|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Фредерик Форсайт
День шакала
[издательство ВАГРИУС
Несколько слов о книге: Фредерик Форсайт (род. 1938) ┬ один из самых популярных авторов ╖политических детективов╓,
таких как ╖Досье Одесса╓ - о тайной неонацистской организации, ╖Псы войны╓ - о наемниках в
Африке, ╖Дьявольская альтернатива╓ ┬ о ╖невидимом фронте╓ враждующих между собой стран.
Всеобщее признание любителей этого рода литературы пришло к Форсайту после первого же романа ┬
╖Дня Шакала╓ (1971), повествующем о покушении на генерала Де Голля. И вот уже четверть века
писатель входит в первую десятку лучших авторов детективных романов.
Часть 1
АНАТОМИЯ ЗАГОВОРА
г л а в а 1
Холод раннего весеннего парижского утра становился еще более
пронизывающим от осознания того, что предстояло привести в исполнение
смертный приговор. 11 марта 1963 года, в шесть часов сорок минут, во
внутреннем дворе Форта д`Иври офицер французских ВВС стоял у вбитого в
гравий столба со связанными за спиной руками и, все еще не веря своим
глазам, смотрел на взвод солдат, вы-строившихся в двадцати метрах от него.
Скрипнул гравий под легкими шагами, черная повязка легла на глаза
Жана-Мари Бастьена-Тири, тридцати пяти лет от роду, подполковника. Клацанье
затворов заглушило бормотание священника.
За стеной форта водитель грузовика `берлье` нажал на клаксон, так как
шустрая легковушка пересекла ему путь. Гудок заглушил команду `Целься!`,
поданную командиром взвода. Треск ружейных выстрелов остался незамеченным в
просыпающемся городе, разве что поднял в небо стайку голубей. Эхо
растворилось в нарастающем шуме уличного транспорта.
Расстрел этого офицера, возглавлявшего группу боевиков секретной
армейской организации (ОАС), приговорившей к смерти генерала де Голля,
президента Франции, был призван положить конец дальнейшим попыткам покушения
на жизнь главы государства. По иронии судьбы, он стал началом нового этапа
яростной схватки. Чтобы найти объяснение этому парадоксу, необходимо
напомнить, почему в то мартовское утро изрешеченное пулями тело повисло на
веревках во дворе военной тюрьмы под Парижем...
Солнце наконец скатилось за стену дворца, длинные тени, упавшие на двор,
принесли долгожданную прохладу. Даже в семь часов вечера самого теплого дня
года температура воздуха не желала падать ниже двадцати пяти градусов. По
всему городу парижане усаживали ворчащих жен и галдящих детей в автомобили и
поезда, чтобы отправиться за город на субботу и воскресенье. А несколько
мужчин, собравшихся в предместье Парижа, решили, что этот день, 22 августа
1962 года, должен стать последним для Шарля де Голля, президента Франции.
Пока городское население готовилось бежать от жары к относительной
прохладе рек и лесов, в Елисейском дворце продолжалось заседание
правительства. На гравии двора, образовав замкнутый на три четверти круг,
застыли шестнадцать черных автомобилей `ситроен DS`. Водители, сбившись в
кучку у западной стены, куда тень упала раньше всего, лениво болтали, давно
привыкнув к тому, что большую часть рабочего дня им приходилось ждать своих
высокопоставленных пассажиров.
В половине восьмого недовольное брюзжание водителей по поводу
затянувшегося совещания прервало появление швейцара за стеклянными дверьми
дворца. Он дал знак охране, водители побросали недокуренные сигареты и
втоптали их в гравий. Внутренне подобрались сотрудники службы безопасности и
охранники. Распахнулись массивные железные ворота.
Водители уже разошлись по машинам, когда появилась первая группа
министров. Швейцар открыл дверь, и члены кабинета спустились по шести
ступенькам, ведущим во двор, обмениваясь пожеланиями хорошего отдыха.
`Ситроены` по очереди подкатывали к ступенькам, швейцар с поклоном открывал
заднюю дверцу, министры рассаживались, и мимо отдающих честь республиканских
гвардейцев машины выезжали на Фобур Сен-Оноре.
Спустя десять минут двор опустел. Остались лишь два длинных лимузина
`ситроен DS 19`, которые медленно подкатили к ступенькам. В первом,
украшенном флажком президента Французской Республики, за рулем сидел Франсуа
Марру, водитель-полицейский из центра подготовки национальной жандармерии в
Сатори. В силу природной молчаливости он держался обособленно от шоферов
министров, а право водить автомобиль президента заслужил стальными нервами,
хладнокровием, быстрой и умелой ездой. Кроме Марру, в кабине никого не было.
За рулем второго `DS 19` также сидел выпускник центра в Сатори.
В семь часов сорок пять минут другая группа появилась за стеклянными
дверьми, приковав внимание охраны. Шарль де Голль в неизменном темно-сером
двубортном костюме и черном галстуке галантно пропустил вперед мадам Ивонн
де Голль и, взяв ее под руку, вместе с ней спустился по ступенькам к
ожидающему `ситроену`. Они сели на заднее сиденье, мадам де Голль - слева,
президент - справа от нее.
