В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ГНЕЗДА ХИМЕР Назад
ГНЕЗДА ХИМЕР

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Максим Фрай
Гнезда Химер


Первая волна сбивает тебя с ног,
и ты катишься, катишься, катишься,
но не захлебываешься - даже если стараешься захлебнуться...
Вторая волна подстерегает тебя,
когда пытаешься подняться на четвереньки,
и во рту становится солоно,
но ты еще жив - даже если уже готов умереть...
Третья волна накрывает тебя с головой,
и ты думаешь: это и есть конец,
потому что это на самом деле - конец...
А четвертая волна уносит тебя в открытое море,
и ты вспоминаешь, что всегда был рыбой.

(Записка, случайно обнаруженная автором на салфетке, испачканной
белым соусом и черным кофе в кафе `Rоttеn Еlеfаnt`, где-то в старом
центре города Эрфурта в мае девяносто... - черт, я уже сам не знаю
какого! - года.)


ГЛАВА 1. ВЕЛИКИЙ РАНДАН.

Сначала не было почти ничего, только темнота, сильный запах
паленого и жгучая боль - я не мог определить, что именно у меня болит,
поскольку в то мгновение мне было неведомо, из каких частей состоит
человеческое тело. Впрочем, я вообще понятия не имел, что у меня все
еще имеется это самое человеческое тело. Я был просто беспомощным
сгустком материи, который каким-то образом мог ощущать боль и
неприятный запах и страдать от них безмерно - и это все.
Потом ко мне вернулась способность видеть. В полумраке белело
смутное пятно, через мгновение это пятно превратилось в лицо пожилого
мужчины. Его неподвижные серые глаза, выпученные, как у глубоководной
рыбы, извлеченной на поверхность, смотрели на меня с невыразимым
восторгом.
- Маггот! Йох! Хваннах! - Хрипло выпалил он. Я оценил пафос, но
напрочь не понимал, что означает сие бессмысленное сочетание звуков.
Это настораживало: я отнюдь не полиглот, но обычно иностранная речь
кажется мне хотя бы смутно знакомой - почти в каждом языке есть слова,
сразу понятные иностранцам без вмешательства переводчика. Тем не
менее, звучание человеческой речи повлияло на меня благотворно: по
крайней мере, я пришел в себя настолько, что начал осознавать
происходящее. До меня почти сразу дошло, что я лежу на холодном полу,
а запах паленого исходит от моих собственных волос и одежды: рубашка
на мне все еще тлела, и я судорожно задергался, отдирая клочки
потемневшей ткани от своей обожженной кожи. Пучеглазый иностранец с
нездоровым любопытством созерцал мою паническую борьбу с огнем, но и
не подумал прийти мне на помощь. Когда я наконец избавился от рубашки,
он удовлетворенно кивнул, словно в этом была и его заслуга.
- Мне нужна вода. - Я сам не узнал свой голос, но судя по всему,
эти скрежещущие звуки издала именно моя гортань.
Дядя изумленно уставился на меня, наморщив лоб. Судя по всему, он
тщетно пытался понять, чего я хочу. Я скрипнул зубами: эти
филологические недоразумения были как нельзя более некстати: меня
мучила сильная жажда и, кажется, мне позарез требовалась
квалифицированная медицинская помощь. Пришлось заняться пантомимой: я
собрал жалкие остатки воли, чтобы приподняться, принять сидячее
положение и придать своим движениям хоть какую-то четкость. В конце
концов я кое-как уселся на полу и старательно изобразил этюд с
невидимой чашкой. Я так демонстративно чмокал, имитируя глотки, что
незнакомец довольно быстро понял, что от него требуется. Он с
энтузиазмом кивнул и заорал что-то неразборчивое в невнятный сумрак за
своей спиной. Некоторое время ничего не происходило. Выполнять мою
просьбу явно никто не торопился, пучеглазый продолжал пялиться на
меня, как баран на новые ворота, я по-прежнему не соображал, кто я,
собственно говоря, такой, и что происходит. Труднее всего было
выдерживать пульсирующую боль в обожженных руках. Думаю, я не кричал
только потому, что у меня не было на это сил. Кажется, я просто тихо
поскуливал, как старый умирающий пес. Наконец передо мной возникло
какое-то нелепо одетое существо неопределенного пола, увидело меня,
взвыло - то ли от страха, то ли просто от неожиданности - я услышал
грохот бьющейся посуды, на мою обожженную кожу полетели прохладные
брызги. Судя по всему, непутевое существо с перепугу благополучно
уронило на пол посудину с предназначенной мне водой. Пучеглазый что-то
прорычал и наградил своего неуклюжего слугу такой оплеухой, что
бедняга едва удержался на ногах. Он виновато залопотал, пучеглазый
внимательно слушал его объяснения. Обо мне они, кажется, забыли.
- Черт, ребята, я хочу пить. - Настойчиво повторил я, и сам
поразился своему грозному реву - только что мне казалось, что я и
застонать не могу. Существо жалобно пискнуло и брякнулось на пол. Судя
по всему, оно потеряло сознание. Каменное лицо пучеглазого слегка
перекосилось, и он поспешно удалился.
