ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Дэшил Хэммет

Б. С. Акимов - предисловие

Дело Гейтвудов
Десятый ключ к разгадке
Дом на турецкой улице
Женщина с серебряными глазами
Зигзаги подлости
`Золотая подкова`
Том, Дик или Гарри
Некто Кид
Обгоревшее лицо
Мертвые китаянки
Потрошение Куффиньяла
Смерть Мэйна
Липучка для мух
Смерть и К°
Большой налет
106 тысяч за голову

Б. С. Акимов
О сыщике частном замолвите слово.

Выдающийся классик детективной литературы, американский
писатель Сэмюэл Дэшил Хэммет (Sаmuеl Dаshiеl Наmmеtt)
появился на свет 24 мая 1894 года в округе Сэнт Мэри, штат
Мэриленд.
С материнской стороны он имел отношение к французскому
дворянскому роду де Шьелл, название которого потом
трансформировалось на английский манер в фамилии его матери
- Дешил, и стало вторым именем писателя, а также его первым
- и единственным - литературным.
По линии отца его предки были коренными американцами.
Род Хэмметов ведет свое начало еще с 17 века от Роберта
Хэммета, попавшего с берегов Туманного Альбиона в Новый Свет
за неблаговидные дела на родине. Сосланный в Вирджинию, он
после многочисленных приключений обосновался в штате
Мэриленд.
Потомки первого Хэммета, практически не покидавшие
пределы штата, занимались торговлей и фермерским хозяйством.
По их стопам пошел и отец писателя, однако был неудачлив в
делах. Сменив множество профессий, от мелкого клерка до
местного политического деятеля, он в конце концов разорился
на торговле. Для его тринадцатилетнего сына, поступившего в
1907 году на первый курс Балтиморского политехнического
колледжа, это обстоятельство означало конец образования, так
как средства к существованию отныне пришлось добывать
самостоятельно.
Как бы следуя примеру отца, молодой Хэммет в последующие
годы работает в разных местах. Меняются профессии, род
занятий, но нигде он не находит дела по душе, пока, наконец,
в 1915 году не поступает в частное детективное агентство
Аллана Пинкертона.
Как оказалось в дальнейшем, это обстоятельство сослужило
будущему писателю добрую службу. Именно здесь он копил
материал для своих последующих детективных произведений,
здесь постигал азы профессии, вникал в тайны следствия,
учился скрытному наружному наблюдению - попросту, слежке.
Словом, обзаводился
теми качествами и приемами, которыми в дальнейшем будет с
успехом пользоваться его главный герой, принесший писателю
всемирную славу,- безымянный оперативник из выдуманного
самим автором частного детективного агентства
`Континенталь`. К слову, название взято не с потолка:
главный офис балтиморского отделения агентства Пинкертона
располагался в здании `Континентал Билдинг` - вот и ответ.
А прообразом оперативника был, по словам Хэммета, его первый
наставник, старший детектив Райт.
Трудно судить, насколько книжный герой чисто внешне
походил на реального прототипа (будем считать этот образ
собирательным), однако надо полагать, что, описывая
похождения оперативника, Хэммет имел ввиду самого себя, -
вернее, качества и черты характера, которыми автор хотел бы
обладать, и которые не были ему присущи. По свидетельствам
его современников, коллег и родственников, сам Хэммет на
детективном поприще был, увы, не столь удачлив. Тем не
менее в рассказах об оперативнике писатель с большой
точностью воспроизводит собственную биографию. Так,
например, в рассказе `Некто Кид` с первых страниц читатель
узнает, что оперативник, работавший до войны в балтиморском
отделении `Континенталя`, вернувшись через несколько лет на
службу, но уже в отделение Сан Франциско, сталкивается с
бывшим подследственным... Такова фабула.
Такова и жизнь! В 1918 году Хэммета призвали в армию и
направили в санитарную команду. Но воевать по-настоящему
ему не пришлось. Через полгода он заболевает туберкулезом и
вследствие этого в 1919 году увольняется в запас.
После выхода из госпиталя дела Хэммета идут скверно.
Работы нет, образование не закончено... К тому же скорая
женитьба после возвращения из армии налагает на него
дополнительную ответственность: его жена ожидает ребенка.
Невозможность содержать семью на мизерную ветеранскую пенсию
заставляет Хэммета возвратиться на службу в агентство
Пинкертона, но уже не в Балтиморе, а... правильно - в Сан
Франциско!
Однако слабое здоровье не позволяет ему работать в полную
силу, поскольку бесконечные `прогулки на свежем воздухе` -
неизменный атрибут слежки (а именно в этом заключалась его
основная работа) - малосовместимы с таким заболеванием, как
туберкулез.
Периоды болезни заполнены, в основном, чтением, а также
попытками связно изложить свои мысли на бумаге. Первый этап
`творчества` Хэммета связан с написанием рекламных текстов и
объявлений для рекламы различных товаров - иногда их даже
удается `протолкнуть` в газеты.
Одновременно с этим он начинает писать рассказы. Его
первые опыты в жанре прозы относятся к 1922 году. В то
время в США выходило несколько тысяч периодических изданий:
от дорогих, элитных - до массовых, развлекательных. В одном
из этих журнальчиков, печатавшихся на плохонькой бумаге и
стоивших чрезвычайно дешево, и вышла первая хэмметовская
`проба пера` - незатейливая история (так наз. `фтусвщеу`):
`Тhе Раrthiаn Shоt`- `Парфянский выстрел`.
Надо сказать, что журнал `Тhе Smаrt Sеt`, в котором был
помещен этот рассказ, относился (несмотря на явную
