ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Михаил Тырин.
Дети ржавчины

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДОЖДЬ
Всю ночь небо хлюпало и вздыхало, а на рассвете расплакалось тихим серым
дождем.
Я сидел в продрогшем кафе и думал о том, что к тридцати годам добровольно
отдал весь этот мир другим людям. Это был первый симптом близкой старости,
хотя я еще не стал седым, сгорбленным или ослабленным болезнями.
Тридцать лет - а я уже безнадежно постарел. Вернее, устарел. В разных
концах зала сидели парень и девушка - вероятно, студенты из находящегося
поблизости Горного института. Похоже, они, как и я, опоздали к началу дня и
выжидали в кафе удобного момента, чтобы пройти на лекцию. Они обменивались
быстрыми взглядами, но при этом усердно делали вид, что им нет друг до друга
никакого дела.
Я смотрел на них и думал: сейчас он, наверно, решится подойти к ней с
каким-нибудь невинным предложением. Например, предложит свой зонт, чтоб
вместе дойти до института. Возможно, она сразу даст ему от ворот поворот, а
может, и нет. Скорее всего нет. Она будет подчеркнуто равнодушна, она пожмет
плечами и не улыбнется, она будет глядеть в сторону и отвечать односложно.
Мол, не очень-то ты мне нужен со своим зонтом, но раз уж сам напросился... И
так далее.
В любом случае и при любом исходе это будет выглядеть естественно.
Совсем другое дело, если попробую подсесть я.
В хорошо одетом дяде, окруженном запахом дорогого одеколона, она увидит
скорее всего перезревшего ловеласа, который возжелал тряхнуть костями, пока
жена не видит. И даже если я скажу, что нет у меня жены, она не поверит.
Глядя на меня, нельзя подумать, что у меня нет жены или чего-то другого,
необходимого. Так я выгляжу: устроенный, упакованный, обросший важными
заботами, как семейными, так и служебными.
А ведь жены у меня больше нет, это правда.
Так что нужно смириться - романтические встречи, разговоры ни о чем,
шумные случайные компании ушли в прошлое. Они остались этим ребятам -
девчонке в джинсовой куртке и пареньку в бейсболке. Сам я уже не влезу ни в
куртку, ни в бейсболку. Да и не очень-то они мне теперь нужны.
Самое грустное, что я не намного старше этих ребят.
Я посмотрел на часы. Через десять минут в Ведомстве закончатся утренние
планерки. Тогда можно будет потихоньку перебираться на рабочее место. Увы,
это обязательно. Парень с девушкой могут сейчас познакомиться и в честь
этого, отложив учебу на потом, пойти куда-нибудь. А я обязан быть на месте.
Пусть даже с опозданием.
Тяжело стареть в тридцать лет. Вот и сегодня - опоздал на работу.
Обыкновенно проспал. Откуда взялась эта привычка - лежать и думать, глядя в
потолок, после пробуждения? Куда подевалось желание бодро вскакивать - и
действовать, действовать?..
Хотя, сказать по совести, сегодня виновата совсем не моя ранняя старость.
Виноват дождь. Под дождь я могу спать целый день, и никакой громогласный
будильник не смеет этому мешать.
Я снова посмотрел на часы. С грустью подумал, что дома лежит упакованный
в полиэтилен кусочек баварского сыра. Как бы здорово он пошел под кофе с
молоком мне на завтрак! Вместо этого - какие-то школьные булочки в дешевом
кафе. Сам виноват, надо было вовремя вставать. А впрочем, виноват все-таки
дождь...
Я потрогал висящий под мышкой пистолет и украдкой посмотрел на студентку.
А что, если бы сейчас в кафе ворвался небритый детина с обрезом и попытался
всех ограбить. Тут бы я сумел показать себя. Все бы увидели, что я не
какой-то канцелярский работник, до посинения перетянутый галстуком. Я
зажмурился и представил себе: вскакиваю, отшвыриваю стул, уворачиваюсь от
заряда картечи, делаю подсечку, удар, бросок, разбиваю негодяем что-то из
мебели, и наконец пистолет в затылок: `Не двигаться!`
И стою победителем среди клубов порохового дыма. Это действительно способ
стать интересным для кого-то. Не то что какой-то дурацкий зонтик...
Глупости, конечно...
Увы, такой удачи у меня в жизни еще ни разу не было. А студентка
продолжает ковырять свое мороженое с гипертрофированным безразличием на
лице.
И опять я посмотрел на часы. `Сколько можно на нас смотреть?` - подумали,
наверно, часы. Пожалуй, пора идти - Я уже оторвался от стула, но тут дверь в
кафе распахнулась, впустив в помещение шум дождя. На пороге появился
человек, он остановился, отряхивая зонт. И в этот момент стало видно, что он
одет почти в такой же плащ, как и я. Двубортный пиджак тоже сильно смахивал
на мой, и ботинки были примерно того же сорта - надежные, прошитые крепкими
нитками, хорошо почищенные. Более того - я был в этом почти уверен, - под
пиджаком у него висел такой же пистолет, как и у меня.
Это был Петя Алексеев. Помимо одинаковой одежды, мы с ним занимали
одинаковые должности. Оба - старшие эксперты Отдела первичных изысканий.
Петя нашел меня взглядом, непонятно усмехнулся и уселся рядом.
- Ты думал, я тебя здесь не найду? - спросил он.
- Да нет, - я пожал плечами. - Не думал.