Прошла минута - одна из самых длинных минут в моей жизни. Мне
по-прежнему не удавалось активизировать свой вялотекущий мыслительный
процесс, так что я старательно мучился от жажды и боли - за неимением
других развлечений. Наконец он вернулся. Молча протянул здоровенную
миску - мне пришлось взять ее обеими руками, одной я ни за что не
удержал бы! Руки тут же взвыли от боли, но посудину я все-таки не
уронил. Воды в этом объемистом сосуде было совсем немного - не больше
стакана. Жидкость показалась мне довольно затхлой и теплой, но она
была мокрая, и это с лихвой компенсировало прочие недостатки. После
нескольких глотков я понял, что вкус воды был не столько затхлым,
сколько чужим - совершенно незнакомый вкус, словно в ней неделю
плавали какие-нибудь марсианские водоросли. Тем не менее, я выпил ее
до последней капли. Жажда отступила, но боль, кажется, только
усилилась. Я снова услышал свой голос - как бы со стороны, словно
какая-то часть меня не решалась вернуться в тело и взволнованно
наблюдала происходящее с безопасного расстояния. Голос звучал на
удивление твердо и властно - иногда я сам себе поражаюсь!
- Мне нужна какая-нибудь мазь от ожогов. Только очень быстро, а то
я загнусь.
Пучеглазый снова наморщил лоб. Разумеется, он не понял ни слова. Я
заставил себя встать - меня шатало из стороны в сторону, словно я
только недавно начал брать уроки пешей ходьбы, но я все-таки
приблизился к нему и поднес к его носу свои обожженные руки. Дядя
испуганно отшатнулся, машинально схватился за пояс - я с изумлением
отметил, что на поясе у него болтается здоровенный кинжал в
монументальных ножнах - потом понял, что я не собираюсь драться, и
изумленно уставился на мои многострадальные конечности.
По крайней мере, у этого дяди было одно неоспоримое достоинство:
он каким-то образом умудрялся правильно интерпретировать мои жалкие
попытки объясниться и выполнял мои требования - по крайней мере,
пока... Через несколько минут у меня в руках оказалась здоровенная
склянка, наполовину наполненная темной резко пахнущей слизью - именно
так могла бы выглядеть медуза, умирающая от чумы. Прикосновение к этой
мерзости показалось мне отвратительным, но боль в обожженных руках
сводила с ума, так что я опасливо обмакнул палец в вонючую жуть и
осторожно провел им по запястью. Через мгновение я с изумлением понял,
что крошечный кусочек моей плоти зажил своей благополучной жизнью,
совершенно не увязывающейся с общим скверным состоянием остального
тела. Мазь действовала, и еще как! Я тут же забыл о внезапном приступе
брезгливости и поспешно намазал вонючей дрянью обожженные места. Потом
я с наслаждением наблюдал, как уходит боль - она отступала удивительно
быстро, так тает кусочек льда, случайно угодивший в кипяток. Только
теперь я понял, что мои зубы выбивают мелкую дробь - то ли в помещении
было холодно, то ли меня просто знобило. Пучеглазый тоже это заметил.
Не дожидаясь моего очередного выступления, он огляделся по сторонам,
потом решительно кивнул, немного побродил по комнате - судя по всему,
что-то искал. Поиски увенчались успехом: он с торжественным
полупоклоном вручил мне нечто белое и бесформенное. При рассмотрении
загадочное `нечто` оказалось чем-то средним между просторной рубашкой
и коротким банным халатом. Мне показалось, что сей наряд уже давно
нуждался в хорошей стирке, но сейчас было не до жиру, годилось все что
угодно, лишь бы согреться.
Толстая ткань рубахи действительно оказалась теплой и вполне
уютной. Даже несправедливо обиженная давешними ожогами нежная кожа
запястий почти не возражала против ее грубого прикосновения - судя по
всему, вонючая мазь была воистину чудесным средством! Меня все еще
колотило так, что я боялся лишнее слово сказать, чтобы не прикусить
язык, но теперь я отлично знал, что температура воздуха тут не при
чем. Я постарался расслабить мышцы и дышать медленно и глубоко. Это
немного помогло - по крайней мере, дрожь почти унялась, а на большее я
и не рассчитывал.
По мере того, как проблемы моего тела худо-бедно утрясались, я
начал понемногу обдумывать происходящее. Сказать, что оно мне не
нравилось - значит не сказать ничего! `Не нравилось` - это еще
полбеды, хуже всего, что я по-прежнему ничегошеньки не понимал: ни где
я нахожусь, ни кто этот пучеглазый мужик, любезно одолживший мне свою
одежду, ни что было со мной несколько минут назад - прежде, чем я
обнаружил себя в этой полутемной комнатушке, освещенной только
пламенем в камине. Я вообще ничего не мог вспомнить, даже
обстоятельства, при которых получил ожоги - какое там, собственное имя
по-прежнему оставалось для меня загадкой!
