ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Эд Макбейн.
До самой смерти

Москва, изд-во `Республика`, 1992 г.
Перевод с английского И.Е. Фроловой

Отсканировала Аляутдинова А.Х.

Посвящается Марджи и Фреду

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АНДЖЕЛА КАРЕЛЛА -- прелестная невеста, которая, возможно, танцевала
бы не столь весело и беззаботно, знай она, что кто-то хочет сделать ее вдо-
вой в день свадьбы.
ТОММИ ДЖОРДАНО -- застенчивый жених, находящийся во власти предсва-
дебного волнения, пока присланная ему в дар неизвестным самка ядовитого
черного паука не сплела в его душе липкую паутину подозрений.
ДЕТЕКТИВ СТИВ КАРЕЛЛА -- брат Анджелы, гордость восемьдесят седьмого
полицейского участка, всегда ненавидел преступления, но теперь он был осо-
бенно взбешен: под угрозой было счастье его сестры и ее избранника Томми в
самый день их венчания.
ТЕДДИ КАРЕЛЛА -- темноволосая красавица, жена Стива, была глухонемой,
но интуитивно и она почувствовала, что новобрачным угрожает опасность.
МАРТИ СОКОЛИН -- озлобленный ветеран войны в Корее, полон маниакаль-
ной решимости осуществить задуманное даже в том случае, если его единствен-
ной наградой за это будет камера смертников.
ДЕТЕКТИВ МАЙЕР МАЙЕР -- полицейский, который претерпел за свою жизнь
множество насмешек из-за своих имени и фамилии, больше похожих на дурацкое
прозвище, но еще не настолько очерствел к людям, чтобы не отозваться на
просьбу друга о помощи.
ДЕТЕКТИВ БОБ О`БРАЙЕН -- полицейский, с которым боялись дежурить все
его коллеги из-за того, что он без всякой на то своей вины то н дело попа-
дал в перестрелки и, защищаясь, вынужден был убить уже семь человек, --
всей душой молился о том, чтобы не добавить к этому списку восьмое имя и
тем самым еще больше не отяготить свою и без того терзаемую угрызениями со-
весть.
ДЕТЕКТИВ КОТТОН ХОУЗ -- самый красивый мужчина в восемьдесят седьмом
участке, прибыл на свадьбу инкогнито в качестве телохранителя, но оказался
вынужденным вступить в схватку с блондинкой, обладавшей такой потрясающей
фигурой, соблазнительнее которой он никогда не встречал.
КРИСТИН МАКСУЭЛЛ -- кокетливая, веселая вдова, предвкушавшая, что
прогулка по саду с пылким поклонником закончится страстным поцелуем, но
расчетам ее не суждено было сбыться.
ДЖОЗЕФ БИРНБАУМ -- добрый друг и сосед Антонио Кареллы, беспечно по-
догревавший свои чувства шампанским до тех пор, пока их разом не остудили.
БЕН ДАРСИ -- бывший поклонник невесты, живший по соседству и знавший
ее с детских лет, отчаянно пытался разжечь в ней воображаемое пламя прежней
страсти, но явно использовал не тот вид топлива.
СЭМ ДЖОУНЗ -- дружка жениха и единственный наследник его имущества по
завещанию, весьма подозрительно и с выгодой для себя исчезнувший как раз
тогда, когда начались неприятности.
УНА БЛЕЙК -- блондинка, которая одним видом своей роскошной фигуры
была способна свести с ума любого мужчину; на тот же случай, когда это не
срабатывало, у нее всегда оставался в запасе еще и сокрушительный удар ле-
вой.

ГЛАВА 1

Стив Карелла зажмурился от яркого солнца, разбудившего его ранним
воскресным утром, чертыхнулся, -- он не закрыл с вечера жалюзи, -- и пере-
вернулся на левый бок. Но солнечные лучи неумолимо следовали за ним, рас-
черчивая решеткой черных и золотистых полос белую простыню. `Прямо как ка-
мера предварительного заключения в восемьдесят седьмом участке, -- подумал
он. -- Бог ты мой, не постель, а тюрьма. Но нет, это не честно, -- сказал
он себе. -- И потом, это скоро кончится. Ну, Тедди, давай же, черт возьми,
торопись`.
Он приподнялся на локте и посмотрел на спящую жену. `Тедди, Теодора,
-- подумал он с нежностью. -- А ведь я всегда называл тебя малышка Теодора.
Как ты переменилась, моя любимая`. Он изучал ее лицо, обрамленное короткими
черными прядями, беззаботно разметавшимися по белоснежной подушке. Глаза,
оттененные густыми, длинными черными ресницами, были закрыты. На полных гу-
бах сквозила еле заметная улыбка. Линия, очерчивавшая шею и переходившая в
грудь, прикрытую простыней, была безупречна -- и только потом начиналась
гора. `Правда, дорогая, ты действительно стала похожа на гору. Просто пора-
зительно, как ты напоминаешь гору. Очень красивую гору, разумеется, но все
же -- гору. Как бы я хотел быть альпинистом. Я бы хотел, милая, ох, как бы
я хотел быть к тебе поближе! Сколько уже прошло? А ну кончай, Стив. Кончай
это, потому что такие бредовые мечтания еще никому не приносили ни малейше-
го облегчения. А уж тебе и тем более, Стив Карелла, всем известный евнух.
Так, -- размышлял он, -- ребенок должен родиться в конце месяца. Боже мой,
да ведь это на следующей неделе! Неужели уже конец июня? Ну и ну, как летит
время, когда в постели нечем заняться, кроме сна. Интересно, кто родится.