- Ах, не думал? А знаешь, зачем я тащился через улицу под дождем и искал
тебя по всем подворотням? - продолжал Петр.
- Не знаю, - с сожалением признался я.
- Не знаешь... А я скажу, - он жестом успокоил пожилую официантку,
которая, заметив нового посетителя, неохотно зашевелилась.
Помолчал, наблюдая за мной и выжидая, когда я начну проявлять признаки
нетерпения. Но так и не дождался.
- Значит, в командировку завтра поедешь? - спросил Петя.
- В командировку? Если ты говоришь, то, наверно, поеду.
Я уже привык к его частой манере использовать в разговоре только
вопросительные предложения.
- Правильно... Воздухом подышать, в речке искупаться, грибов насобирать,
так? Я пожал плечами.
- А может, и мне с тобой рвануть? - гнул с Петька.
- Петя, давай короче, - попросил я.
- Обожди. Скажи лучше, слабо поработать геодезистом?
Я протяжно вздохнул. Из нашего несуразного разговора выходило, что завтра
мы с Петром выезжаем, видимо, в какую-то глухомань под видом геодезической
группы.
- Кто с нами едет? - спросил я. Петр призадумался, каким бы вопросом
ответить на мой вопрос, но ничего не придумал.
- Внештатник поедет.
- Поздравляю, Петя, ты понемногу учишься выражаться коротко и понятно.
Давай, рассказывай в таком же духе все остальное.
Раздалась мелодичная трель. Петька сунул руку за пазуху и выудил трубку
радиотелефона.
- Да! Ну?..
Парень с девушкой моментально повернули головы в нашу сторону. Я вдруг
посмотрел на нас с Петькой их глазами. И увидел двоих почти одинаковых людей
в серых плащах и белоснежных рубашках. Бизнесмены, что ли? Нет, бизнесмены
не ходят по студенческим пельменным. Может, мафия? Тем более невероятно. Кто
же тогда, шпионы?
Все равно не догадаются. Хотя догадаться легко. Достаточно вспомнить, что
через дорогу мокнет под дождем шестиэтажное здание Ведомства. Не всякий,
правда, знает, что это Ведомство, потому что на входе табличка с длинным
неудобоваримым названием, которое я и сам плохо помню. Оно и есть настоящее
название Ведомства.
А если кто-то и знает об этом, разве он сможет подумать, что работники
Ведомства будут рассиживаться в обычном кафе, среди обычных людей и пить
обычный остывший чай с булочками?
Не догадаются. Лучший способ спрятаться - держаться на виду.
Петька закончил разговор, сунул трубку обратно за пазуху. Я
воспользовался этой маленькой заминкой, чтобы привести нашу беседу к
логическому завершению.
- Петя, ты так и не сказал, чего ради ушел с работы и искал меня. Прошу,
отвечай быстро и без лирических отступлений.
Петька посмотрел на меня с обидой.
- Да неужели ты не понял?!
- Петя! - деликатно предостерег я.
- Я пришел, чтоб предупредить тебя. Чтоб ты в кабинете Директора не
хлопал глазами, как баран, а был в курсе. И заметь, совершенно бескорыстно.
Так что с тебя причитается.
- Спасибо, Петя, очень тронут. Надо было сказать об этом сразу, я и так
опоздал.
- Вот еще что! - добавил Петр шепотом. - Приказ - оружия не брать.
- Что?! - я широко открыл глаза.
- Идем...
Открывая дверь, я уловил краем глаза, что парнишка в бейсболке все-таки
поднялся. И еще я успел услышать:
- Скоро перемена... Может, вместе пойдем, у меня зонт...
ВЕДОМСТВО
Так что насчет оружия? - прицепился я к Петьке, едва мы оказались на
улице.
- Ты уже слышал. Оружие нужно сегодня вечером сдать в хранилище.
- Петя, ты меня пугаешь.
- Не больше, чем Директор испугал меня.
- Послушай, это серьезно. Что говорили на планерке?
Петр выразительно посмотрел на меня и ничего не сказал. Я же пребывал в
смятении. И вовсе не потому, что мне очень нужен этот пистолет. Как раз
наоборот.
Вся штука в том, что, кроме нас, по городу ходит огромное количество
вооруженных людей в штатском. Таможенники, фельдъегери, охранники самых
разных мастей. Не говоря уж про милицию. Даже ревизорам, что проверяют
билеты в поездах, и тем дают револьверы.
Все они имеют четкие правила на тот случай, если придется доставать своих
железных защитников из кобуры. Выстрелить в человека можно только в строго
определенных случаях: например, если кто-то захватил заложника или пытается
отобрать у тебя пистолет. Всего шесть пунктов. Мало, но в этих пунктах
предусмотрены все мыслимые и немыслимые ситуации, в которые может попасть
человек с оружием. Больше не придумаешь, сколько ни напрягайся.
Так вот, у сотрудника Ведомства таких пунктов девять.
И вдруг... Собственное начальство не доверяет нам наши пистолеты.
Правда, справедливости ради нужно сказать, что на моей памяти лишь один
случай, когда сотрудник Ведомства воспользовался правом стрелять.
Мы с Петькой стояли уже на разделительной полосе широкой улицы и ждали,
когда иссякнет поток рычащих, агрессивных, озверевших под дождем машин.
- Погодка... - пробормотал Петя. - А завтра - жара.
- Веришь синоптикам?
- Нет. Верю внештатникам.