Пучеглазый тем временем снова удалился и тут же вернулся с
кувшином. От кувшина исходил резкий запах перебродивших фруктов. Я
принюхался и решительно помотал головой.
- Не буду я это пить. Лучше просто дай мне еще воды. - Я вспомнил,
что он не понимает ни слова, взял в руки миску, в которой недавно была
вода, и выразительно помахал ею в воздухе, как бы зачерпывая невидимую
жидкость.
Мой новый знакомый в отчаянии воздел руки к небу - словно призывал
невидимого свидетеля отметить в своей записной книжке, что он сделал
все что мог. Потом он снова сунул мне под нос свой кувшин. Я начинал
злиться: этот дядя немного напоминал мою бабушку, которая бросалась
разогревать обед, если я пытался просто получить в единоличное
пользование обыкновенную горбушку хлеба. Объяснить ей, что мне больше
ничего не требуется, было совершенно невозможно! Я еще ожесточеннее
замахал перед его носом пустой миской. Я победил: пучеглазый залпом
выпил сомнительное содержимое своего кувшина, потом забрал у меня
миску и неохотно пошел за водой. На сей раз он наполнил свой
чудовищный сосуд до краев - выразить не могу, как меня это радовало!
Пить мне хотелось так, словно я только что закончил утомительный пеший
поход по Сахаре.
Теперь, когда мое тело было обеспечено необходимым для выживания
минимальным пайком жизненных благ, я решил попытаться объяснить
пучеглазому, что мне позарез требуется остаться в одиночестве. Сейчас
я был готов на все, лишь бы он оставил меня в покое - хоть ненадолго.
Мне почему-то казалось, что если мне удастся немного полежать, закрыв
глаза, мой ополоумевший чердак вернется на место, и я наконец-то
вспомню, как здесь оказался, пойму, что происходит и самое главное -
как устранить неполадки, которые явно имели место в моей внезапно
перекособчившейся жизни: я откуда-то знал, что она именно
`перекособочилась`, иначе и не скажешь. Вместо памяти о прошлом у меня
сейчас имелось только смутное ощущение, что раньше все было иначе, и
самое главное - гораздо лучше, чем сейчас!
Я немного подумал: на сей раз мне предстояло объяснить
доброжелательному пучеглазому незнакомцу довольно сложную штуку.
Наконец я выразительно постучал себя по груди, потом развел руки, как
бы обнимая пространство вокруг себя и в финале продемонстрировал ему
одинокий указательный палец.
На сей раз бедняга морщил лоб несколько минут кряду. Потом его
внезапно осенило, он понимающе кивнул и направился к выходу - мои
глаза уже привыкли к царившему здесь полумраку, так что я мог
разглядеть маленькую дверь в глубине помещения - такую низкую, что мне
наверняка пришлось бы согнуться чуть ли не вдвое, чтобы ею
воспользоваться. На полпути он остановился и вдруг с нелепым пафосом
душевнобольного священнослужителя провозгласил:
- Хелле куньль вэй урле эсте гер, нэхем маггот йонхет! Унлах!
- Усраться можно! - Машинально огрызнулся я и поморщился от резкой
боли в висках. Я был совершенно уверен, что боль вызвана нелепым
сочетанием звуков в речи пучеглазого. `Какой `куньль`, какой такой к
черту `хваннах`, - устало подумал я, - это же язык поломать можно!
Господи, неужели я навсегда утратил способность понимать человеческую
речь?! Только этого не хватало!`
Незнакомец наконец-то ушел, глубоко удовлетворенный своим
пламенным выступлением. Я остался один и осмотрелся по сторонам.
Небольшая комната освещалась только красноватым огнем камина.
Обстановка напоминала дешевую декорацию к `Фаусту`. У входа стоял
неприветливый остов, который я принял за скелет большой обезьяны,
приземистый и широкоплечий, его длинные руки касались земли. Мебели
было немного, но ее монументальные размеры с лихвой компенсировали
небольшое число предметов: их вполне хватило, чтобы загромоздить все
пространство. Огромный шкаф у стены, с которого на меня равнодушно
пялилось потрепанное чучело незнакомой мне птицы, гигантский сундук
посреди комнаты, здоровенный стол, уставленный колбами и ретортами -
словно с картинки из популяризаторской книжки о жизни средневековых
алхимиков. Забавно: зловещий вид комнаты оставил меня совершенно
равнодушным - вся эта мистическая дребедень вроде скелета у входа и
связок мелких сушеных тварей неопределенного происхождения над камином
даже спровоцировала меня на слабую улыбку: слишком уж глупо! Ничего
похожего на кровать в комнате не было, поэтому я недолго думая улегся
на толстый ковер, которым был устлан пол. Спать мне не хотелось, но
для того, чтобы бодрствовать, не осталось сил, поэтому я просто впал в
оцепенение: лежал, тупо уставившись на пляшущие язычки пламени. Скажу
честно: я даже не пытался вспомнить, кто я такой, и что было перед
тем, как я обнаружил себя в незнакомой обстановке, наедине с этим
пучеглазым красавчиком, лопочущим что-то на незнакомом мне языке.