Их зять, полковник Ален де Буасье, тогда начальник штаба танковых и
кавалерийских соединений французской армии, проверил, надежно ли закрыты
задние дверцы, и занял свое место рядом с Марру.
Двое мужчин, сопровождавших президента и его супругу, направились ко
второму лимузину. Анри Джудер, телохранитель де Голля, сел рядом с шофером,
поправил кобуру с тяжелым пистолетом, закрепленную под левой подмышкой.
Когда машины ехали по улицам, его глаза беспрестанно оглядывали тротуары и
углы, мимо которых они проносились. Второй мужчина, комиссар Дюкре,
начальник службы безопасности президента, сказал пару слов охранникам и,
убедившись, что все в порядке, залез на заднее сиденье. Один.
Два мотоциклиста в белых шлемах завели двигатели и вырулили к воротам. Их
разделяло не более четырех метров. `Ситроены` описали полукруг и выстроились
в затылок друг другу за мотоциклами. Часы показывали семь пятьдесят.
Снова распахнулись железные ворота, и маленький кортеж, мимо стоящих
навытяжку гвардейцев, выкатился на Фобур Сен-Оноре, а затем на проспект
Мариньи. Молодой человек в белом защитном шлеме, сидящий на мотоцикле в тени
каштанов, подождал, пока кортеж проследует мимо, и устремился следом.
Регулировщики не получали никаких указаний относительно времени отъезда
президента из дворца, движение транспорта было таким же, как в любой другой
день, и о приближении кортежа они узнавали по вою мотоциклетных сирен, едва
успевая перекрывать движение на перекрестках.
На утопающем в тени проспекте кортеж набрал скорость и вырвался на
залитую солнцем площадь Клемансо, направляясь к мосту Александра III.
Мотоциклист следовал тем же путем. За мостом Марру выехал на проспект
генерала Галлиени и далее на бульвар Инвалидов. Мотоциклист получил нужную
ему информацию: генерал де Голль покидает город. На пересечении бульвара
Инвалидов и улицы Варен он сбросил скорость и остановился у кафе на углу.
Войдя в зал, он достал из кармана металлический жетон и направился к
телефону-автомату.
Подполковник Жан-Мари Бастьен-Тири ждал звонка в баре на окраине Медона.
Он работал в министерстве авиации, женат, трое детей. Под обликом
респектабельного чиновника и примерного семьянина подполковник скрывал
жгучую ненависть к Шарлю де Голлю, который, по его убеждению, предал
Францию, и к тем, кто в 1958 году вернул старого генерала к власти, уступив
Алжир местным националистам.
Сам Бастьен-Тири ничего не терял в результате обретения Алжиром
независимости, и руководили им не личные мотивы. В собственных глазах он был
патриотом, абсолютно уверенным в том, что послужит своей горячо любимой
стране, убив человека, по его мнению, надругавшегося над ней. В те дни
тысячи людей разделяли взгляды Бастьена-Тири, но лишь единицы стали членами
военных секретных организаций, поклявшихся убить де Голля и свергнуть его
правительство. Среди этих фанатиков был и Бастьен-Тири.
Он потягивал пиво, когда зазвонил телефон. Бармен пододвинул к нему
телефонный аппарат, а сам отошел к телевизору на другом конце стойки.
Бастьен-Тири послушал несколько секунд, пробормотал: `Очень хорошо,
благодарю вас` - и положил трубку. За пиво он заплатил заранее. Не спеша
вышел из бара на тротуар, вытащил сложенную в несколько раз газету и дважды
развернул ее.
На другой стороне улицы молодая женщина опустила тюлевую занавеску в окне
квартиры на первом этаже и повернулась к дюжине мужчин, рассевшихся по
стульям и кушеткам:
- Маршрут номер два.
Пятеро юношей, новички, нервно вскочили. Семеро остальных, возрастом
постарше, держались спокойнее. Командовал ими лейтенант Ален Бугрене де ла
Токне, помощник Бастьена-Тири, придерживавшийся крайне правых взглядов,
выходец из семьи дворян-землевладельцев, тридцать пять лет, женат, двое
детей.
Самым опасным в этой комнате был Жорж Ватин, тридцативосьмилетний
широкоплечий угрюмый фанатик, когда-то сельскохозяйственный инженер в
Алжире, за два года освоивший профессию убийцы. Из-за давней раны он получил
прозвище Хромоногий.
По знаку де ла Токне мужчины через дверь черного хода вышли в переулок,
где стояло шесть автомобилей, украденных или нанятых. До восьми часов
оставалось пять минут.
Бастьен-Тири готовил покушение много дней, замеряя углы стрельбы,
скорость движения автомобилей и расстояние до них, огневую мощь, достаточную
для того, чтобы остановить машины. Местом для засады он выбрал прямой
участок проспекта де ла Либерасьон, у пересечения главных дорог в предместье
Парижа Пети-Кламар. По плану первая группа снайперов начинала стрелять по
машине президента, когда та находилась в двухстах ярдах от них. Укрытием им
служил стоящий на обочине трейлер.
