ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Эдгар Алан По.
Дневник Джулиуса Родмена, представляющий собой описание первого путешествия через скалистые горы северной Америки, совершенного цивилизованными людьми

Перевод З.Е. Александровой
СПб.: ООО `Издательство `Кристалл``, 1999.
Серия Библиотека мировой литературы
ОСR Бычков М.Н.

Глава I. Вводная

Благодаря редкой удаче, мы имеем возможность предложить читателям под
этим заглавием весьма примечательную и несомненно весьма интересную повесть.
Публикуемый нами дневник не только содержит описание первой удачной попытки
преодолеть гигантскую преграду, какою является высочайшая горная цепь,
тянущаяся от Ледовитого океана на севере до перешейка Дариен на юге и
образующая на всем своем протяжении отвесную стену, сверху опушенную снегом;
что еще важнее, в нем приведены подробности путешествия по огромной
территории, лежащей за этими горами, которая доныне считается совершенно
неизвестной и на всех картах страны помечена как `неисследованная`. К тому
же это - единственная неисследованная часть северо-американского материка. А
поскольку это так, наши друзья простят нам некоторую восторженность, с какой
мы предлагаем дневник вниманию читателей. Чтение его вызвало и у нас самих
больший интерес, чем любое другое повествование такого рода. Мы не считаем,
что наше личное знакомство с тем, благодаря кому рукопись станет достоянием
читателей, играет при этом сколько-нибудь значительную роль. Мы убеждены,
что все наши читатели признают вместе с нами необычайную занимательность и
важность описанных в ней событий. Личные качества человека, бывшего главою и
душою экспедиции и одновременно ее летописцем, придали написанному большую
долю романтичности, весьма не похожей на статистическую скуку, отличающую
большинство подобных описаний. М-р Джеймс Э. Родмен, от которого мы получили
рукопись, хорошо известен многим читателям нашего журнала {1*}; он частично
унаследовал черты, омрачившие молодые годы его деда, м-ра Джулиуса Родмена,
автора записок. Мы имеем в виду наследственную ипохондрию. Именно этот недуг
был главной причиной, побудившей его предпринять описанное им необычайное
путешествие. Охота и трапперство, о которых говорится в начале дневника,
были, насколько мы можем судить, лишь предлогами, которыми он оправдывал
перед собственным рассудком свою дерзкую и необычную попытку. Нам кажется
несомненным (и читатели с нами согласятся), что его влекло единственно
стремление найти среди первобытной природы тот душевный покой, которого он в
силу особенностей своего характера не мог обрести среди людей. Он бежал в
пустыню как бегут к другу. Только при такой точке зрения удается примирить
многие строки его повести с обычными нашими понятиями о мотивах человеческих
поступков.
Так как мы решили опустить две страницы рукописи, где м-р Родмен
описывает свою жизнь до поездки по Миссури, следует указать, что он родился
в Англии, происходил из хорошей семьи, получил отличное образование, а
затем, в 1784 г. (в возрасте около восемнадцати лет) эмигрировал в нашу
страну вместе с отцом и двумя незамужними сестрами. Семья жила сперва в
Нью-Йорке; но затем переехала в Кентукки и поселилась весьма уединенно на
берегу Миссисипи, там, где сейчас Миллз Пойнт впадает в реку. Здесь осенью
1790 года скончался старый м-р Родмен; а в следующую зиму в течение
нескольких недель погибли от оспы обе его дочери. Вскоре затем (весной 1791
года) сын, м-р Джулиус Родмен, отправился в путешествие, о котором
рассказывается ниже. Возвратясь из него в 1794 г., как сказано далее, он
поселился близ Абингдона в Виргинии; здесь он женился, имел троих детей и
здесь же доныне проживает большинство его потомков.
М-р Джеймс Родмен сообщил нам, что его дед вел только краткий дневник
своего трудного путешествия и что переданная нам рукопись была написана на
основе этого дневника лишь много лет спустя, по настоянию г-на Андре Мишо,
ботаника, автора трудов Flоrа Воrеаli Аmеriсаnа {Флора Северной Америки
(лат.).} и Нistоirе dеs Сhеnеs d`Аmеriquе {Описание американских дубов
(франц.).}. Напомним, что г-н Мишо {2*} предложил свои услуги президенту
Джефферсону {3*}, когда тот впервые задумал послать экспедицию через
Скалистые горы. Предложение его было принято, и он даже доехал до Кентукки,
но здесь его догнало распоряжение французского посланника, находившегося в
то время в Филадельфии, в котором ему приказывали отказаться от его
намерения и избрать другую местность для ботанических исследований,
порученных ему его правительством. Руководство задуманной экспедицией
досталось м-ру Льюису {4*} и м-ру Кларку, которые и завершили ее с успехом.
