ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Владимир ДУГИН

ЦЕНА `СУАССОНА`

1

Там живут несчастные люди-дикари,
На лицо ужасные, добрые внутри.
Песня из к/ф `Бриллиантовая рука`

Было очень жарко, и, наверное, поэтому, когда я открыл глаза и увидел
склонившиеся надо мной страшные черные рожи, обрамленные вздыбленными
космами, мне показалось, что я попал в ад, и это черти разглядывают меня,
уточняя, в каком круге подвергнуть соответствующей кулинарной обработке.
Однако, секунду спустя, я догадался, что это всего лишь папуасы,
представители одного из многочисленных племен, населяющих Западную
Меланезию. В отличие от моей, их одежда больше соответствовала местному
климату и состояла из тоненькой веревочки, охватывающей бедра и
поддерживающей специальный футляр, или чехол, надетый на половой член.
Футляр этот был сделан из чего-то, напоминающего гигантский высохший
стручок или оболочку длинной тыквы, и своим ярко-желтым цветом резко
контрастировал с землисто-серой кожей папуасов. Кончался он набалдашником,
наподобие ножен кавказского кинжала, а размеры его достигали - думаю, что
скорее из тщеславия - полуметра или немного больше.
Зато на шее у каждого висело роскошное украшение - ожерелье из
сушеных головок неизвестных мне грызунов, напоминающих крыс. Головки были
нанизаны на сплетенные из волос шнуры и перемежались кисточками
растрепанных побегов пальмы, раковинами и разноцветными стеклянными
бусами.
Все эти подробности я рассмотрел несколько позже, а пока обрадовался,
заметив сосуды из полых колен бамбука, в которых что-то плескалось.
- Пей! - сказал один из `чертей`, протягивая мне сосуд.
Вода отдавала тухлятиной, но я с жадностью напился.
Они изъяснялись на `бейсик-инглиш`, упрощенном английском, и мы
достаточно хорошо понимали друг друга. Деревня их находилась совсем
близко, через нее проходил путь к соседнему селению, откуда через горы
можно было выйти к небольшому городку, центру провинции, связанному
чартерными авиарейсами с Порт-Морсби. Оттуда, уже регулярным рейсом, можно
было добраться до Дарвина или, через аэропорт Брисбена, прямо до Сиднея.
После неудачной вынужденной посадки моя `сессна` не подлежала
ремонту, поэтому я решил выбираться из этого забытого Богом уголка пешком.
Все равно я опоздал, и заключение контракта на поставку крупной партии
автоматов Калашникова придется перенести на другое время - если только
наши контрагенты продержатся до той поры у власти. Неустойка моей фирме не
грозила, поэтому затяжка мало беспокоила меня. Спрос на товар был
достаточно стабильным.
Я вытащил из кабины кейс и дорожный чемодан, в котором лежала смена
белья и вечерний костюм. Вряд ли он мог здесь пригодиться даже для
представления совету старейшин - очень уж он отличался от принятой в этих
краях моды - однако, бросать его было жалко. Выпив еще глоток воды, я
отправился в путь вместе со своими новыми знакомыми.
После часа ходьбы по тропе, которую вполне можно было приравнять к
туристскому маршруту высшей категории сложности, мы подошли к окраине
деревни. Она представляла собой два десятка крытых травой хижин, в уличной
пыли копошились дети и худые, напоминавшие скорее собак, пятнистые свиньи.
Мои провожатые остановились у околицы, и один из них отправился, как
мне объяснили, к вождю. Через несколько минут он вернулся в сопровождении
покрытого морщинами и складками высохшей кожи патриарха, футляр которого,
украшенный кисточкой из волокон пальмы, своей непомерной длиной
свидетельствовал о высоком социальном статусе владельца.
- Ты хочешь пройти через нашу деревню? - спросил старик.
Я отвечал утвердительно.
- Тогда ты должен подвергнуться обряду посвящения в члены племени.
Чужим мы не позволяем проходить по нашей земле.
Какое-то мгновение я колебался. Обряд инициации у некоторых племен
связан с довольно мучительными процедурами. С другой стороны, мне не
хотелось ссориться с аборигенами. У меня не было ни воды, ни оружия, чтобы
путешествовать в одиночку, а здесь все еще встречались охотники за
головами, и череп белого являлся особенно ценным трофеем...
Может быть, попробовать откупиться? Доллар, он и в Западной Меланезии
доллар. Я вытащил бумажник и отсчитал несколько зелененьких.
Глаза старика алчно блеснули, но он отвел мою протянутую руку
величественным жестом.
- Это потом... Ты должен снова родиться и стать одним из нас.
Смысл его фразы был не совсем мне понятен, однако, пришлось
согласиться. Пока мы беседовали, вокруг собралась кучка зевак. Вождь
произнес несколько громких слов, взмахнул рукой, и они разбежались.
Минуту спустя из хижин начали выходить жители деревни. Я заметил, что
все женщины собрались отдельно и выстроились в затылок друг другу,
образовав на центральной площади замысловато изогнутую вереницу красоток,
как бы стоящих в очереди на конкурс `Мисс Деревня`.
Мои провожатые, которым вся эта процедура доставляла видимое
удовольствие, под руки подвели меня к стоявшей впереди пышной матроне. На
ней была совсем коротенькая юбочка из травы, на шее красовалось ожерелье
из раскрашенных ягод, косточек плодов и раковин. С расстояния в несколько