По расчету Бастьена-Тири, сто пятьдесят пуль должны были прошить первую
машину в тот момент, когда она поравняется со снайперами, лежащими за
фургоном. После остановки президентского лимузина из боковой улицы должна
выехать вторая группа боевиков, чтобы в упор расстрелять агентов службы
безопасности, ехавших во второй машине кортежа. Отход обеих групп должен был
осуществляться на трех автомобилях, ждущих на другой улице.
На самого Бастьена-Тири, тринадцатого участника операции, возлагалась
задача подать сигнал о приближении президентского кортежа. В восемь часов
пять минут обе группы заняли исходные позиции. В сотне ярдов от трейлера
Бастьен-Тири расхаживал на автобусной остановке все с той же газетой в руке.
Взмах последней служил сигналом для Сержа Бернье, командира группы
снайперов, стоящего у трейлера. Те должны были открыть огонь по его приказу.
Бургене де ла Токне сидел за рулем автомобиля, призванного отсечь вторую
машину кортежа. Ватин Хромоногий, устроившись рядом, сжимал в руках ручной
пулемет.
Когда щелкали предохранители винтовок у Пети-Кламар, кортеж генерала де
Голля вырвался из интенсивного транспортного потока центра Парижа на более
свободные проспекты окраины. Скорость машин достигла шестидесяти миль в час.
Увидев, что дорога впереди пуста, Франсуа Марру взглянул на часы и,
спиной чувствуя нетерпение генерала, еще сильнее надавил на педаль газа. Оба
мотоциклиста переместились в хвост кортежа. Де Голль не любил мерцания
маячков. В таком порядке в восемь часов семнадцать минут кортеж въехал на
проспект Дивизии Леклерка.
А в миле от них Бастьен-Тири пожинал плоды допущенного им серьезного
просчета, о сути которого он узнал от полиции лишь шесть месяцев спустя.
Готовя покушение, он воспользовался календарем, в котором указывалось, что
22 августа сумерки падали в 8.35, то есть кортеж де Голля появился бы в
Пети-Кламар значительно раньше этого времени, даже с учетом задержки, как и
произошло на самом деле. Но подполковник ВВС взял календарь 1961 года. 22
августа 1962 года сумерки упали в 8.10. Эти двадцать пять минут оказались
решающими в истории Франции. В 8.18 Бастьен-Тири заметил кортеж, мчащийся по
проспекту де ла Либерасьон со скоростью семьдесят миль в час, и отчаянно
замахал газетой.
На другой стороне дороги, на сотню ярдов ближе к перекрестку, сквозь
сгущающиеся сумерки Бернье вглядывался в едва различимую фигуру на
автобусной остановке.
- Подполковник уже махнул газетой? - задал он риторический вопрос.
Слова едва успели слететь с его губ, как президентский кортеж поравнялся
с автобусной остановкой.
- Огонь! - заорал Бернье.
Они начали стрелять, когда первый лимузин поравнялся с трейлером и
помчался дальше. Двенадцать пуль попали в машину лишь благодаря меткости
стрелков. Две из них угодили в колеса и, хотя шины были самозаклеивающимися,
внезапное падение давления привело к тому, что машина пошла юзом. Вот тут
Франсуа Марру спас жизнь де Голлю.
Если признанный снайпер экс-легионер Варга стрелял по колесам, то
остальные - по удаляющемуся заднему стеклу. Несколько пуль засело в
багажнике, одна разбила заднее стекло, пролетев в двух-трех дюймах от головы
президента. Сидевший впереди полковник де Буасье обернулся и крикнул тестю и
теще: `Головы вниз`. Мадам де Голль легла головой на колени мужа. Генерал
холодно бросил: `Что, опять?` - и повернулся, чтобы посмотреть, что делается
позади.
Марру, плавно сбрасывая скорость, выровнял машину, затем вновь вдавил в
пол педаль газа. `Ситроен` рванулся к пересечению с проспектом дю Буа, на
котором притаилась вторая группа боевиков ОАС. Лимузин с охранниками, целый
и невредимый, не отставал от машины президента.
Учитывая скорость приближающихся автомобилей, Бургене де ла Токне, ждущий
на проспекте дю Буа в машине с работающим двигателем, мог выбрать один из
двух вариантов: выехать перед ними и погибнуть в неизбежном столкновении или
появиться на дороге на полсекунды позже. Де ла Токне предпочел остаться в
живых. `Ситроен` президента успел проскочить вперед, и машина оасовцев
оказалась рядом с автомобилем охраны. Высунувшись по пояс из окна, Ватин
опорожнил магазин ручного пулемета в заднее окно удаляющегося `ситроена`,
сквозь разбитое стекло которого виднелся характерный профиль генерала де
Голля.
- Почему эти идиоты не отстреливаются? - проворчал генерал. Джудер
пытался выстрелить в Ватина, их разделяло не более десяти футов, но ему
мешал водитель. Дюкре крикнул, чтобы тот не отставал от президентского
лимузина, и через секунду машина оасовцев осталась позади. Оба мотоциклиста,
вылетевшие на обочину после внезапного появления де ла Токне, также догнали
лимузины. И кортеж в полном составе продолжил путь к базе французских ВВС
Виллакоблу.