дешевизну) к достаточно элитарным. Хэммету приходилось
поначалу сотрудничать и с гораздо менее престижными
изданиями. Но с 1923 года он начинает печататься в
альманахе под интригующим названием `Черная маска` (`Тhе
Вlасk Маsk`), который принадлежал, кстати говоря, тем же
хозяевам, что и `Смарт сет`. Благодаря их `нюху на таланты`
(а в `Черной маске` начинали свою карьеру многие писатели
детективного жанра, ставшие в последствии довольно
известными) издание крепло, набирало тираж, приобретало
популярность.
Именно там, регулярно публикуя свои произведения, Хэммет
и выработал манеру детективного повествования, которое в
дальнейшем было названо `крутым детективом`. Именно там 1
октября 1923 года в рассказе `Аrsоn Рlus` появился на свет и
триумфально зашагал по страницам книг первый представитель
этого литературного направления-коренастый и грузноватый,
лишенный всякого романтического ореола, но при этом
неутомимый и честный `опер из `Континенталя`, не имеющий
собственного имени, но снискавший всемирную славу.
Рассказы, в которых он действует, больше напоминают
гангстерские боевики, где выстрелить первым не менее важно,
чем `вычислить` преступника. Главным персонажем в них
является герой-одиночка, отлично владеющий всеми приемами и
методами ведения борьбы не на жизнь а на смерть - борьбы, в
которой основным законом является закон джунглей, а
единственным правом - право сильного.
Оперативник работает за деньги - он профессионал, и дело,
которому он служит, обязан делать `на отлично`. У него
существует своеобразный `кодекс чести`, преступить который
нельзя ни при каких обстоятельствах. В то же время, борясь
со злом ради идеалов добра, он при этом нарушает принятые
законы и нормы права едва ли не чаще, чем его противники.
Впрочем, и здесь у Хэммета соблюдается его кредо:
детектив является произведением литературы, которая в свою
очередь должна реалистично отражать жизнь. Следовательно,
мысли и поступки героев определяются обстановкой, в которой
они действуют. То есть, в данном случае-социальным
устройством американского общества в 20-х годах нашего
столетия.
Оставив за рамками этой статьи анализ творчества Хэммета
(на эту тему написано уже много серьезных работ), стоит
отметить только, что литературная манера его напоминает
стиль Хэмингуэя: та же простота изложения, динамика
развития повествования, отточенность диалога, в котором
звучат характерные нотки американских кварталов... Хэммет
изображает мир таким, каков он есть в действительности - без
прикрас, но и без умолчания.
Однако трехлетняя эксплуатация своего героя не проходит
для писателя бесследно - в последних рассказах цикла это
особенно ощущается. А тематика других произведении
значительно уступает популярности `опера`. Требуется
какой-то прорыв, качественный скачок, смена декораций. И
Хэммет почти на год `уходит в творческий отпуск`.
В 1926 году он вновь возвращается к рекламе - становится
консультантом в рекламном отделе крупной ювелирной фирмы.
Стоит также отметить хэмметовский `поиск себя` в новом
жанре-поэзии. В этот период он публикует несколько поэм,
три из которых - с марта по сентябрь 1927 года.
Кроме того с 1927 по 1930 год Хэммет сотрудничает в
журнале `Субботнее литературное обозрение`, ведя критический
раздел, где печатает рецензии на выходящие в свет
детективные произведения. Кстати говоря, именно здесь
писателю удалось обобщить и обнародовать свои представления
о современном детективе, сформулировать законы жанра и найти
ему достойное место в общем литературном процессе. Вышедший
затем сборник рецензий Хэммета играл для своего времени ту
же роль, что и знаменитый `Черный роман` Богомила Райнова
для знатоков и любителей детектива 60-70 годов нашей эпохи.
Все это, естественно, не могло пройти бесследно.
Передышка явно пошла на пользу автору. Следует взрыв: в
феврале и мае 1927 года `Черная маска` печатает, пожалуй,
лучшие из рассказов об `оперативнике` -дилогию `Большой
налет` и `106 тысяч за голову`. Одновременно там же
публикуются главы из нового романа `Кровавая жатва`,
полностью изданного в 1929 году.
В течение последующих пяти лет вышло пять романов Хэммета
- все самое значительное, созданное им на литературном
поприще. Среди них `Мальтийский сокол`, признанный лучшим
американским детективом ХХ столетия. Меняются времена -
меняются герои. На смену невзрачному оперу пришел ловкий и
обаятельный Сэм Спейд - прообраз будущих суперменов.
Осталась неповторимая хэмметовская манера, неподражаемый
стиль, доведенный до совершенства. Автор еще раз явил свой
потенциал истинного литературного мастера, обладающего даром
гибкой психологической характеристики своих героев. Любой
его персонаж выглядел настолько достоверно, что можно с
уверенностью сказать: продолжи Хэммет литературную
деятельность - мир обогатился бы Большим Писателем.
К сожалению продолжения не последовало. Хотя со стороны
могло показаться, что это очередная передышка перед новым
броском. Хэммет оставил литературное поприще и окунулся в
мир кино. С середины 30-х годов он трудится в Голливуде в
качестве сценариста: создает материал для будущих
сценариев, занимается экранизацией собственных романов...
Находясь на гребне успеха, став популярным в литературном
бомонде и киноиндустрии Голливуда, вкусив светской жизни и
