|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ К. Э. Вагнер ДОРОГА КОРОЛЕЙ
`Война - отец всего сущего.
Одних она делает богатыми,
другим дарит свободу, а остальных
превращает в рабов`.
Гераклит. ПРОЛОГ. Ледяное безмолвие и сверкающая, как алмаз сталь. Тусклый свет играл зловещими бликами на клинках двух
соперников, а вокруг них горели не менее безжалостные и холодные
глаза. Резкое движение и шпаги скрестились, нарушив
тишину лязгом разгневанной стали. И снова воцарилась тишина,
в которой было слышно только хриплое дыхание противников
и азартное сопение зрителей. Изредка слышался приглушенный
шепот. Затем лезвия опять с лязгом скрестились. Казалось
сама Смерть балансирует на кончике каждой шпаги, терпеливая и
безжалостная. Один из соперников, старше по возрасту, вел себя более
агрессивно. Судя по тому, с какой легкостью он наносил и
отражая удары, было видно, что ему не впервой держать в руке
шпагу. Его красивое лицо было изборождено несколькими боевыми
шрамами, а в густых черных волосах и аккуратно подстриженной
бородке виднелись седые пряди. Однако, приглядевшись,
можно было заметить, что шрамы эти старые, и прошло уже
немало лет с тех пор, когда шпага соперника касалась его
лица. Ярко-красный камзол и вельветовые штаны прекрасной
выделки плотно облегали стройную, мускулистую фигуру старого
ветерана, а горделивая осанка и длинная шпага придавали
ему довольно внушительный вид. На его правом рукаве сверкала двойная звезда капитана
королевской армии Зингарана, а поверх нее прикреплен черный
орел - знак принадлежности к гвардейцам Корста, одному из
самых привилегированных воинских подразделений. Второй участник кровавого поединка был, почти что, вдвое
моложе своего соперника. Тем не менее он не уступал в искусстве
фехтования сорокалетнему ветерану королевской гвардии.
Он был выше своего противника, чей рост достигал шести
футов, и плотнее. Его мощный торс покрывал равномерный загар,
испещренный многочисленными шрамами: глубокими, полученными
в сражениях, и мелкими, нанесенными соперниками во время учебных
боев и тренировок. Мягкая грива черных волос обрамляла
его гладко выбритое лицо, а в голубых глазах светился гнев.
На юноше были кожаные штаны, какие носят северные варвары, а
длинная шпага казалась игрушечной в его огромной ладони. Они находились в кругу, образованном тесно сгрудившимися
солдатами, жаждущими не пропустить ни одного мгновения
этого захватывающего зрелища. Большинство из них носили
ярко-красные и золотые цвета зингаранской королевской армии
и знак орла, говорящий об их принадлежности к гвардии Корста.
Среди них были и воины других подразделений, а кое-где
попадались люди в самых неописуемых одеждах - солдаты-наемники.
Очевидно, к ним принадлежал и младший из дуэлянтов.
Поединок происходил в казарме, кровати были сдвинуты к стенам,
чтобы освободить место для дерущихся. Подобные поединки не были редкостью в королевской армии.
Каждый удачный выпад зрители сопровождали одобрительными
возгласами или оскорбительными криками, заключались безумные
пари, слышались отборные ругательства. Но по мере того,
как напряжение поединка стало достигать своего апогея,
выкрики смолкли и в казарме воцарилась гробовая тишина. Подавшись
в нетерпении вперед, зрители чутко реагировали на
каждый вздох и ждали... ждали развязки. Силы обоих соперников
были уже на исходе, и теперь каждый выжидал в надежде,
что его противник допустит какую-нибудь оплошность. Обе шпаги уже попробовали крови. Капитан получил удар
в предплечье, а его молодой соперник был серьезно ранен в
левое плечо и, казалось, не мог владеть этой рукой. Помимо
этого юноша имел еще две мелких царапины на левом боку, и эти
ранения не могли не сказаться на его реакции. Вид крови вызвал на лице капитана едва заметную улыбку.
Его ноздри раздувались в предвкушении убийства, и он
все продолжал усиливать свой натиск. Юноша не улыбался, и только в глазах его по-прежнему
горел гнев. В его движениях не чувствовалось боли и усталости. Опять лезвия скрестились с ужасающим лязгом и разошлись,
чтобы скреститься снова. Капитан непрерывно атаковал
и во время очередного выпада он неожиданно резким круговым
движением обвел шпагу соперника и нанес ему глубокую
рану в бедро. Юноша дико вскрикнул от резкой боли. Его ноги подкашивались.
Он шатался, с трудом стараясь выпрямиться. Его
ответные удары были слабыми и неловкими. Долгая схватка приближалась к своему финалу. Зрители
с горящими глазами следили за происходящим. Чувствуя на
себе их взгляды, офицер решил покончить со своим беспомощным
противником эффектным, коронным ударом - не глядя, ударить
прямо в сердце. Юноше было не до красивых поз и изящных ударов. Собрав
последние силы, он бросился вперед, сжимая шпагу левой, раненой
рукой. Отчаяние и близость смерти придали ему дополнительное
мужество. Конец его шпаги вонзился в низ живота
офицера и прочертил кровавую полосу вверх. Не успев нанести
свой фирменный удар, капитан с предсмертным хрипом рухнул
в груду собственных внутренностей. Послышался долгий разочарованный вздох, а затем разрозненные
радостные восклицания. Капитан лежал на полу казармы и смотрел на своего соперника
невидящим взглядом. Горящие глаза юноши также были
устремлены на поверженного врага. Затем слабость, вызванная
потерей крови, охватила все его тело, и он медленно
стал оседать на землю. Тело капитана несколько раз выгнулось в предсмертных
судорогах и затихло. И тут же казарма огласилась взрывом
возбужденных криков, ругательств, звоном монет и звуками потасовки.