Мальчик? Впрочем, девочка -- тоже неплохо, но уж папаша тогда, конечно,
поднимет крик; он, наверное, решит, что это позор для всей Италии, если у
его единственного сына Стива родится первенец -- девочка. Как мы хотели их
назвать?
Если будет мальчик, то Марк, а девочку -- Эйприл. Папаша, конечно,
из-за имен тоже раскричится; он, наверное, уже заготовил чтонибудь вроде
Рудольфе или Серафины. Стефано Луиджи Карелла -- это я и премного тебе бла-
годарен за это, папуля.
Сегодня свадьба, -- вспомнил он вдруг, -- ну и хорош же я, старший
братец, просто последний эгоист, только о себе и думаю, хотя моя младшая
сестренка должна вот-вот сделать решающий шаг. Впрочем, если я хоть
чуть-чуть знаю Анджелу, она сегодня тоже вряд ли о чемнибудь другом думает,
кроме своего либидо, так что мы квиты`.
Телефон дал о себе знать так неожиданно, что в первое мгновение Стив
даже вздрогнул и испуганно оглянулся на Тедди -- не проснулась ли она, но
тут же опомнился: ведь жена была глухонемой, и этот недостаток, к счастью,
защищал ее от таких докучливых благ цивилизации, как телефонный звонок ран-
ним утром,
-- Иду-иду, -- сказал он продолжавшему трезвонить аппарату и рывком
сбросил с кровати длинные ноги. Он был высокого роста и сложен прекрасно:
широкий в плечах, с узкими бедрами. Сейчас он был обнажен до пояса, пижам-
ные брюки тесно облегали гладкий твердый живот. С небрежной грацией атлета,
легко ступая босыми ногами, он подошел к телефону и снял трубку, втайне на-
деясь, что звонят не из участка; с его матерью будет истерика, если он не
придет на свадьбу.
-- Алло, -- сказал он.
-- Стив?
-- Да. Кто это?
-- Это Томми. Я не разбудил тебя?
-- Нет, нет, я уже не спал. -- Он помолчал. -- Ну и как чувствует себя
жених в день свадьбы?
-- Я... Стив, меня кое-что тревожит.
-- Хо-хо, -- сказал Карелла. -- Уж не собираешься ли ты сбежать изпод
венца и оставить мою сестричку с носом?
-- Нет-нет, что ты, Стив, ты не мог бы ко мне приехать?
-- Ты имеешь в виду заехать за тобой перед церковью?
-- Нет, я имею в виду сейчас.
-- Сейчас? -- Карелла помолчал. На лбу его прорезалась вертикальная
морщина. За годы службы в полицейском управлении он слышал встревоженные
голоса по телефону много раз. И поначалу он приписал некоторые странные ин-
тонации голоса Томми вполне понятному волнению жениха перед свадьбой, но
теперь он подумал, что здесь было нечто еще.
-- Что такое? -- спросил он. -- Что произошло?
-- Я... я не хочу говорить об том по телефону. Ты можешь приехать?
-- Я выезжаю. Только оденусь.
-- Спасибо, Стив.
Карелла положил трубку и с минуту в задумчивости смотрел на нее. По-
том повернулся и пошел в ванную. Вернувшись в спальню, он закрыл жалюзи,
чтобы солнечный свет не беспокоил Тедди, оделся, написал ей записку и поло-
жил на постель, прислонив ее к своей подушке. Потом с истосковавшейся неж-
ностью осторожно погладил жену по груди, вздохнул и вышел. Она так и не
проснулась, когда он осторожно прикрыл за собой дверь квартиры.
Томми Джордано жил один в собственном доме в пригороде Риверхед, ме-
нее чем в трех милях от дома Кареллы. Он был ветераном корейской войны, с
которым судьба сыграла мрачную шутку, когда он был за границей. В те годы,
когда каждая американская семья, у которой кто-либо из родственников служил
в армии, с тревогой думала об утопавших в дорожной грязи и гибнувших под
вражескими пулями солдатах, а каждый воин, оставивший дома близких, с нап-
ряжением ожидал атак корейской кавалерии, сопровождавшихся оглушительным
грохотом барабанов и пронзительным ревом труб, вряд ли кому-то изних пришло
бы в голову, что обычная, повседневная жизнь в Соединенных Штатах тоже таит
в себе смертельную опасность. Томми пришлось узнать об этом с потрясшей его
внезапностью.
Как-то в холодный, дождливый день его вызвали к капитану. Когда он
вошел в заляпанную грязью командирскую палатку, капиган сообщил ему, так
мягко, как только мог, что его родители погибли в автомобильной катастрофе
и поэтому его отправляют самолетом в Америку, чтобы он успел на похороны.
Томми был единственным ребенком в семье. Он прилетел домой только для того,
чтобы увидеть, как земля приняла тела двух самых дорогих его сердцу людей.
Потом его армейским самолетом отправили обратно в Корею. Он оставался угрю-
мым и замкнутым до конца войны. Когда его наконец демобилизовали, он вер-
нулся в дом, унаследованный им от родителей. Его единственным другом был
парнишка, которого он знал с детства. А потом... а потом он встретил Андже-
лу.
Однажды вечером, обнимая на прощание Анджелу, он вдруг горько разры-
дался, дав волю безудержным слезам, которые душил в себе столько лет. После
этого он снова стал самим собой. Теперь он был прежним Томми Джордано, оба-
ятельным двадцатнсемилетним парнем со славной мордашкой и обезоруживающей
улыбкой.
Он открыл дверь в тот же миг, как Карелла позвонил, словно все это
время стоял за дверью, ожидая звонка.
-- Вот здорово, Стив, -- обрадовался он. -- Как я рад, что ты пришел.