У оасовцев не было времени выяснять отношения. Бросив машины,
использованные в операции, они расселись по трем автомобилям,
предназначенным для отхода, и растворились во все более сгущающихся
сумерках.
По установленной в `ситроене` рации комиссар Дюкре связался с Виллакоблу
и коротко сообщил о случившемся. Когда десять минут спустя кортеж подкатил к
воротам базы, де Голль настоял, чтобы они выехали прямо на летное поле, к
вертолету. Едва лимузин остановился, вокруг собралась толпа офицеров и
чиновников. Они открыли дверцу, помогли выйти потрясенной мадам де Голль.
Генерал вышел сам с другой стороны, стряхнул с лацканов осколки стекла. Не
обращая внимания на офицеров, суетящихся вокруг, он обошел `ситроен` и взял
супругу под руку.
- Пойдем, дорогая, скоро мы будем дома, - и, повернувшись, объявил
собравшимся свой приговор ОАС. - Они не умеют стрелять.
Президент и мадам де Голль поднялись в вертолет, за ними последовал
Джудер, и они улетели в загородную резиденцию на уик-энд.
Пока журналисты всего мира обсуждали неудачную попытку покушения на де
Голля и за отсутствием достоверной информации заполняли страницы газет
досужими вымыслами, французская полиция организовала крупнейшую облаву в
истории страны. По масштабам с ней могла сравниться, а может, и превзойти
лишь охота на наемного убийцу, чье настоящее имя остается неизвестным до сих
пор. В различных досье он проходит под кличкой Шакал.
Впервые удача улыбнулась полиции 3 сентября, и, как часто бывает в ее
работе, результат принесла обычная проверка документов. На выезде из города
Валенс к югу от Лиона, на шоссе Париж - Марсель, патруль остановил частную
машину, в которой сидели четверо. Полицейские останавливали сотни
автомобилей, проверяя удостоверения личности, но в этом случае у одного из
пассажиров не оказалось документов. Он заявил, что потерял их. Всех четверых
отвезли в Валенс.
В Валенсе скоро выяснилось, что водитель и два пассажира не имеют
никакого отношения к третьему, за исключением того, что предложили его
подвезти. Троих отпустили, а у пассажира без документов сняли отпечатки
пальцев и отправили их в Париж, чтобы установить его личность. Ответ пришел
двенадцать часов спустя: отпечатки пальцев принадлежали двадцатидвухлетнему
дезертиру из Иностранного легиона Пьеру-Дени Магаду.
Магада препроводили в полицейское управление в Лионе. Пока он находился в
приемной в ожидании допроса, один из охранников-полицейских в шутку спросил:
`Ну так что тебе известно о Пети-Кламар?`
Магад обреченно поник плечами:
- Ладно, что вас интересует?
Пока офицеры слушали, раскрыв рты от изумления, стенографистки деловито
заполняли блокнот за блокнотом. Магад `пел` восемь часов. Он назвал всех
участников покушения и еще девять человек, готовивших операцию и
приобретавших оружие. Всего двадцать две фамилии. Теперь полиция знала, кого
искать.
Из всех избежал ареста только один, его не поймали и по сей день. Жорж
Ватин покинул Францию. Предполагают, что он поселился в Испании, как и
многие другие главари ОАС.
Допросы арестованных и подготовка обвинительного акта против
Бастьена-Тири, Бургене де ла Токне и остальных заговорщиков завершились в
декабре. В январе 1963 года все они предстали перед военным судом.
В это же время ОАС собирала силы для новой атаки на голлистское
правительство, а французская служба безопасности стремилась упредить ее. За
фасадом неспешной респектабельной парижской жизни развертывались сражения
самой жестокой подпольной войны нашего времени.
Французская служба безопасности называется Сервис де Документасьон
Экстерьер э де Контр-Эспионаж, сокращенно - СДЭКЭ. В ее обязанности входят
разведывательная деятельность за пределами Франции и контрразведка на своей
территории, причем сферы деятельности основных подразделений СДЭКЭ могут
частично накладываться друг на друга. Отдел Один, занимающийся разведкой,
состоит из бюро, каждое из которых имеет двойной индекс, букву `R` и цифру.
Буква - сокращение от Rеnsеignеmеnt (Информация). Цифра - порядковый номер.
В отдел входят следующие бюро: R1 - общий анализ полученных сведений, R2 -
Восточная Европа, R3 - Западная Европа, R4 - Африка, R5 - Средний Восток, R6
- Дальний Восток и R7 - Америка (Западное полушарие). Отдел Два занимается
контр-разведкой. Отделы Три и Четыре объединены в коммунистическую секцию.
Отдел Шесть ведает финансами. Семь - административными вопросами.
Название отдела Пять состоит из одного слова - `Противодействие`. Именно
на этот отдел легла основная тяжесть борьбы с ОАС. Его штаб-квартира
размещается в квартале, застроенном невзрачными зданиями, недалеко от
бульвара Мортье, ближе к Порт де Лилья, северо-западному предместью Парижа.