Более того, я очень не хотел вспоминать. Я смутно подозревал, что
после этого моя жизнь станет адом. Так оно и вышло, в конце концов...
Какое-то время я не мигая смотрел на огонь - чтобы мигать,
требуется иметь хоть сколько-нибудь силы, а у меня ее не было даже на
такой пустяк. Потом я почувствовал печаль - она была похожа на
физическое неудобство, что-то вроде зарождающегося флюса, только ныла
не десна, а та загадочная часть организма, каковую принято именовать
душой. Через некоторое время этот `нарыв` прорвался, и я вдруг
вспомнил, как все случилось, и еще много чего я вспомнил, можно
сказать, абсолютно все - моя замечательная жизнь промелькнула передо
мной за одно мгновение, и я чуть не захлебнулся от изобилия ярких
красочных подробностей. А потом этот фейерверк превратился в несколько
файлов информации, я переварил эту самую информацию и тихо заскулил от
боли и тоски, поскольку с ужасом понял, что моя жизнь закончилась, и
изменить сей прискорбный факт невозможно. Вообще-то, мои ощущения
говорили мне, что я все еще жив: насколько мне известно, мертвым не
хочется пить, а я уже успел вылакать чуть ли не все содержимое
оставленной мне миски и хотел еще. Но мои драгоценные ощущения в
настоящий момент не имели никакого значения, поскольку все рухнуло к
чертям собачьим, и у меня не осталось ничего, чем я мог дорожить -
кроме, разве что, врожденной способности делать вдохи и выдохи...
Одним словом, всего несколько часов назад жизнь моя была прекрасна
и удивительна - я не преувеличиваю! В последнее время я принадлежал к
числу редкостных счастливчиков, у которых не найдется на что
пожаловаться, даже если им пообещают платить по штуке баксов за каждую
мало-мальски аргументированную жалобу. Мне наконец удалось
организовать свою жизнь таким образом, что меня окружали только
восхитительные вещи и такие замечательные рожи, что я все время боялся
проснуться и обнаружить, что на самом деле ничего не было - а ведь не
зря боялся, оказывается!.. Впрочем, я не `проснулся`, скорее уж
наоборот - погрузился в какой-то невразумительный бред. Сейчас я
достаточно четко помнил, каким образом оказался в этой полутемной
комнате. Впрочем, тут и помнить особо было нечего. Я сидел дома и ждал
одну очаровательную леди, которая обещала мне долгую прогулку при
самой что ни на есть полной луне. Разумеется, я позволил себе
удовольствие составить приблизительный план развития событий - честно
говоря, план, который меня полностью устраивал, не производил
впечатление реалистического, но меня это не слишком беспокоило: в
последнее время все шло так, как я хотел, и я обнаглел настолько, что
решил, будто теперь так будет всегда... Кажется, я задремал, сидя в
удобном кресле, а потом случилось нечто неописуемое. Больше всего это
напоминало землетрясение: земля ушла у меня из-под ног, кресло куда-то
подевалось из-под задницы, а мир вокруг меня начал беспорядочно
дергаться, словно его взбивали в невидимом шейкере. Потом я отключился
- по крайней мере, реальность окончательно исчезла, и я вместе с ней,
а когда я кое-как оклемался, она уже сменилась совсем другой
реальностью, так один кадр кинофильма сменяется другим: только что
герой задумчиво бродил по своему саду, хлоп - и он уже бороздит
просторы Вселенной на каком-нибудь дебильном космическом корабле...
Впрочем, уж я-то не `бороздил просторы Вселенной`. Я лежал на полу,
рядом с этим чертовым камином, а моя рубашка дымилась, недвусмысленно
собираясь вспыхнуть. Потом я увидел пучеглазого и попытался вступить с
ним в диалог, что было весьма затруднительно - одним словом, начал
играть в новую игру, так и не ознакомившись с правилами. Меня не
покидало смутное предчувствие, что правила мне не понравятся...
- Идиотство! - Жалобно сказал я вслух и позорно всхлипнул. Через
несколько секунд по моей щеке медленно поползла мокрая дрянь.
Впрочем, для того, чтобы страдать, требуется куча сил, которых у
меня не было с самого начала - хоть с этим мне повезло! Поэтому я
просто лежал на ковре и смотрел на огонь: пляска невидимых саламандр
всегда меня успокаивала, этот нехитрый прием сработал и сейчас. Больше
всего на свете я хотел заснуть, а потом проснуться у себя дома, и
напрочь забыть этот кошмарный сон. Первый пункт программы я худо-бедно
выполнил через пару часов - впал в жалкое подобие забытья, и мне
снились все те же мигающие языки пламени в камине и все те же
сумбурные воспоминания о доме, который я потерял. Со вторым пунктом
ничего не вышло... честно говоря, я и не слишком-то надеялся! Я
проснулся в той же самой комнате, лежа на ковре, незамысловатые
переплетения его толстых волокон отпечатались на моей щеке. Меня
разбудили пронзительные вопли. Орали, впрочем, не в помещении, а
где-то еще - через несколько секунд я понял, что эта адская какофония
доносится с улицы, кое-как встал, сначала на четвереньки, а через
несколько минут - на собственные ненадежные ноги, которые как на грех
оказались патологически длинными: в первое мгновение мне показалось,
что я еще никогда не смотрел на собственные ступни с такой
невообразимой высоты. Впрочем, это очень быстро прошло, я благополучно
вернулся в стройные ряды прямоходящих приматов и подошел к длинному
узкому окну. Стекла в окне не было вовсе - то ли его разбили, то ли
хозяин этой комнаты обожал свежий воздух... Я выглянул во двор,
удивляясь своему прекрасному самочувствию. Этой ночью мне было так
хреново, что я впервые в жизни был готов сдаться на милость первого
попавшегося лекаря, если бы он обнаружился где-то поблизости, а теперь
меня распирало от избытка энергии. Настроение, правда, оставалось
более чем паршивым, но по крайней мере меня больше не тянуло скулить и
жаловаться. Я был твердо намерен искать - и найти! - какой-то выход.