Но г-н Мишо так и не увидел рукописи, написанной специально для него;
считалось, что она была утеряна тем юношей, которому была вручена для
передачи г-ну Мишо в его временном местожительстве возле Монтичелло. Никто
не пытался ее разыскать, ибо м-р Родмен, вследствие особых черт своего
характера, мало этим интересовался. Как ни странно, но нам кажется, что он
ничего не предпринял бы для опубликования результатов своей необычайной
экспедиции и что он переписал и дополнил свой дневник единственно, чтобы
сделать приятное г-ну Мишо. Даже проект м-ра Джефферсона, который в ту пору
возбуждал всеобщий интерес и считался чем-то совершенно новым, вызвал у
героя нашей повести лишь несколько общих замечаний, адресованных членам его
семьи. О собственном своем путешествии он никогда не рассказывал и скорее
даже избегал этой темы. Он скончался до возвращения Льюиса и Кларка; а
рукопись, врученная посланцу для передачи г-ну Мишо, была обнаружена лишь
около трех месяцев назад в потайном ящике секретера, принадлежавшего м-ру
Джулиусу Родмену. Кто положил ее туда - неизвестно; все родственники м-ра
Родмена утверждают, что спрятал ее не он; однако мы, при всем нашем уважении
к его памяти, а также к м-ру Джеймсу Родмену (которому мы более всего
обязаны), считаем, что предположение, будто автор рукописи каким-то образом
вернул ее себе и спрятал, как раз весьма правдоподобно и вполне согласуется
со свойственной ему болезненной чувствительностью.
Мы ни в коем случае не хотели ничего менять в повествовании м-ра
Родмена, и единственная вольность, какую мы допустили в отношении его
рукописи, это - некоторые сокращения. Слог ее едва ли нуждался в
исправлениях; он прост и весьма выразителен и свидетельствует о глубоком
восхищении путешественника величавыми зрелищами, которые день за днем
представали его глазам. Его повесть, даже там, где говорится о жестоких
лишениях и опасностях, написана с увлечением, раскрывающим нам все
особенности его характера. Он пылко любил Природу и поклонялся мрачным и
суровым ее зрелищам пожалуй даже больше, чем когда она представала светлой и
безмятежной. Огромную и зачастую страшную чащу лесов он прошел с восторгом в
сердце, вызывающим у нас зависть. Именно такому человеку подобало
путешествовать среди угрюмого безмолвия, которое он описывает с такой явной
охотой. Он обладал подлинной способностью воспринимать и чувствовать. Вот
отчего мы считаем его рукопись сокровищем, в своем роде непревзойденным и
даже не имеющим себе равных.
То, что повесть эта была до сего времени утеряна, что даже сам факт,
что м-р Родмен пересек Скалистые горы до экспедиции Льюиса и Кларка, остался
неизвестным и не упоминается ни одним из географов, описавших Америку (таких
упоминаний, насколько мы смогли установить, не существует), является
чрезвычайно странным. Единственное упоминание об этом путешествии, как нам
удалось узнать, содержится в неопубликованном письме г-на Мишо, находящемся
в архиве некоего м-ра Уайетта в Шарлотсвилле, штат Виргиния. Там о нем
говорится мимоходом как о `гигантском замысле, блестяще осуществленном`.
Если существуют другие упоминания об экспедиции, они нам неизвестны.
Прежде чем предоставить слово самому м-ру Родмену, нелишне будет
вспомнить о других открытиях в северо-западной части нашего материка.
Положив перед собою карту Северной Америки, читатель лучше сможет следить за
нашими замечаниями.
Как мы видим, материк простирается от Северного Ледовитого океана, то
есть примерно от 70-й северной параллели до 9-й и от 56-го меридиана к
западу от Гринвича до 168-го. На всей этой огромной территории уже побывал
цивилизованный человек, и весьма значительная часть ее заселена. Однако
большое пространство еще помечено на всех наших картах как `неисследованное`
и по сей день считается таковым. С юга оно ограничено 60-й параллелью, с
севера - Ледовитым океаном, с востока - Скалистыми горами, а с запада -
владениями России. И все же м-ру Родмену принадлежит честь первого
прохождения через этот совершенно дикий край; наиболее интересные
подробности публикуемой нами повести касаются его приключений и открытий в
тех местах.
Самыми ранними путешествиями белых людей по Северной Америке были
экспедиции Эннепена {5*} и его спутников в 1698 году; но так как он побывал
главным образом в ее южной части, мы не считаем нужным говорить об этом
подробнее.
М-р Ирвинг в своей `Астории` {6*} называет капитана Джонатана Карвера
{7*} первым, кто попытался пересечь материк от Атлантического до Тихого
океана; но тут он, по-видимому, ошибается, ибо в одном из дневников сэра
Александра Маккензи {8*} говорится о двух таких попытках, предпринятых
Пушной Компанией Гудзонова залива, - одной в 1758 году, а одной еще в 1749;
однако обе оказались, как видно, неудачными, ибо никаких отчетов о них не
сохранилось. Капитан Карвер совершил свое путешествие в 1763 г., вскоре
после приобретения Канады Великобританией. Он намеревался пересечь материк
между 43-м и 46-м градусами северной широты и достичь побережья Тихого
океана. Целью его было установить протяженность материка в наиболее широкой
части и выбрать на западном побережье место для правительственного поста,
который служил бы базой для поисков северо-западного пути, а также связал бы
Гудзонов залив с Тихим океаном. Он полагал, что река Колумбия, носившая
тогда название Орегон, впадает в море где-то возле пролива Анниан; и тут он
думал устроить пост. Он считал также, что поселение в этой местности откроет
новые возможности для торговли и установит более прямое сообщение с Китаем и
с британскими владениями в Ост-Индии, нежели прежний путь вокруг мыса Доброй
Надежды. Однако попытка перевалить через горы ему не удалась.