метров я почувствовал резкий запах пота и прогорклого жира, которыми были
намазаны ее волосы. Когда мы приблизились к ней вплотную, матрона
осклабилась, уперлась руками в бока и широко раздвинула ноги, уподобившись
гротескному варианту колосса Родосского...
Я уже приготовился было не посрамить чести белого человека, но мне
объяснили, что я должен всего-навсего проползти на брюхе между ног всех
взрослых женщин деревни. Когда я закончил свое путешествие по этой живой
анфиладе, одежда моя являла собой наглядный пример нерациональности
европейского костюма в условиях тропиков.
Меня подняли, кое-как отряхнули от пыли и повели в большую хижину,
дабы отпраздновать `рождение нового члена племени`.
Не стану описывать меню - до сих пор я теряю аппетит, стоит только
вспомнить о некоторых блюдах, которые подавались на этом пиршестве. В
самый разгар веселья я случайно коснулся рукой локтя сидевшего рядом со
мной папуаса...
В хижине вдруг наступила гробовая тишина. Мой сосед вскочил,
остальные отодвинулись от меня и смотрели с каким-то странным выражением
ожидания. Я не понимал, в чем дело, но судя по тому, что мой недавний
сосед и сотрапезник вытащил из-за спины кинжал самого зловещего вида,
сделанный из расщепленной вдоль трубчатой кости какого-то крупного
животного, и занес его над моей головой, я грубо нарушил местные правила
приличия.
Однако, извиняться было некогда. Мой противник нанес удар.
Он был левша, поэтому пришлось блокировать его руку правым
предплечьем. Согнутая, как для гребка во время плаванья, моя кисть
скользнула, обвиваясь наподобие змеи вокруг его руки, нажимом предплечья я
вывернул кинжал из его пальцев. Обычно этот прием защиты сопровождается
порезом руки обороняющегося, но ничего не поделаешь - из двух зол
приходится выбирать меньшее, лучше немного порезаться, чем получить
глубокую колотую рану. К счастью, костяной кинжал папуаса, в отличие от
обычной финки, не имел острого режущего лезвия, и кожа моя не пострадала.
Пытаясь удержать свое оружие, которое в соответствие с законами механики
удержать было невозможно, ибо рука моя действовала как рычаг, нападавший
невольно отклонился назад, и тогда я ударил его левым кулаком в
подбородок.
Он отлетел, шмякнулся головой и плечами о глинобитную стену хижины и
сполз по ней на плотно утрамбованный земляной пол. Все это заняло не более
одной секунды.
Я поднялся, ожидая, что на меня сейчас набросятся все присутствующие,
что вот-вот в живот мне вонзится зазубренный как пила наконечник
папуасского копья, но вокруг раздались одобрительные возгласы и хохот.
Очевидно, здесь еще действовали правила благородного поединка, и обычай
нападать на одного целой шакальей стаей, как это принято в наших больших
городах, сюда пока не проник.
Все расселись по своим местам, в том числе и мой сосед, пришедший в
себя после кратковременного нокаута, и пиршество продолжалось, как будто
ничего не произошло. Инцидент был исчерпан, но теперь я внимательно
следил, чтобы случайно не коснуться снова локтя соседа, приглядывался к их
манере есть и пить, опасаясь невольным проступком навлечь на себя беду.
Наконец, когда солнце уже садилось за горы, а жара несколько спала,
пиршество закончилось, и мои провожатые, взявшие надо мной опеку по праву
`первооткрывателей`, повели меня в хижину для гостей, расположенную на
краю деревни.
Когда мы проходили по площади, от группы женщин, сидевших под большим
деревом, отделилась стройная даже по европейским стандартам девушка и
подошла к нам. Мы остановились.
Девушка повернулась спиной, слегка наклонила голову и одной рукой
приподняла густые волосы, обнажив затылок. Мои провожатые стыдливо
прикрыли руками глаза, а один из них подтолкнул меня кулаком в бок -
очевидно этот жест фамильярно-дружеского расположения имел здесь такое же
значение, как и у нас.
- Она пойдет с тобой! - сказал он, подмигивая и скаля зубы.
Позже я узнал, что показывая затылок, единственную часть тела, не
мелькающую постоянно перед всеобщими взорами, женщины племени дани
вызывают у своих мужчин примерно те же эмоции, какие возникают у
представителей других народов, постоянно носящих одежду, во время
стриптиза. Прикосновение к затылку является у дани одной из самых интимных
ласк.
Не знаю, какое впечатление осталось от нашей встречи у моей случайной
подруги, но я навсегда запомнил экзотическую и странную смесь запахов пота
и каких-то тропических цветов, гладкую, упругую кожу, неожиданную нежность
непонятных слов...
Утром все те же `опекуны` вывели меня за околицу и показали тропинку,
ведущую в соседнюю деревню. Когда два часа спустя я подошел к ней, меня
остановил рослый папуас с зазубренным копьем и парой дротиков, зажатых в
кулаке.
- Ты хочешь пройти через нашу деревню? - спросил он.
- Да, - ответил я. - Мне нужно добраться до аэродрома.
- Ты должен подвергнуться обряду посвящения. Мы не позволяем чужим
проходить по нашей земле.
- Я уже посвящен в той деревне, - указал я пальцем за спину.
- Дани не наш народ. Ты должен пройти посвящение у нас.
Эта деревня была больше первой, так что мне предстояло проползти на
брюхе почти полкилометра...