Двое наемников, не остывших еще от возбуждения, вызванного
внезапным выигрышем пари, протиснулись вперед, чтобы
помочь теряющему сознание юноше. При виде приближающихся
вооруженных людей юноша - все еще в пылу боя - дико сверкнул
глазами, но, узнав своих товарищей, расслабился. Облокотившись
на их плечи, он смотрел, как третий солдат стал
останавливать кровь, льющуюся из раны в бедре. Внезапно шум и крики стихли. Солдаты быстро прятали выигранные
деньги и потихоньку потянулись к дверям. Тихий
шепот прошелестел по казарме: - Генерал Корст. Круг солдат, заслонявших юношу, расступился. Молодой варвар
поднял голову и в его глазах снова засверкала ярость. В сопровождении нескольких офицеров в казарму вошел
сам генерал Корст, верховный командующий королевской армии
Зингарана. Он был невысок, коренаст, а его темно-голубые волосы
в сочетании со смуглой кожей выдавали в нем примесь шемитской
крови. Генерал был сыном лагерной проститутки и неизвестного
зингаранского солдата. Его головокружительная
карьера в королевской армии, где сословная принадлежность
играла огромное значение, говорила о его недюжинных способностях. При виде распростертого на земле тела глаза генерала
сначала широко раскрылись, затем, наоборот, сузились. Он задумчиво
погладил подстриженную бородку. - А, капитан Риннова! Вот значит где тебе довелось
встретить достойного противника. И не твой удар в сердце
поверг его наземь, напротив, его шпага лишила тебя жизни. Его взгляд упал на раненого юношу. Товарищи молодого
варвара невольно отступили назад. Лишившись поддержки, юноша
покачнулся, но сумел устоять и смело посмотрел на генерала. - Это твоя шпага поразила капитана Риннову? - Я убил его в честном поединке,- ответил юноша.- Спросите
любого. Генерал Корст кивнул. - Трудно поверить, что кто-то смог скрестить свое оружие
с капитаном Ринновой и после хвастаться, что остался
жив. Но это произошло. Как твое имя? - Конан. - Из северных варваров. - Я - киммериец. - Он опасно ранен? - обратился Корст к товарищам Конана,
которые явно старались укрыться от взора генерала. - Эти царапины на ребрах неопасны. Рука проткнута насквозь.
К тому же он потерял много крови из-за раны в бедре,
но главная артерия не задета. - Отлично.- Генерал Корст сделал знак своим людям.- Он
останется жить, для того чтобы его повесили в назидание другим.
Каковы бы ни были причины ссоры, Конан из Киммерии, наемник,
не должен безнаказанно убивать офицеров королевской
гвардии. Конан зарычал и бросился на Корста. Гвардейцы преградили
ему путь. Он сумел убить двоих, прежде чем его оглушили и сбили с
ног. - Теряем хорошего солдата,- произнес Корст, когда Конана
выволокли из казармы.- Но этих варваров надо приучать к
дисциплине. * * * 1. ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ ПОМОСТ. Утреннее солнце слепило глаза, за много дней привыкшие
к тусклой полутьме подземелья, освещаемого лишь тюремным
фонарем. Утро обещало быть ласковым, но только не для осужденных
узников, которые вслепую брели к поджидающему их
эшафоту, крепко закрывая глаза от режущего дневного света.
К тому времени, как они пересекли тюремный двор, зрение понемногу
восстановилось и их взорам открылись свисающие петли
виселиц и огромная толпа народа. Конан краем глаза посмотрел на эшафот. На фоне слепящего
солнца отчетливо выделялась черная линия поперечного бруса,
с которой подобно черной паутине, свешивались семь веревочных
петель. В ноздри ударил острый сладковатый запах мертвечины.
Он исходил от разлагающихся трупов семи преступников,
повешенных на прошлой неделе, чьи тела были оставлены
висеть на эшафоте вплоть до приведения в исполнение следующего
приговора. К этому запаху примешивалось зловоние
толпы, собравшейся поглазеть на интересное зрелище. Конец алебарды ткнулся Конану в спину. - Шагай, висельник - прикрикнул на него охранник. Конан грязно выругался и двинулся вперед. Грязный, небритый,
закованный в тяжелые цепи, охватывающие его лодыжки и
запястья, киммериец тем не менее двигался легко и свободно.
Благодаря его дикой жизненной силе, его раны зажили за тот
месяц, что он вынужден был провести в тюрьме Кордавы. Та же
жизненная сила помогла пройти ему через все муки заточения
с несломленным духом и с несклоненной головой. Подобно дикому зверю, попавшему в клетку, Конан зализывал
свои раны, выжидая любой возможности вырваться на волю.