Для начала, впрочем, требовалось понять в какое именно дерьмо я влип.
Зрелище, которое открылось моему взору, не внушало особого
оптимизма. Вымощенный крупным булыжником двор, окруженный высоченной
каменной стеной, был довольно просторным и донельзя запущенным:
повсюду валялись какие-то предметы, смутно напоминающие примитивные
орудия сельскохозяйственного труда. Никаким сельским хозяйством тут,
впрочем, и не пахло, растительности вообще не было, даже каких-нибудь
чахлых пучков травы. Почти прямо под окном стоял невысокий деревянный
помост с отверстием в центре. На помосте неуклюже топтались крупные,
пестрые, удивительно толстые птицы, их хвосты немного напоминали
хвосты здорово общипанных павлинов. Несмотря на нелепую внешность,
птицы внушали некоторое уважение: клювы у них были длинные и острые Но
шумели не птицы, они спокойно клевали какую-то дрянь, что-то вроде
черной каши, щедро размазанной по всему сооружению. Крики доносились
из-под помоста. Сверху мне не было видно, что происходит под помостом,
но я быстро сообразил, что там активно страдает настоящий живой
человек. Сначала я не мог понять, почему он так орет, но потом
разглядел, что из отверстия в помосте торчит совершенно голая задница
- без сомнения, она принадлежала несчастному мученику. Задница была
густо перемазана той же самой кашей, которая была раскидана повсюду.
Время от времени какая-нибудь птица клевала горемычную часть тела,
после чего следовала новая серия воплей. Приходить бедняге на помощь
явно никто не собирался, из чего я сделал вывод, что сие действо
развивалось согласно утвержденному сценарию.
- Бред какой-то! - Растерянно сказал я. Да уж, всю жизнь
подозревал, что у меня неплохие шансы сойти с ума, чего я не предвидел
- так это что мои галлюцинации будут настолько дурацкими!
Некоторое время я растерянно наблюдал за происходящим - ждал
развязки. Впрочем, никакой развязки не последовало. Во дворе
постепенно появлялись люди в довольно нелепой на мой взгляд одежде.
Они начали неохотно наводить какое-то подобие порядка: складывали свои
загадочные орудия труда в одну большую кучу, тихо и односложно
переговаривались, то и дело взрываясь хохотом - честно говоря, я до
сих пор не слышал настолько дружного, дебильного и в то же время
жизнерадостного ржания - возможно, просто потому, что никогда не
служил в армии... Никто не обращал внимания ни на крики, ни на задницу
в центре помоста. И уж тем более никто не спешил на помощь
великомученику. Очевидно кто-то `самый главный` считал, что задница
страдальца должна по-прежнему оставаться на месте. Честно говоря, сие
прискорбное зрелище немного подняло мне настроение. Не потому, что я
такой уж великий садист, просто происходящее было настолько нелепым,
что никак не могло быть частью моей жизни, не могло случиться НА САМОМ
ДЕЛЕ, поэтому я расслабился. Если я сошел с ума, есть шанс, что меня
вылечат - рано, или поздно. В конце концов, медицина постоянно
развивается, умники в лабораториях то и дело изобретают новые
лекарства, так что не все потеряно...
Тем не менее, пронзительные вопли обладателя голой задницы здорово
действовали мне на нервы, и без того порядком потрепанные. Я решил
покинуть свое временное пристанище - во-первых, я здорово надеялся,
что в коридоре не так шумно, а во-вторых, решил разыскать своего
пучеглазого приятеля и вообще разведать обстановку.
