В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ДВЕЛЛЕРЫ 1-2 Назад
ДВЕЛЛЕРЫ 1-2

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

МИХАИЛ АХМАНОВ
Двеллеры 1-2

Скифы пируют на закате
Странник, пришедший издалека


Скифы пируют на закате


Предисловие автора
Случается так: раскрываешь книгу с незнакомым именем на обложке,
начинаешь читать и лишь к середине понимаешь цель и намерения автора. То ли
он собрался преподнести читателю нечто серьезное, глубокое, с оригинальными
мыслями и моралью, то ли развлечь его сказкой либо боевиком, то ли
заинтриговать тайнами, которые будут раскрыты на самых последних страницах,
то ли попугать, удивить или рассмешить... Я думаю, многие читатели
сталкивались с подобной ситуацией, особенно когда дело касается жанра
фантастики, где обыденность не ограничивает писательского воображения. Мы
знаем, чего ждать, когда к нам в руки попадает роман братьев Стругацких,
Кира Булычева, Хайнлайна или, скажем, Филипа Фармера. Эти авторы при всем
многообразии их творчества нам знакомы, а значит, мы с первых же строк как
бы настраиваемся на их волну - это создает своеобразный эффект
сопричастности, адекватного восприятия авторского текста, идеи, замысла.
Но если писатель нам незнаком, возможны всякие неприятности. Собрались
мы, к примеру, поразвлечься, а книга оказалась совсем непроста, не для
легкого чтения, и вот она уже мнится нам не умной, не глубокой, а просто
нудной. Или наоборот, ждешь чего-то серьезного, оригинального, тогда как
автор всего лишь стремится увлечь и поразить нас каскадом невероятных
приключений, битвами и погонями, тайнами да секретами, которые расследует
победительный супермен с мускулатурой из дамасской стали. Это, разумеется,
условность, сказка для взрослых, но если ждешь чего-то иного, то войти в мир
этой сказки нелегко. Можно вообще туда не попасть, если книга пришлась не
под настроение.
Поскольку я своих читателей уважаю, то готов всемерно облегчить им
отмеченную выше задачу. `Скифы`, как и весь сериал `Двеллеры`, созданы лишь
с одной целью - развлечь. Признаюсь в этом без всякого смущения, ибо полагаю
искусство развлекать весьма серьезным и непростым делом, в котором не всякий
достигает успеха; и я буду очень доволен, если мой роман подарит читателям
несколько приятных часов, заставив их позабыть на время о реальном мире,
полном невзгод, хлопот и тревог.
А посему, дорогие читатели, предупреждаю сразу: не воспринимайте всерьез
написанное мной. Быть может, где-то по нашей Земле и бродят со зловещей
целью пришельцы-двеллеры, но для меня они лишь повод для сотворения
сказочного сна, в который я и намереваюсь вас погрузить. Там вы встретитесь
с некими загадками, но не все они будут раскрыты в конце романа, ибо
`Двеллеры` задуманы как дилогия либо трилогия, так что кое-что приберегается
мной на потом. В первом же романе - `Скифах` - я постараюсь как следует
заморочить вам головы, о чем сообщаю прямо и откровенно. На мой взгляд, это
благое намерение, ибо как я могу развлекать вас, если вы догадаетесь о том,
что будет дальше?
МИХАИЛ АХМАНОВ
Петербург,
октябрь 1995 - апрель 1996

МИХАИЛ АХМАНОВ
Скифы пируют на закате
Часть I
НА ЗЕМЛЕ И В ИНЫХ МИРАХ
Глава 1
Земля, Петербург и другие места,
весна 2005 года
На столе лежала пачка сигарет. Он не мог отвести от нее взгляда. Зрачки
его лихорадочно поблескивали, на висках выступила испарина, темные курчавые
волосы слипшимися прядями падали на лоб.
Продолговатая ярко-красная коробочка, закатанная в прозрачный целлофан...
Четкие латинские буквы, над ними - золотой листок, окруженный крохотными
блестками звезд... Пачка была надорвана, и трех сигарет уже не хватало. Но
оставалось еще семнадцать! Семнадцать часов блаженного забытья...
Его рука легла на стол, с осторожностью двинулась вперед, будто
подкрадывающийся к добыче паук, пальцы заметно дрожали. `Тремор, - подумал
он, - тремор, как у алкоголика-забулдыги`. Он знал, что каждая затяжка
крадет каплю жизни - нет, даже не жизни, а чего-то более важного и ценного,
определяющего саму его сущность, его `я`... Но удержаться не мог.
Вдоль стен просторной комнаты выстроились стеллажи, заваленные книгами,
рукописями, подшивками газет, старыми компьютерными распечатками. Плотные
шторы на окне приспущены, за ними светлая северная ночь, запах весенней
листвы, мерцание редких фонарей. И тишина... Такая оглушающая тишина, что
бывает на городских улицах перед рассветом, когда сон крепок и глубок и
ничто не тревожит спящих. Ему тоже хотелось погрузиться в сны - в
сновидения, что таились в маленькой красной коробочке, блестевшей посреди
стола словно тревожный глазок светофора.
Он откинулся на спинку стула. Сигарета уже подрагивала в его руке -
желанная добыча, драгоценный дар звезд.
Дар?