Следующей по времени важной экспедицией в северной части Америки была
экспедиция Самюэля Хирна {9*}, который в 1769, 1770, 1771 и 1772 годах
прошел в северо-западном направлении от форта Принца Уэльского на Гудзоновом
заливе до берегов Северного Ледовитого океана в поисках медных залежей.
Затем надлежит отметить вторую попытку капитана Карвера, предпринятую
им в 1774 году совместно с Ричардом Уитвортом {9а*}, членом парламента и
богатым человеком. Мы упоминаем об этом предприятии только из-за широкого
размаха, с каким оно было задумано, ибо осуществлено оно не было.
Руководители экспедиции предполагали взять с собою пятьдесят-шестьдесят
человек моряков и механиков, подняться по одному из рукавов Миссури,
поискать в горах исток Орегона и спуститься по этой реке до ее
предполагаемого устья возле пролива Анниан. Здесь думали построить форт, а
также суда для дальнейших плаваний. Осуществлению этих замыслов помешала
американская революция.
Канадские миссионеры уже в 1775 г. вели пушную торговлю на берегах
Саскачевана, на 53ь северной широты и 102ь западной долготы; а в начале 1776
года мистер Джозеф Фробишер {10*} достиг в том направлении 55ь северной
широты и 103ь восточной долготы.
В 1778 году мистер Питер Бонд на четырех каноэ прошел до Лосиной реки,
в 30 милях южнее ее слияния с Горным озером.
Теперь следует упомянуть еще об одной попытке, с самого начала
неудачной, пересечь наиболее широкую часть материка от океана до океана.
Публике о ней почти ничего не известно; она упоминается одним только
мистером Джефферсоном, да и то вскользь. Мистер Джефферсон рассказывает, как
его посетил в Париже Ледьярд {11*}, жаждавший новых предприятий после своего
удачного путешествия с капитаном Куком; и как он (мистер Джефферсон)
предложил ему добраться по суше до Камчатки, переправиться на русском судне
в Нужу, спуститься до широты, на которой протекает Миссури, а затем, по этой
реке - в Соединенные Штаты. Ледьярд согласился при условии, что получит
разрешение русского правительства. Этого мистеру Джефферсону удалось
добиться, но путешественник прибыл из Парижа в Санкт-Петербург, когда
императрица уже уехала на зиму в Москву. Не имея средств, чтобы без крайней
надобности задерживаться в Санкт-Петербурге, он продолжал путь, получив
паспорт у одного из консулов, но в двухстах милях от Камчатки был задержан
чиновником императрицы, которая передумала и решила запретить поездку. Его
посадили в закрытую повозку и, погоняя без устали день и ночь, доставили к
границам Польши, где и отпустили. Мистер Джефферсон, говоря о предприятии
Ледьярда, ошибочно называет его `первой попыткой исследовать западную часть
североамериканского материка`.
Следующей важной экспедицией было замечательное путешествие сэра
Александра Маккензи, совершенное в 1789 году. Он отправился из Монреаля,
прошел по реке Утавас, по озерам Нипписинг и Гурон, вдоль северного берега
Озера Верхнего, так называемым Большим Волоком, а оттуда - вдоль реки
Дождевой, по озерам Лесному и Боннет, верхней частью озера Собачья Голова,
по южному берегу озера Виннипег, по Кедровому Озеру и, мимо устья
Саскачевана, к Осетровому Озеру; оттуда он волоком перебрался на Миссисипи и
по озерам Черного Медведя, Примо и Бизоньему добрался до высокой горной
цепи, идущей с северо-востока на юго-запад; дальше его путь лежал по Лосиной
реке к Горному озеру, по Невольничьей реке к озеру Невольничье, вдоль
северного берега этого озера до реки Маккензи, а уж по ней, наконец, в
Полярное море. Это было огромное путешествие, во время которого он
подвергался бесчисленным опасностям и терпел самые тяжкие лишения.
Спустившись по реке Маккензи до ее устья, он прошел вдоль подножья
восточного склона Скалистых гор, однако через горы не перевалил. Правда,
весною 1793 года, отправившись из Монреаля и проделав свой прежний путь до
устья Унджиги, или реки Мира, он затем поднялся по этой реке, проник в горы
на уровне 56-й широты, повернул к югу, достиг реки, которую назвал Лососевой
(ныне река Фрейзер), и по ней вышел в Тихий океан, примерно на 40-й
параллели северной широты.