узнав, наконец, что такое настоящие деньги, Хэммет в
литературу не вернулся. И что бы там ни твердили критики,
но `писатель всегда должен быть немного голодным`.
Наивно полагать (хотя некоторые серьезные литературоведы
утверждают обратное), что после 1935 года Хэммет продолжал
оставаться действующим писателем. Нельзя же всерьез считать
литературой сценарий фильма `Дьявол и леди`, книгу
воспоминаний о своей службе на Крайнем Севере во время
Второй мировой войны (`Битва на Алеутах`) и пьесу `Дозор на
Рейне` (1943), хотя и признанную одним из лучших сценариев
года, но написанную в соавторстве с Лилиан Хеллман (с
которой он познакомился в 1930 году), ставшей ему верной
спутницей до конца его дней.
Другое дело в сороковых годах, когда популярность его
вновь возросла в связи с тем, что автор, вовсю эксплуатируя
свои бывшие достижения, выпускает около десятка сборников
рассказов, куда входит почти все, написанное им ранее.
Кроме того выходят многочисленные переиздания романов
Хэммета. Его имя постоянно находится в ряду маститых,
действующих авторов детективного жанра.
Но он уже ничего не пишет.
А вот на другом поприще - политическом - Хэммет проявляет
(не без влияния Лилиан Хеллман) достаточно высокую
активность. Вместе с Хэмингуэем, Дос Пассом и другими
прогрессивными писателями он собирает деньги для борющейся
Испании, подписывает обращение к президенту США с
требованием о внесении поправок к Закону, который запрещает
Америке помощь испанским республиканцам. Свои политические
взгляды он высказывает в ряде статей (`Помочь им сейчас` и
др.) пишет открытое письмо с обращением к американским
писателям.
В Голливуде Хэммет становится во главе комитета,
борющегося за образование профсоюза сценаристов. Как ни
странно (если учесть, в какое время это происходило), такая
организация - Гильдия сценаристов - была создана. По ее
примеру создана затем Гильдия актеров.
В дальнейшем Хэммет проявил себя активным борцом за права
человека. Он выступает за расширение избирательных прав
негров и индейцев, против рассовой дискриминации; принимает
участие в антифашистских митингах, становится во главе
Комиссии по борьбе с нацизмом. В 1940 году Хэммета избирают
председателем `Сивил Райте Конгресс` - Комитета по
гражданским правам. По некоторым (хотя и неподтвержденным
сведениям) в конце 30-х годов он вступает в ряды
Коммунистической партии. Хэммет поддерживает кандидатуры
членов этой организации на выборах в муниципальные и
федеральные органы.
Такая организация как ФБР не могла, конечно же, не
заинтересоваться `красным смутьяном`. За писателем
установлено постоянное наблюдение. Его досье неустанно
пополняется новыми донесениями, т. к. политическая
деятельность Хэммета не ослабевает.
Естественно, его карьера в Голливуде приходит к концу.
Начиная со дня вступления Америки в войну, Хэммет
постоянно пишет прошения о направлении его на фронт. Под
разными предлогами (здоровье, возраст) ему отказывают, а
когда, наконец, удается протаранить бюрократическую стену,
Хэммета буквально `ссылают` служить на Алеутские острова.
Впоследствии об этом будет написана книга воспоминаний
`Битва на Алеутах`.
Кстати говоря, Хэммет задумывал и другую книгу
автобиографического характера - тоже о войне. Однако начав
работу над ней в 50-е годы, он так и не сумел завершить ее.
Как факт, остался отрывок, который был опубликован в
сборнике, изданном Лилиан Хэллман уже после смерти писателя,
под названием `Тюльпан`.
После войны в 1946 году Хэммет вновь возглавляет Комитет
по гражданским правам. Одновременно он ведет занятия по
литературному мастерству в нью-йоркском Центре социальных
исследований.
В 1951 году, в печально известные времена `охоты на
ведьм`, Хэммет, за отказ дать показания о своей деятельности
в Комитете по гражданским правам перед лицом Комиссии по
расследованию антиамериканской деятельности, возглавляемой
известным `ястребом` Маккарти, попадает в федеральную
тюрьму, где проводит полгода. Однако эти испытания не
сломили его духа - Хэммет и в дальнейшем выступает против
нарушения прав человека, против агрессии США в Гватемале и
т. п.
Все это не могло не сказаться на самочувствии писателя.
В пятидесятые годы здоровье его резко ухудшается. Писать
как прежде он уже не в состоянии. Отказ от своего
литературного предназначения оборачивается глубокой
депрессией. Усугубленная алкоголем, она приводит к
неизбежному концу. Дэшил Хэммет скончался в нью-йоркской
больнице 10 января 1961 года.
Впрочем, и после смерти он потрепал нервы фебеэровцам.
Похороны писателя на Арлингтонском кладбище вызвали в этой
организации настоящий шок. И еще долгое время ФБР
безуспешно пыталось предпринять какие-то шаги по выдворению
со столь престижного места `этого марксиста`.
Так окончился жизненный путь Профессора Детектива. Его
литературная судьба вызывает лично у меня досаду и
сожаление. Нереализованный талант - это всегда обидно.
Нереализованный талант подобного масштаба - уже
преступление. Особенно в сравнении с ценностями, на которые
он был разменян. Ведь предназначение писателя -творчество
(конечно, `уйти в зените славы` - красиво... но в спорте.
В литературе такое утверждение вряд ли приемлемо).
Осталась концепция, принципы, законы жанра - широкая
тропа, по которой на смену ему пришли Ричард Пратер, Картер
Браун, многие другие...
А все-таки жаль.