2

Как жажду средь чуждых равнин
Измену забыть и любовь,
Но память, мой злой властелин,
Все будит минувшее вновь.
Н.Риттер

Когда я, наконец, добрался до сиднейского отделения
внешне-экономического объединения `Ассунты`, оказалось, что несмотря на
мои предположения, задержка имела некоторые неприятные последствия.
Впрочем, `неприятные` - сказано слишком громко. Просто, пока меня не
было, несколько раз звонил и даже заходил какой-то человек, отказавшийся
что-либо сообщить о себе. По описанию, сделанному секретаршей, бестолковой
и любопытной старой девой мисс Макгроу, я не догадывался, кто бы это мог
быть.
Пустяковое это обстоятельство почему-то обеспокоило меня. Как любит
выражаться одна моя знакомая, `всякая вещь должна быть на своем месте`.
Неопределенность раздражала меня, вносила какую-то тревожную нотку в
привычный ритм налаженного существования. `Старею`, - думал я, сердясь на
самого себя за необоснованную тревогу. Когда-то всякое неожиданное и
непонятное событие, напротив, вызывало прилив любопытства, желания
действовать. Но хотя мне стукнуло сорок с хвостиком, дело, как я понимал,
было вовсе не в возрасте. Просто за два последних года пришлось пережить
немало физических и духовных травм, от которых я не до конца еще
оправился. Да и разленился я здесь...
Далекое путешествие, перемена обстановки не принесли облегчения, как
я надеялся. Все чаще меня охватывали приступы ностальгии, снились родные
места, Город, стерильная чистота кварталов Печерска, жизнерадостная,
здоровая грязь переулков Подола и Шулявки, серая брусчатка Центра, пыль и
песок дарницких улиц. Я вспоминал светлые залы консерватории и заселенные
бомжами чердаки и подвалы, видел дворы, то мрачно-сырые, зажатые между
покрытыми зеленым мхом глухими кирпичными стенами, то залитые солнцем,
наполненные цветущей сиренью, распахнутые теплому летнему небу.
Бело-голубые башни Софии, облака над пирамидками каштанов, искрящаяся ширь
реки, мелкий песок Труханова острова... Черные громады туч над крестом
Владимира, голуби, вспыхивающие белыми точками на их фоне, гром, сплошная
стена ливня, дождевая вода, стекающая по стеклу двери случайного убежища -
подъезда. И снова солнце, радуга, купающиеся в лужах воробьи... Мне
чудилась розовая полоска рассвета над бесконечно далеким, тонущим в синем
тумане горизонтом, ажурная беседка Владимирской горки, я чувствовал тепло
руки на своей озябшей от ночной прохлады шее, липкие перила широкой гулкой
лестницы в старом доме, шершавую кору деревьев парка, тяжелый чугунный
холод ограды моста, скользкую гладь поручней троллейбуса. Пушистый, мягкий
снег, клейкие листочки бледно-зеленых, едва распустившихся кленовых почек,
выгоревшая от зноя шершавая трава, мокрые листья - желтые, буро-зеленые,
коричневые... Запахи, звуки, тени, пятна света, калейдоскоп лиц... Нет,
надо ехать домой!
Но тут же в моей памяти возникала другая картина, достойная быть
кадром американского боевика: превратившиеся в груду обломков `жигули`,
чадно горящее колесо в луже полыхающего бензина, и где-то там, скрытая от
меня стеной ревущего пламени - она, тщетно пытающаяся спастись, выбраться
из огненной ловушки.
И ведь это я сам сказал ей: `Подожди немного в машине, не выходи`...
О чем она думала в свои последние секунды?
В дверь кабинета осторожно постучали.
- Войдите, - сказал я, постаравшись придать своему лицу выражение
деловой сосредоточенности и придвинув листок бумаги.
Вошла мисс Макгроу, моя секретарша, выполнявшая также функции
машинистки, оператора множительной техники и консультанта по местным
обычаям.
- Вам письмо, сэр. Местное. - Ее взгляд выдавал любопытство: я был
здесь сравнительно недавно и не успел еще обзавестись знакомыми, которые
могли бы мне писать.
Когда она удалилась, я распечатал удлиненный конверт из плотной
глянцевой бумаги голубоватого оттенка.
Внутри оказалось приглашение в клуб Этнографического общества,
вырезка из `Сидней морнинг геральд` и листок, на котором было написано:

`Уважаемый мистер Майнер!
Узнав из газет (см. прилагаемую вырезку) о том, что Вы побывали в
труднодоступном районе Новой Гвинеи, населенном племенем дани, правление
клуба взяло на себя смелость обратиться к Вам с предложением посетить наш
клуб в любое удобное для Вас время. Может быть, Вы не сочтете
обременительным сделать небольшой доклад о своих впечатлениях и ответить
на вопросы наших членов и приглашенных любителей этнографии.
От имени правления Этнографического общества готовый к услугам д-р
Эванс, кавалер ордена `Звезда Индии` 3-й степени.
Р.S. Напоминаю Вам, что наше Общество не субсидируется Правительством
Ее Величества и работает исключительно на средства от добровольных
пожертвований и взносов членов клуба.`

Приписка была сделана, очевидно, для того, чтобы я не рассчитывал на
гонорар за свой доклад и не имел претензий, не получив в качестве
вознаграждения ничего, кроме аплодисментов.
Вырезка содержала краткое сообщение о моем приключении и, поскольку
оно произошло всего три дня назад, свидетельствовала о расторопности
прессы, желавшей в период летней жары и скуки порадовать читателей тем,
что кто-то находится в еще более жарком и некомфортабельном месте.
Так как особых дел у меня не было, а расширить круг знакомств никогда
не помешает, я решил пойти в клуб любителей экзотики и порадовать их
красочными описаниями своеобразных сексуальных развлечений, которые
практикуют дани. Если этого окажется мало, можно будет сообщить
собравшимся рецепты некоторых блюд, подававшихся во время пиршества по
случаю моего вступления в члены племени, наверняка это подпортит им
аппетит.
Пробыв в своем кабинете часа полтора и переложив для имитации деловой
активности в ином порядке рекламные проспекты, которые успели накопиться
на моем столе солидной стопкой, я решил, что на сегодня поработал
достаточно и пора отправляться домой.
Мой `ситроен ХМ`, самая комфортабельная и престижная модель вообще-то
довольно скромного - по сравнению с `кадиллаками`, `линкольнами` и
`роллс-ройсами` - семейства `ситроенов`, обычно стоял на площадке у входа,
но сегодня я позволил себе появиться на работе позже, и стоянка оказалась
занятой, поэтому пришлось припарковать машину в соседнем квартале. Подойдя
к `ситроену`, я заметил за щеткой стеклоочистителя какую-то записку и
сперва подумал, что это квитанция на штраф за парковку в неположенном
месте. Однако, это оказался просто листок из блокнота, оторванный не по
перфорации, как машинально отметил я по привычке запоминать всякие мелочи.
На нем шариковой ручкой был написан номер телефона - и только. Сегодня
послания сыпались на меня со всех сторон. Я спрятал бумажку в карман.
Офис `Ассунты` находился в деловом районе Сиднея, расположенном на
южном берегу залива Порт-Джексон, а жил я в дальнем пригороде Терри-Хилс,
на северном берегу, и возвращаясь домой всякий раз проезжал по мосту,
почти километровой аркой соединяющему южную и северную части города.
Когда за окнами машины замелькали фермы мостового пролета, я, как
всегда, нажал кнопку электрического стеклоподъемника и опустил стекла в
обеих передних дверцах, чтобы ощутить свежесть морского воздуха. Огромный
океанский лайнер проходил под мостом, и сквозь шум оживленного движения
десятков машин до меня донеслись звуки оркестра, исполнявшего давно
забытый `чарльстон` - публика на танцевальной площадке веселилась в стиле
`ретро`.
Дырочка с неровными краями, от которой лучами расходились тонкие, как
паутинки, трещинки, появилась в ветровом стекле почти бесшумно.
Я невольно втянул голову в плечи, наподобие черепахи, жаль только,
что у меня не было прочного панциря, и взглянул в зеркало заднего вида.
Осколки не брызнули мне в лицо, значит, стреляли сзади, пуля влетела в
салон сквозь опущенное боковое стекло.
За мной шло множество машин, но определить, из какой был произведен
выстрел, не представлялось возможным. Во всяком случае, я не заметил дымка
или высовывающегося откуда-нибудь ствола. Судя по расположению пулевого
отверстия, стреляли немного сбоку, и машина с покушавшимся двигалась в
левом от меня ряду, возможно, она уже успела скрыться.
Останавливаться на мосту было нельзя, сворачивать некуда, поэтому
пришлось продолжать движение, рискуя снова попасть под обстрел.
Мост кончился, мимо замелькали вывески фабрик и мастерских, заводские
цеха и склады, трубопроводы, эстакады, алюминиевые стены холодильных камер
- я проезжал северную часть Сиднея, где сосредоточены промышленные
предприятия города. После Броквейла показались сады и парки, лежащие на
берегах лагуны Нарробин, и, наконец, впереди замаячили коттеджи
Терри-Хилс.
Моему домику, конечно, было далеко до всемирно известного
архитектурного шедевра Г.Зайдлера, возведенного в качестве жилого особняка
в Хаккинге, городке-спутнике Сиднея, но меня он вполне устраивал. Честно
говоря, дом, сооруженный Зайдлером, казался мне слишком уж смахивающим
своим огромным навесом над входом на знаменитый райтовский `Дом над
водопадом`, чтобы считаться оригинальным произведением искусства. И вообще
я сторонник викторианского стиля. Стандартный коттедж, в котором я жил,
располагался в глубине зеленого массива, был снабжен кондиционером и
гаражом, вела мое несложное хозяйство приходящая три раза в неделю миссис