`Бойся данайцев, дары приносящих... бойся данайцев... бойся данайцев...`
- молотом стукнуло в висках.
Данайцы, как же! Хозяева! Синельников, простая душа, зовет их двеллерами,
обитателями мрака... или пустоты... или иных пространств... Знал бы он! Знал
бы!.. Не данайцы, не двеллеры, не призраки в тумане - хозяева! Господа! И
все будут им покорны... Все, все!
Щелкнула зажигалка, крохотный желтый огонек затрепетал рыжим флажком.
`Флаг капитуляции`, - мелькнуло в голове. Он медленно поднес пламенный
завиток к кончику сигареты. В его черных зрачках стыл ужас, струйки пота
текли по щекам. Зажигалка дрогнула в кулаке, едва не опалив усы.
Зря Синельников написал ту статью, подумал он. Слишком много в его
писаниях правды, а такие вещи не проходят даром. Придется, видно, и
Синельникову сменить сорт сигарет... Впрочем, он вроде бы курит трубку? Ну,
не будет курить. Вернее, будет, только не табак...
При мысли о табаке и табачном дыме ему сделалось совсем худо. Мерзость,
мерзость, мерзость! Но Рваный предупреждал, что это неизбежно. Аллергия на
запахи... на определенный запах... Не табак, так что-нибудь другое... хорошо
еще, не кофе и не хлеб...
Он прикурил, затянулся - глубоко, с наслаждением. Сладковатый аромат
привычно кружил голову, успокаивал, торил дорожку к сонным миражам - таким
прекрасным, таким ярким и многоцветным, что рядом с ними реальность казалась
смутным серым призраком. Таким же смутным и серым, как дома и деревья,
маячившие за окном в полумраке весенней петербургской ночи.
Его глаза остекленели, потеряв тревожный блеск, лицо стало спокойным,
умиротворенным. Быстро и жадно он сделал еще несколько затяжек. Перед ним в
сияющей небесной голубизне возникла радужная дорожка - семь цветных лучей,
изогнутых аркой, мостик в мир снов и грез, где все сущее было покорно его
желаниям, где он был князем, королем, повелителем. Богом... Дорога в рай,
подумал он, ступая на зыбкую тропу.
Сигарета дотлела, погасла, упала на ковер, выскользнув из бессильных
пальцев. Он не заметил этого; золотые райские врата распахнулись, и владыка
вступил в свое призрачное царство.
* * *
Дха Чандра робко погладил иссохшими пальцами резную створку двери. Над
нею, прикрепленный к столбам высокого забора, нависал щиток с надписью:
`Обитель Братства Обездоленных`. Надпись была сделана на трех языках -
санскрите, арабском и английском.
Приют Обездоленных, якорь спасения, врата последней надежды, дом святых
братьев... Место, где приобщаются к божеству...
По крайней мере, так говорили Дха Чандре.
Мысль, что ему предстоит слиться с божественной сущностью Звездного
Творца, сейчас его почти не волновала, заглушенная острым чувством голода.
Он не ел уже двое суток и едва держался на ногах.
Интересно, накормят ли его перед обрядом? Или придется поручить свою
душу, свое сердце и разум Богу, мечтая о горсти риса? Благословенного риса,
белоснежного и теплого, приправленного острым соусом.
В этом было что-то неправильное, нехорошее. Хоть голодные спазмы едва не
сводили Чандру с ума, краешком сознания он понимал, что контакт с божеством
слишком важное дело, чтобы отвлекаться на мелкие житейские неприятности. Но
- увы! - терзания плоти были сильней его духа, и тарелка с рассыпчатым
рисом, маня и дразня, упорно маячила перед глазами.
О, Создатель! Неужели святые братья не снизойдут к его слабости?
Тем более что Богу тоже кое-что нужно от него - так сказали сами братья.
Их Бог-Творец, говорили они, не Христос, не мусульманский Аллах и не Будда -
словом, не высшее и недоступное существо, безразличное к человеческим
мучениям и горю. Нет, Он - Великий, Обитающий Среди Звезд - готов уже
сегодня принять в лоно свое страдальцев, снизойти ко всем обездоленным, к
неудачникам и калекам, к больным и голодным, к неприкаянным, старым и сирым;
Он готов принять их под Свою божественную руку, исцелить, накормить и
обогреть. Но только тех, кто добровольно Предастся Ему, искренне сольется с
Ним душой и телом!
По правде говоря, за горсть риса Дха Чандра согласился бы сейчас слиться
с кем угодно, хоть с девятиголовым демоном-ракшасом. Но если Бог святых
Обездоленных братьев добр и чист, то это еще лучше! Приятней вкушать пищу,
что дарована праведным, счастье принять подаяние из его рук... И в том нет
позора.
О, как хочется есть!
Чандра скорчился, прижав ладонь к тощему животу. Кому он нужен, дряхлый
старик, бывший кули, бывший поденщик, бывший нищий, изгнанный отовсюду, где
можно перехватить хоть мелкую монетку? Разве что этому Богу, снизошедшему к
обездоленным Калькутты?
Дверь открылась, и Дха Чандра перешагнул порог обители.