Стараясь, чтобы его не услышали стражники, Конан целыми ночами
тер звенья цепей друг о друга, бил их о камни, пытаясь
освободиться от кандалов, в которые он был закован. Конечно,
помимо цепей существовали еще решетки на окнах и стражники
за дверью, но это был уже следующий этап. Конан искал
малейшей возможности для побега, самого крохотного шанса, одного
из тысячи, но он так и не появился. И теперь, когда вместе
с другими осужденными его вели к эшафоту, Конан продолжал
внимательно осматривать площадь, заполненную народом, а
его мозг отчаянно пытался найти способ обмануть палачей. Тюремная площадь, или, как ее здесь называли, Танцевальный
Помост, была заполнена до отказа. Сегодня был базарный
день. Каждую неделю жители близлежащих городков и деревень
съезжались в столицу Зингары, где на бурлящей и гомонящей
рыночной площади можно было приобрести глиняную посуду,
разнообразные продукты, ремесленные изделия, а также рыбу и
экзотические товары, завозимые сюда с побережья Западного
океана. А что еще может украсить лучше праздничный день,
чем бесплатный спектакль - казнь на Танцевальном Помосте? Неспокойное море тел. Любопытствующие взоры устремленные
на семь жертв, с трудом пробирающихся к помосту. Семь человек,
ничем, по существу, не отличающихся от сотен своих собратьев,
собравшихся здесь, чтобы насладиться зрелищем их предсмертных
мук. Семь человек будут сегодня танцевать для них.
Толпа не была настроена враждебно, но и не проявляла симпатий
к осужденным. Она была охвачена одним-единственным чувством
- ожиданием увлекательнейшего зрелища. Нет, это тысячеголовое
чудовище не подымет свои многочисленные руки,
чтобы вырвать осужденных из цепких объятий палачей, но зато
завопит в тысячу глоток, если его лишат ожидаемого удовольствия. То там, то здесь в толпе мелькали лоточники, наперебой
расхваливая свой товар, шныряли, подобно шакалам, менее заметные
воры-карманники и мошенники всех мастей. На решетках
переносных жаровен шипели и дымились аппетитные куски
мяса, рыбы, овощей. Этот запах напомнил Конану, что он не
ел со вчерашнего дня. - Можно и голодным повисеть, чего даром пищу переводить,
- заявил утром надзиратель. Это высказывание стоило одному из охранников сломанного
зуба, когда Конана отковывали от стены. Только оглушив
киммерийца алебардой, тюремщики смогли закончить свою работу. - 3а это,- пообещал стражник, тыча окровавленным носком
сапога в разбитое лицо Конана,- ты будешь повешен последним.
У тебя будет возможность понаблюдать, как вздернут остальных
крыс, а затем мы не спеша займемся тобой, и ты покажешь
нам все па, на какие способен и каким обучился у своих
приятелей-висельников. Для киммерийца такой поворот событий был, в какой-то мере,
на руку. У остальных заключенных оковы сняли, а руки стянули
веревкой за спиной. Но опасаясь необузданной ярости молодого,
сильного варвара, стражники не рискнули снять с него
кандалы, и Конан отправился на виселицу в цепях. Как истинный стоик Конан решил, что если ему будет суждено
умереть, он умрет с достоинством. Он спокойно взойдет
на эшафот, если, конечно, не возникнет возможности бежать.
Единственное, что его мучило, это голодные спазмы в желудке.
Конан мысленно приплюсовал это к остальным оскорблениям, которые
ему пришлось пережить за последнее время, с тем чтобы
впоследствии отомстить за все сразу. В ту минуту, когда большинство
людей взывают к богам с просьбой о помиловании и милосердии,
Конан испытывал только жгучую ненависть и жажду
мщения. Запах мертвечины усилился. Семь трупов, вынутых из петли
и брошенных подле эшафота, молча лежали, уставясь в небо
пустыми глазницами. Вороны уже успели попировать на их лицах,
искалечив их черты до неузнаваемости. Они висели целую
неделю, как наглядный пример преступникам, а теперь их тела
валялись подле эшафота, как бы в последний раз прощаясь со
всем живым. Служитель по очереди оттащил их трупы к наковальне,
где с них сбили кандалы; ведь мертвецам не нужны оковы,
есть много живых, которые ждут своей очереди. В соответствии с королевским указом на площади началась
оживленная распродажа различных частей тела повешенных, которые
использовались как амулеты. Куча ребятишек с визгом толкалась
у самого эшафота, стараясь занять наиболее выгодную
позицию для обозрения. - Прядь волос мертвеца - взывал торговец, потрясая над
головой своим товаром.- Подходите, девушки. Стоит приколоть
их возле самого сердца, и от парней отбою не будет! С громким хохотом ребятишки разбежались и затеяли веселую
игру в пятнашки между столбами виселиц. - Кисть мертвеца! Есть желающие приобрести? - удар топора,
и отрубленная кисть поднялась для всеобщего обозрения.-
Кисть повешенного! - кричал торговец, потрясая ею в воздухе. - Человеческий жир для факелов! Хотите отыскать клад?
Вот амулет, который поможет вам. Кто заплатит серебро, чтобы
найти золото? - Семенные железы повешенного! - кричал другой, поднимая
небольшую склянку.- Они принадлежали Вулозису, известному насильнику
и убийце. Вся сила этого жеребца перейдет к вам.