Дэшил Хэммет
Дело Гейтвудов

Перевод Э. Гюнтера и Г. Рикмана

Харви Гейтвуд распорядился, чтобы, как только я появлюсь,
меня препроводили к нему немедленно. А потому мне
потребовалось не меньше четверти часа, чтобы преодолеть
полосу препятствий, созданную из армии портье, курьеров,
секретарш и секретарей, каждый из которых непреклонно
преграждал мне дорогу, начиная от входа в здание
Деревообрабатывающей компании Гейтвуда и заканчивая личным
кабинетом председателя. Кабинет был огромен. Посредине
стоял письменный стол величиной с супружеское ложе - из
красного дерева, разумеется.
Как только вымуштрованный служащий компании,
сопровождавший меня, шмыгнул за дверь, Гейтвуд перегнулся
через стол и взревел:
- Вчера похитили мою дочь! Я хочу достать этих бандитов,
даже если для этого мне придется выложить последний цент!
- Расскажите мне, пожалуйста, обо всем подробно, -
предложил я.
Но он хотел немедленного действия, а не вопросов; поэтому
я потерял около часа на то, чтобы получить сведения, которые
он смог сообщить за пятнадцать минут.
Это был могучий здоровяк - около двухсот фунтов тугой
красной плоти, и феодал- самодур - от макушки яйцевидной
головы до носков гигантских, сшитых, несомненно, на заказ,
ботинок. Он сколотил свои миллионы, стирая в порошок
каждого, кто становился на его дороге, и сейчас, в ярости,
готов был продемонстрировать эту милую привычку. Его нижняя
челюсть торчала гранитным утесом, глаза налились кровью -
одним словом, он был в прекрасном настроении. Сначала все
шло к тому, что Континентальное детективное агентство
потеряет клиента, так как я решил, что, если он не расскажет
все, что я хочу узнать, я пошлю это дело к дьяволу.
Однако в конце концов я выжал из него то, что нужно. Его
дочь Одри вышла из семейной резиденции на Клей-стрит вчера
вечером около семи, заявив своей горничной, что идет
прогуляться. Домой она не вернулась. Об этом Гейтвуд узнал
только из письма, которое пришло утром. Отправители
сообщили, что дочь похищена, и требовали за ее освобождение
пятьдесят тысяч долларов. Гейтвуду предлагали приготовить
эту сумму в стодолпаровых банкнотах, чтобы без проволочек
передать, когда получит инструкцию, как это сделать. В
качестве доказательства, что они не шутят, похитители
присовокупили к письму прядь волос девушки, колечко, которое
она всегда носила на пальце, а также написанную ее рукой
записку, в которой она просила отца выполнить все, что от
него требуют.
Письмо это Гейтвуд получил в своем офисе; он немедленно
позвонил домой и получил подтверждение, что девушка
действительно не спала ночью в своей постели и что никто из
прислуги не видел ее с тех пор, как она вечером вышла на
прогулку. Гейтвуд немедленно позвонил в полицию и передал
письмо, а позже решил также нанять и частных детективов.
- А теперь, - загрохотал он, как только я выудил у него
все это и заодно убедился, что он ничего не знает о
знакомствах и привычках своей дочери, - теперь немедленно
беритесь за дело! Я плачу вам не за то, чтобы вы
просиживали задницу и переливали из пустого в порожнее!
- А что вы намерены делать?
- Я?! Я намерен швырнуть этих... этих... за решетку,
хотя бы для этого мне пришлось отдать последний цент!
- Прекрасно! Однако прежде всего вам следует
распорядиться, чтобы приготовили эти пятьдесят тысяч. Вы
должны иметь возможность передать их, как только они пришлют
вам инструкции.
Он открыл рот. Потом захлопнул его, щелкнув зубами, и
надвинулся на меня.
- Меня никогда... слышите, никогда и никто не мог
принудить к чему-либо в этом роде! - прохрипел он. - И
пока что я не рехнулся от старости! Я не клюну на этот
блеф!
- И это, несомненно, порадует вашу дочь. Послушайте, то,
что я вам предлагаю, необходимый тактический ход. Не думаю,
чтобы эти пятьдесят тысяч значили для вас так уж много, а
уплата выкупа даст нам два шанса. Во-первых, при передаче
денег всегда существует возможность задержать лицо, которое
за ними явится, или, по меньшей мере, выйти на какой-то
след. Во-вторых, когда ваша дочь вернется домой, она сможет
сообщить какие-то детали, которые помогут нам схватить
похитителей. Как бы предусмотрительны они ни были.
Он сердито затряс головой. С меня было довольно
препирательств, поэтому я вышел, рассчитывая на то, что
логика моего предложения дойдет до него раньше, чем будет
слишком поздно.
В резиденции Гейтвудов было столько прислуги - сторожей,
садовников, камердинеров, лакеев, шоферов, поваров,
горничных и так далее, что хватило бы для содержания отеля.
Одри Гейтвуд не получала перед своим уходом телеграммы
или письма с посыльным, и никто не звонил ей по телефону -
словом, не был использован ни один из тех приемов, к которым
обычно прибегают, чтобы выманить жертву из дома. Своей
горничной она сказала, что вернется через час или два,
однако тот факт, что она не вернулась ночевать, отнюдь не
обеспокоил горничную. Одри была единственной дочерью и
после смерти матери вела себя, как ей заблагорассудится.
Отец никогда не знал, где его дочь. Они не очень ладили
друг с другом; слишком похожие характеры, как я догадывался.
Ничего необычного в том, что она не ночевала дома, не было.
Она редко информировала домашних о намерении переночевать у
какой-нибудь приятельницы.
Одри исполнилось только девятнадцать лет, но выглядела
она на несколько лет старше. Рост - метр шестьдесят пять.
Голубые глаза и каштановые волосы, длинные и очень густые.
Бледная и нервная. Фотографии свидетельствовали, что глаза
у нее большие, нос маленький, правильной формы, а подбородок
заостренный. Она не была красивой, но одна из фотографий,
на которой улыбка стерла с ее губ капризную гримасу,
говорила, что она умеет быть, по меньшей мере, хорошенькой.
В тот день она была одета в светлый твидовый костюм с
этикеткой лондонского портного, кремовую шелковую блузку с
темной отделкой в поясе, коричневые шерстяные чулки,
коричневые туфли и серую меховую шапочку; на ней не было
никаких украшений.
Я поднялся наверх в ее комнаты - она занимала три комнаты
на третьем этаже - и осмотрел ее вещи. Я обнаружил вагон
любительских снимков - мужчин, парней и девушек, а также
груду писем разной степени интимности; подписи на них
предлагали богатейший ассортимент имен, фамилий и прозвищ, Я
записал все обнаруженные координаты. Всегда существует
возможность, что один из адресов приведет к лицу,
послужившему приманкой. С другой стороны, кто-нибудь из ее
знакомых мог сообщить следствию что-то важное.
Вернувшись в агентство, я разделил адреса между тремя
детективами, которые - весьма кстати - сидели без дела и
могли немного пошататься по городу. Затем я связался по
телефону с полицейскими, которым было поручено это дело,
О`Гаром и Тодом, и поехал в управление, чтобы встретиться с
ними. Там я застал также инспектора Люска. Вчетвером мы
вертели факты так и эдак, снова и снова анализировали
предполагаемый ход событий, но без всякого результата.
Однако в одном все были согласны: мы не можем рисковать,
допустив огласку дела, и не можем предпринимать каких-либо
явных действий, пока девушка не вернется домой и не окажется
в безопасности.
Полицейские при встрече с Гейтвудом попали в еще более
тяжелую передрягу, чем я: он непременно хотел передать
прессе сведения о похищении вместе с объявлением о награде,
фотографиями и всем прочим. Он был совершенно прав, когда
доказывал, что это самый результативный способ обнаружить
похитителей, но он не задумывался над тем, чем это может
угрожать его дочери, если похитители окажутся особами
достаточно беспощадными. А мне среди этой публики как-то не
приходилось встречать ягнят.
Я ознакомился с письмом, присланным Гейтвуду. Оно было
написано карандашом печатными буквами на линованном листке,
вырванном из блокнота, какой можно купить в любом
писчебумажном магазине в любой точке земного шара. Конверт
тоже был самым обыкновенным, а адрес был написан такими же
печатными буквами и тоже карандашом. На почтовой марке был
виден штемпель `Сан-Франциско, 20 сентября, 21 час`.
Следовательно, оно было послано сразу же после похищения.
Письмо гласило:

`Мистер!
Ваша очаровательная дочурка в наших руках, и мы оцениваем
ее в 50000 долларов. Приготовьте немедленно эту сумму
стодолларовыми бумажками, чтобы потом не было никаких
фокусов, когда мы сообщим вам, каким способом передать нам
деньги.
Заверяем вас, что дело кончится скверно для вашей дочки,
если вы не выполните наши требования, или если вам придет в
голову уведомить полицию, или совершить какую-нибудь другую
глупость.
50 тысяч - это малая часть того, что вы награбили, когда
мы барахтались за вас в грязи и крови во Франции. Но мы
получим эти деньги.
Тройка`

Письмо отличалось двумя не совсем обычными моментами.
Во-первых, похитители не пытались - как они обычно это
делают - создать впечатление, что они малограмотны.
Во-вторых, в тексте не замечалось сколько-нибудь заметного
усилия направить следствие на ложный путь. Хотя таким
ложным путем могло быть - но не обязательно - признание, что
они - бывшие солдаты, которые сражались во Франции. В
письме был постскриптум:

`В случае, если вы не прислушаетесь к голосу рассудка, мы
знаем, кто охотно купит девочку после того, как мы с ней
позабавимся`.

Другой, идентичный листок содержал несколько слов,
начертанных дрожащей рукой. Девушка писала, по всей
вероятности, тем же карандашом:

`Папочка!
Молю тебя, сделай все, о чем они просят. Я умираю от
страха.
Одри`

В противоположном конце комнаты внезапно отворилась
дверь, и в ней показалась чья-то голова.
- О`Гар! Тод! Звонил Гейтвуд. - Немедленно поезжайте к
нему в контору.