* * *
Доктор Хорчанский осторожно приподнял веки пациента, направив ему в глаза
световой лучик, отраженный зеркальцем. Никакой реакции! Зрачки оставались
расширенными и неподвижными, будто вокруг царила непроглядная тьма. Столь же
неподвижен был и сам пациент - костлявый мужчина лет пятидесяти, бледный,
как накрахмаленная больничная простыня. Хорчанский, однако, полагал, что
этому типу до полувекового юбилея, как до луны; ему могло быть и двадцать
пять, и тридцать, и тридцать пять. Спиртное и наркотики творят с людьми
страшные вещи...
Вздохнув, доктор стянул с головы обруч с прикрепленным к нему зеркальцем.
Да, двадцать первый век на дворе, третье тысячелетие, а воз и ныне там! Как
лечил он алкоголиков, так и лечит... И по большей части все они люди
безымянные, отребье и бомжи, перекочевавшие в Томскую наркологическую
клинику прямиком из КПЗ и в совершенно бессознательном состоянии...
Точь-в-точь как этот тип, подобранный в каком-то притоне пару часов назад.
Однако спиртным от него не пахло. Хорчанский, склонившись к лицу
пребывавшего в коме пациента, сильно втянул носом воздух.
Запах... Да, какой-то запах был, но абсолютно не похожий на знакомые
ароматы сивухи, денатурата или дешевого одеколона. Скорее так мог пахнуть
медвяный луг, согретый жарким солнцем... Странно! И никаких следов от иглы -
ни на запястьях, ни на сгибе локтевых суставов... Чем же кололся этот
парень? Или не кололся вообще? Принимал внутрь? Но что? Чаек с медом?
Глаза застывшие, оловянные, пульс едва прослушивается, сердце на
пределе... И при всем том никакой заметной патологии, никаких кожных
повреждений! Да, странный случай! Такого доктор Хорчанский припомнить не мог
- за все двенадцать лет своей весьма богатой практики.
Снова вздохнув, он отщелкнул крепления диктофона, висевшего на спинке
кровати, и нажал клавишу вызова, соединившись с больничным компьютером.
Затем принялся заполнять историю болезни, нашептывая в диктофон привычные
фразы:
- Личность пациента не установлена. Мужчина, лет пятидесяти на вид.
Доставлен в клинику 12 мая 2005 года. Предварительный диагноз: каталепсия,
обусловленная наркотическим угнетением центральной нервной системы. Кроме
одежды, органами УВД переданы: бумажник с тремя рублями, носовой платок,
сломанная расческа, спички, пустая пачка из-под сигарет...
* * *
Щедрое сицилийское солнце уходило на покой; краешек его коснулся
сине-зеленой поверхности моря, расплескав над горизонтом алые краски заката.
Со своей `голубятни` Джемини Косса мог видеть весь город - жаркийи пыльный
Палермо, унылый, как кусок засохшей пиццы. Эта картина неизменно повергала
его в ярость, усиливавшуюся сейчас с каждым глотком.
Он не любил джин, но Сорди посоветовал накачаться для храбрости
чем-нибудь крепким, и тут голландская можжевеловка была незаменима.
Поморщившись, Косса отхлебнул из стакана и с отвращением оглядел свое жалкое
жилище. Кровать с железной сеткой, колченогий стол, пара стульев,
обшарпанный комод, в углу треснувший фаянсовый умывальник... Нищета,
убожество - и никаких перспектив! Так он и сдохнет - в `шестерках` у дона
Винченцо! Окочурится, не увидев ни Рима, ни Лондона, ни Нью-Йорка, ни
Лос-Анджелеса! Лос-Анджелес... Один Лос-Анджелес стоит бессмертной души! Как
сказал тот хитрый французский король, когда католики прищемили ему хвост:
`Париж стоит мессы!`
И правильно! Если Париж стоит мессы, то ради Штатов можно заключить союз
с самим дьяволом! Что, собственно, Джемини и собирался сделать.
Нет, Сорди прав: только в Черной Роте умеют ценить настоящих парней,
которым что кровь пустить, что стаканчик кьянти опрокинуть - все едино. Прав
он и в том, что нельзя засиживаться на родине после тридцати. Годы бегут, и,
глядишь, реакция уже не та: нож идет вбок, пуля летит в сторону, гаррота
никак не желает захлестнуть шею. Такая работенка подходит для молодых,
шустрых да быстроногих... Человеку же зрелых лет надо заниматься чем-нибудь
посерьезней и посолидней... Например, сделаться капо...
Капо! Сомнительно, чтобы у дона Винченцо он дослужился до капо! Да и что
это ему сулит? Сбор пошлины с мелких торговцев и с игорных заведений? Рэкет
по маленькой? Или поставят надзирать за шлюхами... за птичками, как любовно
именует их дон Винченцо... Жалкая судьба, жалкая участь! И жалкие `семьи`,
жалкие `отцы`, прозябающие тут, в вонючем Палермо, на задворках мира!
Джемини пригубил из стакана, чувствуя, как гнев его растет,
выплескивается в распахнутое окно, грозным валом катится вниз по городским
улицам, сметая дона Винченцо, его особняк, его шикарный электромобиль, его
девок, его разжиревших прихвостней... Ярость, однако, не могла заглушить
страха - страха перед тем, что он собирался сотворить этой ночью. То был
какой-то иррациональный ужас, впитанный с материнским молоком, боязнь
посмертного воздаяния, грозившего ему с мрачной неотвратимостью. Наверно,
подумалось Джемини, будь он проклятым баптистом или магометанином, союз с
силами тьмы его бы не страшил. С другой стороны, душа правоверного католика
стоит куда дороже, чем какого-нибудь еретика либо иноверца! Судя по щедрым
обещаниям Сорди, дела обстояли именно так.