Памятная экспедиция капитанов Льюиса и Кларка была совершена в
1804-1805 и 1806 годах. В 1803 году, в связи с истечением срока договора с
индейскими племенами о факториях, мистер Джефферсон, в секретном послании
конгрессу от 18 января, рекомендовал некоторые изменения в договоре
(распространявшие его на индейские территории на Миссури). Для подготовки
путей было предложено послать экспедицию, которая прошла бы Миссури до ее
истоков, перевалила через Скалистые горы, а там искала наиболее удобный
водный путь к Тихому океану. Этот план был полностью осуществлен; капитан
Льюис исследовал (но не `открыл`, как сообщает мистер Ирвинг) верховье реки
Колумбия и прошел по ней до ее устья. Верховье Колумбии посетил и Маккензи
еще в 1793 г.
Одновременно с экспедицией Льюиса и Кларка вверх по Миссури, майор
Зебулон М. Пайк {12*} прошел вверх по Миссисипи, проследив течение этой реки
вплоть до ее истоков в озере Итаска. Вернувшись оттуда, он, по распоряжению
правительства, отправился на запад от Миссисипи и за годы 1805-1806 и 1807
побывал в верховье реки Арканзас (за Скалистыми горами, на 40ь северной
широты), пройдя по рекам Оседж и Канзас до истоков Платы.
В 1810 году мистер Дэвид Томпсон {13*}, пайщик Северо-Западной Пушной
компании, отправился из Монреаля с многочисленной группой, чтобы пересечь
материк и выйти к Тихому океану. Первая половина его пути совпадала с
маршрутом Маккензи в 1793 г. Целью его было предвосхитить намерение мистера
Джона Джейкоба Астора {14*}, а именно основать факторию в устье реки
Колумбия. Большая часть его людей покинула его на восточных склонах гор;
однако ему удалось перевалить через них и с оставшимися восемью спутниками
достичь северного рукава Колумбии, по которому он спустился, проделав по
нему значительно больший путь, чем какой-либо белый человек до него.
В 1811 году осуществил свое замечательное предприятие мистер Астор, во
всяком случае ту его часть, которая относилась к путешествию через материк.
Поскольку м-р Ирвинг уже познакомил читателей с подробностями этого
путешествия, мы упомянем о нем лишь в немногих словах. О цели его уже только
что говорилось. Путь экспедиции (возглавлявшейся м-ром Уилсоном Прайсом
Хантом {15*}) шел из Монреаля, вверх по Утавас, через озеро Ниписсинг и ряд
мелких озер и рек до Мичилимакинака, иначе называемого Мэкинау, оттуда через
Зеленую Бухту и реки Лисью и Висконсин до Рrаiriе du Сhiеn {Собачьей Прерии
(франц.).}; оттуда по течению Миссисипи до Сен-Луи; затем вверх по Миссури
до поселения индейцев арикара, между 46-м и 47-м градусами северной широты,
в 1430 милях выше устья реки; а там, держа на юго-запад, через горы,
примерно у верховьев Платы и Иеллоустона, и по южному рукаву Колумбии - к
морю. Два маленьких отряда этой экспедиции на обратном пути совершили весьма
опасные и богатые приключениями путешествия по материку.
Следующим важным этапом были путешествия майора Стивена Х. Лонга {16*}.
В 1823 г. он добрался до истоков реки Сент-Питер, до озера Виннипег, Лесного
и многих других. О более недавних экспедициях капитана Бонвиля {17*} и
других едва ли нужно говорить, ибо они еще свежи у всех в памяти. О
приключениях капитана Бонвиля хорошо рассказал мистер Ирвинг. В 1832 г.
отправившись из Форта Оседж, он перевалил через Скалистые горы и почти три
года провел за ними. На территории Соединенных Штатов осталось очень мало
областей, где в недавние годы не побывал бы ученый или искатель приключений.
Но на обширные пустынные земли к северу от наших владений и к западу от реки
Маккензи еще не ступала, насколько известно, нога цивилизованного человека,
за исключением мистера Родмена и его маленького отряда. Что касается
первенства в переправе через Скалистые горы, то из сказанного нами явствует,
что его не следовало бы приписывать Льюису и Кларку, поскольку это удалось
Маккензи в 1793 году; а самым первым был, в сущности, мистер Родмен,
преодолевший этот гигантский барьер еще в 1792 году. Таким образом, мы имеем
немало оснований предложить нашу необычайную повесть вниманию читателей.
[Редакторы `Джентлменз мэгезин

Глава II

После смерти отца и обеих сестер я утратил всякий интерес к нашей
плантации у Пойнта и за бесценок продал ее м-сье Жюно. Я и прежде подумывал
отправиться траппером вверх по Миссури, а теперь решил снарядить туда
экспедицию за пушниной, которую рассчитывал продать в Петит Кот агентам
Северо-Западной Пушной компании. Я полагал, что таким образом, имея хоть
сколько-нибудь предприимчивости и мужества, можно заработать куда больше
денег, чем я мог бы это сделать любым другим способом. Охота и трапперство
всегда меня привлекали, хотя прежде я не думал делать из них промысел; мне
очень хотелось исследовать запад нашей страны, о котором мне часто
рассказывал Пьер Жюно. Он был старшим сыном соседа, купившего мой участок.