Заходи. Хочешь выпить чего-нибудь?
-- В девять утра? -- спросил Карелла.
-- А что, только девять? Фу-ты, я, наверное, вытащил тебя из постели.
Извини, Стив. Я бы не хотел доставлять тебе хлопоты, да вот пришлось... По-
везло тебе с родственничком.
-- Зачем ты звонил, Томми?
-- Садись, Стив. Будешь кофе? Ты завтракал?
-- Ну что ж, кофе могу выпить.
-- Отлично. Я приготовлю тосты. Знаешь, мне чертовски жаль, что я те-
бя разбудил. Сам провертелся всю ночь с боку на бок, и, по-моему, до меня
просто не дошли, что еще так рано. Черт подери, все эти женитьбы -- гиблое
дело. По мне так, клянусь Богом, лучше минометный обстрел.
-- Ты звонил, чтобы сказать это?
-- Нет. Тут другое дело. По правде говоря, Стив, мне что-то тревожно.
Не за себя, а за Анджелу. Я хочу сказать, что не могу понять, в чем тут де-
ло.
-- Какое дело?
-- Ну, я тебе начал говорить... Слушай, давай пройдем в кухню, чтобы
я мог приготовить кофе. Ты не против?
-- Разумеется.
Они прошли в кухню. Карелла сел за стол и закурил сигарету. Томми за-
сыпал порцию кофе в кофейник.
-- Я не мог уснуть всю ночь, -- начал Томми. -- Все думал о нашем ме-
довом месяце, как мы останемся одни. Что, черт возьми, я делаю, Стив? Я хо-
чу сказать, я знаю, что она твоя сестра и все такое, но что же я делаю? Как
я начинаю? Я люблю эту девушку. И понимаешь, я не хочу причинить ей непри-
ятности или что-нибудь в этом роде.
-- Ты и не причинишь. Просто расслабься, Томми. Просто помни о том,
что ты любишь ее, что ты женишься на ней и что вы будете вместе до конца
жизни.
-- Черт, сказать тебе правду, Стив, меня это даже пугает.
-- А ты не поддавайся. -- Карелла помолчал. -- У Адама и Евы не было
никаких письменных инструкций, Томми. И как видишь, они без них обошлись.
-- Ну да, хотелось бы надеяться. Конечно, я надеюсь, что так и будет.
Но просто я не знаю, как, черт возьми, ей объяснить, что я чувствую. -- Его
лицо исказилось от боли, и Карелле на какой-то миг стало смешно.
-- Может быть, тебе и не придется ничего объяснять, -- сказал он. --
Может, она сама обо всем догадается.
-- Господи, хоть бы так оно и было. -- Томми поставил кофе на плиту и
затем вложил два ломтика хлеба в тостер. -- В общем, спасибо, Стив, но я
тебя позвал не за этим. Тут есть еще одно дело.
-- Какое?
-- Я говорил тебе, что не мог уснуть всю ночь. Ну, встал, думаю, нес-
колько рановато и пошел забрать молоко. Его оставляют прямо у дверей. Вна-
чале, когда я вернулся из армии, я сам ходил за ним в магазин каждое утро,
но теперь мне его доставляют на дом. Это немножко дороже, но...
-- Короче, Томми.
-- Ага. Ну, я наклонился за молоком и тут заметил коробочку. Она ле-
жала прямо у двери. Маленькая. Совсем крошечная. Вроде таких, в которых
присылают кольца, понимаешь? Ну, я поднял ее и увидел записку.
-- Что говорилось в записке? -- спросил Карелла.
-- Я покажу ее тебе. Я занес молоко и пошел с коробочкой в спальню.
Она была очень красиво упакована, Стив: шикарная бумага, большой бант, и в
бант вставлена записка. Я понятия не имел, кто мог прислать ее. Я подумал,
может, это шутка. Ну, кто-нибудь из ребят, понимаешь?
-- Ты открыл ее?
-- Да.
-- Что в ней было?
-- Сейчас сам увидишь, Стив.
Томми прошел куда-то в глубину дома. Издалека до Кареллы донесся звук
выдвигаемого ящика.
-- Вот она, -- сказал Томми, вернувшись на кухню и протягивая Карелле
маленькую прямоугольную карточку, на которой от руки было написано: `Для
жениха!` Карелла внимательно осмотрел ее.
-- А коробка? -- спросил он.
-- Вот, -- Томми протянул ему небольшую коробочку. Карелла осторожно
приоткрыл ее и тут же с отвращением захлопнул.
В углу коробки, сжавшись, сидел черный, так называемый вдовий, паук.

ГЛАВА 2

С тем же брезгливым отвращением, которое возникло на его лице при ви-
де паука, Карелла торопливо поставил коробку на кухонный стол подальше от
себя.
-- Да, -- произнес Томми, -- Вот то же самое и я почувствовал, когда
его увидел.
-- Ты мог хотя бы предупредить меня, что в коробке, -- укоризненно
сказал Карелла, начиная думать, что у его будущего зятя обнаруживаются са-
дистские наклонности.
Он всю жизнь терпеть не мог пауков. Во время войны, когда его часть
размещалась на одном из тихоокеанских островов, он сражался с кишевшими в
джунглях паукообразными так же яростно, как с японцами.
-- Так ты думаешь, что это кто-то из ребят сыграл с тобой шутку? --
скептически спросил Карелла.
-- Я так думал, пока не открыл коробку. А теперь и не знаю, что ду-
мать. Надо иметь довольно странное чувство юмора, чтобы подарить кому-ни-
будь черного вдовьего паука. Господи Боже мой, да любого паука!
-- Ну, где твой кофе?