И деваться тут было некуда. Черная Рота с охотой вербовала людей в
Палермо, суля американский паспорт, работу по специальности, пропасть денег
и все блага земные, однако лишь при одном условии, весьма неприятном для
приверженцев истинной церкви. Многие отказывались, но только не Джемини
Косса! Нет, только не он! Лос-Анджелес стоит мессы! Или тот французишка
говорил о Париже? Ну, дьявол с ним!
Схватив бутылку, Джемини сделал несколько торопливых глотков и встал.
Пора было собираться; Сорди предупреждал, что скрепить договор кровью нужно
в тот момент, когда месяц окажется в зените. Такие уж обычаи в Черной Роте,
и не ему, Джемини Косса, их нарушать!
Он натянул потрепанный белый пиджак, сунул в карман кастет и начал
спускаться по лестнице.
* * *
Сжимая фонарь в левой руке, патрульный Боб Дикси потянулся правой к
кобуре, расстегнул ее и вытащил пистолет. Негромко щелкнул предохранитель,
рукоятка привычно легла в ладонь, палец скользнул к курку, ощутив его
напряженную упругость. Впрочем, Боб надеялся, что ему не придется пустить
оружие в ход. Не многие в Грейт Фоллзе, заглянув в зрачок его `кольта`,
решились бы сопротивляться - и уж, во всяком случае, не та троица, которую
он сейчас выслеживал.
Неслышно ступая, Дикси обогнул полуразрушенный корпус старой лесопилки.
Было уже темно, и он мог разглядеть лишь маячившие впереди смутные силуэты:
двое в долгополых плащах вели под руки третьего - рослого мужчину в берете и
распахнутой куртке. Странно, но человек, над которым - по соображениям Дикси
- творилось насилие, даже не пытался сопротивляться; тяжело обвисая в руках
спутников и едва волоча ноги, он тем не менее шел сам. Правда, и приятели
его казались немногим бодрее: хоть их и не качало, но двигались они как-то
скованно, словно брели по колено в воде. `Насосались, сучьи дети, -
мелькнуло у патрульного в голове, - залили до бровей или нанюхались какой-то
дряни... А может, `голубые`? Ищут щель потемней, чтоб развлечься?`
Он скривил рот и едва слышно хмыкнул. В Грейт Фоллзе, городке не из самых
больших, но и не из самых маленьких, к `голубым` относились с презрительной
брезгливостью. Не смертный грех, разумеется, но все же... Здесь, на севере
Монтаны, вблизи канадской границы, обитал консервативный народец, склонный
держаться прежних путей и старых обычаев, - независимо от того, в чьей
копилке, демократической или республиканской, собирались их голоса. Как и
повсюду, люди тут разъезжали в шестиколесных слидерах, не отказывались
сменить старый телевизор на трехмерный `эл-пи`, но души их принадлежали
двадцатому веку. Быть может, и не двадцатому, а девятнадцатому или более
ранней эпохе - эдак времен войны за независимость.
Такая приверженность традициям ценилась весьма высоко, а потому в верхних
эшелонах власти всегда маячила какая-нибудь долговязая фигура из уроженцев
северной Монтаны. Вроде Шепа Хилари из Кануги, небольшого городка в тридцати
милях от Грейт Фоллза. Этот Шеп, размышлял патрульный, важная птица - из
тех, что отворяют двери в Белый дом ногой. Однако он не зазнался, не стал
чужаком. Поговаривали, что Шеп каждые три-четыре месяца гостит в родных
краях - ловит за водопадами рыбку, а заодно и голоса избирателей.
Что до чужаков, то их и в Грейт Фоллзе, и в Кануге не слишком жаловали
или, говоря иными словами, относились к ним без большой приязни; парни же,
ковылявшие впереди Боба Дикси, были явно не из местных. Во всяком случае,
парочку в плащах он не признал, а третий, предполагаемая жертва, хоть и
казался смутно знакомым, но Боб никак не мог вспомнить, где и когда он видел
этого типа. Так или иначе, сию компанию стоило проверить. Проверить, а
потом, смотря по ситуации, упрятать под замок либо спровадить пинком под зад
на все четыре стороны.
Патрульный крался вдоль стены, выжидая, когда троица уткнется в тупик
между массивными основаниями пилорам, похожих на древние кладбищенские
склепы. Лесопилка, некогда процветающее предприятие `Грейт Фоллз Форестс`,
скончалась вместе с окрестными лесами еще в те времена, когда юный Боб бегал
в коротких штанишках и выпрашивал у папаши Дикси полдоллара на мороженое.
Жители городка сюда не заглядывали; все ценное было давно снято и вывезено,
а среди бетонных руин и ржавых железяк не составляло труда сломать ногу или
шею - кому как повезет.
Но эти трое добрались до конца, до самого тупика, и теперь стояли,
сблизив головы, будто бы о чем-то толкуя. Похоже, парни в плащах уговаривали
долговязого - того, что в берете. Беседа велась чуть ли не шепотом, и Боб не
слышал ни слова.