Это был человек со странностями и несколько эксцентрический, но при всем том
- один из добрейших людей на свете и никому не уступавший в мужестве, хотя и
не наделенный большой физической силой. Он был родом из Канады, и, побывав
раз или два в небольших поездках по поручениям Пушной компании, в качестве
vоyаgеur {Здесь: разъездного агента (франц.).}, любил называть себя таковым
и рассказывать о своих путешествиях. Отец мой очень любил Пьера, и я тоже
был о нем высокого мнения; он пользовался расположением моей младшей сестры
Джейн, и я думаю, что они поженились бы, если бы богу было угодно сохранить
ей жизнь.
Когда Пьер узнал, что я еще не решил, чем заняться после смерти отца,
он принялся уговаривать меня снарядить небольшую экспедицию по реке и
вызвался в ней участвовать; склонить меня к этому ему оказалось нетрудно. Мы
решили подняться по Миссури, насколько окажется возможно, занимаясь в пути
охотой и трапперством, и не возвращаться, прежде чем не добудем достаточно
шкур, чтобы составить себе состояние. Отец Пьера не возражал и дал ему около
трехсот долларов, после чего мы отправились в Петит Кот, чтобы приобрести
снаряжение и набрать возможно больше людей для экспедиции.
Петит Кот {Нынешний город Сент-Чарлз. - [Редакторы `Джентлменз
мэгезин.} представляет собой маленький поселок на северном берегу Миссури,
милях в двадцати от места ее слияния с Миссисипи. Он лежит у подножья
невысоких холмов, на уступе, расположенном так высоко над рекой, что туда не
достигают июньские паводки. Верхняя часть поселка насчитывает не более
пяти-шести домов, притом деревянных; но на другом его конце находится
часовня и около двенадцати или пятнадцати добротных домов, которые тянутся
вдоль реки. В поселке около сотни жителей, большей частью креолов из Канады.
Они весьма ленивы и не пытаются возделывать окружающую их плодородную землю,
разве только кое-где разбили сады. Главным их занятием является охота и
скупка у индейцев пушнины, которую они перепродают агентам Северо-Западной
компании. Мы надеялись без труда найти здесь и спутников и снаряжение, но
были разочарованы, ибо поселок оказался во всех отношениях слишком беден,
чтобы снабдить нас всем необходимым для удобства и безопасности путешествия.
Нам предстояло ехать в самое сердце края, кишевшего индейскими
племенами, о которых мы знали лишь понаслышке и которые мы имели все
основания считать свирепыми и коварными. Поэтому было особенно важно
запастись оружием и боеприпасами, а также иметь достаточно людей; а если мы
хотели получить от экспедиции выгоду, надо было взять с собой достаточно
вместительные каноэ для шкур, которые мы рассчитывали добыть. Мы приехали в
Петит Кот в середине марта, но лишь в конце мая нам удалось подготовиться к
путешествию. Пришлось дважды посылать вниз по реке, в Пойнт, за людьми и
припасами, причем то и другое обошлось нам крайне дорого. Нам так и не
удалось бы достать множества вещей, совершенно необходимых, если бы Пьер не
повстречал людей, возвращавшихся из поездки вверх по Миссисипи, из которых
он завербовал шестерых самых лучших и, кроме того, раздобыл у них каноэ, или
пирогу, и приобрел большую часть излишка их провизии и боеприпасов.
Эта своевременная подмога позволила нам еще до первого июня
приготовиться к путешествию. Третьего июня (1791 года) мы простились с
нашими друзьями в Петит Кот и отправились в путь. Наша группа насчитывала
всего пятнадцать человек. Из них пятеро были канадцами из Петит Кот, которые
все уже побывали в поездках вверх по реке. Они были хорошими гребцами и
отличными товарищами по части французских песен и выпивки; в этом за ними
никто не мог угнаться, хотя они редко напивались так, чтобы быть
непригодными к делу. Они были всегда веселы и всегда готовы работать, но
охотниками были посредственными, а в бою, как вскоре выяснилось, на них
нельзя было положиться. Из этих пятерых канадцев двое взялись служить
переводчиками на первые пятьсот-шестьсот миль пути вверх по реке (если
только нам удастся пройти так далеко), а затем мы надеялись найти индейца,
который в случае надобности мог бы переводить; впрочем, мы решили избегать,
насколько возможно, встреч с индейцами и лучше самим заняться трапперством,
чем, при нашей малочисленности, идти на столь опасное дело, как торговля. Мы
постановили соблюдать осторожность и попадаться им на глаза только в тех
случаях, когда этого невозможно будет избежать.
Те шестеро, которых Пьер набрал на судне, возвращавшемся по Миссисипи,
были людьми совсем иного рода, чем канадцы. Пятеро из них были братьями по
фамилии Грили (Джон, Роберт, Мередит, Фрэнк и Пойндекстер), и трудно было
бы сыскать более отважных и бравых парней. Джон Грили был самым старшим
и слыл первым силачом, а также лучшим стрелком во всем Кентукки, откуда они
были родом. Он был шести футов ростом, необычайно крепок и широк в плечах.