Мы вчетвером выбежали из управления и разместились в
полицейском автомобиле. Гейтвуд, как сумасшедший, метался
по своему кабинету, когда мы ворвались туда, распихивая
вереницу гейтвудовских прихвостней, пытавшихся преградить
нам дорогу. Лицо его налилось кровью, глаза метали молнии:

- Она звонила минуту назад! - увидев нас, выкрикнул он.

Прошло несколько минут, прежде чем нам удалось успокоить
его настолько, чтобы он заговорил более или менее связно:

- Она позвонила... Сдавленным голосом сказала:

`Сделай что-нибудь, папочка! Я не вынесу этого, они
мучают меня!` Я спросил, знает ли она, где находится.
`Н-нет, - сказала она, - но отсюда виден Даблтоп (1). Здесь
три мужчины и женщина, и...` В этот момент я услышал, как
какой-то мужчина выругался, затем глухой звук, как будто ее
ударили, и связь прервалась. Я сразу же позвонил на
телефонную станцию, чтобы мне дали номер, откуда звонили, но
они не сумели это сделать. Наши телефоны - зла на них не
хватает! Платим за них такие деньги, но бог свидетель,
что... О`Гар повернулся к Гейтвуду задом и поскреб затылок.
- Есть сотни домов, из которых виден Даблтоп...
Тем временем Гейтвуд кончил поносить телефоны и принялся
колотить по столу пресс-папье, видимо, для того, чтобы
привлечь наше внимание.
- А вы... вы вообще хоть что-нибудь сделали? -
обрушился он на нас.
Я ответил вопросом на вопрос:
- А вы приготовили деньги?
- Нет! - взорвался он. - Я не позволю никому меня
шантажировать!
Однако заявил он это скорее рефлекторно, без всякой
убежденности. Разговор с дочерью несколько надломил его
упрямство. Он немного задумался о ее безопасности - вместо
того, чтобы идти на поводу слепого инстинкта битвы. Мы
вчетвером навалились на него, и в результате, спустя
некоторое время, он послал за деньгами.
Потом мы разделили между собой задачи. Тод должен был
вызвать из управления еще несколько человек и приступить к
прочесыванию района, окружающего Даблтоп. Мы не связывали с
этим, однако, больших надежд, поскольку речь шла о весьма
обширной территории. Люск и О`Гар должны были осторожно
пометить банкноты, которые принесет кассир, а потом
держаться как можно ближе к Гейтвуду, но в тени и без риска
привлечь к себе внимание. Я должен был заехать в резиденцию
Гейтвудов и там ждать развития событий.
Похитители потребовали, чтобы Гейтвуд приготовил деньги
заблаговременно, так, чтобы они могли забрать их в любой
момент, и этим не оставляли ему ни шанса на то, чтобы
уведомить кого-либо или разработать план ответных действий.
Мы сообщили Гейтвуду, что теперь ему можно вступить в
контакт с прессой, посвятить в тайну журналистов и
подготовить объявление о выплате тысячи долларов тому, кто
поможет схватить похитителей. Все должно быть готово к
печати в момент, как только девушка окажется в безопасном
месте. Быстрое оповещение общественности о происшествии в
этом случае ничем бы ей не грозило, но удваивало наши шансы
на успех. Ну, а полиция во всех близлежащих участках была
приведена в состояние боевой готовности еще раньше, до того,
как разговор Гейтвуда с дочерью убедил нас, что похитители
держат Одри в Сан-Франциско.
В течение вечера в резиденции Гейтвудов не произошло
ничего особенного. Харви Гейтвуд возвратился домой рано.
Пообедав, он шагал по библиотеке из угла в угол, время от
времени весьма непосредственно высказывая свое мнение о том,
что мы за детективы, если вместо того, чтобы действовать,
лишь протираем штаны на задницах. О`Гар, Люск и Тод
крутились на улице, наблюдая за домом и соседними зданиями.
В полночь Гейтвуд отправился в свою спальню. Я отказался
воспользоваться комнатой для гостей и расположился на
библиотечной козетке, придвинув ее к телефону, соединенному
с аппаратом в спальне Гейтвуда.
В половине третьего прозвучал телефонный звонок. Я
поднял трубку и подключился к разговору.
- Гейтвуд? - спросил резкий мужской голос.
- Да-а.
- Деньги готовы?
- Да-а.
Гейтвуд говорил хрипло, сдавленным голосом. Я понимал,
что все в нем кипит.
- Ладно, - продолжал энергичный голос. - Заверни деньги
в бумагу и выйди с ними из дома. Пойдешь по Клей-стрит, по
своей стороне улицы - не иди быстро, но и не медли. Если
окажется, что все в порядке и ты не тянешь за собой хвоста,
кто- нибудь подойдет к тебе, прежде чем ты доберешься до
набережной. Он поднесет к лицу платок и сразу же уронит его
на землю. Когда ты это увидишь, положи деньги на тротуар и
прямиком возвращайся домой. Если деньги не будут мечеными,
а ты не попытаешься выкинуть какую-нибудь штуку, твоя дочь
заявится домой через час или два. Ну, а если ты задумал
какой-нибудь номер, то хорошо вспомни, что мы тебе писали!
Понятно?
Гейтвуд пробормотал что-то, что можно было истолковать
как согласие, после чего прозвучал щелчок опущенной на рычаг
трубки и наступила тишина. Я не стал тратить драгоценное
время на попытку установить, откуда звонили - было ясно, что