Дамы! Ваши мужья приобретут пыл молодого быка! Семенные железы
повешенного! Кто желает? Среди этого гама к эшафоту медленно двигалась вереница
исполнителей главных ролей сегодняшнего спектакля. Толпа
расступалась перед алебардами стражников, давая проход печальной
процессии. Тысячи любопытных глаз жадно разглядывали
семерых узников, одетых в лохмотья и закованных в железо. Родители поднимали своих детей на плечи, чтобы те могли
лучше видеть. Опоздавшие лихорадочно прокладывали себе дорогу,
пуская в ход локти и колени. Многие зрители жевали
хлеб или мясо, с опаской прижимая к себе кошельки и кошели
со скудным содержимым: в толпе было полно воров. Когда осужденные
добрались до эшафота, ребятишки радостно завопили
и начали прыгать вокруг них. Торговцы временно прекратили
торговлю и приготовились наблюдать спектакль, который, впрочем,
видели уже не раз. Взобраться на эшафот в ножных кандалах да еще со связанными
руками - задача непростая, поэтому стражники приготовили
алебарды, чтобы `помочь` узникам. Человек, идущий
впереди Конана, оступился и упал. Острием алебарды стражник
начал поднимать упавшего. Конан, у которого руки были закованы
спереди, протянул их, насколько позволяла цепь, и поднял
упавшего на ноги. Не обращая внимания на ругательства стражника,
они заняли свои места в шеренге под виселицами. - Благодарю,- сказал сосед. Он был примерно одного с
Конаном возраста: стройный юноша с аристократической внешностью
и лихорадочным блеском в глазах. - Не стоит благодарности. - Умирать нужно достойно,- произнес юноша, как бы угадав
мысли Конана. Он с отвращением кивнул головой в сторону
первых в шеренге, один из которых от страха лишился сознания,
и несколько стражников приводили его в чувство, другой
же со слезами молил о пощаде гогочущую толпу. - Пусть те, кто продолжит нашу борьбу, видят, что мы с
радостью умираем за общее дело,- добавил он. Конан не понял,
к кому были обращены эти слова, и слегка поразмыслив, решил,
что юноша разговаривает сам с собой. Теперь, когда они стояли на длинном помосте, лица толпы
плескались у самых их ног. Конан смог поближе разглядеть
сам эшафот. Массивные опоры поддерживали поперечный брус,
достаточно толстый, чтобы легко выдержать всех семерых. На
помосте не было никаких возвышений. Петли поднимались и
опускались с помощью вращающегося барабана, на который
наматывалась веревка. Благодаря этому тело осужденного поднималось
медленно и плавно, веревка затягивалась на его
шее постепенно, а не рывком, в результате чего он умирал не
мгновенно от перелома шейных позвонков, а напротив, его агония
была долгой и мучительной, позволяя зрителям насладиться
его предсмертным танцем в полном объеме. Отсюда и брал
свое название Танцевальный Помост. Один из стражников поочередно подходил к каждому из осужденных
и вешал ему на грудь табличку с надписью. Когда
очередь дошла до Конана, стражник постарался расположиться
так, чтобы быть подальше от закованных рук варвара. Конан посмотрел на табличку, лежавшую на его широкой груди.
Он попытался прочесть перевернутые буквы, но его знание
зингаранского языка оказалось для этого недостаточным. - Что там написано? - спросил он соседа. Тот бросил на табличку иронический взгляд. - Там написано: `Конан-мятежник`. Поздравляю. - А что написано у тебя? - Моя гласит: `Сантиддио-бунтарь`, что же касается наших
спутников, то это преимущественно воры, убийцы и один
книгопечатник. - Книгопечатник? - Да. Вон тот парень, в конце ряда, имел несчастье опубликовать
мой небольшой политический памфлет, который так разгневал
нашего обожаемого короля Риманендо. - А... чтобы ваш уважаемый король поймал сифилис от своих
родственников,- выругался Конан.- Королевский офицер вызвал
меня на поединок, и я убил его в честном бою, а законы
королевства объявляют это мятежом и убийством! - О! - В лихорадочном блеске глаз Сантиддио читалось нескрываемое
уважение.- Так значит, это ты тот самый варвар, который
убил капитана Риннову, главного убийцу из лагеря Корста?
Если б не веревки, я пожал бы тебе руку. Сегодня народ
будет оплакивать смерть двух своих героев. - Заткнитесь, вы, двое! - прикрикнул на них стражник, накидывая
им на шею петли.- Поберегите свое дыхание! По мнению Конана толпа отнюдь не выглядела печальной.
Он медленно окинул взглядом море тел, раскинувшееся перед ним.
Ругань и оскорбления сыпались со всех сторон - это опоздавшие
протискивались поближе к эшафоту. Глядя на их зловещие
лица и грязную одежду, Конан подумал, что многие из них могли
бы запросто очутиться сейчас на его месте. Радостные крики толпы прервали нить его размышлений. На
эшафот поднялся королевский палач в черной маске и поклонился
толпе, благодаря ее за столь теплый прием. С видом режиссера,
проверяющего готовность сцены и актеров перед поднятием
занавеса, он прошелся взад-вперед по эшафоту, одаривая
всех скучной профессиональной улыбкой. Подобную улыбку Конан
видел на лице другого палача, колесовавшего человека.
Видно все служители закона одинаковы, решил он. Резкий звук крутящегося барабана заставил юношу встрепенуться.
Веревочная петля, наброшенная на шею, впилась в тело.