-- Сейчас будет.
-- Теперь мне действительно не обойтись без чашки кофе. Пауки на меня
действуют своеобразно: у меня от них пересыхает во рту и все тело начинает
чесаться.
-- У меня только чешется, -- сказал Томми. -- Когда я проходил стро-
евую в Техасе, нам приходилось каждое утро вытряхивать ботинки, перед тем
как надеть их, чтобы убедиться, что в них не заползла какаянибудь нечисть.
-- Перестань! -- взмолился Карелла.
-- Ага, у тебя от этого мурашки, да?
-- У тебя есть кто-нибудь из друзей с... необычным чувством юмора? --
Он с трудом проглотил комок в горле. Казалось, во рту у него совсем нет
слюны.
-- Ну, знаю кое-кого со бзиком, -- сказал Томми, -- но тебе не кажет-
ся, что это немножко не в ту степь? Я имею в виду, что это слегка перебор.
-- Перебор, -- задумчиво произнес Карелла. -- Как там кофе?
-- Еще минуту.
-- Конечно, это может оказаться шуткой, кто знает, -- продолжал Ка-
релла. -- Такой диковатой свадебной шуткой. В конце концов, паук -- это
классический символ.
-- Чего?
-- Влагалища, -- сказал Карелла.
Томми покраснел. Пунцовая краска, начиная от шеи, быстро разлилась по
его лицу. Если бы Карелла не видел этого собственными глазами, он бы ни за
что не поверил, что взрослый мужчина может так краснеть. Он попытался сгла-
дить неловкость.
-- А может быть, это убогий каламбур по поводу женитьбы вообще. Ну,
ты понимаешь. Считается, что черная паучиха съедает своего супруга.
Томми снова покраснел, и Карелла понял, что с новоиспеченным женихом
трудно найти безопасную тему для разговора. Кроме того, у него чесалось те-
ло. И в горле все пересохло. И никакому будущему зятю никто, черт возьми,
не давал права приставать к человеку с пауками ранним утром, особенно в
воскресенье.
-- Ну и конечно, -- продолжал Карелла, -- при желании можно сделать и
еще более мрачные предположения.
-- Угу, -- пробормотал Томми. Он снял кофейник с плиты и разлил кофе
по чашкам. -- Шутки шутками, но, положим, я сунулся бы туда и эта тварь
укусила меня? Ведь `черная вдова` ядовита.
-- А положим, я сунулся бы туда? -- спросил Карелла.
-- Я бы не дал тебе, не беспокойся. Но я-то открывал ее, когда тут
никого не было. Она вполне могла меня укусить.
-- Не думаю, чтобы ты от этого умер.
-- Да, но скрутить меня могло бы здорово.
-- Может быть, кто-то хочет, чтобы ты не попал на собственную свадь-
бу? -- предположил Карелла.
-- Я уже думал об этом. И я еще кое о чем подумал,
-- О чем же?
-- Для чего нужно посылать `черную вдову`? Вдову, ты улавливаешь? Это
все равно что... ну... сказать, что Анджела в один и тот же день может ока-
заться и невестой и вдовой.
-- Ты рассуждаешь, как человек, у которого много врагов, Томми.
-- Нет. Но я подумал, может, это намек.
-- Предупреждение, ты хочешь сказать.
-- Да. И я все ломал себе голову с той минуты, как получил эту короб-
ку: кто бы... кто бы мог желать моей смерти?
-- Ну и на ком же ты остановился?
-- Всего на одном парне, да и тот находится сейчас за три тысячи миль
отсюда.
-- Кто это?
-- Мы вместе служили. Он сказал, что из-за меня застрелили его друж-
ка. Но я не был виноват, Стив. Мы были с его другом в карауле, и тут начал
стрелять снайпер. Я, как только услышал выстрел, сразу же пригнулся, а это-
го парня запенило. Ну и его дружок сказал, что это из-за меня. Мол, я дол-
жен был заорать, что стреляют. А когда я, черт возьми, мог успеть заорать?
Я же не знал об этом, пока не услышал выстрел. Ну а потом было уже поздно.
-- Этого парня убило?
Томми заколебался.
-- Да, -- выговорил он наконец.
-- И его дружок угрожал тебе?
-- Он сказал, что когда-нибудь убьет меня.
-- Что было после этого?
-- Его отправили домой. Он то ли обморозился, то ли еще что-то, я не
знаю. Он живет в Калифорнии.
-- После этого он как-нибудь давал о себе знать?
-- Нет.
-- Он был похож на человека, который способен прислать паука?
-- Я не очень-то хорошо его знал. Судя по тому, что я о нем знаю, он
был похож на человека, который ест пауков на завтрак.
Карелла чуть не подавился своим кофе. Он поставил чашку и сказал:
-- Томми, я хочу дать тебе один совет. Анджела очень чувствительная
девушка. Я думаю, что это у нас семейное. И если только ты сам не стремишь-
ся поскорее развестись, я бы не стал обсуждать с ней никаких мохнатых, пол-
зающих или...
-- Извини, Стив, -- сказал Томми.
-- О`кей. Как звали этого парня, который угрожал тебе?
-- Соколин. Марти Соколин.
-- У тебя есть его фотография?
-- Нет. На что мне сдалась его фотография?
-- Вы служили в одной роте?
-- Да.
-- У тебя нет такого группового фото всей роты, где каждый улыбается,
а в душе думает, как бы смыться из армии?
-- Нет.
-- Ты можешь описать его?
-- Такой здоровенный детина с накачанными мускулами и сломанным но-
сом, как у боксера. Черные волосы, очень темные глаза. Небольшой шрам возле
правого глаза. Всегда с сигарой во рту.