Подобно большинству людей, наделенных большой физической силой, он был
чрезвычайно добродушен и за это очень любим всеми нами. Остальные четверо
братьев тоже были сильны и хорошо сложены, хотя и не могли сравниться с
Джоном. Пойндекстер был так же высок, но очень тощ и вид имел необычайно
свирепый, хотя, подобно своему старшему брату, отличался миролюбивым нравом.
Все они были опытными охотниками и отличными стрелками. Братья охотно
приняли предложение Пьера ехать с нами, и мы условились, что они получат из
прибылей нашего предприятия такую же долю, что и я, и Пьер; то есть мы
должны были разделить всю прибыль на три части - одну мне, другую Пьеру, а
третью пятерым братьям.
Шестой человек, завербованный нами на судне, также был хорошим
приобретением. Это был Александр Уормли, родом виргинец, человек весьма
своеобразный. Он был в свое время проповедником, а затем вообразил себя
пророком, отпустил длинную бороду и волосы, ходил босой и всюду держал
пылкие речи. Теперь у него появилась другая мания, и он мечтал найти золотые
россыпи в каких-нибудь неприступных местах. Это было у него несомненным
помешательством, но во всем остальном он был удивительно разумен и
сообразителен. Он был хорошим гребцом и хорошим охотником, отличался большой
храбростью, а кроме того немалой физической силой и быстрыми ногами. Я очень
рассчитывал на его энтузиазм и, как оказалось, не обманулся.
Остальные двое были: неф по имени Тоби, принадлежавший Пьеру Жюно, и
незнакомец, который повстречался нам в лесу возле Миллз Пойнт и немедленно
присоединился к нам, едва мы упомянули о своих намерениях. Его звали Эндрью
Торнтон; он также был виргинцем и, кажется, из очень хорошей семьи - из
Торнтонов, проживающих на севере штата. Он уехал из Виргинии около трех лет
назад и все это время скитался по Западу в сопровождении одного лишь
огромного пса ньюфаундлендской породы. Он не промышлял пушнины и, как видно,
не имел иной цели, кроме удовлетворения своей страсти к бродяжничеству и
приключениям. У вечернего костра он часто занимал нас рассказами о своих
странствиях и о лишениях, какие он терпел в лесах, говоря о них с прямотой и
серьезностью, не позволявшими усомниться в его правдивости, хотя многое
походило на сказку. Впоследствии мы убедились на опыте, что опасности и
тяготы, каким подвергается одинокий охотник, навряд ли могут быть
преувеличены и что трудно изобразить их слушателям достаточно яркими
красками. Я очень полюбил Торнтона с первого же раза, как увидел его.
О Тоби я сказал всего несколько слов, а между тем он был в нашей
экспедиции далеко не последним. Он много лет прожил в семье старого мсье
Жюно и показал себя верным слугой. Для такого предприятия, как наше, он был,
пожалуй, чересчур стар, но Пьер не захотел его оставить. Впрочем, он
сохранил еще силы и выносливость. Пьер был, вероятно, самым слабосильным из
всех, но обладал зато большой рассудительностью и несокрушимым мужеством. Он
был чудаковат и порою несдержан, что нередко приводило к ссорам, а раза два
поставило под угрозу успех всей экспедиции; но это был верный друг, и за
одно это я считал его неоценимым спутником.
Я описал всех членов нашей экспедиции, сколько их было при выезде из
Петит Кот {М-р Родмен не описывает себя самого; а между тем без портрета
руководителя описание группы было бы неполным. `Ему было около двадцати пяти
лет, - сообщает м-р Джеймс Родмен в особой приписке, лежащей сейчас перед
нами, - когда он отправился вверх по реке. Это был человек сильный и
подвижный, хотя и невысокий ростом - не более пяти футов и пяти-шести
дюймов; плотного сложения, с несколько кривыми ногами. Лицо его было
еврейского типа, губы тонкие, выражение лица сумрачное`. - [Редакторы
`Джентлменз мэгезин.}. Для людей и поклажи, а также для доставки обратно
пушнины, которую мы думали добыл`, у нас имелись две большие лодки. Меньшая
представляла собой берестяную пирогу, сшитую волокнами из корней ели и
проконопаченную сосновой смолой - настолько легкую, что ее без труда несли
шесть человек. Она имела двадцать футов в длину и могла идти на веслах - их
могло быть от 4-х до 12-ти. При полной нагрузке она погружалась в воду
примерно на восемнадцать дюймов, а пустая - не более чем на десять. Вторую
лодку, плоскодонную, нам сделали в Петит Кот (пирога была куплена Пьером у
компании, встреченной на Миссисипи). Эта была тридцати футов в длину и при
полной нагрузке имела осадку в два фута. Переднюю часть ее занимала палуба в
двадцать футов, а под ней - каютка с плотно закрывающейся дверью; там,
потеснившись, могли уместиться все члены экспедиции, ибо лодка была очень
широкой. Эта часть ее была непроницаема для пуль; промежуток между двух
слоев дубовых досок был законопачен пенькой; кое-где мы просверлили
маленькие отверстия, чтобы в случае нападения стрелять в противника, а также
следить за ним; вместе с тем эти отверстия, при закрытой двери, давали
доступ воздуху и свету; на случай надобности у нас имелись для них прочные
затычки. Остальная, десятифутовая часть палубы была открытой; здесь было
место для шести весел, но чаще всего судно двигалось при помощи шестов,
которыми мы работали, переходя вдоль палубы. Была у нас также короткая
мачта, которая легко ставилась и снималась; она устанавливалась в семи футах
от носа; при благоприятном ветре мы подымали на ней большой прямоугольный
парус, а при встречном - убирали его вместе с мачтой.