Отсюда сотни агентов уходили в бой. Эти люди, главным образом корсиканцы,
крепкие физически, проходили специальную подготовку в лагере в Сатори: нож и
пистолет, каратэ и дзюдо, радиосвязь, сборка и установка взрывных устройств,
ведение допроса с пытками и без оных, похищение, отравление, убийство.
Некоторые говорили только по-французски, другие владели несколькими
языками и в любой столице мира чувствовали себя как дома. Выполняя
порученное задание, они имели право убивать и часто им пользовались.
С активизацией деятельности ОАС директор СДЭКЭ генерал Эжен Гибо наконец
разрешил отделу Пять включиться в борьбу. Агенты вступали в ОАС, а кое-кто
из них проник в высшие эшелоны организации. От них поступали сведения,
позволявшие полиции Франции срывать операции и арестовывать боевиков ОАС. В
других случаях их безжалостно убивали за пределами страны. Родственники
пропавших без вести оасовцев не сомневались, что те стали жертвами агентов
Отдела противодействия.
Не оставалась в долгу и ОАС. Агентов отдела Пять прозвали барбудос, то
есть бородачами, имея в виду их подпольную деятельность, и ненавидели их
куда сильнее, чем обычных полицейских. В последний период борьбы за власть в
Алжире между ОАС и голлистскими властями семь барбудос попали в руки ОАС. Их
повесили на фонарных столбах, предварительно отрезав носы и уши. Такими
методами велась эта тайная война, и полная история тех, кто умер под пыткой,
в чьих руках и в каких подвалах, осталась ненаписанной.
Остальные барбудос держались вне ОАС, готовые откликнуться на зов СДЭКЭ.
Преступное прошлое некоторых из них позволяло поддерживать прежние связи, и
они неоднократно пользовались услугами бандитов, чтобы выполнить особо
грязные поручения правительственного учреждения. Их действия вызвали слухи о
`параллельной` (неофициальной) полиции, подчиняющейся одному из ближайших
помощников президента де Голля - Жаку Фоккару. В действительности
`параллельной` полиции не существовало, ей приписывали операции, проведенные
агентами Отдела противодействия или временно нанятыми бандами.
Для корсиканцев, контролировавших преступный мир Парижа и Марселя и
составлявших основу Отдела противодействия, слово `вендетта` не было пустым
звуком, и после убийства семи барбудос в Алжире они объявили вендетту ОАС.
Точно так же, как корсиканские бандиты помогали союзникам при подготовке
десантов на юге Франции в 1944 го-ду, в начале шестидесятых годов они
сражались за Францию против ОАС. Среди оасовцев было много `рiеds-nоirs`,
`черноногих`, французов алжирского происхождения, по складу характера очень
схожих с корсиканцами, так что временами эта война становилась чуть ли не
братоубийственной.
Покуда тянулся суд над группой Бастьена-Тири, ОАС расширяла свои
операции. Ими руководил полковник Антуан Арго, вдохновитель засады у
Пети-Кламар. Выпускник Политехнического института, одного из самых
престижных учебных заведений Франции, умный и энергичный, Арго служил
лейтенантом у де Голля в `Свободной Франции` и сражался за освобождение
родины от нацистов. Позднее он командовал кавалерийской частью в Алжире.
Невысокого роста, жилистый, хитрый и безжалостный, к 1962 году он возглавил
оперативный штаб ОАС, находящийся за границей.
Опытный психолог, он понимал, что борьба с голлистами должна вестись по
разным направлениям и всеми средствами, включая террор, дипломатические
переговоры и формирование общественного мнения. Частью его кампании стала
серия интервью газетам и телевидению государств Западной Европы Жоржа Бидо,
бывшего министра иностранных дел Франции, а тогда главы Национального совета
сопротивления, политического крыла ОАС. В них разъяснялись мотивы, по
которым ОАС выступила против генерала де Голля.
В свое время блестящий интеллект Арго позволил ему стать самым молодым
полковником Франции, а соединив свою судьбу с ОАС, он превратился в
опаснейшего противника голлистского правительства. Интервью Бидо
корреспондентам ведущих телекомпаний и газет создали ОАС неплохую рекламу,
прикрыв, как пологом, проводимые ее боевиками террористические акты.
Успех пропагандистской кампании, организованной Арго, встревожил
французское правительство ничуть не меньше волны взрывов пластиковых бомб в
кафе и кинотеатрах, прокатившейся по всей стране. 14 февраля был раскрыт еще
один заговор, целью которого являлось убийство де Голля. На следующий день
намечалась его лекция в военной академии на Марсовом поле. Убийца,
притаившись под крышей одного из корпусов академии, должен был выстрелить де
Голлю в спину, когда тот подойдет к дверям зала, где собрались слушатели.
Потом заговорщики предстали перед судом: Жан Биснон, капитан артиллерии
Робер Пуакар и преподавательница английского языка в военной академии мадам
Поль Руссели де Лифьяк. Стрелять должен был Жорж Ватин, но Хромоногому вновь
удалось скрыться. Как выяснилось на суде, изыскивая возможность провести
вооруженного Ватина на территорию академии, они обратились к офицеру охраны
Мариусу То, который немедленно сообщил обо всем полиции. 15 февраля генерал
де Голль выступил в академии, но, несмотря на его неудовольствие, ему
пришлось приехать туда в бронированном автомобиле.