Дженникен, пожилая вдова - что еще нужно одинокому холостяку со скромными
средствами!
Поставив `ситроен` в гараж, я принял душ, надел прохладную пижаму и,
задернув на всякий случай шторы, принялся звонить по телефону.
Сперва я договорился с секретарем Этнографического клуба, чей телефон
был указан на приглашении, о том, что сделаю краткое сообщение о своих
приключениях в ближайшую субботу, а потом набрал номер, написанный на
клочке бумаги, который обнаружил за щеткой стеклоочистителя своей машины.
Конечно, это могла оказаться какая-нибудь начинающая `такси-герл`,
которая еще не рисковала давать объявления в газетах, но интуиция
подсказывала мне, что номер написан мужской рукой.
- Алло, - произнес приятный баритон всего лишь через два гудка,
прозвучавших в трубке после последнего нажатия клавиш.
- Это говорит Дэн Майнер. Я нашел вашу записку...
- Очень приятно, мистер Майнер. Привет вам от вашего старого
знакомого, мистера Грегора. Вы, надеюсь, еще помните его?
Грегор... Мне это имя ничего не говорило.
- Простите. Вероятно, произошла какая-то ошибка. Мистер Грегор, так,
кажется, вы сказали? Он у нас что-то заказывал?
- Ну-ну, мистер Майнер, у вас раньше была отменная память! Неужели
преждевременная кончина наших общих друзей, Аркадия и Антона, так на нее
повлияла? Может быть, если я стану называть вас Джеком Боггартом, она
снова окрепнет?
Смею заверить, я не изнеженная барышня, страдающая малокровием, и
никогда в жизни не падал в обморок, разве что однажды, когда меня стукнули
по затылку французским кастетом. Но тут вдруг все поплыло у меня перед
глазами. Впрочем, это продолжалось какую-то долю секунды.
Значит, они все-таки выследили меня... Я вспомнил жесткий, как
железный щуп, взгляд старика в белом чесучевом костюме. Кажется, его звали
Грегор, так однажды упомянул главарь Организации, Антон. Мы встречались
только один раз, после чего потянулась цепочка событий, завершающей точкой
которых был взрыв моей машины, гибель Вероники, которую они подослали ко
мне в качестве шпионки и которая в конце концов перешла на мою сторону,
долгие месяцы на госпитальной койке и командировка сюда, на спокойную
должность, `синекуру`, как я надеялся.
- Что вам от меня нужно? - Голос мой прозвучал хрипло.
- О, вот это уже деловой разговор! Как вы помните, за вами небольшой
должок. Мистер Грегор рассчитывает, что вы поможете ему пополнить
коллекцию...
`Они не оставили надежды разыскать `Суассон`, знаменитый бриллиант,
пропавший еще в конце гражданской войны`, - понял я. Собственно говоря, с
поисков этого камня и началось наше `знакомство`, будь оно проклято.
- Кроме того, - продолжал мой собеседник, - ваши связи и возможности
могут оказаться нам очень полезными в маленьком бизнесе, связанном с
поставками свежемороженых мясных продуктов за границу. Спрос на них велик,
и дело прибыльное, особенно учитывая дешевизну нашего сырья.
- А если я откажусь?
- Думаю, вы заметили наш привет, который мы послали вам на мосту. Вы
оценили точность, с которой он был адресован? У вас не зазвенело в ухе?
Говорят, когда кого-нибудь вспоминают, звенит в ухе.
Одно из правил мафии - никогда не угрожать в случае реального
намерения нанести удар. Жертва должна умирать с чувством собственной
безопасности, желательно - испытывая до самого последнего момента
искреннюю симпатию к своему убийце. Так что, вернее всего, они не
собираются рассчитаться со мной за прошлое, я им еще нужен. Ну что ж...
Моя профессия давно уже приучила меня ходить по краю, жить с постоянным
ощущением смертельной опасности за спиной, и угроза не испугала меня. Тем
не менее, придется сделать вид, что я наложил в штаны, чтобы не вызывать у
противника подозрений. Придется, как ни разленился я за последнее время,
заняться неблагодарной работой выкорчевывания корней. Наивно было с моей
стороны думать, что после того, как я разделался с главарями, Аркадием и
Антоном, мои старые противники угомонятся, уйдут на `заслуженный отдых`.
Корни Организации, как скромно называли они свою преступную группировку,
напоминали корни хмеля: сколько их не корчуй, то тут, то там вылезают все
новые и новые.
- Ладно, это не телефонный разговор. Нужно встретиться и поговорить.
Я хочу знать, в чем тут может быть мой интерес.
- Хорошо. Если вы в принципе согласны, я вам еще позвоню, и мы
договоримся о встрече. Если предложенная вам первоначальная цена не
удовлетворит вас, можно поторговаться, я не против. Продиктуйте,
пожалуйста, номер вашего домашнего телефона, его нет в справочнике.
Естественно, его там не было. Ведь я приехал не так давно и снял этот
коттедж всего за неделю до того, как отправился в свой неудачный полет на
`сессне`. К тому же при всей оперативности здешних служб связи номер моего
домашнего телефона еще не успел попасть в последний справочник, я не
очень-то хотел, чтобы меня беспокоили по делам `Ассунты` даже дома.
Я сообщил ему свой номер нарочито недовольным тоном, после чего мы
распрощались.
Потом я посмотрел по телевизору какую-то часть бесконечного сериала о
приключениях охотника за крокодилами, прослушал кассету с записями
цыганского хора. Но ничто не могло развеять моего плохого настроения.
Наконец, вопреки всем своим правилам, я выпил порцию скотча и отправился
спать. Ночью мне снились дурные сны.