По приказу палача его помощники делали последние приготовления:
повернули семь барабанов, так что петли на шеях
приговоренных натянулись и они были вынуждены стоять на
носках. Неожиданно Конан осознал, что надежды на спасение больше
нет. До этого момента его разум отказывался верить в реальность
его катастрофического положения. До последней секунды
он верил, что удастся бежать или суд изменит свое решение.
3а свою недолгую жизнь Конану не раз доводилось смотреть
смерти в глаза, но до сих пор он ускользал от нее. Он привык
считать смерть своим противником, с которым можно бороться.
Но когда петля захлестнула его шею, он почувствовал приступ
отчаяния. Однако, внешне варвар никак не проявил своих чувств.
Киммерийские воины привыкли умирать молча, без единого стона,
даже под самыми жестокими пытками. - Именем Его Королевского Величества Риманендо,- провозгласил
глашатай, стараясь перекрыть шум толпы,- приказываю
привести приговор королевского суда в исполнение. Внезапно площадь затихла. Все: и толпа и осужденные затаили
дыхание. В сгустившейся тишине послышался скрип барабанных
шестеренок. Это палач повернул первый барабан. Медленно
он протягивал веревку через горизонтальный брус. Совершенно
без усилий, словно по волшебству, тело первого осужденного
отделилось от помоста и повисло в воздухе. Шея несчастного
невероятно вытянулась, голова завалилась набок, глаза
вылезли из орбит. Он пытался ворочать вспухшим языком,
все его тело извивалось под веселый перезвон кандалов: первый
танец начался. Послышался приглушенный шепот, который все нарастал и
нарастал, как будто морские волны прокатились с шелестом
по песку и с грохотом разбились о скалы. Это был единодушный
вздох толпы, который сразу же превратился в восторженные
крики. Второй в шеренге попытался упасть на колени, взывая к
милосердию, но шум толпы заглушил его всхлипывания, и под
скрип барабана он также вознесся к небесам, которые так и
не вняли его мольбам. Отвернувшись от ужасного зрелища, напоминающего театр
марионеток, Конан посмотрел на толпу. 3а его спиной двигался
палач, похожий на огромного черного паука - он двигался между
отдельными частями своего зловещего механизма: закрепив
один барабан удерживающий тело в воздухе, он направлялся к
следующему. Опять послышался скрежет шестеренок, и третий
танцор задергался в воздухе. Уже третий. И... Но дьявол не ждал. Дьявол пришел на Танцевальный Помост. По всей площади раздались вопли ужаса и боли, визгливо
ржали напуганные лошади. Из нескольких узких улочек, выходивших
на площадь, вырвались вихри пламени и ринулись в
кричащую толпу. Погруженный в мрачные мысли о неотвратимом приближении
палача, ум Конана не сразу осознал, что происходит на площади.
Два пылающих воза сена, влекомые обезумевшими лошадьми,
вылетели из соседних улиц и врезались в ряды зрителей. От
возов валил густой черный дым, и Конан механически отметил
про себя, что прежде чем поджечь сено, его вероятно полили
маслом. Телеги с пылающим сеном неслись по площади, как кометы
возмездия. Взгляд Конана зафиксировал огненный хаос на площади, но
ум не мог понять причин его вызвавших. А пока обезумевшие
люди метались, стараясь укрыться от огненного вихря, у самого
эшафота завязалась жестокая схватка. Палач, занятый четвертой жертвой, выпрямился, чтобы посмотреть,
чем вызван шум на площади. Краем глаза Конан успел
заметить, как один из зрителей, пробившихся к самому эшафоту,
взмахнул рукой, в которой было зажато что-то блестящее.
Тяжелый метательный нож угодил прямо в грудь палача, и на
его черном одеянии расцвел ярко-красный цветок. Отброшенный назад силой удара, палач, падая, схватился за
веревку барабана и всем телом повис на ней. Барабан начал
медленно поворачиваться, и еще один осужденный задергался
над помостом. Даже мертвый, палач продолжал выполнять приказ
своего короля Риманендо. Сосед Конана первым оправился от изумления. - Мордерми! Мордерми, чертов сын! - кричал он в восторге.
- Я люблю тебя! - Что происходит, Сантиддио? - Это Мордерми! Это люди Мордерми! - вопил Сантиддио,
стараясь освободиться от петли.- Его послала Сандокадзи. Конан знал, что Мордерми являлся чем-то вроде короля
преступного мира Кордавы и славился своей дерзостью и бесстрашием.
Второе имя, которое выкликнул Сантиддио, он слышал
впервые. Но главное, что он понял, что кто-то предпринял попытку
освободить приговоренных к казни, а причины его в этот
момент не интересовали. Петля давила горло. Веревка была натянута так туго, что
для того чтобы дышать, Конану приходилось вставать на кончики
пальцев. Подобная предосторожность лишила возможности
какого-нибудь отчаянного узника сбросить с шеи веревку и
прыгнуть в толпу. Конан понял, что пока кто-нибудь не освободит
его от петли, он будет вынужден беспомощно торчать
под виселицей, когда вокруг кипит бой. Руки Конана были закованы спереди, но длина цепи, которой
были скреплены ручные и ножные кандалы, позволяла поднимать
их только до пояса. Конан в отчаянии напряг свои
мощные мышцы, силясь разорвать цепь, но при этом петля так
впилась ему в горло, что он едва не потерял сознание. Молодой варвар, судорожно сделал вдох, расслабил мышцы
и посмотрел на борьбу, которая кипела на тюремной площади.