Пора брать, решил он, момент самый подходящий. Включив фонарь, патрульный
стремительно рванулся вперед, благополучно обогнул с полдюжины глыб с
торчащей из них арматурой и замер точно посреди прохода меж бетонными
фундаментами. Яркий световой пучок накрыл злоумышленников и их жертву,
словно колпаком. Боб чуть довернул фонарик, чтобы они получше разглядели
`кольт` в его руке, и рявкнул:
- Полиция штата! Лицом к стене, ладони за голову, ноги расставить! И
шевелитесь живей, ублюдки!
Трое медленно повернулись к нему. В свете мощного фонаря он видел лица
мужчин в плащах - бледные, с затуманенными глазами, не выражавшими ничего -
ни страха, ни удивления, ни злости. Один из них мерно помахивал гибким
стеком, будто отсчитывал секунды; второй вцепился в рослого, удерживая его
на нотах. Бобу показалось, что этого парня в мягкой кожаной куртке и в
берете, украшенном какой-то эмблемой, совсем развезло, вряд ли он мог
приподнять руки повыше ширинки. Голова долговязого свесилась на грудь, и
патрульный никак не мог разглядеть его лица.
- Вы, двое! - Он властно повел стволом. - Кладите вашего приятеля на
землю. Сами к стене!
Мерно посвистывал стек, пустые зрачки глядели на Боба Дикси, такие же
темные, равнодушные и бездонные, как дульный срез его `кольта`. Похоже, люди
в плащах рассматривали полицейского, словно бы какого-то червяка или
крысу... ну, в лучшем случае как приблудного пса, брехавшего на ветер.
Сообразив, что они не собираются подчиняться приказу, Дикси осатанел.
- Только не говорите, что вас не предупреждали, засранцы! - Он вытянул
вперед руку с пистолетом. - А сейчас... сейчас у каждого будет дырка в
брюхе... аккуратная такая дырочка, пониже пупка, повыше колена.
Целился Боб, однако, в бетонный фундамент пилорамы, прикинув, что
брызнувшие осколки наверняка пустят кровь кому-то из троих. Скорей всего
нахальному типу со стеком...
Он еще успел заметить, как справа в сером бетонном фундаменте словно бы
обрисовался светлый прямоугольник двери; успел удивиться этому и разглядеть,
как кто-то метнулся к нему; успел подумать, что там наверняка скрывается
сообщник; успел выставить локоть, отражая невидимый удар... Затем гибкий
штырь ткнул его в шею под самым затылком, стрельнул обжигающей молнией, и
Боб Дикси, патрульный пятого полицейского участка Грейт Фоллза, штат
Монтана, потерял сознание.
Очнуться ему было не суждено.
Глава 2
Земля, Петербург, 2 июля 2005 года
Дверцы стального шкафа разъехались с едва слышным лязгом, и куратор
шагнул на рифленую плиту, заменявшую пол. Теперь слева от него темнела узкая
вертикальная щель для пластинки Стража, справа, в небольшой выемке,
стеклянисто поблескивал цилиндрический ствол боевого лазера. Двери сошлись,
лазерный глазок вспыхнул фиолетовым, и такой же проблеск метнулся в щели
Опознавателя; затем раздалось негромкое гудение.
Пятисекундная готовность, отметил куратор. Он осторожно протянул руку, и
квадратная пластина вошла в щель. Опознаватель щелкнул, анализируя запах.
Выделения потовых желез, состав слюны; пластинка выскочила обратно - прямо в
подставленную ладонь. Лазер, нацеленный человеку в висок, погас. Рифленая
плита, на которой он стоял, начала опускаться - неторопливо, словно бы
нехотя, но с плавностью хорошо отрегулированного механизма. Ровно через две
минуты пол под его ногами перестал двигаться, дверь бронированного лифта
отъехала в сторону, и куратор, облегченно вздохнув, вышел. Он был крупным,
рослым мужчиной, и эти путешествия в крохотной кабинке под дулом лазера
всегда действовали ему на нервы.
Но в камере связи, открывшейся перед ним пещерным зевом, ждали еще два
лучемета. Он встал посередине тесной комнаты, на круг, очерченный белым, и
замер, разглядывая Решетку. Связь еще не включилась, но лазеры, торчавшие по
бокам эллипсоидальной металлической паутины, были уже активированы. Оба с
равнодушием роботов целили куратору в лоб. В такие минуты он чувствовал себя
приговоренным к расстрелу.
Решетка вспыхнула; радужные блики пробежали по переплетению серебристых
проволок, ячейки меж ними заполнила бирюзовая дымка. Миг, и перед глазами
куратора повис матово-голубой овал экрана. В отличие от телевизионного, он
не мерцал, не переливался, не подрагивал, голубизна его была блеклой и
недвижной, будто летнее небо севера. Никто не знал, как работает это
странное устройство, точная копия добытого агентом С.03 в двадцать седьмой
экспедиции, но функционировало оно безотказно. Предполагалось, что эта штука
не поддается обнаружению всеми мыслимыми средствами и гарантирует полную
секретность переговоров. Правда, речь шла о земных пеленгаторах, радарах и
подслушивающих приборах; у Них - тех, о ком куратор думал с привычным
чувством опасливой настороженности, - могло обнаружиться что-то посолидней
армейских систем радиоперехвата.