3

Побагровело еще сильнее красное лицо хорунжего,
когда затянула ему горло жесткая петля...
Н.Гоголь

Доктор Эванс оказался высоким, представительным джентльменом лет
шестидесяти. Его белая шевелюра красиво сочеталась с румяными щеками и
таким же носом, свидетельствующим о жизнелюбии почтенного кавалера ордена
`Звезда Индии`.
Мой доклад собрал человек двести любителей этнографии. В обширном
помещении университетской аудитории, арендованной специально по этому
случаю, они как-то терялись и казались совсем маленькой группкой. Это
могло бы болезненно повлиять на какого-нибудь более самолюбивого лектора,
но меня вполне удовлетворил искренний интерес, проявленный слушателями к
некоторым пикантным подробностям моих приключений.
После того, как я ответил на все вопросы и председательствующий
объявил об окончании заседания, публика начала расходиться. Я уже был
готов вздохнуть с облегчением и поздравить себя с успешным завершением
культурной миссии, как ко мне подошел молодой человек, которого я заметил
в первом ряду еще во время доклада. В отличие от большинства слушателей,
он не задавал никаких вопросов, но сейчас, как мне показалось, хотел о
чем-то спросить.
- Мистер Майнер... - Казалось, он никак не может решиться.
- Да, друг мой? - Я ободряюще улыбнулся, принимая вид маститого
профессора, покровительствующего молодым талантам, так сказать, заботливо
относящегося к `зеленой поросли`.
- Я... Может быть, вы... Мне, право, неловко, но...
- Смелее, юноша. Ученый должен быть решительным и отважным. Вспомните
Данте: `Здесь нужно, чтоб душа была тверда, здесь страх не должен подавать
совета`. - Последние слова - цитату из `Божественной комедии` - я произнес
по-итальянски, чем, кажется, еще больше смутил беднягу.
- Да-да, конечно... Дело в том, что... Словом, у меня есть небольшая
коллекция, может быть, вы посмотрите ее? Нет, не всю, некоторые предметы.
Мне говорили, что это подделка, но поскольку вы были там совсем недавно и
видели своими глазами...
- Молодой человек уже обращался к нам, - довольно бесцеремонно
вмешался в нашу беседу доктор Эванс. - Именно он обратил наше внимание на
заметку в газете и посоветовал пригласить вас, за что мы ему весьма
благодарны. Но все, что он нам показывал, не более, чем дешевые копии,
ловкие мошенники изготавливают их для обмана доверчивых туристов. Смею вас
заверить, наши эксперты достаточно квалифицированы, чтобы это определить.
Да и я сам... Пустая трата времени, заверяю вас.
Но мне стало жаль парня, стоявшего с таким растерянным видом и робко
глядящего на меня. Я вспомнил, как на заре своей карьеры собирателя
старинного оружия из-за подобной же нерешительности проворонил кавказский
клинок четырнадцатого столетия. Почему бы и не уделить начинающему
фанатику науки малую толику внимания, потратить на это часть уик-энда?
- Ладно, юноша. Где же ваша коллекция? Надеюсь, она не слишком
далеко, и нам не придется добираться до нее через Центральную пустыню?
Сегодня слишком жарко для путешествия.
Он жил в Гренвилле, почти в тридцати километрах от университета.
Правда, ехать туда нужно было по широкому центральному проспекту. Ларри
Беллингем, так звали молодого человека, не имел машины, поэтому пришлось
оказать ему еще одну услугу и подвезти на своем `ситроене`.
Я церемонно попрощался с доктором Эвансом, который с явным
неодобрением отнесся к моей неуместной снисходительности, очевидно,
потому, что она косвенно ставила под сомнение квалификацию научной
экспертизы, проведенной членами Этнографического общества и им лично.
Потом я усадил своего нового юного друга на заднее сидение, ибо, по его
словам, на переднем его укачивало - что за хилая молодежь пошла в науку! -
и мы отправились в путь.
В машине Ларри совсем оробел, как будто испугался собственной
смелости и с ужасом представлял себе, как будет показывать мне свою жалкую
коллекцию, с какой насмешкой разоблачу я его `редкости`... Напрасно я
старался подбодрить беднягу, заверял, как бы между прочим, что я не
специалист-этнограф, с предметами обихода дани столкнулся совершенно
случайно и знаю их очень поверхностно. Он односложно отвечал на мои
успокоительные тирады и, наконец, совсем замолчал.
Это начинало меня раздражать. Но коль скоро я добровольно пошел на
такое культурно-благотворительное мероприятие, делать было нечего. Сколько
раз я убеждался, что нельзя следовать первым порывам души, которые, как
говорил Талейран, всегда бывают самыми хорошими и искренними, сколько раз
повторял себе и другим: `Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!`
Тащись вот теперь по такой жаре на край света! А потом еще нужно будет
возвращаться назад...
Наступил вечер. Как всегда в Сиднее, лежащем примерно на широте мыса
Доброй Надежды, быстро стемнело, почти без обычных для более высоких широт
сумерек. Мы продолжали наше безмолвное путешествие уже при искусственном
освещении.
В районе Парраматта я свернул налево, пересек железную дорогу,
связывающую Сидней с Мельбурном, потом, следуя указаниям вновь обретшего
дар речи Ларри, повернул еще раз налево - в какую-то узкую улочку, потом -
направо и въехал, наконец, в ворота небольшого парка, автоматически
раскрывшиеся на свет фар. В глубине его темнел двухэтажный особняк,
построенный в австралийском колониальном стиле.
Где-то в подсознании у меня мелькнула мысль: почему это Ларри,
живущий в таком доме, не имеет собственной машины и вынужден добираться
домой чуть ли не автостопом?
Но тут же я забыл о ней, забыл обо всем на свете, кроме необходимости
дышать, ибо горло мне сдавила стальная петля...
Напрасно пытался я просунуть под нее пальцы, чтобы ослабить зажим,
напрасно напрягал мышцы шеи, чтобы выиграть несколько секунд и вдохнуть
хоть глоток воздуха. В голове у меня зазвенело, перед глазами замелькали
золотистые точки, и я почувствовал, что проваливаюсь, крутясь, в какую-то
черную воронку, лечу в бескрайнюю космическую бездну.