- Правильно. А мне один внештатник подсказал простой способ, как остаться
сухим под дождем.
- Ну-ка...
- Элементарно. Нужно только обходить струи и уворачиваться от капель.
- Он сам-то этот способ попробовал?
- Спрашиваешь! Давай-ка бегом, пока машин нет. Мы заскочили в подъезд и
полезли за своими карточками, которые надлежало показать тете Саше. Тетя
Саша знает нас как облупленных, но если не показать ей документы, она нажмет
скрытую кнопку под стойкой и нами займутся совсем другие люди. Таковы
правила Ведомства.
- Ну, ты иди к шефу, а мне тут еще в одно место нужно... - засуетился
ПетрЯ не стал дожидаться лифта и побежал по лестнице.
Торопливо открыл кабинет, захлопнул окно, через которое на стол падали
дождевые капли.
Теперь - к Директору. Я перерыл бумаги в столе, чтоб взять одну с собой и
прийти как бы по делу, а не с пустыми руками и повинной головой. Наконец
нашел номерную инструкцию, которую должен был вернуть еще месяц назад.
Инструкцию - в папку, мокрые волосы - пригладить, галстук - поправить.
Все, можно отправляться.
У Директора большой кабинет. Но, что странно, сам Директор в нем не
смотрится маленьким - Порой кажется, нет такого пространства, по сравнению с
которым казался бы маленьким шеф Ведомства. У него могучие округлые плечи,
толстые руки с ладонями-лопатами, в которых он по неосторожности только на
моих глазах сломал с десяток авторучек. Недавно ему подарили новую -
немецкую, титановую. Она еще цела, хотя и слегка погнута.
У Директора смуглая кожа и крючковатый нос, что делает его похожим на
индейца. Волосы черные и жесткие, причесыванию они не поддаются, и потому
всегда пострижены `ежиком`. Голова сидит крепко и надежно, как наконечник
стенобитного орудия. И такой он весь - прочный, добротный, тяжелый. И очень
спокойный. Когда сидит в президиуме - даже не моргает.
Директор поднял на меня глаза.
- Вот, - я протянул бумажки. - Вы просили вернуть лично в руки.
- А-а, спасибо. Пустяки, можно было у Марины оставить. Что-нибудь еще?
- Да нет... - начал я валять ваньку. - Если только...
- Кстати, Олег, - перебил он меня, - я что-то хотел сказать тебе утром,
но не нашел. Ты в лаборатории был?
- Нет, - ответил я. - Я сегодня опоздал.
- Опоздал? - с удивленной улыбкой переспросил Директор. - Троллейбуса
долго не было? В другой раз не стесняйся вызвать дежурную машину.
- Дело не в троллейбусе. Просто проспал. Я твердо знаю и никогда не
изменю этому принципу - шефу врать нельзя. Он четко видит, когда ему врут.
Если соврешь - он запомнит. Если скажешь правду - даже в ущерб себе, - он
оценит и тоже запомнит. Из этого складывается доверие.
- Проспал... - он понимающе покачал головой. - Что ж, бывает. Ну, хорошо,
иди.
В душе такое чувство, будто получил хорошую взбучку. Хотя никакой взбучки
не было. И обиды на начальство нет. Директор на этот счет молодец. Умеет
следить за дисциплиной, никого не обижая. В Ведомстве недопустимо создавать
конфликтную обстановку.
Но я знаю и другое. Воспитательный процесс на сегодня не закончен. Сейчас
Директор говорит мне `иди`, а после обеда вдруг спросит, почему я не
готовлюсь к командировке. Я скажу, что ничего не знаю. Почему? Потому что не
был на планерке. Почему? Проспал. И снова будет настроение, как после
взбучки. Ну, нет, не доставлю я ему такого удовольствия.
- Можешь идти, Олег, - он опустил глаза к своим бумагам.
- Простите, а что насчет завтра? - деликатно поинтересовался я.
Если Директор и был разочарован моей осведомленностью, то ни один даже
самый проницательный человек не смог бы об этом догадаться.
- Насчет завтра? - он вопросительно посмотрел на меня.
- Да, - так же вежливо напомнил я. - Насчет завтрашней командировки.
- Ах да, конечно, - он отвернулся к компьютеру. - Одну минуту.
Все! Я разрушил его воспитательные планы, и теперь наконец вместо игры в
кошки-мышки начнется нормальная работа. Директор распечатал бланк, тщательно
свернул и положил в конверт.
- Вот.
И ни слова больше. Сам знаю, что прочитать предписание я должен у себя в
кабинете без посторонних, а затем уничтожить.
По коридору я летел, как на крыльях. Что ни говори, приятно из разряда
недисциплинированного, опаздывающего разгильдяя вернуться в положение
полноправного сотрудника.
В кабинете я сразу прыгнул на свой стул-вертушку и посидел некоторое
время, наслаждаясь упавшим с души камнем. Тихо подал голос телефон.
- Слушаю.
- Ну? - это был Петька.
- Попозже поговорим, - отрезал я, удивленный его нетерпением.
Я вскрыл наконец конверт и расправил отпечатанный бледным шрифтом бланк.
`НАПРАВЛЕНИЕ Зона командировки: с.Ершово Чернореченского р-на. Маршрут:
База - Чернореченск - диз. - поезд. Чернореченск - шоссе, поворот на
Ершово - рейс. автобус.