-- Думаешь, у полиции что-нибудь за ним числится?
-- Не знаю.
-- Ну, это мы проверим. -- Карелла минуту размышлял. -- Но вообще-то
не очень похоже, что это он. Я хочу сказать: откуда бы ему стало известно,
что у тебя сегодня свадьба? -- Он пожал плечами. -- Черт, и все же это мо-
жет оказаться просто шуткой какого-нибудь типа с извращенным чувством юмо-
ра.
-- Скорее всего, -- сказал Томми, но уверенности в его голосе не бы-
ло.
-- Где у тебя телефон?
-- В спальне.
Карелла направился было к выходу из кухни, но у двери приостановился.
-- Томми, ты не будешь против, если к тебе на свадьбу придет еще нес-
колько лишних гостей? -- спросил он.
-- Нет. А что?
-- Ну, если это все-таки окажется не шуткой, мы ведь не захотим, что-
бы что-нибудь стряслось с женихом, не так ли? -- Он усмехнулся: -- Когда
получаешь в родственники полицейского, то преимущество заключается в том,
что он может достать телохранителей в любой момент, когда это нужно. Даже в
воскресенье.
В полицейском ведомстве воскресенье само по себе еще не гарантирует
отдых. Воскресенье в полицейском участке -- такой же рабочий день, как по-
недельник, вторник ну и все прочие дни недели. И все же, если дежурство вы-
падет на него, считайте, что вам не повезло. Ни к комиссару, ни к капелла-
ну, на к мэру вас не вызовут, остается только идти в дежурку. То же самое и
на Рождество. Хотя это, конечно, еще большее невезение, если, разумеется,
вам не удастся поменяться с полицейским, который Рождество не празднует.
Словом, жизнь в полицейском ведомстве никогда не сходит с одной и той же,
раз и навсегда накатанной колеи.
В воскресное утро двадцать второго июня на приеме жалоб в восемьдесят
седьмом участке сидел детектив второго разряда Майер Майер. Под его началом
была бригада из шести детективов, которая вместе с ним приняла смену в во-
семь утра и должна была работать до шести вечера. За окном дул легкий вете-
рок, голубое небо было безоблачно, и сквозь ячеистую решетку в помещение
проникал яркий солнечный свет. В такой день, как этот, дежурная комната,
обшарпанная от времени, выглядела вполне уютной. Случались дни, когда тем-
пература в городе поднималась за девяносто градусов [Температура в Америке
измеряется по шкале Фаренгейта. 90ё F 32ёС -- Прим. перев, и тогда это
помещение напоминало ни больше ни меньше как огромную раскаленную духовку.
Но сегодня все было иначе. Сегодня человек мог сидеть здесь спокойно и не
думать о том, что штаны у него ползут вверх от пота. Сегодня человек мог
печатать отчеты, или отвечать на звонки, или рыться в картотеке, не рискуя
растечься тут же на полу дежурки небольшой бесформенной лужицей.
Майер Майер был в прекрасном расположении духа, Попыхивая своей труб-
кой, он изучал циркуляры `Их разыскивает полиция`, разложенные у него на
столе, и думал о том, как хорошо жить на белом свете в июне.
Боб О`Брайен, ростом в шесть футов и один дюйм без обуви и весом
двести десять фунтов [1 фут=30,48 см; 1 дюйм=2,54 см; 1 фунт=453,6 г. --
Прим. перев, протопал через всю комнату и плюхнулся на стул рядом со сто-
лом Майера. Майер понял, что это знамение судьбы, потому что если и был на
свете полицейский, приносящий несчастье, то им был О`Брайен. С тех самых
пор, как много лет назад ему пришлось застрелить местного мясника -- чело-
века, которого он знал, еще будучи мальчишкой, -- О`Брайен, казалось, пос-
тоянно попадал в переделки, где применение оружия было абсолютно необходи-
мым. Он не хотел тогда убивать мясника Эдди. Но Эдди спятил и выбежал из
своего магазина совершенно невменяемый, размахивая огромным мясннцким ножом
над ни в чем не повинной женщиной. О`Брайен пытался его остановить, но это
было бесполезно. Эдди сшиб его на тротуар и замахнулся ножом, и тогда
О`Брайен, совершенно инстинктивно, выдернул свой служебный револьвер и на-
жал курок. Он убил Эдди с первого выстрела. И в ту ночь, придя домой, он
плакал, как ребенок. С тех пор он убил еще шесть человек. Ни в одной перес-
трелке он не хотел применять оружие, но обстоятельства складывались таким
образом, что вынуждали его. И всякий раз, когда ему приходилось убить чело-
века, он плакал. Не на людях. Он плакал в душе, а такой плач болезненнее
всего.
Полицейские из восемьдесят седьмого участка не отличались особым су-
еверием, но они тем не менее старались избегать идти в наряд с Бобом
О`Брайеном. Когда рядом оказывался О`Брайен, дело обязательно кончалось
стрельбой. Они не знали почему. Разумеется, это было не по вине Боба. Он
всегда самым последним из всех вытаскивал оружие и никогда не делал этого
до тех пор, пока это не было абсолютно необходимо. И все же, когда рядом
оказывался О`Брайен, можно было почти, не сомневаться, что дело дойдет до
стрельбы, а полицейские из восемьдесят седьмого были нормальными людьми и
отнюдь не горели желанием лишний раз подставлять себя под пули. Поговарива-
ли, что если даже О`Брайен отправится разгонять шестилеток, играющих в
стеклянные шарики, то непременно какимнибудь чудом один из этих малышей вы-
тащит автомат и начнет разносить все вокруг. Таков уж был Боб О`Брайен. Не-
везучий полицейский.