из автомата, - и успел только крикнуть Гейтвуду с лестницы:
- Делайте все точно так, как вам велели? И без
глупостей!
Не дожидаясь ответа, я выбежал на улицу и разыскал двух
детективов и инспектора. В их распоряжение были выделены
дополнительно два агента и две полицейские машины. Я ввел
всех в курс дела, и мы начали поспешно составлять план.
О`Гар должен был ехать на одной из машин вдоль
Сакраменто-стрит, Тод на другой - вдоль Вашингтон-стрит.
Эти улицы проходят параллельно Кпей-стрит с одной и другой
стороны. Машины должны были продвигаться очень медленно,
ожидая на перекрестках появления Гейтвуда. Если он не
покажется на перекрестке в надлежащее время, они должны были
свернуть на Клей-стрит. С этого момента О`Гару и Тоду
предстояло импровизировать, руководствуясь собственной
оценкой ситуации, Люск должен был идти примерно на два
квартала впереди Гейтвуда по другой стороне улицы, изображая
пьяного. Я должен был продвигаться на соответствующем
расстоянии позади Гейтвуда, а за мной шел один из агентов.
Второй агент должен был стянуть всех свободных людей из
управления на Сити-стрит. Мы были почти уверены, что они
явятся слишком поздно и, по всей вероятности, еще какое-то
время потеряют, разыскивая нас, но мы не могли предвидеть
всего, что еще принесет нам эта ночь.
План был очень приблизительный, но времени придумать
что-нибудь получше мы не имели. Мы боялись идти на риск и
задерживать человека, который заберет у Гейтвуда деньги.
Разговор Одри с отцом доказал, что похитители способны на
все, а мы не хотели задираться, пока не вырвем ее из их рук.
Едва мы закончили наш совет, как из дома вышел Гейтвуд и
зашагал по улице.
Впереди, по другой стороне, побрел едва видимый в темноте
Люск, покачиваясь и бормоча что-то себе под нос. Кроме
него, в поле моего зрения не было никого. Позади меня по
противоположной стороне улицы шел один из агентов.
Мы прошли два квартала, когда нам навстречу появился
толстый господин в котелке. Он миновал Гейтвуда, миновал
меня и прошествовал дальше.
Еще три квартала. Сзади подъехал большой черный лимузин
с мощным мотором и опущенными занавесками. Он обогнал нас и
поехал дальше. Возможно, это был разведчик. Не вынимая
руки из кармана плаща, я записал в блокнот номер машины.
Следующие три квартала. Мимо нас прошагал полицейский в
форме, не подозревавший о драме, которая разыгрывалась на
его глазах. Сразу же после этого проехало такси с
единственным пассажиром. Я записал и его номер.
Еще четыре квартала - и никого, кроме Гейтвуда. Люска я
уже потерял из глаз. Внезапно перед Гейтвудом из темного
переулка вынырнул мужчина, задрал голову и прокричал в небо,
чтобы ему открыли ворота... Мы миновали его и пошли дальше.
Вдруг метрах в пятнадцати от Гейтвуда появилась женщина,
прижимающая платок к нижней части лица. Платок медленно
упал на тротуар. Гейтвуд остановился и выпрямился. Я
увидел, как он тянет из кармана правую руку, и понял, что он
сжимает в ней пистолет. Примерно полминуты он стоял
неподвижно, как изваяние. Потом вынул из кармана левую руку
и бросил на землю сверток с деньгами. После этого резко
повернулся и зашагал обратно в направлении своего дома.
Женщина тем временем успела поднять платок. Потом
подбежала к месту, где белел на тротуаре пакет, схватила его
и устремилась к узкому проходу между двумя домами. Это была
высокая, несколько сутулая женщина, с ног до головы одетая в
черное. Несколько быстрых шагов, и она исчезла в мрачной
щели между домами.
Я был вынужден двигаться очень медленно и осторожно,
когда Гейтвуд и женщина стояли друг перед другом: нас
разделял лишь один квартал. Но, как только женщина исчезла,
я решил рискнуть и припустил бегом. Однако, когда я
добежал, проход был пуст. Я промчался по нему до
параллельной улицы, хотя понимал, что женщина никак не могла
добежать до нее раньше, чем я достиг угла. Хотя лишний вес
у меня есть - и немалый! - я еще в состоянии пробежать
квартал в приличном темпе. По обе стороны прохода стояли
доходные дома, взирающие на меня своими конспиративными
выходами.
Подбежал агент, который шел за мной, потом подъехали
О`Гар и Тод, наконец, к нам присоединился и Люск. О`Гар и
Тод немедленно пустились в объезд соседних улиц в надежде,
что им удастся обнаружить женщину. Люск и агент встали на
углах, откуда можно было наблюдать за двумя улицами,
замыкающими квартал доходных домов. Я приступил к
прочесыванию квартала. Без результата. Я не нашел ни
незапертой двери, ни открытого окна, ни пожарной лестницы,
которая носила бы следы того, что ею только что
пользовались.
Ничего.
Вскоре вернулся О`Гар - с подкреплением, присланным из
управления, а после него появился Гейтвуд. Гейтвуд был вне
себя от ярости.
- Снова вы все изгадили! Я не заплачу ни цента вашему
агентству! Ну, а вы... а вас... Я все поставлю на голову,
но добьюсь того, чтобы вас вернули патрулировать улицы,