Этот невероятно дилетантский по замыслу заговор рассердил де Голля. Днем
позже, вызвав министра внутренних дел Фрея, президент стукнул кулаком по
столу и заявил министру, ответственному за национальную безопасность: `С
этими покушениями мы зашли слишком далеко`.
Было принято решение провести ответную акцию против одного из главарей
ОАС в назидание остальным. Фрей не сомневался в исходе процесса
Бастьена-Тири, продолжающегося в Высшем военном суде, хотя тот все еще
пытался объяснить, что заставило его готовить убийство президента. Но
требовалось более сильнодействующее средство.
22 февраля копия донесения начальника отдела Два СДЭКЭ, посланного
министру внутренних дел, легла на стол руководителя Отдела противодействия.
Среди прочего в нем указывалось следующее:
`Нам удалось выяснить местопребывание одного из лидеров подрывного
движения, бывшего полковника француз-ской армии Антуана Арго. Он вылетел в
ФРГ и намерен, согласно информации, полученной нашей разведкой, пробыть там
несколько дней...
Таким образом открывается возможность выйти на Арго и даже схватить его.
Наша контрразведка официально обратилась к соответствующим службам ФРГ с
просьбой о содействии, но получила отказ. Теперь этим службам известно, что
наши агенты могут напасть на Арго и других главарей ОАС, поэтому действовать
необходимо с предельной быстротой и осторожностью`.
Проведение операции поручили Отделу противодействия. 25 февраля, во
второй половине дня, Арго прибыл в Мюнхен из Рима, где проводил совещание с
руководством ОАС. Вместо того, чтобы сразу поехать на Унертлштрассе, он на
такси отправился в отель `Эден-Вольф`, где заранее снял номер, очевидно для
какой-то встречи. В номер он так и не поднялся. В вестибюле отеля к нему
подошли и обратились на безупречном немецком двое мужчин. Арго подумал, что
перед ним - местные полицейские, и полез во внутренний карман пиджака за
паспортом.
Тут же его схватили и поволокли к стоящему у тротуара фургону для
доставки белья в прачечную. Арго попытался вырваться, но на него обрушился
поток французских ругательств. Рука зажала ему нос, кулак ударил в солнечное
сплетение, палец надавил на нерв чуть пониже уха, и он провалился в темноту.
Двадцать четыре часа спустя в Управлении сыскной полиции в доме 36 по
набережной Орфевр в Париже зазвонил телефон. Грубый голос сообщил дежурному
сержанту, что Антуан Арго, `хорошо упакованный`, находится в фургоне на
автомобильной стоянке позади здания. Спустя несколько минут дверь фургона
распахнулась, и Арго вывалился на руки изумленных полицейских.
Проведя двадцать четыре часа с повязкой на глазах, он жмурился от
дневного света. Не мог стоять без посторонней помощи. Лицо покрывала
запекшаяся кровь, ему разбили нос, рот растянулся от кляпа, который вытащили
полицей-ские.
- Вы - полковник Антуан Арго? - спросил кто-то из них.
- Да, - пробормотал он.
Каким-то образом агенты Отдела противодействия переправили его через
границу и анонимным звонком изве-стили полицию о посылке, ожидающей на ее же
автомобильной стоянке, показав тем самым, что службе безопасности не чуждо
чувство юмора. Арго освободили из заключения в июне 1968 года.
Однако агенты, похитившие Арго, не учли одного обстоятельства: наряду с
дезорганизацией, которую внесло похищение в ряды ОАС, похищение это открыло
путь помощнику Арго, малоизвестному, но очень коварному подполковнику Марку
Родину, вставшему во главе операций, конечная цель которых состояла в
убийстве де Голля. По многим обстоятельствам эта замена оказалась
нежелательной.
4 марта Высший военный суд вынес приговор по делу Бастьена-Тири. Его и
двух других участников покушения приговорили к расстрелу. Ту же меру
наказания определили и еще не пойманному Жоржу Ватину. 8 марта генерал де
Голль три часа слушал адвокатов, обратившихся к нему с прошениями о
помиловании. Двоим он заменил расстрел пожизненным за-ключением, но приговор
Бастьену-Тири оставил в силе.
В ту же ночь адвокат сообщил тому о принятом решении.
- Исполнение приговора назначено на одиннадцатое, - и, видя, что его
подзащитный все еще недоверчиво улыбается, добавил: - Вас расстреляют.
Бастьен-Тири покачал головой:
- Вы ничего не понимаете. Ни один француз не направит на меня оружие.
Он ошибся. В восемь утра радиостанция `Европа 1` сообщила о том, что
приговор приведен в исполнение. В Западной Европе эту новость услышали все,
кто настроил приемники на соответствующую волну. Слова диктора, вырвавшиеся
из динамика в номере маленького отеля в Австрии, положили начало цепочке
событий, поставивших де Голля на грань смерти. Этот номер снимал Марк Родин,
новый начальник оперативного штаба ОАС.