Из-под Решетки, ставшей теперь экраном, выдвинулся компьютерный пульт с
боковой прорезью, щелью утилизатора и принтером, смонтированным под
клавиатурой. Все это было местного производства, как и анализатор запахов,
главный идентифицирующий блок Опозиавателя, как и лазеры, с тупой угрозой
смотревшие сейчас куратору в лицо. Их фиолетовые зрачки казались глазами
хищника, подстерегающего каждое движение жертвы, и если б человек, стоявший
в белом круге, допустил ошибку, она была бы фатальной. В этой камере, перед
этим экраном мог находиться лишь тот, кому известны все нюансы предстоящей
процедуры.
Куратор вогнал пластинку Стража в прорезь; клавиатура ожила. Мигнули и
погасли зеленые огоньки, коротко рыкнула пасть утилизатора, негромко
загудело печатающее устройство - он отключил его с резким щелчком.
Сегодняшний сеанс ему не хотелось фиксировать на бумаге: вполне достаточно,
если запись сохранится в компьютерной памяти. Впрочем, и фиксировать было
нечего; нечем даже накормить утилизатор.
Его пальцы - толстые, обманчиво неуклюжие - нависли над клавишами.
Пошевелив ими, словно для разминки, человек набрал:
`Куратор звена С на связи`.
Слова всплывали в небесной голубизне экрана темными цепочками букв -
колонна мурашей, выступивших в поход за добрую тысячу километров. Возможно,
за две или три - человек у пульта не знал, где находится его невидимый
собеседник.
Однако тот ответил - на экране возникло:
`Отчет`.
Куратор снова пошевелил пальцами, коснулся клавиш.
`Вlаnk` - работа ведется, отклика нет.
Феномен Д:
агент С.02 - нет информации; агент С.0З - нет информации;
агент С.04 - нет информации; агент С.01 - нет информации`.
В последнем случае он чуть-чуть помедлил, затем решительно отстучал
стандартную фразу. Агентом С.01 являлся он сам, и информация у него была -
насколько полезная, вот в чем вопрос. Сведения на уровне бреда,
предупреждения, получаемые то от одного, то от другого `слухача`...
Возможно, они и были бредом; `слухачи` - не агенты, не `механики`, и их
прогнозы нередко лежат на грани кошмарного сна и столь же кошмарной яви. Но
Монах и Профессор относились к лучшим, да и Кликуша им не уступал, так что
их пророчествами не стоило пренебрегать; не исключалось, что они имеют
какое-то отношение к операции `Вlаnk`.
На экране вспыхнуло:
`Ваши предложения?`
Этот вопрос был неизбежен - после отчета, в котором информации не больше,
чем в дырке от бублика. Даже меньше: одна дыра и никакого вещественного
обрамления...
Человек у пульта застучал по клавишам. Ему хотелось курить, но тут, в
связной камере, это было бы непозволительной роскошью: табачный дым сбивал
тонкую настройку детектора запахов. Если его электронный нос учует что-то
непривычное, лазеры плюнут огнем, и звену С срочно понадобится новый
куратор.
Толстые пальцы двигались с неторопливой уверенностью, блеклый голубоватый
экран Решетки высвечивал фразу за фразой:
`Предложения:
пункт 1 - приступить к расширению агентурной сети;
пункт 2 - ввести новых агентов в курс дела с целью более эффективного их
использования;
пункт 3 - приступить к развернутому изучению феномена Д`.
Это лежало на поверхности - и катастрофическая нехватка сотрудников, и
неопределенность их занятий. Ощущение собственной значимости поднимает
моральный дух людей - куратор знал о том по собственному опыту. Агенты же
звена С, как и сотен прочих подразделений Системы, частенько не ведали, что
творят и кого ищут, - впрочем, как и их начальство. Многим, вообще говоря,
даже не было известно, чьи они агенты. Считалось, что эти парни занимаются
своим опасным ремеслом только ради денег, и подобная ситуация вызывала у
куратора лишь чувства неприятия и глухого неодобрения. Деньги казались ему
слишком ненадежным фундаментом; он был человеком консервативных взглядов и
полагал, что преданность идее - настоящей идее! - гораздо важней бумажек с
портретами американских президентов или российских изобретателей.
На экране появился ответ:
`Пункт 1 - принято; пункт 2 - отказано; пункт 3 - отказано`.
`Причина отказа?` - набрал куратор, недовольно насупив брови.
`Не сообщается. W.`.
Символ в конце фразы означал, что с ним беседует сам Винтер, глава
Восточно-Европейской цепи, командор Винтер, а не один из его заместителей. И
то, что сообщение оказалось подписанным, говорило о многом - в частности, в
нем содержался намек, что куратору звена С не следует задавать лишних
вопросов. Кто много знает, долго не живет! Особенно занимаясь делами
опасными и непредсказуемыми...
Куратор молча ждал отбоя связи, но в голубом овале вновь начали
появляться слова. `Директивы:
1. Ваша основная задача - объект Д. Обеспечьте его надежными клиентами.
Ищите их.
2. Ищите странных.
3. Ищите странных клиентов.
Продолжайте работу в этих направлениях.
Жду информации по `Вlаnk`.