Шоссе - Ершово - спец ам `УАЗ-469` гн 30-21. `Управление геодезии и
картографии`, стандартная комплектация.
Продолжительность командировки: от одного дня. Легенда: плановые
геодезические исследования. Состав группы:
1. ст. эксперт ОПИ О.Бессонов
2. ст. эксперт ОПИ П. Алексеев
3. вн. консультант Гришаня.
Экипировка:
1. комплект ╥ 023
2. комплект ╥ 006
3. комплект ╥ 002-А
4. изделие `БДК-02`. Предписания:
1. Запрещение на алкоголь и наркосодержащие мед. препараты.
2. Использовать препарат 2-101.
3. Личное оружие подлежит сдаче в хранилище`.
И все. Ниже шли только талоны для склада и бухгалтерии. Я отделил их с
помощью линейки и положил в карман. Направление изорвал в мелкие клочки и
выбросил в запечатанную мусорную корзину с узким отверстием в крышке.
Если краткость - сестра таланта, то передо мной несомненный шедевр.
Впрочем, кое-какую информацию из него можно выудить. Во-первых, нет ничего о
цели поездки и условиях работы. Это может означать, что объект исследования
очевиден и мы заметим его сразу по прибытии. Это старая традиция Ведомства -
ничего не говорить участникам изыскания перед началом, чтоб не сбивать их
восприятия. Если сказать, например, что в местных лесах завелись зеленые
человечки, то мы будем искать именно их и можем пропустить что-то более
важное. Тем более что подобные командировки часто основаны на самых нелепых
слухах.
Срок поездки - всего день. Значит, сразу вслед за нами должна приехать
полновесная поисково-исследовательская бригада. Или не должна - в
зависимости от того, что мы передадим на базу. А возможен и такой вариант,
что бригада будет идти вслед за нами, едва ли не наступая на пятки. Этот
план всегда мне нравился. Приятно чувствовать за спиной мощь организации.
Далее - препарат 2-101. Используется для защиты психики от чего угодно -
от клаустрофобии до психотропных препаратов. Его берут с собой почти в любую
экспедицию, где подтверждается сигнал о Явлении или хотя бы Следах. Так
что ничего конкретного на этот счет не придумаешь.
Маршрут. Вместо того, чтоб сесть на машину во дворе базы и доехать на ней
до конечной точки, мы будем добираться на перекладных. Хорошо, что не
автостопом. Стало быть, в дороге нужно поработать с населением и выяснить
хотя бы минимум сведений о Явлении, обнаруженном в селе Ершово. Тоже обычный
метод.
Теперь следовало разобраться с оружием - И тут в дверь постучали. Я
быстро оглядел стол - нет ли чего непредназначенного для посторонних - и
повернул рукоятку замка. В проходе стоял Ветров. Он был пенсионером
Ведомства, но я видел его каждый день, потому что он продолжал выполнять
одну важную функцию.
- Проходите, Сергей Кириллович.
- Здравствуй, Олег. Хотел попросить тебя об одном одолжении. Я читал твой
отчет об Угольной аномалии в Серогорске. Нельзя ли использовать его для моих
выступлений? Мне давно уже пора обновить текст.
Ветров занимается в Ведомстве связями с общественностью. Дело это
настолько тонкое и непростое, что любой сотрудник относится к нему со всей
серьезностью. В Ведомстве существует лишь одна форма работы с
общественностью - это встречи и выступления в трудовых коллективах, школах,
институтах. Общаться с журналистами нам строго запрещено. Все устроено так,
чтобы люди слышали информацию из первых рук. Когда Ветров приходит выступать
в любое заведение, там все бросают работу и забивают под завязку комнаты
отдыха и актовые залы. Увидеть и услышать сотрудника Ведомства - большая
удача.
И Ветров знает это. Он владеет методикой в совершенстве. Если сегодня его
услышали пятьдесят человек, то завтра будут пересказывать уже пятьсот. И
пусть они даже что-то перепутают, наплетут лишнего - это нам всем только на
пользу. Кто-то из аналитиков подсчитал, что слухи, расходящиеся после таких
выступлений, значительно полезнее для имиджа организации, чем газетные
статьи и телепередачи.
- Угольная аномалия, - повторил я, открывая сейф и листая папку. - Дело
почти закончено, Сергей Кириллович, но еще будут испытания на добровольцах.
Похоже, в человеческом организме кристаллы мутируют и распадаются в полтора
раза медленнее. В любой момент исследования могут возобновиться.
- Жаль, - вздохнул Ветров. - Что-то в этом году совсем нет интересных
дел.
- Ну почему же. Зайдите в Сектор биологии. Там только на днях закончено
дело Человека-молнии.
- Правда? - просветлел пенсионер. - Я не знал. Вот спасибо!
- Правда-правда. Дело очень интересное, я им сам сначала занимался.
Помните, я ездил в Карелию?
- Спасибо, Олег, что подсказал. Не буду тебе больше мешать.
Он повернулся, собираясь уходить.
- Сергей Кириллович! - позвал я, когда он уже почти закрыл дверь.
Он с улыбкой обернулся.
- Зайдите, пожалуйста. Скажите, Сергей Кириллович, у вас были такие
экспедиции, в которые вам запрещали брать оружие?
Ветров нахмурился.
- А зачем тебе?
- Завтра уезжаю, и вот...
- Хм... Бывали, и часто. Если предполагается какое-то психическое
воздействие, то оружия лучше не брать. Мало ли в кого начнешь стрелять с
дурной головой.