Некоторое время он ничего не видел из-за сильного головокружения,
затем его взор постепенно прояснился. Рядом с ним
завывал и танцевал на цыпочках Сантиддио. Сейчас он походил
на умалишенного. Той стойкости, с которой этот аристократический
юнец готовился принять смерть, очевидно, не хватило,
когда речь зашла об избавлении... На площади перепуганная толпа металась в разные стороны,
стараясь не попасть под колеса бешеной упряжки, сметающей на
своем пути все живое. Боль и страх гнали лошадей только вперед,
и они неслись не разбирая дороги, сквозь кричащую людскую
массу. Толпы обезумевших от страха людей запрудили соседние
улицы, полностью блокировав пути воинским подразделениям,
пытавшимся пробиться к помосту на помощь тюремной страже. Возле самого эшафота бандиты Мордерми с переменным успехом
вели борьбу с остатками королевской стражи, стоявшей
в оцеплении вблизи Танцевального Помоста. Поначалу удача
была на стороне нападающих, и Конан уже было решил, что победа
останется за ними. Мысль о том, что кто-то может решиться
на такое безрассудство, казалась настолько маловероятной и
абсурдной, что охрана назначалась весьма малочисленная, да и
та была настроена весьма беспечно. И теперь, когда осажденные
стражники оборонялись от внезапного нападения, дополнительные
силы, спешившие к ним на подмогу, никак не могли пробиться
сквозь безумную толпу. У эшафота уцелевшие стражники пытались с помощью своих
длинных алебард удержать на расстоянии бандитов, вооруженных
только ножами и ручными мечами. Над их головами ветер
лениво раскачивал три трупа, а четвертый все еле корчился
в судорогах в дюйме над помостом. Палач с ножом, всаженным
ему в грудь почти по рукоятку, невидящим взором продолжал
рассматривать троих оставшихся в живых узников, которые
с петлями на шее ждали решения своей судьбы. В результате
первой атаки на эшафоте не осталось больше ни души. Одному из атакующих удалось пробиться сквозь ряды защитников,
и он устремился к беспомощным пленникам. Сантиддио
восторженно завопил и тут же выругался: лезвие алебарды
разрубило ногу смельчака, и искалеченный человек, дико
вскрикнув, покатился по ступенькам эшафота в самую гущу
схватки. - Сантиддио! - крикнул Конан, приняв неожиданное решение.
- Протяни ко мне руки. Несмотря на владевшее им возбуждение, тот сразу разгадал
замысел варвара. Повернувшись спиной к Конану, он протянул
ему свои руки, стянутые веревкой. Превозмогая боль от
впившейся в горло петли, киммериец с трудом сумел дотянуться
до Сантиддио и начал распутывать крепко затянутые узлы. Работа была нелегкой; туго натянутые веревки глубоко
впились в тело, и в борьбе с ними Конан сразу же сломал несколько
ногтей. Он задыхался, кровь неровными толчками пульсировала
в висках. Из этого, почти маниакального состояния его вывел
громкий крик: - Убейте узников! Убейте узников! Приказ был рассчитан верно: с одной стороны, он исключал
возможность побега осужденных, с другой, сводил на нет все
усилия нападавших. Один из стражников, забрызганный с ног
до головы кровью, выбрался из схватки и бросился исполнять
приказание. Когда он был уже на краю Помоста, кто-то из нападавших
схватил его за ногу и с ловкостью кошки вскарабкался
на эшафот. Еще мгновение и они сцепились. Стражник от
неожиданности выронил алебарду, и клубок человеческих тел
покатился по неструганным доскам, терзая друг друга ножами. Конан окровавленными пальцами продолжал распутывать
тугие узлы и, наконец, ему удалось слегка ослабить веревки.
С диким усилием он растянул главный узел и извлек его из
живого мяса. Сантиддио радостно завопил, потрясая над головою освободившимися
руками. В следующий момент он уже боролся с петлей.
Подтянувшись, он ослабил натяжение веревки и после непродолжительных
усилий освободил голову и спрыгнул на Помост. - Освободи меня! - крикнул ему Конан. В эту секунду боровшемуся
на помосте охраннику удалось покончить со своим
противником, и он, подобрав алебарду, двинулся в их сторону.
Сантиддио легко мог спрыгнуть с эшафота и затеряться в толпе,
Конан даже не стал бы его за это винить. Но вместо этого юноша повернулся к Конану. - Попробуй ослабить петлю! - крикнул он. Конан приподнялся на носки сколько мог, а Сантиддио изо
всех сил старался ослабить петлю с тем, чтобы она могла пройти
под подбородком киммерийца. Охранник прикончил третьего из оставшихся в живых приговоренных
и повернулся к Сантиддио. Но в этот момент жертва
из последних сил лягнула его ногой. Не ожидавший нападения
охранник покачнулся и затем с ругательством вонзил острие
алебарды в грудь беззащитного человека, прикончив его
окончательно. Все это длилось несколько мгновений, но их оказалось достаточно,
чтобы Сантиддио сорвал петлю с шеи Конана, ободрав
ему при этом лицо. Затем он с яростным криком бросился на стражника, который
тщетно пытался извлечь из груди осужденного смертоносное лезвие
алебарды. Сантиддио в этот миг был похож на уличного
кота, который бесстрашно кидается на огромного изнеженного
домашнего пса. Стражник даже не стал вырывать алебарду из
рук юноши. Он просто повалил его на землю и стал душить рукояткой
своего оружия... Юноша отчаянно сопротивлялся, но
силы были явно не равны. Избавившись от петли, Конан тем не менее не мог считать
себя свободным. Скованный по рукам и ногам, он не имел ни
малейшего шанса пробиться через кольцо стражников. Когда
Сантиддио упал, от толпы отделился еще один солдат и полез
на Помост, чтобы помочь своему товарищу добить оставшихся
узников. Конан решил бросить против железа всю свою огромную силу.