Конец связи. W.`.
Как всегда, указания командора были краткими и точными; их лапидарный
стиль доказывал, что Винтер не являлся соотечественником куратора. Русский
человек так не говорит и не пишет; русский за фразой `Ищите странных
клиентов` неизбежно поставил бы: `для того чтобы...` - с последующим
развернутым указанием, кого искать, зачем искать и как искать. Винтер же
формулировал суть проблемы, но очень редко касался способов ее решения, а
тем более цели, ради которой трудились тысячи, возможно, десятки тысяч
специалистов на всех континентах Земли. Цель, собственно, была ясной если не
политикам и ученым-ортодоксам, так тем людям, что затеяли всю эту историю
еще в конце прошлого века.
Ищите клиентов, ищите странных, ищите странных клиентов! Иначе - людей со
странными фантазиями, в которых они и сами не могут разобраться! Только о
том и забота, думал куратор, с сопением втискиваясь в лифт, под дуло лазера.
Странные! А сам он разве не странный? Лет десять назад он бы только
расхохотался, узнав, какими делами будет заниматься, справив полувековой
юбилей! Он счел бы это веселой шуткой... или кошмарной, смотря как
поглядеть... Вся его нынешняя деятельность напоминала ловлю призраков в
темной комнате, причем никто не гарантировал, что призраки эти реально
существуют и представляют хоть какую-то опасность. Впрочем, имелись
косвенные подозрения... хоть и не слишком веские, но вполне достаточные для
людей предусмотрительных и осторожных. Да, вполне достаточные, чтобы
возникли звенья, региональные цепи, континентальные кольца и весь гигантский
глубоко законспирированный аппарат Системы! Кто предупрежден, тот вооружен -
так, кажется, говорили латиняне?
Лифт поехал вверх, и в призрачном фиолетовом отсвете лазера куратор вновь
подумал о призраках. Призраки, привидения, фантомы, миражи! Ха! Не поспешил
ли он с таким определением? Решетка призраком не являлась - как и квадратная
пластинка Стража, которую он держал в руках. Ее приволок все тот же
эс-ноль-третий, на редкость удачливый парень, из вояжа по неким курортным
местам, где Страж заменял аборигенам ключи, деньги, паспорта и все прочие
документы. Ценная находка, очень ценная и никак не из разряда миражей!
Миражем являлось нечто иное - Они, те, которые могли появиться в любой день
и в любой час, но пока ни явно, ни тайно не обнаруживали своего присутствия.
Или их неощутимость, невещественность тоже была своеобразным миражем?
Иллюзией безопасности? Призраком мнимого благополучия?
Размышляя об этом, куратор звена С покинул тесную кабинку, и дверцы за
его спиной сошлись с чуть слышным шорохом. Он запечатал их, спрятал Стража
под рубашку, к самому телу, потом направился к выходу. Очень хотелось
курить.
* * *
Поднявшись к себе и притворив дверь, он задумчиво оглядел кабинет. Стол,
шкаф, массивный сейф, кресла, два окна, у одного из них - небольшой
диванчик... Привычная обстановка успокаивала, вселяла уверенность, являя
разительный контраст с камерой связи, с ее бронированным лифтом, бирюзовым
мерцанием Решетки и лучеметами, нацеленными в виски. Здесь, в просторной и
светлой комнате, ощущалось нечто надежное, домашнее, пришедшее еще из
прошлого столетия, тогда как камера со всем ее фантастическим антуражем была
продуктом двадцать первого века, к коему куратор относился с опасливой
настороженностью. Он понимал, что эта новая эпоха никогда не станет для него
близкой и родной: в конце концов, человек всегда принадлежит тому времени, в
котором провел свою молодость. Однако подобные соображения не сказывались на
его работе, ибо он умел отделять эмоции от дела.
Неторопливо набив трубку, он подошел к окну - к тому, что глядело на
улицу. Второе выходило во двор, но вид на мраморные скамьи, фонтан и
теннисный корт давно набил куратору оскомину. Собственно, и на улице не
наблюдалось ничего интересного: десяток киосков с фруктами-овощами,
сигаретами, жвачкой и горячительным, плюс стоявший чуть на отшибе пивной
ларек. У ларька, как обычно, сгрудились жаждавшие `поправиться` алкаши да
всякая гопота, мусолившие мятые `мишки` и `димки`, и куратор с раздражением
подумал, что где-то в таком же сером месиве - весьма вероятно! - затаился и
предмет его поисков. Не клиенты и не странные, которых можно было обнаружить
и отличить в пестрой человечьей стае по экзотическому и яркому оперению, но
те, что кажутся столь же серыми, как эти личности с застывшим взглядом,
мрачно сосавшие пиво.
`Где умный человек прячет лист? - мелькнуло в голове. - Разумеется, в
лесу... Камень - на берегу моря, труп - на поле брани...` Но эта аналогия
была неполной; для тех, кого он разыскивал, серый цвет являлся лишь
маскировкой. Правда, отличной - и потому, быть может, операция `Вlаnk`,
начатая пару месяцев назад, не давала никаких результатов. Куратор уделял ей
много внимания - искал сам и следил по сводкам, регулярно возникавшим на
экране его компьютера, за действиями других групп, но пока все полученные
сведения лишь оправдывали кодировку проекта.