4

Неволей иль волей, а будешь ты мой.
В.Жуковский

- В здоровом теле - здоровый дух. Так говорили древние. Ваш дух
сейчас вполне здоров и силен, как и тело, он готов оказать нам стойкое
сопротивление. Но если дух - нечто нематериальное и руками его не
пощупаешь, то тело в нашей власти. А через него мы можем добраться и до
духа. Вы не подумали об этом? Когда мы сделаем ваше тело больным, когда
превратим его в дрожащий от боли кровоточащий кусок студня, - а это мы
умеем, - ваш дух тоже будет сломлен...
Человек, произносивший эту тираду, сидел с самодовольным видом,
откинувшись на спинку кресла. Судя по всему, он явно был местным жителем,
так как иммиграционная служба Австралии не дает въездных виз лицам,
страдающим избыточным весом, объясняя это нежеланием перегружать
государственную систему здравоохранения. Его тройной подбородок свисал на
пухлую грудь, глаза, пока он упивался своим красноречием и выстраивал не
сулящую мне ничего хорошего логическую цепочку, остекленели, как бы
повернулись внутрь, похоже, в тот момент он даже не видел меня, перед его
умственным взором проплывали некие абстрактные символы-иероглифы, смысл
которых он пытался мне растолковать.
Тело мое действительно было в их власти. Совершенно обнаженный, я
лежал на широкой кровати, руки были прикованы наручниками к изголовью,
ноги двумя ремнями удерживались в разведенном состоянии. Я не мог
воспользоваться методикой знаменитого эскаписта Гудини и `разобрать`
суставы кисти, чтобы потом вытащить ее из браслета, так как не в состоянии
был пошевелить руками. Я даже не мог потереть себе шею, которая ужасно
болела. Наверняка петля Ларри оставила на ней странгуляционную борозду, и
хорошо еще, если этот застенчивый любитель-этнограф не повредил мне хрящи
гортани.
Но кое в чем мой собеседник ошибался. Несмотря на беспомощное
состояние, им никогда не удастся сломить мой дух пытками. У меня было по
меньшей мере две возможности оставить их в дураках, как говорят блатные,
`нарисовать себе лодочку, сесть в нее и уплыть`.
Во-первых, я мог по способу невольников-негров `проглотить язык`, так
убивали себя, не желая становиться рабами, гордые черные вожди, когда в
тесных трюмах парусников их везли через Атлантический океан на хлопковые и
сахарные плантации Америки. Недаром инструкция по оказанию первой помощи
утопленнику требует во время искусственного дыхания удерживать язык
пострадавшего или попросту пришпилить булавкой к его же губе, иначе он
может завернуться и попасть в дыхательное горло.
Во-вторых, в отличие от гладкой мускулатуры кишечника и других
внутренних органов, мышца сердца имеет поперечно-полосатую структуру, как
и все остальные повинующиеся нашей воле мышцы. При должном умении и
достаточной тренировке ею можно управлять. Я мог, пользуясь методикой
йогов, которую в свое время изучал и которой неплохо овладел, замедлить
биение своего сердца до полной его остановки.
Однако, мне не хотелось пока что прибегать к таким крайним мерам.
Ладно, в этот раз я по собственной глупой неосторожности проиграл и
надо платить. Терпеть напрасные мучения, в результате которых я мог стать
неизлечимым калекой, было вовсе ни к чему. И хотя меня разбирала вполне
естественная злость, я понимал, что если хочу отомстить, надо по
возможности остаться живым и сохранить здоровье и силы.
Думаю, что и мой собеседник хотел сохранить меня целым и невредимым,
хотя, подозреваю, совсем с другими намерениями. Поэтому он с явным