В особом отделении, отгороженном в носовой части, мы везли десять
бочонков хорошего пороха и соответственное количество свинца, из десятой
части которого уже были отлиты ружейные пули. Здесь мы спрятали также
маленькую медную пушку с лафетом, в разобранном виде, чтобы занимала меньше
места; ибо мы считали, что она может пригодиться. Эта пушка была одной из
трех, привезенных на пироге по Миссури испанцами за два года до того, и
вместе с пирогой пошла ко дну в нескольких милях от Петит Кот. Песчаная мель
так сильно изменила русло в том месте, где опрокинулась пирога, что одну из
пушек обнаружил какой-то индеец; с несколькими помощниками он доставил ее в
поселок, где продал за галлон виски. Тогда жители Петит Кот вытащили и
остальные две. Пушки были очень маленькие, но из хорошего металла и искусной
работы, с чеканкой, изображавшей змей, какая бывает иногда на французских
полевых орудиях. При пушках было пятьдесят железных ядер, и они также
достались нам. Я рассказываю о том, как к нам попала пушка, потому что она,
как будет сказано ниже, сыграла важную роль в наших делах. Кроме того, у нас
имелось пятнадцать запасных винтовок, упакованных в ящики, которые мы тоже
поместили на носу, вместе с прочими тяжестями. Это мы сделали для того,
чтобы нос глубоко сидел в воде; так лучше, когда в реке много коряг и
всякого топляка
Другого оружия у нас также было достаточно; у каждого был надежный
топорик и нож, не говоря о ружье и патронах. В обе лодки положили по
походному котелку, по три больших топора, бечеву, по две клеенки, чтобы
укрывать, если понадобится, наш товар, и по две большие губки для
вычерпывания воды. У пироги также имелась маленькая мачта с парусом (о
которой я забыл упомянуть), а для починок - запас смолы, бересты и `ватапе`
{18*}. Там же мы везли и все товары для индейцев, какие сочли нужным
захватить и приобрели на том же судне, ходившем по Миссисипи. Мы не
собирались торговать с индейцами, но эти товары были нам предложены по
дешевке, и мы решили взять их на всякий случай. Они состояли из шелковых и
бумажных платков, ниток, лесок и бечевы; шапок, обуви и чулок, мелкого
ножевого и скобяного товара; коленкора, пестрых ситцев и других
манчестерских изделий; табаку в пачках, валяных одеял, а также стеклянных
побрякушек, бус и т. п. Все это было упаковано небольшими частями так, чтобы
каждый из нас мог нести по три таких пакета. Провизия также была удобно
упакована и распределена на обе лодки. Всего у нас было двести фунтов
свинины, шестьсот фунтов галет и шестьсот фунтов пеммикана. Последний мы
взяли в Петит Кот у канадцев, которые сказали нам, что его берут во все
большие экспедиции Северо-Западной Пушной компании, когда опасаются, что не
добудут достаточно дичи. Он приготовляется особым образом. Постное мясо
крупных животных нарезается тонкими ломтями и вялится на деревянной решетке
над небольшим огнем или выставляется на солнце (как в нашем случае), а
иногда и на мороз. Когда оно таким образом провялено, его толкут между двумя
тяжелыми камнями, и оно может сохраняться несколько лет. Однако при хранении
в больших количествах оно весной начинает бродить, и если его хорошенько не
проветрить, оно скоро портится. Нутряной жир растапливают вместе с жиром
огузка и смешивают в равных частях с толченым мясом; затем его кладут в
мешки, и оно готово к употреблению и очень вкусно, даже без соли и овощей.
Самый лучший пеммикан делается с добавлением костного мозга и сушеных ягод и
является весьма вкусным блюдом {Пеммикан, описанный м-ром Родменом,
представляет для нас нечто совершенно новое и совсем не похож на тот, о
котором наши читатели несомненно узнали из записок Перри {19*}, Росса {20*},
Бэка {21*} и других северных путешественников. Тот, как мы помним,
приготовляется посредством длительной варки постного мяса (из которого
тщательно удален жир), пока оно не уварится в густую массу. К этой массе
добавляются в изобилии пряности и соль, так что даже небольшое ее количество
считается весьма питательным. Впрочем, один американский хирург, который
имел возможность наблюдать процесс пищеварения через открытую рану в желудке
пациента, доказал, что для этого процесса важен именно объем и что
концентрация питательных веществ является поэтому в значительной степени
бессмыслицей. - [Редакторы `Джентлменз мэгезин.}. Виски мы везли в
оплетенных бутылях по пять галлонов в каждом; таких у нас было двадцать, то
есть всего сто галлонов.