Но, разумеется, это было чистым полицейским преувеличением, потому
что О`Брайен служил в полиции уже десять лет, четыре года из них -- в во-
семьдесят седьмом участке, и за все это время он застрелил только семь че-
ловек. Хотя, если исходить из статистики, это все равно было чуточку много-
вато.
-- Как дела, Майер? -- спросил он.
-- О, очень хорошо, -- сказал Майер. -- Очень хорошо, спасибо.
-- Я тут думал.
-- О чем?
-- О Мисколо.
Мисколо был полицейским, охранявшим канцелярию, находившуюся тут же,
дальше по коридору. По правде говоря, Майер вообще никогда не думал о нем.
Он и вспоминал-то о Мисколо только тогда, когда встречал его.
-- Так что случилось с Мисколо? -- спросил он равнодушно.
-- ЕГО кофе, -- сказал О`Брайен.
-- Кофе?
-- Он раньше делал замечательный кофе, -- сказал О`Брайен с грустью.
-- Помню, бывало, придешь, особенно поздно, после засады или чего-нибудь в
этом роде, и тебя ждет чашечка кофе, приготовленная Мисколо, и веришь ли,
Майер, после нее человек чувствовал себя как король, настоящий король. У
него были и крепость, и вкус, и аромат.
-- Ты зря теряешь время в полиции, -- сказал Майер. -- Кроме шуток,
Боб. Тебе надо быть комментатором на телевидении. Ты мог бы делать такую
рекламу кофе, что...
-- Перестань, я говорю серьезно.
-- Извини. Так что случилось с его кофе?
-- Не знаю. Просто он стал не таким, как раньше. Ты знаешь, когда это
началось?
-- Когда?
-- Когда Мисколо ранили. Помнишь ту психопатку, которая влетела сюда
с начиненной тринитротолуолом бутылью и выстрелила в Мисколо? Помнишь тот
случай?
-- Помню, -- сказал Майер. Он очень хорошо это помнил. У него самого
остались на теле шрамы в память о том граде пуль, который обрушила на него
Вирджиния Додж в октябре прошлого года. -- Да, я помню.
-- Ну так вот, сразу же, как Мисколо вышел из больницы, с первого же
дня, как он приступил к работе, кофе стал паршивым. Теперь скажи: как ты
думаешь, Майер, отчего так произошло?
-- Н-да, даже не знаю, Боб.
-- Меня эта загадка просто мучает. Человек получает пулю и вдруг пе-
рестает варить хороший кофе. Восьмое чудо света, да и только.
-- Почему бы тебе не спросить об этом у самого Мисколо?
-- Да ты что, как я могу это сделать, Майер? Он так гордится своим
кофе. Могу я его спросить, почему это ни с того ни с сего его кофе стал
невкусным? Как я могу это сделать, Майер?
-- Да, наверное, никак.
-- И я не могу выйти и купить себе кофе, потому что иначе он обидит-
ся. Что я теперь должен делать, Майер?
-- Ей-богу, Боб, не знаю. По-моему, у тебя комплекс. Почему бы тебе
не попробовать сублимировать это?
-- Чего?
-- Почему бы тебе не вызвать кое-кого из свидетелей, видевших то на-
падение, и не попробовать выжать из них еще что-нибудь?
-- Ты думаешь, я тебя разыгрываю, да?
-- Разве я это сказал, Боб?
-- Я тебя не разыгрываю, Майер, -- покачал головой О`Брайен. -- Прос-
то мне хочется выпить кофе, но, когда я подумаю о кофе Мисколо, меня тош-
нит.
-- Выпей в таком случае воды.
-- В девять тридцать утра? -- О`Брайен посмотрел на него с возмущени-
ем. -- Как ты думаешь, может быть, позвонить на пульт Мерчисону, попросить
его купить кофе и потихоньку пронести сюда?
На столе Майера зазвонил телефон. Он снял с рычага трубку и сказал:
-- Восемьдесят седьмой участок, детектив Майер.
-- Майер, это Стив,
-- Привет, малыш. Скучаешь по работе, да? Не можешь удержаться, чтобы
не позвонить даже в свободный день?
-- Это я по твоим прекрасным голубым глазам соскучился, -- сказал Ка-
релла.
-- Да, мои глаза всем нравятся. А я думал, твоя сестра выходит замуж
сегодня.
-- Выходит.
-- Так чем я могу помочь тебе? Подкинуть деньжат на свадебный пода-
рок?
-- Не надо, Майер. Посмотри лучше новое расписание и скажи, с кем я
дежурю на этой неделе. Мне надо знать, кто еще сегодня свободен.
-- Тебе нужен четвертый партнер для бриджа? Постой секундочку. -- Он
открыл верхний ящик стола и вытащил планшетку с защелкой вверху, под кото-
рой был зажат листок с отпечатанным на мимеографе текстом. Он углубился в
таблицу, ведя указательным пальцем вниз по странице.
-- Ох, жаль мне этих несчастных обормотов, -- сказал Майер в трубку.
-- Работать с таким занудой...
-- Ладно-ладно, кто они? -- спросил Карелла.
-- Клинг и Хоуз.
-- У тебя нет под рукой их домашних телефонов?
-- Чего еще изволите, сэр? Почистить ботинки? Погладить штаны? А жену
мою не одолжить на субботу - воскресенье?
-- А что, неплохая идея, -- сказал Карелла, хмыкнув.
-- Обожди. У тебя есть чем записать?
-- Сарин телефон?
-- Оставь Сару в покое.
-- Это ты заговорил о ней.