облегчением воспринял мое согласие выполнить любые их требования. Об этом
я заявил довольно хриплым голосом, причем, мне почти не пришлось
притворяться.
Кто был разочарован, так это Ларри. Наверное, он предвкушал, как
станет пытать меня, как заставит молить о пощаде... Очевидно, его
самолюбие было уязвлено той ролью жалкого просителя, которую ему пришлось
сыграть, хотя на мой взгляд, он должен был бы, напротив, гордиться, что
так ловко сумел меня провести. Возможно, он просто был садистом.
Во всяком случае, он с такой яростью освобождал меня от моих пут, что
причинил сильную боль, и я невольно охнул, не считая нужным сдерживаться и
демонстрировать силу воли. После драки кулаками не машут.
- Что, профессор, бо-бо? Ручки-ножки болят? - Он издевательски
ухмыльнулся и схватил меня растопыренной пятерней за лицо. Ладонь его
пахла какой-то сладкой дрянью, вероятно, он недавно брился или смазывал
волосы бриллиантином.
Я уже полностью овладел собой и вполне мог стерпеть его выходку, но
из тактических соображений следовало сразу же поставить юношу на место.
Как ни противно было касаться его липкой кожи, я откачнулся назад, уперся
своей ладонью в его ладонь, переплел свои пальцы с его наманикюренными
пальчиками (`А не гомосексуалист ли этот тип?` - мелькнула у меня мысль) и
рванул его руку вниз, выворачивая ему кисть и заламывая пальцы против их
естественного сгиба.
Ларри взвыл и упал на колени.
- Что, мальчик, бо-бо? П-шел прочь, сопляк!
Пинком ноги я отшвырнул его в противоположный конец комнаты, по
дороге он опрокинул стул и плетеную подставку для цветов. Не скрою,
проделал все это я с большим удовольствием - как-никак, а все-таки
разрядка. Кроме того, надо же было размяться после долгого лежания в
неудобной позе.
Ларри поднялся, с трудом выпутавшись из нагромождения мебели, на ноги
и вытащил пистолет. По-видимому, я повредил ему кисть, ибо он держал
оружие как-то неловко, скривившись от мучительной боли.
- Брось! - рявкнул толстяк, приподнимаясь на руках в своем кресле. -
Брось, говорю тебе! И убирайся отсюда. Сам виноват, не надо было
нарываться.
Какое-то время Ларри колебался, я начал уже опасаться, что он
ослушается приказа и выстрелит. Я напрягся, чтобы в тот момент, когда
обиженный в своих лучших чувствах юноша начнет нажимать на спуск, нырнуть
ему в ноги. Но дисциплина возобладала, и бросив на меня взгляд, полный
ненависти, он повернулся и все еще держа пистолет в полуопущенной руке,
волоча ноги, вышел из комнаты. Когда он открывал дверь, я заметил, что
напротив, за окнами застекленной террасы-коридора, фары подъехавшей машины
освещают листья какого-то тропического растения.
Оглядевшись, я не обнаружил своей одежды. Хотя и было довольно жарко,
расхаживать совершенно голым, как на нудистском пляже, мне не позволяло
воспитание. Я вопросительно взглянул на толстяка.
- Сейчас вам принесут халат. Я прошу вас какое-то время быть моим
гостем, чувствуйте себя, как дома. Ваша одежда находится в отведенной вам
комнате. Машина стоит в гараже.
Значит, отметил я про себя, он заранее рассчитывал на такой исход
нашего разговора. Если бы они хотели только выпытать у меня нужные
сведения, а потом избавиться от моего изуродованного пытками трупа, не
стоило готовить для меня специальную комнату, аккуратно складывать там

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 118790
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 0