- Я понял, Сергей Кириллович. Спасибо за консультацию.
Я задумчиво посмотрел ему вслед. Бедный наш Ветров, тяжелая его доля. Что
остается пенсионеру, как не рассказывать молодежи о своих былых подвигах. АН
нет, нельзя. А то, что можно - разве это подвиги? Сегодня или завтра он
будет делиться воспоминаниями с замершими от восторга школьниками.
Расскажет, как ловили гипнотизера, грабившего сберкассы. Вспомнит, как целый
месяц лазили в изолирующих костюмах по побережью моря Росса среди мертвых
тюленей и морских леопардов, дезактивируя смертоносный вирус, принесенный на
Землю осколком астероида. Может, даже рассекретит историю казанских
близнецов, которые жили в разных концах страны и при этом имели один разум
на двоих.
Но не решится он вспомнить, как в самом начале своей работы в Ведомстве,
проверяя банальный сигнал о `летающих тарелочках`, наткнулся на самую
настоящую экспедицию исследователей из двадцать восьмого столетия. Что он
увидел и пережил, он так и не смог толком объяснить, и Отдел классификаций
напрасно мучился с ним почти два месяца. Не откроет Ветров и то, как был
обнаружен интеллект у бродячих кристаллов, найденных под Кемеровом, в
скважине на глубине шести с половиной километров. И как сам скрепя сердце
командовал взрывом этой шахты, потому что ни в коем случае нельзя было
допускать выхода псевдоразумных минералов на поверхность. И уж, конечно, не
расскажет наш уважаемый пенсионер про Колонию призраков, обнаруженную
водолазами на дне черного омута возле заброшенной деревни где-то под
Смоленском.
Про все это Ветров будет молчать, как бы ни хотелось ему похвастаться.
Большая часть нашей работы - тайна, которая очень не скоро станет достоянием
этого беспечного мира. И в этом трагедия всех пенсионеров Ведомства, ведь
даже ветеранам разведки разрешено писать мемуары. Я очень хорошо понимаю
скорбь Ветрова. Старики вообще умеют понимать друг друга.
Тут напомнил о себе телефон. Я решил, что это Петя, но ошибся. Звонила
Катенька.
- Олежек, привет. Ты занят после обеда?
- Здравствуй, Катенька. После обеда мы занимаемся в спортзале.
- Я Вовку оставила у мамы. Может, ты освободишься пораньше и зайдешь,
а?..
КАТЕНЬКА
Пожилые женщины, глядя на нее, красноречиво поджимают губы. Их чувства
мне понятны. Глядя на Катеньку, никак нельзя подумать, что она принадлежит к
числу завсегдатаев библиотек и хоровых кружков. Она - к своему счастью или
несчастью - выглядит по-другому. И поэтому вызывает у благовоспитанных
домохозяек чувство враждебности.
Они, наверное, просто ей завидуют. Они считают, что таким, как Катенька,
незаслуженно принадлежит мир. Что перед ней сами собой распахиваются самые
заветные двери. Что с ней подобострастно говорят продавцы в дорогих салонах
и официанты в ресторанах. Что для нее нет неразрешимых проблем - все решают
могущественные мужчины, которые вьются возле нее полупрозрачным шлейфом.
На самом деле все не так. Но Катенька не дает почти никому шансов
догадаться или понять, какова ее настоящая жизнь. И, кстати, в библиотеке
она бывает довольно часто, с ней там даже здороваются.
Катенька... Ей - длинноногой, раскованной, вызывающе красивой - больше
подошло бы `Катька` или `Катюха`. Но я зову ее только Катенькой. У меня на
то свои причины.
С тех пор, как она начала работать в банке, мне очень нравится заезжать
за ней на работу. Я поднимаюсь по гранитным ступеням, прохожу стеклянные
двери, вежливо здороваюсь с охранником и затем набираю четыре цифры на
висящем на стене `Панасонике`. `Здравствуй, Катенька, я внизу`.
Потом сажусь на диван из желтой кожи и жду. Через несколько минут
наступает мой триумф. Двери лифта, издав мелодичный сигнал, разъезжаются, и
из них выходит она. Цветущая, сияющая, грациозная, она летит, цокая
каблучками, через кассовый зал, заставляя клиентов выворачивать шеи. Я
чувствую, я вижу, как приподнимаются оправы их золоченых очков, отодвигаются
в стороны кожаные папки, застывают, не дописав строчки, массивные `Паркеры`
и `Пеликаны`.
А она спешит ко мне. Ко мне! Охранник смотрит на нас дружелюбно. Видимо,
я ему нравлюсь, и он не против, что самая красивая девушка учреждения
улыбается именно мне. Думаю, если бы к ней приехал какой-нибудь стриженый
амбал в покрытом пылью странствий `Паджеро`, охранник бы так на него не
смотрел.
Через полчаса мы сидим у нее на кухне и что-то едим.
- Как дела на работе? - спрашивает она.
- Завтра уезжаю на день или два.
- Поедешь ловить свои летающие тарелки?
- Катенька, пожалуйста, не уподобляйся всяким дурам. Нет никаких летающих
тарелок, я много раз тебе говорил.
- Каким еще дурам? Интересно, кто это еще обсуждал с тобой летающие
тарелки?
- Катенька! - я умоляюще смотрю на нее. - Ты же прекрасно знаешь, что я
по работе общаюсь с огромной массой разных людей. В том числе и с разными
дурами.