-- Слушай, рогоносец, тебе нужны эти номера или нет? Мы тут работаем,
нам трепаться некогда.
-- Валяй, -- сказал Карелла, и Майер продиктовал ему телефоны. --
Спасибо. Теперь я хочу попросить тебя еще кое о чем. Первое: попробуй на-
вести справки о парне по имени Марти Соколин. Возможно, что у тебя ничего
не получится, потому что он житель Калифорнии, а связываться с ФБР у нас
нет времени. Но звякни в наше собственное Бюро криминалистического учета и
попроси их проверить по картотеке, не появлялся ли он в наших краях за пос-
ледние несколько лег. И самое главное, постарайся выяснить, нет ли его
здесь сейчас.
-- Я думал, у тебя сегодня выходной, -- сказал Майер устало.
-- Добросовестный полицейский никогда не отдыхает, -- сказал Карелла
с чувством. -- И последнее. Пришли, пожалуйста, ко мне домой патрульного
забрать одну записку. Я бы хотел, чтобы ее изучили в лаборатории, и я бы
хотел получить ответ как можно скорее.
-- Ты думаешь, у нас тут частная служба посыльных?
-- Ну ладно, Майер, отпусти вожжи. Я буду дома через полчаса пример-
но. Постарайся снестись со мной насчет Соколпна до двенадцати дня, хорошо?
-- Попробую, -- сказал Майор. -- Как еще ты развлекаешься в свой сво-
бодный день? Упражняешься в стрельбе из пистолета?
-- До свидания, Майер, -- сказал Карелла. -- Я должен позвонить Берту
и Коттону.
Коттон Хоуз спал как убитый, когда в его холостяцкой квартире раздал-
ся телефонный звонок. Он смутно услышал его сквозь сон, и то скорее как от-
даленное треньканье. Во время второй мировой войны, будучи на тихоокеанском
театре военных действий, он умудрился отличиться тем, что единственный из
всей команды катера проспал боевую тревогу, не услышав истошных воплей си-
рены. Из-за этого случая он чуть не лишился звания главного торпедиста. Но
командиром судна был лейтенант, которого готовили как специалиста по ради-
олокаторам для дивизиона военно-морской связи и который с большим трудом
мог отличить торпеду от собственного носа. Он признавал, хотя это и нес-
колько уязвляло его самолюбие, что настоящим командиром корабля, человеком,
которого слушалась вся команда, который знал навигацию и баллистику, был на
самом деле не он, а Коттон Хоуз. Лейтенант, которого команда звала Стари-
ком, хотя ему было всего двадцать пять лет, работал до армии ведущим музы-
кальных программ в своем родном городе Шенектади, штат НьюЙорк. Единствен-
ное, чего он хотел, это вернуться живым и невредимым к своим любимым плас-
тинкам и автомобилю с откидным верхом марки `Эм-джи` и своей возлюбленной
Эннабел Тайлер, с которой он встречался еще в последних классах школы.
Ему было начхать на Правила субординации в ВМС, на Правила дисципли-
нарных взысканий в ВМС и даже на Порядок боевых действий ВМС. Он знал, что
ему надо делать свое дело, и он знал, что без абсолютной поддержки со сто-
роны Коттона Хоуза ему этого дела не сделать. Возможно, адмирал и был бы в
восторге, если бы Коттона Хоуза понизили в звании с главного торпедиста до
торпедиста первого класса, но лейтенанту было плевать на адмирала.
-- Ты должен быть начеку, -- сказал он Хоузу. -- Мы не можем допус-
тить, чтобы ты проспал еще одну атаку камикадзе,
-- Да, сэр, -- сказал Хоуз. -- Виноват, сэр.
-- Я приставлю к тебе матроса, чтобы он будил тебя всякий раз, как
объявят боевую тревогу. Надеюсь, это поможет.
-- Да, сэр, -- сказал Хоуз. -- Спасибо, сэр.
-- Но как, черт возьми, ты умудрился дрыхнуть под этот несусветный
грохот, Коттон? Мы чуть не получили два прямых попадания в носовую часть!
-- Майк, я ничего не могу с этим поделать, -- сказал Коттон. -- Я
сплю как сурок.
-- Ладно, кто-нибудь будет отныне будить тебя, -- сказал лейтенант.
-- И давай постараемся выбраться живыми из этой адовой заварушки, а, Кот-
тон?
Они выжили в адовой заварушке. Коттон Хоуз больше никогда не слышал о
лейтенанте с тех пор, как они расстались в Лидо-Бич в Италии. Он полагал,
что тот вернулся к своим музыкальным передачам в Шенектади, штат Нью-Йорк.
И хотя Хоузу вопреки всему удалось всетаки свести на нет попытки японских
летчиков потопить их катер, его победа над Морфеем, если она и была, оказа-
лась весьма недолговечной. Коттон Хоуз по-прежнему спал как сурок. Он объ-
яснял это тем, что он был крупным мужчиной: шесть футов и два дюйма ростом
и весом сто девяносто фунтов. А крупные мужчины, как он считал, больше нуж-
даются во сне.

Телефон продолжал звонить. На постели произошло какое-то движение,
скрипнули пружины, послышался шорох откидываемой простыни. Хоуз слегка по-
шевелился. Отдаленное звяканье стало теперь как будто ближе. Затем его сме-
нил несколько неуверенный со сна голос.
-- Алло, -- сказал голос. -- Кто? Простите, мистер Карелла, но он
спит. Вы не могли бы позвонить немного попозже? Кто говорит? Кристин Максу-
элл. -- Голос помедлил. -- Нет, я не думаю, что его нужно будить прямо сей-
час. Когда он проснется, он сам вам...
