеев опустил чемоданы возле обшарпанного ландо.
Кешка уставился на него с полным непониманием. Однако энергичный
тычок под бок не оставил сомнений: хозяин багажа подталкивал его в
коляску.
Когда отъехали от вокзала, вальяжный сказал:
- Крепкий ты. А с виду - мозгляк...


А когда полчаса спустя они сидели в трактире, новый знакомый,
наблюдая, как Кешка, почти не жуя, поглощает жаркое, задумчиво говорил:
- Да и проворный ты пацан, как я посмотрю...
Кусок застрял у парня в глотке. Он резко отложил хлеб и вилку.
- Ну чего ежом глядишь? Я ведь взаправду. Учил меня старичок, один из
приисковых конторщиков: прежде чем человека на работу нанимать, погляди,
каков он в еде. Кто на еду злой, тот и работник добрый.
Кешка вновь взял хлеб, снова начал жевать, но уже как-то скованно, то
и дело взглядывая на сотрапезника. А тот, поковыряв вилкой жаркое, вдруг
отодвинул блюдо, разлил из графина себе и сотрапезнику остатки водки.
- Пора вроде бы и познакомиться? - Подняв рюмку, он подмигнул Кешке.
- Меня Василием Мефодьевичем звать.
- Стахеев, - пробасил Кешка с набитым ртом. - Иннокентий.
- Отец-мать где?
- Нету родителей...
- Пойдешь ко мне, Иннокентий, на службу? - помолчав, спросил Василий.
- Нужен мне на все руки человечек: чемоданы мои таскать, кухарить, лошади
заведутся - за лошадьми ходить...
- Холуй! - возмущенно уточнил Кешка.
Василий укоризненно покачал головой и, не говоря ни слова, достал из
кармана колоду карт, протянул Стахееву. Тот взял и недоуменно повертел ее
в руках.
- Стасуй! - предложил Василий. - А потом вынь любую карту и дай мне
<рубашкой> кверху.
Получив карту, он прикоснулся к ней на одно мгновение и сразу угадал:
- Валет червей.
Так он назвал - и каждый раз точно - подряд несколько карт.
- Мне, брат Иннокентий, никакую грубую работу делать нельзя -
чуткость пальцев беречь надо. Потому и хожу я всегда и везде в
перчатках... Вот они, кормильцы!
И Василий протянул над столом растопыренные пятерни - холеные, белые,
немужицкие.
- И до того, любезный Иннокентий, я к перчаткам попривык, что без них
руки мерзнут. Даже летом и то вроде озноб продирает.
Кешка с испуганно-восторженным выражением на лице слушал Василия.
- Ну, понял теперь, что не холуя ищу, а толкового да расторопного
<начхоза>? Взял ты в толк, что нельзя мне наособняк, без товарища, по
земле ходить?


И началась лихая, развеселая жизнь для Кешки. Ездил он с шулером по
приискам, стирал на Василия, варил, заботился о его лошадях, чистил и
смазывал его щегольскую бричку. И не раз видел он, как <картежный
художник> истончает кожу на кончиках пальцев наждачной шкуркой, как
наносит иглой крап на карты.
Но прошел год, другой, и все чаще стало закрадываться в душу
сомнение: <Не так живешь, Стахеев>. Вспоминался отец-плотник, убитый в
японскую оккупацию, его слова: <Руками все добудешь, Кешка>. И эти руки
его вспоминались - натруженные, мозолистые, в порезах и шрамах, не то что
у Василия...
Решение порвать с Кабаковым пришло после одного <набега> - так
называл шулер свои визиты в дальние ороченские улусы.
...Они приехали под вечер, когда розовый снег исполосовали синие тени
сосен, окружавших поляну. Возле чумов носились полуодетые ребятишки, два
десятка оленей бродили вокруг.
Кешка осадил коня - сытого вороного рысака с лоснящейся шерстью.
Выпрыгнул из кошевки и заботливо накинул на спину воронка старое одеяло.
Василий откинул медвежью доху, барственно сунул руку подбежавшему
хозяину-орочену.
- Здорово, здорово. Примешь обогреться?
Через несколько минут они уже сидели в чуме.
Хозяйка плеснула кипятком на льдину, заменявшую оконное стекло. Иней
смыло, и стало светлее. Кешка оглядел убогую обстановку жилища - оленьи
шкуры, сложенные стопками, обитые жестью сундуки, горку щербатой посуды. В
центре дымился закопченный котел с кипятком. Порывы ветра, налетавшие
время от времени, отбрасывали шкуру, закрывавшую вход, и тогда дым,
клубившийся в верхней части чума, заполнял все его пространство.
Василий тем временем достал из дохи бутылку спирта, положил на сундук
колоду карт. Лицо хозяина порозовело от предвкушения забавы...
Уезжали с первым светом. Кошевка была доверху загружена сундуками,
связками соболиных и беличьих шкурок. Василий едва уместился среди
выигранного добра. Кешка, поминутно зевавший от недосыпа, хмуро привязывал
к саням четырех оленей. Сел на край кошевы и, не оглядываясь на ороченов,
стоявших у входа в чумы, хлестнул воронка.
Когда приехали на станцию, он молча бросил вожжи Кабакову и,
исподлобья глянув на него, сказал:
- Все, Василий Мефодьич, отъездился. Ищи себе другого начхоза.
- Ты чего, Кеш? - сонным голосом спросил Кабаков, угревшийся среди
связок меха.
- Не товарищ я тебе по этой части - нищету шерстить...


- В картишки-то хоть обучил вас Кабаков, а, Иннокентий Иванович? -
нарочито беспечно спросил Гончаров, когда Стахеев окончил рассказ.
Исповедь далась тому явно нелегко. Говоря о прошлом, он старался ни с
кем не встречаться взглядом. Теперь, с признательностью посмотрев на
Гончарова, Иннокентий ответил:
- Да маленько нахватался, насмотревшись на его спектакли. Правда, с
ним в паре не играл никогда.
- Только-то и науки за два года? - Боголепов тоже поддержал шутливый

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIP НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 119169
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 2


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``