- Да ладно... Не будь занудой, Олежек. Нет чтобы мне подыграть и сказать,
что никого у тебя нет, кроме меня...
Я пытаюсь резонно возразить, но вовремя спохватываюсь - чтобы снова не
быть обвиненным в занудстве.
- А мы в субботу махнем на пикник всем отделом. На теплоходе,
представляешь? Кстати, покажешь, как в фотоаппарат пленку зарядить? Я у
соседа его взяла, а он ничего толком не объяснил...
- Неси свой аппарат.
Какое это, оказывается, удовольствие - объяснять юному, очаровательному,
несмышленому существу, как справиться со сложной техникой. Нужно видеть, как
оно хлопает глазенками, кивает, с благодарностью смотрит на тебя - такого
умного и опытного во всех областях знаний.
Я верчу в руках старенький потертый `Зенит` и рассказываю, как
совмещаются колечки со стрелочками, как срабатывает автоспуск - а Катенька
глядит, не понимая ничегошеньки, но все равно кивает и говорит:
`Угу, ясно...`
- А я сегодня колготки не купила, - сообщает она, когда вопрос с
фотоаппаратом исчерпывает себя. - В `Центральном` классные колготки давали,
и в два раза дешевле, чем на рынке. Я пошла, а денег с собой нет. Побежала к
девочкам занимать, а тут начальник - куда бежишь? Только после обеда
вырвалась - прихожу, а мне говорят: `Девушка, последние десять минут назад
продали`. Так обидно, не представляешь!
Я улыбаюсь, глядя на нее, потом говорю:
- Никогда не жалей о том, что не удалось. Может, в этот день судьба
уберегла тебя от куда более тяжелой неудачи.
Катенька отвечает мне взглядом, полным желчи.
- Ты все-таки зануда, Олежек. На каждое слово у тебя какая-нибудь
народная мудрость.
- Ну почему же народная?
- Сколько тебе лет, Бессонов?
- Тридцать.
- Нет. Тебе сто тридцать. Двести тридцать. Ты не просто зануда, а старый
зануда. Скажи-ка, у тебя много друзей?
- Мало.
- А знакомых девушек? Только честно.
- Меньше, чем хотелось бы.
- А знаешь, почему?
- Знаю.
- Потому что никто не хочет дружить со старым занудой. Ты красивый,
умный, сильный, но ты старый, Олежек.
- Я это знаю, Катенька. Зачем лишний раз напоминать? Я всего лишь хотел
сказать, что нельзя так убиваться из-за каких-то колготок.
- Между прочим, очень даже хорошие колготки. Если бы ты жене такие
купил...
- Она мне не жена! - довольно резко обрываю я. Пожалуй, слишком резко.
- Извини, - хмурится Катенька.
- Не извиняйся. Я просто напомнил, что Лера мне не жена, вот и все.
- Да. Хорошо. Но, все равно, извини. Наверно, я зря напомнила тебе про
жену. Про Надежду.
- Да что вы все извиняетесь?! - я вскакиваю и начинаю кружить по кухне. -
Что вы все такие деликатные? Почему ты решила, что мне неприятно вспоминать
Надежду? Запомни раз и навсегда: я люблю о ней вспоминать. Мне приятно о ней
вспоминать. И я хочу о ней помнить, так что не стесняйся лишний раз назвать
ее имя!
Катенька обхватила щеки ладонями, глаза ее подозрительно заблестели.
- Олежек! - умоляюще шепчет она. Я моментально остываю, сажусь в кресло.
- Прости, Катенька.
- Ничего, Олежек, это я виновата.
Мне не хочется ничего ей объяснять. Хотя сказать можно многое. Вероятно,
моя ранняя старость началась в тот день, когда я стоял по одну сторону
гроба, а весь остальной мир - по другую. Между нами лежала Надежда. Мои
друзья совершенно искренне мне сочувствовали, вот в чем дело. Они даже
подбадривали меня - ничего, мол, жизнь продолжается. Правда, при этом
отводили взгляды. Они обещали заходить почаще и полностью сдержали обещание.
В первое время их невыносимые визиты происходили почти каждый день. Они
приходили, садились на кухне со скорбными лицами, я наливал им чай...
Разговоры не клеились. Про Надежду они стеснялись напоминать, как сейчас
Катенька, а все другие темы казались им мелкими по сравнению с моей бедой.
Мои друзья решили, что я умер вместе со своей женой, а в моем теле
осталось что-то непонятное, какая-то душа-мумия. Отныне они не рассказывали
при мне сальных анекдотов, не хвастали приключениями по женской части. Даже
громкий смех в моем доме казался им недопустимым.
Я ничего не говорил, но мысленно орал им: что же вы делаете, сволочи! Не
хмурьтесь, не молчите! Таскайте меня по кабакам, заваливайтесь ночью пьяные
и веселые, приводите своих нечаянных подружек - не прогоню, не обижусь.
Жизнь продолжается, и я хочу жить!
Жизнь продолжается, уверяли они меня на кладбище. Но, видимо, уже знали,
что продолжать им придется без меня. Нет, они остались верны мне. Пустят к
себе в любое время суток, окажут любую услугу, дадут взаймы сколько надо
денег. Но сами - сами не придут ко мне ни с какими просьбами. Это не дружба.
Это шефство.