Кристин снова замолчала. Котгон присел в кровати. Она стояла обнажен-
ной, прижав к уху черную телефонную трубку; на фоне ее тела копна белокурых
волос, отброшенных со лба, казалась еще светлее. В восхищении он залюбовал-
ся ею: тонкими пальчиками, обхватившими телефонную трубку, плавным изгибом
руки, длинным, стройным телом. Брови се сейчас были нахмурены, в голубых
глазах замешательство.
-- Ну так, -- сказала она, -- почему же вы сразу не сообщили, что вы
из полиции? Одну минуту, я посмотрю, может быть, он...
-- Я не сплю, -- проворчал Хоуз с кровати.
-- Минуточку, -- сказала Кристин. -- Сейчас он подойдет. -- Она прик-
рыла трубку ладонью. -- Это какой-то Стив Карелла. Он говорит, что он из
восемьдесят седьмого отделения.
-- Так оно и есть, -- сказал Хоуз, идя к телефону.
-- Это значит, что тебе придется идти сегодня на работу?
-- Не знаю.
-- Но ты обещал провести день...
-- Солнышко мое, я ведь еще даже не говорил с ним. -- Хоуз мягко взял
трубку из ее рук, -- Привет, Стив. -- Он зевнул.
-- Я вытащил тебя из постели?
-- Да.
-- Занят сегодня?
-- Да.
-- Нет желания сделать мне одолжение?
-- Нет.
-- Тысячу раз спасибо.
-- Извини, Стив, но я обещал этот день девушке. Мы договаривались по-
ехать на катере по реке Гарб.
-- Ты что, не можешь это поломать? Мне нужна помощь.
-- Если я это поломаю, леди проломит мне башку. -- Кристин, слушавшая
разговор, энергично закивала.
-- Ну уж!.. Такой здоровый, сильный парень. Можешь взять девушку с
собой.
-- Куда взять?
-- На свадьбу к моей сестре.
-- Я не люблю свадеб, -- сказал Хоуз. -- Они меня нервируют.
-- Кто-то угрожал моему будущему зятю. Во всяком случае, это можно
понять таким образом. Мне нужно в толпе несколько своих людей. На всякий
случай. Что ты теперь скажешь?
-- Ну... -- начал Хоуз. Кристин затрясла головой. -- Нет, Стив, не
могу. Извини.
-- Слушай, Коттон, когда я последний раз просил тебя об одолжении?
-- Ну... -- начал Коттон, и Кристин снова затрясла головой. -- Не мо-
гу, Стив.
-- Будет бесплатная выпивка, -- сказал Карелла.
-- Нет.
-- Ты что, не можешь уговорить свою девушку?
-- Нет.
-- Коттон, я прошу об одолжении.
-- Постой секунду, -- сказал Хоуз и прикрыл ладонью трубку.
-- Нет, -- моментально сказала Кристин.
-- Тебя приглашают в гости, -- сказал Хоуз. -- На свадьбу. Что ты
скажешь на это?
-- Я хочу поехать на прогулку. Я не ездила на речные прогулки с во-
семнадцати лет.
-- Мы поедем в следующее воскресенье, о`кей?
-- В следующее воскресенье у тебя нет выходного.
-- Хорошо, в первое же воскресенье, когда у меня будет выходной,
о`кей?
-- Нет.
-- Кристин?
-- Нет.
-- Солнышко?
-- А, к черту.
-- Ну, хорошо?
-- К черту, -- снова сказала Кристин.
-- Стив, -- сказал Хоуз в трубку, -- мы придем.
-- К черту, -- сказала Кристин.
-- Куда мы должны приехать?
-- Вы можете приехать ко мне домой около двенадцати?
-- Разумеется. Какой у тебя адрес?
-- Дартмут, 837. Это в Риверхеде.
-- Мы будем.
-- Огромное спасибо, Коттон.
-- Пришли венок на мои похороны, -- сказал Хоуз и повесил трубку.
Скрестив руки на груди, Кристин стояла возле телефона. Она вся дыми-
лась от негодования. Хоуз попытался обнять ее, но она быстро отстранилась.
-- Не прикасайтесь ко мне, мистер Хоуз.
-- Солнышко...
-- Хватит называть меня `солнышком`.
-- Кристин, солнышко, у него неприятности.
-- Ты обещал мне, что мы поедем на эту прогулку. Я обо всем договори-
лась еще три недели назад. А теперь...
-- Но тут такое дело, что я не мог уклониться. Слушай, ну так вышло:
Карелла мой друг и ему нужна помощь.
-- А я для тебя кто?
-- Девушка, которую я люблю, -- сказал Хоуз и привлек ее к себе.
-- Разумеется, -- ответила Крисгин холодно.
-- Ты ведь знаешь, что я тебя люблю. -- Он поцеловал ее в кончик но-
са.
-- Разумеется. Любишь, как же. Да я для тебя просто веселая вдова,
которую ты...
-- Ты очень милая вдовушка.
-- ...подцепил в книжном магазине.
-- В очень милом книжном магазине, -- сказал Хоуз и поцеловал ее в
макушку. -- У тебя такие приятные мягкие волосы,
-- И не думай, что у меня так уж никого нет на свете, -- сказала
Кристин, по-прежнему прикрывая скрещенными руками грудь. -- Да я могла бы
найти сотню мужчин, которые бы охотно поехали со мной на эту прогулку.
-- Я знаю, -- сказал он и поцеловал ее в мочку уха.
-- Ты паршивец, -- сказала она, -- Просто так уж получилось, что я
люблю тебя.
-- Я знаю. -- Он поцеловал ее в шею.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Россия

Док. 118925
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 1