г л а в а 2
Марк Родин выключил транзисторный приемник и поднялся из-за стола, едва
притронувшись к завтраку. Подошел к окну, закурил очередную сигарету, долго
смотрел на засыпанный снегом городок, до которого еще не добралась весна.
- Мерзавцы, - пробурчал он, имея в виду президента Франции, его
правительство и службу безопасности.
Родин разительно отличался от своего предшественника. Высокий и
худощавый, с мертвенно-бледным лицом, дышащим ненавистью к голлистам, он
обычно скрывал свои чувства за внешней холодностью, столь несвойственной
латинянам. Он не оканчивал Политехнического института. Сын сапожника, он
уплыл в Англию на рыбачьей лодке, когда нацисты оккупировали Францию. Тогда
ему еще не было двадцати, и он вступил в армию рядовым.
Повышения по службе, до сержанта, а затем старшего офицера дались ему
нелегко, в кровавых сражениях в Северной Африке и позднее на побережье
Нормандии, где он воевал под командованием Леклерка. Во время битвы за Париж
его произвели в офицеры прямо на поле боя, а когда война закончилась, он
оказался перед выбором: остаться в армии или вернуться к мирной жизни.
Но вернуться к чему? Он ничего не умел, кроме как тачать сапоги, а
рабочий класс находился под сильным влиянием коммунистов, которые также
занимали доминирующее положение в движении Сопротивления и в организации
`Свободная Франция` внутри страны. Родин остался в армии и с горечью
наблюдал, как молодые выпускники военных училищ зубрежкой учебников получают
те же звания, за которые он расплачивался кровью. А когда они начали
обходить его по службе, Родин добился перевода в колонии.
Командуя ротой в Индокитае, он оказался среди людей, которые говорили и
думали, как и он. Для сына сапожника продвижение по службе могли обеспечить
лишь новые и новые сражения. К окончанию войны в Индокитае он стал майором
и, проведя несчастливый и полный разочарований год во Франции, подался в
Алжир.
Уход Франции из Индокитая и месяцы на родине обратили его недовольство
жизнью в ненависть к политикам и коммунистам, ибо для него эти два понятия
означали одно и то же. Франции, думал он, не вырваться из пут предателей и
слюнтяев, засевших во всех кабинетах, если у кормила власти не станет
военный. В армии не было места ни тем, ни другим.
Как и большинство боевых командиров, которым приходилось видеть, как их
подчиненные гибнут на поле боя, а иногда хоронить обезображенные тела тех,
кто попал в плен, Родин обожествлял солдат, считая их солью земли. Они
жерт-вовали собой ради того, чтобы буржуазия могла жить дома в сытости и
достатке. Что же он увидел во Франции после восьми лет боев в Индокитае?
Гражданское население плевать хотело на солдат, а левые интеллектуалы
обвиняли армию во всех смертных грехах. Все это, вкупе с невозможностью
пробиться наверх в мирной жизни, превратило Родина в фанатика.
Если бы местные власти, правительство и народ Франции более активно
поддерживали военных, они разбили бы Вьетминь, в этом Родин не сомневался.
Уходом из Индокитая Франция предала память тысяч славных молодых парней,
погибших там вроде бы зазря. И Родин поклялся, что такого позора больше не
повторится. Алжир это докажет. Весной 1956 года он с радостью покинул
Марсель, уверенный, что на далеких холмах Алжира осуществится мечта его
жизни и весь мир будет рукоплескать триумфу французской армии.
Два года жестокой борьбы не поколебали его убеждений. Действительно,
подавить мятеж оказалось не так-то легко, как он предполагал поначалу.
Сколько бы феллахов ни убивал он и его солдаты, сколько бы деревень ни
сравнивалось с землей, сколько бы террористов ФНО1 ни умирало под пытками,
пожар войны разгорался, захватывая все новые города и сельские районы.
Для продолжения борьбы требовалась все возрастающая помощь метрополии. На
этот раз хотя бы не стоял вопрос о войне на задворках колониальной империи.
Алжир был Францией, частью Франции, там проживало три миллиона французов.
Война за Алжир ничем не отличалась от войны за Нормандию, Бретонь или Альпы.
С получением звания подполковника Марка Родина перевели из сельской
местности в город, сначала в Боне, затем в Константину.
На вельде он сражался с войсками ФНО, пусть нерегулярными, но войсками.
Его ненависть к ним не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытал,
окунувшись в ожесточенную, грязную войну городов, войну пластиковых бомб,
которые устанавливали уборщики в кафе, супермаркетах, парках, посещаемых
французами. Методы, которые он использовал, чтобы очистить Константину от
нечисти, закладывающей эти бомбы, скоро принесли ему прозвище Мясник.
Для окончательной победы над ФНО и его армией не требовалось ничего,
кроме расширения помощи из Парижа. Как и большинство фанатиков, Родин не мог
оценить реального положения вещей. Галопирующие военные расходы,
разваливающаяся под бременем войны экономика, деморализация новобранцев
казались ему пустяками.