Почему? Не знаю точно. Сначала думал, что в день похорон я изменился
настолько, что стал другим человеком. А потом понял, что они тоже по-своему
любили Надежду...
Катенька сидит грустная. Она жалеет, что затеяла этот разговор. Мне
хочется ее утешить.
- Катенька! - зову я. - Хочешь, я покажу тебе Зазеркалье?
- Разве я похожа на маленькую девочку, - обиженно говорит она, - чтобы
рассказывать мне сказки?
- А разве я похож на сказочника? А ну, вспомни, где я работаю?
Ее глаза мгновенно просыхают и вспыхивают чудесным светом. Она обожает,
когда я рассказываю про свою работу. И не упускает случая притворно
удивиться - как мог такой зануда, как я, попасть на загадочную и
увлекательную службу в Ведомство.
Мы идем в прихожую и останавливаемся перед зеркалом.
- Что ты видишь в нем, Катенька?
- Себя. И тебя.
- Но ты не можешь видеть себя там, потому что ты здесь, рядом со мной.
- Ну, то есть свое отражение.
- Верно. А что такое отражение?
Она с беспомощной улыбкой заглядывает мне в глаза, пытаясь увидеть там,
что за тайну я сейчас ей открою.
- Отражение - это просто картинка на поверхности зеркала, ты согласна?
- Ну... Да.
- А теперь - принеси фотоаппарат. Катенька улетает в комнату и быстренько
возвращается с аппаратом.
- Итак, - говорю я с видом фокусника, - отражение - не более чем картинка
на стеклянной плоскости. От нас до плоскости зеркала - примерно полтора
метра. Наводим резкость...
Я кручу лимб объектива и через секунду вижу резкое изображение рамы
зеркала и нескольких засохших пятнышек лака для волос, прилипших к стеклу.
- Поверхность зеркала - в резкости. Убедись сама, Катенька.
- Да, - она смотрит в глазок `Зенита`. - И что?
- А теперь посмотри на свое отражение!
- Та-ак. Ой, нерезко! А почему?
- Да потому, что твое отражение не на поверхности! Оно в глубине зеркала,
понимаешь? Оно - в Зазеркалье.
- Здорово! - восхищенно говорит Катенька. - Но почему?
- Не знаю. Мое дело - находить и описывать Явления. А объясняют их совсем
другие люди.
- Здорово, - зачарованно повторяет она. - Надо будет Вовке показать.
Вовка - ее сын. Я его от всей души не люблю. Вернее, разлюбил. Раньше это
было очаровательное игривое существо, которое постоянно баловалось и
шкодило, а будучи застигнутым, с громким визгом и смехом убегало и пряталось
под диван или за кресло. Теперь это маленький тиран и скандалист, который
умеет только требовать, требовать и требовать... Он не виноват. Это
безотцовщина.
...Я возвращаюсь от Катеньки в первом часу ночи. Вот и мой дом. Лера
открывает мне дверь и слабо улыбается.
- Я волновалась... Ты на работе задержался?
- Да, - отвечаю я и валюсь спать. Господи, как же легко я научился ей
врать...
ОТЪЕЗД
Меня разбудил кашель дворника, проникший через открытую форточку. Через
несколько минут злорадно запищал будильник.
- Сейчас встану, приготовлю завтрак, - пробормотала сквозь сон Лера.
- Спи, я сам, - шепнул я, слезая с кровати.
Город был тихим, пустым и влажным от утреннего тумана. Дворник продолжал
покашливать, скребя метлой по асфальту.
Я поставил чайник, умылся и по привычке полез в шкаф за своим серым
двубортным пиджаком. Но потом вспомнил, что на сегодняшний день форма одежды
другая. И повесил пиджак обратно, бережно стряхнув с него пару невидимых
пылинок.
К костюмам я отношусь уважительно. Потому, что это не просто одежда. Это
оболочка, дорогой футляр, надежная защита от косых взглядов. Он должен быть
безукоризненным, ведь у нас и по сей день принято встречать по одежке. Если
вдруг на моем пиджаке появится неаккуратная складка или пятно, то человека,
с которым я общаюсь, это может навести на нечаянную мысль о невнимательной
жене или плохо убранной кухне с каплями борща на столе, как это бывает у
простых людей. Нет и еще раз нет. Сотрудник Ведомства не имеет права быть
похожим на обычного человека. Глядя на меня, никто не должен догадаться или
даже заподозрить, что у меня дома текут краны и отклеиваются обои. Ведомство
выше земных неурядиц. Этой святой цели служат и наши строгие костюмы, и
дорогая парфюмерия, и личные парикмахеры.
Но сегодня все иначе. Сегодня я - работяга-геодезист, а значит, нужно
надеть линялые армейские штаны, тельняшку, ботинки с ржавыми заклепками.
Бриться необязательно. Одеколон - вообще противопоказан.
Это дома или в гостях геодезисты могут быть щеголями. А на работе, в
глухой деревне, где грязи по уши, запах `Кристиан Диор` может вызвать только
дружеский совет окружающих: похмеляться дешевле `Тройным`...
Утренняя прохлада уже начала отступать с городских улиц, прячась в
подвалах и щелях между домов. Все чаще сердитыми жуками проносились одинокие
машины. Я чувствовал легкую обиду. Хотелось, чтобы подольше город
принадлежал только мне и дворникам.