Вlаnk! Пустота!
Он засопел, стиснул разлапистую трубку, похожую на гнездо аиста, и гневно
уставился на столпившихся у ларька мужчин. Отсюда, с третьего этажа, он мог
разглядеть лишь их головы да спины, но натренированная память легко
воскрешала и все остальное: мутный взгляд оловянных глаз, потрепанную
одежонку, трясущиеся руки, пальцы с грязными обломанными ногтями... Зомби,
живые покойники! Наркоманы, алкаши, необозримый лес серых листьев! Кого
среди них выловишь? Кого найдешь?
Впрочем, возразил он самому себе, склонность к алкоголю и наркотикам
отнюдь не свидетельство низкого интеллекта. Как в России, так и в Штатах!
Ему встречались многие достойные люди, питавшие необоримую страсть к
горячительному или `травке`, либо и к тому, и к другому. Взять хотя бы
`слухачей`... да и того же Доктора - самое ценное приобретение за последний
год! Человека, который значил теперь побольше всей группы С, а возможно, и
региональной цепи! В былые времена Доктор сильно увлекался спиртным, что и
привело его, в сочетании с весьма нестандартным мироощущением, в клинику для
душевнобольных. В психушку, проще говоря, где он и просидел лет десять или
около того. К счастью, это не сказалось на его способностях.
Куратор выколотил трубку о подоконник и сунул ее в карман. Стоило
вспомнить о Докторе, как это потянуло за собой другие мысли, весьма
неприятные и тревожные - не только о двух сделанных им предложениях, на
которые Винтер наложил безоговорочный запрет, но и о директивах начальства.
Основная задача - объект Д... Обеспечьте его надежными клиентами...
Надежными и странными... Ищите их...
Дьявольщина! Где ж их сыскать, надежных и в должной степени странных?
Клиенты с богатым воображением еще попадались, но разве можно удержать их от
болтовни? Да и распространявшийся по городу слушок был по сути дела полезен:
он привлекал людей необычных, жаждавших погрузиться в мир своих фантазий и
готовых ради этого рискнуть многим, даже собственной жизнью. Тут таилось
некое противоречие, которое куратор в принципе не мог разрешить: с одной
стороны, он должен был трудиться в обстановке максимальной секретности, с
другой - нуждался в притоке новых людей и свежих сил. И, хотя он действовал
с подобающей опытному конспиратору осторожностью, слухи об экзерсисах
Доктора расходились все шире и шире, привлекая совершенно нежелательное
внимание. А значит, группа С становилась уязвимой - пожалуй, самой уязвимой
среди всех прочих подразделений Системы.
Это тревожило его. В последние месяцы он начал ощущать смутное
беспокойство - особенно в те часы, когда анализировал бессвязные доклады
эмпатов и `слухачей`, а также ту гораздо более четкую информацию, которой
снабжали его Сентябрь, Сингапур и Самурай. Похоже, клиенты Доктора принялись
задавать вопросы; теперь их интересовало не только Куда и Почем, но Как и
Зачем. Не всех, разумеется, но некоторые проявляли весьма подозрительную
настырность! И прежде всего женщины - наказание рода человеческого! К
примеру, та рыжая девица, успевшая погостить в четырех или пяти
фэнтриэлах...
Нахмурившись, куратор вновь потянулся за трубкой. Согласно рапортам
агентов, рыжая не представляла особой ценности - всего лишь типичная дама со
средствами, скучающая красотка, охваченная страстью к игре. Но, кроме
казино, тотализатора и скачек, ее почему-то стали интересовать другие дела,
касавшиеся манипуляций Доктора, его возможностей и весьма необычных
талантов. Оставалось лишь догадываться, были ли ее расспросы проявлением
неистребимого женского любопытства или за ними стояло нечто большее. Что же
именно? Во всяком случае, не интерес со стороны многочисленных спецслужб,
разведок, контрразведок и секретных ведомств - тут все было схвачено на
самом высоком уровне. На сей счет куратор не беспокоился, ибо Система
являлась автономным и независимым органом, имевшим твердую договоренность с
потенциальными конкурентами - если не о содействии, то о полном
невмешательстве.
Он притворил окно и направился к громоздкому цилиндрическому сейфу,
напоминавшему ракету на старте. Вставил в щель пластинку Стража, откинул
верхнюю дверцу, за которой обнаружился матовый экран компьютера,
сосредоточенно насупил брови, набрал пароль. Экран вспыхнул - не голубым
фантомным сиянием Решетки, а привычным, серебристым. Коснувшись пары клавиш,
куратор вызвал файл текущих сообщений, проглядел его, потом принялся изучать
архив клиентов за последние три месяца. Их было несколько десятков, но он
помнил в лицо почти каждого, помнил беседы с ними, отчеты
агентов-проводников, оценки перспективности того или иного человека,
вопросы, которые тот задавал. Пожалуй, кроме рыжей, было еще два-три
кандидата в список подозрительных личностей...
Хмыкнув, он перевел компьютер в режим ожидания, откинулся на спинку
кресла и поднял взгляд к потолку. `Может, отправиться в Заросли, пострелять
бесхвостых?` - промелькнула мысль. Он любил охоту; пожалуй, то был

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ




Россия

Док. 118222
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 2


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``