Он расставил широко ноги и развел руки с тем, чтобы наибольшее
усилие приходилось на цепь, оттягивающую кисти и лодыжки.
Массивные бугры его мышц вздулись, железные кольца
врезались в тело, придавив мясо к костям. Ярко-алая кровь сочилась
из пор, тут же растворяясь в обильном потоке пота. Шаги
приближающегося стражника тонули в гуле ударов бешено
бьющегося сердца. Мускулы и железо, что-то одно должно было не выдержать
этого нечеловеческого напряжения. Железо оказалось слабее. Звено цепи, разрушенное постоянным трением, неожиданно лопнуло.
Стражник был уже близко. Конан отступил в сторону и
резко раскрутил над головой конец цепи, как если бы это была
праща. Цепь хлестнула удивленного стражника по лицу, сломав
ему нос и выбив оба глаза. С пронзительным воплем воин рухнул
на эшафот. Огромным прыжком Конан покрыл расстояние, отделявшее его
от второго стражника. Увлеченный борьбой с Сантиддио, тот не
заметил приближающейся опасности. В одно мгновение Конан
накинул конец цепи на толстую шею негодяя. Уперев колено ему
в спину, киммериец резко дернул. Шейные позвонки хрустнули,
и тело охранника мягко завалилось набок. Задыхающийся Сантиддио с трудом выбрался из-под алебарды.
Конан поставил его на ноги, дав отдышаться. Окинув взглядом
площадь, молодой киммериец заметил, что она уже почти опустела.
Сквозь поредевшую толпу к эшафоту спешил отряд стражников,
брошенный на подмогу. Натиск нападающих ослабевал.
Оставшиеся в живых стражники отчаянно боролись за свои жизни. С другой стороны площади галопом неслась группа всадников,
направляясь к эшафоту. С ними было несколько свободных
лошадей. Грозный топот копыт заставлял шарахаться в сторону
немногих оставшихся зевак. - Это Мордерми! - прохрипел Сантиддио, массируя себе горло.
- Митра! И Сандокадзи с ними. Они привели с собой лошадей!
Мы спасены! - Если они окажутся здесь раньше, чем подоспеет подмога,
- уточнил Конан. Нагнувшись, он поднял брошенную стражником
алебарду, поудобнее приладился и изо всех сил ударил по
ножным кандалам. С лязгом лезвие отскочило от железа. Примерившись,
Конан повторил удар. На этот раз цепи лопнули.
Его ноги были свободны. Конан удовлетворенно хмыкнул. Положив алебарду на землю,
он зажал ручку между ног и просунул пику в ослабевшее
звено ручных кандалов. Затем используя ее как рычаг, он с
силой начал выламывать кольцо. Некоторое время казалось, что
пика не выдержит и согнется, но послышался хруст и цепь порвалась. С хриплым смехом Конан потряс над головой алебардой. - Эй вы, шакалы! Тащите сюда нового палача. Я повешу его
на собственных кишках. Его слова не вызвали энтузиазма у оставшихся в живых
стражниках. - Сантиддио! - Конан с удивлением обернулся. Голос, без
сомнения, принадлежал женщине. Она скакала во главе маленького
отряда, и ее черные волосы развевались, как флаг. - Сандокадзи! Это ты! - восторженно вскричал Сантиддио,
когда всадники остановились у эшафота. - Быстрее! Отряд солдат уже на подходе. Как только площадь
очиститься от людей, они откроют стрельбу из луков. Это был голос предводителя отряда. Конан узнал в нем
Мордерми. Он точно соответствовал описанию, которое юноша
слышал раньше. - Давай, Конан! - подтолкнул его Сантиддио.- У нас есть
свободная лошадь. Отряд стражников был почти что рядом. Конан не заставил
упрашивать себя дважды. Он вскочил в седло, и маленький
отряд пересек площадь и скрылся в извилистых улочках города. * * * 2. ПРЕИСПОДНЯЯ. Хотя прошло не так много лет с тех пор, как Конан покинул
дикие горы своей родной Киммерии и отправился пытать
счастья в южные страны, на его долю выпало столько событий
и приключений, что ему мог бы позавидовать охотник за удачей
вдвое его старше. Молодой варвар посетил многие города
гиборианского королевства, и его прекрасно знали в местных
кабаках и тайных притонах. Ему приходилось промышлять
воровством в Мауле, Заморе, а в Мазе он даже приобрел известную
популярность среди прочих мошенников. Но Преисподняя
Кордавы была уникальным местом, не походившем ни на одну
из трущоб больших гиборианских городов. Много веков тому назад пожар и землетрясение уничтожили
большую часть Кордавы, причем район города, выходивший к
морю, оказался полностью затопленным водой. Правда при первых
же толчках большинство населения покинуло город и поэтому
многим удалось уцелеть. Однако после землетрясения
десятки тысяч людей оказались без крова, и на развалинах
старого города спешно начали возводить новые постройки. В
местах наибольших разрушений улицы просто засыпали грунтом
- это было проще, чем разбирать руины - а на грудах развалин
выросли совершенно новые дома и площади. Некоторые жители Кордавы не стали дожидаться окончания
строительства нового города. Они стали прокапывать ходы к
подвалам и разрушенным зданиям старого города. Опасность
погибнуть под завалами компенсировалась стремлением получить
кров над головой, а также возможность разжиться чем-нибудь
ценным. Шли годы, росла новая Кордава, а под ней, подобно
раковой опухоли, разрастался старый город, постепенно ставший
прибежищем кордавских бедняков и деклассированных элементов. С самого начала это место получило название Преисподняя,
что полностью соответствовало действительности. Здесь собирались
отбросы кордавского общества: нищие, калеки, неудачники,
дегенераты. По плохо освещенным улицам Преисподней открыто
разгуливали преступники всех мастей; городские стражники
остерегались заглядывать в мрачные лабиринты улиц подземного
города. Зато здесь всегда было полно солдат и моряков,
жаждущих потратить последние деньги на какие-нибудь развлечения.