В июне 1958 года генерал де Голль вернулся к власти, заняв пост
премьер-министра Франции. Быстро покончив с продажной и нерешительной
Четвертой республикой, он основал Пятую. Когда де Голль произнес слова,
вновь приведшие его в Матино, а затем и в Елисейский дворец: `Алжир
французский`, - Родин удалился в свою комнату и заплакал. Посетивший Алжир
де Голль казался Родину Зевсом, спустившимся с Олимпа. Подполковник не
сомневался, что будет выработана новая политика: коммунистов уволят с
работы, Жана-Поля Сартра расстреляют за измену, профсоюзы поставят на место
и Франция всей мощью поддержит своих сограждан в Алжире и армию, охраняющую
интересы французской цивилизации.
Родин верил в это, как в восход солнца на востоке. Когда де Голль
приступил к преобразованию страны, Родин подумал, что произошла какая-то
ошибка, что старому генералу просто требуется время, чтобы во всем
разобраться. Поползли слухи о начавшихся переговорах с Бен Беллой, но Родин
счел их ложными. Хотя он и с симпатией отнесся к бунту поселенцев в 1960
году, который возглавил Джо Ортиз, но полагал, что задержка с решительным
ударом по ФНО не более чем тактический ход де Голля. Старик знает, что
делает, думал Родин. Не он ли произнес золотые слова: `Алжир французский`?
Когда же отпали последние сомнения в том, что французский Алжир лежит за
пределами обновленной Франции, создаваемой Шарлем де Голлем, мир Родина
рассыпался, как фарфоровая ваза под колесами локомотива. Вера, надежда,
уверенность в будущем развеялись как дым. Осталась лишь ненависть. Ненависть
к системе, политикам, интеллектуалам, алжирцам, профсоюзам, журналистам,
иностранцам и более всего к Этому Человеку. За исключением нескольких
слабаков, весь батальон Родина принял участие в военном путче 1961 года.
Путч провалился. Одним простым, удивительно ловким маневром де Голль
обрек путч на неудачу еще до его начала. Никто из офицеров не обратил
особого внимания на тысячи дешевых транзисторных приемников, которые роздали
солдатам за несколько недель до официального объявления о начале переговоров
с ФНО. В приемниках не видели вреда, и многие одобрили эту идею. Льющаяся из
них поп-музыка отвлекала парней от жары, мух, скуки.
Голос де Голля оказался не столь безобидным. Когда вопрос о верности
армии присяге стал ребром десятки тысяч солдат-новобранцев в казармах,
разбросанных по всему Алжиру, включали радио, чтобы послушать новости. А
после новостей до них доносился тот же голос, в который вслушивался Родин в
июне 1940 года. Практически не изменились и слова. Вы должны сделать выбор.
Я - Франция, ее судьба. Верьте мне. Следуйте за мной. Повинуйтесь мне.
Командиры некоторых батальонов, проснувшись, обнаруживали, что под их
началом осталось лишь с дюжину офицеров да пяток сержантов.
Радио разгромило путч. Родину - повезло больше, чем многим. Возможно,
потому, что в его части служили ветераны Индокитая и боев на вельде. Его
поддержали сто двадцать солдат и офицеров. Вместе с другими участниками
путча они создали Секретную армейскую организацию, чтобы вышвырнуть нового
Иуду из Елисейского дворца.
В тисках торжествующего победу ФНО и верных правительству Франции войск
ОАС не удалось затянуть развязанную ею оргию насилия. Но в последние семь
недель, пока французские поселенцы за бесценок распродавали свое добро и
покидали разоренный войной Алжир, ОАС приложила все силы, чтобы ФНО
досталось как можно меньше. Когда же пришла пора уходить, главари ОАС,
фамилии которых были известны голлистским властям, разъехались по разным
странам.
Родин стал заместителем Арго, начальника оперативного штаба ОАС в
изгнании, зимой 1961 года. Если Арго вдохновлял операции ОАС на территории
Франции, являясь генератором идей, то Родин, коварный и здравомыслящий,
обеспечивал их реализацию.
Не следовало считать его жестоким фанатиком, каких хватало в рядах ОАС в
начале шестидесятых годов. Старый сапожник одарил сына острым умом. Родин
привык до всего доходить сам, не полагаясь на авторитеты.
Как и остальные оасовцы. Родин свято верил в сформировавшиеся у него
представления о предназначении Франции и армейской чести. Когда же речь
заходила о выполнении конкретной операции, он становился прагматиком до
мозга костей и логика его решений оказывалась куда эффективней голого
энтузиазма и бессмысленного насилия.
Утром 11 марта Родин думал над тем, как убить де Голля. Он отдавал себе
отчет, что задача не из простых. Наоборот, неудачи в Пети-Кламар и Военной
академии существенно осложнили ее. Исполнители найдутся. Куда труднее
разработать план, один из элементов которого окажется столь неожиданным, что
служба безопасности, стеной вставшая вокруг президента, не сможет упредить
разящий удар.
Методично составлял он в уме перечень вопросов, без ответа на которые ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 118540
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 1
|