Обстановка была та еще. В коридоре оказалось темно, я вспомнил
дурацкую фразу своего детства: `как у негра в жопе` - это дивное
сравнение подходило как нельзя лучше, не знаю уж почему. Некоторое
время я брел наугад, придерживаясь рукой за теплую шероховатую стену,
потом увидел вдалеке за поворотом свет и решительно зашагал в ту
сторону. Пройдя пару десятков метров, я остановился на пороге
огромного зала, освещенного отчасти скупой порцией дневного света,
проникающего через маленькие узкие окна, а отчасти - бледным мерцанием
немногочисленных изящных светильников, украшавших стены. Инстинкт
самосохранения не позволил мне сразу же сунуться в центр этого
открытого пространства: мало ли что... Поэтому я нерешительно замер -
не на самом пороге, конечно, а прижался к стене рядом с дверью и
осторожно заглянул в зал - что там происходит? Ничего особенного,
собственно говоря, не происходило: в помещении было пусто. Через
несколько минут мне надоела собственная осторожность, и я переступил
порог. Прошелся по залу, разглядывая немудреные детали интерьера,
стараясь сохранять отрешенное - если не настроение, то хотя бы
выражение лица, как у туриста, слегка утомленного долгой экскурсией по
какому-нибудь очередному памятнику архитектуры. Ничего я так толком и
не разглядел, если честно: я был настолько выбит из колеи, что с
трудом воспринимал действительность, разве что ее общие очертания, или
особо невероятные детали, которым удавалось пленить мое внимание -
вроде давешней голой задницы, облепленной птичьим кормом.
Моя прогулка по залу была прервана скрипом одной из многочисленных
дверей. Я подскочил как ужаленный, но мои переживания не шли ни в
какое сравнение со стрессом, который пережил вошедший. Он замер на
месте в какой-то нелепой и на редкость неудобной позе, словно мой
взгляд неожиданно стал взглядом Горгоны - одна нога стояла на полу,
вторая повисла в воздухе, стопа неуклюже повернулась вовнутрь, одна
рука прикрывала лицо, другая - объемистое брюхо, обтянутое
ярко-красной курткой, явно сшитой не по его размеру. Потом он пришел в
движение, подскочил на месте, пронзительно взвизгнул: `Демон!` - и
наконец испарился, звонко пукнув напоследок - с перепугу, я полагаю...
Что касается меня, я удивленно хлопал глазами: прошлой ночью мне
решительно не удавалось объясниться с пучеглазым, а вопль моего нового
знакомца был мне совершенно понятен: демон - он и есть демон, тут и
понимать нечего, разумеется, этот чудесный человек имел в виду меня -
так мило с его стороны!
А потом до меня дошло еще кое-что. Толстяк в красной куртке не
произносил слово `демон`. Он сказал: `маггот`, но я сразу понял
значение этого слова, даже не затрачивая время на синхронный перевод,
как это бывает, когда слушаешь знакомую, но все-таки чужую речь. `Вот
это да, - изумленно подумал я, - кажется, я знаю местный язык! С чего
бы это?` Потом мне стало совсем нехорошо: мне вдруг пришло в голову,
что я родился и вырос в этом неуютном месте, просто потом на время
утратил память, вернее, обзавелся совершенно шикарными воспоминаниями
о том, чего со мной никогда не происходило... А теперь я начинаю
выздоравливать, так что в скором времени непременно вспомню свое, вне
всяких сомнений, безрадостное детство в замке Альтаон - я уже
откуда-то знал, что нахожусь не в доме, а именно в замке, и замок этот
носит гордое имя Альтаон! - и свою бессмысленную юность, проведенную в
этих же стенах, а потом меня окружат толпы счастливых родственников и
друзей, которые ужасно обрадуются, что я наконец-то вернулся к
реальности. Я чуть не рехнулся от такой перспективы, даже дышать
перестал, испугавшись, что еще одна порция воздуха окончательно свяжет
меня с этим местом, но потом взял себя в руки и решил не сдаваться. Ни
одна реальность не способна долго оставаться таковой, если ты в нее не
веришь. У меня была возможность выбирать, во что верить, и я сделал
свой выбор. `Это неправда, Макс, - твердо сказал я себе, - что бы тебе
не мерещилось, это не может быть правдой, поскольку твое сердце
принадлежит другому небу - какая, к черту, разница, куда занесло твою
кожу с костями и несколько килограммов кишок!`
Мне стало легче - настолько, что я мужественно вдохнул новую
порцию воздуха и попытался понять, что еще я знаю об этом месте - и
неважно, из какого источника взялось это загадочное знание. Через
несколько минут я с облегчением (и некоторым неуместным
разочарованием) обнаружил, что не так уж много мне известно. Кроме
того, что я находился в одном из залов замка Альтаон и понимал
значение слова `маггот`, я не знал почти ничего: например загадочная
кормушка для птиц во дворе, с голой задницей в центре по-прежнему
оставалась для меня загадкой, и каменная рожа моего давешнего
пучеглазого знакомца тоже не вызывала у меня никаких смутных
воспоминаний - я понятия не имел, кто этот смешной, в сущности, дядя!
Я подошел к окну, и земля снова ушла из-под моих ног: в небе сияло
целых три солнца - одно большое, другое поменьше и третье совсем
маленькое - чуть больше привычной моему глазу луны. Это уже было
слишком! Я судорожно схватился за подоконник, но это не помогло: я
грузно осел на пол. В моей голове не осталось ни одной мысли, и это
было величайшим из благ! А потом я почувствовал, что меня охватило
какое-то странное ледяное безразличие к происходящему и к своей
собственной судьбе. Меня больше не волновали такие насущные проблемы,
как количество солнц на небе. Это не имело никакого значения. Вообще
ничего не имело значения, в том числе и взволнованный голос
пучеглазого, достигший моих ушей. На сей раз я не нуждался в услугах
переводчика, но никаких эмоций по этому поводу больше не испытывал.