детективы недоделанные!
- Как выглядела эта женщина? - спросил я.
- Как будто я знал, что вам это может понадобиться! Я
ведь думал, что вы поблизости и готовы ее арестовать. Она
была старая, сгорбленная, но лица ее я не видел - на ней
была вуаль. Ну, а вы, черт бы вас побрал, вы-то что о себе
думаете? Это же настоящий скандал, проклятье...
Я кое-как его успокоил и поволок обратно к дому,
предоставив полицейским детально исследовать территорию.
Было их теперь четырнадцать или пятнадцать, в каждых воротах
торчал по меньшей мере один. Одри должна была явиться, как
только ее освободят, поэтому я хотел быть на месте, чтобы
сразу взять ее в оборот. Мы имели неплохие шансы задержать
похитителей, прежде чем они куда-нибудь смоются, если только
девушка сумеет нам что-нибудь о них рассказать.
Вернувшись в дом, Гейтвуд снова присосался к бутылке, а я
закрутился, как белка в колесе, одним ухом прислушиваясь к
телефону, другим - к дверному звонку. О Гар и Тод звонили
каждые полчаса, чтобы узнать, нет ли вестей от девушки.
Сами они пока ничего не вынюхали.
Они приехали в резиденцию Гейтвудов в девятом часу вместе
с Люском. Женщина в черном оказалась мужчиной, который
давно успел смыться.
За запертой дверью черного хода в одном из доходных домов
нашли женскую юбку, длинный плащ и шляпку с вуалью - все
черное. Расспросив жильцов, полицейские выяснили, что тремя
днями раньше одну из комнат снял молодой мужчина,
записавшийся под фамилией Лейтон. Разумеется, его дома не
застали. В комнате обнаружили множество окурков, пустую
бутылку и больше ничего, кроме того, что там было, когда
Лейтон сюда въехал.
Выводы были очевидны. Он снял помещение, чтобы иметь
доступ в меблирашку. Переодетый женщиной, он вышел на
свидание с Гейтвудом через запасной вход, который оставил
открытым. Потом он вбежал в дом, закрыл дверь на задвижку;
сбросил женскую одежду, прошел через здание и вышел через
парадный вход, прежде чем мы успели забросить свою, как
выяснилось, дырявую сеть. Возможно, во время бегства он
вынужден был раз-другой прятаться в подъездах от автомобилей
О`Гара и Тода.
Лейтон, как оказалось, был мужчиной лет тридцати, худым,
с черными волосами и темными глазами. Ростом он был метр
семьдесят, может быть, метр семьдесят пять. На соседей,
которые видели его раза два, он произвел впечатление
приличного молодого человека, выглядевшего весьма элегантно
в своем коричневом костюме и бежевой фетровой шляпе.
Оба детектива, так же, как и инспектор Люск, считали
абсолютно невозможным, чтобы Одри держали хотя бы временно в
помещении, снятом Лейтоном.
Пробило десять, а от девушки все еще не было никаких
вестей.
Гейтвуд растерял свою беспардонную агрессивность;
казалось, он вот-вот сломается. Он плохо выносил длительное
напряжение, а алкоголь ему в этом отнюдь не помог. Я не
питал к нему какой-либо симпатии - ни на основании того, что
я о нем слышал, ни на основании личных контактов, но теперь
мне стало его жаль.
Я позвонил в агентство и справился относительно донесений
детективов, проверявших знакомых Одри. Оказалось, что
последней ее видела некая Эгнис Дейнджерфилд. Одри шла одна
по Маркет-стрит в районе Шестой улицы между восемью
пятнадцатью и восемью сорока пятью вечера. Их разделяло
довольно большое расстояние, да и шла Одри по другой стороне
улицы, так что Эгнис с ней не разговаривала. Кроме этого,
наши парни установили, что Одри - совершенно невыносимая и
разнузданная девица, которая водит дружбу с подозрительными
особами и легко может попасть в руки профессиональных
преступников.
Наступил полдень, а Одри все не было. Мы дали знать
газетам, чтобы они опубликовали подготовленные материалы,
дополненные описанием событий последних часов. Гейтвуд,
совершенно сломленный, застыл в кресле, подперев голову
руками и глядя в пол. Я как раз собирался выйти,
захваченный внезапно возникшей догадкой, когда он поднял на
меня глаза. Я не узнал бы его, если бы перемены с ним не
происходили у меня на глазах.
- Как вы думаете, что могло ее задержать? - спросил он.
У меня не хватило духа ответить ему, какой вывод
напрашивается теперь, когда выкуп уплачен, а девушка не
появляется. Я отделался парой общих фраз и вышел.
Я поймал такси и попросил отвезти меня в торговый центр.
Я ходил из одного магазина в другой, задерживаясь во всех
секциях, торгующих женской одеждой, - от туфель до шляп, и
расспрашивал, не покупал ли в последние дни какой-нибудь
мужчина с внешностью Леитона одежду для молодой женщины с
фигурой Одри Гейтвуд. Побывав в пяти магазинах и не получив
нигде подтверждения, я поручил проверку остальных городских
магазинов парню из нашего агентства, а сам на пароме
переправился на другую сторону залива, чтобы прочесать
универмаги Окленда. И в первом же из них мне
посчастливилось.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 118400
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 0