А развлечения здесь можно было найти на любой
вкус, даже самый извращенный. На всем западноокеанском побережье
Преисподняя пользовалась самой дурной репутацией. Поговаривали,
что она не уступает настоящему аду, населенному
чертями. В пору своей службы в зингаранской армии Конан однажды
был в Преисподней. Оттуда он вернулся с пустым кошельком,
и трещавшей с похмелья головой. Теперь он снова ехал по темным улочкам, спускаясь все
ниже и ниже. Погони за ними не было, и они беспрепятственно
добрались до своего убежища. Здесь они были в полной безопасности.
Если бы даже король отрядил на их поимку тысячу
стражников, у них было бы столько же шансов поймать беглецов,
как если бы они взялись вычерпывать море решетом. Было позднее утро, и дневной свет кое-где пробивался
сквозь толщу земли, тускло озаряя обычно темные улицы подземного
города, которые в это время были пусты. Жизнь в Преисподней
начиналась с приходом ночи, и все ее жители были ночными
созданиями. Несколько винных лавочек и публичных домов все еще были
открыты. У входа слонялись проститутки с утомленными лицами,
поджидавшие случайного клиента-любителя сомнительных удовольствий.
Тусклые уличные фонари бросали желтые пятна на грязные
тротуары. Опиумные курильни и игорные дома были забиты
до отказа. 3а опущенными занавесями публичных домов их обитатели
уже укладывались спать после бессонной трудовой ночи.
В маленьких задних комнатках воры и убийцы при свете свечи
делили свой ночной заработок, мучаясь при этом остатками совести. Будь Конан чуточку образованнее, он бы заметил, что в архитектурном
отношении Преисподняя была настоящим музеем
древностей. Любой ценитель старины пришел бы в восторг от
величественных фасадов зданий, кованых металлических решеток,
прекрасно сохранившихся оконных витражей, причудливых
форм уличных фонарей. Конан же видел вокруг только грязь, опустошение
и жалкие попытки жителей содержать разрушающиеся
здания в относительном порядке. На его взгляд, лучше было бы
дать им развалиться до конца. Дневной свет, проникавший в эти катакомбы, был бессилен
бороться с кромешным мраком, он только разгонял его, превращая
в глубокие тени, теснившиеся по углам. Вентиляционные
шахты лишь слегка освежали воздух, выпуская наружу миазмы
дыма, нищеты, разорения. Потолки пещер, располагавшиеся на высоте трех-четырех
метров, походили на черное беззвездное небо. Оно покоилось
на многочисленных опорах, словно служащих основанием для того
солнечного мира наверху. Наполовину срезанные дома старого
города упирались в потолок, служа фундаментом для верхних
построек. Подвалы многих домов Кордавы сообщались со
старым городом через систему замаскированных подземных ходов.
Таким образом, Преисподняя была настоящим подземным
царством, в котором проживали люди-изгои, отщепенцы. Во время бешеной скачки по улицам Кордавы Конан едва
успел перекинуться со своими спутниками парой слов. у них
не было времени на болтовню. Сантиддио поручился за молодого
варвара, и люди Мордерми приняли его в свой круг без лишних
расспросов. Сейчас Сантиддио был занят оживленной беседой
с Мордерми и Сандокадзи, и Конан мог без помех поразмыслить
над своим положением. То обстоятельство, что расстояние
между ним и Танцевальным Помостом постоянно увеличивалось,
как нельзя больше устраивало Конана. Сантиддио
был среди своих. Правда, что может объединять аристократического
отпрыска и его высокообразованных друзей с преступным
миром? Но не это сейчас занимало мысли Конана. Он размышлял,
как ему без помех проникнуть в гавань и попасть на
корабль, отплывающий куда-нибудь подальше от этих берегов. Они ехали по узкому коридору, образованному витринами
магазинов и стенами домов. Коридор заканчивался тупиком.
Перед всадниками высилась кирпичная стена. Но они продолжали
двигаться, не сбавляя хода, как будто этой стены не существовало.
И Конан не удивился, когда часть стены ушла в
землю, образуя проход для проезда небольшого отряда. Когда
они проехали, стена встала на место. Конан услышал слабый ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 119155
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1
|