- Ты преодолел дверь, запертую моим заклинанием, всемогущий! -
Почтительно сказал он. Я больше не удивлялся, что понимаю его речь.
Ну, понимаю - и что теперь делать?!
- А она была заперта? - Равнодушно уточнил я. - Не заметил...
- Ты все-таки можешь изъясняться! - Восхитился пучеглазый. -
Нынешней ночью я подумал было, что язык кунхё непонятен демонам...
- Не знаю, понятен ли ваш язык демонам, но лично я этой ночью не
понял ни единого слова. - Честно сказал я. - А теперь понимаю. Хотел
бы я знать, почему?
- Ты провел ночь перед моим камином, ну конечно! - С энтузиазмом
воскликнул он. - А в моем камине всегда горит ПРАВИЛЬНЫЙ огонь...
- Что значит - `правильный огонь`? - Недоверчиво спросил я.
- Правильный огонь достался нам в наследство от Ургов, -
таинственным шепотом пояснил он, - этот огонь - источник знания,
мудрости и прочих благ для ума. Ты молча созерцал его, когда остался в
одиночестве, и теперь тебе ведомы многие вещи, которым в противном
случае пришлось бы долго учиться - даже тебе.
- Так все дело в огне? - Удивленно уточнил я.
Вообще-то, это было похоже на правду: я помнил, как заворожила
меня пляска оранжевых искр в глубине камина, они оставались со мной
даже во сне. Это действительно было похоже на гипноз, или еще
какую-нибудь паранормальную дребедень в таком духе.
- Конечно, все дело в огне, - серьезно подтвердил пучеглазый. -
Эта стихия имеет сильное влияние на разум. Правильный огонь дает
доступ к знаниям, а неправильный может сжечь память неосторожного,
поэтому разумный муж не станет созерцать огонь в незнакомом месте.
- А есть еще и `неправильный огонь`? - Насторожился я.
- Разумеется, - подтвердил он. - Сейчас пришли плохие времена, и
почти во всех очагах горит огонь, добытый неумелыми хурмангара. Он
почти так же опасен, как моя Метла Рандана...
У меня уже голова шла кругом от этой загадочной информации, а еще
больше - от некоторых словечек, вроде `рандана`, или `хурмангара`,
значение которых я не понимал - странно, если учесть, что язык, на
котором мы говорили, казался мне если не родным, то, во всяком случае,
усвоенным с детства.
- Может быть, этот ваш огонь действительно дает доступ к знаниям,
но я по-прежнему почти ничего не понимаю, - сердито сказал я. - Есть
много вещей, о которых я хотел бы узнать.
- Что именно? Я с радостью отвечу на твои вопросы. - Пучеглазый
развел руки в жесте, который, очевидно, должен был символизировать
гостеприимство: дескать, добро пожаловать! Но особой радости на его
раскрасневшейся физиономии я не обнаружил - только напряженное
внимание, словно он в любую минуту ожидал нападения. Позже я понял,
что так оно и было: в моем обществе этот дядя всегда чувствовал себя
так, словно сидел верхом на атомной боеголовке.
- Отлично, - вздохнул я. - Вопрос первый: кто вы такой? Вопрос
второй - где я нахожусь? Вопрос третий, самый главный: что вообще,
черт побери, происходит?! Рассказывайте!
- У тебя странная манера изъясняться, - осторожно заметил
пучеглазый. - Ты говоришь со мной так, словно перед тобой не один
собеседник, а по меньшей мере двое.
- Ладно, перехожу на `ты`, - согласился я, - нет ничего проще! А
как насчет моих вопросов? На них существуют хоть какие-то ответы?
- Ответы всегда существуют, - философски заявил он, - но они не
всегда нам нравятся... Я боюсь, что мои ответы могут тебя прогневать.
- Если меня что-то и может `прогневать`, так это молчание, - я
почувствовал, что этот внушительный дядя действительно относится ко
мне с заметным опасением, и на всякий случай скорчил зверскую рожу.
Это произвело впечатление: он согнулся в глубоком поклоне и торопливо
заговорил.
- Я уже представился тебе вчера, но в тот момент ты не понимал мою
речь...
- Да, действительно, я вспомнил! - Удивленно перебил я его.
Глупо получилось: я спрашивал о том, что и так знал. Этого
человека звали Конм Таонкрахт, он был Великим Ранданом Альгана и
заодно владельцем этого веселенького местечка - замка Альтаон и хрен
знает какого количества акров бесплодной земли и непроходимых лесов
вокруг. Со мной творились странные вещи: я откуда-то совершенно точно
знал, что земли вокруг замка - именно бесплодные, зато понятия не
имел, что означает слово `рандан`, хотя смутно подозревал, что мой
новый приятель - большой начальник... Создавалось впечатление, что
глядя на пламя в камине я действительно получил доступ к необъятному
источнику полезных знаний, но не искупался в этом источнике, а
довольствовался тем, что на мою кожу попало несколько ледяных брызг:
некоторые фрагменты нового полотна реальности были для меня совершенно
ясны и очевидны, но их было слишком мало, чтобы сложить целостную
картину.