Когда мы погрузили все припасы и всех пассажиров, включая собаку
Торнтона, оказалось, что свободного места почти не остается, разве что в
большой каюте, которую мы не загрузили, чтобы спать в ней в дурную погоду;
здесь у нас хранилось только оружие и боеприпасы, да еще несколько бобровых
капканов и медвежья шкура. Теснота подсказала нам мысль, которую надо было
осуществить в любом случае, а именно: оставить четырех человек, чтобы шли
вдоль берега и стреляли для нас дичь, а одновременно вели разведку,
предупреждая нас о появлении индейцев. Для этого мы обзавелись двумя
хорошими лошадьми; одну дали Роберту и Мередиту Грили, которые должны были
следовать южным берегом, другую - Фрэнку и Пойндекстеру Грили, которым
предстояло идти по северному берегу. Лошади предназначались для перевозки
подстреленной дичи.
Это заметно разгрузило наши лодки, где теперь нас оставалось
одиннадцать человек. В меньшую лодку сели двое из Петит Кот, а также Тоби и
Пьер Жюно. В большой поместился Пророк (как мы его называли), он же
Александр Уормли, Джон Грили, Эндрью Торнтон, трое из Петит Кот и я, да,
кроме того, собака Торнтона.
Иногда мы шли на веслах, но большей частью подтягивались, держась за
ветви деревьев, росших по берегу, или, где позволяла местность, вели лодки
на буксире, что было легче всего; одни шли по берегу и тянули, другие
оставались в лодках, отпихиваясь от берега баграми. Очень часто мы все
работали баграми. В этом способе передвижения (он хорош, когда на дне не
слишком много ила или плывунов, а глубина не слишком велика) канадцы весьма
искусны, так же как и в гребле. Они пользуются длинными, твердыми и легкими
баграми с железными наконечниками; вооружившись ими, они идут к носу судна,
по равному числу людей с каждого борта; затем становятся лицом к корме и до-
стают баграми дно; крепко упираясь в него, каждый нажимает на конец багра
плечом, подложив подушку; идя вдоль судна, они с большой силой толкают его
вперед. С такими баграми не нужен рулевой, так как багры направляют судно с
удивительной точностью.
Пользуясь всеми этими способами, а иногда, при быстром течении или на
мелководье, вынужденные пробираться вброд и тащить наши лодки, мы начали
свое богатое событиями путешествие вверх по Миссури. Шкуры, являвшиеся
основной целью экспедиции, мы должны были добывать главным образом охотой и
трапперством, стараясь оставаться незамеченными и не прибегая к торгу с
индейцами, ибо знали их по опыту за коварный народ, с которым столь
малочисленной экспедиции, как наша, лучше не иметь дела. Меха, которые
добывались в этих местах нашими предшественниками, включали бобра, выдру,
куницу, рысь, норку, ондатру, медведя, обычную лису, лису мелкой породы,
росомаху, енота, ласку, волка, бизона, оленя и лося; но мы решили
ограничиться наиболее ценными из них.
Великолепная погода в день нашего отъезда из Петит Кот вселила в нас
надежду и настроила всех чрезвычайно весело. Лето еще только начиналось, и
ветер, который сперва сильно дул нам навстречу, дышал весенней негой. Солнце
светило ярко, но еще не жгло. Лед на реке уже сошел, и обильные воды скрыли
от глаз илистые наносы, которые при низкой воде так портят вид берегов
Миссури. Сейчас река величаво текла мимо одного из берегов, заросшего ивой и
канадским тополем, и мощно била в крутые утесы другого берега. Глядя вверх
по реке (она здесь уходила прямо на запад, пока вода не сливалась вдали с
небом) и размышляя об обширных пространствах, по которым протекли эти воды,
- пространствах, еще не известных белому человеку и, быть может, изобилующих
редчайшими творениями бога, - я почувствовал никогда прежде не испытанное
волнение и втайне решил, что только неодолимые препятствия помешают мне
плыть по этой величавой реке дальше всех моих предшественников. В эти минуты
я ощущал в себе сверхчеловеческие силы и испытывал такой душевный подъем,
что лодка показалась мне тесной. Мне хотелось быть на берегу вместе с
братьями Грили и вприпрыжку мчаться по прерии, давая волю обуревавшим меня
чувствам. Эти чувства полностью разделял со мною Торнтон; его живой интерес
к нашему предприятию и восхищение окружавшею нас красотой особенно
расположили меня к нему с той минуты. Никогда в жизни я не испытывал так
сильно, как тогда, потребности в друге, с которым я мог бы беседовать
свободно и не боясь быть неверно понятым. Внезапная потеря всех близких,
отнятых у меня смертью, опечалила, но не подавила мой дух, обратившийся за

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 118880
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1