На вокзале не было никакого утра. Его никогда там не бывает из-за
круглосуточного режима. Возле огромного стенда с расписанием прохаживался
туда-сюда Петька с сумкой за плечом. Я издалека узнал его по выгоревшей
добела панаме-`афганке`, которую он брал с собой, как талисман, в любую
загородную поездку - от пикника до спецоперации.
- Привет, Петя. Что такой хмурый?
- А-а... - Петька с досадой махнул рукой. - Полночи не спал - зуб
разболелся.
- Мог бы вызвать дежурную машину, тебя отвезли бы в круглосуточную
стоматологию. Все-таки в экспедицию выезжаем.
- Да ладно... Я его анальгином, а потом заснул.
- А где Гришаня?
- Пока не видно. Но, чувствую, уже рядом. Да, я тоже это чувствовал. И
мог легко представить, как наш Гришаня сейчас нервничает, поминутно глядя на
часы, мысленно подгоняет троллейбус и шепчет одними губами: `Я уже близко...
Подождите, я сейчас буду...`
Самое интересное, что водители действительно поторапливаются, если у них
в салоне опаздывающий Гришаня. Назвать это телепатией я не могу по
профессиональным соображениям. Феномен Гришани, как и сотен других
зарегистрированных аномалов, всесторонне изучен и описан в справках и
отчетах экспертиз.
Но слова `телепатия` в его личном деле нет, это точно. Телепатия,
полтергейст, телекинез - такие понятия не пользуются популярностью в
Ведомстве. Слишком все сложно, чтобы называть многообразные и непостижимые
Явления этими расхожими вульгарными словечками. Один знакомый военный,
матерый оружейник, как-то жаловался мне, что его прямо-таки корежит когда
люди, увидев любой укороченный автомат, спешат окрестить его `узи`. Это то
же самое. Нельзя называть `телепатией` высокоорганизованный психофизический
феномен, обнаруженный у нашего Гришани.
Гришаня умеет многое. Не только подгонять троллейбусы. Какая из сторон
его тайного таланта может понадобиться в сегодняшней поездке, не знают ни
он, ни мы с Петей.
- Я не опоздал?
Вот и он сам. В тот момент внештатник сильно смахивал на запыхавшуюся
дворнягу: волосы всклокоченные, дыхание тяжелое, разве что язык набок не
свесил. Сразу видно, торопился человек.
Ждать больше некого. Петр открыл кошелек, убедился, что билеты на месте,
и мы отправились к дизель-поезду, который пыхтящей зеленой змеей развалился
вдоль перрона.
Потом мы тряслись на деревянных скамейках и слушали, как трое
железнодорожных рабочих в оранжевых жилетах громко спорили, закрывать ли им
на сверхурочные работы отдельный наряд или пустить все одной графой.
Вообще людей в вагоне было мало. Неподалеку от нас шуршал газетой пожилой
полный господин. После прочтения каждой статьи он сокрушенно качал головой и
вздыхал: `Да-а. Да...`
Еще был крепенький круглолицый солдатик, весь обвешанный, как полагается
`дембелю`, значками, аксельбантами и всякими неуставными декоративными
деталями. Он заметно нервничал, энергично крутил головой по сторонам и
поглядывал на часы.
- Эй, - позвала его серая старушка с двумя перевязанными сумками. - Ты не
Сычевых сын?
- Да! - обрадовался паренек.
- Я и смотрю - знакомый, - с удовлетворением кивнула старушка. И
уточнила: - Мать твою фотографию в совхозе показывала. Они тебя только
завтра ждут.
- А я пораньше смог, - широко улыбнулся солдатик. - Домой скорее хочется.
- Конечно, - понимающе вздохнула бабуля. - Два года мать не видал.
- Побольше даже. А еще ехать часов пять. Скорей бы уж домой.
- Долго, - согласилась старушка.
- Гришаня, - тихо позвал я. - Сделал бы ты доброе дело.
Внештатник понимающе улыбнулся и перебрался к солдатику. Поговорил с ним
немного, невзначай коснулся. Через минуту тот уснул, уронив фуражку на
сиденье.
- Мамаша, не забудьте разбудить, когда выходить будете, - предупредил
Гришаня старушку.
Та кивнула, ничуть не удивившись происходящему. Гришаня свое дело знает.
Нам уже скоро выходить, а спящий солдатик поедет дальше под присмотром
старушки. Гришаня с умилением улыбнулся. Он любит делать людям приятное, но
не решается на это без нашего благословения. Это наше воспитание. Иногда мне
кажется, что аномалов специально делают нашими сотрудниками, чтоб отбивать
охоту к несанкционированным фокусам.
Через полчаса скрипящий и громыхающий `пазик` повез нас из придорожного
городка Чернореченска в село Ершово. На ухабах нас так бросало, что
приходилось хвататься за сиденья, чтобы не врезаться головой в потолок. В
пыльные окна были видны желто-зеленые поля, пересекающие их темные полосы
березняков, иногда мелькали крыши ферм, моторных станций и еще каких-то
строений, где неизвестные нам люди занимались бог знает чем. Попадающийся по
дороге народ всякий раз при виде автобуса останавливался и подолгу смотрел
нам вслед, словно видел некую редкость.
В автобусе оказалось шумно. Мы, трое горожан, удивлялись, отчего
деревенские могут так громко свободно и весело переговариваться. Унылая и
подозрительная полутишина городского общественного транспорта была нам более
мила и привычна.
Потом разбитая бетонка кончилась, и автобус покатил по хорошо утоптанной

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Россия

Док. 118643
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 3