- Твое имя Таонкрахт и я нахожусь в твоем замке, да? - На всякий
случай спросил я. Он кивнул и снова уставился на меня немигающим
тяжелым взглядом своих выпученных глаз. Мне вдруг показалось, что
Таонкрахт очень стар, хотя он не был похож на старика: его массивное
тело казалось подвижным, а на его странном, властном и, признаться,
весьма отталкивающем лице было не так уж много морщин.
- Но я по-прежнему не понимаю, как я сюда попал. - Закончил я и
выжидающе уставился на своего потенциального информатора.
- Я расскажу тебе, - пообещал он, и снова надолго умолк. Потом
неожиданно спросил: - А ты не страдаешь от голода?
- Не страдаю, - решительно сказал я, - может быть, позже начну
страдать, но не сейчас... Я опять хочу пить. Кофе у вас, конечно же,
не варят?
Он посмотрел на меня с таким неподдельным удивлением, что я сразу
понял: слово `кофе` для господина Таонкрахта - такая же абракадабра,
как слово `рандан` - для меня.
- Ну да, значит не варят, - печально кивнул я, - этого я и
боялся... Про чай и прочие радости жизни и спрашивать не буду. Ладно,
хоть воды дайте! Если можно - горячей.
Мой заказ произвел на Таонкрахта неизгладимое впечатление.
- Ты все время требуешь воды! - Изумленно сказал он. - Вот уж не
думал, что демоны питают такое пристрастие к воде!
Я окончательно уяснил, за кого меня принимают, и уже открыл было
рот, чтобы возразить, но в последний момент передумал. Правду сказать
всегда успею - сначала надо принюхаться. Возможно, в этом месте демоны
пользуются какими-нибудь особенными привилегиями - например,
привилегией оставаться в живых... Не то чтобы я размышлял о возможных
опасностях, скорее, у меня просто пробудились какие-то дремучие, но
полезные инстинкты хищника, выросшего в мире таких же хищников, как он
сам - как нельзя более вовремя, надо отдать должное!
- Я хочу воды, и все тут! - Тоном избалованного наследника
какого-нибудь восточного халифа заявил я.
- Могу ли я пригласить тебя в главный зал замка? - Заискивающим
тоном спросил Таонкрахт. - Там уже накрыт стол и... Да, я непременно
прикажу принести горячую и холодную воду для тебя. Столько, сколько
захочешь!
- Это радует, - вздохнул я. - Ладно, пошли...
Мы вышли в коридор. Возле двери топталось несколько ребят в
чертовски нелепых разноцветных костюмах и смешных тряпичных туфлях. Их
манера одеваться резко отличалась от костюма самого Таонкрахта,
который был закутан в роскошный черно-белый плащ, под которым я
заметил металлический блеск самых настоящих доспехов, а его сапоги из
тонкой белой кожи казались настоящим произведением искусства.
Любопытствующие граждане уставились на меня с неподдельным страхом, но
один из них вдруг глупо ухмыльнулся. Таонкрахт тут же залепил ему
мощную оплеуху, бедняга взвыл и отлетел к стене. Такие же убойные
оплеухи достались еще двоим, остальные разбежались, завывая от страха.
Социальный статус этих ребят не вызывал у меня особых сомнений: судя
по всему, мне посчастливилось познакомиться с местными смердами.
- Не гневайся на неразумных урэгов, Маггот! - Виноватым голосом
сказал Таонкрахт. Я знал, что слово `маггот` значит - `демон`, но в
данном случае оно прозвучало как имя собственное. - Они готовы
пялиться на что угодно, а уж после того, как этот дурак Цуцэл
раззвонил по всему замку, что видел тебя в большом зале...
- А это были `урэги`? - Равнодушно осведомился я.
- Да. Самая бестолковая каста! - Сокрушенно сообщил Таонкрахт.
- Ну и черт с ними, - вздохнул я, - не будем отвлекаться. Если я
правильно понял, ты собирался меня кормить, поить и отвечать на мои
вопросы. Давай этим и займемся!
Он кивнул и торопливо зашагал по коридору. Я шел следом, изо всех
сил стараясь отогнать мрачные мысли и ностальгические воспоминания и
сосредоточиться на главном: мне требовалось понять, каким образом
можно покинуть это место и вернуться домой - чем скорее, тем лучше.
Имелась у меня и программа-минимум: выжить. Уж ее-то я был просто
обязан выполнить!
Экскурсия продолжалась довольно долго. Я пытался запоминать
дорогу. Получалось не очень-то: спортивное ориентирование на местности
никогда не было моей сильной стороной. Одна встреча совершено выбила
меня из колеи: мимо нас гордо прошествовал невысокий стройный мужчина

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ




Россия

Док. 117571
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``